Текст книги "Последний грех (СИ)"

Автор книги: Алексей Котрунцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

Глава 20

Шапиро стоял у зеркала и внимательно рассматривал лицо. Испещренное глубокими морщинами, лицо немолодого человека. В последние годы оно доставляло немало хлопот. Марк поднял вверх брови, пергаментная кожа, словно гофрированный картон, сложилась в десятки крупных и мелких складок.

– Черт, еще одна!

Он недовольно поморщился. Еще вчера этой, едва заметной черточки в верхней части лба не было, а сегодня вот она – пожалуйста. Он запустил палец в банку и, навернув жирный слой крема, поднес ко лбу. Круговыми движениями погладил складку, но исчезать та и не думала. «Время, время! Твой бег неумолим. А ведь еще недавно я даже не выглядел на свой возраст. Как переменчива жизнь».

За прошедшие годы Марк сдал. Нет, с фигурой по-прежнему, все было в порядке. Стройный, пластичный, но… старичок. Глаза ввалились, морщины стали глубже, а волосы на узком черепе поредели настолько, что он уже всерьез подумывал о подходящем парике. Да и общий тонус оставлял желать лучшего. Энергию для репетиций приходилось буквально вырывать у организма. А впереди – столько планов.

Но все это – сейчас, а тогда, как и Карпыч, он остался не у дел. Благо, деньги, отложенные на черный день, позволили протянуть несколько месяцев. А потом Марк нашел другую работу.

Мюзиклы – символы новых времен медленно, но верно перебирались с Бродвея на московские подмостки. Постановки, шедшие там десятилетия, изживали себя, но для России они были открытием. Продюсеры пребывали в восторге, публика – тоже. Свежая струя шоу-бизнеса приносила хорошие барыши. Вот здесь и оказались востребованы способности Марка. Мюзикл, ведь, нужно было не только купить, его нужно было поставить. И если с правами все более-менее было просто, то с постановками случались накладки. Шапиро взяли помощником к иностранцу – к постановщику с самого Бродвея. Как-никак, а с техникой танца у Марка все было в порядке. Конечно, за несколько лет балетный профессионализм он подрастерял, зато научился другому: быть в центре и заставить себя слушать. Для хореографа-постановщика качество неоценимое.

Молодые танцовщики, на взгляд Шапиро, мало отличались от его прежних учеников. Аналогичные шутки, дурачества, склоки. Только вот конечности подлиннее, да пластика в силу возраста развита больше. А так… Словно в подвале, он громко хлопал в ладоши и гнусавил манерным голосом.

– Что вы творите, идиоты?! Не ноги, а палки! Тянуть надо плавно. А поворот? Где ты видел такой поворот?! Грузчик с мешком сахара, и тот поворачивается изящнее!

Но, если его гнев танцовщики воспринимали нормально, то подвальные похвалы здесь были неуместны. Язык так и норовил выдать: «Молодец! Умничка! Жду тебя в своей комнате». Марк едва успевал поправляться: «… в своей… новой программе». На вопрос – какой, он только отмахивался – мол, придет время, узнаешь. Потом все прошло. Марк забыл старые привычки.

Балетная основа и бродвейские технологии выдали неплохой результат. Хореография в постановке получилась крепкой, зрелище – захватывающим. Уже через два, слепленных им, мюзикла Марка пригласил другой продюсер и не помощником, а главным постановщиком. Размер обещанного гонорара перевесил все сомнения. Хотя проект был не прост: массовые сцены, рванный ритм и отсутствие заокеанского консультанта. Впрочем, он и не из таких передряг выкручивался. Да и какая это передряга?! Так, мелочи жизни. Марк справился, премьера прошла блестяще.

Творческий подъем, прилив душевных сил – Шапиро давно не чувствовал себя так хорошо. Ах, если бы продюсер вложил больше денег в декорации, костюмы, спецэффекты! О них итак уже писали в центральных прессе и показали в новостях, но Марк смотрел дальше: Европа, зарубежное турне, мировая слава. Мечты, мечты! Но и тем, что он имел сейчас, Шапиро был вполне доволен. Все-таки, в девяностые о таком и мечтать было невозможно.

Творческая жизнь била ключом, а в личной был застой. Здоровье и, как следствие, потребности уже были не те. Да и желания искать себе помоложе и поактивнее не было. Случайные связи иногда врывались в его размеренную жизнь, но сам Марк делал все, чтобы случайность не переросла в привычку. «Выпили, переспали и домой, молодой человек! У меня и без вас дел по горло».

Медленно втирая крем в кожу, Марк поднял вверх подбородок. Шея была еще хуже лба. Обвислые складки, дряблая кожа. На людях он повязывал шейный платок. Желтый или нежно-голубой. Аксессуар, как казалось Марку, придавал ему шарм и неотразимость. Но сейчас платка не было, и он ясно видел, испещренную морщинами, шею. Исчезнуть складки уже не могли, но регулярный уход не давал им расползтись дальше. Он вновь коснулся пальцем крема, и тут раздался звонок – одиночная трель входной двери. Марк застыл в недоумении: «Кто бы это мог быть?!». Нет, сегодня он никого не ждал. Да и вообще – его небольшая квартирка уже давно не видела гостей. Секунда – звонок повторился. Вытерев палец о край банки, Марк запахнул халат. В коридоре мягко прильнул к дверному глазку. Снаружи стоял парень – светловолосый, с сумкой на плече и белым прямоугольником в руках.

«Симпатичная мордашка. Нет, пожалуй, он мне не знаком. Интересно, кто это?!»

Так и не вспомнив, Марк тактично кашлянул.

– Кто там?

– Мне нужен господин Шапиро.

– А что вы хотели?

– У меня для него письмо. Заказное. – Молодой человек показал в глазок прямоугольник. – Если это – вы, то получите и распишитесь.

Марк задумался: «Письмо? Кто бы мог мне написать?! Странно. Мне некому писать. А, может, это – уловка грабителей? Бог мой, Марик, разве у тебя есть, что брать?! Нет, но все равно осторожность еще никому не мешала».

– А вы, собственно, кто?

– Курьер. Служба доставки.

– Мм, – Марк был в сомнении. – От кого письмо, можете сказать?

– Я не знаю. Здесь по-английски написано. Просто распишитесь и получите.

«По-английски? Вот это неожиданность. Может, все-таки о постановке прознали в Европе? Нет-нет, что-то уж очень быстро».

– Хм. Вы знаете, я сейчас не могу. Супруга ушла в магазин, а ключ не оставила. Киньте на коврик. Или лучше под него.

– Но без росписи, я не могу его оставить.

– Сожалею, но помочь ничем не могу.

Курьер вздохнул, будто решая оставлять письмо или нет, и все же нагнулся. Марк внимательно смотрел.

– Я оставлю его здесь.

– Благодарю вас.

Курьер развернулся и медленно пошел вниз. Марк удовлетворенно улыбнулся.

«Вот и хорошо. Посмотрим сейчас, кто там мне написал по-английски».

* * *

Далеко курьер не ушел: спустившись на пролет, встал у окна и вытащил сигареты. То, что любопытство в получателе неискоренимо, знал наверняка. Затянувшись дымом, парень смотрел в грязное окно: «А здесь ничего не изменилось. Деревья, фонарь, качели. Разве, что машин стало больше». Край глаза выхватил надпись на стене: «Макси…».

«Надо же! Столько лет прошло, а ее никто не стер и не замазал. Будто ждала меня… Эх, только где он сейчас тот Максим?! Нет его уже. Макс Фоссет и никак иначе. Гражданин Соединенных Штатов Америки».

Он вытащил из сумки пилку для ногтей и соскреб последнюю букву. Получилось «Макс». Намереваясь взглянуть издали, чуть отошел и услышал звук. Щелчок дверного замка. Макс замер и поднял голову. Дерматиновая дверь медленно открывалась. Из квартиры сначала показался нос, потом – маленькая голова на худых плечах, а после и остальное тело. Марк быстро присел и поднял коврик.

– Марк Сигизмундович?!

Вздрогнув, получатель испуганно повернулся.

– А?! Что? Что вам нужно?!

Готовый тотчас же юркнуть обратно, Марк напряженно следил за ним. Но курьер был спокоен – курил сигарету и не делал попыток подняться.

– Я подумал, что ваша супруга должна скоро прийти, и решил немного подождать. Вы, ведь, так и не расписались.

– Бог ты мой! И это все?!

– Ну, конечно, – Макс обезоруживающе улыбнулся.

– Хорошо. Давайте свою бумагу, я распишусь. Случайно обнаружил запасной ключ.

– Бывает. – Макс медленно стал подниматься.

– И не курите! У нас в подъезде не курилка.

– Извините. Забылся.

Макс затушил сигарету и, чтобы не вызвать нового раздражения, сунул окурок в карман. Перекинув сумку через плечо, спокойно поднялся по ступеням.

– Ну, где?! Давайте свою ведомость.

– Марк Сигизмундович. – Курьер пристально смотрел в глаза.

– Что?!

– Марк Сигизмундович, вы меня не узнаете?!

– Вас?!

Марк опешил и вопросительно уставился ему в лицо.

– Хм, признаться…, – забормотал он, медленно пятясь к двери. – Может… хотя, вы еще слишком молоды. Что-то… не узнаю.

– Ну, как же?! Я – Макс! Максик! Помните?

Марк вглядывался в лицо, но не узнавал. «У себя в постановке я его точно не видел. Тогда кто это? Откуда он знает меня?!»

– Ну, вы меня еще с Карпычем в Америку провожали. Помните?!

– А-а… – От пронзившей догадки Марк открыл рот и тут же прикрыл его ладонью. – Боже мой! Максим?

Лицо Марка вытянулось, будто перед ним стоял не человек, а его, давно умерший, призрак. Но, если от призрака нужно было бежать, то здесь неизвестно – радоваться этому белокурому пришельцу или тотчас захлопнуть перед ним дверь.

– Сколько лет прошло?! Максим, как ты вырос! – Марк попытался улыбнуться. – Как же я мог тебя не узнать? Мой лучший ученик! Ну, проходи, проходи скорее. У меня, правда, не прибрано, но надеюсь, ты меня простишь.

– О чем вы говорите?!

– Да, а письмо?

– Это так, ерунда. Просто подумал, что через дверь вы и вовсе меня не узнаете. Надо же было как-то вас вытащить, вот и выдумал все это.

– Хе-хе, ну, ты – артист! Ладно, давай, проходи.

Макс переступил через порог и оказался в квартире, из которой много лет назад его увезли в аэропорт.

– Мы сейчас чайковского заварим. Проходи на кухню, не стесняйся. Рассказывай – как ты, что ты?! Танцуешь где?! Или магистр каких-нибудь американских наук?! Ты ж ведь талантище! – Марк легко похлопал его по спине.

– Да нет! Только колледж закончил. Вот решил на Родину съездить, посмотреть, так сказать, на все своими глазами.

– Это правильно! Россия – мать ее, на нас плюет, ноги вытирает, а мы – как щенки без сиськи, все равно без нее не можем. Извини, кофе не держу, только чай.

– Ничего, меня вполне устроит.

Марк провел гостя на кухню и поставил чайник на плиту. Усевшись, Макс осмотрелся. Кухня напоминала сейчас норку. Правда, в детстве она казалась вполне нормальной – стол, стул, занавески. Сейчас же – мышиная норка, и старый мышь посредине. Помимо упомянутых атрибутов, в ней едва размещались холодильник и плита, но Марка, похоже, все устраивало. Он что-то щебетал о своей нынешней жизни, каких-то постановках, в которых был едва ли не главным, премьерах, овациях. Макс слушал в пол-уха. Больше из-за вежливости и осознания того, что вопросы, ответы на которые он пришел получить, так сразу не задаются. Нужно было сидеть, слушать и улыбаться.

* * *

Чай у Марка, как и тогда, был дрянным. Бледный, едва подкрашенный чаинками, мутный раствор. Макс отхлебнул, поставил чашку и грустно улыбнулся.

– Здорово у вас выходит: постановки, мюзиклы.

– Стараемся. – Марк был сама любезность. – Крутимся понемногу. Только что я все про себя да про себя. Ты-то как?

– Я? Да так, не очень.

– Что ты говоришь?! Как это возможно?! Ты же – талантище!

– Вот так. Не нашел пока себя.

– А еще говорят, Америка – страна больших возможностей. Ну, ничего – если хочешь, я поговорю с кем надо, тебя могут посмотреть. Если данные позволяют, то…, – Марк участливо закивал. Парню нужно было посочувствовать, а потом.… Потом спокойно закрыть за ним дверь, и уже после не открывать ее ни курьерам, ни прочим нежданным гостям.

– Нет, спасибо. Танцы для меня в прошлом.

– Почему?! У тебя же способности. По крайней мере, были.

– Марк Сигизмундович. – Макс выдержал паузу и посмотрел собеседнику в глаза. – Я хотел у вас спросить… этот приют…. он еще существует?

Марк напрягся: «Ну вот. Я так и думал». Он ждал неприятностей и, они, похоже, начинались. Но вероятность, что это – всего лишь вопрос, праздное любопытство, сохранялась.

– Хм. Даже не знаю, что тебе ответить, – Марк опустил глаза. – Видишь ли, я уже давно не работаю там. Ушел. Как появилась другая работа, пусть и не такая оплачиваемая, сразу ушел.

– И вас отпустили?!

– Ну что ты, Максим?! Кто ж меня так просто отпустил бы?! – Марк притворно рассмеялся. – Хозяин был в ярости, даже на зону грозил отправить. Да-да, так и сказал: «Состряпаем на тебя дело за изнасилование несовершеннолетних и, поедешь ты в петушатню».

– И что?! Вы не испугались?

– Испугался, конечно! Еще бы! Дома сидел, как мышь. А через месяц Карпыч позвонил. Из больницы. Рассказал, что сгорел и дом, и подвал, и даже, вроде, мальчик один. Сейчас уже и не помню его имени.

– Я так понимаю, что после этого вас никто не беспокоил?

– Ну, почему же?! Карпыч потом полгода еще названивал. Требовал, чтобы я ему помог. А чем я ему помогу?! Сам – гол, как сокол остался. На новой работе не получилось и все! Едва ноги не протянул. Кое-как выкарабкался. Это уже потом, через год – мюзиклы, постановки и прочее.

– А остальные?!

– Кто?! Кто остальные-то?

– Ну, как же?! Депутат? Мент? Хозяин?

– Эх, Максимчик, кто я и кто они?! – Марк беспомощно развел руками. – Конечно, кое-что слышал. Альберт вон регулярно по ящику светится. Он сейчас важная птица. Председатель парламентского комитета или что-то такое. Где обретается этот грубиян в мышином кителе – понятия не имею. Да и не очень-то хотелось. А Хозяин?! Ты будешь смеяться, но… за что купил, за то и продаю. Так вот, по слухам, в монастырь подался. Хе-хе, представляешь?! Грехи замаливать. Только не верю я! Фигня все это. Он?! В монастырь?! Если только монахов терроризировать.

– В какой – не знаете?

– Да ты что?! Откуда? Меня вообще от одного его имени в дрожь бросает. Верой и правдой, как пес, служил ему, а как вольную попросил, сразу к уркам! Сам понимаешь, для этих беспредельщиков ничего святого нет – могли и впрямь отправить.

Театрально подперев лоб, Марк принял позу скорбящего. Но, напротив ожидания, гость сочувствовать не спешил. Хмуро молчал и ждал продолжения. Неловкую паузу пришлось заполнять выводом.

– Дерьмовое было время. Денег ни у кого не было, только амбиции скотские – жрать, трахаться и убивать!

– А у вас?!

Марк непонимающе посмотрел на парня. В голубых глазах светилась злоба. Неприкрытая злоба хищника. «Нет-нет. Похоже, он мне не верит». Будто подтверждая это, Макс повторил.

– У вас что, другое было?

– Максим, ты, что же… ты думаешь…

– У вас тоже самое и было! За что вы бабло от Хозяина получали?! За хореографию что-ли?! Не смешите меня, мы, ведь, оба знаем, что – нет.

Голубая бездна жгла холодом.

– Максим, что ты такое говоришь? Я ведь вас не…, – Слов не хватало, изо рта вылетал воздух, а глаза испуганно смотрели на гостя, – … как бы это точнее сказать… не истязал. Не мучил ведь я вас, как эти скоты. Я вас обучал! Конечно, не только танцам… но понимаешь…. Я учил вас тому, что могло вам тогда пригодиться. Но, ведь, ты сам подумай: если бы не я, – Марк сделал робкую попытку улыбнуться, – этот твой американский папа никогда не выбрал бы тебя. А? А так – Штаты, семья, колледж! Ну? Ну, кем бы ты был, если бы остался в России?!

Макс молчал. Ждал, чем кончит собеседник.

– Молчишь?! А я тебе скажу! – Воспринимая паузу, как согласие, Марк воодушевился. – Бродягой на обочине! Или, в лучшем случае, работягой. Грузчиком в магазине. Потому что не было у тебя в этой стране других возможностей. Не было! Ты родился на дне, сделал первые шаги на дне, и сдох бы, если бы не этот подвал, тоже на дне. Разве не так?!

– Да в чем-то вы правы. Сейчас я не то, что раньше. – Макс кивнул и отхлебнул чай.

«Ну, слава Богу! Кажется, пронесло. – Марк облегченно вздохнул. – Если у дурачка и были сомнения, то я их рассеял. Сейчас он допьет чай, вежливо скажет до свиданья, и я навсегда захлопну за ним дверь».

– Ну, вот видишь, наши мнения совпали.

– Да-да, – неуверенно кивнул Макс. Он вытащил из кармана пачку сигарет и вопросительно посмотрел на танцора. – Можно?!

Марк замешкался. Вообще-то курильщиков он не жаловал, но в минуту волнений и сам мог выкурить сигаретку-другую. Табак успокаивал, заживлял нервные язвы. Да и случай был, как раз подходящий. Он утвердительно кивнул.

– Конечно. Кури.

Открыв пачку, гость протянул ее через стол.

– Угощайтесь.

– Благодарю.

Танцор ухватил желтый фильтр и медленно потянул на себя. Сигарета уже вылезла наружу, как пачка дрогнула, и содержимое вдруг вывалилось на пол.

– Какой я, право, неловкий. – Марк вскинул извиняющийся взгляд. – Сейчас все подберу!

Гость коротко кивнул: «Конечно». Склонившись, танцор принялся собирать сигареты. Одна, две, три.… Поднять четвертую он не успел. Затылок вдруг взвыл от боли, а на уши потекли ручьи заварки и фарфоровые осколки. Марк громко завопил.

– А-а-а!

Обхватив голову, он рванулся прочь. Боль выжигала мысль: «Мальчишка пришел к тебе мстить!» Порыв во спасенье соединился с чужим: удар в спину, ноги занесло, тело полетело вниз. Марк вскрикнул, а на спину уже приземлился гость. Схватив за горло, с силой начал сжимать его стальной хваткой. Сопротивляться Шапиро не мог, удушье растворяло силы. Сознание, тонувшее в темных кругах, выдало последнюю мысль: «Марик, он пришел за твоей жизнью».

* * *

Пробуждение, если это вообще можно было назвать таковым, было ужасно. Его распяли. Веревками, как скотину на бойне, грубо и жестоко растянули за конечности. Обездвиженный, Марк чувствовал, как страх кормит его терпким ядом. Подогреваемый неизвестностью, он рос в нем, увеличивался до неимоверных размеров. Визитер тем временем деловито ходил по квартире, перешагивал через его тело и что-то мастерил у газовой плиты. Заметив, что Марк очнулся, многозначительно обнадежил.

– Очухались?! Тогда потерпите – уже скоро.

Что означало это скоро, Шапиро понимать отказывался. И эта неопределенность пугала еще больше. Но гость не врал, приготовления, действительно, были завершены. Просто их теченье Марк благополучно пропустил.

Потеряв сознание, сопротивляться он уже не мог. Душитель отпустил тщедушное тело и брезгливо кинул на пол. Стянув одежду, перевернул жертву на живот и обмотал руки веревкой – нейлон сразу утонул в бледной коже. Другой конец Макс привязал к батарее – так, что казалось, будто нагой пленник тащит ее на себя. Веревкой прикрепил лодыжки – одну к дверному косяку, другую к стальной трубе в углу. Конечно, труба была не слишком толстой, но другой точки крепления все равно не было. Оглядев работу, Макс удовлетворенно хмыкнул – пленник был обездвижен. Напоминая перевернутую букву Y, Шапиро даже, если б и захотел, сопротивляться не мог. Как штрих, он добавил полоску скотча. Теперь можно было не спешить: очнувшись, пленник был лишь безмолвным зрителем. И не более.

Старые видеокассеты лежали там же, где и раньше – в зале, в тумбе под телевизором. Убористым подчерком на корешках были выведены названия. Последняя в стопке лежала та самая – «Том и Джерри». Загрузив ее в плеер, он прибавил громкость. Рык льва, мелодия заставки, звуки погони – они будили воспоминания. Макс продолжал…

Слесарные шпильки, принесенные в сумке, соединялись между собой гильзой. Заточенный с одного конца, метровый прут из них вышел вполне устойчивым. Макс положил его острием на конфорку и зажег пламя. Голубые язычки с жадностью принялись лизать стальное жало. Молотка, правда, он не захватил – рассчитывал найти его на месте. Так и вышло: инструмент валялся в кладовке, в большой кипе газет.

С треснутой ручкой, доверия он не внушал, но другого все равно не было. Макс оценивающе повертел его в руках и подошел к пленнику. Схватив за клок волос, грубо приподнял голову и заглянул в глаза. Страх. Всепоглощающий ужас был написан в них.

– Ты думаешь, я убью тебя этим?! – Он показал ему молоток. – Не-ет! Все будет гораздо интересней.

Слова, а еще больше недосказанность, ужасали. Марк что-то замычал, но скотч не давал возможности разобрать что. Но слова были излишни, во влажных глазах читалась мольба. Шапиро просил о пощаде. Гость хмыкнул – голубая бездна была непроницаема. Пальцы разжались, голова пленника безвольно свесилась вниз.

Смотреть на раскаленную сталь было куда приятнее. Прогревшись, прут источал завораживающее свечение – яркое, оранжево-красного оттенка. Держать его более не имело смысла, прут итак раскалился до предела. Но он не торопился – смотрел и думал. Потом опять подошел к Марку, наклонился и тихо прошептал на ухо.

– Марк Сигизмундович, нам пора. Надеюсь, там без работы вы тоже не останетесь. Карпычу привет передавайте.

* * *

Танцор замычал и дернулся, но скотч и веревки свели потуги на нет. Подавляя, и без того обреченное, сопротивление, палач наступил ему на ягодицы. Марк крякнул, выгнулся и замер. Обездвиженный, теперь он мог лишь слушать и ждать. Но звуки полного представления не давали. Скорее вносили еще больше сумятицы: шаги, мелодии мультфильма, громыханье, упавшей рядом, металлической воронки. Последнее озадачило. Краем глаза он видел, как руки в перчатках подняли ее, и сразу почувствовал прикосновение. Грубо, влезая в анус, воронка рвала его сфинктер. Он опять замычал и истошно задергался, но безрезультатно. От бессилия и страха Марк заплакал. Слеза, за ней еще одна, будто крысы с тонувшего корабля, они побежали по морщинистым щекам. Осознав конец, приговоренный оплакивал себя.

Раскаленный до предела, прут дышал жаром. Макс поднял его и посмотрел на свет. Острие быстро остывало, но сам стержень не спешил терять багрянец. Пора. Он поднес прут к воронке, вставил и с силой ударил по нему молотком. Железо мгновенно влетело в плоть. Вторжение! Крик! Душераздирающий вопль! Тысячи, нет – миллионы, миллиарды раскаленных игл вонзились в тело Марка. Они жгли, разрывали и убивали. Жестоко, беспощадно, неумолимо. Но игла была одна. Острая и горячая – она упрямо лезла вперед, в его хрупкое немолодое тело. Обезумев, танцор зашелся в конвульсиях. В крике, подобного которому, Макс не слышал даже там, в подземелье. Скотч уже не мешал, а придавал особое звучание. Приговоренный выл, орал и кричал на все тональности, подвластные человеческому тембру. А, может, и нечеловеческому.

Бить еще раз Макс не спешил. Смотрел. Внимательно наблюдал, как вытянулось в струнку пластичное тело, как напряглись в диком порыве мышцы и, градины пота покрыли сыпью дряблую кожу. Он все это видел. И ждал. Боль, испытываемая Марком, заставляло трепетать его тело, как в лихорадке. Хаотично дергаясь, нейлоновые путы уже казались не прочными оковами, а скорее – тонкими нитями. Палач даже засомневался, выдержат ли?! Опасаясь, ударил еще раз. Нечеловеческий, с новой силой, вопль врезал по перепонкам и теперь не прекращался ни на мгновенье. Марк орал, как заживо пожираемый гиенами, койот и выл, как сирена пожарной машины. Вздутые на горле, вены. Красные от лопнувших сосудов, белки. Игравшие взрывами напряжения, мышцы. Смерть щедро ласкала болью.

Сохранять хладнокровие, даже тысячу раз проделав это в мыслях, было непросто. Распятый и страдающий, это был уже не Марк, это было существо, отчаянно боровшееся за жизнь. Лопни одна из оков – все пошло бы прахом. Несмотря на физическое превосходство, тяга к жизни и напор не оставили бы шансов на достойный финал. И дразнить судьбу не стоило. Удар! Опять удар! Прут неумолимо лез вглубь. Марк еще кричал, но боль вместе с телом рушила и сознание. Он выпадал из реальности, временами оказываясь в пропасти, летел вниз. На дне его уже ждали. Старуха с косой, ангелы ада, демоны – люди придумали им много имен. И, если смерть избавляла от боли, то боль, по замыслу палача, несла очищение. Макс ударил вновь, крика уже не было, только тело продолжало трепетать. Стащив с прута воронку, ногой ткнул в железный обрубок. Вот и все! Игла исчезла, казнь свершилась.

Если бы не звуки мультфильма от наступившей тишины можно было сойти с ума. Но там, на экране кто-то бегал, кричал и суетился. Макс подобрал оброненную сигарету, вставил в рот и попробовал закурить. Пальцы тряслись, губы – тоже. Глубокие затяжки облечения не приносили, дым проходил мимо. Его тело – оно дрожало почти также, как секунду назад умиравшее. Макс разжал кисть, молоток брякнулся на пол. Коснувшись стены, спиной сполз вниз и закрыл глаза. Нервы предательски сдавали. Он затянулся, сигарета уже догорала, пришлось плюнуть. Новый вздох принес запах. Тошнотворный запах жаренной плоти, вытекавших фекалий и еще чего-то необъяснимого, но ужасно пугающего. Цивилизация лишила людей этого запаха, но любой зверь знал его. Дикие твари дышали им без передышки. То пахла смерть. Ее вонь, испускаемая агонией, отпугивала одних и привлекала других. Делила существ на хищников и жертв. Расписывала – кому убивать, а кому – быть убитым.

Диллема разрезала сознание: «Кем же быть мне?»

Много лет назад Максим не сомневался, что – вторым. Он был слаб и беззащитен. Шкура жертвы, казалось, навечно, прилипла к его тщедушному телу. Он существовал, мучился и страдал, но сделать что-либо был не в силах. Жизнь была невыносима.

Сейчас все было по-другому. Сейчас уже он заставлял людей страдать, мучиться и умирать. И уже он кромсал и дырявил некогда неуязвимую шкуру хищников.

«Так стал ли я – хищником?»

Ответ был неочевиден. И противоречив. Хотелось верить, что нет.

«Тогда кто? Судья?! … может быть».

И опять сомнения.

«Но есть ли у меня право?»

Находясь возле казненного им человека, уверенности в этом Макс уже не испытывал. Сейчас ему просто хотелось бежать. Встать, открыть дверь и рвануть отсюда, сломя голову и не разбирая дороги. И все-таки…

Квартиру он покинул нескоро – тщательно избавлялся от улик. Преодолевая отвращение, тряпкой обтер мертвое тело и освободил его от оков. Следы от веревок все же остались. Но в остальном Марк был, как живой. Вены его скрылись, мышцы расслабились, а лицо приняло выражение умиротворенности. Казалось, он просто спит: спокойно и безмятежно, словно грешник, получивший отпущение. Облачив его в шелковый халат, Макс дотащил труп до кровати и укрыл одеялом.

Коснувшись дверной ручки, гость вдруг остановился, будто что-то вспомнив. Достав из кармана фото, пристально вгляделся. В костюме Адама усопший хохотал и нежно обнимал двух мальчишек. Третий сидел у него меж коленей.

Макс прошел в спальню, откинул с трупа одеяло и положил фото на грудь.

– Твой пропуск в ад.