Текст книги "Последний грех (СИ)"

Автор книги: Алексей Котрунцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

Глава 8

… Середина 90-х.

Педагогический дебют булыжником врезался в рафинированное сознание Марка. Влетел, как влетает метеорит в плотные слои атмосферы, оставляя в них яркий и незабываемый след. С той лишь разницей, что багровая полоса в небесах быстро исчезает, а воспоминания о первом занятии стереть было невозможно. Так запоминается первый поцелуй или первый секс – окончательно, бесповоротно и навсегда. Правда, позитива в этом не было никакого. Сплошной шок и горькое разочарование.

С утра он долго наводил в вверенном зале порядок: ползая на пыльном линолеуме, смывал грязь и пятна побелки. Потом, встав на табурет, долго смахивал подвальных пауков и куски паутины. Закончив, оглядел, засиявший чистотой, зал и решил заняться собой. Достав из сумки новое балетное трико, одел и осторожно наклонился. Одеяние совсем не село, даром что лежало в шкафу девять лет. Марк подошел к зеркалу и поправил волосы. Зачерпнув пальцем гель, старательно уложил их на пробор и повязал сверху широкой тесьмой. Отражение почти устроило. Почти, потому, что крупные глубокие морщины навевали уныние. «Эх! – Шапиро недовольно поморщился. – Где ты время молодое?!» Он расстегнул молнию на сумке и из нее баночку с тональным кремом. Привычно, круговыми движениями принялся наносить его на кожу. Матовый оттенок, конечно, маскировал изъяны и, как хотелось думать, значительно молодил. Но морщины не удалял. Закончив, он скривился в строгой гримасе: «Здравствуйте, дети!». Слова вышли натянутыми и какие-то по сказочному надменными. Словно, не учитель, а Кащей Бессмертный встречал детей в дремучем лесу. «Нет, пожалуй, так не годится. От такого приветствия они испугаются, замкнутся и попытки раскрыть их потенциал будут обречены. Определенно надо придумать что-то другое». Раздвинув брови, Марк натянул тонкие губы, изображая улыбку, и манерно прогнусавил.

– Здравствуйте, дети! Меня зовут Марк Сигизмундович. Я ваш учитель хореографии.

«Вот! Значительно лучше. Дети сразу поймут, что перед ними не надзиратель, а друг. Друг, который поможет им овладеть этим прекрасным искусством».

Словно в диссонанс его мыслей из коридора донесся громкий рык Карпыча: «Заткнулись все! Быстро!» Марк обернулся и напряженно замер: «Кажется, идут». Перебежав на середину зала, он скрестил руки за спиной и изобразил заготовленную улыбку. В дверь постучали. Марк не успел ответить, как ее распахнули. В проеме стоял лысый усач, а из-за его спины выглядывали три детских остриженных головы.

– Принимай ученичков! – Карпыч, словно проверяя его реакцию, смотрел с хитринкой.

Марк торопливо кивнул: «Да-да. Конечно. Проходите».

Закрыв дверь, усач злобно скомандовал: «Садитесь на пол и внимательно слушайте!»

Шапиро болезненно скривился: «Разве так можно?».

Мальчики послушно сели.

Ожидая, что усач тут же покинет их, Марк перевел на него вопросительный взгляд. Карпыч же уселся на единственный стул и вальяжно откинулся на спинку.

– Карпыч, может, вы оставите нас?!

– С какой-такой радости?! Приказано, на первое занятие быть тута!

– Как тут?

– Вот так!

Давая понять, что приговор окончательный и обжалованию не подлежит, Карпыч перевернул пустое ведро и положил на него ноги.

«Что ж, тута, так тута, – Марк выдохнул и перевел взгляд на мальчиков. – Бог с ним. Попробую начать».

На первый взгляд, сидевшие на полу, дети мало чем выделялись от своих сверстников. Где-то лет по десять-одиннадцать. Остриженные головы, худые тела, ободранные руки – все, как у обычных пацанов. Облаченные в одни плавки (хотя почему они так были одеты, Марк не понимал) мальчики сидели на еще влажном линолеуме и смотрели колючим взглядом. Да-да, колючим, как шипы чертополоха. Присмотревшись, Марк с удивлением прочел в нем совсем не детское выражение. Недоверие, если не сказать больше, презрение к его персоне, читалось в этих глазах. «Может, показалось. Не могут же эти дети обладать взрослой жесткостью. Нет-нет, что-то я не о том. С ними надо иначе, по-доброму. Ведь, зло порождает зло».

Марк опять растянулся в улыбке и выдал слащавую заготовку.

– Здравствуйте, мальчики! Меня зовут Марк Сигизмундович. Я ваш учитель хореографии.

Дети не вымолвили ни слова. Сидели и продолжали неотрывно пялиться на него цепким взглядом. Марк немного стушевался: «Почему они молчат? Может, я делаю что-то не то?!». В попытке понять, он посмотрел на Карпыча, но и взгляд усача ничего не прояснил. Тот даже не смотрел в его сторону. Зато внимательно, как охотник за волчатами, наблюдал за мальчиками. Марк понял это по-своему: «Дети боятся его. Потому робеют и замыкаются».

– Карпыч, я все-таки покорнейше прошу вас оставить нас наедине.

– Зачем это?!

– Понимаете, – Марк тяжело выдохнул и изобразил муки объяснения на лице, – хореография – процесс тонкий. Здесь необходимо душевное единение учителя и ученика. А вы, извините.… Не хочу вас обидеть, но… своим присутствием разрушаете эту ауру.

– Че-го? – Усы Карпыча поползли вверх.

– Я прошу вас.

– Ну, едрен-батон, завернул. Хрен с тобой. – Карпыч крякнул и неохотно встал. – Короче, так! Я здесь рядом буду – если что, зови.

– Да, спасибо. Думаю, это – лишнее.

Окинув мальчиков строгим взглядом, Карпыч неторопливо вышел. Пацаны в свою очередь, проводив его глазами, облегченно выдохнули. Шапиро улыбнулся – кажется, он был прав.

– Ребята! – приветливо продолжил Марк. – Давайте начнем наше занятие.

Встав в хореографической позиции, учитель развернул носки.

– Смотрите на меня! Видите?! Вот так. Это очень просто. Пятки вместе, а носки смотрят в разные стороны. Давайте попробуем.

Но ребята даже не шелохнулись. Продолжали сидеть, а кто-то уже и лег, они весело переглядывались между собой.

– Ну что же вы?! Это же так просто. Давайте, вставайте.

Но и в этот раз никто ни дернул ни единым мускулом.

– Вы что – не хотите заниматься? Ну, вот ты. – Марк подошел к ближнему мальчику. – Ты разве не хочешь научиться танцевать?!

– Не-а! Мне твои танцы на хер не нужны! – Пацан перестал улыбаться и жестко посмотрел Марку в глаза. – Иди лучше таких же педрил где-нибудь учи!

– Что?! – Марк не верил собственным ушам. Зеленоглазый обаятельный мальчуган испускал из себя желчь презрения. Он хотел урезонить воспитанника, но, повернувшись к приятелю, тот опередил его.

– Костыль, слышь – а чего, мне кажется или на самом деле?

– Чего?!

Зеленоглазый кивнул на Марка.

– Да этот мужик. Как думаешь, он – пидор или нет?!

От новой порции детского лепета Шапиро оказался в нокауте.

– А то! Чего сам, бля, не видишь, как он жопой виляет. Я таких тыщу раз на Плешке видал. Отсасывают за полтинник. Предложи, может, и этот согласится.

Пацаны дружно расхохотались.

– Да как вы.… Как вы смеете?!

Оплеванный и униженный, Марк всплеснул руками. Пацаны продолжали нагло ржать.

– Слышь, мужик! А ты, что – в натуре, гомик?!

Слова малолеток били больнее ударов.

– Замолчи, негодяй!

– Да ты сам пасть завали! Жаль полтинника нет. Ха-ха.

– Что?

– Что слышал, педрила!

Теперь Марк, действительно, уже не знал, что делать и что говорить. В голове сами собой всплыли, услышанные накануне, слова: «Помните: для них вы – враг, а не друг! И советую платить им той же монетой». Но как принять это? И почему они такие жестокие? Ведь он ни сделал им ничего плохого.

Хочешь-не хочешь, а Карпыча звать пришлось. Прямо с порога усач рявкнул так, что пацаны сразу присмирели и боялись даже шевельнуться. «Уж лучше так, – думал Марк, – чем…». Как назвать произошедшее, он даже не знал.

– Сучата! Если кто-то не будет слушать, что говорит Марк Сигизмундович, то…., – Карпыч окинул пацанов таким звериным взглядом, что продолжения фразы уже не требовалось. Каждый понимал – ничего хорошего.

Мальчишки встали и коряво принялись имитировать показанную позицию. Кинув на Карпыча благодарный взгляд, Марк уже без сантиментов продолжал.

– Пятки вместе, носки врозь.

Просить усача покинуть их, он уже не хотел.

Но мучить себя и правильно вставать в позицию, даже под грозным взглядом надзирателя, волчата явно не желали. Они только делали вид, но занятия явно саботировали. Карпыч здесь был уже бессилен и, Марк понимал это. Здесь нужно было надеяться только на себя.

И все же он старался – не опускал рук и терпеливо, раз за разом, день за днем делал свое дело. Потому стена недоверия, в конце концов, дала трещину. С трудом и огромным скрипом, но пацаны стали учиться. Понемногу, капля за каплей принимали его речь, требования к танцу, движения. Один из них – Виталик, мальчик из молдавской деревни, проданный родителями за два литра спирта, и вовсе с сожалением уходил из зала. Подражая педагогу, ребенок старался копировать простые па и сложные пируэты. В такие минуты чувствительный Марк едва сдерживался, чтобы не пустить слезу. Казалось, что усилия, которые он тратил на оборвышей, не проходили даром. И, несмотря на то, что остальные по-прежнему отбывали номер, Марк надеялся, что хоть кто-то, хотя бы тот же Виталик, когда-нибудь станет тем, кем не удалось стать ему. Светилой мирового балета.

* * *

К процессу обучения детей хореографии никто, кроме самого Марка, не прикасался. Приняв его лидерство, воспитанники начали учиться и, процесс пошел. Усатый надзиратель на занятиях стал засыпать, а потом и вовсе перестал там появляться. Ровно через шесть недель после начала занятий, Карпыч окликнул Марка в коридоре и сообщил новость.

– Ну что, Паганини, концерт завтра даешь?

– В смысле?

– Что, не знаешь?

– Нет.

– Хозяин приедет, хочет посмотреть, как и что. Так что, пусть твои оглоеды стараются. А то, сам понимаешь, – Карпыч ухмыльнулся в усы. – Недоволен будет, а там глядишь, и разгонит вашу капеллу.

– Что ты такое говоришь?! Как можно? – Марк вытаращил глаза. – Ребята только начали раскрываться.

– Ладно-ладно, не кипишуй. Я тебя предупредил, а дальше ты сам кумекай.

Но концерта не было. В присутствии работодателя Марк провел показательную репетицию и пояснил: «Дети очень разные и для видимого результата нужно еще много работать». На этом все и закончилось. Мальчики ушли, а Марка попросили остаться.

– Скажите, – начал Хозяин. – Вы знаете, для какой цели учите их хореографии?

– Полагаю, – Марк сделал умное лицо, – для дальнейшего выступления в каком-либо шоу.

– Да уж. Им только в шоу. – Хозяин едва заметно улыбнулся. – Хотя вы, сами того не предполагая, попали в точку. Они, действительно, будут участвовать в шоу. Только другого рода.

– Не понимаю.

– За этим я и приехал: объяснить вам, что и как. – Хозяин пристально посмотрел ему в глаза. – Боюсь, для вас это будет шоком, но новые жизненные реалии диктуют другие правила. Так вот, эти пацаны нужны мне не для сцены. Их площадка – номера отелей, сауны и бассейны.

Не выдержав взгляда, Марк смущенно заморгал.

– Что вы имеете в виду?

– Что ж придется объясниться, предельно ясно и откровенно. – Хозяин встал, прошелся вдоль стены и хрустнул костяшками. – Марк Сигизмундович, скажите, во сколько лет вы потеряли невинность?!

– Простите?!

– Я спрашиваю, во сколько лет вы впервые переспали с мужчиной?

– Какое это имеет значение?

– Самое прямое! – Хозяин повернулся и опять посмотрел в упор. Теперь показалось, что леденяще и даже угрожающе.

– Даже затрудняюсь вспомнить. – Он залепетал. – Может быть, в студенчестве… Лет в девятнадцать-двадцать.

– Отлично. Он был старше вас?

– Кто? Ах, да. Немного.

– Еще лучше.

– Но при чем здесь это?

– При том, что с этого момента деньги я вам буду платить не только за хореографию, но и…, – Хозяин подбирал слова, – за другую педагогику.

– Какую?

– Эти мальчики, – Хозяин продолжал пристально смотреть. – Они – мои рабы! Да-да, в прямом смысле этого слова. Собственность, если хотите. А собственность должна приносить прибыль. Понимаете? Но в том виде, в котором они мне достались, они не принесут ни копейки. Их, как алмазы, нужно огранить, и только, когда они засверкают, ими заинтересуются покупатели. А огранщиком будете вы. Удивлены?!

– Какие покупатели?!

Подавляя возрастающее раздражение, Хозяин сделал глубокий вдох. Но до конца успокоиться не получилось, хореограф продолжал тупо хлопать ресницами.

– Значит так! Выражаюсь яснее! Здесь! – Хозяин повысил голос и небрежно махнул рукой. – Здесь не приют! Здесь – бордель! А эти оборванцы будут его работниками. Причем, мне нужно, чтобы они были не неуклюжими минетчиками, а профессионально вышколенными шлюхами. Теперь понимаете?

Марк открыл рот. Ресницы замерли, воздуха не хватало.

– И научить их всему должны вы! Вы и никто другой! Теперь ясно?

Шапиро на мгновение показалось, что он спит. Ужасный сон, где присутствовал вполне реальный персонаж. Так бывает, когда часто думаешь о чем-то. Или это не сон?! Облако парфюма, окутавшее при приближении Хозяина, разрушило эту мысль.

– Включайтесь уже! Я дал вам достаточно времени, чтобы и они, и вы привыкли друг к другу. Теперь вы должны начать учить их другому.

– Простите, чему?

Эмоции, начавшие было угасать в Хозяине, опять вырвались наружу.

– Всему! Ты должен научить их всему тому, что тысячу раз делал в постели с другими мужиками и тому, что делали с тобой. Теперь, понятно?!

– Но ведь это – дети! – Не помня себя, Марк сам перешел на крик. – Как вы можете?!

– В этом-то вся фишка! Именно потому, что они – дети, они мне и нужны. Но для тебя, – холеный палец уткнулся в худую грудь, – это – не дети! Это – партнеры! И уже сегодня ночью одного из них ты заберешь к себе в комнату! Можешь выбирать любого. Но учти, через тебя должны пройти все! Все без исключения!

Хозяин был ужасен. Марк трусливо опустил голову и готов был разрыдаться: «Что же делать? Стать насильником? Монстром, пожирающим детскую невинность?! Нет! Нет и еще раз нет! Он никогда не станет заниматься сексом с ребенком. Лучше пусть он будет подыхать с голоду, но насиловать.… На такое он не способен».

– Я не могу. Я отказываюсь. – Едва различимо, почти сквозь слезы, прогнусавил Марк. – Я… Я не буду у вас работать.

– Да?! – Хозяин даже улыбнулся. – Вы серьезно?

Так и не поднимая глаз, Шапиро утвердительно кивнул.

– Что ж, не хотел этого говорить, но видно придется. Вы, конечно, можете уйти отсюда, но вряд ли далеко. Уже сегодня к вам приедут из милиции и отвезут в отделение.

– Меня? За что?!

– За то! Вам предъявят обвинения в том, отчего вы сейчас отказываетесь.

– О чем вы говорите? Какое обвинение?

– Обвинение в изнасиловании несовершеннолетнего. Любой из этих пацанов даст показания, как вы насиловали его. Потом вас переведут в общую камеру и, там будет все тоже самое, от чего вы сейчас отказываетесь. Только с той разницей, что за пассива будете вы. Боюсь, ваш немолодой организм не вынесет такого вторжения. Утром надзиратели найдут ваше тело на зарешеченном окошке, висящим в петле. И как это произошло, никто не будет знать. Ведь ночью все спали.

Хозяин замолчал, давая собеседнику осмыслить сказанное, и сел в кресло. Заметив его колебания, добил.

– Поверьте, возможностей на реализацию этой угрозы у меня хватит.

Марк впал в ступор. То, что он попал в полное дерьмо – было свершимся фактом. И сделать что-либо, равно, как и отказаться, было уже невозможно. Он лихорадочно соображал: «Что я имею сейчас и что могу получить потом? Во-первых – деньги. Я зарабатываю здесь хорошие деньги. Эти хрустящие бумажки, без них невозможно жить. Из-за них меня, как блудливого пса, усадили на цепь и заставили служить. Во-вторых, и это главное: Хозяин вполне может осуществить то, о чем говорит. Его речь, манеры, внешность, наконец. Нет, определенно, он – страшный человек. Бандит, чиновник или даже офицер милиции – кто бы он ни был, от него исходит опасность. Лучше не идти поперек. Может, просто притвориться дураком или… импотентом».

– Подождите. – Марк тщедушно улыбнулся. – Вы, наверное, меня не так поняли.

– Ну, что я не понял?

– Понимаете, мне просто неловко об этом говорить. Но… но я не могу на это пойти, не потому, что не хочу, а просто потому что – не могу. Вы понимаете?! – Марк опустил глаза. – Пол-шестого. И никакими средствами не излечить – неоднократно пробовал.

– Опять дуркуешь! Раз пол-шестого, значит трахать будут тебя. – Хозяин повысил голос и опять перешел на «ты». – Объяснишь пацану, как тебя лучше обработать и, он все сделает. Не переживай, моральную травму ты ему не нанесешь. Каждый из них, когда еще под стол ходил, видел это. Их родители не утруждали себя сокрытием естественных потребностей. Да и любовь подвальных бродяг никто не отменял. Так что, в них я не сомневаюсь.

Марк настороженно молчал, его обложили со всех сторон.

– Может, все-таки передумаете? – Хозяин улыбнулся. – Пока не поздно.

– Я… я… хорошо. – Губы не слушались. – Я попробую. Но не знаю, получится ли у меня.

– Марк Сигизмундович, – Понимая, что лед тронулся, Хозяин сменил интонацию, – вы же понимаете, что, как деловой человек, я не привык терять деньги. Я должен их зарабатывать. А в этом мне должны помочь вы. Вот и все. Вы должны научить этих оборвышей всему, понимаете – всему, что умеете сами. Если, чего не знаете, видео из моей коллекции станет вам неплохим подспорьем. Сегодня можете взять любого, но, как я уже сказал, через вашу постель пройдут все. И это не обсуждается! А чтобы вы опять не задурковали, я приказал установить в вашей комнате камеру. Так что не стоит пытаться обмануть меня.

– Вы думаете, кто-то из них согласится?!

– А вот это – уже ваша проблема. Спросите, Карпыча, как он их убеждает. Он знает немало волшебных слов.

– А… может?

– Никаких – может! – Рявкнув, Хозяин оборвал мысль. – Карпыч здесь для другого! Каждый должен заниматься своим делом!

* * *

Состояние Марка не поддавалось описанию. Он не мог ни мыслить, ни говорить, а только внимать и безропотно соглашаться. Заметив его пластилиновое повиновение, Хозяин многозначительно замолчал, встал и вышел. Марк прислонился к стене, сполз по ней на пол и, закрыв лицо, заплакал.

«Что же делать?! Как быть? Или я, или меня! – Страх сидел в каждой клеточке. – Это – омерзительно. Ужасно. Невыносимо. Боже! Как быть?! Но какой у меня выход?! Выхода – нет! Нет!»

Марк зарыдал.

Успокаиваясь, начал перебирать в голове варианты.

«Отказаться я не могу. Уже не могу. Тогда нужно кого-то выбрать. Только кого?! Кто будет первым? Виталик?! Боже мой – умный послушный мальчик, и я должен.… Нет-нет.… Но кто тогда?! Кто-то же должен стать первым».

Вечером Карпыч привел Виталика в его комнату.

С трудом, но Марк сделал то, что ему приказали. Почти не сомкнув глаз, утром он встал с постели и с опаской взглянул на ребенка. Виталик спал. «Это – хорошо. Сил смотреть ему в глаза у меня нет. И оставаться здесь больше тоже не могу. Будь что будет. Эх, жизнь – паскуда!»

Произошедшее будто сломало его. Разделило жизнь на «до» и «после». О переломе в психике ребенка Шапиро старался не думать, он и в собственных мыслях не мог разобраться. В нем что-то хрустнуло, надломилось. Рассудок мучительно искал оправдание: «Я – такая же жертва, как и он. Я ничего не могу изменить. Меня заставили. Вот и все! Я даже не мог сфальшивить. Они, эти два упыря сидели и смотрели на меня. Боже, почему это происходит со мной?! Со мной постоянно случаются какие-то неприятности! Я больше так не могу. Да пошло оно все к черту – работа, деньги, Хозяин. Уж лучше пусть убьют, чем так».

Одевшись, Марк поднялся по лестнице наверх, отпер дверь дома и вышел. Возвращаться сюда он был не намерен.

И действительно, время шло – а тощий учитель хореографии не появлялся. Прождав его почти два дня, Карпыч позвонил Хозяину – доложить о дезертирстве. Выслушав, тот кратко уточнил.

– Ты домой ему звонил?

– Так это… Номер его не знаю. Куда звонить-то?

Хозяин продиктовал семь цифр.

– Если возьмет трубку, надави! Скажи, что на него уже уголовное дело заведено, вот-вот в розыск подадут. Но все ще можно исправить – если вернется, делу хода не дадут. Понимаешь? Попрессуй немного.

– Понял.

– Давай. Отзвонишься потом.

Трубку Марк снял после третьей попытки.

– Але. – Голос у абонента был вялый и немного заторможенный. Но характерная манерность никуда не исчезла.

– Ты где пропадаешь, сукин ты хрен?!

– А, Карпыч. Это ты?! – Нарочито равнодушно промямлил Марк. – Доброе утро. Что ты хотел?

Кроме манерности в сонном голосе Карпыч отчетливо услышал нотки пьяного безразличия. Но церемониться он был не намерен.

– Выебать тебя хотел!

– Ну, Карпыч! – Марк скривился. – У нас так не выражаются. Да и ты, вроде, в наш круг не вхож.

– А мне по хрену: выебу и высушу, как зяблика!

– Интересно, хе-хе. – Марк вяло хохотнул. – Даже не думал.

– Ты чего на работу не выходишь? Пацаны без дела сидят.

– Видишь ли, – Марк взял паузу, тяжело выдохнул. – Я больше не буду работать у вас. Ищите замену.

– Не понял. Какого черта?!

– А… Противно. Не могу я так. Да и вообще…

В трубке раздались короткие гудки и, Карпыч, будто дело в телефоне, недоуменно посмотрел на него. Чертыхнувшись, набрал номер еще раз. Но трубку больше никто не снимал. Осознав бесплодность попыток, Карпыч перезвонил Хозяину.

– Садись в машину и дуй к нему.

– А дальше чего?

– За яйца его и в подвал. В карцере закроешь, пусть оклемается.

– Долго держать-то?

– Нет. Утром дашь аспирин, кефир и пожрать что-нибудь. Как соображать начнет, проведешь воспитательную работу и выпустишь. Пусть работает. Он мне еще нужен.

– Угу. Понял.

– Только без рукоприкладства.

– Что – совсем?!

– Да!

– Ладно. Попробую.

Чертыхаясь, Карпыч уселся в Мерседес и уже через два часа был у дома Шапиро. Сжимая кулак, долго барабанил в дверь, прежде чем пьяный в стельку Марк откроет ее. Дальнейшее было делом техники. Совсем без рукоприкладства, правда, не обошлось. Пьяный хорохорился и пытался оказать сопротивление. Карпычу пришлось погладить его мозолистой ладонью. Танцор обмяк и сразу сдался. По пути он и вовсе заснул, и в таком полупьяном-полусонном состоянии усач перетащил его в карцер. Туда, где было темно и холодно.

Голова хоть и гудела, но, трезвея, Марк начал вспоминать. Увидев стены карцера, окончательно понял – от подземелья ему никуда не деться. Теперь ему нужно жить с этим, как-то приспособиться и адаптироваться в новой ипостаси. Шока уже не было. Ничего, кроме похмелья, не было. Он терзал мозг.

«Я просто стал другим. Не хорошим или плохим, а другим. Злой рок, а я, как и эти мальчишки, пылинка в его происках. Инструмент, лишенный воли. Вернуть, равно, как и изменить ничего уже нельзя. Значит, нужно принимать все, как есть». Стуча зубами на холодной фанере, Марк укреплялся в мыслях: «Я вынужден делать это. Если откажусь – меня уничтожат, сотрут в порошок. Да и мальчиков это не спасет. Найдется кто-то другой, кто поступит еще хуже. Так к чему это самопожертвование?! Я ведь не камикадзе. Нет-нет, если откажусь и себя погублю, и пацанов не уберегу. Просто нужно с ними… мм… помягче что-ли. Первый раз все-таки».

Чудовищная по фальши мысль гранитной глыбой давила душевные терзания. Напрочь убивала их слабый протест.

«Прежде всего, – убеждал Марк себя, – я преподаю этим детям хореографию. А все остальное – издержки. Неизбежные издержки той жизни, которой я живу. Дерьмовой, но все же моей».

Через неделю Карпыч привел к нему другого мальчика. Севу. Слабое сопротивление невольника Марк подавил быстро и без всплесков ненужного гуманизма. Потом был третий… Пацаны ломались, как спички – кто с треском, кто вспыхивая, а кто и сам. План Хозяина претворялся в жизнь. Прежде чем отпустить жертву, Марк ласково гладил ее по голове и обнадеживал: «Не бойся! Ничего дурного в этом нет. Многие делают это, и ты – теперь тоже. Вот увидишь, все будет хорошо».

Мальчишки, как ни странно, верили и вместо ненависти начинали испытывать к Марку смесь влюбленности, обиды и обожания. И, в самом деле, кого еще было обожать этим несчастным детям?! Не грубияна же Карпыча?! Они и обожали Марка. Он стал не просто учителем, он заменил им друга, отца и, как ни чудовищно – первую любовь. Ориентиры, привитые насильником, перекраивали детское сознание.