Текст книги "Фирма"
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 45 страниц)
«Когда человек резко бросает пить, он сразу западает на деньги, это все знают, — накручивая уверенность в правильности своих догадок, думал Митя. — Либо начинает вкалывать, как сумасшедший, зарабатывает, зарабатывает, все ему кажется мало, из кожи лезет, чтобы еще урвать, чтобы забить свой кошелек, свой сейф, свою квартиру под завязку. Синдром пропитых, прогулянных денег, времени и здоровья. Словно пытается нагнать, возместить утерянное, прожитое впустую. Либо — как Ольга. Сама не зарабатывает, не умеет, не может и не хочет, значит, надо присосаться к денежному мешку. Сначала я подвернулся. Посмотрела она — молодой человек упакован… Запала на меня. Появился Борис Дмитриевич — ах, он круче! Прыг на него. Ну, ничего, ничего. Этот вопрос решить можно. Тем более я давно хотел свое дело открывать. Пришла пора, что ли? А главное, есть варианты».
Митя ехал и думал, что «варианты», которые у него были уже давно и мысли о которых он старался отгонять, вполне реальны, но означают эти «варианты» шаг в совершенно новую жизнь, с другими, непривычными законами и реалиями.
В сорок лет резко все поменять, отказаться от одной жизни и начать другую — не так-то просто.
«Зато Ольга будет со мной. Ольга, деньги, власть. Чем плохо? Ну, нервы, конечно… А где без нервов? Хочешь зарабатывать — порти нервную систему. Иначе никак. По крайней мере, в наше время и в этой стране».
Митя вытащил телефонную трубку.
«Ладно, будь что будет. Как говорит народная мудрость — не фиг думать, трясти надо».
Удерживая руль одной рукой, Митя набрал нужный номер.
— Алло, Игнат? Это я, Митя. Встретиться бы надо. Если можно, то прямо сейчас. Где? В «Манчестере»? О'кей, через десять минут буду. Да, я из машины звоню…
— А не пролетишь? — спросил Игнат Митю, сидевшего напротив него за столиком в клубе «Манчестер». — Ничего, что я на «ты»?
— Нормально, — ответил Матвеев. — Мне так удобнее. Меня, честно говоря, все время ломало, когда мы с тобой на «вы» были.
— Мне тоже так удобнее. Короче, я задал вопрос.
— Знаешь, Игнат, если честно, то в нашей стране никто ни от чего не застрахован. Всякое может случиться. Форс-мажор. Дефолт какой-нибудь новый. Хотя как раз от дефолта мы застрахованы. На это дело дефолт не действует.
— А что действует?
— Что?
Митя посмотрел бандиту прямо в глаза. Глаза эти, по обыкновению, ничего не выражали.
«Как это они такую маску вырабатывают? — с откровенной завистью подумал Митя. — Ни за что не поймешь, о чем парень думает. Просто мертвяк какой-то. Артист, одно слово».
— Что действует? Откровенно сказать?
— Конечно. У нас, я так понимаю, серьезный базар идет. За деньги.
— Да. Если откровенно, помешать могут только бандиты.
Игнат усмехнулся.
— Зря смеешься. — Митя налил себе шампанского. — Тут разбор уже по-взрослому идет.
— А я что, пацан, что ли?
Глаза Игната нехорошо сузились, но Митя уже знал, что это — тоже игра. Игнат его испытывает. Если от такой мелочи Митя даст слабину, покажет хоть намек на испуг, с ним никто не будет иметь серьезных дел. Посчитают просто за трусливого фраера.
Митя спокойно выдержал взгляд Игната и, глотнув шампанского, ответил:
— Нет. Ты не пацан. Иначе я бы к тебе не обратился. Но надо трезво оценивать ситуацию. Понимать, с кем, возможно, придется иметь дело.
— И с кем же? Если ты такой умный, скажи.
— Скажу. Этот бизнес, ты же понимаешь, очень сытный. Валятся бешеные бабки, причем быстро. И не надо париться ни с нефтью, ни с железом. Все чисто, культурно, а заработки — будь здоров.
— Да? Что-то вот Кроха только платит и платит. Кстати, ты узнай там, эти ваши «Совы» — как у них дела идут? Кроха вписался, денег дал на раскрутку. А отдачи пока ноль. Ну, он максает, запал на эту телку, на Эльвиру. Но это беспредельно не может длится. Кроха деньги считает. Телка телкой, а суммы там уже пошли ломовые.
— Сколько он вложил, если не секрет?
— До хуя и больше. Ты лучше у Эльвиры спроси. Или у этого фраера, у директора ихнего. Кроха с ними двоими добазаривался. Фраер обещал…
— Моня, что ли?
— Может, и Моня. Не знаю. Пацан как пацан. Вроде правильный. Не мазурик. Но хотелось бы просечь, куда наше лаве течет. Кроха напрягаться начинает.
— Пусть не напрягается…
— Отвечаешь?
— Отвечаю.
Игнат еще раз пристально посмотрел Мите в глаза:
— Ну, хорошо. Так что ты предлагаешь?
— Я предлагаю вписаться в пиратство.
— Слышал я про эту тему. Только она уже схвачена.
— Схвачена. Но схвачена очень мало. На этом пироге еще много ненадкусанных краешков.
— Красиво говоришь, — усмехнулся Игнат. — Художественно. Прямо писатель. — Он налил шампанского в свой бокал и чокнулся с Митей. — Давай, мастер. Выпьем.
Поставив пустой бокал, Игнат постучал пальцами по столу. Тут же за его спиной вырос официант, и Митя подумал, что этот служитель ночного заведения либо обладает изощренным, уникальным слухом, позволяющим в грохоте музыки и шуме посетителей расслышать эту тихую дробь пальцев по столу, либо настолько вышколен Игнатом, что ловит малейшие изменения настроения своего важного клиента или даже предугадывает его желания.
— Еще парочку, — бросил Игнат официанту, и Митя чуть не хрюкнул, развеселившись от того, что бандит вдруг заговорил текстом булгаковского Шарикова.
Официант исчез и через минуту вернулся с двумя бутылками шампанского.
— Слушай, Игнат, — глядя на бутылки, сказал Митя. — А у тебя от шампанского голова утром не болит? Я, например, в таких дозах не могу. Мне бы лучше водочки. От шампанского, если его перепьешь, по утру вообще — туши свет. Голову не поднять.
— Да? А я ничего. Привык. Эй, слышь, — крикнул он в спину официанту. — Водки еще принеси. Бутылку.
— Ну так что же? — Он снова посмотрел на Митю. — Давай конкретно.
— Конкретно — бабки нужны. Для начала бизнеса.
— А у тебя нету, что ли?
— Есть. Но этого не хватит.
— Какие вы все-таки… — Игнат покрутил в воздухе пальцами. — Ничего сами не можете сделать. Чуть что — «бабки нужны». Я их рисую, что ли? Сам зарабатываешь не слабо.
— Да. Не слабо. На одного — не слабо. А для дела — маловато будет.
— И сколько же надо для дела?
— Много, Игнат. Надо структуру вписывать.
— Какую еще структуру?
— Вашу, например.
Матвеев слегка блефовал. Он понятия не имел, что за «структура» стоит за Игнатом и есть ли она вообще, но подозревал, что «крыша», которую представлял этот молодой и строящий из себя крутого мафиози бандит, не может состоять из него одного и еще таинственного Крохи, которого Митя никогда в жизни не видел. Если уж такая акула, как Гольцман, пользовался услугами Игната, значит, за ним точно должны стоять люди чрезвычайно серьезные и в криминальном мире уважаемые.
— Нашу… Хм… Интересные вещи говоришь, Матвеев.
Игнат впервые назвал Митю по фамилии, и тон его как-то странно изменился. Исчезло из голоса уркаганское ерничанье. Игнат вдруг перестал выглядеть бандитом, и облик его приобрел неуловимое сходство с государственным деятелем среднего звена, словно перед Митей сидел еще не примелькавшийся на телеэкранах, но вполне крепкий думский депутат.
— Ты, Митя, либо не понимаешь, что говоришь, либо действительно принял серьезное решение. Ты хорошо подумал?
— Да. Иначе не позвонил бы тебе. И не завел бы этот разговор.
— Структура… Тоже, словечко придумал. У тебя сегодня какой-то прямо творческий подъем, Матвеев.
— Очень может быть.
— Так что ты там про Москву начал? — поинтересовался Игнат. — Давай договаривай.
— Нужно с московскими партнерами все делать. Чем самим открывать производство, вбивать деньги в завод, лучше использовать готовый.
— Это понятно. А ты сам-то какие функции хочешь исполнять?
— Я хочу сделать новую фирму.
— Угу. А как же господин Гольцман?
Теперь Игнат смотрел на Митю наивными круглыми глазами. Митя еще раз удивился, как быстро меняет маски бандит и как обширен арсенал этих масок.
— Гольцман? При чем тут Гольцман? — Митя стукнул донышком бокала по столу. — Я от него ухожу.
— Что так?
— Сказал же тебе, свое дело хочу делать.
— И все? Это все твои причины?
— Понимаешь… Мне что-то не нравится, как он повел дела. Вернее, в какую сторону.
— А в какую?
— Все эти его игры с мэрией, с отделом культуры…
— И что?
— Знаешь, чем это закончится?
— Ну, чем же?
— Тем, что в один прекрасный день он тебе скажет: «Извини, Игнат, я в твоих услугах больше не нуждаюсь». И мне скажет то же самое. Сделает себе новый «Ленконцерт». Я ведь слышал частично всякие его переговоры. Он хочет войти во власть, частный бизнес его уже не устраивает. Ему нужен бизнес в государственном масштабе. Номенклатурой хочет стать. И тогда и ты, и я станем ему абсолютно не нужны. Я не знаю, как ты с ним договоришься, но если он фирму ликвидирует, то я от него уйду только с тем, что он мне даст. Понимаешь? Не с тем, что я хочу взять, а с тем, что он мне захочет дать. Меня это не устраивает.
— А что устраивает? Сколько ты хочешь взять?
— Я хочу взять все.
Игнат взял бутылку водки, неслышно поданную призраком-официантом, и сам наполнил Митину рюмку.
— Махни, братан. — Теперь он снова говорил, как обыкновенный урка, громко и вальяжно, растягивая окончания слов. — Махни. Вижу, нам есть о чем побазарить.
Моня сидел в машине Эльвиры и ждал, когда хозяйка разберется с инспектором ГАИ.
— Сука, — громко сказала Эльвира, сев в машину и хлопнув дверцей. — Взяточник паскудный.
— Сколько взял? — спросил Моня. Настроение у него было хорошее, и происшествие на Марсовом поле даже развеселило директора группы. Машина Эльвиры, поворачивая с Садовой на площадь к мосту, проскочила на красный и едва не размазала по асфальту небольшой табунчик студенток Института культуры, перебегавших через дорогу.
— Сколько, сколько… Пятьдесят баксов ему сунула.
— Много, — покачал головой Моня.
— А если бы он начал выебываться, в отделение бы погнал? Там вообще без штанов останешься.
— Или без прав, — добавил Моня.
— Да ладно, без пра-а-ав, — протянула Эльвира, выруливая на Кировский мост. — Что там, не люди, что ли? Всем деньги нужны.
— Ошибаешься. Сейчас мент принципиальный пошел. На одного взяточника три честных приходятся. Интересно, на чем они бабки делают, если у народа перестали брать?
— Ты мудак, Моня, — ответила Эльвира, опасно обгоняя дряхлые «Жигули». — Не берут только у тех, кто мало дает. А если сразу сунуть нормально, возьмут за милую душу.
— Это тебя в Магадане так научили? — улыбнулся Моня.
— Да. А что? Чем тебе Магадан не нравится?
— Он мне безумно нравится. Правда, я там ни разу не был. Но зато много читал.
— Читал он… Умный… Ладно, замнем про Магадан. Говно город, чего там, я согласна. Но и Питер тоже не ахти.
— Чем же тебе Питер не угодил?
— В Нью-Йорк хочу, — не ответив на вопрос, сказала Эльвира.
— В Нью-Йорк? Чем же ты там заниматься будешь?
— О-о… Нашла бы чем. Это вы все думаете, лежа на диванах, — чем бы заняться? Как бы денег заработать? А я, например, пошла и заработала. Нечего думать! Работать надо!
— Ну да, конечно.
Машина свернула к служебному входу дворца культуры Ленсовета.
Эльвира несколько раз погудела, чтобы расступилась толпа подростков возле железных ворот.
— Видишь, народу сколько? — спросил Моня.
— Да ладно, подумаешь… Не особо и много.
— Для первого концерта вполне достаточно.
— Посмотрим, что в зале будет.
Оставив машину во дворе, они прошли через вахту. Эльвира, не останавливаясь и не глядя по сторонам, сразу свернула в актерское кафе, через которое можно было попасть в гримерки, а Моня вынужден был отстать, удерживаемый руками знакомых, журналистов, товарищей-администраторов, музыкантов, друзей музыкантов, звукорежиссеров, друзей звукорежиссеров, друзей этих друзей и всей той обычной публики, которая посещает все концерты на халяву, считая, что входит в круг особо приближенных…
Цепкие руки держали Моню минут пять. Кому-то он выдал пропуск на сцену, кому-то — пропуск в гримерку, кого-то одарил билетами в зал для подружек, ожидающих на улице, с кем-то просто поздоровался и ответил на вопросы о предстоящем концерте.
Эльвира вошла в гримерку под приветственные крики Люды и Нины.
— Ну где ты, ей-богу? — Нинка вскочила с кожаного дивана и подлетела к припозднившейся солистке. — Мы тут чуть не обделались. Думали, опять машина встала или еще чего…
— Она и встала, — ответила Эльвира. — Гаишник тормознул на Марсовом. Полташку баксов отдала, чтобы успеть. И на концерт пригласила. Сказал — приедет.
— Еще не хватало! — Знакомый рокочущий голос за спиной заставил девушку обернуться. — Значит, теперь с ментами дружбу водим?
В дверях гримерки стоял Кроха.
— Кроха, милый!
Эльвира бросилась на шею двухметровому гиганту, которой тут же растопырил рельсоподобные руки, обхватил певицу и, прогнувшись в спине, «взял на себя», словно хотел провести один из приемов греко-римской борьбы, входящей сейчас в моду в высших политических кругах. Впрочем, Сергей Кропалев в детстве действительно занимался классической борьбой.
— Задушишь, дурак!
Эльвира повисла на груди Крохи, болтая ногами и стуча кулачками по широким, покатым плечам гиганта.
— Ладно, живи пока, — то ли в шутку, то ли всерьез сказал Кроха и разжал руки. — Ну как, девчонки, дадите сегодня по полной? — обратился он к Нинке с Людой.
— Ой, Сереженька, так страшно, — запела Людмила. — Мы волнуемся…
— Отставить! Выше нос, девушки, — пробасил гигант. — Мы вас в обиду не дадим. Слушайте, а Моня ваш, он где?
— Там, — махнула рукой Эльвира. — В кафе, наверное. Зачем он тебе?
— Надо обсудить всякие мелочи. Мероприятие, типа, — пояснил Кроха. — В кафе?
— Ну да.
— Понято. Пойду перебазарю. А вы — не бздеть!
— Есть, товарищ генерал, — ответила Эльвира. — Бздеть не будем.
— Вот и правильно.
Когда спина Крохи, элегантно миновав дверной косяк, скрылась в коридоре, Эльвира снова повернулась к подругам.
— Ну, готовы?
— Да нам-то что? Ребята играют супер. Концерт пройдет классно, Эля. Дадим всем по яйцам.
— Дадим, дадим, — кивнула Эльвира.
— А Моня бабки-то привез?
— Привез. Сейчас придет, всем выдаст. Его там по пути тормознули, языком зацепился с дружками.
Моня, однако, не просто «зацепился языком», как выразилась Эльвира. В данный момент он сидел за столиком в кафе, а напротив него расположился не кто иной, как Кроха — человек, давший деньги на раскрутку группы «Вечерние совы», вложившийся в сегодняшний концерт и имеющий теперь на коллектив очень большие планы. Особенно после беседы с Игнатом, который позвонил Крохе домой за полночь, когда тот, вернувшись из спортзала, принял душ и собирался, посмотрев по видео очередной новый боевик, лечь спать.
Сергей Кропалев вел более или менее здоровый образ жизни и старался не нарушать хотя бы, как он говорил, биохимический режим, если уж временной отсутствовал напрочь.
Время Кропалеву не удавалось планировать уже давно.
Сергей не был бандитом в обычном смысле этого слова. Конечно, ему множество раз приходилось участвовать в так называемых «силовых операциях», или «разборках», но при этом он никогда не был задействован в «наездах». Кроха очень гордился таким своим положением, хотя для не посвященного в тонкости бандитской жизни человека Кропалев был типичным представителем славного отряда «быков» или, как их еще называли в Питере, «пробойников». На самом же деле все выглядело не совсем так.
Несмотря на свой гигантский рост, фигуру атланта и низкий лоб, теряющийся в вечно насупленных густых бровях, Сергей слыл среди братвы интеллектуалом и больше занимался аналитической, нежели физической стороной преступной деятельности всех сообществ, в которых перебывал с начала своей карьеры вольного стрелка и уличного солдата удачи.
Уже вовсю занимаясь рэкетом, Сергей умудрился окончить Ленинградский институт киноинженеров. На последнем курсе он подкатывал к зданию института в новенькой «девятке», или «зубиле», как на заре перестройки именовали эту машину, быстро ставшую одним из необходимых атрибутов начинающих бандитов.
Сергей смог легко решить проблему службы в армии. Деньги и связи позволили здоровяку Кропалеву получить официальную справку о прискорбном состоянии его здоровья — настолько прискорбном, что ни о какой службе даже речи быть не могло.
В те же годы он приобрел себе хорошую квартиру в центре, на улице Правды, где находился его институт, и однокурсники любили бывать у Кропалева. Они гордились знакомством с бандитом и чувствовали себя вполне защищенными от всех бед и напастей перестроечного Питера.
Сергей занимался охраной ларечников на Владимирской площади. Потом его бригада охватила и Стремянную, открылся «филиал» в Купчино, возле станции метро и дальше — в районе автобусных остановок. Часть разросшейся группировки осела в Рыбацком, возле остановки электричек, где контролировала цветочников, книжников, торговцев фруктами, а главное — пивом. Ларьки, торгующие бутылочным пивом, были настоящим маленьким отечественным Клондайком.
