Текст книги "Фирма"
сообщить о нарушении
Текущая страница: 40 (всего у книги 45 страниц)
— Работа… Нас что, под дулом автомата на эту работу гнали? Нет! Сами выбрали себе… Шоу-бизнес! Тьфу! Это единственное, что есть в этой стране. У нас вся страна — сплошной шоу-бизнес! И при Брежневе, и при Сталине — один шоу-бизнес. Одна показуха. Одно-единственное шоу на весь мир. Фабрика по производству дерьма!
Ваганян понимал, что забирать Романа нужно, что сам Кудрявцев, будучи в весьма неадекватном состоянии, может просидеть на наркоманской квартире целую неделю.
«Смена обстановки. Положительный стресс. Бывает, что и в куче говна понравится. После десяти лет жизни во дворце. Это мы понимаем, — думал Артур, выезжая на Сущевку. — Но все равно, хорошего — понемножку. Поторчал, Рома, и будет. Нас ждут великие дела».
Когда Артур подъехал к дому, в котором проживала группа, он понял, что интуиция его не обманула.
Возле нужного ему подъезда стояли «скорая», милицейский «газик» и черная «Волга». Сразу за «Волгой» приткнулась казавшаяся здесь совершенно лишней красная «Тойота», рядом с которой стоял высокий мужчина в отличном костюме, двое милицейских чинов и санитары.
Артур вышел из своего автомобиля и пошел прямо к машине, имевшей совершенно недвусмысленный «табельный» вид. Подойдя к «Волге», он посмотрел на компанию у японской красавицы.
— А-а… Господин Ваганян, если не ошибаюсь, — громко сказал владелец дорогого костюма. — Прошу к нам. Вам уже сообщили?
— Что сообщили? — спросил Ваганян, оглядываясь.
— Его уже погрузили, — ответил Буров. — Так что вы ничего тут не увидите. Вы как здесь, собственно, оказались?
— А вы кто? — спросил в свою очередь Ваганян, предполагая, что сам может дать ответ.
— Старший следователь городской прокуратуры Буров. Так что привело вас сюда в столь ранний час?
— Я приехал за Кудрявцевым. Мы договорились, что я его заберу. На работу… Он всю ночь пил… За руль садиться не хотел.
— Это понятно.
— Где он?
— Там. Я же вам сказал. — Следователь махнул рукой в сторону «скорой».
— Что с ним?
— Убит ваш товарищ, — спокойно ответил следователь.
Ваганян ждал чего угодно, только не этого. Могла произойти драка, могло сердце сдать, приступ, но — «убит»?
— Как — убит?
— Из пистолета.
— Кто?
— Пойдемте-ка со мной, — сказал Буров и, взяв Ваганяна под локоть, направился к его машине.
— История, господин Ваганян, очень неприятная. И конечно, у меня к вам будет очень много вопросов. Относительно того, например, знали ли вы, чем ваши подопечные занимаются у себя на квартире?
— Что значит — чем занимаются? Спят они там, кушают. Чем еще занимаются? Они же работают чуть ли не каждый день…
— Это уже как достоинство воспринимается? «Чуть ли не каждый день…» Люди раньше ежедневно работали, и никто этим особенно не гордился.
— Послушайте, а можно по существу дела? Вы уж меня извините, но мне хотелось бы знать, что здесь произошло.
— Убийство произошло, господин Ваганян. Убийство. Убили вашего знакомого Романа Кудрявцева.
— Как убили? Кто убил?
— Убили из пистолета «Вальтер», старый такой пистолет, во время Великой Отечественной прославился. А убил… Судя по тому, чем мы сейчас располагаем, убил его певец вашей группы «Летящие» Евгений Мельников по кличке Джефф.
— Джефф? Не может быть! Этого не может быть! Джефф… Женька…
— На такой дозе, уважаемый господин Ваганян, на какой сидела вся эта компания, еще и не то может быть.
— Да как же?
— Все, что мы могли увидеть, это труп Кудрявцева…
— И?…
— И ваших спящих музыкантов, господин Ваганян.
— Спящих?
— Именно так. В руке у Евгения Мельникова был пистолет. Из которого, собственно, Кудрявцева и убили. На руках — следы пороховой гари. Еще какие-то доказательства нужны?
— Я не знаю…
— Если не возражаете, мы с вами побеседуем у меня в кабинете. Прямо сейчас. У вас есть время?
— Вообще-то…
— Работа?
— Да.
— Ну, это ведь тоже… — Буров кивнул в сторону «скорой». — Это ведь тоже ваша работа, насколько я понимаю? Форс-мажор у вас, господин Ваганян. Я пока что не вызываю вас официально, просто приглашаю на беседу. Мне кажется, нам есть о чем поговорить.
— Безусловно.
— Тогда поехали.
— А где…
— Ребята? Их уже увезли.
4
Рената взяла запикавшую телефонную трубку, лежавшую на пульте.
— Алё? Кто? А-а, ну ясно… Что вы хотели? Встретиться?
Она посмотрела на Бояна и сделала большие глаза.
— Можно. Отчего же? Где? Ну, приезжайте сюда. Куда сюда? В студию. К Бояну. Вы знаете? Ну, мы тут работаем. Сейчас будете? Нормально.
Рената положила трубку на пульт и посмотрела на Бояна.
— Кто это? — спросил Толя.
— Твои.
— Кто такие — мои?
— С «ВВВ».
— А-а… А кто именно?
— Какой-то Толстиков. Я сделала вид, что его знаю, типа, меня не проведешь…
— Правильно. Толстиков — нормальный продюсер. Да, в общем, они все одинаковые. Чего хочет?
— Поговорить, сказал.
— А-а… Ну, дело круто. Смотри, сейчас тебя будет перекупать. Сюда приедет, да?
— Ага. Минут через пятнадцать.
— Соглашайся. У них будешь в полном ништяке.
— Я и так не бедствую.
— Да брось, Рената. Этот твой Портнов — самодеятельность. «ВВВ» — нормальные люди, солидол.
— Солидол? И что твой солидол? Тебе-то сколько за эту работу заплатили?
— Нормально заплатили. Дело не в том, сколько я получил сейчас. Дело в перспективе. Я от них теперь не отлипну, присосался и буду сосать до конца дней своих. Им по фигу, врубись. Я там терся с ихними продюсерами. Слушал, что говорят. У них там бабла — немерено. Все в шоколаде. Не знают, куда девать. Политики все — ихние кореша. Но на самом деле, Рената, тут такое закручивается, что мало не покажется. Ты еще узнаешь. Я пока не могу говорить, но скоро все в шоколаде будем. Есть тема.
— Политики, говоришь? — пропустив мимо ушей последние слова Бояна, спросила Рената. — А какие?
— Все. И правые, и левые. Они все на одних теннисных кортах друг с другом рубятся. Дружат. Только в телевизоре собачатся, а в жизни — дружат семьями. «ВВВ» — оно при любой власти будет стоять. Придут коммуняки — просто переименуют как-нибудь, и все. В совке знаешь как артисты круто жили? Утесов там, другие… Круче стояли, чем сейчас Киркоров. Так что мой тебе совет: предложат с ними работать — соглашайся.
— Что-то до сих пор не предлагали.
— А хули тогда Толстиков сюда едет? Смотри — они тебя на мой альбом пригласили, типа так, по-дружески. Заплатили…
— Что они заплатили — тонну дали…
— За песню.
— Ну. Это что — много?
— Так, милая, диск-то не твой и песня не твоя. А была бы твоя — другой бы расклад был. Ты слушай меня. Если Толстый тебе предложит диск купить, ну, твой, меньше стошки не заряжай. У них бабки есть, я отвечаю. Если ты им нужна, они заплатят. И главное, на перспективу забивайся.
Толстиков приехал, как обещал, через пятнадцать минут после звонка. Видимо, он связывался с Ренатой уже из машины.
— Привет, — прогудел он, внося свое длинное худое тело в маленькую комнатку аппаратной. — Как дела, Толя?
— Классно, Илья Ильич. Закончили работу. Сейчас вот с Ренатой слушаем, прикалываемся.
— Ренаточка, здравствуй, извини, не заметил тебя…
— Это ничего, — усмехнулась Рената. Она сидела сразу за дверью на полу, нацепив на голову наушники, и Толстиков, войдя в помещение, прошел мимо нее, оставив девушку за спиной. — Ничего. Здравствуйте… Илья Ильич, да?
— Можно просто Илья.
— Отличненько!
— Так что, с альбомом все в порядке? Можно показывать?
— Можно. Все классно, Илья Ильич. На Эм-Ти-Ви пойдет в полный рост.
— В смысле?
— Ну, клип-то будем снимать? Со всеми участниками?
— А, ты об этом. То-то я понять не могу — как это, альбом, телевидение… Совсем у меня голова не работает. Я на самом деле о другом думал… Мне бы, Рената, с тобой поговорить…
— А говорите тут, Илья. У меня от Бояна секретов нет. Он у меня вообще вроде консультанта.
— Ну что же, это к лучшему. Тогда, Толя, расскажи, что ты думаешь о нашей компании.
— Солидная компания, — спокойно сказал Толя. — Слово держите. Все по чесноку делаете.
— По чему? — не понял Толстиков.
— В смысле, по-честному. Не кидаете.
— А, ну да. Конечно. Как же это — артистов кидать? Это ведь наш хлеб. Наш, так сказать, золотой фонд.
— Приятно слышать. — Рената улыбнулась.
— Рената, — обратился к ней Толстиков, улыбнувшись в ответ. Странно было видеть улыбку на его изборожденном ранними морщинами, сухом, как щепка, лице. — Рената, скажи откровенно.
— Да. Я всегда говорю откровенно.
— Какие у тебя отношения с Портновым?
— Ха… Ну и вопрос. Некорректный, можно сказать. Но вам отвечу. Чисто деловые.
— Понятно, Рената, я это и имел в виду. Скажи, нравится тебе с ним работать?
— А вы хотите предложить что-то более интересное?
— Ты сначала ответь на вопрос.
— Ну, сначала, если честно, было неплохо. А сейчас…
— Что?
— Сейчас мне кажется, что я его переросла.
— В каком смысле?
Рената прищурилась и посмотрела Толстикову в глаза.
— Я могла бы зарабатывать больше.
— Ты так думаешь? А что же мешает?
— Размаху у него нет. Он же один пашет.
— Один?
— Ну да. Ему все не охватить. Вот с вами сделали одну песню, классно же получилось!
— Это мы послушаем, — заметил Толстиков.
— Да супер, чего там думать! Я как профессионал говорю, это лучшая песня на диске, — сказал Боян. — Хит будет номер раз. Можно сразу клипешник делать. Еще один. Чисто на эту песню.
— Да? — Толстиков перевел взгляд с Бояна на Ренату.
— Ну, сделаем клип, а твой продюсер нам его тормознет.
— А фиг ли он полезет?
— У тебя же с ним контракт, так или нет? На эксклюзив?
— Ну и что?
— Как это — что? Он вложил деньги, потребует неустойку.
— Ну, я не знаю тогда. Он меня не устраивает.
— Тут, Рената, дело серьезное. Устраивает, не устраивает, деваться некуда.
— Слушайте. А насчет клипа вы серьезно?
— Да, — кивнул Толстиков. — Для нас это по деньгам вполне доступно. И если песня нам понравится, то имеет смысл ее раскручивать отдельно. Только вот проблема с твоим продюсером…
— Так надо ее решать! — выкрикнула Рената. — Он у меня на шее сидит, сука, кровь из меня пьет. Я сейчас на гастроли ездила больная… Простудилась. Давай, говорю, перенесем. Он отвечает — никак нельзя. Шоу маст гоу он, типа. Тоже мне, большой босс… А заработали — с гулькин этот самый. Вообще, я давно хочу его послать. Если я упрусь — что он мне сделает? Он же меня петь не заставит? Я скажу — не буду петь, и все. Пусть сам поет. Или — принимай мои условия. Тогда выйду на сцену.
— Слушай, Рената. Не будем ходить вокруг да около. То, что ты сейчас сказала, — детский лепет. Ты уж извини меня за прямоту. У нас к тебе есть предложение. Мы, то есть «ВВВ», хотели бы с тобой работать. На долгосрочном контракте. Лет на пять, можно больше. Только пусть у тебя будет фора. Надоест с нами — уйдешь. А то впишемся на десять лет, а потом переругаемся через год. И каторгу тянуть до конца контракта. Надо нам это? Нет, не надо. Так как ты?
— А что у вас за условия? Хотите работать, а что вы мне даете?
— Что даем? Во-первых, расклад концертов на полгода вперед. Ты сможешь планировать свои дела. Даем зарубежные гастроли: Европа, Америка, Израиль. Даем делать по альбому в год. Ты же с Портновым на роялти сидишь? По звукозаписи?
— Ну, допустим.
— Вот. А мы тебе сразу платим аванс… Потом вычитаем его из твоих роялти, и остаток ты получаешь уже по продаже.
— А каков размер аванса, если не секрет? И еще меня интересуют гонорары за концерты. Это как бы те вещи, с которых я хотела бы начать переговоры. Но фиксированное расписание — это класс. А то Портнов мне за неделю сообщает — мол, едем на месяц по Сибири…
— Сейчас многие группы так живут. Времена нынче тяжелые.
— Эту песню мы слыхали. Так что с деньгами?
— С деньгами все просто. Ты работаешь со своей группой, за концерт получаешь пятерку. Делишь с музыкантами сама.
— Нет. Это не пойдет. Пусть будет администратор…
— Администратор, естественно, будет. А как же?
— Вот он пусть и платит музыкантам. Я скажу, сколько и кому. Из этой пятерки, разумеется.
— Хорошо. Дальше что?
— Дальше меня интересует размер аванса, я же сказала.
Толстиков прошелся по комнатке. Размер ее позволял сделать пять шагов от одной стены до другой.
— Понимаешь, Рената…
— Ага, вот, началось. «Понимаешь, Рената…» «Видишь ли, Юрий…» Ну-ну.
— Ты не дослушала, — терпеливо сказал Толстиков. — Дослушай, пожалуйста.
— Я вся внимание.
— В наших условиях я не могу тебе дать фиксированную сумму аванса. Это зависит от ситуации на рынке и — извини, мы деловые люди, так что будем говорить прямо — от твоей популярности в данный конкретный момент. Короче говоря, дело обстоит так. Если ты даешь альбом в течение ближайших месяца-полутора, аванс семьдесят штук. В две выплаты. Одна — по подписании контракта. Вторая — по сдаче мастер-тейпа. Дальше на каждый конкретный альбом будем обсуждать отдельно.
— Так-так-так…
— Ну и, соответственно, мы обеспечиваем рекламную кампанию, — добивал Толстиков, увидев, что при словах «семьдесят штук» оборона Ренаты, и так, в общем, иллюзорная, дала вполне видимую трещину. — Настоящую кампанию, широкомасштабную. С клипами, с радио, с телевизионными ток-шоу, с прессой, с плакатами, календарями, футболками, в общем, по-взрослому, как сейчас говорят.
— Ага. Ну что же… Значит, когда мы подписываем бумагу и получаем денежки?
— Когда ты решишь свои проблемы с Портновым. Если, конечно, тебя устраивают наши условия.
— Проблемы с Портновым? — спросила Рената и улыбнулась — Проблемы, говорите, с Портновым?
Рената взяла свой мобильник, потыкала пальцем в кнопки.
Боян и Толстиков, храня молчание, наблюдали за действиями суперзвезды.
— Алё, — сказала Рената. — Портнов? Это я. Слушай, Портнов, обстоятельства изменились. Как? Так, что я с тобой больше не работаю. Извини, старый, все было классно, я тебя люблю. Но работать больше не буду. Это последнее слово. Заходи на чаек. Пока, родной.
Девушка отключила телефон.
— Вот, говорят, провинция, — сказала она, задумчиво покачав головой. — А у вас в Москве может кто-нибудь так проблемы решать? То-то. Учитесь. Все, Илья Ильич, то есть, извини, просто Илья. Поехали за денежкой?
— Хоть одна хорошая новость за сегодняшний день, — сказал Вавилов.
— Да… Хотя возня с этим Портновым еще предстоит, я чувствую, — покачал головой Илья Ильич Толстиков. — Дура она, конечно, непроходимая. Разве можно вот так: «Я с тобой не работаю… Пока…» Она ведь серьезно думает, что на этом дело закончено.
— А разве нет? — спросил Вавилов.
— Ну кто же от такого куска откажется? Конечно, Портнов будет пальцы веером строить.
— Это его проблемы, — усмехнулся Вавилов. — С кем он там будет пальцы делать?
— Он работал с вятскими.
— О! Напугал. Я прямо таю, как мороженое. Ясное дело, куда нам до него! Вятка — центр Вселенной… — Вавилов почесал затылок. — Вятские… И как там у него с ними?
Беседа проходила в офисе Вавилова. Кроме Толстикова и хозяина кабинета, за длинным столом, предназначенным именно для таких вот не очень масштабных, но важных совещаний, сидели Шурик и Ваганян.
— Я в курсе. Отчасти, — сказал Шурик.
— Так, может быть, Александр Михайлович нас просветит? — Вавилов сделал в сторону Шурика широкий жест. Пальцы руки, которой он указал на питерского гостя, сжимали стакан с виски, смешанным с минеральной негазированной водой в пропорции 1:1.
— Да, я могу оказать вам, так сказать, информационную поддержку, — кивнул Шурик. — Хотя Владимир Владимирович меня сегодня и отгрузил…
— Ладно, Михалыч, разберемся. Видишь, какие у нас тут дела закрутились?
— Вижу, вижу. Но могу сказать то, что вас, возможно, порадует. Вы с этим Буровым раньше сталкивались?
— Нет. Я его вообще не знал, — сказал Вавилов.
— Я тоже только сегодня познакомился. Не могу сказать, что знакомство было очень приятным, — в свою очередь заметил Артур Ваганян.
— Ага… Ясно… В общем, я могу вам помочь замять это дело. — Шурик откинулся на спинку кресла.
— Замять? Это как же? А с ребятами что будет?
— Что будет? Сидеть будут. Не в санаторий же их.
— Серьезный скандал получается…
— А скандал — это что? Это разве не реклама?
Шурик взял рюмку водки и мастерски опрокинул ее в рот, влив жидкость прямо в желудок, не делая глотательного движения.
— Ты, Михалыч, прямо, что называется, с особым цинизмом…
— Да брось, Владимир Владимирович! При чем тут цинизм? Дело есть дело. Или мы их, или они нас. Сам знаешь.
— Ты о чем? — спросил Вавилов.
— Ладно, это все лирика, — махнул рукой Шурик.
— Правильно, Михалыч, — согласился Владимир Владимирович. — Про лирику мы можем после побеседовать. Давайте-ка, друзья мои, возьмем девушек, а? Поедем ко мне на дачу. Отдохнем, что ли? Я имею в виду, после того как решим наши проблемы.
Шурик усмехнулся. Как у него все просто! Как у него всегда все было просто, у этого Вовы Вавилова!
Рябой помнил, каким был Вавилов двенадцать лет назад, когда он торговал турецким ширпотребом и, кажется, не желал себе судьбы иной. Увлеченно работал, как в народе говорят, с огоньком. Тогда Шурик и предположить не мог, что Вова вырастет в фигуру такого масштаба.
