Текст книги "Последний шанс (СИ)"

Автор книги: Алексей Сидоренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 53 страниц)

   – Понял отец, когда ехать?

   – Завтра я пошлю сообщение своему человеку в Москве, он аккуратно провентилирует вопрос, и как только придет добро на поездку, сразу же вылетай. Думаю, неделя для завершения текучки у тебя есть.

   В полдень на следующий день перед резиденцией Рокфеллера остановился роскошный лимузин. Водитель пулей вылетел наружу и с полупоклоном отворил дверь. Вылезший из машины человек тоже был далеко не молод, хотя по сравнению с Джоном мог считаться мальчишкой. Его возраст путь даже чуть-чуть, но не дотягивал до семидесятилетия. Впрочем, подтянутая внешность, уверенный взгляд и явно декоративная трость сделали бы честь и гораздо более молодому. Джон Пирпонт Морган-младший, по прозвищу "Джек", был несколько удивлен столь странному и срочному приглашению. Они не часто виделись с Рокфеллером, являясь практически во всем конкурентами, а не партнерами. Исключение составляло лишь их общее членство в ФРС и кое-какие внешние дела. Разумеется, если не считать всевозможных общественных мероприятий, на которых обязательно раскланивались, а иногда и перекидывались парой фраз. Личные встречи всегда случались лишь по наиболее значимым поводам, которые почти всегда позднее выражались в изменении курса внешней или внутренней политики США.

   Разговор происходил в кабинете, где после традиционных приветствий оба с чисто символическими стаканами особо старого Бурбона расселись у камина в удобных креслах.

   – Скажи, Джек, ты читал вчерашнюю статью в "Чикаго Трибьюн"?

   – Насчет немцев? Да, читал. Обычная псевдосенсационная подача давно протухшего материала. А что, ты увидел в этом что-то интересное?

   – А ты не считаешь, что это прямой камень в твой огород? Ведь это именно ты финансируешь этого австрийского выскочку.

   – Думаешь, чей-то заказ? Пожалуй, стоит проверить.

   – Не суетись. Что касается писаки, то его уже просеивают через мельчайшее сито. Я распорядился. Результаты я тебе скину. А ты лучше займись отслеживанием того, кто будет интересоваться твоими делами в этом направлении. Из политиков или прессы. Мне, конечно, не так важно, что ты им будешь говорить, это твои дела. Но я бы не хотел, чтобы мое имя всплывало в качестве одного из твоих партнеров в этом деле.

   – Отслежу. Пока вроде бы все тихо. Видел, правда, что парочка мелких газет подхватила эту тему, задаваясь дурацкими вопросами, кому выгодна дружба США и Германии, но их почти никто не читает ни в Вашингтоне, ни на Уолл-Стрит.

   – И тем не менее подхватили. Поинтересуюсь, я этого материала еще не видел.

   – Да и я бы не увидел, мне просто готовят дайджесты всех материалов по Германии, вот и наткнулся.

   – Скажи, а ты исключаешь, что нас хотят таким образом поссорить с Германией? Точнее сделать невозможным наше участие в войне на одной стороне?

   – Ну, это ты слишком глубоко копнул, Джон. Сколько еще до той войны. Несколько лет. К тому времени все давно забудут и будут смаковать прелести очередной кинозвезды. Внимание публики такое непостоянное.

   – Это только в том случае, если у публики не создать устойчивого отношения к проблеме. Может быть, стоит организовать парочку статей с альтернативной точкой зрения?

   – Боюсь, что если это заказ, то именно этого от нас и ждут. Стоит нам пару раз огрызнуться, как сразу же возникнет ситуация самоподдерживающейся перепалки. А скандал неизбежно привлечет общественное внимание еще больше. Нет, пока нет уверенности в том, что это заказ, стоит подождать. В любом случае нам стоит выяснить, кто стоит за автором этого материала. Зная, откуда растут ноги, мы сможем ударить гораздо точнее.

   – Это верно. Пусть так и будет. Держи меня в курсе и спасибо, что обратил внимание на проблему.

   – Скажи, Джек, а ты давно обменивался информацией с Лондоном? Как там твой старший партнер? Ничем таким особым не интересовался?

   – Общаюсь довольно регулярно, но пока ничего странного не замечал, а в чем дело?

   – Он ничего не говорил про Россию?

   – А, ты об этом? Говорил. Ругался страшно, даже денег просил. Эти сволочи из Советов нашли у себя столько алмазов, что Де Бирс просит очень крупного финансирования на выкуп всей партии. И как это коммунякам так повезло?

   – Помощь не требуется? Денег я дам, только не просто так, а под покупку оборудования для Советов на моих заводах. Им же все равно требуется все на свете. Поделитесь заказами, я поделюсь золотом.

   – Правильно ли я тебя понял, что ты готов дать нам кредит под заказы для Советов на твоих заводах?

   – Именно так. Скажем, на пару лет, в золоте, под 6 годовых?

   – Круто берешь, не больше четырех, если в золоте.

   – Договорились на пяти, я сегодня не в настроении долго торговаться.

   – ОК.

   – И, Джек. Держи меня в курсе происходящего. Что-то мне в этой истории все же не нравится. Сам знаешь, в этой проблеме мы в одной лодке, хотя ты и глубже.

   – Договорились, Джон. И спасибо, что обратил на это внимание. Я чуть было не пропустил. И даже если ты ошибся, нам лучше быть готовыми ко всему. Время сейчас сложное. Вон в Испании уже полыхнуло. Скоро по всей Европе начнется.

   Глядя в окно на отъезжающий лимузин, Рокфеллер думал о том, что Джек явно рассказал ему не все новости из Лондона. Насколько он знал Ротшильдов, они никогда не оставляли без внимания ни одного намека на проблему. Благодаря этому и владеют первым состоянием мира. А не сказал, видимо, потому, что в последних московских стычках кому-то из его серьезных людей прищемили хвост. Или что-то серьезнее. Над этим стоит подумать.

   – Макс, подготовь мне к завтра самую полную справку по событиям в России за последний год, какую сможешь.

Глава 27. Дети – наше будущее.

   Я стоял в крайнем волнении на небольшом возвышении и смотрел на зал, блестящий более, чем сотней восторженных детских глаз. На самых ближних рядах сидели самые маленькие лет пяти-шести. Вдвое взрослее разместились вдоль стен актового зала. Мест на всех не хватило. Даже воспитатели и учителя были вынуждены стоять у дальней стены. Сюда сегодня набились все воспитанники трех наших "подведомственных" детских домов, расположенных на базе УЗОРа. Вот уже несколько месяцев все они занимались по особым программам. Каждый знал, что ему выпала особая честь стать в будущем защитником Отечества. Если только не подведет сам себя. Но среди наших детей нерадивых не было. Любому, кто что-то не понимал на уроках, тут же бросались помогать все, включая старших детей и более успешных товарищей по классу. А желания учиться у всех было столько, что в наше время хватило бы не на одну школу. Эти дети просто искренне не понимали, как можно не хотеть учиться, не хотеть стать крупным специалистом в какой-нибудь области. Конечно, они, как любые дети были разными. Среди них наверняка найдутся будущие врачи, военные, учителя, инженеры или ученые. Но среди них не было ни одного, кто бы вообще ничего не хотел.

   Я смотрел на них, наверное, не менее заворожено, чем они на меня. Им сказали, что сегодня будет особый общий урок, на который к ним придет очень необычный человек, способный рассказать то, что не расскажет никто другой. И их блестящие ожиданием чего-то чудесного глаза говорили о них больше, чем любые слова. Я смотрел на них и никак не мог начать говорить, хотя в зале стояла невозможная для такого скопления людей тишина.

   Наконец я решился. Я начал с того, что все они, дети, оказались в совершенно уникальной ситуации. Каждому из них не посчастливилось потерять родителей. Все они недополучили обычного детского счастья. Но, как это часто бывает в жизни, лишившись одного, они приобрели то, что нет ни у одного обычного ребенка. О них теперь заботится вся страна. Все двести миллионов советских людей работают, чтобы их детство, их жизнь оказались счастливыми. Да, такое пока не возможно для всех детей, потерявших родителей, и это очень печально. Но именно им повезло, их отобрали по всей стране, чтобы обучить и воспитать совершенно особым образом. Дать то, что не дают больше никому. Именно поэтому для них подобрали самых лучших учителей, самых заботливых и добрых воспитателей. И Вы все, потеряв малую семью, приобрели большую, но не менее дружную. На мой вопрос, согласны ли они с этим утверждением, раздался такой радостно-подтверждающий рев, что у меня не осталось и тени сомнений. И еще. Все Ваши учителя и воспитатели не имеют собственных детей. Так случилось по разным причинам, но отбор был не случаен. Нет ничего хуже, чем невозможность иметь детей. Невозможность подарить ребенку ласку материнства или отцовства. И потому Ваши учителя и воспитатели нуждаются в вашей сыновней и дочерней заботе и ласке не меньше, чем Вы и их. Они – это Ваша настоящая семья. Ведь родители это не те, кто родил, это те, кто воспитал. Помните это. – Я смотрел на детей и всерьез думал, не устроить ли перерыв, так отчетливо читалось в глазах детей желание немедленно броситься к своим взрослым, чтобы обнять их. А в глазах воспитателей стояли слезы. Но все же решил продолжить.

   – Вы все знаете уже, что из Вас готовят будущих защитников Родины. Что Вы, став взрослыми будете особым отрядом, который, работая в разных местах и разных профессиях, всегда будет помнить о том, что превыше всего своя страна, свой народ. А скажите, кем именно Вы хотите стать, когда вырастете?

   Я явно погорячился с этим вопросом. На этот раз хор голосов был не таким слитным, но не менее многочисленным. Каких только профессий не звучало. От мальчиков больше всего слышалось военный, командир. От девочек – врач, ученый.

   – Хорошо, я понял. Тихо. А знаете, какая профессия самая важная, чтобы заботиться о Родине наилучшим образом? – спросил я, с трудом дождавшись тишины. – Учитель. Я совершенно не хочу сказать, что все прочие профессии, названные вами, не важны. Все они нужны и полезны для страны. Во всех них можно добиться успеха и признания. И я совершенно не собираюсь вас переубеждать. Каждый из вас должен стать тем, кем мечтает. Нет ничего прекраснее реализации своей мечты, особенно когда она работает на общее благо. Но я выделил профессию учителя не случайно. Ведь все мы живем лишь какое-то количество лет. А потом уходим из этой жизни. Кто-то раньше, кто-то позже, но уходим в свой срок все. И вместе с нашим уходом прекращается наша работа, наша служба Родине. И только одна профессия дает возможность этого избежать. Учитель, я имею в виду настоящий, хороший учитель, всегда продолжает жить в своих учениках. Отдав им кусочек своей большой и теплой Души, он вместе со своими учениками и после смерти продолжает служить Родине, строить дороги и дома, воевать с врагом, охранять порядок и лечить людей. А если кто-то из его учеников сам становится достойным учителем, а других у настоящих учителей не бывает, то жизнь такого учителя продолжается и через поколение. Поняли теперь разницу?

   На этот раз криков не было, были задумчивые кивки. Пусть не все, но кто-то после этих слов обязательно захочет быть учителем. Тем более, что у них действительно было перед глазами немало прекрасных примеров. – Хотя повторю. Оставить свой след можно в разных профессиях. Ученый, сделавший важное открытие, врач, вылечивший безнадежного больного, военный, защитивший от врага страну, совершив подвиг, все они живут в памяти благодарных людей даже после своей физической смерти. И совершенно неважно, насколько длинной или короткой по годам оказалась ваша жизнь. Намного, намного важнее, как именно вы ее прожили. Ведь когда умирает тело, душа, неуловимая и невидимая ваша часть, которая и дает жизнь, которая на всем ее протяжении заставляет вас радоваться и страдать, сопереживать с товарищем, она не умирает, она уходит смотреть другие миры.

   Именно в этом на самом деле был смысл моего урока. Два дня назад я наконец получил ответ на свой запрос о помощи, переданный через Бегемота. Произошло это, как всегда, оригинально. Войдя в свой домик, я увидел того, кого меньше всего ожидал. Передо мной сидел отправивший меня в этот мир.

   – Что-то случилось? Ты же сказал, что мы увидимся лишь однажды. Я проиграл?

   – Нет, ты не проиграл. Просто я решил, что твое обращение к Бегемоту достаточное основание, чтобы поменять мое решение об однократности встречи. Тем более, что брат тебя уже посещал, а я за второй год ни разу. Все нормально. Но вот с твоей просьбой все не так просто. Мы не можем ее выполнить.

   – Почему?

   – Есть законы для вас, людей, есть для нас. Мы не можем нарушить закон о том, что знание дается каждому по его заслугам и результатам собственного осознанного духовного поиска. Иногда бывает, что какой-то отдельный дар дается неразвитым Душам. Но это автоматически обделяет их в чем-то ином. И это всегда является часть их кармического пути. В данном случае речь идет о детях. Они не заслужили Знания ни в качестве поощрения, ни в качестве наказания.

   – А что вы можете сделать?

   – Можем мы немногое. Мы можем обезопасить их полеты во сне, чтобы они не столкнулись с чем-либо, с чем не смогут справиться. И еще мы можем немного подкорректировать их память. Так, чтобы утром они при желании могли вспомнить, что видели во сне. Но это действительно все, что мы можем. А вот ты, если хочешь, можешь их учить. Это не запрещено.

   – Отлично. В том, что касается вашей помощи. Но я совершенно не понимаю, чему я могу их научить, не умея ничего сам.

   – Именно потому и можешь, что не умеешь. Ты не подпадаешь под действие закона ограничений. Он действует только на магов. А ты имеешь лишь теоретические познания, да и то, большей частью отрывочные. Но у тебя есть одна любопытная особенность. Ты сможешь научить тех, кто может интуитивно, тому, что знаешь теоретически. А знаешь ты немало. В результате может получиться что-то интересное. Даже нам любопытно, линии будущего в этом плане не просматриваются совершенно. Точнее их так много, что выбрать из них что-то более вероятное невозможно.

   – Хорошо, я готов попробовать. Если Вы обещаете безопасность экспериментов, что-то может получиться.

   – Вот и славно. Бывай. Еще увидимся.

   Я мысленно вернулся в зал, наполненный детьми, боящимися даже вздохнуть, и продолжил: – Да, Душа уходит в другие миры и живет новой жизнью. А может вернуться и в наш мир, чтобы прожить новую жизнь здесь. Все зависит от того, как именно сложилась ваша жизнь, и что вы в ней сделали. Но сейчас я хочу сказать о другом. Скажите, вы ведь видите по ночам сны?

   Подождав согласные крики детей, немного снявшие их напряжение от только что услышанного, я продолжил.

   – И наверняка среди обычных бывают особенно яркие сны, которые кажутся вам совершенно реальными. Это не просто сны. Это путешествие вашей Души, во время которых она может очень многое увидеть и многому научиться. В том числе вы можете во время этих снов попасть и в другие миры. Именно так. Для этого даже совершенно не нужно умирать. Все это можно увидеть во сне. Поднимите руки, кто из вас во сне умеет летать? – Посмотрев на целый лес рук, я улыбнулся. Все-таки совершенно правильным было решение начать заниматься с детьми. Что из этого выйдет, я пока не знаю, но что-то будет точно. – Так вот. Вы можете летать не просто так или, убегая от кого-то. Вы можете летать туда, куда захотите. В том числе и в другие миры, на другие планеты. Во вселенной огромное количество различных миров. И на многих из них жизнь совершенно не похожа на нашу даже внешне. Вы можете побывать в любом из них. Но для этого нужно соблюдение нескольких важных правил, которым необходимо научиться. Вы хотите научиться? – Слитный детский рев был таким громким, что, кажется, оглушил всех. – Тогда запоминайте. Только перед этим Вы должны сейчас встать, повернуться к своим учителям и дружно пообещать им, что все ваши ночные полеты никак не скажутся на вашей учебе или послушании. Стоит кому-нибудь из них мне на вас пожаловаться, и я таких ребят сразу же перестану учить.

   Дождавшись, пока дети хором прокричат обещание быть поголовными отличниками и умницами, а затем снова рассядутся, я рассказал им как нужно осознавать себя во сне, как мысленно формулировать желание попасть в какое-то место, как справляться с трудностями. Мысль о том, что в своем сне дети сами являются хозяевами и могут придумывать и создавать все, что только придет им в голову, привела ребят в бешеный вострог. Я был уверен, что сегодня ни один из них не захочет и минуты прободрствовать после отбоя. А будь их воля, так практически все разбежались бы по спальням прямо сейчас.

   – Главное запомните. С Вами ничего не может случиться во сне плохого. Даже помимо того, что вы можете создавать себе любую защиту, которую придумаете, за вами присмотрят. Очень серьезные силы, которые сейчас за всеми вами наблюдают и обещали мне о вас позаботиться. Но прежде, чем завершить этот урок, я хочу сказать вам следующее. Во-первых, далеко не у всех получится нужный сон с первого раза. Не надо расстраиваться. Просто когда будете ложиться спать, захотите попасть в какое-то особое, хорошо знакомое вам место. И пробуйте это каждую ночь, пока не получится. Когда пройдет первая радость от полетов и открывающихся возможностей, вы должны во сне продолжать свое обучение. Для этого вам необходимо подумать о том, что именно вы хотите узнать. И, наконец, самое главное. Зачем все это? Ваши новые способности помогут некоторым особо успешным из вас получить дополнительные способности здесь, в нашем мире и обычной жизни. Например, вот так. – Я исчез, а через пару секунд снова проявился. – или вот так. – Я мгновенно переместился в другой конец зала и тут же вернулся обратно. – Только для всего этого нужно очень долго и очень многому учиться. Я скажу честно, я не знаю, кто из вас сможет овладеть такими способностями и сможет ли кто-нибудь. Но когда-то всем этим владели многие наши предки, очень давно, более пяти тысяч лет назад. А значит, знание о том, как это делать, сидит глубоко в каждом из вас. Остается только достать эти знания из памяти. Это очень непросто и дается не каждому. Но я постараюсь вам помочь. Для этого вы должны завести тетради, куда будете записывать все, что с вами происходит во сне. А потом мы с каждым будем разбирать сны и пытаться учиться управлять ими и собой.

   На этом сегодня все. Можете бежать по своим делам, а мне еще надо переговорить с вашими учителями и воспитателями.

   Когда дети радостно гомонящей толпой выпорхнули из зала, взрослые подошли ко мне. На их лицах читалась дикая смесь из удивления, страха и подозрительности.

   – То, что вы сейчас слышали, это не бред. Только обсуждать это за пределами детского дома не стоит. И детям скажите, чтобы общались на эти темы только между собой и с вами. А заодно и проверим всех на степень болтливости. А теперь можете задать свои вопросы.

   – А что вы говорили насчет жизни души после смерти, Вы верующий? Разве Вы не коммунист?

   – Да, я верующий, нет, я не коммунист. Только сравнивать меня с вашими верующими не стоит. В отличие от них я точно знаю, что есть тот, кто создал этот мир и еще миллионы других миров. Есть те, кто присматривает за нашим миром. И есть жизнь после смерти. И все это ничуть не мешает мне помогать Советскому правительству строить коммунизм изо всех моих сил.

   – Вы говорили про детей, а мы так сможем? Ну научиться?

   – Теоретически да, практически, боюсь, нет. У большинства простых людей эти способности видеть глубокие яркие реальные сны исчезает после тринадцати лет. Но если видите, можем попробовать.

   – Скажите, а что это было? С вашим исчезновением, а потом перемещением в другой конец зала? Это какой-нибудь трюк?

   – Нет, это не трюк, это определенные дарованные мне способности. Я был вынужден их показать, чтобы дети больше поверили в себя. Это крайне важно. Но столь же нежелательно говорить об увиденном кому-либо. Ваших кураторов это, разумeется, ограничение не касается. Но со всеми прочими лучше попридержать язык. Ради вашего же блага.

Глава 28.

Еврейский вопрос.

   Сталин откинулся в кресле и с наслаждением затянулся. Нелегкий получился разговор, хоть и готовился к нему долго. За последний месяц он просмотрел подготовленную ему гору материалов о деятельности еврейских общин в Российской империи и СССР. Несколько раз беседовал с Алексеем, пытаясь понять, как в отношении евреев развивалось будущее в его мире, и какую роль в этом сыграли евреи. В том числе и в развале СССР. Цельная картинка никак не складывалась, а оттого он и не мог продумать линию разговора с раввинами. То, что этот разговор необходим, он понял давно. Еще с момента, когда Алексей впервые затронул этот вопрос, да и то косвенно, отвечая на вопрос.

   То, как развивалась история в мире Алексея, явственно показывала, что роль евреев для судьбы СССР оказалась резко отрицательной, причем, чуть ли не основной. Но ведь в том мире в его, Сталина, время, начиная с объявленной "Безбожной пятилетки", с евреями, исповедующим иудаизм, боролись жестко, даже жестоко. Множество людей прошли через лагеря, большая часть синагог закрылась, наиболее влиятельные раввины отправились в ссылку или были высланы из страны. То есть обвинить его в потворничестве иудеям никак нельзя. И чем все это обернулось позже? Созданием целой сети подпольных религиозных иудейских институтов. Затем неформального сообщества под условным названием "институт еврейских жен", которому удалось протолкнуть своих представителей в супруги практически чуть ли не всех партийных и советских лидеров. И все это с одновременным мощным давлением еврейского лобби в Европе и Америке на власти этих стран и проводимую ими политику. И политика эта была очень враждебна по отношению к СССР. То есть путь оказался явно ошибочным. Частичное прореживание еврейских масс и ограничение религиозной пропаганды необходимого результата не дали. Либо надо было вообще изничтожить евреев в СССР как класс, либо идти в отношениях с ними другим путем. Путь тотального уничтожения Сталина сам по себе не очень пугал. Тем более, что можно было бы в большинстве случае обойтись простой высылкой за пределы страны. Но в таком случае страна сразу же сталкивалась с двумя крупнейшими проблемами. Во-первых, практически гарантированно СССР получал в качестве врагов всю Антанту. И при этом развитие ситуации с Гитлером отнюдь не выглядело безоблачным. Еврейский геноцид слишком непрочная основа для дружбы. Тем более, что кредиторы Германии и проанглийское лобби в ее властной верхушке были достаточно сильны, чтобы Германия по-прежнему видела в СССР врага. В результате Советский Союз получал то, чего всячески старался избежать – войну на два фронта против всего мира. Англия, толкающая впереди себя Германию и США, сделавшие то же самое с Японией, это был самый большой геополитический кошмар, который только можно было бы себе представить. Но и вторая проблема была не менее серьезной. Большая часть имеющихся на сегодня научных, конструкторских и инженерных кадров, да и органов госуправления была представлена как раз представителями еврейской нации. Причем, далеко на самая худшая часть. Да и вообще на сегодня в СССР согласно представленной Сталину справке проживало не менее пятидесяти процентов всех евреев планеты. Это не какие-нибудь крымские татары или чеченцы, которых можно переселить в Казахстан в течение недели. Так что путь геноцида тоже не выход. Да и такая значительная доля всех евреев под собственной властью тешила самолюбие. Неужели не найдется способов использовать их таким образом, чтобы не советские евреи на сторону смотрели, а наоборот, все остальные им завидовали и стремились в СССР?

   Искать другой тип взаимоотношений и интеграции евреев в советское общество? Так, с одной стороны, они и так интегрированы лучше многих других. С другой, никакие попытки ассимиляции за тысячи лет во всем мире положительного результата не дали. Идти на союз с евреями Сталин помимо всего прочего опасался. И для таких опасений были вполне веские причины. Наличие мощных еврейских центров в США, Англии, Франции даже не позволяли предполагать, что стоит рассчитывать на полноценную лояльность со стороны евреев. Тем более, что именно еврейские кланы стояли во главе мировой закулисы.

   По рассказам Алексея Сталин знал, что в том мире после войны он предпринял попытку создания национального еврейского государства, лояльного СССР. И даже смог этого добиться, убедив в правильности такого подхода Британию и США. Но лояльность Израиля оказалась делом времени. Уже вскоре он оказался в стане врага и на стороне США и Англии. Алексей не смог до конца пояснить причины столь резкого ухудшения отношений. Он лишь предполагал, что рост освободительных движений в арабском мире и, как следствие, резкое ухудшение отношений арабов с США и Англией привели к выбору СССР в пользу поддержки арабов, находящихся с Израилем в состоянии перманентного конфликта. Что ж, такая постановка вопроса могла быть правдивой. В условиях выбора между всем Ближним Востоком и Севером Африки и меленьким Израилем, последний не казался достойной альтернативой. К тому же по совершенно объективным причинам США и Европа могли гораздо больше предложить предприимчивым евреям Израиля по части "гешефта" и личных прибылей. Здесь социалистический СССР начисто проигрывал оппонентам.

   Немаловажную проблему представлял из себя и собственный менталитет евреев. С одной стороны, они никогда без крайней необходимости не действовали во вред стране, в которой проживали. С другой, гребли под себя все, до чего могли дотянуться, и стремились максимально упрочить свои позиции в государстве. Если реально запустить их во власть, то, возможно, это могло бы принести большую пользу СССР, но в первую очередь это принесло бы пользу самим евреям. А страна от такого симбиоза получала бы пользу лишь до тех пор, пока это выгодно самим евреям. Пример Англии, который привел Алексей из своего будущего, показывал это достаточно отчетливо. Да и делиться с кем-нибудь властью Сталин не собирался в принципе. Это его ноша и только его. Ему и отвечать перед потомками за все хорошее и плохое.

   Все эти нелегкие размышления никак не позволяли Сталину определиться с политикой. Складывалось впечатление, что идеального выхода вообще не существовало. Кое-какие соображения, конечно, у Сталина были. Было кое-что, что могло заинтересовать еврейскую диаспору и находилось не в противоречии с интересами СССР. Но будет ли этого достаточно? Еще можно было бы увеличить Еврейскую автономную область на Дальнем востоке. В текущем виде эксперимент был скорее неудачным, хотя определенную положительную роль и сыграл.

   В конце концов, Сталин решил сделать "ход конем". Пусть сами евреи предлагают выход из ситуации, а он, Сталин, будет искать в их плане подвохи и двусмысленности.

   Кого выбрать себе в качестве собеседников для этого разговора Сталин сомневался долго. Собирать много людей Сталин не хотел, будет много шума и мало толка. Выбрать кого-то одного, результат может оказаться еще хуже, могут счесть закулисной сделкой. Да и с кандидатурами были проблемы. К сожалению, ли к счастью ли, но почти все главные иудейские авторитеты страны к этому моменту находились кто где. Большинство, например, оба последних Любавичских ребе были высланы за границу, туда же последовали и несколько уважаемых раввинов. Кто-то сидел в лагерях. Кто-то, как пояснил Алексей ушел в подполье. И это было самым неприятным. После длительных размышлений Сталин остановился на двух кандидатурах. Приказал аккуратно и вежливо привезти из Днепропетровска последнего из оставшихся в СССР Шнеерсонов, Леви Ицхака, являющегося раввином города, праправнуком третьего и отцом седьмого Любавичского ребе. Более авторитетную кандидатуру в настоящее время подобрать было невозможно. Вторым участником встречи Сталин пригласил Московского раввина Медалье.

   Встреча получилась очень непростой. Оба раввина пребывали явно не в радужном настроении и не ждали от посещения Кремля ничего хорошего. А Сталин совершенно не собирался за что-либо оправдываться или виниться. Но постепенно ему удалось разговорить собеседников, а в какой-то момент и огорошить. Рассказав практически откровенно обо всех своих сомнениях в отношении дальнейшей государственной политики касательно еврейского населения страны, Сталин предложил им самим найти разумный выход из множественных противоречий. Оба его собеседника надолго погрузились в тягостное молчание. Будучи признанными мудрецами даже среди своего не самого глупого народа, они понимали, что большая часть высказанных им аргументов достаточно серьезна, чтобы их можно было отмести вскользь. Увы, но они прекрасно сами знали обо всем, что смущало Сталина. И тоже не видели сразу однозначного выхода, способного удовлетворить обе стороны. А потому для выигрыша времени они сначала предпочли перевести разговор на более мелкие, решаемые проблемы. Они поблагодарили Сталина за то, что вообще поднял этот крайне болезненный для их народа вопрос, и выразили осторожную надежду, что выход обязательно найдется.

   – Скажите, товарищ Сталин, а что Вы вообще думаете себе насчет того, как нас можно использовать, не доводя до крайностей? Что Вы хотите в итоге от нашего народа? Неужели столь мудрые люди таки не смогут найти решение к обоюдному удовольствию?

   Сталин, прекрасно зная эту национальную черту отвечать вопросом на вопрос, оттягивая собственное решение, ничуть не удивился такому повороту. Но и долго играть в эту игру не хотел.

   – А Вы, товарищ Шнеерсон, сами подумайте, чего может хотеть глава государства, которое только-только восстанавливается из руин и разрухи? Включите Вашу фантазию, тем более, что общемировую ситуацию Вы наверняка представляете не хуже меня. Ваш народ извечно славится своей оперативностью в обмене информацией, не замечая границ. Только прошу по существу. Перебрасывать вопросами можно долго, только толка от этого чуть. Решение само по себе из воздуха не появится.

   Евреи опять задумались, наконец Шнеерсон, переглянувшись с Медалье, произнес.

   – Хорошо, товарищ Сталин. Мы подготовим свои предложения по урегулированию ситуации так, чтобы все остались довольны. Думаю, мы решим проблему, хотя это потребует некоторого времени. Но есть несколько небольших вопросов, на которые я просил бы Вас ответить сейчас.

   – Задавайте свои вопросы, товарищ Шнеерсон.

   – Смогут ли ребе вернуться в СССР в случае нахождения взаимоприемлемого решения? Можем ли мы рассчитывать на прекращение гонений на наш народ по национальному признаку? Сможем ли мы открывать синагоги во всех центрах проживания еврейского народа и открыто исповедовать свою веру? Смогут ли евреи столь же полно, как остальные народы Советского союза, пользоваться всеми достижениями социализма? Как Вы видите возможность наших контактов с единоверцами в других странах?