Текст книги "В дивизионе (СИ)"

Автор книги: Алексей Дягилев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Глава 4

Пробежав двести метров мы очутились у подножия высоты 169,3 поэтому дальше идём пешком, ожидая, когда нас кто-нибудь да окликнет. Сегодняшний пароль я знаю, да и идём мы средь бела дня, тем более из своего тыла, так что махра не должна будет сильно напугаться и принять нас за немцев. Увидев кучку бойцов, лениво ковыряющих землю, идём к ним. Тем более я эту группу ещё из окопа приметил, вот и выбрал примерное направление, поднимаясь по косогору.

– Стой. Кто идёт? – раздался окрик человека с ружьём, который прятался немного в стороне от землекопов. Видать наблюдатель за воздухом и остальными достопримечательностями.

– Артиллерийская разведка. – Останавливаюсь я.

– Пароль?

– Мелитополь. Отзыв?

– Знаменка. Проходи. А вы куда? – Озадачивается часовой.

– Да нам бы командира этого опорного пункта найти. Не подскажешь, куда идти, браток?

– А вы к помкомвзвода нашему обратитесь, товарищ старший сержант. Вон он, с лопатой стоит. – Указал на нужного человека караульщик, и мы потопали дальше.

– Здравия желаю, товарищ сержант. – Опустил я приставку младший, хотя и увидал всего один треугольник на петлицах командира. – Старший сержант Доможиров – артиллерийская разведка.

– Младший сержант Скиба. – Представляется он в ответ. – И чего это разведка у нас потеряла? Стрелять будете?

– Нет. На немца хотим поглядеть. Линию переднего края уточнить. Да и взаимодействие бы наладить не помешало. Кто у вас здесь на высоте самый главный начальник?

– Комбат наш. Но его на высоте сейчас нет. Всё начальство в штабе полка. Только командир третьей роты на командном пункте остался. К нему обращайтесь. – Информирует меня Скиба.

– А как нам его найти? И где? Не заблудиться бы в ваших катакомбах. Чего хоть копаете? Клад ищете?

– Если бы клад, давно бы всё перерыли. Тыловой рубеж обороны оборудовать заставляют, с блиндажом и пулемётными площадками, а где точно не сказали, да и земля толком не отошла ещё. Лейтёха наш пошёл узнавать, да пропал. Вернётся, ругаться будет, что ничего не сделали. Да и хрен с ним. – Машет рукой сержант.

– Вы пока копайте здесь, здесь, а ещё вот здесь. А я пойду узнаю, где надо. Так что ли? – Рассказываю я армейскую байку.

– Типа того. – Ухмыльнулся сержант. – Но копать всё равно придётся.

– Видишь, ниже по склону площадка, – показываю я направление, – всего метров сто отсюда. – Там место ровное, но с ложбиной, сейчас вода в ней стоит, а зимой снег лежал. Ручей пропустите, вода уйдёт ниже по склону. Вот там котлован под блиндаж можно вырыть. Из пушек вас не достанут, гребень высоты прикроет, от миномётов в блиндаже укроетесь. А если хороший домик выстроите, то и до Нового года в нём просидите.

– Хорошо бы. А если не угадаем? – Чешет в затылке сержант.

– Закопаете всё обратно, да и делов. Но на всякий случай скажи, что полковник Васин распорядился.

– Какой полковник? Откуда?

– Из штаба дивизии. Или в дивизии полковников мало?

– Мало. Один всего. Комдив наш.

– Тогда майор.

– Майоров хватает, наверное.

– Вот и пускай этого майора поищут и спросят. Когда найдут поздно будет, и перекапывать ничего не придётся.

«Замок» выделил нам провожатого, так что ротного мы нашли без проблем. И хотя он слегка удивился, но схему ориентиров показал, да и на местности пояснил, где что находится. От гребня высоты (где располагался КНП) до немецких окопов в деревне Андреевка было около километра. Хотя гребень понятие растяжимое, так как местность заметно понижалась только на восток и на север, на юг и на запад она даже немного повышалась. Окоп нашего боевого охранения приближался к противнику на триста метров. Ближе немцы никого не пускали. Отгоняли пулемётным и миномётным огнём. Так что пока Баранов отмечал все ориентиры на карте, я разговорился с лейтенантом, выясняя, где проходит передний край обороны противника, и какие цели удалось обнаружить пехоте.

– А вы из какой разведки? Что-то я вас здесь ни разу не видел. – Интересуется ротный.

– Артиллерийская разведка второго дивизиона. Я новый командир отделения. И видеться мы теперь будем часто, так что привыкайте.

– И стрелять будете? – с надежной смотрит на меня лейтенант.

– Надеюсь. Хотя это не в моей компетенции. Разведаю и засеку цели, доложу по команде, а там уже командир дивизиона будет решать, какие из них подавить. Есть что на примете? Давайте определимся.

– Да нам немецкие пулемёты с миномётами житья не дают. Стреляют в основном из Андреевки, там у них ротный опорный пункт. Пулемёт почти в каждом доме, да и миномётов хватает. Пробовали мы ещё в марте это село захватить. Да где там. Народу в полку с гулькин нос осталось, а у немца и пушки, и танки, не считая пулемётов. Так что надорвались. Вот на этой высотке только и закрепись, да дорогу перехватили.

– А ваши миномёты куда подевались? В батальоне же целая батарея должна быть. – Спрашиваю я.

– Есть миномёты. Целых два. Как по новому штату положено. Но пулемёты у немцев в дзотах, да в подвалах домов. Так что не пляшут наши батальонные миномёты против таких укрытий, да и мины всё экономят на случай немецкой атаки, пристреливаются в основном. Тем более немецких миномётчиков достать не могут. Да и обнаружить тоже. У немцев высота наша как на ладони, а нам за домами не видно ни черта. Особенно вон тот дзот житья не даёт. Всю ночь поливает. Мы его даже отдельным ориентиром обозначили. У немцев там как раз боевое охранение. Днём главное молчат. А вот ночью ракету кинет и строчит как из швейной машинки.

Отметив с помощью ротного цели на карте, и рассмотрев их в натуре, делаю привязку по координатам и «по улитке», после чего передвигаемся дальше направо, где занимает оборону вторая стрелковая рота. Удалось мне также рассмотреть оборонительные позиции 3 стрелкового батальона 1143 полка, который обороняет западные скаты высоты 184,4 и восточную окраину деревушек Надеждовка 1-я и 2-я. Полк как раз находится на левом фланге дивизии, а глубину обороны создают как спецподразделения батальонов, так и полка. Второй стрелковый батальон занимает оборону в районе высоты 176,0 и Дмитро-Даровки. Подразделения только недавно приступили к созданию и оборудованию узлов обороны и опорных пунктов, и не факт, что их не придётся переоборудовать, так как дивизию буквально на днях передали а другую армию, а там свои полководцы и в головах у них свои тараканы. Так что мнения разных тараканов совпадут вряд ли. Хотя благодаря пополнению, численность стрелковых рот удалось довести до приемлемой, но всё равно маловато. Взводы стали насчитывать половину от штатной численности, и то хорошо. А насчёт глубокого зарывания в землю, как обычно – плачевно. Сплошных траншей нигде нет. Окоп на отделение или взвод, соединённый с другим ходом сообщения метровой глубины, и это в лучшем случае. Дзотов нет, блиндажей тоже. Ну не любят в Красной Армии окопы копать, хоть ты тресни. Тем более немцы делают вид, что не собираются наступать, а вот они уже оборудуют свои рубежи по всем правилам, зарываются в шарик по самую маковку и дерево-земляных огневых точек у них хватает.

Весь первый батальон мы к вечеру отработали, побывав на позициях первой и второй роты. В результате карта запестрела пометками, были составлены схемы целей и ориентиров, оставалось только составить таблицу огня и таблицу исчисленных установок для стрельбы. Но это пускай уже начштаба крутится и геодезистов с вычислителями напрягает. Их в дивизионе целый взвод, так что пускай нахерачивают, работают, а не просто куем груши околачивают. В первой роте сползали до позиций боевого охранения и пристреляли оружие по живым мишеням, а то немцы в селе совсем расслабились, ходили по улицам как у себя дома и наигрывали на губных гармошках. Карабин не подвёл, а винтарь когда-то пристреливали с надетым штыком, поэтому своего фрица Баранов только подранил, я же своего подстрелил насмерть, всадив в него три пули, чтобы наверняка. После чего пришлось прятаться на дне окопа, пережидая пулемётный и миномётный обстрел. Вот только наши усилия пропали втуне. Этот мудак – Наливайко тоже прятался на своём наблюдательном пункте, вместо того, чтобы засекать новые цели. Вот хрен ему, а не должность старшего наблюдателя, младшим походит. Завтра он будет огонь на себя вызывать, а мы огневые точки засекать. И мне пох, как он будет немцев нервировать, дразниться, факи показывать, стрелять, или боевой гопак спляшет, главное, чтобы их огневые точки себя проявили. А ещё и ночью нужно будет дежурство организовать. В темноте вспышки от выстрелов засекать самое то.

Когда небесные атланты закатили солнце за край Земли, возвращаемся в свою деревню. Топать километров шесть с лишним, так что желательно сменить место дислокации. Чтобы подальше от начальства и поближе к кухне, но второе вряд ли получится, так что хотя бы ближе к передовой. Вообще-то по штату артиллерийским разведчикам верховые лошади положены, но последнего коника какая-то сволочь застрелила, вот и приходится ноги маять. Жрать пока сильно не хочется, хотя ужин мы пропустили. Но утреннюю пайку я из старшины выбил, так что вечерком мы червячка заморили. Кипятком с нами пехота поделилась, а хлебушек с сахарком у нас свой был. А когда до места дойдём, ещё аппетит нагуляем. Кстати, завтра нужно будет со своим НП определиться. Чтобы и видно было всё, и пехота под ногами не путалась. А то когда по ним стреляют, и нам может достаться, поэтому у нас своя свадьба, а махра пускай маскируется лучше, и в землю зарывается глубже. Нам же для наблюдения небольшого окопчика хватит, где-нибудь с краю или на стыке полков.

Когда мы вернулись в расположение, меня ждал сюрпрайз. Оказалось не зря мы по передку ползали и дразнили немцев, играя со смертью в орлянку. Я прям как одним местом чувствовал, что надо подальше съе… Военная прокуратура долго чухалась, видать следачка там была не такая резвая как Катюха Климова, а может машина забуксовала. Зато особый отдел подсуетился и прислал своего опера верхом на кобыле. Он сначала опросил свидетелей, после послал за главным фигурантом, то есть за мной. На старом НП меня естественно не нашли, поэтому оперок, учуяв неладное, взял след, и как молодой бультерьер рванул по нему. След его привёл на высоту 169,3, но немцы как раз устроили свой концерт по моей заявке, и ему не повезло. Одна из выпущенных противником мин рванула неподалёку. Кобыла испугалась, а опер упал намоченный, укрываясь от осколков. Пока ловили и искали кобылу, сушили опера, приехал следак из военной прокуратуры и завёл дело. Опросил свидетелей, собрал характеристики и, забрав Гургена, увёз его в военный трибунал. Время военное, дел много, свидетели есть, так что всё ясно. Почти сухой опер по фамилии Гургенидзе, ещё покрутил жалом вокруг, хотел всех арестовать, но так как прискакал он один, без сопровождающих и конвоя, то убрался несолоно похлебавши. Видимо жрать захотел. Кто же его просто так-то накормит, он на довольствии при другой кухне.

Рассказывал нам всё это красноармеец Ростов, изображая в лицах события минувшего дня, пока мы неторопясь ужинали. Хоть мне и велено было явиться в штаб сразу же после прибытия, но ну их в баню, пускай поработают, а я жрать хочу. Непонятно, сколько меня в штабе продержат, и выпустят ли вообще, но заботиться обо мне явно никто не будет, если я сам о себе не позабочусь. Покурив после еды, забираю всё, что мы за день разведали, и иду в штаб.

Поздоровавшись со всеми присутствующими, заваливаю начальника штаба работой, и немного заторможенный Иван Капитонович не успевает даже рта раскрыть, так я его гружу своими вопросами и разведсведениями. Зато молодому замполиту грузиться нечем, поэтому он приглашает меня для приватного разговора.

– Товарищ старший сержант, мне нужно с вами срочно поговорить. Дело не терпит отлагательств. – Отрывает он меня от загрузки начштаба.

– Раз не терпит, давайте поговорим, товарищ политрук. Только где? – интересуюсь я.

– Пройдёмте на кухню. – Указывает он рукой на смежное помещение.

– Товарищ Доможиров. Меня в первую очередь интересуют случаи рукоприкладства, которые вы допустили в своём подразделении, едва заняв должность командира. Как вы это объясните? – сразу зашёл с козырей замполит.

– Разве защита своей жизни и здоровья от посягательств враждебных элементов – это рукоприкладство? – уточняю я степень информированности двадцатилетнего комиссара.

– Но позвольте. Ведь вы же первым оскорбили товарища Гургенидзе, а потом ещё и ударили. – Продолжает гнуть свою линию он.

– Во-первых, враг народа и партии – ефрейтор Гургенидзе мне не товарищ. А во-вторых, я его не оскорблял. – Леплю я отмазку влёт, ожидая продолжения.

– Но позвольте, разве не вы назвали его обезьяной и сыном осла?

– Ни обезьяной, ни сыном осла я его не называл. Ваши источники что-то путают, товарищ комиссар. – Закидываю я пробный камень.

– Но вот же у меня тут написано, – достаёт он листок из кармана и при свете коптилки читает чьи-то каракули. – … назвал ефрейтора Гургенидзе маймуло веришвило, а потом ударил его… – Вопросительно уставился он на меня после прочтения.

– Маймуло веришвило назвал, не отрицаю. Но я не владею грузинским языком. Просто моего приятеля в детстве так мама называла. Гладила по головке и приговаривала – «Маймуло веришвило ты мой, ненаглядный.» Вот я и запомнил. А что это означает, я не знаю. – Выпучился я абсолютно честными глазами на замполита.

– Хорошо. А ударил тогда за что? – не сдаётся комиссар.

– А как бы вы на моём месте поступили, товарищ политрук, если бы в вашем присутствии какой-то подонок начал оскорблять нашу Коммунистическую партию? – подкидываю я козырного короля в нашей игре.

– Убил бы мерзавца! – эмоционально отвечает он.

– Вот. А я только заткнул этот поганый рот кулаком.

– Ну а причём тут вообще наша Коммунистическая партия?

– А потому, что Партия для меня, как мать родная, а Гургенидзе стал её оскорблять, да ещё на своём языке. Вот я и не сдержался. Вы уж передайте своим источникам, чтобы внимательно запоминали случившееся.

– Передам. Но как вы догадались, товарищ Доможиров, вы же не знаете грузинский язык? – Ловит он меня на нестыковках.

– Грузинский язык не знаю. Но материться на грузинском, меня мой приятель научил, я его тоже. Ну, вы же знаете, как это всё в детстве легко запоминается.

– Знаю. Но почему вы тогда не остановили избиение ефрейтора? – всё ещё не сдаётся комиссар.

– Не избиение. А задержание особо опасного вооружённого преступника, который чуть не убил командира Красной Армии. Попрошу не путать формулировки, товарищ политрук.

– Да. Но товарищ Гургенидзе всё-таки коммунист. Как он мог так поступить?

– Я бы не стал называть этого врага народа товарищем, ведь не исключено, что он тайно посещал синагогу. – Заговорщеским тоном предупреждаю я замполита.

– Наши следственные органы во всём разберутся. – Слазит с темы чернявый комиссар.

– Органы разберутся. Но кто предупреждён, тот вооружён. – Намекаю я замполиту на толстые обстоятельства. Компромата на Гургена у него наверняка хватает, при такой информированности. И чем быстрее он его пустит в ход. Тем у него будет меньше проблем. Да и у меня тоже.

В общем, от комиссара я отвязался, зато привязался к начальнику штаба и мы до полуночи занимались оформлением документов, попутно наезжая на командира дивизиона насчёт подавления разведанных целей. Иван Капитонович наезжал, а я подливал масла в огонь, рассказывая, как немцы себя вольготно чувствуют на переднем крае. Слушают музыку, пьют пиво сраками, а также занимаются всяким развратом, развротом и развзадом. И плевать хотели на доблестных артиллеристов из второго дивизиона 901-го артполка со всеми их пушками и гаубицами. В конце концов даже замполит не выдержал и наехал на молодого комдива, когда я рассказал очередную байку с переднего края.

– Снарядов мало. – Начал отмазываться старлей.

– Снаряды мы вчера прямо на ДОП на своём горбу принесли. И во взводе боепитания запас есть. – Дую я в уши начштаба.

– Немцы засекут батареи. – Продолжает упорствовать командир дивизиона.

– Стрелять можно и с запасных огневых позиций. А батареи немцы давно уже засекли, не просто так же они их обстреливают. – Приводит свои доводы начальник штаба.

– Привязку надо по новой делать. Огневые копать. – Никак не сдаётся комдив.

– У нас целый топо-вычислительный взвод есть. Пускай привязывают. Огневые позиции батареям всё равно придётся сменить. Снарядов хватает, новые только потому не подвозят, что гильз пустых нет, менять не на что. – Разошёлся наш пожилой «бухгалтер».

– Вот вернётся из медсанбата наш комдив, пускай он и решает. – Приводит свой главный аргумент старлей.

– А немцы за это время полбатальона укокошат, а вторую половину в госпиталь отправят. – Вслух размышляю я. Конкретно ни к кому не обращаясь.

Доразмышлялся. Меня послали в… расположение, чтобы я не мешал командирам ругаться. Поэтому мысленно посылаю их всех в дупу и иду отдыхать. Денёк завтра предстоит тяжёлый. С утра в штаб дивизии топать, объясняться с военной прокуратурой.

Глава 5

У входа меня встретил, стоящий на посту Удальцов, поэтому пока не забыл, уточняю у него кое-какую инфу.

– Гургена одного забрали или вместе с вещами?

– Одного. Хотя нет. Прихватили его вещмешок с барахлом. – Вспоминает боец.

– Ясно. Значит совсем всё забрали.

– Не всё. Второй мешок, ну тот, который с хлебом, остался. – Уточняет он.

– Как так получилось? – не веря в свою удачу, спрашиваю я.

– Так следователь спросил, – где личные вещи подозреваемого? Вот я и отдал сидор с личными вещами Гургенидзе. А когда вернулся оперуполномоченный, сказал, что забрали всё. Он и ускакал, догонять машину с прокурорскими.

– Ну-ка, неси сюда этот мешок. – Боюсь я спугнуть госпожу удачу.

Хорошенько ощупав и помяв принесённый рюкзак снаружи, решаюсь заглянуть внутрь, но желательно без посторонних.

– Бди тут. – Предупреждаю я часового. – Если пойдёт кто, окликнешь его.

– Понял. – Заговорщеским шёпотом сообщает он.

Я же захожу за угол и иду к полуразрушенной русской печке. Это все, что осталось от сгоревшего дома. Укрывшись за печкой от любопытных глаз неспящих лунатиков, присаживаюсь на корточки и аккуратно развязываю рюкзак. Вроде никаких сюрпризов, типа взрывного устройства и капкана на волка не обнаружил, поэтому не торопясь, достаю содержимое. Первым мне попался кусок хозяйственного мыла. Я его понюхал, ковырнул ногтем и даже лизнул, сплюнув горечь. Вторым тоже. Но не из-за мыла же Гурген себе смертный приговор подписал? Так что достаю, теперь уже из своего вещмешка плащ-палатку, и перекладываю на неё всё содержимое гургеновского рюкзака.

А вот это уже не мыло и не тол. На мину с часовым механизмом тоже не похоже, а вот на анодную батарею к радиостанции вполне потянет. И зачем эти батареи Гургенидзе? А главное, где он их взял? В дивизионе только одна радиостанция, и та для связи с артполком. Проносятся в моей голове мысли. Но поразмыслю про это позже, а пока все улики необходимо спрятать. Так что достаю из своего вещмешка запасной, укладываю в него батареи, записную книжку, мыло, сколько вошло, чтобы замаскировать это всё сверху, и прячу в укромном месте. Всё, что осталось, прибираю обратно в свой сидор. А в туристский рюкзак Гургена накладываю обломков кирпичей, положив сверху гургеновскую же трофейную гранату, привязав за её кольцо верёвочку, которой затягивают горловину мешка. Заминировав таким хитроумным способом кучу стратегического сырья, возвращаюсь обратно.

– Ну, что там? – с любопытством уставился на меня шахтёр.

– А, мыло. – Пренебрежительно машу я рукой.

– Мыло⁈ – почему-то обрадовался он.

– Ну да. Хозяйственное. – Протягиваю я ему целый кусок.

– Спасибо. – Расплывается он в улыбке. – Мыла мы уже целый месяц не видели.

– А это убери на место. Ты ничего не видел и не брал. – Подмигиваю я ему, передавая рюкзак.

– Само собой. – Согнувшись под весом «слегка» потяжелевшего мешка для туристов, заносит он его в наш амбар. Я же перекуриваю на свежем воздухе и заваливаюсь спать, в надежде досмотреть вчерашний эротический сон, прерванный на самом интересном месте…

Продолжения не последовало, спал я без сновидений, так что проснулся ещё до подъёма. Распаковал свой мешок, всё лишнее мыло сложил на краю стола, внимательно его рассмотрев при дневном свете. Мыло как мыло, обыкновенное, хозяйственное советское и нисколько не вкусное. В вещмешок прячу всё своё дополнительное вооружение, документы и награды, забрав оттуда только смену белья, которую ложу в противогазную сумку, предварительно вытряхнув из неё противогаз. Мало ли что. Вдруг из свидетелей стану подозреваемым, и меня упекут в застенки. Так что лишние улики мне ни к чему. Вот только кому на храненье его передать? Рассматриваю я спящих красноармейцев. Кто-то из них стучит комиссару, причём как-то избирательно и однобоко. Хотя, мы ведь во дворе разбирались, любой, проходящий по улице, мог наши разборки подслушать и подглядеть в дырку в заборе. Ладно, отдам комиссару. Надеюсь, партийная совесть у него пересилит любопытство. А если не пересилит, то на этот случай у меня эфка за колечко привязана, а не немецкое яйцо, как в рюкзаке с кирпичами.

Пока я собирался, Удальцов вскипятил воду в котелке на плите печки-инвалида, так что быстро пью утренний кофе (кипяток с рафинадом вприкуску) и перекусываю корочкой хлеба. После чего назначаю наряд на НП.

– Наливайко, сразу же после завтрака берёшь с собой Удальцова и Чеботаря и следуешь в первую роту первого стрелкового батальона. Там выберете НП и будете с него наблюдать за противником.

– Понял. – С ленцой отзывается усатый.

– Зато я не понял. А ну-ка повторить приказание! – строю я расслабившегося хохла.

– Есть, забрать с собой Удальцова и Чеботаря и выбрать наблюдательный пункт в первой роте. После чего наблюдать за противником. – Вскакивает он со скамьи, на которой сидел и, вытянувшись по стойке смирно, повторяет приказ.

– Вот так-то лучше. А к обеду я уже буду на месте. Хотя… Джафаров!

– Я. – Откликается, сидящий за столом ефрейтор.

– Если меня не будет, сразу после обеда вместе с Барановым и Ростовым смените на НП группу Наливайко.

– Есть, сменить группу Наливайко после обэда. – Встаёт и повторяет он приказание.

– Сейчас занимаетесь по распорядку, а я пошёл. – Отправляюсь я в неизвестность. При оружии и в полной боевой экипировке. Пускай бойцы видят, что я ушёл со всеми вещами. В случае чего, к ним будет меньше вопросов.

По пути захожу в штаб дивизиона, где Иван Капитонович выписывает мне «увольнительную», о том что:

«Старший сержант Доможиров Н. Н. направляется в военную прокуратуру 341-й стрелковой дивизии для дачи свидетельских показаний.»

Ставит штамп дивизиона и расписывается. Комиссара в штабе я не застал, так что приходится импровизировать на ходу.

– Товарищ лейтенант, вы за вещичками моими не присмотрите, пока я в командировке? – снимаю я с плеч вещмешок. – А то в нашем амбаре проходной двор, опера всякие шляются, как шпионы немецкие. Боюсь, сопрут. – Шучу я.

– Всё так серьёзно? – Смотрит он мне в глаза.

– Более чем. И будьте поосторожней. Там у меня не только личные вещи и награды, но и гранат немного. – На всякий случай предупреждаю я.

– Хорошо. Оставляй, коли так. В уголок вон поставь, под лавку. У нас в штабе немецких шпионов нет.

– А вы в этом точно уверены? – снова юморю я.

– Уверен. – С сомнением говорит Капитоныч. – Ни пуха. – Желает он мне удачи.

– К чёрту. – Посылаю его в ответ.

На выходе нос к носу сталкиваюсь с комиссаром, и замираю по стойке смирно, приветствуя старшего по званию. Карабин у меня на ремне, так что рукой не машу.

– Товарищ Доможиров? – Узнаёт он меня.

– Так точно. – Подкалываю я замполита.

– А вы куда? – поморщился он, услышав такой ответ. Но всё-таки не стал делать мне замечание.

– Так, в штаб дивизии. В прокуратуру вызывают.

– Вы это, поосторожней там будьте. И что-то я ещё хотел спросить? – задумался комиссар. – Вспомнил! – Прямо как Ньютон прокричал он, когда тому на голову свалился кирпич, или яблоко, тоже не помню, давно это было. – Вы же у нас комсомолец?

– Да. – Подтверждаю я его догадку.

– Тогда обязательно зайдите к ответственному секретарю ВЛКСМ и встаньте на комсомольский учёт. – Жестикулирует он поднятым вверх, пальцем правой руки.

– А к безответственному секретарю можно зайти? – снова зачем-то шутю я.

– К безответственному нельзя! – отрубил комиссар. – И следите там за словами.

– Разрешите, идти?

– Идите. – Отпускает меня замполит, предупредив, чтобы я следил за базаром.

До Елизаветовки, где располагался штаб нашего артполка, топать мне километров шесть с гаком, и ещё километр до Ново-Александровки, где находилась военная прокуратура и другие штабные и вспомогательные подразделения дивизии, поэтому бодро вышагиваю по левой обочине дороги, соблюдая все правила уличного движения. Негромко напевая задорный мотивчик из творчества Михаила Круга.

А в тверском ГПУ молодой оперок шил дела с пролетарским размахом.

На столе у него я прочёл некролог, и кольнуло в груди под рубахой…

А потом решил приколоться и перевести эту песню с блатного на нормальный, почти русский язык. Как это сделал Доцент в советском фильме про джентльменов удачи. Всё-таки блатной жаргон или феню я по песням Круга и изучал, ну почти. Был в этом и некий смысл. Чтобы при прокурорских не «ботать по фене», а то ещё примут за матёрого уголовника, у которого восемь ходок – семь пятнашек, и всё за огурцы. Вот только толковый следак или опер, вряд ли купится на это фуфло, на котором разговаривают типа крутые перцы, считающие себя блатными авторитетами в моём времени. Фуфлогоны они, а не авторитеты, а феня, льющаяся из всех динамиков, это уже не тайный язык офеней, а блатная тарабарщина. Так что как говорил великий, не знаю кто – «Пехаль киндриков куравь, пехаль киндриков лузнись – смуряком отемнеешь.» И я занялся народным творчеством, чтобы скоротать время в пути. Вначале напевал куплет, а потом пытался его перевести.

Лёха Чиф, фармазон, подогнал фуфеля, скрасить вечер за стирами в очко.

Она круто вошла, ножки, груди: а-ля! – я б всю жизнь с ней сидел в одиночке.

Веня лепень одел и расплавился весь, пальцы веером: 'Здрасте, гражданка,

Вам, наверно, ещё не сказали, что здесь сейф лохматый ваш вскроют, как в банке'.

Занимающийся махинациями с драгоценностями мошенник Лёха, по кличке «Чиф» или «Чих», приволок фальшивые драгоценности, чтобы шайка налётчиков могла расслабиться и скоротать вечер за игрой в карты (стиры) на конспиративной квартире. Карточная игра называлась «очко». Когда игра была в самом разгаре, в комнату решительно ворвалась эффектная девушка со стройными ногами и красивой грудью. Она была прекрасна, как свет утренней зари, и у неё был самый большой в мире нос. Она так понравилась главарю, который рассказал эту поучительную историю, что он бы с радостью согласился провести с ней остаток жизни в одиночной тюремной камере на ПЖ. Один из подельников, по имени Вениамин надел только что выигранный пиджак на обнажённый торс, чтобы прикрыть татуировки и сильно вспотел, глядя на эту красавицу. Причём не оттого, что ему было жарко, а потому что он тоже захотел на ПЖ. Сделав кистевой жест, (выставив вперёд указательный палец и мизинец, в то время как остальные его пальцы были прижаты к ладони), он раздухарился и подошёл к красотке. Вежливо поздоровался. И как всякий уважающий себя джентльмен удачи, предупредил красотулю о том, что здесь ей могут доставить немыслимое сексуальное наслаждение или просто изнасиловать. Потому что принял её за женщину с низкой социальной ответственностью, которую видимо тоже пригласил Лёха Чиф.

Он, довольный собой, подкатил на контакт, он по сейфам – учёная степень.

А она, плюнув на пол ему просто так, вынув ствол, продырявила лепень.

Всем сказала: «Сидеть», – мы уважили ствол, а она, как ни в чём не бывало,

Свою шляпку-каре положила на стол, из декольте маляву достала.

Вениамин был вполне доволен произведенным на девушку впечатлением и, скорее всего, намеревался таким необычным способом добиться ее расположения. А учёная степень из-за того, что он ловко вскрывал банковские сейфы, так как являлся вором – «медвежатником». Однако девушке не понравилось хамское поведение Вениамина, незнакомка, недолго думая, сплюнула на пол, (что так же показывает уровень её невоспитанности и необразованности), и, достав из сумочки револьвер, выстрелила в него, испортив при этом его новый пиджак. А заодно и самого Веню, на котором и был надет этот макинтош (лепень). Сказала: всем оставаться на своих местах и сохранять спокойствие! (работает ОМОН). Бандиты уважительно отнеслись к данной просьбе, тем более что незнакомка была вооружена и очень опасна. Что и подтвердил Вениамин, остывающий на грязном, заплёванном незнакомкой, полу. После чего девушка положила на стол миленькую шляпку-каре и достала из-под лифа платья запечатанный конверт.

Веню жалко, хорошим он кольщиком был, не по воле красючке простили.

Пулю в ствол ей действительный вор зарядил, и писал, чтоб её полюбили.

Слышь, с такого начала не делают дел, ты же с виду не катишь по масти.

Лёха Чих прохоря через край насадил, а тебе дырку сделать, как «здрасьте».

Налётчикам было по-человечески жаль невинно убиенного Вениамина, который как орехи колол разные сейфы а не набивал татуировки. (На фронте он, правда, не воевал, а шниффер был знаменитый, сейфы громил, как косточки из компота.) Но мысли о мести были излишними ибо, распечатав конверт, они убедились, что эту девицу направил к ним человек, который занимал очень высокое положение в иерархии преступного мира. И что даже пистолет он ей дал для обороны от всяких невоспитанных мужчин, хотя ничего плохого Вениамин сказать не хотел, а напротив, был сама – вежливость и галантность. «Послушай, так, как ты поступила, в приличном обществе не начинают вести дела. Да и, к слову сказать, твой сегодняшний образ, фигура, репутация и внешний вид совершенно не соответствует тому положению, которое ты занимаешь в преступном мире.» – Сказал главарь. Ведь не написано же на девушке, что она любовница матёрого уголовника. Леха Чих прохоря через край насадил… (А вот тут мне всегда было интересно, причём тут Лёха Чих, и какие-то сапоги, которые он насадил через край? Но была и ещё одна версия о том, что Лёха зарезал сапожника или человека по кличке Прохарь по необходимости, тем самым обеспечив себе высшую меру, если его поймают). А ей человека застрелить – как раз плюнуть, сказать «Здравствуйте» или высморкаться.

Завтра авторитет просит в гости в Москву: есть дела, да «малина» подсела.