Текст книги "Последний шанс (СИ)"

Автор книги: Алексей Сидоренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 53 страниц)

   Не меньшее значение для развития самосознания имели и изменения в религиозной сфере. Пожалуй, впервые верующие люди могли быть счастливы без религиозных войн, раздиравших их Души на части своими склоками. Теперь каждый мог выбрать свой путь и он не находился в жестком противоречии с иными. Ни один из служителей веры теперь даже под давлением не позволил бы себе сказать воткрытую, что именно его путь к Богу единственно верный. Все православные. И враг не в выборе пути, а в отсутствии такового.

   Да, изменения просто фантастические. Пять лет назад о большей части всего этого я просто не задумывался.

   И, тем не менее, на фоне всего этого приближение войны откровенно пугало, заставляло все время возвращаться мысленно к тому, что могло быть упущено и что еще можно было бы наверстать за оставшееся время. Ведь столько всего поменялось, а раздел Польши тот же и в те же сроки. Сейчас будет Финская. И опять пусть и с отклонениями, но будет. А вслед за ней будет Немецкая. Тогда все и решится. Тогда станет окончательно понятно, удалось сделать хоть что-то или все наши преобразования лишь мимолетная пена на поверхности истории, которую война сдует без следа.

   Страшно.

Глава 59.

Открывай нам, Суоми-красавица (Часть 1)

   Если бы 10-го декабря какой-нибудь невидимый никому наблюдатель смог бы оказаться в районе Восточной или Северо-восточной оконечности озера Торхонярве, то он мог бы наблюдать удивительную картину. Впервые за последний почти месяц стояла тишина, казавшаяся оглушительной. Нет, конечно, лес был полон различных звуков и шорохов, но ни одного звука выстрела или взрыва не доносилось до маленькой охотничьей избушки, стоящей на берегу небольшой протоки, коих во множестве можно с незапамятных времен найти по берегам различных озер Карелии и Финляндии. Избушки эти, состоящие из одного маленького помещения метра три на четыре, с маленьким оконцем, снабженные нарами и неизменной буржуйкой, никому конкретно не принадлежали. Любой охотник или рыболов мог на время занять пустующий домик для отдыха и обогрева. Найти на полке заботливо оставленную кем-то из предшественников щепотку соли, а уходя оставить что-то от себя следующему. Так было всегда.

   Но на этот раз посетителями охотничьего приюта были далеко не обычные гости. Два крупных военачальника, оставив охрану за сто метров от домика с каждой стороны, сидели рядом на нарах и пытались найти взаимоприемлемое разрешение сложившейся ситуации. Отсвет горящих в буржуйке поленьев бегал по стенам и потолку, а идущее от печки тепло делало обстановку хоть и странной до удивления, но вполне уютной.

   Командующий финской армией маршал Маннергейм и Начальник Генерального штаба Вооруженных Сил СССР маршал Шапошников хоть и не близко, но знали друг друга еще до революции, а потому психологически наедине могли позволить себе быть довольно откровенными.

   – При всем моем уважении, Густав Карлович, но я не совсем понимаю, на что Вы в реальности рассчитывали. Да, линия укреплений, получившая Ваше имя, конечно, в некоторых местах и представляет собой более, чем серьезное препятствие. Но в то же время Вы не могли не понимать, что препятствие это вполне проходимое. Да и модернизировать укрепрайоны вы смогли далеко не везде. Зачем вообще понадобилось это, простите меня упрямство?

   – Уважаемый Борис Михайлович! Позвольте, но почему вообще мы должны чем-то делиться из своей территории? Лишь потому, что нашему соседу этого захотелось? Есть же такое понятие, как честь офицера. Лучше погибнуть, защищая Родину, чем безмолвно отдать ее кусок. Да, мы прекрасно понимали, что при серьезной решимости мы сможем ваши войска лишь задержать, но не победить. Хотя определенный расчет в правительстве, не буду скрывать, строился на том, что нам удастся продержаться до подхода помощи от иностранных держав, которая нам была твердо обещана.

   – Густав Карлович. Позвольте, я буду с вами откровенен, насколько мне то позволено. Видимо, Вы, занятый чисто военными вопросами, не совсем оказались в курсе происходящего. Вот ответьте мне для начала на один простой вопрос. Финляндскому княжеству в составе Российской Империи разве было плохо? Кто-нибудь вас притеснял или обделял. Да вы имели прав больше, чем самоуправление на исконно российских территориях. Разве не так?

   – Это, конечно, верно, но самостоятельность все же лучше.

   – Но только я прошу Вас не понимать мои слова, как попытку вернуть все к прежним временам. Мой исторический пример имел лишь одну единственную цель, показать, что наши народа ни когда были вместе в составе Империи, ни до этого, ни после врагами уж точно не были.

   – С этим соглашусь, Борис Михайлович. Но все же к чему это? Кажется, недавние события уже поставили крест на этой истории. Ваши действия просто при всем желании невозможно оценить иначе, чем как акт откровенной враждебной агрессии.

   – Так, да не так, Густав Карлович. Это если смотреть на события вне контекста всего прочего, происходящего в мире. А это очень здорово может изменить всю картинку. Как, например, Вы смотрите на последние действия Германии?

   – Плохо смотрю, но ведь вы совсем недавно подписали с Германией договор о ненападении и, судя по успешному и практически мгновенному разделу той же Польши, не только об этом.

   – Ну про Польшу говорить не будем. Вы же не можете отрицать, что мы лишь вернули себе исконные территории Российской Империи, которые были нагло отняты у нас Польшей в минуту слабости и разрухи.

   – Ну так Вы можете мне сказать, уважаемый Борис Михайлович, что и Финляндия это территория Империи, оторванная у нее в минуту вашей слабости. Тем более, что даже период вполне совпадает. Да и Прибалтику, я смотрю. Вы довольно быстро к рукам прибрали. На карту посмотреть, так одни мы уже и остались.

   – Хотите, верьте, хотите, нет, Густав Карлович, но не стояло перед нами задачи насильно вернуть Финляндию в состав СССР. Не нужно нам это. Захотите сами, можем поговорить, но насильно тянуть не будем и не собирались. Причина всего происходящего совершенно в ином.

   – И в чем же?

   – Дело в том, что даже Вы вряд ли будете отрицать, Густав Карлович, что в Финляндии очень сильны антисоветские настроения. Ведь еще в той гражданской войне Вы смогли победить лишь при активной поддержке Германии и Швеции. Кстати, и прогерманские настроения у вас в стране крайне прочны. Взять Вас же, уважаемый Густав Карлович, Вы же сами неоднократно выступали за то, чтобы оттяпать для Финляндии всю восточную Карелию, которая никогда к Вашему княжеству не относилась. Разве не так?

   – Да, я никогда не скрывал своих взглядов и могу пояснить свою позицию.

   – Не в позиции дело. Здесь все ясно и понятно. Дело в другом. Вероятность крупномасштабной войны между СССР и Германии мы рассматриваем довольно высоко. Мы ее совершенно не хотим. Но давайте взглянем на ситуацию как профессиональные военные, а не политики. В течение года-двух Германия расправится со всеми потенциальными или явными противниками на европейском континенте. Шансы устоять есть только у Англии, да и то, не бесспорные. Что дальше? Единому Мощному Рейху неизбежно потребуется продолжение экспансии. История учит нас, что Империя не может стоять на месте. Она либо развивается и растет, либо начинает рушиться изнутри. Германии будет просто некуда идти. Либо на Восток, либо через океан. Вероятность того, что она выберет восточное направление, крайне высока. Особенно учитывая все, что Гитлер неоднократно заявлял насчет борьбы с коммунизмом. И теперь взглянем на ситуацию с учетом этого фактора. Будет Финляндия воевать с Германией за свою независимость? Уверен, что нет. Во-первых, это бессмысленно, а, во-вторых, слишком много сторонников Рейха у Вас в Правительстве. Что в таком случае получим м около Ленинграда? Скажите, как военный, видя такую перспективу, Вы смогли бы это допустить?

   – В таком ракурсе, признаться, я проблему еще не рассматривал. Считал, что у вас с Германией довольно прочный отношения. А почему Вы так уверены, что Германия придет на земли Финляндии?

   – По понятным причинам я не могу говорить всего, Густав Карлович, но я не уверен. Я это ЗНАЮ.

   – И когда этого согласно Вашему знанию, Борис Михайлович, стоит ждать?

   – Конец 40-го – начало 41-го. Пока ориентировочно так. Заигрались Вы и такие. Как Вы, Густав Карлович в свою антисоветскую ненависть. Настолько заигрались, что страну уже практически немцам подарили. Ненависть к коммунизму и печаль по утраченной Империи я хотя бы теоретически понять могу. Но вот готовность ради того, чтобы нам насолить, просто взять и подарить с таким трудом обретенную независимость, не понимаю. "Назло маме уши отморожу", получается так.

   – Хорошо, Борис Михайлович. Я понял Ваши аргументы, касательно причин. Согласиться не могу, но с позиции разума понимаю. Впрочем, не вижу выхода. Либо под вас, коммунистов лечь, либо под немцев. Но они пока в перспективе, а вы уже здесь, да еще и с оружием в руках. Вы нам выбора даже теоретически не оставляете.

   – А вот здесь не соглашусь уже по-крупному, Густов Карлович. Выбор есть всегда. Надеюсь, Вы понимаете, что теперь, после того, как мы практически за две с небольшим недели смогли прорвать Ваши укрепления в районе старых укрепрайонов линии Энкеля недалеко от Онежского озера и выйти в тыл более современным укрепрайонам, нам даже героическая самоотверженность финских солдат вряд ли помешает встретить при желании Новый Год в Хельсинки.

   – Несколько оптимистично, на мой взгляд, но допустим.

   – Дело в том, что нам этого не надо. Мы хотим договориться. СССР не заинтересован в оккупации Финляндии и насильственном присоединении ее к себе. Я это уже говорил.

   – То есть Вы хотите сказать, что готовы вернуться за стол переговоров на тех условиях, что предлагали раньше? Обмен территорий в районе Выборга, ряда островов и перешейка на территории в Восточной Карелии?

   – Нет, конечно. То, что было приемлемо тогда, не подходит для сегодняшней обстановки. За все приходится платить. Но мы готовы договориться на условиях, которые позволят Финляндии полностью, как говорят на Востоке, сохранить лицо. В плане территориального обмена все может остаться на тех же условиях. Но к ним должно теперь добавиться еще одно.

   – Какое же? – Маннергейм смотрел на Шапошникова с усталой и почти обреченной ухмылкой.

   – Одна из частей договора должна предусматривать беспрепятственный ввод советских войск на территорию Финляндии в пограничные районы со Швецией и Норвегией для совместной защиты границ в том случае, если Германия введет войска на территории сопредельных с Финляндией стран. Финская сторона возьмет на себя обязанность полностью обеспечивать эти войска всем необходимым, но за счет СССР. Вот, пожалуй, и все отличия.

   – А до предполагаемой оккупации Швеции или Норвегии Ваши войска останутся на своей территории?

   – Безусловно. План разграничения территорий у Вас, давно есть. Поверьте, Густав Карлович. Вы хоть и считаете себя нашим врагом, но советский народ не враг финскому народу, и мы не хотим бессмысленных жертв ни с вашей, ни со своей стороны. Случившийся инцидент так и должен инцидентом остаться, не перерастая в войну. Вы должны понять, что на все произошедшее нас толкнули действительно веские причины.

   – Хорошо, я Вас понял, Борис Михайлович. Сколько у меня есть времени на ответ? Я не могу решать такие вопросы в одиночку. Прекрасно понимаю. Хотя не скромничайте. Думаю, что Вы в состоянии решить сегодня в Финляндии любые вопросы. А уж остановка совершенно не нужной войны на достаточно почетных условиях вполне сделает вас национальным героем. Недели Вам хватит? Готов даже договориться на две. Все это время наши войска останутся на сегодняшних позициях и будут соблюдать условия перемирия. Того же мы ждем и от горячих финских парней. Только сразу хочу предупредить. Перемещения крупных воинских соединений в указанный период или появление на территории Финляндии иностранных воинских формирований или даже массовых добровольцев будут рассматриваться нами немедленно как Ваш отказ от договоренностей и перемирия. Потому прошу Вас соблюдать все условия полностью. И еще. Поверьте, Густав Карлович. Российская Империя, которой мы оба когда-то присягали, безвозвратно ушла в прошлое. Но Россия осталась. А ведь мы служили в первую очередь стране и ее народу, а не Императору. Россия вечна при любых формах правления. Не надо об этом забывать. Это выглядит куда более серьезным нарушением присяги.

   Маннергейм тяжело вздохнул и промолчал, хотя двигающиеся под кожей желваки показывали, что ему неприятно обсуждать столь скользкую тему. – Хорошо, товарищ маршал, – он перешел на официальный тон, – я услышал больше, чем надеялся. Финская сторона будет неукоснительно соблюдать перемирие, слово чести. Да, Вы правильно сказали, что я считаю себя врагом Советов. Но я не враг России и душа не лежит воевать с ней. Я постараюсь сделать все, от меня зависящее, чтобы мы нашли компромисс. Одно лишь маленькое уточнение. Сказанное Вами касательно условий мирного договора, это Ваша позиция или....?

   – Это позиция советского руководства и лично товарища Сталина. Можете быть уверены, что на заявленных условиях СССР будет готов немедленно подписать договор о дружбе и взаимопомощи.

   – Вы получите ответ в оговоренные сроки, Борис Михайлович. Не буду кривить душой. Не могу сказать, что обстановка, да и повод для нашей встречи меня столь уж радуют, но вот общение с Вами и разумность Вашей позиции доставили мне истинное удовольствие.

   – Так может, скрепим итоги встречи маленькой чаркой неплохого коньяка? Я тут припас к случаю, надеялся, что мы сможем найти общий язык.

   – А что, благодарю, не откажусь.

  ******

   А началась эта история 15 ноября. Советские войска прорвали пограничные заслоны на Карельском перешейке и перешли в решительное наступление по всей линии фронта. Впрочем, нет. Началось все почти на месяц раньше....

Глава 60

.

Открывай нам, Суоми-красавица (Часть 2)

   А началось все почти на месяц раньше....

   В конце сентября Сталин неожиданно довел до объединенной группы, занимавшейся разработкой планов финской операции новые вводные.

   Во-первых, проанализировав информацию о ходе финской компании, полученную от меня, Сталин принял решение назначить ответственным за ее подготовку и проведение начальника Генерального штаба ВС СССР Шапошникова. Во многом это объяснялось тем, что среди всех военных в моей версии истории Шапошников оказался единственным, кто не побоялся гнева вождя и настаивал на максимально тщательной подготовке, указывая, что недооценка военного оборонительного потенциала противника и шапкозакидательство принесет большое количество жертв и утрату веры в непобедимость советской армии. Именно это качество, умение до конца стоять на своем даже вопреки политической логике момента Сталин, как это может показаться ни странным, очень ценил.

   Во-вторых, после продолжительной беседы со Сталиным Шапошников озвучил вторую установку руководства, указывающую на то, что реализация военной компании должна быть непременно проведена в крайне сжатые сроки, стать полностью успешной и одновременно с этим создать у любого стороннего наблюдателя ощущение неуверенности советской армии в своих силах. Столь противоречивая установка заставила кардинально пересмотреть все ранее сделанные наработки.

   После тщательного анализа стало понятно, что выполнение всех условий возможно лишь в одном случае. Необходимо было в кратчайшие сроки добиться от Финляндии согласия на предложения СССР перед лицом неизбежного поражения. Для этого как советские, так и финские войска должны были понести минимальное число потерь в живой силе и технике. А ситуация в зоне конфликта должна быть настолько однозначной с военной точки зрения, что не оставляла финнам шансов на какие-либо успешные варианты продолжения боевых действий.

   В частности было принято решение отказаться от массированных атак в Заполярье и в северной Карелии. Ни при каких обстоятельствах наступление на этих направлениях не могло привести к быстрому успеху. В Заполярье решено было вернуться к изначальному варианту отрезать финнов от побережья Баренцева моря и на этом остановиться. Войска из Северной Карелии по большей части было решено перебросить на усиление группировки, которой предстояло прорывать Линию Маннергейма. Без прорыва этого укрепрайона на перешейке о каких-либо переговорах с финнами с позиции силы говорить не приходилось.

   В качестве угрозы в Финский залив в район непосредственно примыкающий к Хельсинки было решено отправить крупную эскадру Балтийского флота. Ее участие в непосредственных боевых действиях не предполагалось, однако эта эскадра должна была оттянуть для защиты столицы все силы финского флота, ослабив поддержку войск в районе перешейка. Кроме этого несколько подлодок было определено направить в Ботнический залив для противодействия оказания финнам возможной помощи извне.

   Операция непосредственно на карельском перешейке была четко разделена на три составляющие. Часть войск, сосредоточенная широкой полосой в средней части перешейка должна была имитировать несколько ложных направлений прорыва. Основной отвлекающий удар при поддержке крейсеров Балтийского флота должен был быть нанесен в направлении на Выборг. Войска в составе трех полноценных дивизий, усиленных двумя бронетанковыми бригадами должны были максимально быстро преодолеть предполье и постоянными артиллерийскими обстрелами укрепленных районов Линии Маннергейма имитировать концентрацию войск к прорыву на данном направлении.

   А главный удар было решено направить на прорыв Линии Маннергейма вдоль Онежского побережья. Этот выбор был предопределен тем, что на данном отрезке укрепрайоны были максимально старыми и заброшенными. Фактически это не было тем, что называлось именем финского командующего. Все инженерно-оборонительные сооружения были построены еще в 20-х годах и являлись частью так называемой линии Энкеля. Анализ оборонительных возможностей финнов именно в этом районе показывал, что прорыв советских войск при поддержке легких кораблей Онежской флотилии окажется наиболее быстрым и лишенным чрезмерных потерь в технике и живой силе.

   Единственная трудность состояла в том, чтобы максимально быстрыми темпами пройти все предполье и прорвать оборонительные узлы финнов до того момента, когда они смогут подтянуть в этот район существенные подкрепления.

   А успех прорыва сразу же кардинально менял всю обстановку в зоне конфликта. Наступление во фланг основным войскам финской армии при невозможности их поддержки со стороны современных дотов Линии Маннергейма не оставлял финнам шансов на сколько-нибудь длительную задержку советских войск. При этом сама советская армия получала сразу же несколько возможностей для продолжения операции. Проход севернее открывал возможность ускоренного марша на неприкрытый серьезными войсками Хельсинки. На самом перешейке существовала возможность уничтожения укреплений вдоль побережья Вуоксы, с последующим захватом мостов. А в случае их подрыва финнами большая часть расположенных в этом районе финских войск оказывалась в крайне сложном положении. Отойти они не успевали и оказывались прижатыми к реке.

   Шапошников очень рассчитывал на то, что уже самого факта прорыва линии укреплений окажется достаточным для того, чтобы финны согласились вернуться за стол переговоров и на этот раз проявили максимальную уступчивость и понимание интересов СССР.

   В операции на главном направлении планировалось привлечь пять полных стрелковых дивизий, усиленных дополнительными полками мортир калибра 280 мм на гусеничном лафете, три бронетанковые бригады, одну механизированную саперную бригаду для уничтожения минных полей и заграждений. Среди танков было решено использовать в основном легкие танки серии БТ, которые хотя и были уже относительно устаревшими, но в условиях планового подавления предварительным огнем артиллерии дотов были признаны оптимальными за счет развиваемой ими скорости, что на этапе прорыва должно было стать серьезным аргументом. Более новые средние Т-34 также были задействованы в объеме отдельного бронетанкового полка, но скорее для их практической обкатки в боевых условиях.

   В середине октября план был доложен Сталину и принят им без каких-либо серьезных изменений.

   25 Октября было объявлено о проведении широкомасштабных учений войск Ленинградского военного округа. В ответ Финляндия объявила всеобщую мобилизацию.

   СССР не замедлил послать по линии НКИДа гневную ноту и поставил Финляндии ультиматум с требованием незамедлительно отменить мобилизацию, как акт подготовки к войне. Финляндия ответила категорическим отказом и войска обеих сторон уже открыто стали стягиваться к карельскому перешейку.

   7 ноября Сталин выступил с обращением к народу, в котором отметил, что на фоне конфликтов, разворачивающихся по всей Европе, Финляндия заняла откровенно антисоветскую позицию и, объявив о всеобщей мобилизации, фактически предопределила войну с СССР. Учитывая, что граница между странами расположена в непосредственной близости от Ленинграда, колыбели революции, нам не остается ничего иного, кроме как упреждающим ударом обезопасить свою территорию.

   Сразу же после этих слов вдоль всей протяженности карельского перешейка началась массированная артиллерийская подготовка. Даже при том, что никаких секретных разработок вроде реактивных минометов применено не было, плотность огня была настолько высокой, что от всех заградительных сооружений в глубину на несколько километров оставались одни ошметки. Через два часа канонада стихла, и несколькими колоннами в различных частях перешейка вперед при поддержке танков, идущих следом выдвинулись невиданные доселе чудовища – бронированные саперные машины, оборудованные катками похожими на катки от асфальтоукладчиков, только не гладкими, а ребристыми. К шасси стареньких танков БТ-2 с усиленной бронезащитой на длинной выступающей вперед подвеске были прикручены свободно вращающиеся катки. Двигаясь впереди танка они, натыкаясь на минах подпрыгивали, причем даже не слишком сильно. Но весь эффект от мины лишь этим и ограничивался. Использование этой новинки позволило фактически обойтись без потери времени на скрупулезное разминирование многочисленных минных полей. Три танка-сапера, двигающиеся параллельно друг другу создавали вполне достаточный коридор, по которому вслед устремлялись уже атакующие колонны боевых танков и моторизованная пехота.

   В результате выход на линию Маннергейма был в основном завершен уже к концу второго дня конфликта. Этому во многом способствовало и то, что финны, серьезно деморализованные мощью артиллерийской подготовки советских войск и скоростью продвижения их по предполью, фактически не оказывали какого-либо организованного сопротивления. С первыми залпами они откатились к основной линии обороны на заранее подготовленные позиции.

   Добавляла свою долю в копилку и советская авиация. Ее господство в небе было полным. После нескольких неудачных попыток завязать воздушный бой финны вообще перестали выпускать оставшиеся самолеты в небо и лишь скрипели зубами, глядя на контролирующие небо советские истребители и волны накатывающихся на линию обороны штурмовиков и бомбардировщиков.

   Выйдя на Линию Маннергейма, советская армия притормозила и несколько дней отдельными точечными ударами как бы намечала возможные направления прорыва, заставляя обороняющиеся войска постоянно двигать резервы в направлении ожидающегося прорыва. Примерно через неделю начался массированный обстрел укреплений вблизи балтийского побережья. Все говорило за то, что решающий удар будет нанесен именно в направлении Выборга. Об этом говорили и подошедшие в прибрежную зону несколько кораблей Балтийского флота, и активное сосредоточение советских войск и бронетехники в данном районе, и явно замеченное финнами громкое прибытие в расположение войск генерала Жукова, имевшего репутацию жесткого и решительного полководца. В результате у финнов сдали нервы и, как только с советской стороны началась активная и очень плотная артподготовка, все имеющиеся резервы финских войск были срочно переброшены в район Выборга.

   А затем был решающий штурм на восточной оконечности перешейка. В течение пяти дней, из которых фактически три ушло на бомбардировки и артобстрел, финская оборона или точнее то, что от нее осталось, была прорвана и советские войска стремительно начали выходить на оперативный простор, разворачиваясь во фланг обороняющим перешеек финским дивизиям. Однако, советские войска не спешили вступать в бой на уничтожение. Теперь время не имело решающего значения. Даже вздумай финны оттянуть все войска к столице, теперь это ничего бы не изменило. Качественная разница в военной мощи и потенциале не оставляли финнам шансов даже дождаться существенной помощи из-за рубежа. А потому Шапошников, лично возглавивший операцию на перешейке, остановил наступление и послал парламентера к Маннергейму с предложением встретиться и обсудить создавшуюся обстановку.

  *****

   Уже 13-го декабря Маннергейм был в Хельсинки и потребовал незамедлительного собрания чрезвычайной сессии парламента. Собравшиеся в зале депутаты были крайне и неприятно удивлены, когда вскоре после начала заседания все проходы в зале заняли вооруженные люди. Это Маннергейм решил не устраивать долгих дебатов и решить дело быстрым силовым захватом власти. Его популярность в Финляндии была достаточно высока для того, чтобы он мог рискнуть поставить на кон свою репутацию. Его речь в парламенте опять-таки по его же требованию транслировалась в прямом эфире всеми финскими радиостанциями.

   Не желая долго переливать из пустого в порожнее Маннергейм сразу же заявил, что преступная и халатная политика президента и парламента республики привели к крайне тяжелому положению в стране. Фактически из-за того, что несмотря на его предупреждения уму еще в 34-м году было отказано в достаточном финансировании линии обороны, Финляндия сегодня поставлена фактически на колени. Все расчеты политиканов пошли прахом, и советская армия при желании может оказаться в Хельсинки уже через неделю. И остановить ему ее нечем. Но это была не единственная ошибка политиков. Отвергнув по сути разумные и достаточно справедливые и равноправные предложения СССР эти же политики, которые недавно кричали о том, что войны нет и не предвидится, сами же привели ее на землю Финляндии. Ну и где теперь все эти обещанные поддержки от Германии, Англии, Франции? Их нет. И теперь вариантов осталось совсем немного. Или драться до последнего без каких-либо шансов на успех, или пытаться остановить бойню и сохранить независимость страны, вернувшись к переговорам с русскими. В связи с чем он, маршал Маннергейм предлагает на время до полного прекращения военных конфликтов в Европе отстранить от власти действующего президента, назначить для управления страной чрезвычайный комитет с ним, маршалом во главе, а парламент после этого решения распустить до мирного времени. Причем, он, Маннергейм совершенно не стремится к узурпации власти, она ему не нужна. Более того, сразу же после окончания европейской войны он обязуется предстать перед высшим судом для расследования всех его действий в процессе работы чрезвычайного комитета. Но сейчас он не видит другой кандидатуры, которая смогла бы договориться с русскими на более или менее приемлемых условиях.

   Депутаты, немного посовещавшись и опасливо поглядывая на суровых бойцов, с оружием в руках стоящих в коридорах, сочли за лучшее согласиться.

   16-го декабря в Хельсинки Маннергеймом и прилетевшим из Москвы Молотовым был подписан договор о мире и взаимопомощи.

   За все эти дни на карельском перешейке не раздалось ни единого выстрела. Что лишний раз подчеркнуло, воюют не народы, воюют политики, чаще всего безответственные и недальновидные.

Глава 61. Думы о ядреном

.

   – Ну что, товарищ Берия, Вы готовы доложить нам о том, как продвигаются работы по созданию "Изделия 00"? – спросил Сталин неспешно набивая трубку. Вождь находился в довольно приподнятом настроении. Только что закончилось большое совещание в Кремле, посвященное итогам 39-го года, где основными были вопросы обороны. Цифры, доложенные Ворошиловым, Шапошниковым и тем же Берией обнадеживали. Ситуация кардинально отличалась от моей версии истории. Как в плане технического оснащения армии, так и в боевой подготовке войск. И хотя в войска новая техника все еще не поступала, скапливаясь на закрытых базах Урала и Сибири, подготовку к работе с новыми видами вооружения вахтовым методом прошли уже десятки тысяч солдат и офицеров. Вскоре им предстояло стать инструкторами в сотнях различных частей для своих сослуживцев.

   По окончании совещания Сталин попросил остаться Берию, Артузова и меня. Последнее меня уже не удивляло. Сталин часто использовал меня в качестве своеобразного "тестера" при обсуждении и принятии различных решений. За несколько лет он уже не раз убедился, насколько мышление человека 21-го века отличается от мышления его современников. При этом совершенно нельзя было сказать, что мое мышление или логика были лучше. Скорее наоборот, в подавляющем большинстве случаев я не видел элементарных выходов из ситуации, которые почти мгновенно приходили в голову самому Сталину или другим руководителям советского государства. Тем не менее, бывали и обратные случаи, когда казалось бы какое-нибудь странное предложение с моей стороны в результате всестороннего анализа оказывалось самым интересным и перспективным. Вот и держал меня вождь своеобразным консультантом для таких случаев. Все равно большего секретоносителя, чем я придумать было сложно.

   Хотя на этот раз, поняв, о чем пойдет разговор, я все же удивился. Речь пошла о развитии ядерного проекта. Вот уж в чем я, будучи чистым гуманитарием, не понимал совершенно, так это в ядерной физике. В свое время все, что я мог вспомнить и рассказать на эту тему, из меня уже вытащили. И под наркозом и без. Однако, обратив внимание на то, что в кабинете остался Артузов. Отвечавший за внешнюю разведку, я понял, что скорее всего дело объясняется именно внешней стороной вопроса. А потому, прислушиваясь к докладу руководителя УЗОРа, стал судорожно вспоминать, что происходило в этой сфере в Европе и США. На эту тему я уже тоже все рассказал, но еще раз перебрать в голове известные мне факты было не лишним.