Текст книги "Призрачно все..."

Автор книги: Алексей Мальцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц)

Стукачка

На порывистом ветру от ее уверенности не осталось и следа. Где она его найдет? Можно, конечно, отправиться в аллею подсолнухов… Так они называли уголок парка культуры, где каким-то чудом вырос подсолнух. Один-единственный. Но что-то подсказывало Кристине, что Венечки там не будет. Как не будет и в кафе «Робертино», и на набережной. В кафе у них произошло первое свидание. Было все так романтично… Нигде ее любимого не будет. Нигде.

Эх, Веня, Веня, о главном ты так и не узнал. И вряд ли уже узнаешь. Дельфин забыл про свою русалку.

А русалка так ждала и одновременно боялась этого. Думала тем же вечером и признаться. После фильма. Не судьба?

Кристина вдруг вспомнила скандал, учиненный матерью неделю назад, когда она предложила познакомить ее со своим избранником. С такими горящими глазами Кристина свою маму не видела никогда.

– Замуж за диабетика?! – кричала педагог с почти двадцатилетним стажем. – Ты что, девушка, рехнулась?

Девушка стояла в этот момент лицом к окну в их крохотной комнате старой коммуналки и больше всего на свете мечтала превратиться в муху, ползущую по стеклу с наружной стороны, чтобы не слышать таких слов от самого близкого человека. Мать кружила по комнате подобно ястребу, размахивая полами шали (пола – нижняя часть раскрывающейся спереди одежды; к шали это не относится) словно крыльями:

– Потомство какое будет, ты подумала? Эти бесконечные уколы!..

– Опомнись, тебе потом будет очень стыдно за свои слова, – попыталась Кристина образумить мать, но та не хотела ее слушать:

– Ты – моя дочь!!! И я не хочу, чтобы моя дочь связывала свою жизнь с инвалидом! Любовь-морковь пройдет! Гормоны выветрятся, а болезнь никуда не денется, она станет лишь тяжелей с годами-то! Надо ответственно подходить к своему будущему, девочка! Комы там всякие, опять же… Ну куда ты смотрела? Куда?

– Туда же, куда и все, – перешла девушка на предложенный тон.

– Тогда почему второй месяц ты не пользуешься тампонами? – выпалила мать аргумент, на который в их неполной семье был наложен негласный запрет. – Я наблюдаю! Залетела, кумушка?

Кристине вдруг показалось, что заоконная муха услышала слова ее матери и, потрясенная, улетела прочь.

– Замолчи немедленно! – закричала девушка. – Как тебе не совестно? Как твой язык повернулся такое…

– Повернулся, дочура, повернулся. И ты знаешь, что я права!

С этими словами мать хлопнула дверью и больше не заходила в ее комнату. Два дня они не разговаривают друг с другом.

Господи, неужели мама оказалась права и ты, Венечка, меня покинул? Дельфин сбежал от русалки… Таким странным способом. Но я клянусь, в кинотеатре был ты, и после фильма именно ты меня держал за руку. Так что же произошло? Неужто доктор прав?!.

Очнулась она в маршрутном такси, остановившемся у районной поликлиники. По ступенькам поднималась тяжело, словно на ее плечах лежал неподъемный груз. Никто не окликнул ее, не остановил.

Не было очереди у окошка регистратуры, у кабинета врача. Так странно, почти немыслимо. Да, Венечка, не судьба…

Дома, ни слова не сказав матери, начала решительно собираться. Домашний халат, тапочки, любовный роман на закуску… Мать перемену настроения дочери почувствовала, принялась расспрашивать, куда, зачем, что да как… У самых дверей, с пакетом в руках, обернувшись, дочь негромко ответила:

– На аборт, мама. Будто ты не догадываешься! В стационар, в гинекологию. – И захлопнула дверь. Все. Все.

Уже месяц она принимала витамины, старалась дышать свежим воздухом. Месяц она готовилась. Как странно: еще вчера была полна уверенности, что оставит ребенка, несмотря ни на что. Будут они с Вениамином вместе, не будут – не важно. Останется память о непутевой любви, какое-никакое утешение в жизни.

Сейчас же она не видит смысла в этом. Зачем продолжать то, что так глупо оборвалось? Обрубить на корню. Чтоб с чистого листа. Ей всего двадцать три… А зачем вообще жить?

Выйдя из троллейбуса, направилась к киоску за сигаретами. Нет никакого смысла сдерживать себя. Не так много удовольствий осталось на свете. У нее, кажется, – совсем нет. Хоть он и живет где-то под сердцем уже, крохотуля этот. Но скоро жить не будет. Она так решила, и все. Точка.

Оформление, казенные вопросы. Группа крови, резус, аллергия. Эх, девочки, мне бы ваши заботы! Впрочем, у всех они свои.

Соседка в палате – еще та клюква. Ни «здрасьте», ни «покедова».

– Прикинь, приклеился тут один суппозиторий, на входе… Ты, говорит, такая-то? Я говорю, нет, другая, подменили при родах. А он с ходу так, без прелюдий, хрен на блюде. Усекла? Так и так, мол, нельзя тебе аборт делать. Я ему: да пошел ты!.. Ты за меня, что ли, сделаешь, козленок в молоке, на фиг! А он мне снова да ладом, хворост пережаренный… Ну я ему и сунула в самый котлован. Ща отмокает где-то.

– Ты-то как умудрилась залететь? – поинтересовалась Кристина у «клюквы», чтоб хоть как-то поддержать разговор. – Насколько я знаю, вы всегда работаете… в резинотехнических средствах защиты…

– Меня, кстати, Миланой зовут. А что касается средств защиты – это исключительно с клиентами, – ничуть не смутившись, словно речь шла об уборке территории, отреагировала проститутка. – А есть еще батяня Комбат. Ему про резину лучше не заикаться. Да и все сутяги… они и есть сутяги. Как они говорят, право первой брачной ночи за ними. Козлы вонючие!.. С ними только в противогазе и можно.

Чтобы не слушать обозленную «клюквенную» болтовню, Кристина, ни слова не говоря, взяла сигареты и вышла в коридор. «Курительная» оказалась внизу, на цокольном этаже. Два парня в полосатых пижамах что-то бурно обсуждали, увидев ее, помолчали пару секунд, затем продолжили.

От первой затяжки голова поплыла кругом, но Кристина на ногах устояла. Возможно, уже завтра она себя начнет ругать последними словами. Возможно, у нее никогда не будет детей. Но она так решила. А дальше – поживем, увидим.

Поднимаясь обратно в палату, она почувствовала неприятное покалывание в груди. Чем меньше оставалось идти до палаты, тем острее чувствовалась боль. Остановившись у приоткрытой двери, она услышала странный диалог:

– Ты больше не выкуришь ни одной сигареты, не возьмешь в рот ни глотка спиртного. Только свежие фрукты и овощи, только прогулки на свежем воздухе… – гудел голос, показавшийся Кристине знакомым. – Ты должна родить этого ребенка, ни в коем случае от него не избавляйся!

– Вали отсюдова, извращенец гребаный! Гамадрил потный! Кто тебя ваащще, сюды пропустил?! – кричала проститутка. Но собеседник, голос которого вводил Кристину в ступор, словно не слышал возражений представительницы древнейшей профессии:

– Забудь про аборт, это грех, это самое настоящее убийство. Никогда себе не простишь, дура! У тебя родится замечательный малыш, вот увидишь, вспомнишь потом мои слова…

Будучи не в состоянии больше играть роль пассивного слушателя, Кристина рванула дверь на себя и, очертя голову, кинулась в палату. То, что она увидела за дверью, лишило ее опоры и занавесило взгляд мутной пеленой.

Подобно загнанному зверьку, в углу кровати сидела «клюква», по цвету лица не отличаясь от болотной ягоды. Практически вплотную к ней по-турецки восседал… Венечка и, отчаянно жестикулируя, читал проповеди. Кристина тотчас разглядела крупные капли пота на его лбу, ее всю словно обдало ледяным душем: медлить нельзя, у Вениамина – гипогликемия.

– Слушай, как тебя там, – рявкнула проститутка, увидев в проеме дверей Кристину. – Позови медсестру, чтоб отогнала оленевода этого отседа. Замонал, блин!

Скользнув взглядом по Кристине, Венечка сморщился:

– Кажется, мы с вами виделись где-то… Хотя я не помню, извините… Вместо того чтобы звать медсестру, лучше помогите мне убедить… Ирину… Юникову в том, что аборт – это грех, это недопустимо.

Пока «клюква» ошарашенно разводила руками и возмущалась «Откуда ты… знаешь мои имя и… фамилию?», Кристина выскочила из палаты, отыскала сестринский пост и объяснила все веснушчатой медсестре. Та кинулась исправлять ситуацию, а Кристина подошла к окну, достала визитку «доктора Печкина» и набрала на сотовом номер.

Трубку сняли сразу же. Дребезжащий голос нельзя было спутать ни с каким другим.

– Лев Зиновьевич? Добрый день, это Кристина, я по поводу сбежавшего больного… Да, того самого. Передумала, стало быть… Я нашла его, записывайте адрес.

Шанс, в принципе, есть…

Надо признать, он столкнулся с явлением, которое не укладывалось в то, чему его учили в школе и вузе. Одно дело – «завести» остановившееся сердце и фактически воскресить больного, который стопроцентно был бы покойником, если бы не ты, и совсем другое – позвонить в прошлое. Не в Амстердам, даже не на Марс или Юпитер, что, несмотря на очевидную фантастичность, выглядело бы более понятным, нежели то, что сотворил на его глазах этот… диабетик. Этот… пришелец черт знает откуда.

Было около трех ночи, когда Изместьев, весь продрогший, вернулся к себе в квартиру и, стараясь не разбудить никого, тихо пробрался в спальню, быстро разделся и лег. Сна – как не бывало.

Он вдруг отчетливо вспомнил звонок, которому неделю назад не придал никакого значения, а сейчас был «на все сто» уверен, что звонивший говорил именно голосом Вениамина – Карла Клойтцера. И текст был примерно таким, какой он услышал полчаса назад, будучи за столом в кафешке.

Что это значит? И почему он, не самый плохой доктор в этом городе, так цинично и непрофессионально вел себя с Вениамином?! Что за покровительственно-снисходительный тон: «Хорошо, я постараюсь помочь, по симптомам диабета мы пробежимся в ближайшее время, а пока я тороплюсь… Извините, дела и так далее…»

Какие могут быть дела, когда он столкнулся с таким потрясающим феноменом!!! Надо было выпытать у него подробности, нельзя было отпускать его. Можно подумать, подобные чудеса на глазах Изместьева происходят ежедневно.

С житейских позиций объяснить произошедшее никак нельзя. Если один кадр – метаморфозу в салоне «скорой» – можно было еще как-то стереть из памяти и сделать вид, что ничего не произошло, обычная галлюцинация, пусть и массовая, то проигнорировать звонок в прошлое Изместьев при всем желании не мог. Он сидел в мозгу вживленным имплантатом и ежеминутно напоминал о своей чужеродности.

Аркадий повернулся на правый бок и чуть не вскрикнул: Ольги рядом на кровати не было. Быстро вскочив, он зажег свет и увидел возле окна на тумбочке записку.

«Не думай, что только тебе дозволено совершать театральные жесты. Я тоже могу уйти… Пусть не так эффектно, но не менее серьезно. Твоя жена».

Пройдя в комнату Савелия, он и там обнаружил пустоту. Итак, домашние последовали его примеру. Что ж, проглотим…

На сына это было похоже: чего греха таить, супруги Изместьевы частенько «куковали» ночь напролет в полной неизвестности: где Савелий, живой ли, здоровый ли…

Но Ольга… Куда могла пойти она? И что значит – «не менее серьезно»? Они что, больше не семья? А чему он, собственно, удивляется? В принципе, они давно скорее видимость семьи, нежели что-то настоящее. Возвращаясь после работы домой, Аркадий частенько ловил себя на том, что не испытывает особой радости, какого-то душевного подъема. Сплошные недомолвки с женой, каждодневный сыновний сарказм с издевками вперемежку. Случайные люди под одной крышей, короче.

Мышцы спины словно свело судорогой. Он и не знал, что пустота пустоте рознь. Тысячу раз оказывался раньше дома один, но никогда не было так пакостно на душе. Впервые ему стало жутковато. Одиночество не радовало, а, скорее, напрягало.

Аркадий вдруг ощутил укол самолюбия: он первым вернулся к остывающему очагу. Ненадолго же его хватило! Тряпка! Надо было проявить характер, потерпеть, заявиться утром, после того как у Ольги начнется рабочий день.

Одним из немногочисленных плюсов его профессии был сменный график работы. Хоть суббота на дворе, хоть вторник – все едино. Общепринятых выходных для «скорой» не существовало. «Поплохеть» соотечественнику могло хоть в будни, хоть в праздники. В последние – даже чаще.

Изместьев испытывал почти животное удовлетворение, когда все утром собирались на работу, а он, сытно позавтракав, укладывался спать после ночного дежурства. И, если ему не хотелось видеть домашних, что в последнее время случалось достаточно часто, можно было задержаться где-нибудь на полчасика, и спокойно заявиться в пустую квартиру.

Что ж он теперь-то не подождал?! А что бы от этого изменилось? Ну, нарисовался бы в девять, обнаружил то же самое… Стоп! Он не мог знать, что квартира пустая, это раз. Второе – Ольга может подойти с минуты на минуту и обнаружить его. И будет выглядеть его уход дешевым трюком, капризом, не более. И самолюбие будет не где-то, а в известном месте… Нет уж, уходить так уходить… Навсегда, или почти… навсегда.

Встречаться с женой не хотелось.

Это все Пришелец виноват. Своим звонком замутил доктору мозги так, что подумать о чем-то другом стало нереально. Вот Изместьев и вернулся раньше времени.

Он вдруг почувствовал себя преступником, вернувшимся на место преступления до приезда опергруппы. Чтобы уничтожить улики, замести следы. Рискуя при этом попасться с поличным. Матерые рецидивисты так никогда не поступают. Несолидно. Он что, не матерый?

Так или иначе, следовало что-то делать. Сейчас он все исправит. Восстановит «картинку преступления». Грязью в прихожей наследил – затереть; записку жены положить на тумбочку, на самый край, где он ее и обнаружил; постель – застелить. Чтобы комар носа не подточил.

Сейчас он все сделает, реанимирует картинку. Реанимирует…Стоп!

Он застыл с тряпкой посреди прихожей. А у него в прошлом была клиническая смерть! Да, да, у него самого. В ту самую новогоднюю ночь, в далеком восемьдесят пятом, когда он стал открывать бутылку шампанского и пробка «выстрелила» раньше времени ему в открытый глаз. Его сердце остановилось. Чудом среди гостей оказался доктор, который задолго до приезда «скорой» начал проводить парню искусственное дыхание и закрытый массаж сердца.

Значит, в принципе, шанс есть, если верить Пришельцу… Шанс вернуться в ту новогоднюю ночь. И начать жить с той минуты «воскрешения». Заново как бы, с чистого листа. Качественно охмурить Жанку, распределиться на хирургический потом, чтобы впоследствии специализироваться по косметологии.

Что за бред! Нет, конечно, никакого шанса.

Но если это бред, что ж ты, док, застыл, словно тебе сам дьявол шепнул на ухо «Замри!», и минут пять уже боишься пошевелиться?! Ты не веришь в подобную ересь? Вернее – не верил до того самого времени, пока Пришелец ощутимо не поколебал твой воинствующий «атеизм».

Как было бы здорово, Изместьев, начать с той самойновогодней ночи! Впереди – третья и четвертая четверти выпускного класса. Вполне достаточно, чтобы «заняться» исключительно Жанкой, не отвлекаясь ни на кого больше. Зачем тратить впустую драгоценное время и силы?! Жанка и только Жанка!

Проблем с «охмурением» возникнуть не должно, она в нем в те дни души не чаяла, это он отлично помнил. Тогда, зимой, он еще не успел «наломать дров»… Так он их и не наломает. Поскольку поумнел.

Веснушки на ягодицах

О, как они ошибались! Причем оба: и мать, и отец. Предки, наивные, как дети, этим все сказано. Тех денег, что изредка исчезали из квартиры, ему хватило бы на треть дозы в неделю, не более. Савелий бы мигом окочурился, и месяца бы не протянул. Попал бы в рабство, отрабатывал бы трудодни, клеил бы лохов, время от времени парясь на нарах. Сколько бы он так протянул: год? два?

Это даже не голодный паек, а так, издевательство, мазок с десен. Но что с них возьмешь? Предкиь – они и есть… предки. Они даже приблизительно не представляют, какие бабки Савел тратит на ширево. Если бы представили, тотчас прижали бы к стенке: откуда берешь?!

Откуда берешь… Он их зарабатывает! А каким способом – никого не колышет! У него свой бизнес, дюже засекреченный. Пусть приходится терпеть унижения и рисковать. Рисковать… Да уж.

Вот и сейчас ему предстояло сделать несколько весьма рискованных манипуляций. Огромное здание Промстройпроекта высилось на площади Молодежи подобно грубо нарезанному маннику на грязном противне. Сколько фирм-монстров и небольших фирмочек-прилипал, контор различного калибра арендовало помещения под офисы в десятиэтажной громадине, Савел не знал. Знал только, что в офисах этих протирало колготки огромное количество секретарш и директрис различного калибра и самого что ни на есть детородного возраста. Это и привлекало, и напрягало одновременно. Это и было предметом, целью, средством его заработка.

Риск подстерегал на каждом шагу. Начать хотя бы с бюро пропусков. Улыбчивая девица в униформе кокетливо навострила ушки: в какую контору «направишь когти» сегодня, молодой человек?

– Фирма «Аккорд-лизинг», – заученно отрапортовал Савелий, протягивая в окошко паспорт. – Офис триста семь.

Быстро поднялся в лифте на шестой этаж и неторопливо направился в свою подсобку-курилку. Именно так он называл служебное помещение, в котором менял свой облик. Так начинался его рабочий день, так и заканчивался. В дорожной сумке – короткая юбка, бюстгальтер, колготки, блузка, туфли на высоком каблуке, клипсы, косметика. Главное – чтоб никто не побеспокоил, когда он будет перевоплощаться. Никто, собственно, и не должен, уборщице заплачено.

Год назад, когда он еще не так плотно сидел на игле, как сейчас, угораздило его оказаться в кинотеатре рядом с одним атлетически сложенным типом. В ожидании сеанса оба скучали. Савелий тогда никак не предполагал, что сосед в один миг сможет решить большинство накопившихся проблем.

– Что, на кумаре сидишь? – прозвучало над правым ухом парня так простецки, так по-своему, что Савел тут же раскрылся:

– Угу… В волокуше… Вообще, труба! Отходняк, ля… На тот свет. Вот-вот и в штопор…

– Не боись, вскорячиться тебе я помогу. Есть одно дельце для тебя. Очень деликатное, тонкое, но ты должен справиться. На дозу будет хватать всегда… Всю оставшуюся жизнь. Соглашайся.

Савелий начал лихорадочно оглядываться по сторонам. Вроде бы их никто не слышал. Но как незнакомец в считанные секунды смог «просканировать» все его озабоченное нутро, взглянуть на мир его, Савела, глазами, – для парня до сих пор оставалось загадкой. В тот миг он даже не предполагал, насколько глубоко проник в его искореженную психику этот слегка неуклюжий с виду атлет. Больше тридцати «прорицателю» дать было невозможно.

После сеанса они сидели в небольшом полуподвальном помещении с канделябрами на стенах, бархатными шторами на окнах, и атлет неторопливо излагал всю подноготную Савелия, отчего последнего сотрясал озноб круче любой абстиненции. И если бы не обещанные дозы, парень послал бы «прорицателя» куда подальше. Но тут был не тот случай.

Атлет просек, что напускной цинизм и нарочито откровенная грубость Савелия – всего лишь маскировка. На самом деле парня терзали комплексы, главный из которых рос вширь и вглубь по мере взросления самого Савелия. Причина скрывалась в главном мужском органе, который у парня почему-то был значительно меньше, чем у сверстников. В школе он получил за это прозвище Анютина Глазка. Что могло быть обиднее?

Очень быстро осознав свою ущербность, он начал сторониться бань, пляжей, душевых и бассейнов. Всего, где приходилось раздеваться догола или почти догола. Он возненавидел отца, у которого – Савелий убеждался в этом несколько раз – по мужской части все выглядело очень даже впечатляюще. Отец ли он ему вообще, если наследственность в данном аспекте никак не проявляется?!

– Я знаю, как твой минус превратить в плюс, – размеренно вещал атлет-прорицатель, позвякивая чайной ложкой о стакан. – Будешь заниматься DVD-производством. Но в не совсем привычном для тебя формате. Видишь ли, одним из самых востребованных видов эротической продукции на сегодня является туалетная съемка. Вуайеристов в России оказалось гораздо больше, чем предполагали самые смелые сексологи. Все эти нашумевшие телепроекты типа «За стеклом» и «Дом-2» собрали небывалый рейтинг. Выводы отсюда следуют однозначные. Как бы это непристойно ни выглядело, подглядывать наши соотечественники очень даже любят. Хотя публично ни в коем случае не признаются. Увидеть и остаться при этом незамеченным – вот в чем особый смак! Большинство переболевают этим в детстве. Но далеко не все излечиваются с возрастом. Как минимум пять сайтов на эту тему существует только в нашей стране. И, надо признать, они являются одними из самых посещаемых и едва-едва справляются с нагрузкой. Женские бани, раздевалки, туалеты – все, куда доступ мужикам воспрещен, – является предметом повышенного спроса.

– Что? Туалетные сцены? – только что проглоченный бутерброд у Савелия едва не выпрыгнул обратно. – Вы пошутить изволили? Тогда хотя бы предупреждать надо!

Атлет-прорицатель устало улыбнулся и залпом выпил остатки чая. В его глазах мелькнула такая сталь, что Савелий пожалел о сказанном.

– Да за те деньги, которые я тебе собираюсь отстегивать, ты не только снимать туалет будешь, но согласишься вкалывать непосредственно унитазом, я тебе это гарантирую! – Атлет невозмутимо оглядел полупустой зал и продолжил приглушенным голосом: – Аналогов твоей профессии на сегодня у нас в стране практически не существует, сечешь? Ты будешь штучным спецом. У тебя есть все данные, и прежде всего, конечно, – размер твоего… Мизеревича. Понимаешь, я приехал из Питера, чтобы наладить у вас этот бизнес. В столицах все отшлифовано, конвейер работает. У ваших девушек свой непередаваемый колорит. Товар будет нарасхват, я тебе обещаю.

– В чем будет заключаться моя работа и при чем здесь мои… внешние… – Савелий замялся, не находя нужных слов, но прорицатель понял его.

– Ты, надеюсь, понимаешь, что работать придется не в мужском туалете? Можно было, конечно, подобрать и девчонку для этого дела, но уж слишком они болтливы, да и с техникой не на «ты». А тебя мы загримируем под такую девочку, что ни у кого сомнений не возникнет. Извини, но твои черты очень женственны. Тебе никто не говорил об этом? Поработаем над походкой, осанкой, привычками… Вспомни фильм «Тутси»…

– А при чем здесь знание техники? – недоуменно поинтересовался Савелий, пропустив последние слова прорицателя мимо ушей. То, что он похож на девушку, для него секретом не было. – Установил камеру – и все… Больших мозгов не требуется.

Приехавший из Питера вынул из небольшого стаканчика зубочистку, освободил ее от обертки и принялся ковыряться в зубах, не отводя снисходительного взгляда от Савелия. Потом вдруг голосом Сталина глубокомысленно изрек:

– Я знал, что па пэрвому вапросу, то есть па ващему пириваплащению в женщину, у нас нэ вазникнет ныкаких разногласый, – потом, оставив в покое вождя всех народов, горячо продолжил: – Зеленый ты еще! Мало воткнуть камеру в кафель, чтобы в нужном ракурсе работала. Она еще должна управляться, поворачиваясь вверх-вниз и вправо-влево. И когда кабинка пуста, нечего порожняк гонять, понял?

Савелию показалось, что у него от услышанного зашевелились волосы на голове. Прорицатель из Питера тем временем продолжал:

– Еще следует установить подсветку, которая автоматически включается, когда объект снимает трусики. И надо все это установить там, куда ходят элитные телочки в потрясных колготках и стрингах. Дресс-код, так сказать, соблюдают неукоснительно…

* * * *

Перезарядив камеру, Савелий вышел из кабинки, у которой скопилось несколько девушек. Каждую из них он уже имел честь видеть, так сказать, «в разрезе». Холодно окинув его с головы до ног, высокая шатенка из торгового представительства известной швейцарской фирмы грубо посоветовала:

– Слабительное надо принимать, если пробка на главной дороге!

Он чуть не рявкнул ей в ответ: «А у тебя веснушек на гаубице больше, чем на лице, поэтому снизу ты гораздо интересней!» —но вовремя сдержался. Во-первых, шатенка ему действительно нравилась, особенно ее веснушчатые ягодицы. Ее бордовые трусики с надписью «Kiss my ass» выводили его из себя.

Во-вторых, прорицатель из Питера предупреждал, что голос подделать гораздо трудней, нежели внешность, поэтому лучше помалкивать. В-третьих, вообще привлекать внимание ни к чему.

Если вдруг охрана придерется, Савелий знал, что сказать. Директором одной из фирм, арендовавших помещения в данном здании, работал старый знакомый Прорицателя, и мог, если что, прикрыть незадачливого «оператора», вернее «операторшу».

«Ладно, сейчас август и на дворе тепло, – рассуждал Савелий, закрываясь в очередной кабинке и отработанным движением выворачивая из кафеля крохотную камеру, – одежды всего ничего, обхожусь сумкой. А зимой как экипироваться буду? Съемку не отменишь…»

Как он ненавидел себя за то, чем приходилось заниматься! Как и тех, кто жаждал этих просмотров, кто платил огромные деньжищи за диски с подобными фильмами. Девушки в кабинках не подозревали о том, что их снимают. После многочисленных «прогонов» записанного романтический ореол вокруг слабого пола полностью развеялся и, Савелий чувствовал это, больше никогда не появится. После увиденного не хотелось думать о цветах, стихах и прочих романтических изысках. Словно кто-то его, как бабочку, беззаботно порхающую с цветка на цветок, во время полета схватил бесцеремонно, скомкал и посадил на кучу липкого дерьма, с которого невозможно взлететь. Из замкнутого круга ему уже было не вырваться, так как подобных денег он нигде больше в шестнадцать лет заработать не мог.

К тому же он отдавал себе отчет в том, что Прорицатель, которого звали, кстати, Эдуард, предложив ему столь «эксклюзивную» работу, фактически спас его от унижений, от городского «дна», куда Савелий неизбежно бы опустился, если бы все шло своим чередом. Сегодня он держится особняком от всей синюшной братии, его никто не может «прогнуть» под себя, поскольку Савел независим, он платит!

Следовало отдать должное, конфиденциальность Эдуард соблюдал неукоснительно. Об источниках финансирования Савелия не догадывался никто: ни родители, ни лечащие доктора, ни коллеги-сокумарники. Использование качественного «сырья» и инструмента опять же сказалось на здоровье: доктора ломали «котелки», почему Савелий до сих пор не ВИЧ-инфицирован и как ему удалось избежать гепатита.

Эскулапы много раз предпринимали попытки «расколоть» парня на предмет источника финансирования. Но Прорицатель как-то проговорился, что работа у Савела есть до тех пор, пока он молчит. Едва проболтается – ее не будет. Что потом станет с парнем – нетрудно было догадаться.

И, хотя его частенько «распирало» сказать родителям, «братанам», тому же Урсулу-сокумарнику, но… Савелий, скрипнув зубами, сдерживался в самый последний момент.

* * * *

Эдуард снабдил своего «оператора» самой современной аппаратурой. Скрытые камеры включались и выключались дистанционно, подсветка работала как часы, качество отснятого материала могло удовлетворить самый взыскательный вкус. В некоторых кабинках было установлено две, а то и три камеры, и съемка велась в нескольких ракурсах, что являлось самым последним писком.

Именно благодаря этим съемкам Савелий узнал, что банкирша «порекомендовала» его отца своей пышногрудой сексуально озабоченной подруге Люси. Как зритель, он стал случайным свидетелем не предназначавшимся для посторонних ушей их разговора между кабинками. Признаться честно, Савелий здорово расстроился, услышав, в каком тоне Аленевская отзывается о его отце. Потом, поразмыслив немного, возненавидел отца еще больше.