Текст книги "Дети Зоны: альтернативная история (СИ)"

Автор книги: Алексей Матвеичев

Соавторы: Татьяна Живова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

Старший

…Он заметил её почти сразу. В незримых ловчих сетях, которые он раскидывал вокруг себя, внезапно чуть затрепетало что-то яркое, даже блестящее. Такого он давно не мог припомнить. Мысли были тоже неожиданные, лёгкие и незлые; вроде бы и людские, но с каким-то неуловимым, непонятным оттенком. Он прислушался. «Вот этот пойдёт. Ой, какой хороший, зелёный-презелёный!.. А этот – нет. Пятнами весь пошёл…». Человек что-то собирал. Тихо, как только мог, контролёр двинулся на источник мыслей. Вот за густым кустарником открылась небольшая поляна. Там, у толстого поваленного ствола сидел… человечий детёныш. Маленький, в серо-зелёной поношенной куртке, он осторожно соскабливал что-то с коры дерева.

До детёныша было не больше десяти метров. Контролёр изваянием замер на границе света и тени, плащ слился с зеленью бересклета. Сейчас его и не увидеть. Он глубоко вздохнул и осторожно, как только мог, перенёс внимание на ребёнка.

Детёныш… Некоторые люди, бывало, думали про своих детей, что остались там, за Границей, но никто из них, даже самый дурной, не взял бы своё дитя сюда. Откуда тогда взялся этот серый комок? Что ж, сейчас поймём… Мутант прищурился, в глазах, как в колодцах, холодно и зыбко колыхнулась бездна. Он стал мыслью, волей, словом. Невидимые руки легко коснулись головы ребёнка, и тут же отпрянули назад.

Это же не мужчина! Это женщина! Точнее – маленькая женщина. Девочка-подросток.

Здесь? Откуда? Он был удивлён. Поражён. Кто решился привести сюда с собою дочь? И кто мог в своём безумии отпустить её одну в Зону? Дети всегда беззащитны, неумелы, их надо защищать. Он это помнил. Люди не всегда могут защитить сами себя, так что уж говорить о малых?

Но у девочки не было ни страха, ни напряжения. Вот она отковырнула со ствола плёнку зелёного пахучего мха, принюхалась к нему, будто снорк, и положила в матерчатый мешочек. Она знала, что делала, и была абсолютно уверена в этом.

А снорка она действительно напоминала. Та же легкость мыслей пополам с сосредоточенностью, незаметная, невидимая напряжённость и готовность в момент сжаться в комок и стрелой броситься в сторону.

Кто же этот ребёнок?

Он на мгновение отвлёкся, и тут пришло воспоминание. Бродяги изломы, вечно шатавшиеся из конца в конец Зоны, когда-то ещё давно рассказывали, что видели где-то на юге, как раз тут, в этих вот местах, в одной из снорочьих ватаг какого-то странного снорчонка, не слишком-то похожего на других прыгунов. Волосы на голове, походка на двух ногах, подвижные, ловкие руки… Он им сильно не верил: изломы – те ещё брехуны, ехидное и язвительное племя. Оказалось же – зря не верил.

В Зоне бывает много чудес. Чаще всего они довольно небезобидны, от иных вообще только успевай уворачиваться. Но сейчас контролёр не чувствовал опасности. Детёныш, одиночкой проживший в Зоне несколько… годов, лет, как же оно зовется у них?.. – совсем не излучал угрозу. Кажется, ему это было просто незачем. Маленькая женщина была у себя дома. И это казалось немыслимым. Конечно, люди, пришедшие сюда, в Круг, за добычей, считают Зону опаснее, чем она есть сама по себе. Считают от незнания и нежелания думать, наблюдать. Ну где уж там посмотреть повнимательней, к примеру, на туман, и увидеть, что ветер не сносит его в сторону? Нет, они сразу полезут напролом, или иной раз пошлют вперёд одного из своих, кто совсем глуп и молод. И только когда этот посланный, задыхаясь и хрипя моментально отёкшими, заполнившимися жидкостью легкими, выползет обратно, остальные что-то поймут.

Однако ж, и для детей своих Зона не безопасна. Трамплин не спросит, свой ты, или чужой – швырнёт так, что костей не соберёшь. Махина-псевдогигант топчет и ест всё, что попадается ему на дороге, без разбору там, правый или виноватый. Так что и те, кого люди зовут мутантами или чудовищами, по Зоне ходят с оглядкой. Иной раз около самого обычного места проторчишь полдня, разбираясь, можно ли туда сунуться…

А вот девочка, похоже, таких сомнений не знала.

Он ещё раз посмотрел на человечка и отпустил поводья ментального взгляда. Сделал острожный шаг. На чудеса лучше смотреть настоящими глазами… Полы плаща, колыхнувшись, стряхнули росу с травы, мягко спружинил под ногами прошлогодний мох. Фигурка в серовато-зелёном капюшоне всё также тихо суетилась у дерева, не видя и не слыша его. Вот ещё один шаг. И ещё.

Сухая ветка подвернулась под ногу, когда до детёныша оставалось немногим более двух вытянутых рук.

– Ой!..

Детёныш обернулся и замер. Из рук скользнул в траву небольшой нож с наборной рукоятью. Мгновенный, просто кожей осязаемый страх сковал человечка… и вдруг куда-то ушёл.

– Здравствуй… Старший… – голос был тихий, чуть с запинкой, но стылого могильного холода, какой почти всегда лился из других людей, неожиданно обнаруживших за спиной живого контролёра, в нём не было. Было удивление, уважение, робость, но не страх.

– Извини, что испугалась тебя, Старший, но ты так неожиданно появился…

– Здравствуй, человечек…

Слова подбирались тяжело. Отчасти – от того, что давно не приходилось с кем-то говорить своим собственным голосом. Отчасти – от бесконечного удивления. И люди, и нелюди боятся контролёров. Боятся чужой подчиняющей воли, боятся потери самоё себя…

Но здесь снова не было страха. Человечка смотрела на него как на… гостя. Было, чему удивиться.

– Ты далеко ушла от своей… стаи.

– Не! – девочка мотнула головой. Получилось это у неё как-то легко и непосредственно. – Наоборот! Это стая сама куда-то слиняла. Острозубу вечно на месте не сидится!.. Вот так всегда! – сделав обиженные глаза, доверчиво пожаловалась она, – ты тут к ним в гости с печеньками приходишь, а они… а их вечно на месте нет! Небось, сейчас, по своему снорочьему обыкновению, каким-нибудь очередным соседям хоботы обрывают! А те – им!

В первое мгновение ему показалось, что он ослышался. Снорки? Хоботы? Или детёныш так шутит с ним? Но нет, её мысли были прямы и даже радостны. Она действительно думала о снорках. Мутант обнял пальцами худой подбородок. Не соврали болтуны изломы. Всё оказалось правдой.

– А та стая, в которой ты живешь сейчас? Человеческая?

– А, ты о людях!.. – девочка сконфуженно хихикнула, прикрыв рот ладошкой. – Я чего-то сразу и не догадалась… На самом деле не так уж и далеко. Я на Кордоне живу. В Деревне Новичков. Меня Ксаной зовут. А старшие дети Мамо… ну, такие, как ты… называют Детёнышем.

– Я рад знакомству, Ксана. Ты не боишься меня? И кого ты ещё знаешь… из таких, как я?

Девочка слегка недоумённо посмотрела на него:

– А почему я должна тебя бояться? Ты ведь тоже рождён Мамо… Зоной… как и я… Нет, то есть, свою маму, которая меня родила, я помню, но и Зона мне тоже… не чужая. А вот подобных тебе – тех, что подчиняют – до сегодняшнего дня я, можно сказать, никого не знала. В смысле, более-менее близко. Ну, то есть, пересекаться приходилось, куда уж без этого… Но я всегда стараюсь держаться в стороне и побыстрее уходить. А то вдруг помешаю… или под горячую руку попадусь… – она неловко хихикнула и покраснела. – Выгляжу-то всё равно как сталкер, изломы поначалу даже путают, закурить просят…

Контролёр чуть улыбнулся бескровными губами.

– Не волнуйся. Такие, как я, видят… не только глазами и с грабителем тебя не спутают. Что до остальных – они могут обознаться, но скорее всего, тебя это тоже не слишком пугает. – мутант повёл головой, и взгляд его остановился на стволе, где виднелись свежие следы от ножа. – Зачем ты собираешь этот мох?

– Лекарство сделаю. Которое нервы успокаивает. Сталкеры его псевдовалерьянкой называют, утверждают, что эффект схожий, но вот на вкус – гадость редкостная… Ну а что они хотели? – Ксана развела руками. – Лекарства всегда горькие, а уж из трав Зоны – и подавно! Особенно для людей, их с них вообще… колбасит. Поначалу.

Он чуть не рассмеялся. Вот оно что. Кажется, перед ним сейчас стоял ещё один Болотный Доктор!

Перед ним, сами по себе, без усилия, без давления, побежали картины – вот худой человек с тонким лисьим лицом, мечущийся в бреду, и вот – он же, слабый, но уже с понимающим взглядом и какой-то почти детской улыбкой, протягивает девушке в брезентовой куртке какой-то свёрток. Вот утлый, еле стоящий домик посреди ночи, тусклая комната, полная тревожных, настороженных лиц, а посредине – в беззвучном вопле заходящийся огромный грузный мужчина. Его выгибает дугой, и лицо его бледно, в испарине и кровоподтёках, глаза вылезают из орбит. Он страшен. Он умирает. Но вот люди расступаются, и опять входит маленький человек в серо-зелёной одежде. И сталкер затихает, опадает, дыхание его становится тише и ровней…

Дом и лица растворяются, теперь виден лес, опять поляна, расступившиеся деревья и трава в крови. Детёныш сидит на развороченной, изодранной земле, а на коленях у неё – голова снорка с оторванным ухом. Тонкие руки отирают рану, что-то кладут на неё, а снорк замер, только с шумом вырывается дыхание из оборванного резинового хобота. И ещё лица, картинки, звуки – костёр, вокруг которого что-то поют люди в пятнистой одежде, дым котелка, осенние поля и хмурый сырой лес на исходе дня. Он чувствует её радость, когда она возвращается в крохотный посёлок из полуразвалившихся домов, где её ждет… кажется, отец? Он видит невысокого грузного человека, который с улыбкой ставит перед детёнышем на дощатый стол тарелку дымящегося варева. Гладит по голове, что-то спрашивает…

Контролёр выдохнул, и картины пропали. Детёныш по-прежнему стояла перед ним, смущенно улыбаясь и глядя прямо на него. Руки перебирали верёвочный поясок куртки, а капюшон уже сполз на спину, и ветер ерошил пушистые, цвета ореховой скорлупы, волосы, выбившиеся надо лбом из увязанной простым шнурком косы..

– Как давно ты лечишь, Ксана? Зачем это тебе?

Её лицо стало растерянным.

– Ну… я не знаю, зачем… Просто… если могу – чего же не помочь? Я и с Острозубом так познакомилась – ещё давно, когда мама жива была. Его соперники порвали, когда он за место вожака бился. А я его вылечила. Как-то у меня так получается – знать, какие травы надо использовать, чтобы лечить. И когда использовать… А потом, когда мама пропала, Острозуб меня в Стаю принял. Он всё-таки стал её вожаком. Потом меня нашёл сталкер Жаба, забрал к людям и стал моим тато. – Ксана чуть пожала плечами. – А почему я и людей стала лечить? Ну… оно как-то само… Жалко же… их всех… Глупые они, лезут, куда не надо…

– Говоришь, Жаба?.. – контролёр призадумался. Это имя было знакомо ему. Точно знакомо. Ещё немного покопаться в бездонной памяти и…

Он вспомнил.

…Ему иногда казалось, что самым близким словом, описывавшим его жизнь, было слово «слух». Чужие мысли сначала именно слышатся. Как шёпот, как возглас, как крик. Это уже потом над словами чужих мыслей начинал сначала исподволь, а затем всё громче, довлеть его собственный голос – ровный, тяжёлый и монотонный. Сначала он слышал их, неразумных, они сами выдавали себя, и лишь затем попадались уже накрепко.

Он слышал многое. Слышал жалобы, вопли злобы, страха, отчаяния, голод, брань. Иногда – слова чужой матери, много лет назад гладившей по голове своего детёныша, выросшего после в глуповатое и опасное животное, ржущее над шуткой такого же зверя. Звери звали себя иногда «люди», иногда «мужики», иногда «сталкеры». К их мыслям он привык. И даже со скукой уже вторгался в их головы, оглушал одним словом, заставляя забыть всё и всех. Поначалу он никогда не отпускали их, если случалось встретиться на узкой дорожке. До того памятного случая…

Тот человек был не похож на других. Невысокий, плотно сбитый, с крупным лицом, и уже сильно видевший жизнь. Контролёр сразу увидел его – человек шёл, не прячась. Толстые ноги в резиновых сапогах проворно месили грязь раскисшей колеи. Топ да топ… Вот он перешел вброд громадную лужу, вот вспрыгнул на камень, смешно взмахнув короткими руками. Когда до человека оставалось уже всего-ничего – метров 50, контролёр глубоко вздохнул и на мгновение зажмурился. Зрачки тусклых пристальных глаз превратились в колодцы, и взгляд обрушился на человека, как рухнувшая стена. Остановись!.. И человек замер.

Борьба с другим рассудком – всегда игра. Чьи-то мысли похожи на сухой ковёр листьев – яркие, но легкие и пустые, они только шуршат в голове своего владельца, разлетаясь от малейшего дуновения, чьи-то – скользки и изворотливы, будто голые рыбы, что завелись в Припяти. Кто-то прячет свои мысли, как за стальной дверью, и приходится грубо, будто ломом, выворачивать её из петель, прислушиваясь за паникой того, кто сидит внутри. Многое перепробовав, он уже не чаял удивиться. И вдруг… Впереди не было ни преград, ни стылого страха.

«Пропусти, Большой…» – чужая мысль прозвучала в его голове. Негромко и чуть хрипловато, с придыхом, будто и правда сказали её голосом, усталым от долгой дороги. – «Пропусти. Я не хочу никому вреда, и долго быть тут тоже не хочу. Уйду и тревожить не буду.»

Слово, речь. Как же долго он их не слышал… Вернее, слышать-то слышал, но адресованы они были не ему. Сталкеры и военные, бандиты и «научники», разумные и полуразумные твари – все они говорили, лучше или хуже. Но их слова относились только к ним и подобным им. Он же мог говорить лишь с собой.

«Я. Слышу. Тебя…» – он попытался сосредоточиться, на мгновение выбитый из самого себя, чуть не оглушённый.

«И я тебя слышу, Большой. Отпусти старика, я не со злом пришёл. Мимо мне пройти надо…»

«Ты говоришь. И я тебя слышу. Зачем ты пришёл, человек?»

«Раненый у меня на Кордоне… В кислый туман попал, ноги не ходят. В Долину мне надо… за корнем корявым и Губкой. Для него» – массивное лицо с полными щеками приобрело виноватый вид.

…Ему показалось, что мир Зоны, ставший уже понятным и тёплым, как родное убежище, начал потихоньку вставать на дыбы. Видев и слышав много, очень много, он знал – уверен был – миром за линией Периметра движет злоба. Ревущая, алчная, в топоте тяжёлых башмаков и грохоте оружия. Как воры, днём и ночью, они лезли из-за оград, построенных ими же и от них же, чтобы что-то утащить, прихватить, унести ОТСЮДА – ТУДА. Не оставив взамен ничего, только россыпи латунных гильз да холмики над теми, кого Зона взяла себе в счёт неоплатного долга. За переливчатые шары, что родятся в сетях электрических скоплений, или тяжкие светящиеся капли, которые роняет поймавший добычу Трамплин, они готовы перерезать, перегрызть друг другу горло. Шары электричества они зовут «Лунный свет», а трамплиновы слезы – «Ночная звезда». Красивые имена. Они и правда хороши, особенно ночью, когда тёмный зев тоннеля или гладь болота расцвечены хитрой игрой их проблесков. Но люди ценят их не за это. Они меняют их на бумажки. Очень дорогие для них бумажки…

Он встрепенулся: ещё один такой же вор стоит сейчас перед ним. Ну, хорош! Сейчас ты с лихвой получишь свою Губку… Чуть ослабшая хватка опять охватила стоявшего в стальные обручи. Сердце человека забилось сильнее, а на добродушном морщинистом лице моментально проступил пот. Вот уже сейчас невидимые пальцы сожмут и навсегда остановят бег крови в его жилах. Сейчас!

Что-то не дало ему довести дело до конца. Перед ним стоял вор. Вор, каких он видел множество. Но… Что-то в нём было не так… Он полон, стар, широк и не проворен. А люди-сталкеры обычно были поджары и резки, как голодные слепые псы. Он был одет в простой костюм из плотного брезента, с рюкзаком-«арбузом» за спиной, а сталкеры щеголяли друг перед другом вычурными странными разводами своей формы с бесчисленными карманами и прочими приспособами. И оружия у него не было. Никакого… Один только короткий нож – да и тот в чехле на поясе. И ещё он говорил. Сам. Первым. До него не говорил никто. Так что же… значит…

Хватка снова разжалась. На этот раз совсем. Человек пошатнулся, но устоял. Руки и ноги, до того затёкшие под напряжением сведённых против воли мышц, разом расслабились.

– Исполать тебе, Большой… – прохрипел уже голосом человек. Он тяжело дышал, отдуваясь, утирая ручейки пота рукавом, – Не забудет тебя Жаба…

«Иди дальше ровно, как шёл. Только у входа в Долину сойди с дороги направо. На колее пятно лежит, не убережёшься, если войдёшь» – мысленная речь контролёра текла медленно, как расплавленное стекло, – «А за входом – тишина. От выброса все ушли, не скоро придут обратно»

– Спасибо тебе, Большой…

Усталость и возраст человека взяли свое – он опустился на лежащий ствол дерева, с трудом переводя дух. А контролёр… Фигура в плаще сделала шаг назад, и села напротив. Они сидели так долго, несколько минут.

– Зона – нам всем хата родная, Большой, – будто продолжая недавно прерванный разговор, вдруг сказал человек, – Я её дорожками давно хожу… Она ведь знает, сразу знает, кто с чем к ней идет. Чует она. Знает, кто её топтать сапогом пришёл, а кто – в гости. Я ей всегда гостем добрым был. Впустила она меня. Я ведь её слышу… – он замолчал, нашаривая на поясе фляжку. Отвинтил скрипучую крышку, приложился. Из фляжки стекла по красной щеке струйка обычной светлой воды.

Они молча разошлись, поняв, что при новой встрече ни один не будет другому врагом. Контролёр развернулся и медленно пошёл вдоль невысокой глинистой гряды, постепенно теряясь в высоченной траве. А Панас Жабенко, что известен был сталкерам как Жаба, и слыл среди них не только редким честным торговцем, но и шаманом, которому, попроси он только – такое даром от Зоны давалось, что хоть стой, хоть падай – приложив ладонь к земле под ногами, улыбнулся и, не торопясь, пошёл вперёд.

Контролёр вынырнул из глубин памяти и посмотрел на человечьего детёныша, стоящего перед ним так спокойно, словно и не перед опасным монстром.

– Я знаком с твоим… отцом. – задумчиво сказал он. – Таких, как он, здесь немного.

Девочка просияла так, словно ей дорогой подарок сделали.

– Значит, ты лечишь людей, потому что тебе их… жаль? – вернулся он к прежней теме разговора. – Почему?

Ксана в очередной раз пожала плечами:

– Они же не знают законов Зоны. А многие и не желают их знать. Вот и попадают во всякие неприятности. Глупые.

В её голосе, голосе девушки-подростка прозвучала почти материнская озабоченность.

Контролёр улыбнулся.

– Они называют тебя доброй феей Зоны.

Девушка махнула рукой.

– Да какая из меня фея? – её щёки смущённо зарделись. – Феи красивые… в нарядных воздушных платьях, с волшебными палочками в руках и с крылышками… Я знаю, видела картинки в книжках…

– Ты смотришь на внешность – покачал головой мутант. – А она далеко не всегда соответствует внутренней сути. Запомни это… Дитя Зоны. Запомни также и то, что люди могут быть… очень опасны. Как бы они тебя ни называли и как бы ты их ни жалела.

– Я знаю, Старший… – тихо и серьёзно прошептала травница, подняв взгляд на его скрытое капюшоном лицо. – Но я уже выбрала… свой путь.

Мутант долго молчал. А потом из складок его плаща поднялась и протянулась к лицу девушки жилистая бледная рука. Коснулась щеки, погладила по виску.

– Пусть Зона бережёт тебя, маленький Детёныш.

И, не сказав больше ни слова, развернулся и медленно скрылся в подлеске. Даже веточка не дрогнула.

Ксана поморгала. Вот только что был здесь – и вдруг исчез. Здорово, вот бы тоже так научиться ходить по лесу!

Спохватившись, она крикнула вослед:

– Спасибо тебе, Старший!

Ответом ей был лёгкий и мимолётный звон в голове. Словно колокольчик тренькнул.

«До встречи, Дитя Зоны!»

Ксана счастливо засмеялась, подхватила сумку и двинулась в обратный путь.

К Кордону.

«Братки» и «Крысы»

Сегодня явно был не их день. Сталкер с ценным хабаром, которого они подстерегали, чтобы ограбить, на указанной в наводке точке так и не появился. Скорее всего, пошёл другой дорогой. Артефактов тоже не попадалось – местность в районе Туннеля просто как гигантской метлой повымело. Ко всему прочему пришлось удирать от кровососа. К счастью, монстр гнался за ними недолго и вскоре отстал, вернулся в своё логово поджидать других неосторожных путников.

Следовало теперь искать другую тропинку, чтобы обойти его лёжку и благополучно вернуться на свою «базу».

Плотва шумно зевнул и снова уставился в карту, прикидывая безопасный маршрут. Его немногочисленная банда, пользуясь наступившей передышкой в сумасшедшем забеге от голодного монстра, расселась кто где. Потянуло сладковатым дымком – Клипса запалил косяк, и теперь они с Талоном по очереди затягивались им. Кислый завалился отдыхать и бездумно пялиться на небо, а не упускавший возможности лишний раз подкрепиться Хаба отсел в сторонку и уже чем-то там смачно хрустел и чавкал.

«Вот ведь прорва! И куда в него столько влезает?» – в очередной раз подумал Плотва.

Мелкий и тощий Хаба при всём его феноменальном аппетите был живой иллюстрацией поговорки «не в коня корм».

– Знач-так, мужики! – громко, чтобы привлечь внимание своей релаксирующей братвы, сказал Плотва. – Хаба, кончай жрать, тебя это тоже касается!.. В общем, делаем сейчас крюк немного севернее, в пределах видимости леса. В сам лес не суёмся, нехер там делать.

– А артефакты? – торопливо прожевав кусок тушёнки, спросил Хаба. – Там, по окраинам, говорят, кое-что попадается.

– Попадётся – возьмём. А специально куда-то лезть – так давай, сделаем тебя «отмычкой». Хоть какая-то польза с тебя будет!

– А чё сразу меня-то? – Хаба едва не подавился.

– Потому что жрёшь в три горла! Я вот всё думаю: если устроить соревнование между тобой и, скажем, стаей псевдопсов – кто победит?

– Ставлю на Хабу! – оживившись, гыгыкнул Кислый. – Хаба-хаба – чемпион!

– Точно! Надо будет подкинуть идею долгарям для Арены! – Талон подошёл и похлопал субтильного «чемпиона» по плечу. – Такого шоу ещё никто не устраивал! Непревзойдённый мастер пожирания всего, что не может съесть его самого, Хаба – против стаи голодных псевдопсов! Спешите видеть!

– А мне собачек жалко… – меланхолично протянул Клипса, пуская в небо аккуратные колечки. – Он ведь и их сожрёт, когда хавчик закончится!

– О, тогда это будет супер-шоу! – в голос заржал Кислый.

– Ну чё вы?.. – Хаба повёл плечом, но дальше возмущаться не стал. Шуточки и подначки по поводу его неумеренной любви к еде были в их шайке делом насквозь привычным. Вот только идея соревнования на данный момент была новаторской.

– А что? – принялся размышлять вслух славившийся своей предприимчивостью Талон. – Так ведь и бабла можно будет срубить – на тотализаторе! Заодно и Хаба на халяву от пуза наестся… в кои-то веки!

Упоминание о бабле вернуло мародёров к более злободневному вопросу.

– Всё-таки «несуна» мы просрали. – озвучил всеобщую печаль Плотва, бывший в шайке чем-то вроде вожака. – Долг Борову платить нечем, сроки почти вышли, а значит, мужики, что мы с вами – в жопе. Причём, в конкретной такой жопе!

– А мож его предупредили? – сунулся с предположением Хаба. – «Несуна», в смысле? Или это тот, кто тебе наводку кинул, нас надул?

– Жила – мужик серьёзный, врать – ему самому невыгодно. Но вот что касается «несуна»…

– Атас, мужики, кто-то прётся! – прервал вожака Клипса, в процессе разговора не забывавший зорко оглядывать окрестности.

– Ховайсь! – шёпотом отдал команду Плотва и первым прыгнул за какой-то валун.

Мародёры последовали его примеру, скрывшись, кто за камнями, кто – в кусте, кто – в ямке.

Они думали, что это так давно поджидаемый ими припозднившийся «несун» всё-таки дошёл до места своей будущей гибели. Но это оказался не он.

Плотва ухмыльнулся и сделал своим знак: «Отбой».

– Однако, какие люди в Голливуде! – сказал он, вставая из-за валуна навстречу вышедшей из-за поворота девушке лет 15-ти, одетой, как сталкер-новичок, в потрёпанные джинсы и брезентовую куртку. – Ксаночка!

Девушка замерла, на её лице отразился некоторый испуг, когда она увидела словно ниоткуда появившихся пятерых вооружённых мужчин. Впрочем, Плотва снова подал знак, и оружие было убрано.

– Вы меня знаете? – чуть настороженно спросила путница.

– А кто ж в Зоне не знает Ксану-травницу? – заулыбался Плотва и сделал приглашающий жест. – Не откажи, посиди с нами. Издалека идёшь-то?

– Не… – мотнула косой Ксана. – В Лес ходила, за мхом и травами. А вы тут что, артефакты ищете?

– Ага! – Плотва, почуяв за спиной незапланированное дёрганье, незаметно наступил на ногу кому-то из своих (кому – не разобрал). – Да вот что-то не везёт. Ни одного не попалось. Может, ты нам подскажешь «грибные» места? Ты ведь, говорят, здесь, в Зоне – как у себя дома ходишь и всё знаешь.

Про себя он подумал, что пусть день с самого начала не задался, но эта девчонка здесь появилась просто как по заказу! Теперь надо было её как-то растрясти на ценные сведения о местах нахождения ценных даров Зоны. Ибо сроки выплаты долга поджимали, а Боров со своими должниками никогда не церемонился.

Ксана прикусила губу и с лёгкой досадой возвела глаза вверх: ну вот опять-двадцать пять!

– Извини, но не подскажу. – ответила она. – Сами, всё сами!

– Ну чего ты такая несговорчивая? – протянул Плотва. – Хочешь, мы тебе заплатим за информацию? А ещё лучше – проводи нас куда-нибудь, где много хабара попадается. Мы тебя за это щедро отблагодарим, правда, мужики?

Просёкшая замысел вожака братва нестройно, но с энтузиазмом загудела, выражая согласие.

– Да как вы не понимаете… – воскликнула девушка с таким видом, словно всё это ей уже не по разу осточертело, – Нельзя мне ни артефакты вам добывать, ни говорить, где они водятся, ни провожать туда!.. Мне-то артефактов не жалко, но Зона рассердится, если я стану так поступать! Понимаете?

– А если тебе артефактов не жаль – так, может, подскажешь, где ты тогда свой мешок с «игрушками» сховала? – вдруг влез Кислый. – Уж так охота на них посмотреть…

«Убью придурка!..» – подумал Плотва, у которого псевдопсу под хвост канули все его дипломатические вензеля. Он-то рассчитывал уговорить девчонку хитростью – но по-хорошему. Говорили же, что её довольно легко разжалобить и обмануть. Так нет же, вмешался этот недоумок Кислый и всё похерил!

Ксана со стоном уткнулась лицом в ладонь.

– Как же вы достали… – услышали мародёры. – Сколько вам ещё говорить, что нету никакого мешка? Кровососам отдала, для их деток! У них и спрашивайте! А мне идти пора! Пока-пока!

Она повернулась, чтобы продолжить свой путь, но не успела сделать даже шага.

– Держи её! – рявкнул своим Плотва, раздражённый её отказом и странным упорством. Эта девчонка могла бы купаться в артефактах и, что называется, есть их на завтрак, обед и ужин. Вместо этого она им тут задвигает какие-то невразумительные отговорки! Зона на неё рассердится, подумаешь! Да быстрее, чем на неё рассердится Зона, на них самих рассердится Боров! А это было куда серьёзнее в нынешнем положении банды!

Ксана взвизгнула от неожиданности, страха и боли: схватили её, не рассчитав сил.

– Пустите!

Плотва приблизился к ней и проговорил, глядя в глаза:

– Детка, я пока тебя по-хорошему прошу помочь нам, – его тон был вкрадчиво-ласковым, но в этой ласковости арктическим холодом сквозила неприкрытая угроза. – Но могу и по-плохому. Если ты не будешь хорошей девочкой и не расскажешь дядям всё, что их интересует.

– Пустите меня! – отчаянно вырывалась Ксана. Но, как она ни пыталась, вырвать хотя бы одну руку из захвата ей не удавалось. Их было слишком много, и держали её крепко.

И тогда она, припомнив прошлогодний случай с Туту, пронзительно закричала. Возможно, кто-нибудь услышит, поспешит на помощь…

Р-раз!!! Хлёсткая пощёчина оборвала её крик. Голова девушки безвольно мотнулась, в глазах потемнело, и она обвисла в руках державших её Клипсы и Кислого.

…Ешё ни разу в жизни никто не поднимал на неё руку. Даже приснопамятная баба Ната, с её воспитательным веником, больше грозилась им, а если и шлёпала – то легко, полушутя… Даже самые кровожадные монстры, встречавшиеся ей в её странствиях по Зоне… Но люди!.. Старший словно предчувствовал, предупреждая её…

Плотва огляделся. Невдалеке маячила уютная ложбинка между двумя пригорками.

– Тащите её туда! – указал он. – И рот пока чем-нибудь заткните, чтоб не верещала! А то ещё приманит кого…

* * *

В родной банде Кирпича прозвали Кирпичом за присущую ему манеру сваливаться на голову людям внезапно, словно вышеупомянутый предмет – с крыши. И только во вторую очередь – за тяжёлые кулаки. Грицай – бывший пахан банды, очень ценил и ту и другую особенности в молодом и перспективном бойце и со временем, когда Кирпич проявил себя помимо всего прочего и толковым организатором, сделал его своей правой рукой.

Теперь же Кирпич сам возглавлял банду. Нет, Грицая никто из своих или чужих не устранял. Прежний главарь проявил неосторожность и стал жертвой контролёра, пополнив собой ряды безмозглых зомби, во множестве шляющихся по Зоне. Новый пахан, приняв бразды правления, тут же отдал приказ добить и похоронить бедолагу – если вдруг где встретится.

Не так давно этот приказ был исполнен, и зомби-Грицай мирно упокоился в луже «холодца», бесследно растворившего его брошенное туда полуразложившееся тело.

Преемник покойного пахана взялся править братвой с перенятой у предшественника жёсткостью и бескомпромиссностью. Последнее особо касалось принципа следования так называемым «понятиям», насчёт которых Кирпич загонялся, пожалуй, даже суровее, чем Грицай. Настолько, что со временем банду покинули несколько особо недисциплинированных её членов. Они, видимо, рассчитывали, что со сменой власти придут и новые, более вольные порядки… Не тут-то было! Кирпич, не размениваясь на «послекоронационные» милости и послабления, зажал банду в кулак и чуть ли не с первых дней начал завинчивать гайки.

Зато теперь его «бригада» состояла из таких же, как и он, людей серьёзных и не склонных к нарушениям дисциплины. И только её малочисленность и жёсткие принципы пахана позволяли спокойно спать вожакам других банд Зоны: будь у Кирпича побольше народу – с его организационным талантом он мог бы запросто и не особо напрягаясь подмять под себя другие, менее организованные группировки.

Но Кирпич придерживался стратегии «лучше меньше – да лучше» и в своей политике набора людей в банду предпочитал качество количеству.

В настоящее время в «бригаде» было – включая самого Кирпича – семеро. Оптимальное, как утверждали психологи, количество для коллектива, объединённого общей идеей. Ну и в целом – символично.

Очередной и, как некогда выражался Грицай, плановый сбор дани и на сей раз не преподнёс сюрпризов. Крышуемые сталкеры безропотно расставались с частью хабара, оплачивая им свою защищённость от других банд Зоны. Кирпич слыл среди своих и чужих товарищем жёстким, иногда жестоким – но справедливым. Настолько, насколько его личная справедливость находилась в соответствии с принятыми у братков «понятиями».