Текст книги "В дивизионе (СИ)"

Автор книги: Алексей Дягилев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

С ихней квалификацией – только в тюрьму, а тверским, мол: не в кипеше дело.

Надо людям помочь; собрались «на гастроль», взяли вместе с мешками «карету».

А делить стали филки – заныла мозоль, я за Веню был с авторитетом.

Вор-авторитет с предположительной кличкой – Доцент, (Знаешь что, Доцент, ты, конечно, вор авторитетный, но зачем ты при Мишке?), в своём послании (маляве) приглашает посетить Москву, в связи с тем, что там намечается ответственная работа, но местное преступное сообщество пристрастилось к наркотикам, поэтому их уровень подготовки очень низок, что может закончиться для них разве что тюремным заключением. Дело есть, а исполнить его некому. Поэтому он и обратился к тверским ворам с просьбой о помощи и содействии. Вы мол, тверские выполните задание без всякой паники, шума и пыли. Хорошо понимая, что оказать помощь соседям, священный долг и обязанность каждого, уважающего себя уркагана, банда оперативно выехала к месту работы, где без всяких осложнений завладела содержимым банковского автомобиля, перевозившего мешки с валютой. Когда же пришло время дележа изъятых денежных знаков, главарю стало как-то нехорошо, и он предъявил претензии касательно убийства Вениамина руководителю криминального сообщества, который их пригласил на дело и послал курьершу с письмом.

В общем, получилось длинно, сумбурно и не в рифму, так что дальше я перестал терзать свой мозг, просто допевая куплеты и размышляя под эту задорную строевую песню.

Я всю долю мою оставляю в общак, мне не надо ни много, ни мало.

Дай красючку свою, попахать с ней ништяк, ту, что Веню в Твери рассчитала.

Вор достал портсигар, папироски скомкал, он слегка приподнялся с трамвая,

И сквозь зубы, с такою тоскою сказал: «Забирай, я тверских уважаю».

«Как зовут-то тебя?» – я спросил у неё. Милка, нежное девичье тело.

Разряжайся, сегодня ты будешь моё, чтобы не было здесь беспредела.'

Вор, как видно, её больше жизни любил, только чувства не выдал, поднялся.

И, не глядя, в неё барабан разрядил, начал что-то толкать, но сдержался.

Так что получилось как в песне «Уно моменто». – «Тогда она сняла с себя последнюю одежду и тоже бросилась в бурное море. И сия пучина поглотила ея в один момент. В общем, все умерли.»

А уже когда я напевал последний куплет, мне удалось ухватить за хвост ускользающую мысль и, потянув за эту ниточку, распутать клубок, выстроив логическую цепочку.

А в тверском ГПУ молодой оперок шил дела с пролетарским размахом.

На столе у него я прочёл некролог, и кольнуло в груди под рубахой.

«Была зверски застрелена бандой в Москве на задании Савина Мила».

На ментов ведь работала, дым в голове, а вора не спалила, любила.

Мила – оперок – Милка – Москва – Милка – Анфиска – шпионка – радистка – рация – радист – рация – батарейки – Гурген – Гургенидзе – опер… Блядь! Пиздец. Я снова влип, не в партию, так в историю. Причём шпионскую историю. Это что значит? Мне теперь даже в дивизии обратиться не к кому, чтобы рассказать о своих подозрениях насчёт немецкого шпиона Гургена и его крыши? Вот это уже ситуация…

В военной прокуратуре меня опрашивал военный следователь – Чиханчин, а не Светлана Елагина, как я предполагал и надеялся. Поэтому очаровывать этого мужика у меня никакого резона не было. Так что я чётко и односложно ответил на все поставленные мне вопросы, в основном «Да» или «Нет», а в конце допроса только расписался в протоколе и всё, как я думал.

– Разрешите идти, товарищ военный юрист второго ранга? – спрашиваю я.

– Да. Но только зайдите в особый отдел дивизии. С вами там также хотят пообщаться. – Почти как старина Мюллер, озадачил меня следак.

– Тогда будьте, любезны, выпишите мне справку о том, что следственные органы претензий ко мне не имеют. – Прошу я.

– Это можно. – Взглянув на меня через очки, согласился юрист. – Вот, возьмите. Печать у секретаря поставите. – Протягивает он мне записку со своей подписью.

– Спасибо. – Забираю я индульгенцию. – Разрешите идти?

– Идите.

Поставив печать, дую на неё чтобы просохла, сворачиваю документ и убираю в красноармейскую книжку. На выходе из избы одеваюсь, экипируюсь и задаю секретарю вопрос.

– Вы не подскажете, где мне особый отдел найти, товарищ военюрист?

– Автоматчик за дверью. Так что вас проводят, товарищ старший сержант. – Отрывает он взгляд от бумаг.

Как у них всё серьёзно поставлено, выхожу я в сени, целого автоматчика за мной прислали.

– Веди, начальник. – Увидев, курящего там важного ефрейтора, прикололся я.

– Ты что ли Доможиров? – смотрит он на мои петлицы.

– Я.

– За мной иди. – Первым ступает он на крыльцо, не выпуская самокрутки изо рта, и, прихрамывая, идёт дальше, с автоматом в положении на ремень.

Значит не на расстрел. Хоть это радует. Размышляю я про себя, рассматривая новенький ППШ, идущего впереди сопровождающего.

– Автоматик-то как, хорошо работает? – завязываю я разговор.

– Не жалуюсь. – Односложно отвечает ефрейтор.

– Новый совсем. А мне вот не дали, хоть по должности и положено.

– А что у тебя за должность? – Интересуется он.

– Командир разведотделения.

– Странно. Но ты ж разведчик, так что добудь.

– Где?

– Известно где. У немца. Мы когда зимой наступали, много всяких трофеев захватили. Почитай все разведчики в моём отделении с ахтоматами были. А пехота с немецкими пулемётами. – Разговорился сопровождающий.

– Так ты из разведки?

– Был. В марте меня зацепило, но не тяжело, слава богу, так что в нашем санбате отлежался. А в разведку меня не берут, пока окончательно не поправлюсь. Так что сейчас при взводе НКВД числюсь.

– Понятно. Я тоже после ранения. На днях в дивизию прибыл. Сейчас вот в артиллерийской разведке служу. Звать-то тебя как, товарищ ефрейтор? – на всякий случай знакомлюсь я с ним.

– Андрюхой родители нарекли.

– А я Николай. Приятно познакомиться.

– Взаимно. Вот мы и пришли. Так что заходи в избу. А я тут подожду. – Пропускает меня вперёд он.

Поднявшись на высокое крыльцо двухэтажного, по всей видимости бывшего купеческого дома, вхожу внутрь и докладываю, сидящему в коридоре дежурному о прибытии.

– Ваши документы? – протягивает он руку.

– Вот. Возьмите. – Достаю я из кармана гимнастёрки красноармейскую книжку и, забрав из неё всё лишнее, отдаю ему.

– Старший сержант Доможиров Николай Никанорович. – Читает он, и записывает мои данные в какой-то журнал. Посмотрев на часы, ставит время и поставив галочку, протягивает мне перьевую ручку.

– Вот здесь распишитесь, – указывает он пальцем, – где галочка. Чего так долго? – Возмущается он.

– Я был в военной прокуратуре. – отвечаю я.

– Следователь по вашему делу уехал. Так что оставьте оружие, снаряжение и верхнюю одежду в прихожей и пройдите в кабинет к начальнику Особого Отдела.

– А куда мне идти? – выполнив его распоряжение, уточняю я.

– Вас проводят. – Окидывает он меня цепким взглядом. – Важенин! – кричит он.

– Я здесь. – Выходит из дверей самой ближней комнаты дневальный.

– Проводи сержанта к начальнику и дождись там.

– Прямо по лестнице и налево. – Указывает мне направление рядовой и идёт позади. На ремне у него кобура с наганом и штык-нож от СВТ. Винтовка скорее всего тоже есть, в комнате для наряда. Как всё серьёзно.

В конце коридора второго этажа возле массивной двухстворчатой двери из-за которой доносится стук печатной машинки, мы останавливаемся и, заглянув в приоткрытую дверь, боец пропускает меня внутрь, войдя следом. В комнате, служащей скорее всего приёмной, стоит несколько письменных столов. За которыми сидят машинистки и усиленно «давят клопов», стуча по клавишам печатных машинок. Точнее, стучат только две. Третья женщина в форме читает бумаги, а четвёртый – завгар (заведующий этим гаремом лейтенант), охлопав меня по карманам, пропускает в смежный кабинет, закрыв за мной тяжёлую дверь.

– Ну здравствуй, товарищ старший сержант. Давненько не виделись. – Раздаётся знакомый голос со стороны окна, и у меня наступает ощущение дежавю или скорее состояние грогги…

Глава 6

Бросив на меня косой взгляд, хозяин кабинета куда-то вышел, а я, представившись по всей форме, иду здороваться. Обниматься с полковником Васиным мы не стали, но крепкими рукопожатиями обменялись, как с ним, так и с лейтенантом. В результате держать в себе я ничего не стал, а как на духу выложил всё, что со мной приключилось. Не забыл я упомянуть и о своих подозрениях и предположениях, относительно шпиона или завербованного предателя – Гургенидзе. А также о его связях. Полковник в основном слушал меня, не распространяясь о своей миссии, лишь намекнул, что его группа приехала почистить тылы армии (в преддверии предстоящего наступления, додумал я про себя). Тихий контролировал входную дверь, прислушиваясь, не подслушивает ли кто, а мы с Васиным шептались в глубине кабинета, сидя за большим канцелярским столом.

– На улице нас дождись, Николай. – Закончил разговор Васин. – Я сейчас озадачу местное начальство, а потом мы тебя подбросим в расположение, отдашь всё, что нарыл.

– Понял. Разрешите идти⁈ – встаю я из-за стола, замерев по стойке смирно и громко попросив разрешения, увидев, что Тихий кивнул, слегка приоткрыв двери.

– Идите, товарищ старший сержант. И впредь, докладывайте сперва по команде, а не занимайтесь самодеятельностью. – Отчитывает меня полковник.

– Есть. Докладать по команде. – Отвечаю я и с задумчивым видом выхожу из кабинета.

– Ну что, намылили тебе холку? – спрашивает Важенин, увидев моё состояние.

– Ещё как. – Иду я впереди него и чешу затылок.

– То-то, это тебе не там… – Как-то загадочно, и с многозначительным видом сообщает он.

«Ласты мне завернули» уже в прихожей, причём даже одеться не дали, гады. Два мордоворота, делая вид, что пошли на улицу, скрутили мне руки и в позе ласточки вытолкали за дверь, открыв её моей головой. Причём ничего не объясняя. Спустили с крыльца и закинули в подвал, как я понял в дальнейшем, в камеру предварительного заключения или злоключения. А вот таких перемен я точно не ожидал.

Глаза не успели привыкнуть к полумраку, так что почти ничего не вижу, зато чувствую, как меня подняли с бетонного пола и, прижав лицом к кирпичной стене, грубо обыскали, вытащив всё из карманов. Я, конечно, не девка, но с такими наклонностями этим пидоркам только в гей-клубе работать, или это профессионализм называется. Снова больно вывернули руку, и один из обыскивающих куда-то ненадолго отлучился. Через несколько минут входная дверь снова хлопнула и в подвал спустились уже двое. Слышу, как кто-то чиркает спичкой, после чего меня разворачивают лицом к свету, который пробивался сквозь небольшое зарешёченное окошко под потолком. Под окошком стоял стол, а за ним сидел и курил какой-то горбоносый орёл в комсоставовской шинели. Рядом стоял гургеновский рюкзак с кирпичами, а на столе лежала граната (немецкое яйцо М-39), которой я типа заминировал кирпичи. Причём колечко было оторвано, и если бы это была наша «лимонка», она бы обязательно бахнула. У немецкой взрыватель находится с другой стороны. Защита от дурака.

– Рассказывай, тля. – Выдохнув дым. Говорит горбоносый. Молчу, нагло разглядывая его рожу. Я же не тля. Но долго молчать мне не дали.

– Оглох? – получаю я болезненный тычок в левую почку, от стоящего слева абрека. – Тэбэ говорят.

– А я думал тэбэ. – Пародирую я его акцент. И тут же получаю ещё.

– Гавары твар. Или плохо будэт, как собак здохнешь. – Упрашивает меня этот гад.

– Ещё раз ударишь – умрёшь. – Обещаю я и тут же кривлюсь от мощного крюка по другой почке, а в правый висок мне упирается дуло нагана.

– Рассказывай, куда ты дел всё содержимое этот мешок. – Почти без акцента требует оперок.

– А чей это мешок? – удивляюсь я.

– Гургенидзе.

– Вот у него и спрашивай. Я тут при чём. – Тяну я время в ожидании полковника Васина. Ну должен же кто-то меня искать, в конце-то концов, из конца в конец, и концом по концу. Нарываться не хочется, но и пресмыкаться перед этими гребнями у меня нет никакого желания. Тем более на допрос это не похоже, какой-то эксцесс исполнителей.

– Я же гаварил, чито сперва его дирька жёпа нада бальшой делать, тагда он свой пасть будет правильно аткрыват. – Не унимается глиномес слева, не забыв угостить меня пивом (снова ударив по почке).

– Заткнись, Биджё. Жена свой будешь указывать. – Затыкает горбоносый своего нукера. – А ты гавари, или твоя галава как арбуз лопнет. Считаю до три. Адын. – Тут же начинает отсчёт он. Я молчу.

– Два. – Слышу противный щелчок взводимого справа курка. Но три этот гребень сказать не успел. Дверь с грохотом открывается и в неё вваливаются несколько человек. Разведчик Андрюха с автоматом, а следом и остальная кавалерия, Иваныч и самый Тихий из лейтенантов.

– Не дёргаться. Всем оставаться на местах. Бросить оружие! – громко командует Тихий.

Дуло от моего виска отнимают, и револьвер падает на пол. Выдыхаю и, развернувшись влево, со всей силы бью согнутыми фалангами пальцев в кадык глиномесу. Сдохнет он или нет после удара, мне похуй. Но дышать точно через раз будет. Я же ему обещал, вот и сделал. Если ты большой и здоровый, то должен быть добрым, и нехрен нас маленьких обижать, тем более с такими наклонностями в органах ему не место, садистскими, да и петушиными тоже.

Подобрав брошенный наган, подхожу к замеревшему особисту, забираю со стола свои документы и личные вещи, чисто случайно прихватив пачку «Беломора» и коробок спичек. Своя махорка ещё осталась, но японские папиросы завсегда скуснее, потому что «чуджие». Пожонглировав трофейной гранатой, я чисто случайно уронил её на стол с громким криком. – Бах!!!

Эффект превзошёл все ожидания, оперок громко обделался, так что забираю гранату и первым выхожу из подвала, полной грудью вдохнув воздух свободы. Тяжёлую, обитую железом дверь, мы запираем на щеколду, вставив в проушину ствол затрофеенного револьвера. Будут пытаться открыть дверь, сломают или погнут, но таким петухам и сломанного ствола за глаза.

– Ты где потерялся, товарищ старший сержант? – начинает возмущаться Васин, когда мы с Тихим вошли в дом.

– Так мы эта, шпионов немецких споймали. – От неожиданности отвечаю я.

– Каких шпионов? Где они? Откуда взялись? – спрашивает подпол, стоящий рядом с Васиным. Как я понял – начальник особого отдела НКВД.

– Пособников фашистского диверсанта Гургенидзе. Товарищ подполковник. Мы их в подвале заперли. – Объясняю ему все расклады я.

– В каком подвале?

– Под этим домом.

– Наряд в ружьё! За мной! – первым выскакивает из помещения подпол, а вооружённые самозарядками дневальные следом.

Я же спокойно одеваюсь, вооружаюсь и выхожу на крыльцо. Вот теперь меня точно хрен кто возьмёт голыми руками, да и одетыми тоже.

– Вечно ты куда-нибудь вляпаешься, Доможиров. На секунду тебя одного оставить нельзя. Скажи спасибо ефрейтору, кивает он на Андрюху. Это он подсказал, куда тебя повели, да и помочь вызвался. – Отсчитывает меня Васин.

– Спасибо! – киваю своему недавнему провожатому.

– Чего они от тебя хотели? – продолжает расспросы полковник.

– А хрен их знает? Приволокли мешок Гургенидзе с кирпичами. Спрашивали, где ещё взять. Печку наверное класть собрались. – Развожу я руками, давая понять, что разговор не для посторонних ушей.

– Ладно, пойду с местным руководством объясняться. Старшина, присмотри за ним, а то ещё что-нибудь учудит.

– Есть, присмотреть. – Отвечает Иваныч.

– Закурим трофейных. – Угощаю я сообщников. – Пока начальники все проблемы утрясают.

– Это можно. – Сминает гильзу папиросы Андрюха. – А ловко ты этого выпердыша уделал. Научишь?

– Научу, при случае. А тебе не влетит, от своих, ну, то что ты против них был? – спрашиваю я.

– Да какие они мне свои! Крысы тыловые, да шерсть кислая. – Сплёвывает он. – А эта троица вообще заплечных дел мастера. Опер ещё та сука, и эти двое вечно при нём.

– А как фамилия опера? – на всякий случай спрашиваю я.

– Гургенидзе. – Расставляет все точки над «е» Андрюха. И получается…

– Ёпть! – осеняет меня. Так вот она крыша нашего Гургена. – Пойдёшь ко мне в отделение, разведка? – решаю я вопрос с кадрами.

– Пойду, если отпустят. Я же уже не один рапорт о переводе писал. Не подписывает начальник. А на какую должность? – интересуется он.

– Станешь самым старшим разведчиком. Будем языков брать и немцу угольков за шиворот подкидывать.

– Тогда тем паче согласен.

Андрюху-автоматчика я выцыганил у начальника особого отдела взамен на то, что не буду придавать это вонючее дело огласке и обращаться с жалобой в военную прокуратуру. Тем более подпол пообещал мне разобраться с этой троицей, и наказать их своей властью, сжимая и разжимая пудовые кулаки. Я почему-то поверил. А заодно познакомился с самым грозным человеком в дивизии.

– Сержант, у меня от тебя потерь в отделе больше, чем от немцев за два месяца. Так что убирайся к себе в артиллерию, но если возникнут проблемы, обращайся. – Пожал мне на прощание руку главный «молчун».

– Зато от «пятой колонны» избавитесь, товарищ подполковник, и некому вам будет нож в спину всадить.

– Эх, твои бы слова, да богу в уши, сержант. – Вздохнув, ответил он и пошёл разбираться с подчинёнными.

Полковник Васин остался, поприсутствовать на допросах подозреваемых. А мы выехали в расположение дивизиона только через час, утряся все проблемы с переводом в штабе дивизии и артполка. Ну и попутно решив кое-какие вопросы. Мы, это я, Андрюха, Иваныч и лейтенант Тихий, отчалили на обычной полуторке и через полчаса были на месте. Я бы пешком быстрее дошёл, вместо того, чтобы выпихивать этот агрегат из очередной колдоёбины на раскисшей дороге. Так что долетели мы с шиком. И пока Андрюха вставал на все виды довольствия, я отдал лейтенанту анодные батареи от радиостанции.

– А маркировка-то немецкая. – Внимательно рассмотрев мой трофей, обрадовался Тихий находке, одновременно озадачив меня. – А рации нигде не находил? – поинтересовался он у меня.

– Ни рации, ни радиста я не находил. А вы ищите. Гургенидзе расспросите, где он всё это взял. Но мыло я вам не отдам, нам самим мало. – Вынимаю я из сидора батареи и отдаю лейтенанту. А он перекладывает их в свой вещмешок.

– Больше ничего не было? – на всякий случай переспрашивает лейтенант.

– Вот ещё, записная книжка Гургенидзе. Но там какая-то тарабарщина на грузинском. Я ничерта не понял, а вам может быть пригодится. – Отдаю я улику.

– Ещё бы. – Обрадовался Тихий. – В общем, где тебя искать, мы знаем. Если вдруг ещё что-нибудь накопаешь, свяжешься с нами через особый отдел дивизии. Хотя, это долго. – Задумался он. – Но придумаем что-нибудь. До встречи! – Прощается лейтенант и уходит, забрав ценный груз…

Глава 7

Блиндаж разведчиков.

Только с нормальной крышей, типа такой.

Первая неделя на фронте пролетела для меня очень быстро. События наслаивались друг на друга, превращаясь в череду неотложных дел. И это в обороне. А что будет во время наступления? Немецкого наступления. А будет полный писец и кирдык. Дивизия хоть и оставалась на прежнем месте дислокации, но в связи с тем, что она перешла в подчинение другой армии, да ещё оказалась на её правом фланге, стрелковым полкам пришлось корректировать свои оборонительные порядки. Поменял своё месторасположение и наш дивизион, некоторые батареи сменили огневые позиции, штаб дивизиона переехал в деревню Дмитро-Даровка, а в Варваровку перебрался штаб артполка. Всё бы ничего, вот только места в частично разрушенной деревне было мало. Хотя места-то как раз и хватало, жить было негде. Мало того, что в населённом пункте расположился штаб 1143-го стрелкового полка со всеми службами и спецподразделениями, так ещё там находилось две наших артиллерийских батареи и штаб дивизиона с хозяйственными подразделениями. Да ещё подошедший с передовой третий стрелковый батальон принялся оборудовать узел сопротивления как в деревне, так и в её окрестностях.

Перебедовав в каких-то развалинах «часовни» одну ночь, перебираемся на старый НП, где и отабориваемся, построив уютный блиндаж в километре от Дмитро-Даровки. Блиндаж мы выкопали на склоне балки, оборудовав в нём пулемётную амбразуру, на всякий случай. Бойцы хоть и возмущались, таская на горбу тяжёлые брёвна и доски, зато когда немцы обстреляли деревню из дальнобойной артиллерии, оценили всю прелесть укрытия, в районе которого не разорвалось ни одного снаряда. А так ничего интересного, можно сказать не произошло. Тем более наступила долгожданная распутица, и все дороги окончательно развезло, превратив их в направления или в грязевые реки. Так что снаряды приходится экономить, все силы людского и конского состава направлены на доставку продуктов и фуража с армейских складов. Причём доставляют не на повозках, а на вьюках. Повозки стоят на приколе, вся остальная колёсная техника тоже. А вот немцы снаряды не экономят, стреляют как раньше. Видать у них там везде асфальт или железная дорога к каждой пушке проложена.

В отделении я произвёл перестановки, назначив на вышестоящие должности, знающих и толковых, а не высоких и хитрожопых бойцов. И теперь у меня: старший разведчик – ефрейтор Андрей Евдокимов, он же и мой заместитель в случае чего, в пару к нему я поставил Наливайко, простым наблюдателем а не старшим, как раньше; вторая пара разведчик-наблюдатель старший – красноармеец Чеботарь; напарником у него Удальцов; третья пара состоит из нацменов, вот только старшим – красноармеец Ростов, а простым наблюдателем ефрейтор Джафаров, ну кто ему доктор, если он самым тупым оказался. Таблицу умножения не знает, писать не умеет, да и русский язык только в армии выучил. Баранова я оставил при себе, вычислителем, художником-оформителем, наблюдателем и связным. Чтобы более старшие товарищи им не помыкали и не командовали. Мне можно. Я самый главный начальник. А то взяли моду, чуть что, так сразу Баранов. Сходи, принеси, подай. Так что лафа отошла, слуги кончились, так как у нищих их нет. И за хавчиком с двумя термосами и вещмешком ходит ефрейтор Джафаров, а если его нет, то Наливайко. Так как я заметил одну интересную особенность, которая заключалась в том, что ефрейтору больше других накладывали в термос каши, а Наливайко больше наливали. Зато когда за едой ходил Баранов, его постоянно обделяли. Видимо мощная фигура Джафарова вызывала у повара уважение (боится – значит уважает), а хитрый хохол как-то договаривался с земляками. Так что народ не возмущался, почувствовав разницу на своём брюхе. И даже когда дивизия перешла на двухразовое питание (утром и вечером), удавалось обеспечить приварок за счёт обменного фонда (мыла и махорки). Суточные нормы питания всё равно старались поддерживать, хотя и без разнообразия. Ничего. Скоро зелень начнёт расти: щавель, лук, одуванчики, крапива, грибы-ягоды. Так что будет витаминный приварок, суп из лебеды и крапивы, ну и вино из одуванчиков. Дороги просохнут. Немцы пойдут в наступление, вот и нахлебаемся досыта.

Вечером 14-го меня вызвали в штаб дивизиона и озадачили проведением разведки, целью которой являлось выявление огневых точек противника и захват контрольного пленного. Причём разведку требовали провести в ночь с 14-го на 15-е, не дав даже времени на подготовку. А так как разведгруппы действовали по всей полосе обороны дивизии, то нам выпало работать на левом фланге. Я как раз собирался этой ночью понаблюдать за противником, но раз пошла такая пьянка, пришлось совмещать. Но грёбаный экибастоз, почему всё так секретно и неожиданно. Ведь такие серьёзные дела, как захват контрольного пленного с кондачка не решаются. Взял и сходил за «языком». Купил, украл или сменял на что-нибудь. Нужно как минимум день, чтобы подготовиться. Наметить объект, пути подхода, отхода, договориться о взаимодействии с группой прикрытия. Организовать эту группу, если её нет. Да и ещё кучу важных вопросов решить. Но как обычно, качество подготовки решили заменить количеством разведгрупп. Озадачив все разведподразделения дивизии. Да ещё потребовав от каждого комбата, чтобы они тоже снарядили группу в разведку.

– Ну, что, Андрюха, вот и пробил наш час. Велено языка захватить, так что экипируйтесь и дуйте на передок. Тропинку к немцу в тыл мы с тобой присмотрели, вот сегодня её и протопчем. Поэтому оглядись там в округе, вдруг немцы чего намудрили. Баранова с собой забирай, он молодой, приметливый, глядишь, и заметит чего, да и связным при тебе будет. Чеботаря на хозяйство отправишь, нечего там на НП такой толпой делать. А я на батарею, к пушкарям. Взаимодействие налаживать.

– Есть осмотреться. – Отвечает ефрейтор и начинает распоряжаться.

А я снова бегу в Дмитро-Даровку, где на юго-восточной окраине расположилась четвёртая батарея. Можно было, не мучая ноги, сходить туда прямо из штаба. Но светлого времени для наблюдения оставалось в обрез, а договориться и по темноте можно.

– Здравия желаю, товарищ лейтенант! Командир отделения дивизионной разведки – старший сержант Доможиров. – Представляюсь я знакомому командиру 4-й батареи, которого иногда видел в штабе дивизиона.

– Здорова разведка. Звонили насчёт тебя. Разрешили использовать десять огурцов для поддержки.

– Десять снарядов? Да это просто аттракцион неслыханной щедрости. Откуда такая роскошь? Кого я за это в маковку расцеловать должен? – Тут же начинаю ёрничать я.

– Так мало снарядов. С подвозом проблемы. А если фашисты в наступление перейдут, чем я буду батальоны поддерживать? – начал оправдываться комбатр.

– Не беспокойтесь, товарищ лейтенант. Если немцы перейдут в наступление, то они от вашей батареи мокрого места не оставят. Так что нечем будет стрелять и не из чего. – Успокаиваю я командира. – Разрешите связаться со штабом дивизиона, я договорюсь.

– Соедини со штабом, Круглов. – Приказывает он телефонисту.

– Лютик на проводе. – Протягивает мне трубку связист.

– Товарищ Лютик, Доможиров у аппарата. – На всякий случай называюсь я, не замудряясь с кодовыми таблицами. Хотя таких придурков как я в дивизионе по пальцам одной руки перечесть, так что должны узнать. – Вы разрешили использовать для поддержки всего 10 огурцов, но этого мало.

– Почему десять, двадцать. – Отвечает мне трубка голосом начальника штаба.

– Тогда можете сразу отчитаться о провале задания, при такой неслыханной щедрости… – продолжаю наезжать я.

– Хорошо, тридцать, и ни копейкой больше. – Неожиданно быстро сдаётся наш главбух. – Передай трубку четырнадцатому.

– Вас, товарищ лейтенант. – Выполняю я указание.

– Слушаюсь, товарищ двенадцатый. – Заканчивает разговор комбат.

– На передовом наблюдательном пункте у меня командир взвода управления ночью будет сидеть. Так что иди с ним договаривайся, сержант. Младший лейтенант Корбут, в общем найдёшь.

– А он где сейчас?

– На ПНП, где ещё ему быть.

– Предупредите, я через полчаса буду, осмотримся, пока шарик за горку не закатился. – Киваю на телефон я, прикидывая маршрут следующего марш-броска.

– Вот настырный какой. Ладно. Предупрежу. Телефон всё равно на батарее, так что беги, может ещё посветлу и успеешь.

«Беги, Форрест, беги!» Вот и бегу. А что делать? Тупорылость руководства приходится как-то компенсировать. Хотя бы расторопностью исполнения бестолковых приказов. Днём же не видно, где немцы засели. Обязательно нужно ночью проверить, а вдруг там никого нет. Или наоборот, сидит в окопе одинокий ганс, наигрывает на дудочке мелодию по тихой грусти и ждёт, когда его русский Ваня захватит в плен. Или не совсем русский, и даже не Ваня, а какой-нибудь Фрунзик, Гиви или Тракторбек. Но приказ – есть приказ, и его необходимо выполнять. Хочешь ты этого или нет. Сначала выполни, а потом можешь обжаловать. Да и хлопцев нужно как-то натаскивать. Мы всё-таки разведка, а не просто погулять вышли. А то, что артиллерийская, которая должна в основном наблюдать и засекать огневые точки противника, так это тут походу никого не волнует, если разведчик – должен разведывать всеми возможными способами. А не хочешь брать «языка» или контрольного пленного, пойдёшь в разведку боем. Вскрывать систему огня противника.

С младшим лейтенантом Корбутом мы договорились быстрее, чем с командиром батареи. Парень молодой, недавно после артиллерийского училища. Он даже проверил пристрелку реперов по моей просьбе. А то дождь зарядил в аккурат после заката солнца, а пристреливались при солнечной погоде. Но он же меня и огорошил, сказав, что только 10 выстрелов будут с осколочно-фугасными гранатами, остальные двадцать – шрапнель.

– Так нас же самих этой шрапнелью накроет, случись что при отходе, товарищ лейтенант. – Опускаю я приставку «младший», повышая командира в звании.

– Положу разрывы дальше от репера. Тем более работать будет не вся батарея, а только один огневой взвод, а это всего два орудия.

– При таком количестве выстрелов число стволов роли почти не играет. – Вслух размышляю я, на ходу корректируя планы. – Тогда делаем так. Как только мы выйдем на исходную, я запускаю в сторону цели осветительную ракету, и вы работаете по дзоту всеми десятью фугасными снарядами. Когда сделаем дело и отскочим на безопасное расстояние, пущу в зенит красную, прямо над своей головой. Так что сориентируетесь, где заградительный поставить. Ежели удастся провернуть дело без шума и пыли, то и стрелять больше не придётся. Расклад понятен, товарищ лейтенант? Вот где бы ещё ракетницу достать? Но это мои проблемы, найду где-нибудь.

– Куда уж ясней. – Отвечает мамлей. – А ракетницу вот, возьмите, товарищ старший сержант. – Достаёт он из ниши окопа и протягивает мне кобуру с сигнальным пистолетом. – Пара осветительных и несколько сигнальных ракет там завалялась.

– Благодарю, от души. А ежели потеряю или… – Не договариваю я.

– Не твоя проблема… – Делает он паузу немного замявшись.

– Николай. – Первым протягиваю я руку.

– Алексей. – Ответно представляется он. – В общем, не твоя проблема, Николай. Отпишусь как-нибудь.

– Мы начнём выдвигаться к объекту в полночь. Будем на месте примерно через пару часов, плюс минус. Время «Ч» – два часа ночи. Сверим часы? – смотрю я на свой трофейный хронометр.

– Нечего мне сверять. – Снова удивляет меня командир взвода управления.

– Тогда держи, Алексей. – Снимаю с руки и отдаю ему свои часы. – Когда вернёмся, махнём обратно. – Похлопав по кобуре с ракетницей, предупреждаю его. – Но я ещё заскочу перед выходом. Вдруг что изменится, так что не прощаюсь.

Мелодия по тихой грусти: https://youtu.be/8Tg9O_R5WHs