Текст книги "Дети Зоны: альтернативная история (СИ)"

Автор книги: Алексей Матвеичев

Соавторы: Татьяна Живова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

Наконец, в горнице послышались шаги, дверь приоткрылась.

– Можете зайти. – услышал Жаба и не мешкая поспешил на зов.

Его любимая единственная девочка по-прежнему лежала с закрытыми глазами, но выглядела уже не настолько ужасно. Щёки её слегка порозовели, дыхание стало более ровным.

– Как она, доктор?

– Переломов, сотрясений и серьёзных повреждений нет. – врач уложил в чемоданчик тонометр. – Если не считать синяков. Но что-то более конкретное я сказать не могу. Я всё-таки не гинеколог. Сейчас у неё посттравматический шок, и поэтому я принял кое-какие меры… Девочка поправится, но как скоро – зависит от ухода. Но на вашем месте я бы показал её специалисту. В Чернобыле-6 – неплохая больница, советую как можно скорее отвезти её туда. А ещё лучше – вообще увезти отсюда. Не место ей здесь.

Жаба стиснул пухлые пальцы.

– Нельзя ей за Периметр, доктор… – тихо сказал он. – Она родилась и выросла здесь, в Зоне, и не выдержит, если её отсюда увезти… Я однажды повёз её, было, город показать… Так с полдороги пришлось возвращаться – плохо ей стало…

– Даже так? – врач с лёгким профессиональным интересом посмотрел на пациентку. Но больше никак своего удивления не выказал. Он был опытным и многое повидавшим человеком, и на Периметре служил не первый год. И был наслышан о некоторых особенностях рождённых в Зоне существ. – Гм… это усложняет дело… По уму – вашей дочери уход нужен, постельный режим, условия. И… лучше всего ухаживать за ней женщине. А у вас тут, – он кивнул за окно, – контингент совершенно для этого не подходящий. Да и условия весьма далеки от амбулаторных.

– Доктор… – Жаба умоляюще схватил медика за рукав. – Если надо – я создам все условия! И если нужен врач по женской части… или сиделка… Может быть, пригласить кого-нибудь из городской больницы? Я заплачу, любые деньги – только чтобы девочка моя в порядке была! Доктор, посодействуйте! Я в долгу не останусь!

– Мне ваших денег не надо, уважаемый – медик решительно и в то же время успокаивающе положил сухую ладонь на трясущуюся от волнения руку торговца, – А что касается приглашения специалистов… Гм… – он задумался. – Есть один вариант. Девочку можно отвезти в нашу санчасть. Под мою ответственность. Женщины-санитарки там есть, со специалистом из горбольницы я договориться постараюсь. Ему всё же ближе и безопаснее будет к нам приехать, чем сюда, к вам. Да и всяких разрешений меньше оформлять придётся. Ваша дочь выдержит пребывание на самом Периметре?

– Ну… если недолго… – неуверенно протянул Жаба, – тогда, наверное… да… Я дам для неё парочку артефактов – из тех, что сил придают и лечат. Вы когда-нибудь пользовались в своей работе артефактами, доктор?

– Слышал, что такое возможно, но самому как-то до сих пор не доводилось. Хотя, в наших экстремальных условиях работы был бы не прочь пообщаться с теми, кто знает, как это делается. И поучиться.

– Она знает. – Жаба кивнул на дочь. – Она же ваша коллега… в какой-то степени… Только лечит местными травками и артефактами, а не таблетками и уколами. Вон, у сталкеров поспрошайте, они чуть что – к ней бегают лечиться. Медиков-то у нас тут – полтора человека на двадцать гектаров местности…

– Даже так? – удивился врач. – Что ж, в таком случае, сделаю всё, чтобы поставить свою юную коллегу на ноги! Не беспокойтесь!

Он вытащил рацию и несколько минут говорил с кем-то, отдавая распоряжения подготовиться к приёму стационарного больного. Закончив, повернулся к торговцу:

– Всё будет как надо, я распорядился. Девочку надо собрать и перенести в машину. Вещи лучше отдельно уложить, а её пока просто завернуть в одеяло. Всё равно её ещё раз будут осматривать.

Жаба поспешно кивнул и кинулся собирать вещи дочери. Подумал и уложил в мешок поверх одежды сидевшую на спинке дивана куклу.

– Это её любимая. – пояснил он. – Пусть с нею рядом будет, когда девочка очнётся?

– Пусть будет. – врач невозмутимо кивнул. – Помогите-ка…

Они вдвоём приподняли Ксану и бережно закутали её в одеяло.

– Вот ведь скоты… – сквозь зубы пробормотал военврач, стараясь осторожнее касаться хрупкого, покрытого синяками тела. – Надеюсь, ваши сталкеры им устроят… сладкую жизнь.

– Может быть, уже устроили… Пойду позову кого-нибудь, пусть помогут девочку в машину перенести.

– Правильно!

Жаба вышел на веранду.

Видимо, казнь над преступниками уже состоялась – Деревня бурлила.

На крыльце и перилах веранды сидели Гурман, вся тройка Репейника, Хромой и выжидательно посматривали на дверь. Тут же возле УАЗика Техник о чём-то разговаривал с водителем. Завидев вышедшего на крыльцо Жабу, все умолкли. Кто сидел – поднялись.

– Ну как она? – вразнобой спросило несколько голосов.

– Оклемается… – кивнул торговец. – Сейчас док её на Кордон в их госпиталь повезёт. Ребят, помогите её в машину перенести?

– Дядь Панас, можно мне тоже? – заволновался Гурман.

– Ну а как же без тебя-то?.. – вздохнул Жаба и неожиданно взъерошил ему волосы. – Сынок…

Очень осторожно Гурман и Репейник (которого теперь называли то старым именем, то новым) вынесли Ксану из дома, остальные сталкеры бережно приняли её на руки и помогли спустить с крыльца.

– Гена, разворачивайся! – приказал вышедший следом военврач водителю. Тот расторопно кинулся исполнять.

Привлечённые новым зрелищем, подтянулись другие одиночки.

Жаба вдруг опустился на ступеньки.

– Док, у тебя есть валидол? – спросил он, прижимая ладонь к груди. – Прихватило чего-то…

Военврач накапал ему валокордина. Внимательно посмотрел на торговца.

– Думаю, вам лучше остаться. Пусть поедет кто-нибудь из них. – он кивнул на группу, осторожно загружающую Ксану в УАЗик. – Не беспокойтесь, всё будет хорошо с вашей девочкой. В любой момент сможете её навестить, я попрошу коменданта выписать вам пропуск. Так-то мы гражданских не пускаем… тем более, отсюда, но в виде исключения…

– Да, дядька Панас, посиди-ка ты дома! – похлопал Жабу по плечу Хромой. – Нам с тобой ещё ребятам пару-тройку слов надо будет сказать. Пусть вон, молодые и здоровые едут.

Подумав, отправили с машиной Техника, Сухого и Гурмана. Молодой сталкер тут же отвоевал себе место на заднем широком сидении, куда поместили Ксану. Он бережно уложил её головой к себе на колени и всю дорогу придерживал «сестрёнку», следя, чтобы ей было удобно, и беспрестанно поглаживая её по голове.

Палач и Кузнец остались в деревне на случай каких-то непредвиденных ситуаций. На этом настоял Хромой.

– Болталка у тебя хорошо подвешена. – сказал он Палачу, будучи уже в курсе его нового прозвища, – Поможешь разъяснить бродягам, почему всё было так… гм… экстремально. А то, гляжу, они опять от вас троих шарахаться начали…

– Так надо было. – ровным, как у Терминатора голосом произнёс Палач, провожая взглядом отъезжающий УАЗ.

Хромой кивнул:

– Ну вот и объяснишь. Заодно и нам с Жабой поможешь кое-что им втолковать.

* * *

Недели через две сталкерское сообщество облетела весть: Ксана возвращается в Деревню Новичков.

Правда, весть была, так сказать, неофициальная и никем не афишируемая. Жаба, Хромой и все, кто был причастен к опеке девушки, молчали, но, тем не менее – откуда-то всё просочилось.

В день, когда торговец в очередной раз укатил на своей раздолбанной «копейке» к Южному блок-посту, в Деревне как-то просекли: Жаба едет забирать дочку из больницы. По такому случаю бродяги и кое-кто из пришлых решили устроить торжественную встречу. Но всю малину им обломал Хромой.

– Никаких банкетов и красных дорожек! – почти рявкнул он. – Вы что, совсем охренели и ничего не соображаете?!

– Хромой, но ведь мы же её любим…

– Подождите вы пока со своими любовями!.. – староста сбавил громкость и нахмурился. – Мужики, правда – не надо! Жаба мне говорил, что она сейчас сама не своя, хоть и поправилась вроде. Но чуть кого из незнакомых мужиков увидит – плачет… Так что если ещё и вы тут влезете со своим каннским фестивалем – сами понимаете, чем всё может кончиться. Не надо ничего, устраивать, мужики. Сделайте вид, что ничего особенного не происходит. А букеты-конфеты потом Жабе передадите для неё.

В тот день, когда Ксану увезли в военный госпиталь на Периметр, Хромой и Жаба при поддержке Палача с Кузнецом имели крупный разговор с теми, кто в тот момент находился в Деревне. Строго-настрого было приказано не болтать о происшествии налево-направо, а когда девушка поправится и вернётся – ничем не напоминать о случившемся.

– Народ вы, конечно, прямой и бесцеремонный, – сказал сталкерам Хромой, – И ляпнуть можете всякое. Но пожалейте девочку, ей и так досталось! Ещё чтоб и тут каждый за спиной шептался и пальцем показывал, как какая-нибудь базарная клуша из-за Периметра! Мужики вы или где?

Вот так и получилось, что когда Жаба вернулся, Деревня казалась спокойной и невозмутимой. Но отовсюду за его домом скрытно наблюдали десятки пар глаз.

Жаба подрулил к самому крыльцу, остановился и, обойдя машину, открыл дверь пассажирского места. Протянул руки. Что-то ласково сказал.

Некоторое время ничего не происходило, а потом бродяги увидели, как из «копейки» неуверенно выбралась маленькая худенькая фигурка с куклой в руках и тут же боязливо прижалась к торговцу. Тот, даже не закрыв машину, обнял дочку за плечи и повёл в дом. Та шла, почти спрятавшись в отцову куртку и бросая по сторонам настороженно-испуганные взгляды.

У многих наблюдателей от этого зрелища защемило в груди. А некоторые впервые в жизни задумались над тем, каким жестоким может быть человек. Люди помнили Ксану смешливой и ласковой, немного застенчивой девочкой, готовой в любой момент мчаться к кому-нибудь на выручку хоть на другой край Зоны… А теперь перед ними было боязливое затравленное существо. Словно сделанная руками нездешнего мастера красивая и изящная музейная куколка – теперь жестоко изломанная, разбитая, с остановившимся тонким механизмом в хрупкой груди… Втоптанная в грязь…

К вечеру горница в доме торговца была просто забита букетами полевых цветов, а ящики кухонного стола – незатейливыми сталкерскими лакомствами в виде шоколадок и пакетиков чипсов и орехово-фруктовых смесей. Жаба с благодарностью принимал подношения для дочери, но к ней не пускал никого. Даже тех, кого она хорошо знала. Впрочем, все всё понимали и не обижались.

Прошло несколько дней, но девушка всё так же отсиживалась дома и даже в окно не смотрела. Впрочем, кто-то из особо зорких всё-таки замечал, что краешек занавески на окне её комнатки иногда чуть приоткрывался, но травница не показывалась и, чуть что – занавеска вновь испуганно задёргивалась.

Жаба беспомощно разводил руками. Он ничего не мог поделать с этим затворничеством дочери и не понимал, как преодолеть эту новую напасть.

А однажды утром он проснулся и обнаружил, что Ксана… исчезла из дома!

Встревоженный торговец помчался к Хромому, и они подняли на ноги всех ночевавших в Деревне.

Выяснилось, что никто ничего не видел! Обыскали Деревню и ближайшие окрестности – девушка словно сквозь землю провалилась! Причём совершенно незаметно не только для тех, кто в эту ночь бодрствовал у костров, но и для самого Жабы, спавшего в соседней комнате!

Правда, одна зацепка всё-таки появилась – когда обошли дом в поисках возможных мест, удобных для побега.

И нашли!

Одно из окон – в задней, не просматривавшейся с улицы стене, было не заперто, а лишь плотно притворено. От него через огород (остался от Ксанкиной воспитательницы – бабы Наты) тянулась прочь от дома узкая полоска чуть примятой травы.

След вёл в Зону и терялся среди окружающих Деревню холмов…

«Маугли»

…Холодно… Мамо, как же холодно…

Ксана ёжится, кутается в одеяло, но ни одно, даже самое толстое и тёплое в мире одеяло не способно согреть, защитить от холода, пронизывающего тебя изнутри…

В доме тепло, даже жарко, но как справиться с поселившемся в груди и не собирающимся никуда исчезать тягостным ощущением бесконечной и безжизненной пустыни, со всех сторон продуваемой ледяными ветрами? Они дуют ровно и неотступно, эти ветры, но чуть зазеваешься – и они обрушиваются на тебя разом, и воют, и хлещут, и бьют – наотмашь, до крови…

И некуда укрыться от этих ветров.

Холодно, как холодно…

Очень хочется спать. Но спать она не может – ведь стоит ей закрыть глаза и хоть немного забыться, как тут же появляются они – те пятеро. И снова она с головой окунается в ужас того дня… и просыпается с пронзительным криком и бешено колотящимся сердцем.

Нельзя спать, нельзя…

По углам комнаты таятся жути. Стоит только погасить свет – как они тут же выползают из своих укрытий и тянут, тянут к ней свои чёрные корявые лапы, чтобы схватить, скрутить, причинить боль…

Поэтому она не гасит свет по ночам. С того самого дня, как отец привёз её из больницы. Недавно он сделал ей сборку из диодов и волчьей лозы, поэтому теперь у неё в комнатке постоянно есть свет – ведь артефакты не выключишь, как лампочку, их свет не задуешь, как пламя свечи. Вроде бы можно не бояться…

Но она всё равно боится. Боится выглянуть в окно, боится выйти из дома. Ведь там – они!

Люди. Мужчины. Их много. Они чем-то похожи на тех пятерых – так же одеты и вооружены. Они ходят в Зону за добычей, а потом сидят вокруг костров, пьют, едят, смеются и балагурят. Их так много за пределами дома, что даже здесь она чувствует их запах. От них пахнет кожей, железом, потом, поношенной, редко стираемой одеждой, куревом и нехитрой походной едой. А от некоторых пахнет кровью.

Запах людей пугает и сводит с ума. Ей душно от него – ведь и отец её пахнет так же. Но открыть окно или выйти на улицу она не решается – боится, что запах тут же усилится. И перебить его никак не могут те букеты цветов, что приносят для неё некоторые из этих людей. Она не видит их, цветы передают через отца, но она чувствует этот запах.

Ксана то мечется по дому, не в силах одолеть этого непонятного удушья, то сидит на своей постели, сгорбившись и зябко кутаясь в одеяло.

Время от времени приходит из лавки отец, проверяя, как она. Он сокрушённо качает головой и гладит её по растрёпанной, потускневшей косе.

– Может, хочешь чего-нибудь, доню?

– Нет, тату…

– Смотри, тут тебе Гурман из рейда куколку принёс! Нравится?

– Да… Спасибо, тату…

Голос её тих и безучастен. И кукла лишь на время зажигает слабый интерес в её глазах.

– Не мне спасибо, доню! Другу твоему! – пытается бодриться Жаба. – Может, сама ему скажешь? Он так хочет увидеть тебя, что аж извёлся весь. И не только он…

– Нет, тату… Я не хочу… Пожалуйста… Не пускай никого…

На глаза Ксаны наворачиваются слёзы.

Она помнит и Гурмана, и Техника, и Хромого, и Репейника, и остальных, кто все эти дни пытался увидеть её, поговорить, утешить. Она знает, что эти люди, хоть и пахнут так же, как те, другие, любят её и беспокоятся о ней. Знает и то, что и она сама любит их. Но сейчас она не хочет их видеть. Вернее – не может. Не может смотреть им в глаза. Почему-то ей… стыдно перед ними. Почему – Ксана не может понять, но чувствует, что это как-то связано с тем, что с ней случилось.

Всякий раз, когда она думает об этом, ледяная волна прокатывается по её телу, выжигая и вымораживая всё, что ещё теплится внутри. Ксана стонет и прячет голову в руки: нет, нет, пожалуйста, хватит, не надо… А после этого долго не может согреться и то кутается в одеяло, то сбрасывает его и начинает метаться – задыхающаяся, мучимая душным запахом людей, которым, кажется, пропиталась вся Деревня.

И те пятеро… Никуда от них не спрячешься! Стоит только опустить веки – как вновь и вновь возникают перед глазами их искажённые похотливой радостью рожи, а на коже начинают мерзко и маслянисто, словно разлитый мазут, гореть следы их рук… И нет, кажется, такой силы, что смогла бы прогнать их из её памяти. Вытравить, как надоедную, измучившую тело и душу, хворь. Человеческая медицина, целебные травы и артефакты Зоны – всё было либо бессильно, либо давало краткое облегчение, после которого всё начиналось заново, с новой силой! Это была только терапия, а нужен был хирург, что вырезал бы из её памяти эту сочащуюся гноем и болью опухоль.

«Хирург?.. Постойте-ка!..»

Ксана замирает посреди комнаты; одеяло, в которое она кутается, сваливается на пол. Но девушка этого не замечает, захваченная внезапно пришедшей мыслью.

Вырезать часть её памяти! Ну конечно!

«Здравствуй, Старший!..»

Ксана смеётся – впервые за всё это время. Она знает, что ей делать и кого искать и просить о помощи!

Только бы он ещё был там и не ушёл за эти дни в какое-нибудь другое место!

* * *

Острозуб был в хорошем настроении, сыт и благодушен. Ну а как иначе – если условия для этого складывались самые подходящие? Несколько дней удачной охоты, хорошая драка с соседями (что, как известно всякому снорку, отлично взбадривает аппетит), ровная и сухая погода, никто не заболел, не погиб, не угодил в ловушку…

Одним словом, стая, которую он вот уже несколько лет водил по Зоне, благоденствовала. Острозуб был хорошим вожаком. Это доказывал хотя бы даже тот факт, что он сам был жив, здоров и до сих пор не смещён каким-нибудь очередным чересчур борзым конкурентом. Конкуренты случались, чего уж там, но Острозуб, памятуя уроки бурной молодости, очень хорошо умел ставить их на место!

Стая отдыхала после охотничье-боевых подвигов, разбредясь по поляне. Сам вожак возлежал на привычном месте между корнями пня-выворотня. Это было его законное «тронное» место, на которое не смел посягать никто из стаи.

Подошла Куся, ткнулась лбом в плечо, прилегла рядом. Острозуб покосился на неё, но возражать не стал: подруге вожака разрешалось многое. Сколько раз вражеские самцы из других стай пытались увести или отбить её у него – да только потом сами не знали, как спасти свои шкуры: Куся, как всякая женщина, в гневе была способна на многое и не признавала над собой никаких авторитетов – кроме своего вожака и повелителя. Незадачливым же ухажёрам доставалось от разъярённой снорчихи по полной программе.

Острозуб ценил верность. Поэтому часто смотрел сквозь пальцы на некоторое своевольство подруги.

Куся завозилась, тягуче, с поскуливанием, зевнула и вдруг по-кошачьи извернулась – игриво и томно. Приглашающе посмотрела на вожака. Тот не остался равнодушен к недвусмысленному призыву самки. Поднялся, навис над ней, уверенным жестом собственника положил ей на бедро лапу. Куся в ответ приветливо оскалила зубы и послушно перевернулась на спину. Острозуб жадно подался к ней, с вожделением втягивая дрожащими ноздрями её запах.

И тут вдруг завозился и издал короткий предостерегающий рык стоящий на стрёме Одноухий. Кто-то шёл по лесу, направляясь к поляне.

Как не вовремя!

Острозуб с сожалением и неохотой выпустил из объятий свою подругу, которую уже успел было прижать к земле, Та недовольно заворчала, попыталась удержать его и тут же получила от вожака ощутимый шлепок: мол, знай своё место, женщина!

Рыкнув для порядка на самку, Острозуб приблизился к дозорному и обменялся с ним серией фырканий и протяжных, похожих на стоны, звуков. Принюхался… А потом расслабленно опустился на траву.

Детёныш. К ним направлялась Детёныш.

* * *

На поиски дочери Жаба отрядил тех, кого Ксана хорошо знала и кому доверяла.

Вообще-то искать её едва не подорвалась вся Деревня, но тут вольных ждал облом.

– Мне не жалко награды за возвращение моей девочки – сказал Панас, прозорливо угадав мотивы некоторых желающих выйти в поиск. – Но сами подумайте: она сейчас, судя по всем признакам, в лютом неадеквате. И если вдруг увидит перед собой чью-нибудь незнакомую ей рожу… Она ж тогда вообще забьётся в самую глухомань, и мы её больше не увидим. Поэтому я хочу, чтобы искать её пошли только те, кого она хорошо знает. И кому верит. Без вариантов!

В итоге в поиск вышли: троица Палача, Техник, Рассол и Гурман. Договорившись о постоянной связи, они разделились там, где след беглянки исчезал в холмах преддверья Зоны, и каждый направился в свою сторону. С момента побега Ксаны прошло не так уж и много времени, так что сталкеры уповали на то, что уйти далеко она ещё не могла. Или – в самом лучшем случае – схоронилась и затаилась где-нибудь неподалёку.

…Техник аккуратно обогнул поджидавшую неосторожных гостей жарку и, пройдя ещё несколько шагов, остановился. Нужно было прикинуть дальнейший маршрут поисков.

В сторону Забытого леса он направился неслучайно. Ветеран-одиночка, исходивший вдоль и поперёк чуть ли не всю Зону, так уж получилось, что он – в силу своей наблюдательности и склонности к доскональному анализу информации – знал многое из того, о чём его товарищи-сталкеры не догадывались или не имели представления.

Так, он уже давно узнал, где Ксана берёт артефактную волчью лозу. И даже однажды смог довольно близко подобраться к тому месту. Но торчавшая там стая снорков помешала ему проверить достоверность своих предположений. Впоследствии он обнаружил, что снорки на том месте обитают более-менее постоянно, а Ксана время от времени… бегает их навещать.

Старую сталкерскую легенду о «Маугли» Техник, разумеется, слышал. Но он и предположить не мог, что этим Маугли окажется дочка Жабы. Впрочем, чуть позже, хорошенько поразмыслив, он пришёл к выводу, что всё в этой истории очень даже логично увязано. Маугли, таинственный приёмыш снорков, исчез с просторов Зоны – но появилась Ксана, диковатая приёмная дочка Панаса Жабенко. И некоторые повадки девочки могли сказать внимательному наблюдателю очень многое! А Техник был ОЧЕНЬ внимателен!

Разгадав тайну Маугли он, впрочем, не стал разглашать об этом всем встречным и поперечным. Потому что это была не его тайна. И ещё потому, что это была тайна Ксаны. Девушки, которую многие люди в Зоне – и сам Техник в их числе – уважали и любили, как младшую сестру.

Он не мог, не хотел погубить свою сестру – потому и молчал об её тесной, практически, родственной связи со снорками. С порождениями Зоны, с кровожадными нелюдями.

И когда встал вопрос, кому куда идти искать Ксану, Техник, не колеблясь, выбрал Забытый лес. Он не без оснований надеялся, что девушка не пойдёт далеко, а первым делом помчится к своим приятелям-сноркам, обитавшим там.

Сказать друзьям, почему он выбрал именно это довольно опасное направление, он не мог. Техник опасался, что тайна Ксаны всплывёт, едва его коллеги увидят её в окружении мутантов. Нет, за ребят он был уверен – они не выдадут травницу. Но… лучше будет, если об её дружбе со снорками будет знать как можно меньше народу.

К счастью, сталкеры не стали чинить расспросов, почему он отправляется по такому опасному маршруту. И следом никто не увязался. Так что оставалось только добраться до той уединённой полянки и проверить свои предположения.