Текст книги "Приключения бывшего мичмана(СИ)"

Автор книги: Алексей Ловкачёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц)

17 мая – день одиннадцатый

Так как 19‑го числа мы уезжали рано утром на маршрутке, которая из Ушачей выходила в 06.00, то у нас для полнокровного отдыха и доведения организма до полноценного выздоровления оставалось всего два дня. В то же время за день до отъезда не хотелось усугублять состояние здоровья факультативным лечением, поэтому подспудно тревожила мысль, что напрасно мы проводы спланировали на последний вечер. А тут, выйдя после обеда на улицу, ко мне присоединился Анатолий, который прямо высказав эту же мысль, предложив:

– А может, мы проведем мероприятие сегодня, чтобы завтра восстановить форму и трезвыми приехать домой?

Я тут же поддержал это предложение, видя в нем рациональное зерно. Правда, со стороны Анатолия здесь имелся подвох, который четко выразила Валентина, когда я ей эту идею, будто горькую пилюлю, завернул в красивый фантик – вербальную обертку:

– Тут поступило предложение, подкупающее своей новизной: отвальную провести сегодня.

Валентина хоть и запала на фантик, тем не менее в зерне узрела плевелу, а потому грамотно, а главное осознанно сформулировала опасность, скрывающуюся во внешне привлекательной упаковке:

– Ага! Начнете сегодня, а завтра продолжите. И какими же вы приедете домой?

Несмотря на остроту последнего вопроса за предложение Анатолия проголосовали практически все участники референдума, так как у каждого была своя мотивация. Начну с себя. Я предполагал все–таки после сегодняшнего умеренного возлияния на следующий день если и принять на грудь, то исключительно ограниченное количество – лечебную дозу спиртного.

Анатолий, как я понял, желал начать сегодня, а закончить как карта ляжет. А у него она могла лечь так, что мы бы и в Минске продолжили начатый сегодня фестиваль. И конца и края ему могло не быть. Не зря уже при подъезде к Минску он приглашал меня к себе на дачу.

Анна готова была с нами поучаствовать в любом варианте, так как из–за встреч со своим другом Сергеем это у нее происходило ну просто катастрофически редко, она до непозволительности игнорировала народную медицину.

Валентина хоть и отдавала себе отчет о возможном рецидиве на следующий день, после вчерашней тяжелой борьбы с зеленым змием в принципе была готова полечиться за компанию и сегодня.

Светлана, как я думал, подчинилась бы большинству. Александр тоже готов был уступить воле большинства. Словом, червь сомнения по принципу домино стал валить жесткую систему обороны оппонентов, и мы незадолго до ужина арендовали жилплощадь Светланы Иосифовны, которая голосовала за любое решение, при котором бы у нее почаще собирался народ.

За спиртным мы с Александром поехали в Ушачи, где купили необходимое количество недостающих припасов и, возвращаясь на базу, проходя мимо второго корпуса задами, увидели группу горничных, шедших нам навстречу. Их было пять или шесть прелестных созданий, поэтому мы тут же подтянули бегемотные животы, распустили павлиньи хвосты и давай, пока не разминулись, по ходу дела с ними балагурить. Правда, больше это касалось меня, нежели скромного Александра. Девчонки смеялись и в ответ шутили. И вот уже почти разминувшись с группой этих нимф в зелененьких халатиках, я услышал, как с третьего этажа донесся чей–то голос. Посмотрел наверх и увидел Марину, девушку, которая в обеденном зале сидела за одним столом с Анатолием. Ее явно заинтересовал наш диалог с горничными – по сути, флирт. У меня даже возникло подозрение, что она возмечтала оказаться на их месте и даже за одним столом нашей веселой и непринужденной компании. Не зря при следующей встрече она с интересом спросила у меня:

– Ну что, пришли к вам горничные?

Распутница, что тут еще скажешь.

Спиртного у нас было немного, поэтому получилось, как планировали – посидели очень даже культурно, примерно, как интеллигентные люди средней руки. И на танцы пришли чинно и важно, даже приступили к выполнению соответствующего обряда. Ряды нашей компании уже поредели, так как начался процесс обновления контингента отдыхающих: кто–то уезжал, а кто–то из новичков прибывал в санаторий, но до танцев не дошел. Публика была практически старой и особого интереса не представляла.

Помню, стою я на танцполе и с легкой грустью смотрю вверх на высокие с раскидистыми ветвями сосны, окружающие огражденную площадку. И тут показалось, что природа уловила мою грусть и решила передать привет и подыграть моему настроению – легкий порыв ветра качнул ветвями, и те отзывчиво колыхнулись, словно головами махали на прощанье со мной и вновь обретенными друзьями–товарищами, ведь кого–то уже тут не было, да и мы сами готовились разъехаться через сутки. И грусть моя перешла в легкую тоску по безвозвратно уходящему времени с осознанием того, что действительно в одну реку дважды не войдешь.

На предпоследний танец я пригласил девушку лет тридцати пяти, которая, судя по внешним проявлениям, уже давно обратила на меня внимание. Это была та самая Марина, которая кричала с третьего этажа, проявляя интерес к нашему диалогу с горничными. Она сидела за одним столом с Анатолием и своей подружкой, находящейся в пограничном возрастном положении не то старшей сестры, не то мамы.

Здесь необходимо сделать некоторое отступление. Анатолий, как вам уже известно, общался с Майей, или, как он сам ее величал, Пчелкой Майей, или по–свойски – Шельмой. До определенного момента она была соучастницей нашего лечебного процесса, а мероприятия по вопросам интимного массажа и прочих процедур проводила исключительно на дому у Анатолия. Впрочем, когда потребовалось, когда к ней приехал безнадежно в нее влюбленный воздыхатель–таможенник, это не помешало ей открыть второй фронт. Майя на пару дней для нас пропала под незамысловатой легендой: «Я была на экскурсии в Полоцке». В один из этих дней действительно была организована экскурсия, однако культпоход Майи явно затянулся, и она была вынуждена сделать признание сквозь зубы, что это мероприятие проводила по отдельному плану. Анатолий тогда был без настроения, хотя марку держал. Около десяти дней Майя держала в заточении своего узника замка «Ух!», при этом никто не ведал, в каких застенках или келье реально он обитал и как выглядел. И так было до тех пор, пока он не был выпровожен из санатория Майей собственноручно или пинком.

Тем не менее подобные вольности мастера двойной игры не мешали Майе оставаться ревнивой собственницей в отношении Анатолия. Даже на незначительные знаки внимания со стороны других девушек или в их адрес она реагировала вполне даже адекватно – ставила на место своего зарвавшегося и «самого умного мужчину санатория». Однажды Майя даже пару раз приревновала его к Елене. В первый раз, когда он пригласил ее на танец, а во второй, когда мы как–то вышли из столовой и я пригласил Лену присесть рядом. Она тогда пристроилась возле Анатолия – просто где было место. И все же Майя устроила Анатолию сцену ревности, правда, не сильного психологического накала. А тут, уже пару дней, как она взяла и сменила свой курс, то есть повела себя, как в известной сказке избушка на курьих ножках, которая повернулась к лесу, в смысле к Анатолию, задом, а к одному вновь поступившему отдыхающему, извините за выражение, передом. Ой, простите, получилась какая–то двусмысленность. Хотя кто знает, я и в этом случае со свечкой нигде не стоял, но что–то мне подсказывает, что я все–таки прав.

Дело в том, что Майя, девушка сорока шести лет, как и ее подружка Инна, приехала из Бешенковичей (а там, наверное, все такие бойкие) и тоже оказалась со сложной судьбой. Поэтому, когда на горизонте появился относительно молодой человек сорока восьми годков, хоть по виду он тянул на все пятьдесят пять, Майя тут же произвела перезагрузку приоритетов вместе с отношениями. Как итог в табели о рангах Анатолий был передвинут на более низкие позиции. После такого низвержения у моего товарища по отдыху жизненный тонус под названием «настроение» упал. Ища пути выхода из печали, Анатолий присматривался к публике для замены фаворитки.

И вот, возвращаясь к своему повествованию, я заметил, как Анатолий присмотрел себе подружку – практически весь вечер танцевал со своими одностоловыми девушками. Ему, как я понял, понравилась та, что была постарше, и именно ей он оказывал знаки внимания. И я от нечего делать решил пригласить одну из соседок Анатолия по столу.

Пока танцевал, я имел возможность официально представиться и самому как бы узнать, что мою партнершу зовут Мариной. Далее путем разведопроса установил, что Марина живет и работает в Витебске преподавателем одного из вузов. Еще немного полюбезничав, мы закончили танцевать. Тут заиграла медленная мелодия, и только я надумал снова пригласить на танец Марину, как увидел, что у меня наметился конкурент, который довольно успешно приступил к осуществлению своего замысла. Видимо, он заранее спланировал эту акцию и явно караулил момент, чтобы опередить меня. Я лишь подивился оперативности молодого человека, который, закончив танец, бережно взяв свою избранницу за ручку, почти торжественно повел ее гулять по главной дорожке санатория, будто шел под венец.

Еще раньше я обратил внимание на этот субъект. Это был худощавый и стройный юноша, по повадкам явно из местных, на вид около тридцати лет и ростом под метр девяносто, а то и выше. Он танцевал с гордым видом короля паркета, манерно отставив указательные пальцы рук, будто ими вычерчивал только ему понятные узоры или писал по воздуху кому–то адресованные слова любви. Кстати, это был второй случай со стороны юноши, который таким бесцеремонным образом собирался перехватить у меня партнершу. И если в первый раз у него это не получилось, то сейчас удалось. Я даже не знал, как это расценивать: как случайность или акт агрессии по отношению ко мне. Однако я не стал заморачиваться, так как в принципе меня это не цепляло.

Анатолий повел свою Татьяну на выгул, и я как бы при них. Прошли до ворот и обратно. Пока шли, трепались ни о чем, а за нами – вновь образовавшаяся пара. Еще ранее Анатолий обратил внимание на не совсем адекватные запросы Марины, когда она, еще не совсем познакомившись, на приглашение поучаствовать в компании ответила, что только через бутылку мартини, а потом, явно завысив самооценку, предлагала сводить ее в ресторан. Лично я в свой адрес подобных предложений не слышал. Может, эта дымовая завеса выстреливалась в адрес мужчин, которые ей не нравились. Независимо от этого я подумал, что вот, допустим, сейчас Марина затащит, то есть пригласит, своего долговязого и манерного кавалера в ресторан, и потом, если раньше не уедет, то увидит своего избранника лишь через месяц или в лучшем случае через полмесяца, когда ему начислят аванс или зарплату. И меня подобная перспектива, если честно, порадовала, даже не знаю почему. Наверное, я все–таки злобный субъект, а не мужчина–мечта.

Мы подошли ко второму корпусу, и Анатолий пригласил меня к себе. Я ответил согласием и решил для начала заглянуть в свой номер. А мой товарищ как примерный кавалер пошел провожать новую подругу на третий этаж.

Минут через десять я зашел в номер к Анатолию и увидел несколько неожиданную и обескураживающую картину. На штатном месте, в своей постели, лежал Николай Васильевич в положении на спине и, как мне показалось, бессмысленным и отрешенным взглядом смотрел в потолок. Согласен, что это не завершенный холст, так как к нему необходимо пририсовать всего одну деталь. Этой деталью оказалась Майя, стоящая перед Николаем Васильевичем на коленях. Возвращение блудной дочери, – скажете вы и, наверное, будете правы. Правда, и здесь тоже не достает последнего штриха, а именно – Майя своим лицом уткнулась Николаю Васильевичу в промежуток между тазобедренными суставами, и я не сразу сообразил, что она там делала, так как все это было прикрыто ее же плечами. Я же, как образованный человек, подумал, что приглашением Анатолия воспользовался как–то несвоевременно, и надо было мне явиться позже, после прихода моего товарища. Да и присутствующим я тоже, наверное, помешал, хотя им было не до меня, так как на меня они внимания не обратили. С полминуты я постоял в озадаченном состоянии с банальным для русского интеллигента вопросом «что делать?», а потом до меня дошло, что надо так же тихо, как пришел, убраться из номера. И только я развернулся в направлении выхода и сделал шаг, как был остановлен на месте преступления окриком Майи, словно пойманный вор. Нет, только не подумайте, что она остановила меня банальным предложением «третьим будешь?». Отнюдь.

– Алексей, ты куда!? – спросила Майя.

Втянув голову в плечи, я осторожно повернул лицо к воспроизведенной почти на сто процентов картине Рембрандта «Возвращение блудного сына» и был приятно удивлен. Оказывается, заплаканная Майя изливала душу Николаю Васильевичу, а не то, что мне показалось.

Негоже бросать человека в таком состоянии, тем более, если он просит тебя остаться, поэтому я присел на уголок свободной кровати, что стояла рядом с постелью Николая Васильевича. Тогда Майя на коленях торопливо переползла ко мне и, уткнувшись уже в мои колени, стала изливать свое житейское горе – разочарование в очередном мужчине. Она мне говорила, что, оказывается, это совершенно не тот человек, который ей нужен. Я, подхватив лейтмотив настроения, стал Майе поддакивать, местами опережая ее мысль:

– Так что же вы хотите Майя? Да я, даже не разговаривая с ним, только посмотрев, как он переставляет ноги по асфальту, и то уже понял, что он безвольный и мягкотелый человек!

– Да, он тряпка, он… – и так далее и тому подобные заявления о никчемности этой личности, на которую она позарилась.

Однако, ожидая скорого появления Анатолия, находясь как бы в положении Николая Васильевича, я уже сам создавшейся ситуацией затяготился. Закатив глаза к потолку, думал, как к этой сцене отнесется мой товарищ, который вот–вот должен был появиться. И только я об этом подумал, и только меня уколола моя же совесть, как вошел вполне предсказуемый и ожидаемый в этой ситуации Анатолий. Я с виноватым видом, как будто со стола спер чужую пайку, разведя руками, показал «не виноватая я, он сам ко мне пришел». И еще несколько минут в присутствии Анатолия Майя все в той же позе стояла передо мной на коленях, и со стороны можно было подумать, что она просила моей руки, а заодно и сердца. С другой стороны, не могла же она сразу взять и вот так повеситься на шею Анатолию, как например мне, совершенно постороннему человеку. Ведь я никаким катетом, ни гипотенузой, ни даже биссектрисой с их треугольным романом не соприкасался, так как не был я ни брошенным Анатолием, ни покинутым кандидатом в женихи, ни страдающим от безответной любви таможенником. Да и Анатолий принял Майю как–то с прохладцей и отстраненно добавил:

– А что это ты тут делаешь?

Да и еще в моих ногах, – это мне так хотелось съязвить, чтобы дополнить и расширить вопрос Анатолия. Только перца в этой ситуации и не хватало, – тут же я одернул себя, ведь слез и так уже было достаточно.

Не подумайте, что вопрос Анатолия был адресован мне, ведь я здесь был персоной официально приглашенной. Хотя после такой сцены и у Анатолия могли резко поменяться приоритеты, тем не менее я понял, что острие вопроса было направлено изменщице.

Пережив довольно продолжительную паузу и наконец почуяв, что у этой пары намечается разговор по душам, в результате которого случится скандал с выбрасыванием вещей Майи или примирением в постели Анатолия, я встал и, улучив момент, ненавязчиво не то предложил, не то спросил:

– Кажется я здесь лишний, – затем тихо почти на цыпочках перенес тело в свои покои, пожелав всем доброй ночи, без всяких войн …

Эти роковые девушки, сколько их крутилось вокруг Алексия! У него все начиналось с детства.

Юношеская любовь отличается от взрослого чувства тем, что она гораздо ярче и острее, как все впечатления, еще не ставшие привычкой. Влюбленные того благословенного возраста как бы способны на серьезные поступки и спонтанные подвиги, которые не всегда правильно оцениваются родителями.

Вот и у Ветра случилось так: первая любовь застала его, едва он достиг совершеннолетия, а его возлюбленной было чуть меньше. Света Звонкая – необыкновенная красавица с чувственной экзотической внешностью. Ветер питал к ней те самые нежные чувства, о которых уже упоминалось. Их неодолимо тянуло друг к другу, и они просто не обращали внимания на ограничительные рамки, правила и запреты старших, которые даже не догадывались, что творилось в душах их взрослеющих детей, очень скрытных по всем законам жанра и природы вещей.

Не секрет, что милующимся городским влюбленным найти укромное место невозможно. Благо звезд на небе больше, чем населения на планете. А если дождь на улице или зима, то приходилось отирать подъезды. И когда однажды родители Светы собрались на дачу с ночевкой, то влюбленные восприняли это как дар судьбы, чем и воспользовались. Едва взрослые переступили порог дома, как Ветер на крыльях любви прилетел к их дочери. Влюбленные, счастливо уединившиеся в свободной квартире, прекрасно провели время за разговорами, нежными прикосновениями, перешедшими в объятия и поцелуи. А когда на город незаметно опустились сумерки, они, обнявшись, уснули.

Неизвестно, по какой причине родители передумали с ночевкой на даче и за полночь вернулись домой. Перед тем, как уснуть, Света на всякий случай вставила ключ в замочную скважину изнутри квартиры, чтобы родители – не дай Бог! – не застали ее врасплох. И ведь насколько некоторые наши решения оказываются правильными, ибо осторожными и продуманными! Ну если не с моральной точки зрения, так хоть с практической. После безуспешной попытки открыть квартиру ключом родители начали названивать в дверь, кляня себя за бестактность, что вынуждены будить свою дочь–отличницу, которая после домашних уроков, наверное, устала, а потому спит мертвым сном… Правда, не одна. Ну да ладно, до момента позора надо еще дойти.

Услышав звонок, расслабившиеся влюбленные подорвались с места и взлетели, будто две звезды, пардон, ракеты. Это было настолько не продуктивно, насколько и не продумано. И это естественно, так как в подобных случаях сначала просыпаются тела, а мозги находятся в состоянии позднего зажигания и осмысления ситуации. После старта началась нелепая суета и беготня, прежде чем у Ветра в мозгу заискрила мысль и он, схватив в охапку вещи, в одних трусах выскочил на балкон второго этажа. Ему повезло, что это был второй этаж, а не выше… Повезло, что Света не забыла про шторы и, пока выпроваживала родителей из комнаты, задернула окно, прикрыла за ним голого Ветра. Стоя на балконе, Алексий боялся даже шелохнуться. Лето, дверь на балкон открыта, поэтому любой шорох оттуда мог оказаться роковым. Повезло, что Звонкая нашла повод вывести родителей на кухню. Пока они там чаевничали, удивляясь полночной приветливости дочери, Ветер непутевым ветром сквозанул сначала на крышу–козырек магазина, а затем на родную землю, которая на счастье оказалась близко. И только запоздалые прохожие удивленно оглядывались на голого юношу, который на ходу одевался, догадываясь, что он исключительно по необходимости покинул любовное ложе.

18 мая – день двенадцатый

А на утро, перед завтраком, я зашел к Анатолию, чтобы поздороваться с ним и заодно получить ответ на вопрос, чем же у них с Майей сердце успокоилось: пепелищем или советом да любовью – и заодно определить свой статус пожарного или шафера. Захожу и вижу сплошную идиллию, только красивой музыки, пестрых попугайчиков и ниспадающих с неба розовых лепестков не хватает, а Шельма, будто пчелка Майя жу–жу–жу да жу–жу–жу – вся такая добрая и в прекрасном настроении, направо Николаю Васильевичу и налево мне комплименты раздаривает:

– Ах, Николай Васильевич, какой же вы замечательный и душевный человек, ну прямо душка! Вы для меня как отец родной.

– Алексей, хочешь, я комплимент тебе скажу? Сейчас ты выглядишь гораздо лучше, чем в день приезда. Честно–честно!

И мы все в добром здравии и прекрасном расположении духа смеялись, шутили и радовались миру и согласию «в семье». Вдруг Майя резко подорвала свое тело и бросила вон из комнаты, чтобы что–то успеть сделать перед завтраком. Еще не закрылась за ней дверь, как Николай Васильевич, добрейшей души человек, от смеха так и прыснул:

– Ну и Шельма… Ха–ха–ха!

И мы, все трое непринужденно и совершенно не сдерживая себя, заржали, будто кони на воле. За Майей дверь закрыться не успела, поэтому она услышала напутственно–ехидное замечание замечательного старика. И с той же скоростью развернулась и смешливой фурией ворвалась обратно, грозно вперив в Николая Васильевича прямой и острый, как стимул для быка, вопрос:

– Это кто ж меня так назвал?

Тут уж пришел наш черед лидировать в хохоте и смехе, впрочем, и Николай Васильевич от нас не отставал, так же, как и Майя. Я сквозь слезы радости и смеха был вынужден констатировать:

– Ну, Васильевич, вы спалились. А ведь были таким хорошим человеком. И кто вы после этого?

В общем, на завтрак мы пошли в прекрасном расположении духа и веселом настроении.

До обеда я успел пройти все процедуры, которых в тот день оказалось наибольшее количество – шесть штук. Сходил в приемную администрации санатория, где накатал на всех, в том числе и на природу и на персонал, злобную жалобу о том, что первая своей красотой меня пленяет, а второй прекрасным отношением создал райские условия.

Тогда же, выходя из администрации, услышал, как некий начальник при пиджаке и галстуке на расстоянии метров пятнадцать–двадцать распекал одного из своих подчиненных:

– Ну, когда ты убьешь этих собак?

Я подумал, что или чего–то недослышал, или что–то не так понял. Однако через пару–тройку часов, когда возле скамеечки второго корпуса увидел кобеля, прозванного детьми Колбаской, издыхающим и дергающимся в предсмертных конвульсиях с иглой в коричневом оперении в боку, то все стало ясно. Как мне сказали, таким образом, были умерщвлены три собаки. Отдыхающие были впечатлены негуманным способом расправы над беззащитными животными. А вечером я видел осиротевшую подружку Колбаски на крыльце второго корпуса, жалко жавшуюся к бетонной стенке.

То, что бесконтрольно плодящиеся собаки создают трудности как для отдыхающих, так и для администрации, это я понимаю. Но ведь здесь существует и человеческий аспект, который все–таки необходимо учитывать. Во–первых, видимо, не всех без разбору собак надо уничтожать, а во–вторых, выбирать время и место – не на глазах же у женщин и детей.

После обеда я, наконец, осуществил свою курортную мечту – сел на велосипед и поехал осматривать озеро Вечелье, которое в два раза больше Должина, где отдыхало большинство санаторного народу. До озера на велосипеде я докатил быстро, за пять–семь минут. И дальше это транспортное средство для меня было скорей обузой, так как ехать по узкой тропинке, извивавшейся между деревьев и кустарников, в сочетании с резкими уклонами, было невозможно.

В общей сложности я гулял около полутора часов, продираясь сквозь заросли по пересеченному неровному ландшафту озерного берега и снимая понравившиеся мне виды. Дойдя до мыса, наткнулся на ручей с бурой водой, там же от меня убежал уж, которого я не успел сфотографировать, так быстро он скрылся в высокой густой траве. Это была пожухлая трава в сочетании со вновь народившейся, в которой я рисковал наступить на более серьезную змейку, чем безвредный уж. С трудом преодолев густые заросли, я сначала вышел на тропинку, а затем на дорогу, по которой поднялся на горку и покатил на велосипеде, с удовольствием подставляя лицо набегающему потоку свежего воздуха.

Что ни говори, а именно природа врачует нас от страстей человеческих. Все проходит, все, а она остается, остается небо с облаками или звездами, солнце, ветер и горизонты. Мы, люди, приходим в мир и уходим из него, но так же сменяются дни ночами, а весны перетекают в зимы, так же стоит земная твердь и в ее огромном лоне плещется мировой океан. И ветер выметает с парадных пространств осыпи звезд, окалину космоса, ржавчину старых забредших к нам метеоритов…

Как–то Алексий Ветер сказал, что жизнь каждого из нас, как космос, состоит из миллиардов звезд, планет – такого же количества встреч и расставаний. С кем–то встречи и расставания повторяются постоянно – часть или даже всю жизнь, с кем–то временно, а с кем–то они одноразовы – раз встретился и полетел в мусорное ведро, на задворки вселенной. И чтобы не оказаться на задворках у любимого человека, надо бережно и рачительно относиться к каждой совместно прожитой минуте. Ведь чего греха таить – мы в нашей жизни иногда совершаем глупые поступки, о которых потом сожалеем, даже если затеваем их в виде игры. Как любовь на спор, например…

Еще в пионерском лагере Алексий Ветер имел массу похождений, в том числе на любовном фронте. Хотя в детстве самое большее, что можно себе позволить – это с опаской, чтобы не получить по физии лица, трепетно прижаться к настороженному девчоночьему телу или, сидя под звездами, целоваться–обниматься. Отец Ветра работал директором, мама – врачом, сестра – старшей пионервожатой, муж сестры – физруком, поэтому Алексий был в курсе всех дел и событий, происходящих в пионерском лагере, а в некоторых из них и непосредственным участником. Он был бессменным, то есть трехсменным (по количеству заездов за сезон) посетителем лагеря. Нужно ли говорить о том, что у этого повесы все было схвачено, как застывший раствор мощной железобетонной конструкции.

Но что оправдывает Алексия при всех его несовершенствах и ветрености? А то, что была у него одна постоянная, неизменная, высокая зазноба, которой он был увлечен с детства. Трудно поверить, но его первая робкая любовь превратилась в юношескую, стала взрослой и длилась аж до полувекового юбилея. Даже фамилия избранницы оказалась под стать герою – Светлана Звонкая. Да и внешность вполне подходящая, было в ней нечто от знойной африканки – природный шоколадный загар, вьющиеся черные волосы, карие глаза, стройная фигура. Одним словом – красавица! Многие ребята били клинья, но Света Звонкая отдала предпочтение безусловному лидеру мальчишек Алексию Ветру. Несмотря на гордый и своенравный характер, к своему избраннику она проявляла доброту и покладистость.

Но не зря Алексий носил фамилию Ветер. Любви и верности одной подруги ему было явно недостаточно, его интересовали все хоть сколь–нибудь симпатичные девчонки, а тем более красавицы. Для контроля над ситуацией он включал свой административный ресурс по вертикали, уходящей к отцу – первому лицу лагеря. А все началось с простых поручений, таких как вызвать к начальнику пионерлагеря или к старшей пионервожатой кого–нибудь или что–то передать на словах тому–то и сему–то. Благодаря особому положению Алексий оказывался в курсе многих лагерных дел, а со временем научился пользоваться ситуацией. Под благовидным предлогом он забегал в любой отряд, чтобы узнать имя понравившейся девчонки. А чтобы «подтянуться» поближе к ней, проявлял инициативу и привлекал ее вместе с отрядом к спортивному мероприятию. А таковых хватало: футбол, баскетбол, волейбол, пионербол, различные соревнования и эстафеты… Занимаясь спортом и будучи в великолепной физической форме, Алексий участвовал во всех состязаниях, во время которых, как взрослый герой–любовник, картинно посылал девчонкам приветы и воздушные поцелуи.

Да, таков был Ветер – ветреный и легкомысленный, неравнодушный к противоположному полу почти с детства. И не было числа его любовным похождениям и подвигам! Еще живо воспоминание о первом девчоночьем признании в любви. Уже в отрочестве Алексий понял, что девчонкам, а тем более взрослым женщинам верить нельзя!

Милая девочка Тома сразу понравилась будущему ловеласу и вертопраху, который тогда еще казался неиспорченным фруктом. Алексий повелся на милый мальчишескому сердцу образ дюймовочки в ситцевом платьице, где, как оказалось, уже укоренилось хитрое и расчетливое женское начало. Во время танца юные влюбленные тесно прижимались друг к другу. Держа в руках хрупко–нежное создание, Алексий витал между седьмым и восьмым небом, а переместиться уровнем выше мешала Томочка, хоть и млевшая, но рассудка не терявшая. После танца она увлекла Алексия в укромные кусты, где словесной очередью в упор поразила чистое сердце мальчишки:

– Я тебя очень люблю!

Алексий, застигнутый врасплох, какое–то время пребывал в шоке. Шутка сказать – первое в жизни признание!

– Ой! Я тоже тебя люблю, – наконец нашелся он, от смущения красный, будто аленький цветочек.

А тонкая тростиночка девчоночьего тела, как в любовном романе, сорвалась с места и растаяла в темноте. Алексий просто впал в ступор, но, поняв, что удача может исчезнуть, тоже сорвался и побежал за ней. Настиг. Начал непроизвольно целовать в губы, щеки, куда попало, ведь юная Тома – такое игривое создание… Всю ночь Алексий не спал. Он лежал, вслушиваясь в ночные шорохи, доносящиеся через открытое окно, мечтал и грезил.

И вдруг Алексию стала известна обескураживающая весть, которую ему донесли ненадежные девчоночьи уста, как в игре с колечком, играясь. Оказывается, Томочка призналась в любви Ветру всего лишь на спор с подружками–шалуньями. Ах, как был зол Алексий! И его, Ветрова, месть соответствовала легкомысленности ее поступка. Отомстил он жестоко! Как? Да он и сам уже не помнит… ведь истек не один десяток сроков давности на преступное глумление над мальчишеской доверчивостью.

Познавший огорчений Ветер куста боится – с тех пор он не доверяет ни женщинам, ни девушкам, в особенности их признаниям.

А вечером состоялись последние танцы с нашим участием. Под самый конец я пригласил девушку лет двадцати с немного угловатой фигурой, но симпатичную, с неким восточным шармом и огромными широко распахнутыми на мир черными глазами. Как–то во время процедур, заскочив в район ванн и душевых, я с кем–то из знакомых шутил и балагурил, а эта девушка оказалась рядом, ожидала своей очереди. Она тут же заулыбалась, подключившись к разговору. Я ответил на ее шутку, и лицо ее засветилось. Вспомнив это, я решил пригласить ее на танец. И тут она мне сделала комплимент:

– А вы хорошо танцуете.

– Это вам показалось, – кокетничая, ответил я, а через значительную паузу ответил ей тем же: – А вы неплохо танцуете.

– Да, я знаю.

Меня даже удивила такая непосредственность. Затем она рассказала, что приехала из Смоленска, а родилась в Турции, чем поставила меня в тупик.

– Ах, вот оно в чем дело! – невольно вскрикнул я.