Текст книги "В дивизионе (СИ)"

Автор книги: Алексей Дягилев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Глава 9

– Вот это поворот. – Подумал я про себя. Видимо кто-то слишком много знал. А чтобы диверс навсегда заткнулся, ему и пощекотали печёнку. Тот и заткнулся, удивлённо уставившись на лейтенанта. Потом правда заверещал, завалившись набок.

– Закурить есть, сержант? – Поднимается на ноги Тихий, отходя от живого ещё трупа.

– Так вы же вроде не курите, товарищ лейтенант? – достав из камана, протягиваю я ему раскрытый портсигар.

– Закуришь тут с вами… – Смяв гильзу, прикусывает он папиросу.

– А с вами? – зажигаю я спичку, поднося огонёк лейтенанту.

– Старшина, машину проверь, уезжать надо отсюда. – Пропускает он мимо ушей мой намёк.

– Есть, проверить машину. – Отозвался Иваныч, прекратив досматривать трупы.

– А что, разве милицию ждать не будем? Следственные мероприятия, и тому подобное проводить? – задаю я осторожный вопрос лейтенанту.

– Провели уже. Рапорт напишу, вы все подпишете.

– Понятно. С пленным что делать? – киваю я на корчащееся на снегу тело.

– Не было пленных. Все диверсанты уничтожены в ходе преследования и боя, тем более конвенция на них не распространяется.

– А этот самоубился. Или несчастный случай? Случайно на свой кинжал напоролся.

– Фанатик эсэсовский, что с него взять. – Заканчивает разговор лейтенант, выбросив недокуренную папиросу.

В результате всех подготовительных мероприятий, выехать мы смогли только через полчаса. Пока заводили машины, затем выталкивали их на дорогу и разворачивали в нужном направлении, грузили жмуров… А когда я понял, почему у Данилы в машине внезапно кончился бензин, у меня волосы дыбом встали, так что пришлось ещё и его полуторку на буксир брать. Горючее кончилось не просто так, вытекло через дырку, пробитую пулей в бензобаке. Нам с Данилой немножечко повезло, если бы бак, чуть ли не лежащий у нас на коленях, рванул, мы бы согрелись, а так, даже лёгким испугом не успели обделаться, не до того было. Зато впредь меня в кабину этих колымаг и калачом не заманишь, только в кузов.

До Шумани добрались без происшествий. Полуторку с трупами диверсантов оставили возле местного «полицейского участка», ну и с ментами уже лейтенант порешал все вопросы. Даниле выдали справку с печатью за подписью лейтенанта Тихого о том, что он участвовал в уничтожении группы диверсантов, которые обстреляли его машину. И теперь любому хорьку должно быть понятно, что это не сам водила испортил машину с целью саботажа или умысла на теракт, а вооружённые преступники.

Попрощавшись с задумчивым Данилой, едем дальше – «собирать камни». Первая остановка у тела шофёра, которому не повезло, так что забираем его, разворачиваемся и движемся уже в объезд села Шумань по извилистому просёлку на Заокское. А тут нам повезло, что попался «газон» с двумя ведущими задними мостами, а не простая «полуторка». Дорожка была так себе, проходимая в основном для гужевого транспорта, с перемётами в низких местах, проталинами и кашей из слежавшегося снега и льда. Ничего, проехали, даже толкать не пришлось. Зато когда начнётся паводок, тут плавать придётся, поведал мне один из «бывалых». В селе мы нашли и собрали всю группу. Старательные мужики забрали из леса и доставили в слободу оба трупа, как своего двухсотого, так и парашютиста. Поэтому грузим и едем на базу, тем же кружным путём через село Шумань и город Рязань. В Слободке оставили только раненого, которого прооперировали в местной «больничке» и он ещё отходил от наркоза. А то на базе только небольшой изолятор, и тот занят. Покусанный Милкой начкар там лежит, «балдеет», в оборотня в погонах превращается.

Про историю села Заокское, которое переименовали совсем недавно, также рассказал мне вохровец из местных. Оказывается до революции, да и после, этот населённый пункт в Солотчинском районе назывался совсем по другому – Рыкова Слобода. Но так как там же имеется и деревня Рыково, то село Рыкова Слобода в отличие от нее называлось просто Слободою. А когда партийного деятеля А. И. Рыкова признали «врагом народа» и расстреляли в 1938 году, «возмущённые» местные жители и предложили поменять название, так как оно напоминало народу – врага партии, и сельчане не желали, чтобы населенный пункт носил это имя. И сейчас официальное название – Заокское дано населенному пункту по месту расположения, так как село находится за Окой. Ну а местные жители именуют его Слободкой.

К себе на базу мы прибыли, когда окончательно рассвело, на затрофеенном нами грузовике. Ехать пришлось по соседству с тремя убитыми, лежащими в кузове. Но тут уж некуда не деваться. Своего бойца – красноармейца Семёнова нужно было по братски предать земле. Водитель «мускулистой полуторки», она же Газ-ААА, был одет в военную форму, так что нужно было установить его личность, и узнать, почему он оказался на дороге в ночное время. А дохлый диверс являлся живым доказательством того, что мы в лес не просто за грибами ходили, а ещё и воевали. Вот только заехать на территорию не получилось. Не потому что блокпост, а потому что воронка от бомбы практически на его месте. Немецкий бомбардировщик чутка промахнулся по базе, зато точно накрыл пост на въезде. Мост только чудом уцелел. Одна бомба рванула в реке, вторая на подъездной дороге, две другие уже дальше в зелёнке. Судя по воронке как минимум четверть тонны. Так что, остановившись неподалёку, дальше идём пешком в колонну по одному. Если через блокпост на подъезде мы прошли беспрепятственно, то ворота на территорию базы были закрыты, а по мосту через ручей лениво прохаживался часовой с винтовкой на плече.

– Стой! Кто идёт? – взяв винтовку наперевес, направил он в нашу сторону ствол с примкнутым штыком.

– Разведгруппа возвращается с задания. – Ответил наш лейтенант, не вдаваясь в подробности.

– Пароль⁉

– Тула. Отзыв?

– Пароль вчерашний. Сегодня другой. Так что стой! Стрелять буду. – Передёргивает затвор караульщик. Выбрасыватель сработал чётко, выкинув из ствола один патрон и дослав другой.

– Стою. – Не стал дёргаться лейтенант на человека с ружьём. – Вызови начальника караула.

– До особого распоряжения велено никого не пускать, так что отойдите подальше от охраняемого объекта. – Машет стволом винтовки часовой.

– Ты что, не узнаёшь меня, Саид? Тож я, Потап! – вступает в переговоры один из нашей группы.

– Узнаю. Но откуда мне знать, что ты не диверсанта? Так что идите отсюда. Начальника караула придёт, с ним и разбирайтесь. – Снова размахивает штыком тучный вохровец.

– А скоро начальника придёт? – не удержавшись, спрашиваю я.

– Не знаю. Я только недавно на пост заступил. – Со вздохом отвечает Саид.

– И то правда, товарищ лейтенант государственной безопасности, – подмигиваю я Тихому. – Может отойдём пока, перекусим? А то обед скоро, а мы даже не завтракали. – Снимаю я с плеча свой вещмешок и отхожу на обочину.

– Вольно. Разойдись. Можно покурить и оправиться. – Подаёт запоздалую команду лейтенант, так как народ потянулся за мной.

– Мужики, есть у кого нож? – достав из сидора банку с тушняком, подкидываю её на руке.

– Держи. – Подаёт мне штык-нож от СВТ, назвавшийся Потапом, боец.

– Не побрезгуйте, товарищ лейтенант. – Распечатав банку, втыкаю я в неё «ковырялку» и протягиваю Тихому. В сидоре у меня лежал также и котелок с ложкой, но есть с ножа героичнее, да и не сожрут много.

– Пойдём с нами, Саид. – Постучав по почти пустой жестянке ножом, зову я, глотающего слюнки часового.

– Не положено! – отвечает он. – Да вы уж поди и сожрали всё? – всё-таки не теряет надежды он.

– А у меня ещё есть. Говяжья. – Выскребаю я остатки свиной тушёнки из банки, в которой остался только слой жира на самом дне.

От небольшой порции мяса аппетит у народа только разыгрался, поэтому дастархан организовали быстро, расстелив плащ-палатку прямо на вытоптанном снегу. У кого были с собой вещмешки, полезли в них. У кого не было, присоседились на халяву. Так что несколько кусков хлеба, небольшой шматок сала и луковица присоединились к двум консервным банкам, одной полной и второй почти пустой.

– А тущёнка точно говяжий? – спрашивает Саид, сделав несколько неуверенных шагов в нашу сторону.

– Точно. А эта, судя по запаху вообще из барашка. Иди, сам понюхай. – На голубом глазу отвечаю я и зову караульщика.

– А как же пост? – Пытается он соблюсти устав.

– Так ты же рядом. А за поворотом мы свой пост выставили, Семёнов там караулит. – Почти не вру я.

– Ну, если Семёнов караулит, тогда ладно. – Уговаривается Саид и, положив винтовку рядом с собой, присаживается «к столу», достав ложку из-за голенища сапога. Лейтенант аж хрюкнул от возмущения, но промолчал.

– Давно не ел? – сочувственно спрашиваю я у «Джамшута», который, выскребя остатки свиного жира из пустой банки, облизывал ложку. Во время трапезы никто ворон не считал, поэтому с импровизированного стола за несколько минут подмели всё, до последней крошки.

– Со вчерашнего дня. – Вытащив «леденец» изо рта, прячет он свою ложку в сапог.

– А что, завтрака не было?

– Так некому готовить.

– Почему?

– С ночи, всех кто жив остался, в караул загребли. А я повар.

– Пароль то хоть знаешь?

– Знаю. Рязань.

– Давно здесь работаешь?

– Месяц уже.

– Присягу-то принимал?

– Нет. Меня как только призвали, сразу на кухню определили.

– А русский язык откуда так хорошо знаешь?

– Давно здесь живу.

– А кто всем этим бардаком-то сейчас командует?

– Тот же кто и был – комендант.

– А с московским полковником что случилось?

– Так задержали его, до выяснения. Говорят, что это он нападение на нашу базу организовал. – Шёпотом продолжает Саид.

– Закуришь? – достав портсигар, спрашиваю у Саида.

– Нельзя на посту. – Вспоминает он обязанности часового, поднимаясь с корточек и забрасывая винтовку на плечо. – Разрешите идти, товарищ лейтенант госбезопасности? – отпрашивается он у Тихого.

– Идите, товарищ красноармеец. – Задумчиво отвечает лейтенант.

– Рахмат за угощение, товарищ сержант. – Благодарит он меня.

– Ас-салям алейкум. – Немного не в тему отвечаю я.

Хитрый бабай уходит, а за импровизированным столом с немытой посудой остаёмся только я, Иваныч и лейтенант. Все остальные за время нашего разговора рассосались и перекуривали неподалёку.

– Что делать будем, товарищ лейтенант? – спрашиваю я.

– Быстро собираемся и уходим. – Не задумываясь, отвечает Тихий. – В колонну по одному становись! – командует он бойцам. И мы сваливаем к машине.

Сгрузив всех убитых в теньке на обочине, заводим колымагу и, с трудом развернувшись на узкой подъездной дороге, едем в сторону города. Неожиданно из кустов прямо на дорогу выскакивает знакомая фигурка, и Иванычу приходится жать на все педали, чтобы её не задавить. Хорошо, что мы не успели разогнаться, а то бы точно переехали бестолковую. Зарёванную Светулю посадили в кабину, а Тихий перебрался к нам в кузов. В центре Рязани лейтенант со Светкой выходят, а мы едем дальше в непонятном направлении. Примерно через полчаса Иваныч останавливается в неприметном переулке и глушит мотор.

– К машине! – командует теперь он. – Разрешаю покурить и оправиться. – А то мы в дороге не накурились. Но раз приказали, поливаем ближайший забор и, отойдя в сторонку, закуриваем. Не все, а только страдающие от никотиновой зависимости. Я уже настрадался, так что пытаю Иваныча, насчёт их дальнейших планов. Так как на планы рядового состава начальству обычно плевать.

– Ну что, Иваныч, как там нащёт баньки, ты ж обещал? – захожу я издалека.

– А ты разве сегодня не напарился? – отвечает он.

– Напарился. Но хотелось бы и помыться, да соточку накатить под хорошую закусь, ну и поговорить апосля. – Делаю я тонкий намёк.

– Подмогни-ка, сержант, – открывает он левую створку капота, делая вид, что проверяет мотор. – Спрашивай, только быстро, – вполголоса говорит он, когда я подошёл ближе.

– Дальше, что делать будем? – пристраиваюсь я рядом.

– Лейтенант придёт, у него и спросишь.

– Со Светкой что случилось?

– Полковник её в подполе спрятал, когда его арестовывать пришли, а потом она через пролом в заборе и выскользнула, в лесу пряталась, нас ждала.

– Что вообще происходит?

– Не знаю. Местные что-то задумали.

– Мне-то пофиг. Народ волнуется. Успокоить вохровцев надо, а то как бы не забузили.

– Лейтенант с Москвой связываться пошёл. Так что сидим, ждём инструкций. А людей успокой, ты же парень не глупый. Соври что-нибудь.

– Ладно. Попробую.

– А я тебе то и говорю, что аккумулятор совсем сдох. Иди-ка, крутни ручкой. – Снова повышает голос Иваныч.

Делать нечего, ищу кривой стартер и иду заводить машину. Завёл. Правда не сразу. Видать водила что-то там нахимичил с зажиганием. Так что когда подходил к стоящим кругом бойцам, от меня шёл пар, зато согрелся.

– Ну что там, товарищ сержант, скоро поедем? – спрашивает меня разговорчивый Потап.

– Поедешь тут с ними, этими шоферюгами. – Ругаюсь я. – Старшина намедни обещал меня в баньке попарить. Вот и попарил. – Вытираю я испарину, выступившую на лбу.

– А всё-таки, когда мы на остров вернёмся? – отсмеявшись вместе со всеми, не отстаёт он.

– Ты же видел, не пускают на остров. Учения у них. Всё в бдительность наиграться не могут. Обдристанцы хреновы, в рот им компот, кило печенья. Хочешь, иди. Но когда твою тушку свинцом нафаршируют, потом не жалуйся, что тебя не предупреждали.

Тихий вернулся один, примерно через час. Скорее всего спрятав Светулю на конспиративной квартире. Она всё-таки ценный свидетель в случае чего, и класть все яйца в одну корзину лейтенант не хотел. В версию, про бритвой по горлу и в колодец, не хотелось думать уже мне. Хотя убитый диверс и намекал на подобный исход но…

– По местам! – командует лейтенант, подойдя ближе. Так что подаю пример и первым лезу в кузов, все остальные за мной. Снова куда-то едем, а после остановки новая команда.

– К машине!

Строимся возле борта и ждём дальнейших указаний. Никаких громких речей лейтенант Тихий не произносит, а поблагодарив за службу, отправляет всех вохровцев в расположение городского НКВД пешком, назначив старшим разговорчивого Потапа. А вот наша команда отчаливает на колёсах. Далее мы прячем почти всё оружие и снаряжение диверсов и не только их, на каком-то заброшенном, разбомбленном складе. Почти всё потому, что я вдумчиво пошарил в трофеях, отжав себе пару коротких стволов, с боекомплектом и кобурами, прибрав это в свой вещмешок. И наконец приезжаем на конспиративную квартиру, оставив грузовик в двух кварталах от неприметного дома.

Светуля встречает нас в коридоре квартиры, двухэтажного барака, чем-то напуганная и возбуждённая. Время видимо ещё есть, поэтому удаётся немного поспать, а ближе к вечеру Тихий с Иванычем уходят «на дело», оставив меня на охране драгоценного тела. Вот хрен знает, что они тут за комбинации крутят, все такие таинственные и неразговорчивые, но сдаётся мне, что добром это всё не кончится. И конец уже близко. А вот чей. Так что проверяю и заряжаю всё оружие, которое удалось пронести в квартиру, не привлекая внимания. Вот только создаётся у меня впечатление, что я кое-что упустил, так что незаметно выглядываю в окно и замечаю топтуна во дворе. Дёргаться уже поздно, все два окна выходят во двор, а на деревянной лестнице раздаётся топот шагов и лязг затворов, ну вот и настал мой последний и решительный…

Глава 10

Отступаю по коридору в дальнюю комнату или зал, взводя по очереди затворы пистолетов. Один «вальтер» в левом кармане, второй в руке, так что десяток наверняка уложу, если меня не закидают гранатами. Дверной проём расположен удобно, за ним я и укрываюсь, направив на входную дверь правую руку с оружием. Я ожидал, что позвонят и противный голос начнёт орать – «Откройте, вы нас заливаете!». Но нет, решительный и громкий стук в дверь, взвожу курок и… На голову мне обрушивается потолок, яркая вспышка в мозгу, и я проваливаюсь в темноту, услышав сквозь затухающее сознание громкий выстрел…

Не знаю, сколько я провалялся, но в сознание начинаю приходить медленно, причём не понимая, где я нахожусь. Сначала почувствовал запах. Затем ощутил твёрдую поверхность, на которой лежал, ну и слух стал постепенно возвращаться ко мне. От оружия меня избавили. Во всяком случае ни в руке, ни в кармане шароварных штанов ничего не было. Хотя руки и не связаны, что уже в плюс. Ноги тоже свободны. Зато состояние-нестояния ощущается даже лёжа, так как голова в области затылка и темени сильно болит. Лежу я, судя по запаху, в комнате. В кухне по другому воняет. Стараюсь не показать, что очнулся, весь обратившись в слух, буквально нутром ощущая, что в помещении кто-то есть.

– Вставай уже. Я же вижу, что ты очнулся. Веки задёргались. – Слышу я чей-то знакомый голос, но никак не могу вспомнить, откуда я его знаю.

С трудом разлепляю глаза, а так как лежал я на боку, то первое, что увидел, это сапоги, стоящие в двух метрах от моей головы. Стояли они не одни, а как в анекдоте про магазинного вора – Чебурашку, в них кто-то был. (– Ген, сапоги берём? Берём. А в них мусор. Так вытряхни. Как же я его вытряхну, если он меня за уши держит?) Вот и эти прохоря были на ком-то надеты, и этот кто-то сидел на стуле возле окна. Помогать он мне не спешил, но и не мешал, так что всё сам. Отталкиваюсь руками от пола и, привалившись спиной к кожаному дивану, утверждаюсь на пятой точке. И когда комната перестала крутиться вокруг меня, аккуратно ощупываю шишку на темени и разглядываю собеседника.

– Саид? А ты как здесь оказался? – слегка удивляюсь я.

– Стреляли. – Невозмутимо отвечает он. – Только я не Саид. Оперуполномоченный Саидов. – Представляется он.

– Помощник командира взвода – сержант Доможиров. – Представляюсь в ответ я, упомянув должность и звание. – Извиняюсь, но встать пока не могу, а то тут сильно штормит.

– Да ладно. Сиди уж. И расскажи мне, что тут произошло. – Разрешает Саид.

– Я бы рад рассказать. Вот только после того, как мне на голову упал потолок, я на минуточку потерял сознание, а когда очнулся, увидал повара Саида, который представился оперупалнамоченным. – С паузами произношу я предполагаемую должность бабая. – А докУменты не предъявил.

– Ну смотри. – Привычным жестом вытаскивает он из кармана своё удостоверение и в раскрытом виде показывает мне.

Сличаю фотографию с оригиналом, фамилию с именем, а печать… А вот печать сличать не с чем, но она подтверждает, что документ настоящий, а не какая-то липа. Хотя в этом меня больше убедил привычный жест, ну и номер удостоверения я запомнил на всякий пожарный.

– Теперь будешь говорить? – спрашивает Саидов.

– Буду. А про что?

– Начни с самого начала.

– Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова; Иаков родил Иуду и братьев его; Иуда родил Фареса и Зару от Фамари: Фарес родил Есрома; Есром родил Арама; Арам родил Аминадава; Аминадав родил… – Начинаю я с самого начала талмудить Евангелие от Матфея наблюдая за реакцией правоверного мусульманина, который с удовольствием уплетал свинину. Дальше я сам не помнил, поэтому сделал театральную паузу.

– Продолжай, что ты остановился? Очень всё это занимательно и интересно. – Зевнув, подначивает меня невозмутимый Саид.

– Об этом можно было бы рассказывать бесконечно, – но что вас конкретно интересует, товарищ Саидов? – заканчиваю я балаган, видя, что опер на это не ведётся.

– Всё, начиная с нападения на «остров». – Определяет он рамки.

Так что рассказываю почти всё, как было, за исключением некоторых деталей и подробностей, пока меня не заставили всё это написать.

– … а потом мне на голову упал потолок, и дальше я ничего не помню. А ещё я хочу пить. – Решаю проверить, добрый это, или злой следак.

Саид ушёл за водой в кухню, а я кручу головой, осматривая помещение, насчёт всяких непонятностей. Хотя кто-то же меня саданул по башке, – а вот кто? Неужто Светка? За спиной у меня только она была. А спрятаться здесь постороннему абсолютно негде. Межкомнатная дверь, рядом с дверями сундук, напротив окно, под окном круглый стол и пара стульев, диван у стены, на который я опираюсь, у противоположной стены железная кровать с фигурными спинками, этажерка с книгами и торшер. Так что всё как у Штирлица. (Лампа горела, но света не давала. Штирлиц выключил лампу, но Света так и не дала.) Зато мне дала, разделочной деревянной доской по голове. В логике мне отказать трудно, так как эта доска с удобной ручкой валяется посреди комнаты. Хорошая бля такая, изо всего леса. Крепкая, даже не сломалась, а вот Рауш-наркоз получился славный. Про Рауш-наркоз я от нашего фельдшера ещё в армейке услыхал. Ходил он по части с лечебным резиновым молоточком и предлагал всех полечить. У неврологов ещё такой есть, с иголочкой на другом конце. Вот только у прапорщика Аброськина молоток был немного другого размера, плиточники с помощью такого тротуарную плитку кладут и уплотняют. Вот он им и предлагал успокоить особо буйных или полечить, когда дежурным по части заступал.

Сидор мой валяется под стулом, оба вальтера лежат на столе. Вот только дёргаться за ними нет смысла. Не факт, что они заряжены, да и Саидов не такой простодырый. Наверняка мою реакцию проверяет, оставив в помещении без присмотра. Но у меня если честно, дёргаться и желания не возникает. Особенно после предательства Светки. Так что пусть всё идёт своим чередом, достало это уже меня до печёнок. Скорей бы на фронт. А Светку видать нам специально подставили, причём местные же гебисты и разыграли спектакль. Значит переиграли они группу Васина, подставив своего агента. Получается три структуры из одного наркомата друг за дружкой следят, да ещё козни строят. А ещё и менты где-то играют в свою игру. Плюс немцы из абвера, а может и ещё кто. Вот это ебиться сердце перестало. Оно мне надо?

– Рахмат! – Напившись, отдаю я Саидову пустой стакан. – Что дальше делать будем?

– Сидим, ждём, когда остальные придут. Разговор у меня к ним. – Кивнув, отвечает опер.

– Светка из ваших? – Решаю я прояснить ситуацию, чтобы не лазить по сундукам и не искать потом скелеты в шкафу.

– Из наших. Но, она тебе жизнь можно сказать спасла. Ты ведь в «Варяга» решил поиграть. – Подтверждает мою догадку Саид.

– А это как? – включаю я высокого блондина в жёлтом ботинке.

– Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»… – Декламирует собеседник, продемонстрировав моё вооружение, лежащее на столе.

– Была такая мыслишка. Я же не знал, кто к нам в двери ломится. А вдруг опять диверсанты переодетые? Но зачем так грубо? Можно было и по человечески объяснить. Я бы понял. – Трогаю шишку на голове и непроизвольно морщусь.

– Это не ко мне. Тебе лучше знать. Чем ты так женщину обидел, что она тебя доской по голове приласкала, а могла и сковородой.

– Сковородой было бы звонче, но фатальней. – Перебираюсь я на диван, прислушиваясь к ощущениям.

Когда вернулись все остальные, в дальнейших переговорах я уже не участвовал. Мы с Иванычем пили на кухне чай, а Тихий с Саидовым, обменявшись славянскими шкафами, шептались о чём-то в комнате. После чего вернулись на базу в сопровождении небольшого отряда уже на двух полуторках. Обошлось без стрельбы, начальникам получилось договориться, полковник Васин вышел на свободу с чистой совестью. Ну а дальнейшей разработкой пойманных диверсантов и подозреваемых занималось уже местное управление НКВД. Полковник Васин мотался в город допрашивать подследственных, и возвращался к вечеру или поздно ночью. На базе только Милка осталась. Но с ней в основном Тихий работал, меня только раз допустили, когда она снова закапризничала и потребовала встречи со мной.

– Ну, здравствуй, мой ненаглядный. Вот мы и свиделись. – Снова начинает она свою игру, когда я зашёл к ней в ту же самую камеру, где мы в крайний раз виделись. – А обещал, что придёшь. Опять обманул бедную девушку.

– Здравствуй, дорогая. – Поддерживаю её игру я. – Извини, не смог. Как ты тут без меня? Снова бузишь.

– Плохо. Цирики совсем озверели. Курить не дают, на прогулку не водят, ночью не развлекают. Скучно. Лейтенантик твой дюже серьёзный, совсем не ведётся на мои прелести. Ну вот смотри. – Садится она на топчан. Задирает подол платья и поднимает голую, стройную и длинную как у балерины ногу. – Разве это не прелестно?

– Красиво. – Констатирую факт я и перехожу к делу, пока Милка ещё что-нибудь не показала. – Курить будешь?

– Буду. А то у меня не только уши, но и губы опухли и чешется везде. – Докладывает шпионка и, своебразно смяв гильзу, прикуривает, от зажжённой мной спички. Усевшись нога на ногу, но так и не оправив подол, демонстрируя полное отсутствие нижнего белья.

– Так может у тебя эта, – чесотка. – Демонстративно отодвигаюсь я от неё. – Мазью тебя мазать надо.

– От дурак! – заливисто смеётся она. – Да отодрать меня надо во все дырки, чтобы не чесалось. Вот тогда я буду доступная и разговорчивая, мягкая как воск и податливая. – Заглядывает она мне в глаза, делая тонкий намёк.

– Я не по этой части. Так что ничем помочь не могу. Ночью к цирикам обратись. Они с радостью согласятся. – Отмазываюсь я.

– Сдурел⁈ Западло с цириками, да ещё по своей воле. Вот если бы меня изнасиловали, впятером или всемером, тогда да… – Глубоко затягивается она, мечтательно прикрывая глаза. – Ладно, спрашивай, что хотел. – Откидывается она на топчане, выпуская кольцами дым.

Дальше я задаю наводящие вопросы, а Милка отвечает, увлечённо рисуя карикатуры и шаржи на листочке бумаги, лёжа на своей шконке. И хоть одета она в суконное платье до колен, но всё равно умудряется его задирать, и как бы невзначай демонстрировать все свои прелести. Зная, что она искоса подглядывает за мной, иногда оглядываю её оценивающим взглядом и продолжаю работать. Вот только слюни не пускаю, и это её ещё больше заводит. Мне же не до её хотелок. Мозг напряжённо работает. Пытаясь вспомнить всех предателей, вредителей и шпионов, которые нанесут вред стране как в ближайшем, так и в отдалённом будущем. Но ничего кроме Власова, Хрущёва, Горбачёва и членов его политбюро не вспоминалось, ну ещё Ельцин с его шайкой кукловодов. От напряжения даже голова заболела, поэтому решаю слегка отдохнуть.

– А ну-ка, покажи, что ты там изобразила? – забираю я у Милки листочек бумаги, изрисованный уже с двух сторон.

– Эй. Я ещё не дорисовала. – Начинает возмущаться она.

– Успеешь, дорисуешь ещё. – Рассматриваю я эти каракули.

Прикольно у неё получается, а ещё узнаваемо. Это Адольф с козлячьими рогами. Это Гиммлер в очках и с вампирскими клыками. Геббельс с длиннющим языком как у собаки. Кто-то толстомордый, высоколобый с пушком на голове и с небольшими закруглёнными рогами как у чёрта. Ещё какой-то вампир в очках с длинным носом. Остальных я не узнал. Видимо всё это были знакомые Милки. Но в основном все с рогами, либо с бородой, или с другими козлячьими или дьявольскими признаками.

– Ты хоть подпиши, кто из них кто. Или погремухи каждому дай звучные, чтоб весело было. – Сподвигаю я Милку на новый трудовой подвиг, чтобы она отвечала на вопросы не задумываясь, глядишь и ляпнет что лишнее, а не то, чего сама хочет или придумала. – А то некоторые могут неправильно понять и вместо студии Кукрыниксов отправят тебя в Солнечный Магадан.

– Это интересно. – Склоняется она над столиком, демонстрируя мне своё декольте. И начинает подписывать картинки.

– Сдуйся отсюда. Мне работать надо. – Направляю я Милку на её место, придав ускорение звонким шлепком, чтобы не шалила.

– Наконец-то приласкал. – Потирает она задницу, с ногами забирается на топчан и садится, свернув ноги калачиком, привычным движением задрав платье.

Ещё час работаю с ней вполне плодотворно, задавая как вопросы из списка, так и дополнительные. А когда все вопросы закончились, Милка не читая расписывается в протоколе. Я же проверяю, что она накукрыниксила, уже гораздо внимательней. А то и сама подставится, да ещё и нас под монастырь подведёт.

– Вот эту картинку исправь, чтобы очки были в роговой оправе, а не пенсне. – Присматриваюсь я к шаржу, напоминающему Лаврентия Палыча.

– А шо будет, если я не исправлю? – делает невинные наивные глаза шпионка.

– Ничего хорошего. С тобой тоже пошутят. Надуют как лягушку через соломинку и отпустят плавать в Северный Ледовитый океан. – Пугаю я Милку. Вняла, картинку исправила, и из Берии получился Власов. Убираю всё в папку и стучу в дверь камеры.

– Уже уходишь? – с какой-то грустью в глазах спрашивает Люська.

– Да. Прощай. Теперь больше уже не увидимся.

– Почему?

– На фронт скоро. Засиделся я тут в тылу.

– А ты разве не мусорок?

– Дура ты. И коза у тебя дура. – Оставляю я на столике початую пачку папирос, которую Милка жестом фокусника прячет в своё декольте, чмокает меня в щёку и отбегает в дальний угол камеры, когда в двери проворачивается ключ.

– Прощай, мусорок! – посылает она мне воздушный поцелуй и машет ручкой. То ли мне показалось, то ли в уголках её глаз заблестели слёзы.

Больше ничего интересного не происходило. Меня всё чаще привлекали к несению службы в карауле, как разводящим, так и на вышке. Народу катастрофически не хватало. Диверсы нанесли гарнизону базы серьёзные потери. И если днём ещё как-то обходились, то на ночь приходилось добавлять несколько дополнительных постов, вот и припахивали всех, кого можно. Полковник Васин с каждым днём мрачнел всё больше и больше, видимо дела шли не очень или снова начались тёрки между ведомствами. А в один прекрасный день, точнее ночь, и Милку у нас забрали, перевели в городскую тюрьму. По всей видимости окончательно отстранив группу Васина от этого дела. Я как раз стоял на посту у ворот, когда её уводили. Воронку на дороге так и не засыпали, так что попасть на остров в машине, было невозможно. Вся техника останавливалась за мостом, а дальше пешком. Вот Милку и проконвоировали мимо меня двое чекистов в сопровождении начкара. Обменялись мы с Люськой только взглядами и, подмигнув мне, она отвернулась. А я ещё долго пребывал в непонятках, то ли она так попрощалась, то ли на мушку меня взяла.

Зато через пару дней полковник Васин приехал сильно довольный, Иваныч тоже и началась раздача слонов, в основном мне. Во-первых, меня поздравили с присвоением очередного звания, теперь я старший сержант. Во-вторых, мне вручили боевые награды: медаль «За отвагу», и чего я никак не ожидал – орден «Красной звезды». Грех было не проставиться и не накрыть поляну, чтобы обмыть заслуженные награды. Картохи с тушёнкой и луком я нажарил, а Иваныч выставил на стол две бутылки водки. Так что посидели мы славно. Поговорили за жизнь, за службу, и за войну. Пришлось рассказать всем, за что мне достались эти награды. И заодно выяснилась судьба 33-й армии. Полковник Васин и рассказал, что армия вырвалась из немецкого окружения буквально на днях. А по большому секрету добавил, почему это произошло. Оказалось, что Сталину кто-то доложил о бедственном положении как армии, так и кавкорпуса Белова, в обход как штаба, так и командующего Западным фронтом. Вот хозяин и рассвирепел. Головы полетели, хоть и в переносном смысле. Жукова сняли, всем остальным сделали вливание с патефонными иголками. Наконец-то прекратив все бестолковые наступательные операции на московском направлении. В конце марта немцы уже окончательно оправились от зимних поражений и плевать хотели на потуги советских генералов.