Текст книги "В дивизионе (СИ)"

Автор книги: Алексей Дягилев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Глава 2

Заметив в свете луны какую-то фигуру, которая прошмыгнула прочь от здания и скрылась в тени забора, ссыпаюсь с подоконника и бегу сначала в уборную, мою руки и ковыляю в палату. Алиби у меня такое, на всякий пожарный. Типа по нужде ходил. Бегать за предполагаемым стрелком у меня нет ни желания, не возможности. Здоровье ещё не позволяет, а выход с чёрного хода закрыт на амбарный замок, причём изнутри.

Когда я зашёл в класс с табличкой – 7 А, там царила непонятная суета и было как-то свежо, видимо из форточки дуло. Народ спросонья паниковал и матерился, кто-то прятался под кроватью, кто-то пытался выйти из палаты, кто-то войти. В помещении горел яркий свет, ну как який – керосиновая лампа горела, но света не давала. Хотя медсестра Света, которая её держала, иногда давала, правда не всем. Вот и сейчас она почему-то уставилась на меня как на привидение. Так и непоняв причины вселенского кипиша, иду к своей кровати. Вроде с виду всё было нормально, вот только дуло как раз из моего окна, которое было занавешено тяжёлой чёрной портьерой и теперь только она немного защищала помещение от холодного воздуха, проникающего сквозь разбитое стекло внутрь.

Тело, лежащее на моей кровати, было прострелено в нескольких местах, а из подушки клочьями торчала вата. По привычке, ещё сидя на подоконнике, я насчитал восемь выстрелов, и стреляли, судя по звуку, из ТТ. Вот же козёл! Подумал я про стрелка. Это как я теперь на такой подушке спать буду? Мысль, что на месте манекена мог оказаться я сам, пришла чуть позже. Вот теперь и гадай, кому я так насолил, что он не побоялся разбить окно, да ещё и зимой. Хотя и наступил март, вот только весной ещё даже не пахнет. На улице дубак, градусов двадцать, и все с минусом. А я только в одной пижаме, да ещё и окно разбито. Как же я теперь здесь усну? Такие мысли копошились в моей голове, пока я смотрел на убитое одеяло. Несмотря на приток свежего воздуха, мне почему-то стало душно, и я поспешил выйти из комнаты.

– Что случилось, сержант? – Увидев меня, поинтересовался Илья Николаевич.

– Стреляли, – вроде бы безучастно отвечаю я.

– В кого? – сразу улавливает он суть.

– В меня, наверное. – Неуверенно отвечаю я.

– Тогда ты в рубашке родился, раз стрелок не попал. – Констатирует он факт.

– В бронерубашке. Просто я срать ходил. – Как-то отстранённо говорю я.

– Пронесло.

– Ещё как.

– Будь здесь. А я пока всё организую. – Заботится обо мне Николаич.

– Понял.

– А ну расступись! – Раздаётся зычный командный голос в коридоре а затем и в палате. – Чего тут столпились? Быстро все по местам!

– Чего ты заикаешься, как штафирка. В кровать, я сказал! В первый раз выстрелы услыхали? По шконкам, живо. Не затаптывайте место происшествия и ничего не трогайте. Светлана, душа моя. Где твой пост? Стреляли, бывает. Но жертв и пострадавших нет, все живы, здоровы, обосрались слегка, но с кем не бывает. Сама-то хоть сухая? Молодец. Дуй на пост. – Доносятся из-за открытой двери команды Васина.

Толпа начала рассасываться, зато в коридоре послышался топот солдатских ботинок комендачей.

– А вам, что здесь надо? – раздаётся окрик полковника уже в коридоре. – Кто старший?

– Я! – проталкивается вперёд один из прибежавших.

– Головка от буя! Представься, боец. – Говорит Илья Николаевич.

– Ефрейтор Жуков. – Зачем-то козыряет молодой боец.

– Полковник Васин. – Ответно представляется Николаич. – Поймали кого?

– Нет. – Отвечает ефрейтор.

– Так во дворе ловить этого шпиона надо. С улицы стреляли. Ну, иди, загляни в палату, убедись. – Показывает на приоткрытую дверь Васин. – Нашёл чего? – когда Жуков выходит из палаты, спрашивает он у ефрейтора.

– Нет. – Отвечает тот.

– Молодец, далеко пойдёшь. А теперь слушай сюда, товарищ ефрейтор. На улице, возле окна оставишь одного бойца, только чтобы близко к зданию никого не пускал. Всем остальным – искать шпиона во дворе. Всех впускать, никого не выпускать. Понял? – негромко распоряжается Николаич.

– Да. А вы кто? – осведомляется ефрейтор Жуков.

– Конь в пальто! Повторить приказание! – повышает голос настоящий полковник.

– …

– Хотя нет. Оставь лучше одного бойца в моём распоряжении. На пост я его сам выставлю.

– Есть, оставить бойца. Рогов, остаёшься с товарищем полковником. – Распоряжается Жуков.

– ПонЯл. – Отвечает один из комендачей.

– Ты с нами, сержант? – спрашивает полковник Васин уже у меня, когда бойцы удаляются в сторону выхода.

– Да. Меня это как бы тоже касается. – Соглашаюсь я.

– Добро. Ждите здесь, я скоро. – Заходит он в свою палату.

Через две минуты из неё выходит уже настоящий полковник, в форме, надевая на ходу полушубок, а не просто мужик в пижаме.

– Светуля, ты одень мне бойца, – кивает в мою сторону командир, – мы чутка прогуляемся и вернёмся.

– А вы куда, товарищ полковник? – поднимается она из-за своего стола, в размышлении нахмурив брови.

– Дышать свежим воздухом.

– Тогда пройдемте за мной в гардероб. – Лёгкой походкой от бедра следует она впереди нашей боевой тройки.

Нет, не она. Размышляю я про себя, заглядевшись на её попку.

О чём-то пошептавшись с вахтёром, Светуля удаляется в отделение, а меня обряжают в овчинный тулуп и безразмерные валенки.

– За мной. Идти след в след. – Командует полковник Васин, когда мы гурьбой вышли из вестибюля школы.

– Стой здесь, боец. Без моего разрешения никого близко не подпускать. Здесь и будет твой пост. – После того, как мы обогнули здание и подошли к нему с обратной от фасада стороны, снова распоряжается он.

– Сержант, за мной. Ну точно, сначала эти придурки сюда всей толпой прибежали, а потом и в палату ломанулись. – Рассматривая в свете фонарика следы, ведущие к интересующему нас окну, возмущается Илья Николаевич. – Делать нечего, пошли ближе.

– Вот же блядь! – Не сдерживается он. – Эти дебилы что, пытались в палату через разбитое окно влезть? Тут не просто следы на снегу, тут плац вытоптан. Грёбаные штафирки. Как только таких в армию-то берут, хотя в местной милиции я думаю не лучше, всех профессионалов наверняка призвали, остались одни негодные к строевой или бабы. Окна бумагой заклеены, это хорошо. Потому стёкла и не высыпались, только внизу оконной рамы. Да и стреляли из ТТ, профи. Рука твёрдая. Можно сказать все пули в одну дырку вошли. – Размышляет Илья Николаевич вслух. – Э нет, не все. Пара выстрелов чуть правее. Ну так стрелять через занавеску пришлось, не видя конкретной цели, а представляя только её габариты, и где лежит. Этаж первый, тут преступнику повезло, лежал бы ты на втором, он бы тебя другим способом ухайдокал. Прямо в сортире. И где нам теперь его искать?

– Да к забору он побежал. Вон туда. – Не сдерживаюсь уже я, проявив дедукцию и махнув рукой в нужном направлении.

– К забору, говоришь. Как догадался?

– Видел.

– А ведь окно в сортире выходит на другую сторону. Да и закрашено оно изнутри. Что-то ты темнишь, товарищ сержант. – С подозрением смотрит на меня Николаич.

– Темню, товарищ полковник.

– Тогда пошли, глянем, куда это твой дружок побежал.

Цепочка следов на слегка подтаявшем ноздреватом насте вела в сторону двухметрового деревянного забора, отгораживающего территорию школы от улицы. Следы пересекали очищенную от снега дорожку, ведущую к хозпостройкам и терялись уже за забором на небольшом пустыре, который вдоль и поперёк был истоптан проторёнными тропками. Зачем идти лишних сто метров по тротуару? Когда можно срезать и пройти только 99. Главное – угол срезать.

– Вот так и ушёл твой стрелок. – Приподнялся над забором, встав на нижнюю прожилину полковник, и осветив следы лучом фонарика. Я посмотрел только в дырку от вылетевшего сучка, так как лезть на забор мне было лениво, да и неудобно в таких валенках.

– Эх, жалко Карацупы с Индусом нет, тогда бы мы этого диверсанта споймали, а без Индуса нам тут делать нечего, так что идём обратно. – Спрыгивает с перекладины забора Васин. – А теперь колись, товарищ сержант, кому ты дорогу перешёл? – Незаметно оглядевшись по сторонам, когда мы остановились на дорожке, наехал на меня полкан. – Или Светку с кем не поделили? Я же видел, как ты на её задницу заглядывался.

– Ну, не я один. – Не остаюсь я в долгу.

– Кху-кху! – закашлялся он. – Все мы не без греха. Тут дело такое, мужицкое. – Разглаживает усы Васин. – А если серьёзно? – впивается он в меня взглядом.

– А если серьёзно, то есть один пятнадцатилетний капитан. Может он? – высказываю я своё предположение.

– Это «Редиска» который. – Сразу смекает Николаич. – Как догадался, что он пятнадцатилетний?

– Староват он для капитана, тем паче из кадровых, а после тридцать восьмого он бы уже в других званиях ходил. Как минимум полком бы командовал. – Проявляю я свои дедуктивные способности.

– Приметливый. Но этот не мог. – Отметает мою версию настоящий полковник.

– Почему? – удивляюсь я.

– В палате он был во время стрельбы.

– Это точно?

– Сам видел. Я же не сплю. Бессонница у меня, будь она неладна. Так что кто, куда, с кем, особенно по ночам… Не хочешь, а примечаешь. Редиска твой выходил, но в аккурат перед стрельбой вернулся. – Поясняет мне Васин.

– И Светка на посту не сидела. – Припоминаю я подробности ночного происшествия.

– Откуда знаешь?

– Видел.

– Допустим. Ещё кто? – вытаскивает из меня информацию Николаич.

– Полковник Васин.

– Полковник Васин. Чего? А я то тебе чем не угодил? – удивляется старший начальник.

– Допустим, проигрывать надоело. – Озвучиваю я новую версию.

– Так не убивать же за это.

– Логично, хотя смотря какой куш на кону. – Не отступаюсь от своего я.

– Дерзишь, сержант.

– Держу. А что делать?

– Что делать? Что делать? Сухари сушить. Рассказывай. Я же вижу, что ты что-то скрываешь. Хватит вилять. Ты не у попа на исповеди. – Наезжает на меня Васин.

– Может не здесь. – Зябко передёргиваю я плечами.

– Ладно. Пошли. В школе договорим. Найдём место. Да и бойца с караула надо снять, нехрен тут охранять уже.

Когда мы подошли к посту, Рогов уже с кем-то ругался с характерным рязанским «акцентом» и грозил винтовкой с примкнутым штыком.

– Чего бузишь, Рогов? – когда мы подошли ближе, спрашивает Николаич.

– Да вот, товарищ полковник, менты понаехали, требуют пропустить.

– Ну так пропусти товарищей из органов. Пускай идут, куда им надо. И можешь быть свободен. С поста я тебя снимаю. Найдёшь своего командира, доложишь. – Отпускает полковник бойца.

– Есть, доложить! – берёт свою винтовку на ремень Рогов и убегает.

– А вы по какому праву здесь командуете? – спрашивает начальник патруля.

– А ты разве не видишь, сержант? Распоряжаюсь я здесь как старший по званию. – Осаживает его полковник Васин.

– Вижу. А на документы ваши я могу посмотреть? Комендантский час всё-таки, стреляют. – Не отстаёт сержант.

– Ну смотри. Засветил Николаич свои корки милиционеру. – Тот вытянулся по стойке смирно и отдал честь.

– Убедился?

– Да. А второй? – кивает в мою сторону неугомонный мент.

– Этот человек со мной. А стрелка вы упустили, он через пустырь ушёл. Хотя, можешь сам тут всё осмотреть, сержант, а мы пошли. Если что надо будет, в госпитале меня найдёшь. – Патруль расступается в стороны, а мы идём дальше.

Допрашивать меня полковник Васин продолжил в ординаторской, выставив оттуда дежурного врача. Так что ваньку валять я перестал сразу. И выложил как на духу всё, что сегодня со мной приключилось.

– Всё рассказал? – спрашивает в конце моей исповеди полковник Васин.

– Теперь всё.

– Медичку эту опознать сможешь?

– Только по фигуре. – Показываю я руками гитару.

– Так вот значит почему ты на Светкину задницу так пялился. Узнал?

– Нет. Не она.

– Точно?

– Точно. Тем более на дежурство она только вечером заступила. Да и второй этаж не её вотчина. Там свои медсёстры и санитарки.

– А может это мужик был?

– С такой фигурой? Вы уж совсем меня за идиота-то не держите, товарищ полковник.

– А зачем ты вообще к этому комиссару попёрся?

– Не я. Он сам меня пригласил.

– Ну а пожаловался ты ему зачем?

– Я не жаловался. Рассказал всё, как есть.

– И?

– Честно?

– Честно.

– Да надоело мне эту баланду каждый день хлебать! Хотя хрен с ней, с этой баландой. Но когда мы там на фронте кровь проливаем, а всякая сволочь в тылу на этой крови наживается, жрёт от пуза, ворует, последние крошки у проливших кровь за Родину отнимает – это как называется?

– Может это всё объективные причины.

– Объективные? А заведующего продуктовым складом вы видели? А местного старшину? Да им обоим об лоб поросёнка убить можно, годовалого. А поварихи? Да не одна из них в дверь не пролазит. Тоже от голода пухнут? Медсёстры по сравнению с этими бабищами как колибри и бегемот. Есть исключения. Вот только ни одной санитарки и медсестры я с полной торбой не видел. Домой они с пустыми руками идут, особо интеллигентные с ридикюлем. Зато хозблок с заплечными мешками, да ещё в каждой руке по авоське. Видать отходы с кухни выносят. Но это так, мелочи. Мне интересно, сколько продуктов до госпиталя не доезжает? И ведь не одна мразь за это не ответит. Зато после нашей Победы эти мрази на коне будут. При должностях и в больших званиях. Настоящие герои в земле гнить останутся, а эти подонки век проживут… – Заткнулся на полуслове я, когда услышал хруст ломаемого карандаша.

Полковник Васин сидел и остекленевшими глазами смотрел куда-то в пространство, и только его пальцы непроизвольно доламывали карандаш, который он до этого крутил в руке.

– Закончил с прелюдией? – внезапно очнулся он.

– Да я ещё даже не начинал.

– Значит закончил!

– А теперь слушай сюда и мотай на ус, Николай. Этого разговора со мной никогда не было. С комиссаром ты тоже ни о чём таком этаком не говорил, просто он агитировал тебя вступить в партию. Агитировал?

– Ещё как.

– Вот всем про это и говори, если спросят.

– Понял, не дурак.

– Да дурак ты, Коля. И не лечишься. – Вздыхает полковник Васин, хотя не факт, что Васин, и звания у них в «кровавой гэбне» совершенно другие.

– Лечусь вообще-то.

– Вот и лечись. И не суй свой нос не в своё дело. А по поводу сегодняшнего инцидента, так и говори – срать ходил. Пучит тебя уже не один день, потому что много жрёшь.

– Так и скажу.

– Хотя есть и ещё один вариант, – задумался Николаич. – Окон много, могли перепутать. А у соседнего окна как раз моя койка, только палата через стенку.

– Значит теперь вы колитесь, товарищ полковник, кому это вы дорогу перешли. Тоже Светку не поделили?

– Уел, чертяка. Ладно, после договорим. Пошли-ка отсюда, а то в коридоре какая-то непонятная суета началась, видать милицейское начальство нагрянуло, да и госпитальное тоже подняли. Не дадут нам спокойно пообщаться. Да и не желательно, чтобы нас теперь вместе видели.

– Почему?

– Придёт время, узнаешь. Меня не ищи, будет нужно, я тебя сам найду. Расходимся. – Выпроваживает меня Николаич из кабинета, запирает двери на ключ и идёт в другую сторону. Так что я возвращаюсь в свою палату, спустившись по чёрной лестнице.

До утра мне поспать так и не дали. Сначала менты допрашивали. Затем начальник госпиталя пристал как банный лист. Ну а сразу после планёрки меня осмотрел лечащий врач, и я переехал на второй этаж, в палату для выздоравливающих. А вот комиссара я так и не видел. Причём в кабинете у него засели какие-то «люди в штатском», выставив у дверей часового с дегтярёвским автоматом. Этих стволов на фронте не хватает, а тут с ними оперов охраняют. «Чудны дела твои…»

Правда какой-то эффект от этого получился. На обед было целых три блюда. Суп был похож на борщ, причём сваренный на мясном бульоне. В каше присутствовал подлив и какие-то волокна мяса. А на третье мы пили компот из сухофруктов, в котором угадывалось наличие сахара. А самое главное – это хлеб. По три куска ржаного хлеба на одно голодное брюхо. На столах появились солонки с солью, да ещё каждому выдали половинку луковицы на десерт.

– Вас что, всегда тут так кормят? – спросил я у соседей по столу, перейдя к десерту и охренев от увиденного.

– Сдурел? – Откликнулся самый рыжий из трёх. – Сколько лежу, в первый раз. Мы думали, это вы дистрофики с первого этажа, всё сжираете. Соль и то свою приходилось в столовую приносить. А вас что, тоже плохо кормили?

– Командиров чуть лучше, а все остальные баланду хлебали, хлеба один кусок. Из-за каждой горбушки чуть не дрались. Я после операции едва оклемался.

– А чего тогда сюда перевели? У тебя же тяжёлое ранение, если операцию делали. А тут только с легкими ранениями лежат, да выздоравливающие.

– Выздоровел, вот и перевели.

– И долго выздоравливал?

– Полторы недели после операции.

– Что-то не шибко ты похож на здорового?

– Ты тоже, – киваю я на загипсованную руку собеседника. – Два месяца будешь в тылу загорать.

– Врач сказал полтора. Через неделю сымут гипс и начнут разрабатывать руку.

– Мне полгода назад в рукопашной перебили. Всё ещё ноет, особенно на погоду.

– Хреново. Это как же я на гармошке-то играть буду. – Огорчается рыжий.

– Нормально будешь, во всяком случае, до Победы-то точно заживёт.

– До чьей победы-то. – Подпускает шпильку самый рябой из соседей.

– До нашей, конечно. А что, есть сомненья?

– Да нет. – Сразу заткнулся он. Третий всё время молчал и только как Буратино грыз луковицу, воровато оглядываясь по сторонам.

В результате мы только с рыжим познакомились и закорешились. В курилке я угостил его «Казбеком», а он поделился секретными сведениями про санитарок и медсестёр. Кто, с кем, где, когда, и в какой позе. Конечно, в основном это были байки озабоченных самцов, тех, кто не добившись взаимности, распустил слухи. Но и кое-какую полезную информацию я для себя отложил. Это про укромные места, где можно уединиться. Так что когда Сашка иссяк, я раззевался и завалился в кровать. А то ночка выдалась бессонная, да и до обеда мне не удалось отдохнуть, поэтому сон меня сморил самый настоящий. И хотя место мне досталось возле двери, я до самого ужина проспал как убитый.

– Вставай, Никола, ужин проспишь. – Потряс меня за ногу новый знакомый.

– Солдат спит – служба идёт. – Зевая, сладко потягиваюсь я. И замираю, скривившись от боли. Хотя большая часть ран уже затянулось, и о них напоминали только шрамы, зато шов от недавней операции так и не зажил, да и поломанное ребро не давало делать резких движений.

– Болит? – участливо интересуется Сашка.

– Чуть не кончил.

– От чего? – вытаращил он на меня глаза.

– От кайфа, бля. – Наконец-то начал я нормально дышать.

– Выздоровел! Говоришь.

– Ага. Время сколько?

– Так ужин скоро. Пошли, подымим.

– Давай лучше после еды.

– Да не желательно после ужина. – Как-то замялся Рыжий. – Места все займут.

– Какие места?

– Шашки, домино. Турнир у нас.

– На что хоть играете?

– На щелбаны, спички, папиросы, махорку. На что больше играть? У нас нет нихрена.

– Понятно. Ну пошли. – Уважил я своего нового знакомого, у которого из покурить, были только губы.

Покурив и вымыв руки перед едой, организованной толпой спускаемся в столовую на первом этаже. Ужин сегодня тоже богатый. Дроблёнка из непонятного пшена сдобрена чайной ложкой растительного масла, и даже столовая ложка винегрета притулилась на краю миски. Два куска хлеба и сладкий чай. Тот же настой из веников, но с сахаром.

– Меня не жди. – Сразу предупредил я Сашку. – Я позже подойду.

Стараюсь есть неспеша, тщательно пережёвывая пищу. Получается, хотя и с трудом. Но торопиться мне некуда, просто интересно узнать, сколько остаётся отходов. Отходов почему-то не осталось. Тарелки у всех блестели как у кота яйца. То есть, те жалкие остатки крупинок, с которыми не справилась столовая ложка, были тщательно подобраны кусочком хлеба или языком. И откуда взяться отходам?

Из столовой выхожу практически последним, там остались только хронические нехваты, в надежде выпросить у поварих хоть ложку пригоревшей каши со дна котла. Я же иду в курилку, она же умывальная комната и занимаю наблюдательный пункт у окна. Стёкла на втором этаже не закрашены, тусклая лампочка от Ильича едва пилигает, так что можно видеть всех, кто выходит из здания. Работницы пищеблока вышли все вместе, на этот раз без заплечных мешков, только с авоськами. Хотя на необъятных телесах ещё много чего можно было припрятать. Выяснив всё, что мне было интересно, иду в «зал игровых автоматов». Несколько канцелярских столов стояли прямо в рекреации на втором этаже, вот за ними и забивали козла счастливчики. Кто не успел, резались в шашки на победителя или просто болели. Присоединившись к страждущим, поболев и выиграв пару партий в шашки, я дождался закрытия «казино» и отправился на боковую.

Идиллия с относительно сытной кормёжкой длилась недолго. С каждым днём пайка всё урезалась, а примерно через неделю стала прежней. Комиссара так никто больше и не видел, ходили разные слухи, но в них с трудом верилось. Как и обещал Николаевичу, я больше никуда не лез, лечился, принимал участие в диспутах, разгоравшихся как в палате, так и в курилке, откладывая интересные сведения на подкорку. Дискутировали по разным вопросам. О погоде, войне, чьи танки лучше, и у кого морда ширше. У старшины Безбородько, или у старшины Филипчика. Тут мнения сперва разделились, но в результате пришли к согласию, что обоих есть за что прислонить к стенке. В основном конечно трепались о бабах, но это в курилке, так как без скабрезностей тут не обходилось, ну и байки и анекдоты, слухи, а также сплетни, куда же без них.

Встречался я и с полковником, но только один раз, причём прямо в кабинете лечащего врача, где товарищ полковник Васин играл со мной в шахматы. Я так и не понял, из какого он ведомства, на косвенных прокачать не удалось, а свою ксиву он мне не показывал. Получилось только немного со Светулёй поболтать, и выяснить, что товарищ полковник лежал в госпитале не просто так, а отходил после инфаркта, и на этом всё. Партию в шахматы я выиграл, тем более на кону стояла коробка «Казбека», вот только создалось у меня такое впечатление, что проиграл я гораздо больше. Может даже и жизнь. Как говорил товарищ д Артаньян, после встречи с товарищем кардиналом. Хотя ни о чём таком меня Николаич не спрашивал, и к прошлому разговору даже не возвращался. Мы просто беседовали, можно сказать о пустяках, зато голова у меня после той беседы болела долго. Отпустило только к вечеру, после «обильного» ужина. Так как все мысли были только об одном – где можно достать жрачку. Но пришлось просто обкуриться и забыться за игровым столом, забивая «козла». Развлечение не для интеллектуалов, зато отвлекает, и голова после этого не болит.

На следующий день всё было как обычно, с утра завтрак, затем процедуры, перевязки. А вот вечером началось…