Текст книги "В дивизионе (СИ)"

Автор книги: Алексей Дягилев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Противотанкист. Книга 6. В дивизионе

Часть первая
В тылу
Пролог

Оперативная сводка за 20 февраля 1942 года

Утреннее сообщение 20 февраля

В течение ночи на 20 февраля наши войска продолжали вести активные боевые действия против немецко-фашистских войск.

Вечернее сообщение 20 февраля

В течение 20 февраля наши войска вели упорные бои с противником, продвинулись вперёд и заняли несколько населённых пунктов.

За 19 февраля сбито в воздушных боях 24 самолёта и уничтожено на аэродромах 7 самолётов противника. Всего за этот день уничтожен 31 немецкий самолёт. Наши потери 12 самолётов.

За 19 февраля частями нашей авиации уничтожено и повреждено 10 немецких танков, 470 автомашин с войсками и грузами, 300 повозок с боеприпасами и войсками, 9 орудий, 5 зенитно-пулемётных точек, 34 пулемёта, 68 миномётов, подавлен огонь 33 орудий, подожжено 2 железнодорожных эшелона и один склад с горючим, взорвано 2 склада с боеприпасами, разбито 57 железнодорожных вагонов, 2 цистерны и один паровоз, рассеяно и частично уничтожено до 4 батальонов пехоты противника.

Оперативная сводка за 21 февраля 1942 года

Утреннее сообщение 21 февраля

В течение ночи на 21 февраля наши войска продолжали вести активные боевые действия против немецко-фашистских войск.

Вечернее сообщение 21 февраля

В течение 21 февраля наши войска вели упорные бои против немецко-фашистских войск, продвинулись вперёд и заняли несколько населённых пунктов.

За 20 февраля сбито в воздушных боях 14 самолётов и уничтожено на аэродромах 11 самолётов противника. Всего за этот день уничтожено 25 немецких самолётов. Наши потери 3 самолёта.

За 21 февраля под Москвой сбито 3 немецких самолёта.

За 20 февраля частями нашей авиации уничтожено и повреждено 14 немецких танков, 475 автомашин с войсками и грузами, 165 повозок с боеприпасами и войсками, 5 автоцистерн с горючим, 22 орудия, 33 зенитно-пулемётные точки, 9 пулемётов, 8 миномётов, взорвано два склада с боеприпасами и склад с горючим, разбито 5 железнодорожных вагонов и 2 паровоза, рассеяно и частично уничтожено до 4 батальонов пехоты противника.

Оперативная сводка за 22 февраля 1942 года

Утреннее сообщение 22 февраля

В течение ночи на 22 февраля наши войска продолжали вести активные боевые действия против немецко-фашистских войск.

Вечернее сообщение 22 февраля

В течение 22 февраля наши войска, преодолевая сопротивление противника, продвинулись вперёд и заняли несколько населённых пунктов.

За 21 февраля уничтожено 16 немецких самолётов. Наши потери 5 самолётов.

За 21 февраля частями нашей авиации уничтожено и повреждено 5 немецких танков, 240 автомашин с войсками и грузами, автоцистерна с горючим, 65 повозок с боеприпасами и войсками, 19 орудий, 4 зенитно-пулемётные точки, 20 миномётов, взорван склад с боеприпасами, разрушено 4 железнодорожных вагона, рассеяно и частично уничтожено до двух батальонов пехоты противника.

Оперативная сводка за 23 февраля 1942 года

Утреннее сообщение 23 февраля

В течение ночи на 23 февраля наши войска продолжали вести активные боевые действия против немецко-фашистских войск.

Вечернее сообщение 23 февраля

В течение 23 февраля наши войска вели упорные бои с противником, вновь продвинулись вперёд и заняли несколько населённых пунктов, в том числе город Дорогобуж. По уточнённым данным, за 21 февраля уничтожено не 16 немецких самолётов, как об этом сообщалось ранее, а 26 немецких самолётов.

Ва 22 февраля сбито в воздушных боях 20 самолётов и уничтожено на аэродромах 8 самолётов противника. Всего за этот день уничтожено 28 немецких самолётов. Наши потери 12 самолётов.

За 23 февраля под Москвой сбит 1 немецкий самолёт.

За 22 февраля частями нашей авиации уничтожено и повреждено 4 немецких танка, 29 орудий, более 380 автомашин с войсками и грузами, 225 повозок с боеприпасами, 16 пулемётных точек, 3 миномётные батареи, взорвано 2 склада с боеприпасами, разбито 6 железнодорожных вагонов и 3 паровоза, рассеяно и частью уничтожено 4 батальона пехоты противника.

Оперативная сводка за 24 февраля 1942 года

В последний час

НАШИ ВОЙСКА ОКРУЖИЛИ 16 НЕМЕЦКУЮ АРМИЮ. НАШИ ТРОФЕИ

Войска Северо-Западного фронта (командующий фронтом генерал-лейтенант КУРОЧКИН), начавшие в районе Старой Руссы окружение 16 немецкой армии дней 10 назад, на-днях закончили его. Ввиду отказа 16 немецкой армии (командующий генерал-полковник фон Буш) сложить оружие наши войска начали атаку. В результате первого этапа атаки разгромлены 290 пехотная дивизия 2 армейского корпуса (командующий генерал Брокдорф), 30 пехотная дивизия 10 армейского корпуса (командующий генерал Ганзен) и дивизия СС. Немцы оставили на поле боя 12 тысяч человек убитыми.

Наши трофеи: орудий 185, миномётов 135, танков 29, пулемётов 340, автоматов и винтовок 4.150, автомашин 450, мотоциклов 320, велосипедов 560, тракторных тягачей 15, вагонов 125, паровозов 8, артснарядов 14.000, мин 9.700, патронов 1.300.000, ручных гранат 6.350, понтонов 53, телефонного кабеля 105 километров, радиостанций 27, парашютов 385, лошадей 335.

Захвачены также склады продовольствия, боеприпасов и обмундирования; подсчёт производится.

В боях отличились войска генерал-лейтенанта т. МОРОЗОВА, генерал-майора т. ГРЯЗНОВА и генерал-майора т. БЕРЗАРИНА.

СОВИНФОРМБЮРО.

Утреннее сообщение 24 февраля

В течение ночи на 24 февраля наши войска продолжали вести активные боевые действия против немецко-фашистских войск.

Вечернее сообщение 24 февраля

В течение 24 февраля наши войска, преодолевая сопротивление немецко-фашистских войск, продолжали продвигаться вперёд и заняли несколько населённых пунктов.

За 23 февраля сбит в воздушных боях 21 самолёт противника. Наши потери 13 самолётов.

За 23 февраля частями нашей авиации уничтожено и повреждено 10 немецких танков, 327 автомашин с войсками и грузами, 140 повозок с боеприпасами, 8 автоцистерн с горючим, 31 орудие, 27 зенитно-пулемётных точек, 23 миномёта, взорвано 5 окладов с боеприпасами, разбито 17 железнодорожных вагонов и 1 паровоз, подожжено 2 железнодорожных эшелона, рассеяно и частью уничтожено до 3 батальонов пехоты противника.

За истекшую неделю с 15 по 21 февраля немецкая армия потеряла 157 самолётов. Из них в воздушных боях сбито 95 самолётов, зенитным огнём 11, на аэродромах противника уничтожен 51 самолет. Наши потери за этот же период 54 самолёта.

Оперативная сводка за 25 февраля 1942 года

Утреннее сообщение 25 февраля

В течение ночи на 25 февраля наши войска продолжали вести активные боевые действия против немецко-фашистских войск.

Вечернее сообщение 25 февраля

В течение 25 февраля наши войска с боями продвигались вперёд и заняли несколько населённых пунктов. Немецко-фашистские войска несут большие потери в технике и особенно в живой силе.

За 24 февраля в воздушных боях сбито 20 немецких самолётов. Наши потери 6 самолётов.

За 24 февраля частями нашей авиации уничтожено и повреждено 150 немецких автомашин с войсками и грузами, около 90 повозок с боеприпасами, 9 орудий, 39 зенитно-пулемётных точек, разбито 6 железнодорожных вагонов, 2 бронеплощадки и 1 паровоз, рассеяно и частью уничтожено до 3 батальонов пехоты противника.

Оперативная сводка за 26 февраля 1942 года

Утреннее сообщение 26 февраля

В течение ночи на 26 февраля наши войска продолжали вести активные боевые действия против немецко-фашистских войск.

Вечернее сообщение 26 февраля

В течение 26 февраля наши войска, преодолевая сопротивление противника, продвинулись вперёд и завяли несколько населённых пунктов.

За 24 февраля уничтожено не 20 самолётов противника, как об этом сообщалось ранее, а 34 самолёта противника.

За 25 февраля в воздушных боях сбито 17 и уничтожено на аэродромах 4 самолёта противника. Всего за этот день уничтожен 21 немецкий самолёт. Наши потери 5 самолётов.

За 25 февраля частями нашей авиации уничтожено и повреждено 65 немецких автомашин с войсками и грузами, около 70 повозок с боеприпасами, 36 зенитно-пулемётных точек, взорвано два склада с боеприпасами и один склад с горючим, разбито 5 железнодорожных вагонов, разрушен мост, рассеяно и частью уничтожено до 3 рот пехоты противника.

Оперативная сводка за 27 февраля 1942 года

Утреннее сообщение 27 февраля

В течение ночи на 27 февраля наши войска продолжали вести активные боевые действия против немецко-фашистских войск.

Вечернее сообщение 27 февраля

В течение 27 февраля наши войска после упорных боёв с противником на разных участках фронта заняли несколько населённых пунктов. Противник несёт большие потери в технике и особенно в людях.

За 26 февраля в воздушных боях сбито 3 и уничтожено на аэродромах 16 самолётов противника. Всего за этот день уничтожено 19 немецких самолётов. Наши потери 5 самолётов.

За 27 февраля под Москвой в воздушных боях сбито 3 и уничтожено огнём зенитной артиллерии 3 самолёта противника, а всего в этот день под Москвой уничтожено 6 немецких самолётов.

За 26 февраля частями нашей авиации уничтожено и повреждено 150 немецких автомашин с войсками и грузами, около 70 повозок с боеприпасами, 11 орудий, 2 зенитно-пулемётные точки, рассеяно и частью уничтожено до эскадрона всадников и до батальона пехоты противника.

Оперативная сводка за 28 февраля 1942 года

Утреннее сообщение 28 февраля

В течение ночи на 28 февраля наши войска продолжали вести активные боевые действия против немецко-фашистских войск.

Вечернее сообщение 28 февраля

В течение 28 февраля наши войска, преодолевая узлы сопротивления противника, продвинулись вперёд и на некоторых участках фронта заняли несколько населённых пунктов.

За 27 февраля сбито в воздушных боях 15 немецких самолётов, огнём зенитной артиллерии 3 самолёта и уничтожено на аэродромах 20 самолётов противника. Всего за этот день уничтожено 38 немецких самолётов. Наши потери 7 самолётов.

За 28 февраля под Москвой уничтожено 7 немецких самолётов.

Нашими кораблями в Баренцевом море потоплен транспорт противника водоизмещением в 5.000 тонн.

За 27 февраля частями нашей авиации уничтожено и повреждено 130 немецких автомашин с войсками и грузами, 100 повозок с боеприпасами, 18 орудий, 29 миномётов, 16 пулемётов, 2 зенитно-пулемётные точки, взорвано 2 склада с боеприпасами, 2 склада с горючим и один вещевой склад, повреждён бронепоезд, рассеяно и частью уничтожено до эскадрона всадников и до батальона пехоты противника.

Глава 1

Вот же грёбаные секретчики, ничего конкретного, одна вода. Матерюсь я про себя, прочитав подшивку со сводками, и отложив её в сторону. Ну хоть про оставленные города больше не вещают, и это радует, вот только скоро лето и сводки опять запестрят, что в ходе упорных и продолжительных боёв нашими войсками оставлены города…

В госпитале города Рязани я валяюсь уже около месяца, и вот только сейчас удалось найти и прочитать свежие для меня сводки. Но про 33 армию я так ничего и не нашёл, не упоминалось в этих сводках также и про знакомых мне командиров. Дело вроде бы идёт на поправку, и после операции я оклемался, а теперь ещё и «сенсорный голод» утолил, так что скоро пора и на выписку… Но начну сначала.

Хотя доктор Бергер меня и заштопал «на живую нитку», но очередная контузия, поломанное ребро, а также ушиб позвоночника не способствовали быстрому выздоровлению. Тем более один из осколков засел достаточно глубоко, и его обнаружили только при помощи рентгена. Операция прошла успешно, лишнее железо из моего организма выколупали, спинной мозг не повредили, так что инвалидность мне не грозила. «Кости почти целы, а мясо нарастёт», как пошутил хирург, который меня оперировал. Я с ним тоже пошутил. Сказал, что могут отрезать ещё чего-нибудь лишнего, для навара. А то каша слегка жидковата, а в супе крупинка за крупинкой, гоняется с дубинкой. Доктор шутки не оценил, и беседу в тот раз не поддержал. Зато сегодня меня вызвали к замполитру, или к военному комиссару госпиталя. Хотя может военврач второго ранга меня и не сдавал, палата большая, да и медперсонала на обходе хватало. И хотя с того разговора прошло уже больше недели, но и других косяков я за собой не припомню. Сразу после завтрака и обязательного перекура, я поднялся на второй этаж, но в кабинете с надписью «Директор» никого не застал, поэтому зашёл по пути в Ленинскую комнату и замечтался…

– Ах вот ты где прячешься, Доможиров. А ну быстро за мной! – прервала мои размышления сестра-сиделка Любочка, как мы её все называли. Делать нечего, пришлось подчиниться этому семипудовому счастью. Так что теряясь в догадках, в сопровождении или под конвоем сиделки я и приковылял к нужному кабинету.

– Разрешите? – после короткого стука в дверь, заглядываю я в бывшую вотчину директора школы.

– Входите. Кто там ещё? – недовольным голосом разрешает мне войти нынешний хозяин кабинета.

– Товарищ батальонный комиссар, сержант Доможиров по вашему приказанию явился. – Вытянув руки по швам, чётко докладываю я. Головной убор к пижаме не прилагался, поэтому и козырять не пришлось.

– Явился, не запылился. Проходите, присаживайтесь, Доможиров. – Показывает он на стул, стоящий напротив стола. Присаживаюсь на краешек стула, в готовности выслушать очередную ахинею, но дело принимает неожиданный поворот.

– Шурик, вы комсомолец? – спрашивает комиссар.

– Да, с тридцать четвёртого года, – подтверждаю я данные, записанные в моём комсомольском билете. – Только я не Шурик.

– Так почему же вы, в то время как весь советский народ, возглавляемый коммунистической партией под руководством товарища Сталина, напрягает последние силы в борьбе с коварным врагом, разлагаете дисциплину, а не способствуете её укреплению?

– И каким же образом я разлагаю эту дисциплину, в то время как весь советский народ, возглавляемый коммунистической партией под руководством товарища Сталина, напрягает последние силы в борьбе с коварным врагом? – цитирую я комиссара.

– Аполитично рассуждаете, товарищ Доможиров. Наговариваете на нашу политическую систему.

– И каким образом я умудрился аполитично наговорить на нашу политическую систему, – повторяюсь я, пытаясь понять, откуда дует ветер.

– А кто предлагал варить суп из ампутированных конечностей, чтобы кормить раненых, это же дикость какая-то, каннибализм. – Возмущается военком.

– Ваши источники что-то путают, товарищ батальонный комиссар. Такого я точно не предлагал, даже в бреду. – Смотрю я прямо в глаза главному воспитателю.

– Но есть же свидетели, и у меня тут написано… – замолчал он на полуслове.

– Да такое на любом сарае написано, а на самом деле там дрова лежат. А бумага, она всё стерпит, даже если какой-то подлец оклевещет честного человека, она даже не покраснеет, это не яйца. – Проверяю я комиссара на знание опиума для народа.

– А причём тут дрова? – пропускает он мимо ушей вторую часть моего ответа.

– А при чём тут каннибализм? – по-еврейски оппонирую я.

– Подождите, товарищ Доможиров. А кто тогда говорил, что в нашем госпитале плохо кормят? – находит он нужный аргумент в споре.

– И такого я тоже не говорил. У меня вся палата в свидетелях, можете у любого спросить.

– А кто тогда говорил, что суп жидкий? – снова посмотрев в лежащую перед ним бумажку, спрашивает комиссар.

– А какой ещё должен быть суп? Конечно жидкий. Густой суп, это не суп вовсе, а кулеш. – Проявляю я свои познания в кулинарии.

– А каша? Кто говорил, что каша жидкая?

– Про кашу говорил. На фронте нас такой же кормили, но это когда наш полк попал в окружение. – Привожу я уже свои контрдоводы.

– Вы были в окружении, товарищ сержант?

– Я воевал в окружении, вместе с полком. Уничтожая живую силу и технику врага. – Выделяю я интонацией слово «воевал», сделав на нём ударение.

Комиссар как-то сразу сник, посмурнел, глаза у него потухли.

– Можете быть свободны, товарищ Доможиров. И следите за своим языком, а то «слово не воробей – вылетит не догонишь». – Заговорил он пословицами.

– Слово не воробей, а «Всякого интенданта через три года исполнения должности можно расстреливать без суда. Всегда есть за что.» – Цитируя я Суворова.

– Что вы сказали, товарищ сержант? – уставился на меня комиссар.

– Это не я сказал, а Александр Васильевич. – Не отвожу я свой взгляд, пытаясь понять, кто передо мной сидит.

– Про Александра Васильевича Суворова я в курсе. Но я так понимаю, – это был намёк?

– Почему же намёк. Без расхищения социалистической собственности, а также продуктов питания здесь не обходится. Потому и каша жидня, и в супе из жиров только соль, и той мало.

– Есть доказательства? – загорелись глаза у комиссара.

– Я эти доказательства каждый день с тонюсеньким кусочком хлеба съедаю.

– Ну, это не доказательства. Всем сейчас трудно, просто такие нормы отпуска продуктов сейчас установлены.

– Хорошо. Давайте поговорим о нормах. Листок бумаги и карандаш у вас найдётся, товарищ батальонный комиссар? Чтобы наглядно продемонстрировать эти нормы. – Пододвигаю я свой стул ближе к столу, а получив требуемое, составляю небольшую табличку, комментируя написанное.

– Согласно нормативным документам расходная выдача продуктов на одни сутки для раненых составляет:

– хлеба ржаного и пшеничного – 600 грамм

– крупы разной – 100 грамм

– мяса – 120 грамм

– рыбы – 50 грамм

– масло коровье – 40 грамм

– овощи свежие или переработанные – 750 грамм

– молоко – 200 грамм

– макароны – 20 грамм

– сахар – 50 грамм

– фруктовый сок – 100 грамм

– Остальное по мелочи, творог, сметана, чай, кофе, махорка. – Заканчиваю я рисовать буквы.

– Что-то не ощущаю я этого суточного рациона в своём желудке. Особенно мяса, рыбы, молока. Какой-то жир в супе иногда плавает, но масла я ни разу не видел, и в жидкой каше его тоже нет, судя по вкусу. Ваш главный интендант случайно не еврей? – констатирую я факты и задаю вопрос.

– А причём здесь национальность? – задаёт встречный вопрос комиссар.

– Значит угадал. И завскладом хохол. Про окружные склады я вообще молчу. Там с чёрного хода нужно поставить два станковых пулемёта, ручные боюсь не справятся, стволы перегреются. – Намекаю я на расхитителей народного добра.

– Но я же сам лично контролирую отпуск продуктов на кухню. То, что есть на складе, выдают по расходной ведомости. – Почему-то оправдывается комиссар.

– Каждый день? – уточняю я.

– Нет, конечно. У меня и другие дела есть. Начальник АХЧ этим заведует. – Косвенно подтверждает мою версию военком госпиталя.

– А закладку продуктов в котлы? – продолжаю я владеть инициативой.

– Иногда бываю на кухне, но там всё в порядке. – Уверяет меня собеседник.

– Поварих, посудомоек, когда они уходят домой, проверяете? – Теперь мне уже самому стало интересно, где найти вора или воров.

– Как можно. Это же наши, советские люди. И обыскивать женщин? Я не царский сатрап. – Комиссар аж побагровел.

– А обкрадывать бойцов Красной Армии, которые пролили свою кровь за Родину, это как называется, товарищ батальонный комиссар? Если как вы говорите, все продукты выдаются по норме, а после сытного обеда в животе только вода булькает, – то куда они пропадают? – припечатываю я его фактами.

– Я бы тоже хотел это выяснить. Но как это сделать? – Доверчиво смотрит на меня собеседник.

– Остап Бендер знал 400 сравнительно честных способов отъема денег у населения. А ваши вороватые интенданты наверняка знают гораздо больше, так как это касается отъёма продуктов.

– Назовите хотя бы несколько. Просветите меня. – Загорелся идеей комиссар.

– Например липовые накладные. Товар получают по одним, сдают на склад по другим. Разницу себе в карман. – Называю я первый способ.

– Интересно. Но с этим мне точно не справиться.

– Весы. Когда уже на местном складе принимают по одним, а отпускают на кухню по другим. Или весы одни, а комплект гирек разный. Как соль, так и сахар, очень хорошо впитывают влагу. И если получив мешок сахара, оставить его на сутки в тёплом помещении рядом с водой, то его масса увеличится.

Побеседовав по душам с комиссаром до самого обеда и, рассказав ему свою фронтовую биографию, разумеется в пределах разумного, я упомянул и про 401 способ мухлежа с продуктами. Расстались мы почти что друзьями и в конце разговора я попросил его не рубить с плеча, а сперва присмотреться к подозреваемым. Может действительно на окружных складах – шаром покати и всё отправляют на фронт, хотя… Какие-то нормы отпуска всё равно должны соблюдаться. Не до разносолов, война, но кому-то явно придётся лоб зелёнкой намазать. Воруешь, но меру-то знай, хотя этим мразям всегда мало. А вот прощание вышло скандальным. Комиссар брызгал слюной, а я пулей выскочил из кабинета, чуть не зашибив тяжёлой дверью какую-то любопытную особу в белом халате, которая быстро убежала по коридору в сторону лестницы. Преследовать я её не стал, лица тоже не видел, зато нижнюю часть спины хорошо разглядел и запомнил, так что при случае опознаю. Опознать можно было бы и по шишке на лбу, но из-за ранения я стал какой-то не совсем уклюжий, так что шпиёнка с крепким и фигуристым телом вовремя успела отскочить от двери и не оглядываясь, сделала ноги.

В расстроенных чувствах я отправился в столовую и, проглотив миску баланды из прокисшей капусты, которой провоняло всё помещение, после обязательного перекура завалился на шконку в своей палате. Местечко мне досталось козырное, у окна, так что повернувшись спиной ко всем, можно было уединиться. Не потому что огорчился, просто надо было хорошенько подумать, чтобы никто не мешал. Народ, увидев моё удручённое состояние и отпустив несколько дежурных острот, отстал, и я смог воспользоваться своим одиночеством и поразмышлять.

Поразмышлял я почти что до ужина. Ну как поразмышлял. Уснул, и вся недолга. Вот только сложилось у меня перед сном стойкое впечатление, что что-то тут не так, а в голове крутилась одна мысль о том, что что-то я упустил. Да ещё и сны эти эротические, как в песне у Высоцкого, про клеенки цвета беж, и нахальные шпионки в Бангладеш. То ли намёк на что-то, то ли сперматогенез на мозги давит, так как такое множество раздетых женщин я уже давно не видал. Не в том смысле, что голых, а без верхней неуклюжей одежды. Так что выспался, да и в голове прояснилось. Вот только что буду делать ночью? Не знаю. Но что-нибудь придумаю. Эвакогоспиталь располагался в одной из школ города. Двухэтажное кирпичное здание со всеми необходимыми пристройками, ну и наша палата для рядового состава находилась в одном из классов на первом этаже. Палата для «офицеров» находилась в другом таком же, кстати ничем не отличаясь от нашей, только у нас лежали солдаты и сержанты, а у них офицеры и «прапорщики». Да и кормили их немного лучше. То, чем пичкали нас – простых смертных, офицерам выдавали в качестве гарнира к рыбе или мясу. Получали они и шайбу масла на завтрак. А вот генералов лечили в другом госпитале, поэтому тут так плохо и кормили. Лежали бы у нас генералы, мы бы жрали от пуза, или наоборот, ещё меньше. Мне повезло, я был ходячим, и хотя режим мне прописали постельный, но ходить в туалет типа сортир, курить, а также в столовую, никто мне не запрещал. На обход конечно всех загоняли в палату, да и ночью сестра-сиделка ворчала, чтобы зря не слонялись, но я зря и не слонялся, спал. Зато сегодня кое-что попробую провернуть.

Проглотив на ужин какой-то клейстер из муки и ячневой сечки, запиваю всё это безобразие чуть тёплым армейским чаем и иду с мужиками в курилку. Если бы не горбушка ржаного хлеба, посыпанная солью, эту гадость было бы не возможно глотать. Ну а чай. Я так подразумеваю, что грузины вывели специальный сорт, и назвали его – «Армейский», потому что, неважно, сколько его засыпано в заварник или в кружку, ни купец, ни чифир с этой соломы не заваривается, напиток только меняет цвет, зато вкус остаётся тот же самый. Но у нас в части, (когда я служил срочку) хоть сахара не жалели или сгущёнки, тут же просто отвар из берёзовых веников с грузинской землёй.

Покурив, оккупируем комнату отдыха, и до отбоя режемся в домино, парами на вылет. Болельщики столпились вокруг и азартно подсказывают. Надо будет выпросить у комиссара ещё комплект доминошек и устроить чемпионат. Победила «рыба», так как дежурная медсестра разогнала всех по палатам. Проигравшие быстро собрали костяшки и навели относительный порядок, причём, невзирая на звания. Настоящие боевые командиры не кичились своими званиями в тылу, тем более в госпитале. И хотя и держали некоторую дистанцию, не опускаясь до панибратства, но и господ офицеров из себя не строили. Хотя как-то раз меня попробовал припахать один капитан, когда немного очухавшись после операции, я в первый раз забрёл в курилку, но сначала был послан мной, а потом поставлен на место своими же сопалатниками.

– Эй, боец. Сгоняй-ка в третью палату, позови сюда майора Игумнова. – Вежливо попросил он меня.

– Счас, только штаны подтяну, – прохожу я к подоконнику, доставая папиросу из портсигара.

– Как ты смеешь так разговаривать со старшим по званию? И повернись! Тебе капитан приказывает! – повышает он голос.

Спокойно продуваю мундштук и, замяв гильзу, прикуриваю.

– Я что, с твоей жопой должен разговаривать? – не на шутку разошёлся господин офицер.

– Так точно! – почему-то пробивает меня на ха-ха, а скопившиеся после употребления проквашенной капусты газы неожиданно с громким звуком находят выход, причём неожиданно даже для меня.

– Да я тебя… В трибунал, за нарушение субординации… – разошёлся он уже не на шутку.

– Уймись, капитан. – Поворачиваюсь я кругом. – Не на того нарвался, чтобы трибуналом пугать. – Гипнотизирую его взглядом, так как больше ничего не остаётся, я до курилки-то едва доковылял, и бодаться с этим здоровым, откормленным офицером у меня не получится. Только сразу убить.

– И правда, уймись, Проценко! На фронте будешь свою удаль показывать, а не в сральне. – Выходит из смежного помещения уборной настоящий полковник и моет руки. С полковником Васиным Ильёй Николаевичем, я познакомился, когда меня доставили в этот госпиталь. Он сам с собой играл в шахматы, притулившись на подоконнике, а я изучал достопримечательности, ну и составил ему компанию, так и познакомились. А с тех пор, как меня прооперировали, мы больше в шахматы не играли. Он заходил несколько раз, проведывал меня, кое-что подкидывал из своего доппайка, чтобы я быстрей оклемался, но мне тогда было не до шахмат.

– Накурился? – Когда капитан с напарником вышли из помещения, спрашивает Илья Николаевич.

– До изжоги. – Подтверждаю я, выбросив папиросу.

– Ну тогда пошли, прогуляемся, свежим больничным воздухом в коридоре подышим. – Первым выходит он из пропахшего карболкой помещения.

– Ты с этим капитаном на рожон не лезь, товарищ сержант. Подлый он человечишка, хоть и кажется с виду правильным. Снаружи красный, а вот внутри гниловатый и белый.

– Как редиска? – вспоминаю я как огородный овощ, так и любимую комедию.

– В корень зришь. Эк ты точно подметил. – Развеселился полковник. – Партейку?

– Извините, Илья Николаевич, но в другой раз, хватит с меня на сегодня.

– Понимаю. Только мы же договаривались на ты перейти.

– Вот завтра и перейдём. Как-нибудь в миттельшпиле. И папиросы свои не забудьте, а то у меня кончаются.

– Иди уже, отдыхай. Редиска. Этож надо такое выдумать. – Посмеиваясь, пошёл он в свою палату…

С полковником мы пересекались после обеда, встречаясь в условленном месте. Сегодня я его там не застал, хоть и прождал с четверть часа. Улёгшись на кровать, и дождавшись, когда все угомонятся, аккуратно встаю, и сделав куклу из второго одеяла, накрываю её первым. Получилось похоже, как будто человек спит, укрывшись с головой. На цыпочках прокрадываюсь мимо сиделки, которая даже не подняла голову от стола, с тускло горевшей керосиновой лампой. Пускай спит, успеет ещё, набегается. В палате у нас не все ходячие, то утку, то судно подай, не успеешь, обделаются, а вони и так хватает. Электричество в городе экономят. Подстанция обеспечивает только оборонные предприятия. Всех остальных потребителей в десять вечера отключают, так что без «летучих мышей» не обойтись. Дежурные лампы горят только в уборной и коридоре, одна из них на посту медсестры. Сиделки они ведь только принеси, подай, помой. За состояние ранбольных медсестра отвечает. Ну и дежурный врач.

На окнах обычная светомаскировка, чёрные портьеры, которые открывают с утра. Город Рязань хоть и далеко теперь от линии фронта, но совсем недавно передовая проходила всего в 30-ти километрах от него. Да и сейчас немецкие самолёты сюда периодически залетают, бомбят, разрушают инфраструктуру. Зенитки их пытаются отогнать заградительным огнём, но серьёзный налёт таким количеством орудий не отразить. И если немцы решат разбомбить город, то у них это легко получится, но видать авиации у фрицев на всё не хватает, так что жителям повезло. Жертв и разрушений немного.

Периодически слоняясь по коридорам, чтобы нагулять аппетит, я обнаружил одно интересное место, откуда было удобно наблюдать за территорией бывшей школы, и в частности за складом. Причём видно все подходы к объекту, а ночь сегодня лунная. Так что пробираюсь мимо уборной на чёрную лестницу, и удобно устроившись на подоконнике окна, между первым и вторым этажами, наблюдаю за объектом.

Я не знаю, сколько я так просидел, часов у меня не было, а время как будто остановилось, но очнулся я от пистолетных выстрелов и звона разбитого стекла…