Текст книги "Призрачно все..."

Автор книги: Алексей Мальцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 28 страниц)

– У тебя, док, потому ничего не получается, что ты настраивался на собственное падение с горы. Мол, тогда эмоции нахлынут, и ты рванешь на выручку.

– А падения не будет, – продолжил очкарик без очков, помогая подняться из сугроба десятикласснику. – Вернее, будет, но не твое. Хватит с тебя, намучился уже. Нам потребовалось недюжинное умение, чтобы отыскать тебя в этой глухомани. Думали, что не успеем зафиксировать…

Киборг в этот момент подошел к парню, который еще не успел отряхнуться, и положил тому руку на плечо:

– До конца каникул с Жанной контактировать нежелательно, она не совсем та, за которую себя выдает. Вообще, опасайся. Убить – не убьет, поскольку не успеет организовать ничего, но… испортить настроение сможет. Лучше наедине с ней не оставаться… Мало ли что! Это будет продолжаться недолго, не расстраивайся.

– А после… каникул? – спросил десятиклассник, округлив глаза. – В третьей четверти?

– Живите, как живется. Все будет по-прежнему, это я обещаю. И забудьте про дальнюю родственницу из будущего, что встретилась вам на пути. Больше вам никто не помешает.

Возвращение на круги своя

Звенело в правом ухе. Тонкая серебряная струйка знакомого звука подобно борному спирту текла по направлению к барабанной перепонке, постепенно заполняя тесноту слухового прохода. Вставать не хотелось ни в какую. Утро выходного дня еще не успело вздохнуть полной грудью, а его, Ворзонина, уже кто-то домогался. Да еще так настойчиво!

– Добрый день, Павел Родионыч, – незнакомец, лысеющий с висков мужчина в роговых очках, слегка покачивался с пятки на носок, стараясь почему-то не смотреть Ворзонину в глаза. Правую руку при этом он держал в кармане клетчатого пиджака. – Вы сейчас, спросонья, что называется, меня не вспомните, посему мне лучше пройти в квартиру, и не спеша все обсудить. Хоть за чаем, хоть за молоком с гренками.

– Здравствуйте, здравствуйте… – протяжно поприветствовал психотерапевт разбудившего его незнакомца, щурясь от ранних лучей, проникавших на лестничную площадку сквозь мутное стекло подъездного окна. Вместе с лучами в пахнущее кошками и пережаренной рыбой пространство проникал лязг трамваев, скрипы тормозов, вой синализаций и многое другое. – Мало того, что я вас вижу впервые, что вы меня посмели разбудить в мой законный выходной раным-ранехонько. А вы скромняга, однако… Так вы еще возымели наглость напрашиваться ко мне на чай… А не пойти ли вам, дружище, куда Макар телят не гонял?

– Пойду непременно, – чересчур поспешно закивал незнакомец. – Только кто за вас станет хлопотать, когда вам отчекрыжат кисти рук, стопы ног, язык, ноздри и выколют глаза? И при этом оставят жить, заметьте! Кому вы будете нужны таким обрубком-то?

От слов незнакомца, от всего его облика вдруг повеяло таким январским холодом, что доктор невольно посторонился, пропуская утреннего гостя в квартиру. Что-то подсказывало Ворзонину, что опасаться надо вовсе не органов правопорядка, не толстощекого одутловатого майора, а вот этого «скромнягу» с залысинами, бесцеремонно прервавшего его чуткий врачебный сон.

– Вы даже не представляете, насколько грубо вмешались отнюдь не в свое дело, Павел Родионыч, – начал без обиняков «скромняга», удобно устроившись во вращающемся кресле перед компьютером доктора. Правую руку из кармана он так и не достал. – Кто дал вам право вклиниваться в историю? Эрмикт-миссию «Маркиз» готовили тысячи людей. Проведена была колоссальная… кропотливая работа. А вы одним словом, походя… Кто же вы после этого?

– Какой проект? Какой маркиз? – Ворзонин долго тер глаза, пытаясь «въехать» в смысл только что услышанного.

– А вот такой, – с этими словами незваный гость достал из кармана свою руку, и Ворзонин едва не сломал переднюю метало-керамическую коронку: рука оказалась волчьей лапой. – Вспомнил, Самоделкин? Поэтому давай без предисловий. Ты своей наглой ложью вмешался в ход истории! Не тобой задуманной и срежиссированной. И теперь не думаешь ничего исправлять? Я, помнится, давал ровно неделю… А ты не чешешься!

– Чешусь! – окончательно «въехав» в ситуацию, «сорвался с цепи» Ворзонин. – Еще как чешусь. Я разработал целую систему… Ну, как возвратить коллегу из прошлого?

– Его не надо возвращать! – рявкнул «скромняга» ударив лапой по клавиатуре компьютера. – Тем более, что он, как выяснилось, не совсем в прошлом. Не заморачивайся над этим… Кажется, так выражается ваша современная молодежь. Твоя задача – принять его здесь и адаптировать. Чтобы он не болтался между двумя временами, как… дерьмо в полынье.

– У нас говорят: в проруби, – исправил Ворзонин, но его собеседник словно не услышал поправки.

– Слава богу, Изместьева разыскали… По чистой случайности. В недрах мироздания, – поглаживая левой, человеческой, рукой правую волчью лапу, размеренно вещал незнакомец. – Из-за твоей чудовищной лжи, Самоделкин, нам приходится все возвращать на круги своя. Если Изместьев в свое время, на свое место не вернется, нарушится пространственно – временной континуум. Начнется цепная реакция вневременного пунктира. В твоих интересах, запомни, восстановить абсолютный статус кво: чтобы все встало на свои места. Как будто ничего не было. Это главное требование эрмикт-комиссии…

– Насколько я знаю, по-старому уже не сложится, – робко попытался возразить утреннему гостю Ворзонин. – Семья Изместьева распалась, и восстановлению, что называется, не подлежит. Причем, главный соперник Аркадия – его собственный сын. Такая непредсказуемая, как ни крути, метаморфозочка…

– Что?! – глаза человека-волка начали двигаться вразнобой. – Откуда информация? Проверенная? Почему не предупредил?

– Источник надежный. Я прекрасно знаю его семью. Все развивалось на моих глазах. У Ольги роман с собственным сыном… В отсутствии мужа… Что я смогу поделать?

Незнакомец прищурил один глаз, поиграл желваками.

– Во избежание более глобальных перемен в будущем Аркадий Изместьев должен вернуться. Это очень важно. Думаю, не мне тебя учить, как вытравить из его памяти всю ненужную информацию. О сыне и жене, например. Ты смышленый, Самоделкин?

– Что значит: вытравить? – взбрыкнул по-лошадиному Павел. – Как это можно не узнать о сыне? И о жене? У него первый вопрос будет об этом.

– Будет, если ты вставишь ему в башку эти данные, – отчего-то смущенно продекламировал «скромняга». – А сынишки, можно сказать, уже нет. Это святотатство: сексуальное влечение к собственной матери… Или я не прав? Зачем воскрешать то, чего нет?

– Я, кажется, понял, как вы лечите наркоманию, – улыбнулся Ворзонин. – И, в принципе, любую другую болезнь. Нечего сказать. Теперь я понимаю, какой смысл вкладывается в слова о том, что неизлечимых болезней у вас нет. Вы просто возвращаете человека к здоровому периоду и пускаете… по другому пути, что ли… И когда Изместьев появится в нашей реальности? – пытаясь унять ускоряющийся ритм сердца, поинтересовался психотерапевт.

– Он уже в твоей реальности, Самоделкин! – кашлянул обладатель волчьей лапы. – Лежит под электродами в клинике, которой ты пока руководишь. Так что, не теряй времени даром! Хотя нет… Вначале мне подробно расскажи, каким образом тебе вообще удалось затесаться в наш проект.

Человек – волк сделал несколько разворотов на 360 ^{в кресле и уставился своими желтыми глазенками, не мигая, Ворзонину в самый кадык.}

– Я с самого начала считал, что это мой проект. Сценарий был написан Егором Кедрачом, нашим талантливым драматургом и моим… нашим с Изместьевым, одноклассником. Замышлялся всего-навсего психотерапевтический сеанс с элементами нейро-лингвистического программирования.

– Сеанс, перед которым, насколько я понимаю, ты, Самоделкин, был обязан поставить программируемого в известность относительно всего, – с ухмылкой вставил незваный гость. – Не так ли, доктор?!

– Так ли, так ли, – закивал Ворзонин, раздражаясь, что его перебивают. – Но это было наше единственное преступление. В остальном все выглядело достаточно безобидно и целомудренно…

– Что?! – почесав себе лоб волчьей лапой, чем вызвал у Ворзонина рвотный рефлекс, гость возмущенно вскочил с кресла. – Единственное преступление? А наглая ложь, которую ты втюхал проститутке? Зачем ей сделали аборт? Ты сечешь, какую свинью подбросил?

Ворзонин вспомнил недоумение, мелькнувшее на лице проститутки, когда он под видом психотерапевтического сеанса в больнице предложил ей изобразить решимость выносить ребенка. Временно, не навсегда, только для того, чтобы у Изместьева возникла иллюзия выполненного условия. Именно эта решимость произвела неизгладимое впечатление на Кристину Жаренкову… Неплохие актрисы иногда из путан получаются. А стоило всего-то предложить этой дуре немного денег. И все было разыграно, как по нотам. Во всяком случае, так ему казалось. Разве он мог предположить, что Пришелец окажется именно пришельцем, а не персонажем в исполнении Вениамина Поплевко.

– Я не мог тогда знать, что в игре участвует еще кто-то кроме нас. О глобальных последствиях для будущего даже не подозревал… О том, что сценарий был написан под вашу диктовку я узнал совсем недавно.

– Под чью диктовку? – отвернувшись к окну, раздумчиво заключил волк-человек. – Впрочем, сейчас это неважно. Важно, что теперь надо все исправлять. Мы свою часть работы выполнили.

– Что ж, будем исправлять, – с вымученным оптимизмом в голосе заверил его доктор. – Тем более, что иного выхода нет.

– Надо было двигаться до конца, соблюдать все условия. Тогда бы и волки были сыты, – гость улыбнулся двусмысленности произнесенной фразы, – и овцы целы. И ваш Изместьев слетал туда, куда собирался… Попутешествовал, одумался и благополучно вернулся бы. Но в вашем времени, видимо, не только свои неизлечимые болезни, о которых мы давно забыли, но и свои психологические нравственные законы, которые незазорно и нарушить. Вы объегорили собственное будущее! Ну, да чего сейчас об этом…

– Кстати, – осмелел Ворзонин. – А куда делась Марина Гачегова? Что с ней случилось?

– Это та самая девочка, в исчезновении которой тебя подозревают? Над которой ты откровенно издевался, пользуясь служебным положением? Кажется, это у вас называеться педофилией. Я правильно излагаю суть вопроса?

– Правильно, – чувствуя, как начинают гореть у него уши, кивнул Ворзонин. – Только ближе к делу. Куда вы ее спрятали?

– Никуда я ее не прятал, она сидит перед тобой. Только ты ее пока не видишь. Увидишь тогда, когда вернешь Изместьева обратно. Живого и невредимого. Договорились?

– Договорились, – немного растерянно кивнул доктор.

Призраки над Россией

Рассудок, – последнее, что у призрака оставалось на тот момент, – отказывался подчиняться своему хозяину. Кто эти лыжники? Почему они на его стороне? Именно с ними, призрак это сам видел, договаривалась коварная Жанет несколько дней назад на Кислотных Дачах.

Наконец, каким образом этим бандитам, – единственным из смертных, – удалось его рассмотреть? Ощущение, надо признать, не из самых приятных. Дед Мороз, которому разбили очки перед самым Новым годом, разумеется, не в счет.

– Мы не совсем смертные, – бесцеремонно прервал поток «призрачных» мыслей киборг. – Но сейчас это не главное, Аркадий Ильич. Главное – то, что мы сумели-таки тебя отыскать. Умоляю, не исчезай никуда, это в твоих интересах.

– Вы знаете, – промямлил, отряхиваясь от снега, десятиклассник. – Меня по отчеству еще никто не называл.

– А тебя никто и не называет по отчеству, – ввел парня в курс дела очкарик без очков. – Мы обращаемся не к тебе. Но лучше сейчас не заморачивайся на этом. У каждого свои «бзики». Вспомни старика Эйнштейна: все относительно, ничего абсолютного не существует.

– Что верно, то верно, – согласился десятиклассник.

– Что касается тебя, папай, – «очкарик» обратился к призраку, который едва не взорвался в этот момент от догадки: в снегу стоял его сын, его Савелий! – то срочно сообщи мне номер камеры хранения, куда спрятала деньги Жанна. – Надо скорректировать реальность. Дров наломано и так предостаточно.

– Что?! – вновь замахнулась лыжной палкой девушка. – Да как вы смеете?! Я же вам заплатила! Даже сверху дала. Остатки совести у вас еще сохранились, алкаши свихнутые!

– Так ты расплатилась с ними из наших?! – «догадался» Изместьев—младший и двинулся на одноклассницу. – Ты знаешь, кто после этого? Я-то думал. Эх, ты, Жанка, Жанка…

– Да пошел ты!

Призрак не слушал перепалку. Едва он продиктовал сыну номер камеры хранения, как киборг взглянул на часы и ахнул:

– Мы дико торопимся! Савелию пора… Дан приказ, вам, Аркадий Ильич, на запад, нам – совсем в другую сторону. – Он направился к самому краю обрыва. Едва не поскользнувшись, оглянулся на призрака. – Осталось всего-ничего. Шевелимся!

– Слабонервным советуем не смотреть, – очкарик пригрозил молодежи пальцем и почти бегом направился за киборгом, застывшим у обрыва, словно в стоп-кадре. – Ну, что, дядя Кло, летим?

Очкарик уже почти оттолкнулся, как напарник остановил его:

– Мы еще не сделали самого главного, – с этими словами киборг достал из кармана устройство, напоминавшее сотовый телефон из далекого будущего, и вернулся к обескураженному десятикласснику. Жанет, наблюдавшую за событиями с безопасного расстояния, он жестом подозвал к себе. – Запомните, друзья. Вы ничего не видели и никого не встречали. Покатались классно и возвращаетесь к своим ровесникам… Кажется, так называются в вашем времени друзья по возрасту…

– Что все это значит?! – негодующе воскликнула Жанет.

– Э, я с тобой еще разберусь, – неуверенно пригрозил киборгу Изместьев образца 1985 года. – И не хвастайся своим передатчиком…

– У вас все должно развиваться своим чередом, нас в вашей жизни просто не было. Ваша реальность с нашим исчезновением изменится, она сейчас слегка деформирована…

– С-с-с каких это к-коврижек? – начал заикаться десятиклассник. – Ничего у нас не д-деформировано. Все на своих местах…

Они с Жанет собирались сказать еще очень много. Но в этот момент в руках киборга что-то вспыхнуло. И Аркадий, и Жанет одновременно присели на корточки и схватились за головы.

Киборг как-то неуклюже спрятал «сотовый» и, проваливаясь в снег, направился к обрыву, где его дожидался очкарик. Призрак только успел «подлететь» к ним, как оба сорвались в пропасть вниз головой.

Пропасть, – конечно, сказано слишком громко. Так, глубокий овраг… Однако, чувствовалось, что место для сведения счетов с жизнью было выбрано профессионально: внизу из бетона торчали штыри арматуры. Призраку показалось, что полет тел будет продолжаться вечно.

После того, как тела раздробило на части, он всматривался вниз в надежде увидеть, как нечто призрачно-прозрачное отделится от бренной плоти и направится вверх, но так и не дождался.

Они поджидали его над лесом: дымчатые Поплевко и… Савелий. Видеть призраков над лесом доктору приходилось и раньше, но впервые они оказались ему знакомы, а один из них был его родным сыном, вернее, призраком, бесплотным образом сына. Это могло означать только одно: Савелия нет в живых.

Чудовищная догадка вскипела в его мозгу, словно кофе в турке, но ни заплакать, ни рвать на голове волосы он не смог.

– Ну, где ты, папай? – нетерпеливо, словно расставался перед этим с ним на мгновение, крикнул ему Савелий. – Сколько можно тебя ждать? В той, другой жизни, ты шибче пошевеливался. Все, дядя Кло, помчались!

– Летим в Комсомолобод, Аркадий Ильич, – поторопил доктора призрак Поплевко. – Нам предстоит преодолеть около трех тысяч километров за три минуты, даже еще быстрее.

Мысли роем устремились за призраком: что случилось с Савелием? Почему он здесь, да еще в таком виде?! Каким образом его сын превратился в привидение? Вызвано ли это исчезновением его, Аркадия, кровного отца? Но тогда сына не должно существовать в принципе, он не должен родиться. А значит, и его «голографический слепок» не должен сейчас витать над просторами.

Доктор подумал, что, будь он сейчас человеком, то наверняка сошел бы с ума от череды непонятностей, обрушившихся на него в считанные секунды. Лишь «иллюзорность» его теперешнего состояния оберегает его шаткую психику от окончательного сдвига.

– Не заморачивайся, папай, – импульсы, поступавшие то и дело от сына, чуть успокаивали, но не более. – С мамой все в порядке, она в общих чертах проинформирована о твоих злоключениях. Хотя, я не представляю, как вы будете жить дальше… В смысле, после твоего возвращения. Тут такое закрутилось… Сразу и не расскажешь. Дядя Кло сказал, что сейчас тебя грузить бесполезно. Потом, папай, потом.

– Почему ты его зовешь дядя Кло? – подумал Изместьев, и тотчас в обоих ушах завибрировал голос Поплевко:

– Потому что это Клойтцер, но сокращенно.

– А мое возвращение возможно? – мысленно поинтересовался доктор, с трудом поддерживая турбо-реактивную скорость.

– Куда же мы спешим, по твоему?

– Я ничего не могу понять, – телеграфировал Изместьев.

– И не нужно, – протенькало в мозгу призрака голосом Поплевко. – Объяснять будем потом. Сейчас ваша задача – подчиняться.

«Если это Клойтцер, то почему в образе Поплевко?» —едва успел подумать доктор, как в левом полушарии запульсировал голос:

– Это для того, чтобы вас не шокировать моим внешним видом, – незамедлительно отреагировал «пришелец». – Мы несколько отличаемся от вас. Сейчас любые незапланированные эмоции могут нам навредить. Поэтому давайте сосредоточимся на полете, а выяснение нюансов оставим на потом. Сейчас главное – скорость, не отставайте.

– Но как вам удалось вселиться в бандитов? – не унимался Аркадий, явно теряя в скорости с каждым вопросом.

– Алкоголь вреден, – глубокомысленно изрек киборг. – Кустарного изготовления – тем более. Я имею в виду самогон. Народ напился, кто-то раньше, чем надо, закрыл заслонку у печи, и все угорели до отключки. Заметив, что самый здоровый очухался и побежал вызывать «скорую», мы решили внедряться на свой страх и риск. Риск оказался оправданным: бедолаг откачали.

– Надо заметить, Клойтцер отлично ориентировался в воздушном пространстве России. Его не смущали ни ветра, ни туманы, ни облачность. Савелий не отставал от него. Изместьев не мог отделаться от ощущения, что ему «посчастливилось» странным и весьма загадочным образом «затесаться» в тройку лидеров мирового чемпионата по сверхзвуковым гонкам.

Его доселе никто не учил подобному искусству. Да, он летал над просторами планеты, но – в свое удовольствие. А теперь приходилось постоянно «пришпоривать» сноровистую мысль, чтобы не отстать от лидеров, не заплюхаться…

Еще он подумал, что если привыкнуть двигаться вот так, как сейчас, – напролом, невзирая на акваторию и горные хребты, то впоследствии, материализовавшись (в смысле – став живым, из плоти и крови), можно набить немало шишек. Препятствия враз обретут жесткость, шероховатость, твердость, остроту, температуру.

Ответ на мелькнувшую мимолетность не заставил себя долго ждать:

– Обычно адаптация происходит в течение нескольких недель, – менторски пояснял Клойтцер, будто не пронзал в этот миг пространство со временем подобно ракете «Томагавку», а возвышался перед студенческой аудиторией с указкой и пенсне. – У нас существуют для таких целей специальные адаптационные лагеря, где все предметы обтекаемы, никаких острых углов… Все поверхности мягкие, персонал душевный.

– Как реабилитационный курс после длительного изнурительного заболевания, – вставил доктор цитату из своего прошлого. – Или как после космического полета… После невесомости…

– Возможно, возможно, – не очень охотно согласился Клойтцер. – Правда, у нас такого понятия, как полет в космос, не существует. Любой эрмикт-вояж может покрывать гигантские расстояния. Хоть в сто парсеков, не говоря уж о миллионах световых лет. Кажется, в одной вашей песне поется «Мы покоряем пространство и время…»

– «…Мы молодые хозяева земли», – закончил фразу доктор. Потом раздумчиво протянул: – В эпоху, в которой я по уши увяз, и которую мы сейчас так лихо пересекаем наискосок, эти слова застряли между зубов.

– Как непрожеванные волокна курятины? – уточнил Клойтцер.

– В вашем светлом будущем сохранилась курятина? Бройлеров выращиваете? Инкубаторный конвейер? Все это крайне интересно…

Внизу тянулись заснеженные казахские степи, а в голове призрака – веревки муторных мыслей. По мере приближения к Душанбе веревки накапливались, скручивались в узлы. Но у Клойтцера не было ни секунды, чтобы как-то распутать их. Судя по неразговорчивости пришельца, они опаздывали.

Не предполагая, что придется двигаться со скоростью сверхзвукового лайнера, Изместьев отставал.

– Папай, ускоряйся, у нас крайне мало времени, – горящие впереди глаза Савелия, периодически исчезавшие в облачности, слегка пугали призрака, не подготовленного к столь скоростным передвижениям.

– Я не могу, – «телеграфировал» он в ответ, время от времени сбиваясь с пути, из-за чего Клойтцер с Савелием были вынуждены тормозить и дожидаться незадачливого попутчика.

– Держите в мыслях «Душанбе», и скорость значительно увеличится, – инструктировал Изместьева пришелец.

– Но город надо представлять! – возражал доктор. – А я в нем никогда не был: ни в советское время, ни после.

– Ничего представлять не надо, папай, – пояснил сын, совершая за полсекунды немыслимый вираж вокруг родителя. – Держи в мыслях одно слово «Душанбе», больше от тебя ничего не требуется.

Чего-чего, а создавать ключевые установки и доминанты призрак за последнее время научился. В сознании тотчас петитом было набрано название столицы Таджикистана, и доктора понесло так, что за считанные минуты стая призрачных гусей пронеслась над городом.

Вскоре вожак из будущего произнес долгожданное «Снижаемся!». Внизу замелькали узкие горные дороги, ущелья. От эскадры истребителей летевших выгодно отличало то, что им не надо было лавировать между горных хребтов, – они их прошивали насквозь. Ничуть при этом не становясь прозрачнее.

Приблизившись на одном из виражей к вожаку, доктор едва разобрал «Только бы успеть, господи!». Поначалу призрак подумал, что ослышался. Призрак – и ослышался, возможно ли такое?!

Минуту спустя он крепко задумался: чтобы рационально-аналитический мозг пришельца мог «трансформироваться» до веры в бога? Да ни в жисть! Сам, без посторонней помощи пришелец «спрогрессировать» подобным образом не мог.

Тогла, может, Клойтцера подменили? С какой целью? Все запутывалось настолько, что собственными силами доктор ни за что бы не разобрался. Срочно требовалась помощь.

– Ну, где же они? – в словах Клойтцера угадывалось нешуточное волнение. – У нас очень мало времени. Если не успеем – все. Финита ля трагедия. Перспектива пожизненного скитания на просторах вашей коммунистической родины.

У призрака появилось желание съязвить в ответ, но он подумал, что два человека с риском для жизни пустились в путешествие, чтобы спасти его, и сдержался.

– Не стоит так говорить, – вмешался Савелий, имея в виду реплику Клойтцера. – Надо пытаться найти. Искать до последнего! Мы не нашли еще Комсомолобод. От него и стоит танцевать.

Призрак вслушивался в голос сына и не узнавал парня. Откуда целеустремленность, настойчивость? Что произошло? Что его так преобразило? Отец не помнил за ним ничего подобного.

– У нас нет времени искать Комсомолобод. – размеренный голос пришельца, казалось, звучал отовсюду. – Мы постараемся перехватить их по дороге. Они уже выехали из Комсомолобода.

Изместьев слушал разговор своих спасателей, даже приблизительно не представляя, – как ему можно помочь.

Серпантин горной дороги был пуст, словно кто-то перед этим тщательно подмел его гигантским веником. Но пустота и тишина были какими-то напряженными и пугающими.

Вначале послышался звуковой сигнал, затем из-за поворота «вынырнул» автобус, причем поворот был выполнен водителем настолько круто, что призраку показалось, будто четырехколесная махина заваливается на бок. По мере ее приближения Изместьев вдруг поймал себя на мысли, что всерьез побаивается тех событий, которые должны вот-вот наступить.

Боязнь нарастала вопреки законам логики, вопреки здравому смыслу. Стыдно признаться, но он привык быть призраком. Пусть он никак не может повлиять на круговерть событий, не может заниматься любовью и так далее… Но и никакой ответственности он при этом ни за что не несет. Вот ведь какая штука!

А, в самом деле, зачем любовь призраку? На кой она ему ляд? У него вообще нет никаких проблем сексологического характера. Он привык смотреть на все, в том числе и на это, со стороны! Как зритель.

Клойтцера словно подменили: его команды стали отрывистыми и четкими: «Быть рядом!», «Ни на шаг от меня не отступать!», «Мы только-только успели!»

– Хорошо, хорошо, буду, – панически пролепетал Изместьев. – А дальше-то что? Кроме того, что быть рядом…

– Парень сидит в правом ряду, кучерявый такой, – утробно гремел голос пришельца в голове Изместьева. – Зовут парня Кохабер. Ему лет двенадцать – тринадцать. Группа детей направляется в санаторий Оби-Гарм. Они ни о чем не подозревают.

– Понял я это, понял, – нервно рявкнул доктор, словно ему, таежному отшельнику, предстояло провести первую брачную ночь с отвязной девицей. И важно было при этом не ударить лицом в грязь.

– Потом, когда все случится, не паниковать. Будет страшно, очень, но необходимо сохранять хладнокровие, от этого все зависит. Учтите, эрмикты вас увидят, начнут реагировать… Они отделятся от тел!

– Как это? – удивился доктор.

– Это не важно, не отходите ни на шаг от Кохабера. Не пропустите момент, когда от парня начнет отделяться эрмикт. Думаю, он отделится с опозданием. Это мы заметим, как призраки. Ваша задача, Аркадий Ильич, расположиться между эрмиктом и телом. Это всего несколько секунд… Надо успеть… Очень!

– Я понял, понял, – прокричал неслышно Изместьев, – все, сейчас мы столкнемся. Господи, скорей бы…

Внезапно в голове призрака раздался голос сына:

– Отец, я давно хотел сказать, но все не решался.

– После, сынок, после, – рычал Изместьев. – Сейчас не время.

– Отец, я думаю, что другого времени не будет…

Автобус летел на него «во весь опор». Призраку не впервой было находиться вблизи страшной гибели для любого, кто из плоти и крови. В голове успела мелькнуть мысль: «Разве можно так возить детей?!»

– Отец, – голос Савелия прорывался к нему сквозь грозный рокот автобуса, сквозь свист ветра, – сквозь все. Голос его сына: – Я хотел сказать… Прости меня, отец. Прости за все.

Ответить он не успел, так как в следующий миг его задавили.