Текст книги "Последний шанс (СИ)"

Автор книги: Алексей Сидоренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 53 страниц)

   Однажды он даже спросил Алексея впрямую, почему он никогда не проявлял ни в чем своего личного интереса. Даже к наградам относился внешне уважительно, но подчеркнуто равнодушно. Самое удивительное, что Алексей не стал отпираться и подтвердил, что все так и есть. Но вот его ответ о причинах такого Сталина просто поразил. Алексей сказал, что находясь в этом странном положении практически голого разума, он понял, что все личное лишь уводит человека от истины, расставляет границы, не пускающие человека к создателю. И чем больше таких границ, тем дальше человек от Бога в своем сознании. В своем мире он не мог себе этого позволить. Слабость и зависимость физического тела от внешних обстоятельств, интересы, связанные с благополучием собственной семьи, необходимость постоянно подстраиваться под общепринятые условия и правила, все это существенно мешало. Здесь же он от всего этого свободен. Семья спит в безопасности, тело неуязвимо, есть – пить не просит. Ничего материального он с собой в свой мир захватить не в состоянии. Так ради чего тогда отделять свой интерес от единственного, имеющего настоящее значение – обеспечить с помощью этого мира выживание собственного?

   И тут Сталин понял, что фактически их отношения были странным союзом двух независимых одиночеств, при том, что один обладал всей полнотой власти, а другой даже отсутствием ее тени. При том, что для одного это был его мир, лежащий огромным грузом на его плечах, а для другого такой же мир на плечах, но другой, по странному велению судьбы кинутый ему на плечи и тесно связанный с этим миром.

   А может и не стоит ломать себе над этим голову? Может стоит просто принять все, как есть и пользоваться подарками судьбы, тем более, что их не мало? В конце концов это даже приятно иметь в полностью подконтрольной среде некий независимый, но дружески настроенный элемент. Да, пожалуй, так будет лучше.

Глава 65.

Взгляд на ситуацию из Берлина.

   Примерно в то же самое время, когда Сталин на ближней даче в тишине размышлял о перспективах изменения в мировой ситуации, теми же самыми вопросами задавались и в совершенно иных местах.

   Пятого января состоялось совещание у Гитлера с целью уточнения последних моментов перед началом европейской экспансии. На этот год у Германии были намечены очень серьезные планы.

   Первый их этап никаких принципиальных вопросов не вызывал. Занятие территории Голландии, Бельгии, Дании и Норвегии было тщательнейшим образом спланировано и подготовлено изнутри. Швеция недавно неофициально подтвердила готовность к дружественному нейтралитету, который по сути был союзническим договором, исключавшим разве что прямое участие в боях за границей шведских войск. В остальном страна ради сохранения своей официальной независимости готова была на все. Даже на массовые поставки любых требуемых рейху товаров по минимальным ценам и с хорошим кредитом.

   Чуть больше опасений у Гитлера вызывала Бельгия. Сомнений в том, что немецкие войска в случае чего сомнут бельгийскую оборону в момент, у фюрера не было никаких. Но какие-то военные действия все же ожидались. Тем более было до конца не понятно, какое непосредственное участие в этих событиях могут предпринять Франция и Англия. А еще легкой занозой в голове Гитлера постоянно сидело упомянутое в том неожиданном письме Сталина название бельгийского городка Дюнкерк. Он до сих пор не понимал, что имел в виду советский руководитель, но к подобным странностям относился крайне серьезно. Гитлер сам был в значительной степени мистиком, а потому прямое указание на какие-то вероятные события в будущем воспринимал далеко не как какой-то курьез.

   Все вышеназванные направления движения Германского Рейха к статусу Еврорейха входили в единый разрабатываемый план "Гельб", итогом реализации которого должна была стать победа над Францией.

   Этот план предусматривал наступление основных сил немецких войск (2 группы армий в составе 5 армий и танковой группы при поддержке 2 воздушных флотов) на фронте от Северного моря до южной границы Люксембурга через территорию нейтральных государств Нидерландов, Бельгии и Люксембурга.

   Направление главного удара намечалось южнее Льеж-Шарлеруа с форсированием р. Маас у Динана и Седана и последующим выходом главной группировки к нижнему течению р. Сомма, разгромом англо-французских войск и успешным завершением войны на Западе.

   Начало наступления планировалось еще на 12 ноября 1939, но затем сроки начала операции переносились около тридцати раз. Существенно менялся и сам план.

   Первоначально он назывался план ОКХ, за основу которого был взят план Шлиффена 14-го года. Однако, первоначальный план ОКХ не ставил перед собой особо серьезных задач, например, победу во Фландрии, а предполагал установление позиционного фронта вдоль реки Сомма. Но затем амбиции Рейха существенно выросли и план стал включать в себя уже выход к Ла-Маншу.

   Однако, и этот план не устроил фюрера. Кстати, именно ход обсуждения этого плана и его множественная переделка в существенной степени демонстрируют тот факт, что Гитлер на самом деле обладал отличным стратегическим мышлением. Именно он раскритиковал попытку повтора с несущественными изменениями плана Первой мировой. К подобному развитию ситуации его англо-французские оппоненты не могли не быть готовыми. Ведь линия Мажино вдоль франко-бельгийской границы гарантировала если не безопасность Франции, то, как минимум, серьезные трудности для атакующего. А потому именно территория Бельгии предполагалась всеми участниками, как вероятная зона боевых действий. А потому Гитлер потребовал представить новый план, который стал бы неожиданным для противника.

   И такой план был разработан начальником штаба группы армий "А" Эрихом фон Манштейном. Манштейн сделал вывод, что лучше нанести главный удар через Арденны в направлении Седана, чего союзники никак не могли ожидать. Основной идеей этого плана было "заманивание". Манштейн не сомневался, что союзники обязательно прореагируют на вторжение в Бельгию. Но, разворачивая там свои войска, они потеряют на какое-то время свободный резерв, загрузят до отказа дороги, а главное, ослабят "скольжением на север" оперативный участок Динан – Седан.

   Но и этот план встретил сопротивление штаба сухопутных войск, который счел его невозможным по причине плохой проходимости техники в горах. Тем не менее Гитлер был оповещен о наличии плана Манштейна, хотя и с критическими замечаниями.

   В итоге основным все же был признан план ОКХ, получивший название "Гельб", но в него были внесены существенные изменения, предусматривающие параллельную активность в Арденнах с упором на главный удар именно войсками группы армий "А".

   Затягивание с принятием окончательного решения сильно беспокоило Гитлера. Он буквально чувствовал, что задержка с началом операции может быть воспринита оппонентами как нерешительность и неуверенность в собственных силах, а потому вызвать игру на опережение. К концу 39-го года Гитлер уже начинал нервничать и торопить свой генералитет. Его главные опасения вызывала безопасность Рура, являвшегося главной ресурсной базой Рейха. Он всерьез опасался возможной атаки англо-французских войск в этом направлении. В случае аннексии Рурской области рейх был бы обречен. А потому Гитлер нестаивал на игре на опережение. Еще в конце 39-го года в одной из своих директив он писал:

   "

Я решил, не теряя более времени, перейти в наступление. Дальнейшее промедление не только повлечет за собой прекращение бельгийского и, вероятно, голландского нейтралитета, чем не преминут воспользоваться союзники, но и дальнейшее наращивание военной мощи противника, что подорвет веру нейтральных государств в окончательную победу Германии и значительно усложнит вступление Италии, как полноценного союзника, в войну

"

   Текущее совещание должно было поставить окончательную точку в обсуждениях всех оставшихся нерешенными вопросов, а сам представлен на окончательное утверждение фюреру к концу января текущего года.

   Оговоримся, что в последующем план "Гельб" перенес еще не одно изменение, прежде, чем воплотился в реальность, но на момент январского совещания в Ставке Гитлера он был именно таковым.

   С обсуждением плана "Гельб" совещание покончило довольно быстро. Общие цели и задачи были понятны, противоречий особых не существовало, а потому Гитлер поручил закончить детальную разработку плана в кратчайшие сроки и провести по итогам военно-штабные игры.

   Но на этом совещание не прекратило свою работу. Гитлер посчитал довести до собравшихся более долгосрочную стратегию Рейха.

   – У меня нет никаких сомнений в том, господа, что обсуждавшийся здесь план будет полностью выполнен войсками нашего вермахта в самые сжатые сроки. Следующий за ним этап понятен и очевиден. Мы должны разгромить Францию, являющуюся нашим единственным серьезным противником в континентальной Европе. Уверен, что нам под силу справиться и с этой задачей. Можете ничего не говорить. Настоящий вопрос не в этом, а в том, что делать дальше.

   Напрашивается вывод о том, что следующим объектом поглощения должна стать Англия. Победив ее Рейх не только уничтожит старого врага, но и окончательно освободится от гнета того унижения, что испытала наша страна по итогам Великой войны.

   Однако, сделать это будет совсем не просто. Сила англичан не в территории и не в сухопутных войсках, она в первую очередь в ее флоте и гигантских колониях по всему миру. Кроме того, сила Англии в ее золоте и контроле финансов по всему миру. Даже захватив острова, мы не победим Англию окончательно.

   Мы должны тщательно просчитать все возможности и спланировать эту войну так, чтобы не упустить инициативу и решить вопрос окончательно. А для этого нам надо сначала максимально ослабить Англию, лишить ее маневра, связей с колониями. Но и это не все. Нам крайне важно провести соответствующую подготовку наших войск. Сегодня в германии еще слишком много англофилов, считающих британцев братским народом. И это тоже один из самых печальных итогов той войны. Враг захватил не только наши земли, не только украл наше золото. Он унизил нас, внедрив в сознание миллионов немцев миф о том, что Германия не ровня Англии. А между тем историческая правда в другом. Это Вильгельм Аранский с помощью немецких штыков захватил Англию. И вместо благодарности мы имеем откровенную враждебность.

   Она понятна. Британия не терпит конкурентов своему господству. Но мы покажем ей, как она ошибается. Она уже ошиблась, когда скупила у США все долги Германии, думая, что этим сможет удержать торжество арийской справедливости. Мы уничтожим ее вместе со своими долгами. Нация торгашей и ростовщиков никогда не будет править нацией воинов. Мы построим наш величайший тысячелетний Рейх, в котором не будет места евреям-ростовщщикам, захватившим власть в Британии. Во главе общества должны стоять воины, а не торговцы. И так и будет.

   Мы захватим Францию, мы объединим под собой всю Европу и тогда мы нанесем по Британии смертельный удар. Но не впрямую, мы ослабим ее, мы приведем империю к упадку, мы заставим их потратить свое золото на выживание. И только после этого нанесем решающий удар.

   Гитлер взял паузу и выпил воды, заодно немного успокаиваясь. Его сумасшедшая энергетика требовала выхода, а потому он даже в своем кабинете начинал вещать, как на многотысячном митинге. Все присутствующие давно к этому привыкли, а потому сидели молча с внимательным выражением на лицах. Продолжил Гитлер уже спокойнее.

   – Мы должны уже сейчас, не забывая о насущном моменте и первоочередных задачах, планировать будущие победы. И начнем мы с Африки. Мы должны прервать все английские каналы снабжения. Для этого мы высадимся в Северной Африке, где-нибудь в Ливии или Тунисе. Мы пойдем на Каир, а дальше захватим Суэц. Мы захватим Гибралтар и полностью освободим средиземноморье от английского присутствия. Два этих пункта, Суэц и Гибралтар, должны стать нашими ключами к победе. Без них рухнет весь британский Ближний Восток. Вы должны уже сейчас начать разрабатывать эти планы, чтобы в нужный момент мы вдохнули в них жизнь. А потому:

   – Риббентроп. Вам поручается склонить Турцию к сотрудничеству в деле атаки на Суэц, а в идеале обеспечить ее полноценное участие в нашем Пакте. Можете обещать ей что-угодно, даже Ирак, только добейтесь успеха. Кроме того, Вы должны склонить к сотрудничеству Испанию. Пока каудильо на это не пойдет, но после поражения Франции все изменится. Как минимум, он обязан пропустить наши войска на Гибралтар. Да и первую высадку в Африке должен сделать наш друг дуче. Пусть обеспечит нашим победоносным войскам хороший плацдарм.

   – Кейтель. На Вас военное планирование всех операций и расчет потребных средств.

   – Адмирал Канарис. На Вас все информационное разведоветельное обеспечение. Я постоянно должен знать, что происходит в странах, которые могут быть задействованы в операции и в самой Британии. Я знаю, что Вы с симпатией относитесь к англичанам, но уверен, что Ваша преданность идеалам Рейха превыше всего. На так ли?

   – Яволь, мой фюрер. Я действительно не очень позитивно смотрю на перспективы жесткой войны с Англией, но лишь потому, что вижу множество проблем. А сердце мое принадлежит Великой Германии.

   – Хорошо, дальше. Денниц. Я очень рассчитываю на то, что Ваши бравые подводные кригсмарине обеспечат англичанам хорошую трепку и заставят себя уважать. Они должны если не блокировать морские пути Британии, то, по крайней мере, заставить их вовсю нервничать и совершать ошибки. Атлантика должна быть нашей.

   – Геринг. Вам совместно с Функом надлежит обеспечить производство всего необходимого для нашей армии и финансирование этого производства.

   – Ну а Вы, дорогой Геббельс, должны выбить из наших немцев эту еврейскую ложь о братстве английского народа немецкому.

   Всем все понятно? Первые наброски жду от всех через два месяца.

   А теперь о самом важном. Что каждый из Вас может сказать о Советах? Как вам понравилась их финская операция? Слабы они или только пытаются казаться слабыми и невыразительными. Что вообще у них происходит. За последние годы они скупили в Америке столько заводов, что хватило бы на всю Европу. И деньги у них не перестают водиться. Я уже давно не слышал ни от кого из вас о состоянии России. А ведь до нее рано или поздно дойдет дело. Без их продовольственных ресурсов мы не обойдемся. Но для принятия верного решения по ним, нам надо точно представлять, что именно там происходит и что кроется за их показным, но тем не менее отстраненным дружелюбием.

   Давайте начнем с Вам, адмирал. Что может сказать разведка?

   – Мой фюрер, вот уже несколько лет в России стало невозможно нормально работать. Большая часть из внедренных агентов провалилась. Часть попала под их знаменитые чистки, а с введением этих их родовых паспортов заслать человека от нас практически не возможно. Остается только подкуп. Но на это идут очень немногие и средств эффективного шантажа у нас почти нет. Тем не менее, мы продолжаем работать. Часть наших агентов глубокого внедрения сумели сохранить не только свою жизнь, но и положение в обществе. Они, к сожалению. редко имеют возможность выходить на связь, чтобы не попасться в лапы НКВД и этой их СВК, но работают. По имеющейся у нас информации в последние годы СССР очень здорово изменился. Наблюдается удивительное сочетание репрессий и идеологического сплочения нации, у них даже церковь вошла вновь в фавор. Экономика прет как на дрожжах. Все поступающие из Америки заводы в кратчайшие сроки вводятся в эксплуатацию. Есть множество слухов о создании современных видов вооружения, но ни в полевых частях, ни на парадах, ни даже в финской операции что-либо принципиально нового замечено не было. Разве что, кроме танка Т-34, примерного аналога наших троек и четверок и довольно интересного на их основе вида танковых тралов, примененных в Финляндии. Однако, слухи есть и агенты делают все, чтобы найти их подтверждение.

   – Всеми силами, адмирал. Вы можете себе представить то, что мы вдруг окажемся в состоянии конфликта с советами, и при этом не учтем реального положения вещей? Это будет катастрофа. А потому я приказываю бросить все силы на выяснение обстановки. Кейтель, а что можете добавить Вы? Ведь у Ваших офицеров, насколько я знаю, сохранились какие-то контакты с советскими военными?

   – Да, мой фюрер. И по моим источникам новое оружие в СССР производится. Но это также на уровне слухов. Никто в действующей армии, с кем мы имеем контакт, его не видел своими глазами. А среди наших знакомцев имеются и генералы.

   – Так может быть. Это блеф? Может быть. Никакого чудо-оружия нет и не было. А имеет место не двойная, а тройная игра? Ты слаб, сделай вид, что ты слаб, тогда все подумают, что ты силен? Ведь никакой реальной силы, кроме грамотного планирования и умения торговаться они в Финляндии не показали? Даже по сути пробившись на оперативный простор сквозь линию Маннергейма, они не пошли развивать успех, как вделала бы любая нормальная армия, а опять устроили торг, мало отличающийся от их довоенного предложения. Это сила или слабость?

   Гитлер сердитым взглядом обвел сидящих в кабинете. – В общем так. Любой ценой выяснить. Что происходит в СССР на самом деле. Мы не имеем право на ошибку. Представьте себе, что Советы сильны и бьют нам в спину в разгар войны с Англией. Или мы будем вынуждены придти к ним за ресурсами, с чем мы столкнемся. Мы должны знать это наверняка. На этом все, господа, сожжете быть свободны. О любой информации из России докладывать мне немедленно.

Глава 66. Туманы Альбиона.

   Первый Лорд Адмиралтейства сэр Уинстон Черчилль воспринял приглашение конфиденциально посетить в воскресенье 14 января 40-го года Виндзорский замок для неофициальной встречи с Его Величеством со смешанным чувством тревоги и ощущения грядущих серьезных перемен. Конечно, ему приходилось бывать в этом замке и раньше, как и иметь честь лично беседовать с Его Величеством. Но никогда прежде эти встречи не были столь таинственно обставлены. Письмо с приглашением было доставлено ему лично в запечатанном чистом конверте, по которому было невозможно определить отправителя. А сам текст отличался максимальной лаконичностью. Ему предлагалось посетить с частным визитом Виндзорский замок к полудню 14-го числа, не ставя при этом никого в известность, а также предприняв разумные усилия для сокрытия цели своего маршрута. Это было непривычно, а потому возбуждало множество различных предположений.

   Самое неприятное, что в письме даже не содержалось намека на тему предстоящей беседы. А Черчилль терпеть не мог чувствовать себя не подготовленным. Потому два дня, отпущенных ему до свидания с монархом, он потратил на то, чтобы еще раз проанализировать всю информацию о положении в Британии и в первую очередь в зоне его непосредственной ответственности – Королевском флоте, а также оценить международную обстановку и перспективы ее развития. По своей должности Черчилль обладал почти всей полнотой информации, в том числе и поступавшей по линии британской разведки. Достаточно неплохо, являясь фактическим лидером одной из парламентских партий, владел он политическими раскладами внутри страны. Однако, полного успокоения так и не произошло. Сама таинственность приглашения заставляла его снова и снова размышлять над причинами, побудившими монарха сделать его в столь неожиданной форме. Ведь его должность была в достаточной степени ответственной и публичной, а флот одной из постоянных тем, которыми король интересовался непосредственно, поскольку именно флот обеспечивал величие его Империи. Все это подразумевало возможность его встреч с монархом без каких-либо дополнительных оправданий. Тем не менее, король выбрал столь необычный способ.

   Когда в назначенное время дворецкий объявил о прибытии лорда Черчилля и пропустил его в кабинет, все стало на свои места. Расположившись в уютных креслах вокруг низкого столика, в кабинете сидели двое самых могущественных без каких-либо скидок людей Империи. Его Величество Георг, олицетворявший власть явную, и барон Лайонел Уолтер Ротшильд, олицетворявший власть тайную. Насколько велика была эта власть и была ли она большей, нежели власть короля, Черчилль не знал, однако очень хорошо усвоил много лет назад одну простую истину. Среди тех, кто навлек на себя немилость короля, иногда находились те, кому это обошлось без больших последствий. Однако среди не угодивших клану Ротшильдов таковых не было в принципе. И он не знал ни единого случая, когда бы протекция короля или королевы помогла уберечься несчастному от очень серьезных неприятностей. Причем, их большая часть случалась таким образом, что обоснованно показать пальцем на виновника этих неприятностей не мог никто. Или никто не рисковал, что по сути было одно и то же.

   – Ваше Величество! Сэр Лайонел!

   – Проходите сэр Уинстон, присаживайтесь. Надеюсь, Вы не будете против составить компанию двум таким джентльменам, как мы за бокалом хорошего бренди. Впрочем, как мне помнится, Вы предпочитаете коньяк. Наливайте себе сами, мы тут расположились по-простому, чтобы не надоедать слугам своими занудными разговорами. А они почему-то считают степенность своих действий своего рода обязательным ритуалом, потому постоянно пришлось надолго прерываться и терять нить разговора. И давайте без лишнего официоза.

   Черчилль, наливая себе немного коньяка и слушая попутно эти вроде бы мягкие и даже немного ворчливые слова короля, мгновенно насторожился. Уж слишком много нарушений этикета. Такое без нужды не бывает.

   – Не нервничайте, сэр Уинстон. Нам сейчас всем придется понервничать, – произнес Ротшильд. Что Вы можете сказать по ситуации в Европе?

   Черчилль немного поерзал в кресле, устраиваясь поудобнее, а заодно давая себе пару мгновений собраться с мыслями. Что от него хотят услышать?

   – Насколько я в курсе, господа, ситуация разворачивается достаточно серьезная и скоро перейдет в открытую военную фазу. Но это вполне прогнозировавшиеся нами события. Немцы, по всей видимости, заканчивают плановую мобилизацию и готовы атаковать. Первой их целью вполне ожидаемо будет Бельгия. Затем, если их войска действительно так хороши, как о них говорят, на очереди будет Франция.

   – Вы считаете, что объединенные англо-французские силы не в состоянии будут отбить их атаки в Бельгии? Или хотя бы создать позиционный фронт, удерживающий их на месте, как это случилось в прошлую войну?

   – Такая вероятность, безусловно, есть. И все же нет никакой уверенности в успехе. Прошу простить меня господа, но лучше сказать горькую правду, чем сладкую ложь. Ибо считаю, что наша неготовность к последствиям поражения в Бельгии может сыграть с нами гораздо более злую шутку, чем неприятное мнение такого зануды, как я.

   – Безусловно, сэр Уинстон. Только правды мы от Вас и ждем. Тем более, что Ваше критическое отношение к готовности Британии к войне широко известно. К чему, по Вашему мнению, нам стоит готовиться при наихудшем раскладе?

   – Я бы рискнул предположить, что в худшем случае Гитлеру удастся захватить почти всю Европу, включая Северные государства.

   – И Францию?

   – И Францию, Ваше Величество. Я достаточно хорошо знаком с этими надутыми парижскими индюками. Да, у них большая армия, она неплохо вооружена, у них далеко не самая слабая эта их линия Мажино. Но все это ничто по сравнению с тем, что они утратили пассионарность. Видимо, слишком много французов осталось на полях Великой войны, не успев бросить свое семя в почву. Нация фактически выродилась. Эти придурки всерьез с умным видом размышляют о том, что самое страшное в войне не проигрыш, а человеческие потери. При этом у немцев, напротив, униженных результатами той войны, мотивация просто зашкаливает. Они готовы рвать французов чуть ли не голыми руками. И такой настрой в них всячески поддерживается их фюрером и пропагандой.

   – То есть, другими словами, в Бельгии на них особой надежды нет? И что нам в этом случае делать?

   – Надежды действительно нет. Французы не выдержат серьезного удара и побегут. Наши войска на континенте могут остаться если не в одиночестве, то в неприятной ситуации. Потому следует заранее подготовить флот к эвакуации наземных частей из Бельгии и Франции. Надо лишь уловить момент, чтобы французы побежали первыми и дали нам возможность сохранить лицо, как говорят китайцы.

   – А какова вероятность того, что Гитлер обрушится не на Бельгию, а на Советы?

   – Пока ничтожна. Для войны с русскими Гитлеру потребуются совершенно иные ресурсы и опытная обученная армия, познавшая вкус побед. Европа для этой практики подходит как нельзя лучше.

   – Следует ли Британии опасаться, что после захвата Франции она будет следующей?

   – Вы же хотите услышать от меня правду, а не заверение в верноподданнических чувствах?

   – Разумеется.

   – Британия, безусловно, готова к войне совершенно недостаточно. Я уже неоднократно критиковал беззубые действия Правительства, направленные на удовлетворение запросов немецкого волка.

   – Но ведь мы сами приложили руку к его взращиванию!

   – Да, но не против себя же, а против русских. Гитлер должен стать нашим копьем, уничтожившим коммунизм. Но для этого мы должны быть сильны настолько, чтобы он даже не помышлял о войне против Англии. А пока ситуация от этого далека. Если на море мы еще можем диктовать свои правила, то на земле, боюсь, скоро будет наоборот. В метрополии просто слишком мало обученных солдат, чтобы не опасаться немецкого десанта. Особенно, когда под властью Гитлера окажется вся Европа.

   – Хорошо, к этому вопросу мы еще вернемся. А пока что вы думаете о русских. Насколько они готовы к серьезной войне с Германией?

   – Боюсь, Ваше Величество, что степень готовности русской армии будет выше ожидаемой.

   – Почему Вы так думаете? Разве их финская операция дает нам достаточно оснований для такого вывода? Или у Вас есть данные, которыми не располагаем мы?

   – Нет, данные у нас одинаковые, если только у сэра Лайонела нет своих негосударственных источников информации.

   – Увы, мой друг, к сожалению, Советы не та страна, где мои возможности серьезно отличаются от нуля. Кое-что удается добыть через Америку, но опосредованная информация всегда чревата искажениями вплоть до противоположности. Единственно, что мне известно точно, это сколько и каких американских заводов они приобрели, и какие из них запущены в производство по сведениям вернувшихся в Америку после их запуска рабочих и инженеров. Известна потенциальная мощность этих предприятий, как и примерный спектр возможной к выпуску продукции. Но все это наверняка известно и Вам, сэр Уинстон. Однако, извините, я Вас прервал, продолжайте, пожалуйста.

   – Хорошо. Да, чего-либо особо выдающегося в Финляндии русские не показали. Все выглядело достаточно просто и даже несколько примитивно. Но в том-то и фокус, что для того, чтобы обеспечить эту простоту и примитивность, русским наверняка потребовалась разработка тщательных планов, детальный сбор разведывательной информации о противнике, точное знание всех его укреплений и слабых сторон обороны. И все это они наверняка проделали. А то, что при этом они практически не подняли никакого шума, что их план удался на сто процентов, говорит о многом. Я даже давал нашим офицерам для развлечения возможность проиграть эту операцию за обе стороны. И знаете, что они сказали? Они в один голос уверяют, что мы не смогли бы даже при идеальном планировании обеспечить столь идеального взаимодействия войск и провести операцию в те сроки и с такими минимальными потерями, как это сделали русские. И это пугает. Но еще больше пугает другое. По иногда просачивающейся информации из Москвы русские активно разрабатывают какие-то новые виды вооружений. В войска пока ни новая техника, ни оружие массово не поступало, но многих офицеров из различных частей то и дело отвлекают на какие-то длительные военные сборы. Вернувшись, они совершенно не склонны что-либо рассказывать, ссылаясь на данную подписку. Ничем иным, кроме как освоением новой техники я не могу это объяснить. При этом самым естественным полигоном для испытания новой техники является маленькая война с заведомо более слабым противником. Но русские почти ничего нового не показали. Танки Т-34, про существование которых мы и так знаем, особо не отличаются от тех же немецких и не дают преимущества. Самоходки на базе того же танка это новинка, но не принципиальная. Саперные машины это новинка, но ими войну не выиграть. На флоте русские не показали вообще ничего, а в авиации ничего интересного или необычного. И вот это настораживает. Или у них ничего нет, а таинственность призвана создать ощущение наличия, чтобы оттянуть участие в европейской войне, то ли, наоборот, это попытка максимально скрыть свою силу до решающего момента.

   – И к какому выводу склоняетесь лично Вы?

   – Думаю, что скорее сила, нежели слабость.

   – Это имеет для нас какое-либо принципиальное значение?

   – Безусловно. Если Гитлер решит, что русские сильны, то он может элементарно побояться на них нападать. И тогда он неизбежно будет интенсифицировать войну против нас. Если же решит, что они слабы, то, наоборот, сразу же после Европы займется ими.

   – Мы можем как-то повлиять на этот процесс?

   Черчилль сидел и все больше не понимал, почему встреча была обставлена такой таинственностью. Весь текущий разговор вполне укладывался в рамки обычного, способного произойти открыто и в гораздо более широком составе. – Нам надо постараться. Но пока в Берлине совершенно не думают о советах. Их сейчас больше волнует Франция и по слухам, что для нас уже неприятнее, Северная Европа, включая Норвегию. Там слишком хорошие руды, чтобы немцы оставили этот вопрос без внимания.

   – Ну что же. Ситуация более или мене понятна. Извините нас, сэр Уинстон. В Ваших глазах я вижу отблеск непонимания, почему весь этот разговор происходит при столь странных обстоятельствах. Но это еще был не разговор, а лишь необходимая к нему прелюдия. Настоящий разговор впереди. Вы позволите, Ваше Величество, я начну?

   – Конечно, сэр Лайонел, прошу Вас.

   – Сэр Уинстон. Как Вы знаете, Британия предполагала грядущую войну и готовилась к ней достаточно давно. Но в отличие от прошлой войны, давшейся нам очень дорого, мы совершенно не планировали и не планируем в этой войне уничтожать цвет британской нации. Мы планировали сделать это чужими руками, участвуя лишь время от времени для обеспечения необходимого баланса сил. Франция должна пасть под сапогом германца, а затем Гитлер и Сталин должны до изнеможения отмутузить друг друга. И всем им должна требоваться Британия для помощи. До относительно недавнего времени все происходило строго по плану. При этом мы вообще оставались в стороне от прожекторов общественного внимания. Американцы оказывали помощь в возрождении немецкой промышленности и одновременно обеспечивали индустриализацию Советам. Частично нашими деньгами, но светились на публике именно они. На них и должна была лечь основная ответственность.