Текст книги "Последний грех (СИ)"

Автор книги: Алексей Котрунцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Глава 10

Пасьянс никак не хотел складываться. Людочка морщила низкий лоб, кусала губы и ногти, но карты упорно никак не хотели ложиться, как нужно. Она закатила глаза и неслышно выдохнула: «Вот непруха». На стульях кто-то кашлянул. Секретарь опустила взгляд и узрела его источник – тучного посетителя с, зализанными на темя, волосами.

«Господи, опять этот идиот из строительного треста. И что он ходит туда-сюда?! Все равно, подряд уже отдали другим! Неужели не понятно? Только время зря отнимают».

«Идиот», будто читая ее мысли, отвечал Людочке злым, недоверчивым взглядом. Он тихо сопел и, словно секретное оружие, сжимал пухлый кожаный портфель. Но секретарь уже отвернулась и опять пыталась выложить карты. Впрочем, для посетителя она была лишь поводом, причиной был ее босс. Посетитель уже третий час сидел в приемной, а принимать его никто не торопился. Взгляд его постепенно наливался злобой и становился похожим на взгляд оголодавшего буйвола: только волю дай – сметет и не посмотрит.

В кабинете его, действительно, не ждали. Самолкин взглянул на часы, натикало четверть пятого. Депутат вздохнул (нужно принять еще одного), как в кармане запиликал мобильник. Альберт вытащил телефон и поднес трубку к уху.

– Алло.

– Борисыч, здорово.

– Ну, привет. А я уж подумал, ты про меня забыл в своей ментовке?!

– Да понимаешь – совещание, будь оно неладно. Неполное служебное влепили.

– За что?

– За что-за что – опоздал.

– Что – так строго?!

– Да генерал что-то не в духе был.

– Толик, тебе уже самому пора генералом быть.

– Ага! – Кабанов усмехнулся. – Как только денег накоплю, так сразу и стану. Борисыч, а ты чего звонил – по делу или как?

– Или как… хочу вот в клуб выбраться, тряхнуть стариной. Компанию не составишь?

– Куда?

– Ну, куда-куда, – Самолкин забарабанил по столу пальцами. – В вертеп ночной. Я уж там давненько не был.

– Борисыч, ты – серьезно?

– Вполне.

– В твоем-то возрасте? Делать тебе нечего.

– Толя, мне здесь уже делать нечего. У меня от этих дел государственной важности крыша скоро поедет. Релакс какой-нибудь нужен. Лучше помоложе и поактивнее, – Самолкин гнусаво захихикал. – А ты что, уже по-другому расслабляешься?

– А я и не напрягаюсь.

Хохот повторился.

– Так, значит, тебя не ждать?

– Даже, если бы и захотел, все равно не смог бы. Служба.

– Ой, да брось ты эти понты, – Самолкин скривился в гримасе. – Служба, бандиты, засады. Уж кто-кто, а я-то знаю, как ты засаживаешь.

Мужчины опять расхохотались, но обоим стало понятно, что разговор иссяк. Высказав еще пару плоских шуток, Самолкин попрощался. «Нет, работать сегодня уже никак невозможно. Все! Прием закончен!» Он поднял трубку и мягко пробормотал.

– Людочка, объяви, что на сегодня я – все. Там еще много народу?

– Четверо. И этот, – Людочка прикрыла ладонью рот, – тип из «Стройтреста».

– Что он хочет?

– Откуда я знаю? К вам хочет.

– Понятно. Нет-нет, скажи им, что на сегодня все. Я устал.

Людочка прикрыла трубку ладонью и прошептала.

– Альберт Борисович, сорок минут еще. Возмущаться будут.

– Ничего. – Депутат устало зевнул. – Повозмущаются и уйдут.

– Ой, не знаю.

– Ну, Людочка, ты же у меня умница! Придумай что-нибудь. Скажи, что меня срочно в комитет по бюджету вызывают. И это, – Самолкин замялся, – когда они исчезнут, позвони в клуб, забронируй кабинку. Достала меня эта работа.

Секретарша вздохнула, уже представляя вопли посетителей, но пробормотала.

– Хорошо.

Положив трубку, девушка встала, набрала в легкие воздуха и медленно начала.

– Господа! – Она выдержала паузу и обвела посетителей многозначительным взглядом. Господа сразу же притихли и взирали на секретаршу, как, на явившегося с облака, ангела. – Господа, к сожалению, на сегодня прием законен.

Вздох разочарования вырвался почти одновременно. Еще надеясь, что секретарь что-то перепутала и сейчас исправится, посетители ждали продолжения. Она не исправилась.

– Альберта Борисовича вызывают в комитет по бюджету. Срочно! Так что, приходите в другой раз, в приемные часы.

– Что это такое?! Я уже третий раз здесь и не могу попасть на прием! – Тип с портфелем встал и недовольно сузил бесцветные глаза. – Вы мне можете сказать, что это за тотальный игнор?!

– Мужчина, я же вам сказала – приходите в следующий раз. Вам никто не отказывает, просто переносят.

– Не отказывают?! А это как называется: третий раз и все без толку?! Что, в комитет по парламентской этике написать?

– Это ваше право.

Бормоча недовольства, посетитель недовольно поднялся. Людочка опустила глаза, предпочитая ждать. И, в самом деле, тяжело испуская воздух, посетитель водрузил на голову шляпу и поплелся за остальными. Дождавшись его выхода, секретарша повернула ключ в двери и уселась за стол. Блокнот с телефонами лежал в ящике, но номер клуба она помнила наизусть.

– Здравствуйте, я бы хотела забронировать столик.… Да.… На сегодняшний вечер… Отлично.… Спасибо.

Желая доложить о выполнении, Людочка встала, подошла к двери и замерла. Сквозь щель было слышно, как босс говорил по мобильнику. Приложенное ухо сложило обрывки слов во фразы.

– Нет. Сейчас не могу…. Ну ты даешь, такие вещи по телефону. Меня же могут слушать. Сколько лет? Сколько?!

Депутат замолчал, а Людочка улыбнулась: «Эх, Альберт Борисович! Седина в бороду, бес в ребро».

Самолкин громко рассмеялся и подытожил.

– Ладно. Давай тогда завтра пересечемся… Что-что? Ты думаешь, я совсем мхом порос?! Встретимся, я тебе покажу какой там у меня мох! Все – давай, пока.

Людочка поспешно отошла от двери и уселась в кресло. Босс позвонил сам.

– Ну что там, все в порядке?

– Да. Столик забронировала.

– Отлично. И вот еще что: принеси, пожалуйста, кофе и найди Игоря, пусть ждет на парковке. Через двадцать минут выезжаю.

– Хорошо, Альберт Борисович. Я все сделаю.

* * *

Парень на фэйс-контроле едва не отправил его восвояси. Нет, внешне все было о, кей: обтягивающие штаны, сетчатая тенниска и пафосно подведенные ресницы. С виду, гей как гей. Но опытного фэйс-контрольщика было не провести. Макс где-то сфальшивил. Его схватили за локоть и грубо остановили.

– Подождите! Вы куда?

– Вы мне?!

Его выдавал взгляд. Прищур хищника, затаившегося перед прыжком. Холодный огонь голубых глаз. Это заметили. Педерастичный взгляд должен быть иным. Мягким, игривым, будто у, беззаботного травоядного. Именно так, заглянув в глаза, фэйс-контрольщик и определял, кто есть кто. Дресс-код, характерная манерность, косметика – все это вторично. Глаза – вот зеркало души.

– Ну, в чем дело?! Я тебя, что, – Макс манерно хихикнул, – возбуждаю?!

Посетитель посмотрел на захваченный локоть. Огня в глазах уже не было, обычное травоядное. Фэйс-контрольщик ослабил хватку: «Нет, показалось. Стопроцентный пидор». Отпустив руку, буркнул.

– Проходи.

Внутри грохотала музыка. Столики были уже заняты, а данспол, колыхавшийся в такт ритмам, напоминал людское море. Мужчины разных возрастов, комплекций, социального положения и даже рас извивались и прыгали, кто как мог. Макс посмотрел на стойку: «Пожалуй, пока еще можно занять там местечко». Он прошел мимо целовавшейся парочки и приземлился на высокий пуф. Бармен заметил его не сразу.

– Текилу со льдом, пожалуйста.

Пока бармен наполнял бокал, Макс окинул взглядом зал. Слева, через пару пуфов от него сидел худощавый юноша. Высокий, с отросшими светлыми локонами, он смотрел прямо в глаза. Макс ответил ледяным спокойствием. Юноша улыбнулся и подвинулся ближе.

– Привет.

Макс молчал.

– Извини, что я так сразу, без вступления. Лицо твое знакомо. Мы с тобой раньше нигде не пересекались?

– Нет.

– Да?! Не знаю, я редко ошибаюсь.

– Я тебя не помню.

Легкое пренебрежение должно было охладить навязчивый интерес.

– Ну ладно – извини, я просто спросил.

Макс достал из кармана пачку сигарет, вытащив одну, вставил в рот. Бармен посмотрел неодобрительным взглядом, рука с зажигалкой непроизвольно застыла.

– Не в курсе, здесь курить можно?!

– Не знаю. Не видел. – Блондин опять улыбнулся. – Лучше, наверное, на улице – свежий воздух все-таки. Может, угостишь?!

– Сигаретой?! Да не вопрос.

На улице моросил дождь. Редкими каплями сваливался на головы прохожих. Встав под деревом, Макс протянул парню сигарету и чиркнул зажигалкой.

– Держи.

– Спасибо.

– Давно здесь тусуешься?!

– Да нет. Полгода, может.

– Ну и как?!

Блондин скептически хмыкнул.

– Пока не очень.

– Понятно.

Тянуть разговор Максу не хотелось. Скучно и бессмысленно. Он отвернулся и увидел, как ко входу подъехал большой представительский автомобиль. Пропуск с триколором на лобовухе говорил сам за себя.

– Ё-мое, кто приехал?! – Парень выдохнул дым и уставился на машину. – Опять машки подерутся.

– И кто же?

Вопроса блондин не услышал. Теперь он был там, у входа. Макс затянулся сигаретой и решил не мешать, зрелище и в самом деле интриговало. Автомобиль замер и, заглушив мотор, испустил из себя тело с бритым затылком, массивными плечами и деловом костюме. Посмотрев по сторонам, фигура открыла заднюю дверь и почтительно отошла. Не далеко, на пару шагов. Спустя секунду из черного чрева появился ВИП – невысокий мужчина в галстуке, но без пиджака. Дождевая капля упала ему на нос, он посмотрел вверх и чертыхнулся. Сняв пиджак, охранник без слов, накрыл им голову босса и, вдвоем они вошли в клуб.

При всем желании, рассмотреть вип-тело было сложно. Мешала широкая спина бодигарда и плохое освещение. Но кое-что Макс все-таки увидел. Лоб, нос, двойной подбородок. Профиль показался знакомым. Но сомнения все же оставались, столько лет прошло.

– Что молчишь?! – Макс посмотрел на паренька. – Что за чувак?!

Но тот все еще смотрел.

– Эй!

– А! – Блондина будто вырвали с просмотра фильма – Ты про что?

– Про это….

– А… Босс! Биг босс!

– Хозяин клуба что-ли?

– Да ты что. Круче.

– Круче?! И кто же?! Олигарх?!

Не желая объясняться, юнец только отмахнулся.

– Все равно не поймешь.

– Часто здесь тусуется?

– Не часто, но…, – парень стряхнул пепел и цинично улыбнулся, – а ты чего так интересуешься? Думаешь, заарканить. Так сразу предупреждаю: у него здесь свои бляди, прикормленные. Они за такого папика любому очко на британский флаг!

– Да нет. Интересно просто – что за птица такая?

– Короче, я толком и сам не знают. Слышал, что вроде он – депутат. Приезжает, проходит в кабинку и выбирает очередного счастливчика.

– В смысле? Почему счастливчика?

– А чего – нет: штука баксов за ночь?! Один тут его на целый месяц раскрутил, так он, говорят, ему тачку подарил. Бумера, кажется.

– Хм. Кучеряво больно.

– Вот я и говорю – счастливчик.

– А, может, гон все это?

– Не веришь? – Юнец скривился. – Ну, не веришь – твои проблемы.

– Ладно, не бухти. Спросил только.

Но юнец уже обиделся: выкинул окурок и процедил.

– Я в клуб, ты идешь?

– Нет, постою еще немного.

– Как хочешь.

Виляя бедрами, блондин поковылял в клуб. Макс перевел взгляд на припаркованный седан, вспомнил профиль випа и замер: «А ведь это.… Точно-точно! И парень этот сказал, что депутат! А я-то гадаю, что за рожа знакомая. Альберт Борисович – неужто?! Вот так встреча!»

Глава 11

… Середина 90-х.

Карпыч подвел пацанов к залу и распахнул дверь. Марка там не было. Почесав в замешательстве затылок, усач запустил воспитанников внутрь и закрыл двеь. То, что танцор был где-то рядом, Карпыч не сомневался. В зале звучала фортепианная музыка, на вешалке болтался его плащ, а в воздухе пахло сладким запахом одеколона. «В туалете, наверное. Дымоход свой чистит», – усач усмехнулся.

Рассевшись на полу, пацаны невольно уставились в зеркало. Минуты шли, а учителя все не было. Кто-то скривил рожицу, кто-то захихикал, кто-то закричал. Один изобразил второго, третий рассмеялся и, началось. Мальчишки хохотали, цепляли и толкали друг друга. В зале воцарились суета и гомон. Подпрыгнув, крепыш Ромка прыгнул на спину высокому Леньке. Тонкие ноги пацана не выдержали и, оба сорванца кубарем покатились на пол. Ленька сопротивлялся и пытался встать, но ничего не выходило – Ромка крепко прижимал его к полу. Промучившись в бесплодных попытках, пацан замер и ждал, что победитель великодушно отпустит его. Но победитель вдруг решил иначе. Упиваясь победой, он закинул свой зад на поверженного и пахом прижался к ягодицам. Отпустил и вновь прижался. В зале все замерли – на что это было похоже, каждый прекрасно понимал. Понимал это и Ленька. Резко, размашисто, будто в нем лопнула невидимая пружина, он взбрыкнулся и легко скинул с себя обидчика. Слетев на пол, посягатель в довесок получил от Леньки мощный удар в пах.

– Ты чего, урод, совсем охуел?! – Ромка скорчился от боли.

– А ты чего?! В пидорасы вписался?! – Ленька сжимал кулаки.

– Сам ты – пидорас! Кто у козла того, лысого в джипе отсасывал? Думаешь, никто не видел?

– А ты не отсасывал, да? Хочешь, я и тебе за щеку ввалю! На, отсоси!

В подтверждение, Ленька вытащил из плавок сморщенный пенис и потряс им в воздухе. Не ответить – означало проиграть. Смачно, со знанием дела Ромка прицелился и плюнул. Слюни попали точно в цель, ошметками повисли на члене и медленно потекли вниз. Зал взорвался хохотом.

К новой атаке Ромка готов не был. Жалящими осами на него обрушились маленькие кулачки Леньки. Разбили, смяли, оглушили. В спасении Ромка сложился в коробочку и закрыл голову руками. Зал еще больше забурлил. Крики поддержки заставляли Леньку усилить натиск, кулаками выбить сатисфакцию.

– В челюсть бей!

– Вломи ему!

– По яйцам вмажь!

– Сосун херов!

Пацаны болели за Леньку. И это было ожидаемо. Как и то, что Ромке было уготовлено не только побои, но и всеобщее презрение. Он перешел черту, нарушил табу и должен был понести наказание. Табу подземных рабов было несложным: выезды к клиенту – одна жизнь, родной подвал – другая. И мужским утехам здесь не место. Даже Карпыч, заметив однажды, совсем не дружеские ужимки пацанов, показал кулак и твердо отрезал: «Увижу, что голубиться начали, яйца оторву!». Проверять достоверность никто не рискнул. А Ромкина выходка была даже не ужимкой, это было почти, как там, на ночном выезде у клиента. И посягательство на равного себе могло запросто соединить два мира. Что, конечно же, сами пацаны ни в коем разе не желали. Поэтому, Ромка был обречен, и пока Ленька лупцевал его от души, пацаны не вмешивались. Хотя кричали до хрипоты и сами хотели накостылять отступнику.

– Вмажь ему, Леньчик! Сбоку! Так! Дай я звездану!

Но, когда, осознав, что терять ему нечего, Ромка попытался встать, из толпы посыпались удары. Ромку стали бить все, и продолжаться это могло бесконечно долго, но тут в зал вошел Марк.

– Что тут у вас?! А-ах! – Марк замер от ужаса. – Прекратить! Я вам приказываю, немедленно прекратить!

Гнусавый вопль потонул в громких криках. Марк уже и забыл, когда так сильно напрягал голосовые связки, но это не помогало – его никто не слышал. Он кричал, но дети не реагировали – его для них просто не было. Марк затрясся – то, что происходило, напоминало ему петушиный бой. Мальчики дрались. Его лапочки и молодцульки, дрессированные месяцами, мордовали друг друга до крови. «Боже мой! Они опять взялись за старое. Вспомнили уличные привычки и устроили зверское побоище. Или, может, опять – этот бешеный?!» Мимолетный взгляд узрел Пашку в углу. Мальчик даже не смотрел на драку: сидел и чему-то улыбался. Марк удивился еще больше: «Тогда кто?!».

Он подбежал к толпе и энергично принялся расталкивать пацанов. Болельщики расступались, но драчуны, как бультерьеры, отпускать друг друга не хотели. Поняв, что в одиночку ему не справиться, Марк кинулся в коридор, подбежал к лестнице и громко заорал.

– Карпыч! Карпыч, ты где?! Сюда быстрее! Они там, – Марк задыхался от охватившего возбуждения. – Они калечат друг друга!

Услышав вопли, подвальный комендант подскочил и, как двадцатилетний молодец, в мгновенье ока слетел по лестнице. Распахнув дверь, громко рявкнул: «Стоять!». Но и появление Цербера пацаны не заметили. Дерущийся ком из рук и ног по-прежнему извивался и издавал крики и вопли.

– А-а-а!

– Сука, пусти! Тварь, на!

Время на разговоры Карпыч тратить не стал. Резко дернул драчунов за конечности и, словно щенки, они покатились в разные стороны.

– Гондоны! Ублюдки! Я вам, бля, покажу!

Мальчишки сразу смолкли. Тяжелое дыхание Карпыча, его, налитый кровью, взгляд говорили красноречивее слов. «Косяк» был налицо, и кто-то должен был быть наказан. Только кто?! Зачинщики, еще не остыв, все еще сверлили друг друга волчьим взглядом и не думали об этом. Всех остальных охватил страх.

– Недоноски! – Марк истерично нагнетал обстановку. – Мужланы малолетние! Вы еще изуродуйте друг друга, тогда вас с кривыми фэйсами ни одна собака не заберет. Так и придется на органы пустить! Я… Я вам покажу!

Восстанавливая дыхание, Карпыч ждал указаний. Но танцор только вопил и, конца его истерике было не видно. Устав, надзиратель решил действовать сам: схватив драчунов за шеи, потащил их в коридор. Те не сопротивлялись, адреналин в крови уже растворился. Марк проводил Карпыча взглядом и закрыл за ним дверь.

– Прямо, триллер какой-то! Шок! Ну, я не знаю – не мальчики, а петухи! Ничего, сейчас он их воспитает! Мало не покажется! – Марк уже не кричал, а быстро-быстро говорил, успокаивая себя пустыми выражениями. – Ничего, ничего. И не таких. Кто ж думал-то?!

– Марк Сигизмундович! – Громко, чтобы его услышали, Максим прервал учителя. – А занятие сегодня будет?!

– Что?! Ах, да! А как же?! – Будто вспомнив, зачем он здесь, танцор замер. И сразу преобразился. – Конечно, Максимчик, ты же сам понимаешь, что война войной, а занятия по расписанию. И тебя это больше всех касается. Способности нужно тренировать.

– Тогда, давайте начнем, – Максим смущенно опустил глаза.

– Конечно. Конечно, мой мальчик. – Марк встал и решительно хлопнул в ладоши. – Ребята, встали. Позиция номер два.

* * *

Участь драчунов была предрешена. Не в глобальном, конечно, смысле, а в смысле наказания. Карпыч подтащил их к дальней двери и швырнул на пол. Вздохнул, вытер пот со лба, достал ключи. Пацаны не шевелились, страх взял власть и над ними. Со смиренностью святых они ждали. Что находилось за этой дверью, каждый прекрасно знал. Отстойник, карцер, изолятор – у комнаты было много названий, но суть ее от этого не менялась. Комната страха, боли и унижений, оказаться здесь никто не хотел.

– Заваливайте! – Карпыч распахнул дверь и выжидающе взглянул на драчунов. – На шконки, легли, быстро!

Пацаны поднялись и робко вошли в комнату. Тусклая лампочка под потолком. Пол в бурых пятнах. Набрызганные шубой стены. Вентиляции в команте не предусматривалось, отчего на бетонных стенах висели тонкие капли влаги. Воздух пах землей и кровью. Увидев на дужке кровати наручники, Ромка непроизвольно сжался.

– Ложитесь!

Пацаны в нерешительности переглянулись.

– Быстро! – Карпыч отвесил Ромке оплеуху. От удара пацан пролетел пару метров и врезался в кровать. – На шконку, сучок!

Ромка быстро лег.

– А ты, хули стоишь?!

Ленчик метнулся на кровать. Жесткая фанера вместо матраса кололась занозами, но сейчас их лучше было не замечать. Карпыч подошел и наручниками пристегнул Ленькины запястья к дужке. Потом, оттянув, окольцевал ноги. Растянутое на фанере тело напряглось и сразу заныло. Ленчик зажмурился, но промолчал.

Ромке пришлось еще хуже. С меньшим ростом, даже в струнке он не доставал до конца. Но Карпычу было все равно. Он дернул мальчика за ноги и защелкнул стальные браслеты. Ромка выпустил слезу, но также, как и Ленька, кричать не решился. Мучитель посмотрел на него, сплюнул и пошел на выход. Хлопнула входная дверь, в карцере воцарилась тишина. Но страх и боль все равно остались. Через минуту последний стал исчезать, а боль напротив – нарастала. Растянутое тело и деревянные иглы в нем – когтями они расцарапывали мозг. Не давали успокоиться и смириться со своим незавидным положением. Ленчик тихо прошептал.

– Все из-за тебя, козла!

– Я ж просто пошутил, а ты сразу с кулаками!

– Пошутил?! Совсем дебил?! Я такие шутки в гробу видал!

Слово за слово, диалог петушков быстро стал набирать обороты. Разделенные лишь метром, теперь мальчишки кидались оскорблениями. И боль нехотя, но притупилась. Мальчишки опять, пусть и словесно, но дрались.

Первым их услышал Марк. Слова русского мата всегда ассоциировались у него с видом грубого быдла, а те же слова, воспроизведенные мальчишеским фальцетом, и вовсе вызывали неприкрытое бешенство. Отчасти потому, что мальчики эти – были его учениками. Детьми, в воспитание которых он вкладывал свою душу, силы и кое-что еще. Проходя по коридору, танцор замер и выражение – «пошел ты на хуй» кайлом бухнуло в его рафинированное сознание.

– Карпыч! – Марк постучал в дверь у лестницы. – Карпыч, ты здесь?!

После недолгой паузы дверь отворилась. Карпыч вопросительно уставился на Марка.

– Карпыч, эти двое. Кажется, опять.

– Что опять?

– Опять нам мешают.

– Как это? Я ж их прицепил. На дыбе голубки.

– Вот тебе и голубки. Воркуют так, что уши вянут. Сам послушай, – Танцор уткнул руки в бока и ждал. – Слышишь?

– Не разберу только….

– Я так не могу! Заставь их замолчать! В конце концов, это – невыносимо!

– Ладно. – Карпыч устало вздохнул. – Сейчас, все решим.

Услышав скрежет дверного замка, пленники сразу притихли. Кто мог их посетить, оба прекрасно знали. Это мог быть только он. И ждать от этого визита чего-то хорошего не приходилось. Еще до того, как в комнате зажегся свет, в возникшем силуэте они увидели статную фигуру и кончики усов. Наихудшие опасения оправдывались. Ленчик заметил, что усач что-то держит в руках, но что именно разглядеть не удалось. Через секунду лампа на потоке вспыхнула, и пленники увидели в толстых руках Карпыча медицинский шприц.

– Что, хуесосы, не спится? Сейчас, я вас, блядь, успокою!

Усач прошел под лампу, поднял шприц на свет и начал выдавливать из него воздух.

Ромка зарыдал, отчетливо сознавая, что сейчас будет, но надзиратель был чужд сантиментов. Усевшись на худые ноги, он воткнул иглу в детский живот и нажал на поршень.

– Пожалуйста, не надо…. А-а…

Мальчик вскрикнул, дернулся, но стальные браслеты держали его намертво. Оставалось лишь терпеть. Опустив поршень наполовину, Карпыч вытащил иглу. Встал и подошел к Леньке. Всегда боявшийся уколов, пацан сейчас предпочитал молчать. Закрыв глаза, с силой стиснул зубы: «Только бы не закричать. Мм-м. Только бы…». Острое металлическое жало быстро проткнуло кожу и, подобно змеиному зубу, исторгло желтую жидкость. Карпыч встал, но Ленчик по-прежнему не открывал глаз. Боль от инъекции еще не отступила, но гораздо страшнее был вид усача. Себе Ленчик даже поклялся, когда все закончится, больше не подаваться Ромкины провокации, а просто лежать и молчать. «И пусть он говорит что хочет, пусть обзывает последними словами, я все равно будет нем. Ведь все, что говорит Ромка, он говорит от обиды и бессилия. А, значит, неправду».

Усач крякнул, поднялся и поплелся на выход. Уже в проеме пробасил.

– Еще раз вякните, приду с топором! – Ребром ладони Карпыч рубанул по стенке. – Сначала ваши стручки, а потом и башку! Все понятно?

Пацаны молчали. Ленчик лежал с закрытыми глазами, а Ромка от страха уже и говорить не мог.

– У-у, блядь! – Усач вдарил в стенку кулаком. – Уроды малолетние!

После укола как-то сразу стало спокойнее. Перед глазами Ромки поплыли радужные круги, и сознание стало погружаться в молочную пелену. Мальчику увиделась мать. Она крепко прижимала его к себе и ласково просила: «Ромочка! Сыночек, сходи на рынок. Спроси у тети Клавы десять рублей. Она еще семечек тебе обещала дать». Мать говорила медленно, будто нараспев. Пару раз она и вовсе замолкала, будто засыпала на ходу, но Ромка знал, это – не сон, от героина мать часто висла и через несколько секунд должна была придти в себя. «Сходи, сыночек».

Его сосед – Ленчик, не помнивший матери, видел себя в зоопарке. Однажды, наперекор правил, его свозил туда жалостливый клиент. Мальчик остановился у клетки с павлином и долго смотрел на птицу. Павлин был красив: он гордо прохаживался по клетке, демонстрируя посетителям узор на хвосте, и тряс хохолком. Ленчик кинул ему кусок булки, но павлин даже не взглянул на подачку.

– Правда, красивый?!

Клиент – румын или чех, смешно говоривший по-русски, улыбался и кивал: «Да-да». Потом купил Леньке мороженное и пообещал в следующий раз непременно увезти его с собою. Прождав почти год, мальчик все еще надеялся, что бородатый дядя Карл выполнит свое обещание. Но Карл все не приезжал, а надежда оставалась. Ленчик все еще ждал.

С уходящими минутами напряжение медленно, но отступало. Завернутое в красивые картинки, сознание блекло в приятном забытье. Шершавая фанера, холодная сталь – они уже не беспокоили. Да и тело, растянутое на кровати, казалось чужим. Пленники удалялись в страну иллюзий.