Текст книги "Пуля-Квант"

Автор книги: Алексей Бобл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

Глава 4
СМЕНА ОБСТОЯТЕЛЬСТВ

Скатились с холма быстро, и Пригоршня, вошедший в азарт, даже выкрикнул:

– Хэй-ей!

У самого подножия волокуша подпрыгнула на кочке, сталкер потерял равновесие и, громко вспомнив чью-то мать, шмякнулся в снег. Сани, проскользив еще немного, остановились.

Подбежали Лабус с Курортником, выхватили у меня поводья и так резко дернули, что я, вскрикнув от боли в ноге, едва не прокусил до крови губу.

Военсталы потянули волокушу к спасительному лесу. Сзади заскрипел снег – Пригоршня догонял, чертыхаясь на бегу. Вскоре он сменил Курортника, который был без снегоступов и больше мешал, чем помогал Лабу су.

– Три минуты! – крикнул командир. – Быстрей! Наверное, ему невидимый диспетчер – или кто он там? – орал в эфире, сколько у нас осталось времени. А может, военстал запустил секундомер на ПДА, не знаю. Лабус и Никита рванули что было сил, мы достигли опушки, продрались сквозь редкий кустарник. Я закрыл руками лицо, защищаясь от веток. Раздался крик командира:

– Стой!

Они остановились, тяжело дыша, я посмотрел вперед – там темнела лесная чаща. Оглянулся на командира, озаренного сзади светом фонарей, слабо доходившим сюда из рабочего городка. Подняв к лицу руку с каким-то устройством, он стал озираться. Это у него прибор ночного видения, понял я, ищет место для укрытия.

– Лабус, детектор?

Военстал, успевший включить сканер, ответил:

– Прямо чисто.

– Есть! Поваленная ель, лево двадцать. Я вперед, вы за мной. – Курортник врубил фонарь и поспешил в чашу.

Волокушу бросили, не пройдя и пяти шагов, тянуть ее дальше было слишком тяжело – мешали кочки и деревья. Пригоршня подхватил меня, Лабус забрал ПНВ, а Курортник подобрал рюкзак с ГСК.

– Минута, – сказал командир.

Мы остановились возле поваленного дерева, лучи фонарей выхватили из темноты облепленные землей корневища старой ели. Там, где она росла, зияла приличных размеров воронка. Какая сила могла выкорчевать столетнее дерево?

Пригоршня спустился на дно воронки первым, усадил меня, Лабус скатился следом. Курортник забросил ГСК под дерево, туда, где корни и длинные пушистые ветви создавали подобие шалаша, но прыгать не спешил, возился с чем-то. Лабус подсветил фонарем – командир вытянул руку с картонной трубкой, выстрелил сигнальный патрон и спрыгнул.

– Ложись! – крикнул Лабус.

В яму проник гул идущих на малой высоте штурмовиков.

Все привалились к промерзшему склону. Я закрылся локтями, зажал ладонями уши и приоткрыл рот. Дробный грохот взрывов слился в гул, заглушив звук самолетных двигателей. Земля мелко задрожала, сверху посыпались ветки и снег.

Новая волна грохота – уже ближе, сильнее. Вибрация земли передалась телу, я сглотнул – в уши будто ваты напихали.

И тут шандарахнуло так, что меня подбросило. Рядом с хрустом повалилось дерево. Земля посыпалась на голову, попала в рот, я зафыркал, но не услышал себя – заложило уши. Опять сглотнул и закашлялся.

Заметались лучи фонарей, мне в лицо посветили, я зажмурился, и луч ушел в сторону. По-прежнему ничего не слыша, протер глаза. Пригоршня поднялся на четвереньки, помотал головой, стянул шапку и стал выгребать из-за ворота песок. Курортник, выбравшись из ямы, присел на краю, достал сигарету. На его груди бледно-зеленым светом горел Г-образный фонарик.

Ко мне подошел Лабус, опустил свой фонарик к земле и, видимо, заговорил. Его губы шевелились, но я ничего не слышал. Поняв, что я оглох, военстал взял меня за подбородок, повернул голову и осмотрел одно ухо, потом второе. Опять заговорил. Я только развел руками. Тогда он сплюнул и полез наверх.

Я еще несколько раз сглотнул, задрал голову и увидел, что военсталы о чем-то спорят. Фонари они погасили, на лицах играли оранжевые сполохи. Наверное, рабочий городок разбомбили, и это зарево от пожарища.

В голове стоял противный комариный писк на одной ноте. Накатила тошнота, я скривился, дотронулся пальцами до уха – что-то влажное и теплое… Поднес ладонь к лицу, но света не хватало, перед глазами стали расплываться круги. Лизнул палец – металлический привкус… Кровь.

Все вокруг казалось нереальным, звенящий ночной мир покачивался на темных волнах, я будто в сон попал. Меня толкнули в плечо, я повернул голову – это Пригоршня, у виска мутное пятнышко света. Я прищурился, моргнул и понял, что за ухом у него фонарик размером с карандаш. Сталкер попытался заговорить со мной. Я помотал головой и хотел показать на уши, мол, не слышу ничего, но опять затошнило. В голове возник образ голубого шара, он разросся, во все стороны ударили лучи, стирая краски, заливая пространство бело-голубым светом, затем вспышка – и темнота…

* * *

– …смотри. – Григорович вогнал штекер в разъем удлинителя и отпустил провод. – Мощность нужно увеличивать плавно. Запомни – плав-но. – Он выжидающе воззрился на меня.

Я кивнул:

– Понял, плавно.

– Покажи, как будешь делать.

Я двумя пальцами ухватил рычажок на пульте, другой рукой коснулся клавиатуры, надавил кнопки в нужной последовательности. На мониторе походного ноутбука развернулась диаграмма. На всякий случай взглянув на Григоровича – он ждал, – я сдвинул рычажок от себя.

Аналоговые шкалы дернулись, два столбика скакнули резко вверх, в оранжевую зону. Григорович быстро скомандовал:

– Стоп! Смотри, как нужно.

Я уступил ему место у пульта. Стенд управления установкой был смонтирован в той самой четырнадцатой лаборатории, которую спешно эвакуировали из лагеря. Здесь мы остались вдвоем, весь персонал убыл на погрузку к площадке приземления, находившейся на другом берегу озера. В надувном модуле висела морозная дымка, вокруг ламп расплывались радужные пятна. Иногда от дуновения ветерка полукруглые своды из серебристой ткани колыхались и шелестели. Я часто шмыгал и утирал замерзший кончик носа.

Григорович снял меховые рукавицы, сунул их в широкие карманы ватника, подышал на пальцы. Потом проделал необходимые манипуляции с клавиатурой, поставил ребро ладони на пульт и тыльной стороной двинул рычажок вперед – шкалы начали медленно расти. Побежала цепочка цифр – сменялись показатели. Григорович одновременно фиксировал результаты, давил на кнопки, пальцы левой руки порхали по клавиатуре. Виртуальная предпусковая подготовка прошла успешно, спустя две минуты программа сообщила, что все показатели в норме, можно проводить запуск установки.

– Теперь понял? Давай еще раз, потренируйся.

Он отошел, я шагнул на освободившееся место и сосредоточился. На этот раз я все сделал так же, как Григорович: ладонь на ребро, рычажок плавно вперед… Получилось. Ровно росли столбики на экране, появился даже какой-то азарт, я улыбнулся. Слегка замешкался с вводом необходимых данных – но наконец и это удалось, хотя и не так легко, как у руководителя проекта. Когда процесс завершился, я поднял взгляд на Григоровича.

– Хорошо. В общем, ты молодец, дело свое знаешь. Узел, заменяющий ГСК, помог смонтировать, ничего не напутал. А то ведь могли прислать какого-нибудь пропойцу… – Он снял очки, подышал на стекла, протер их о подкладку ватника и, нацепив на нос, продолжил: —

Я поначалу думал, что на заводе вообще не найдут нормального слесаря КИПиА и будем своими силами обходиться. Когда тебя прислали, увидел, что молодой, возникла мысль: все, конец программе, военные с потрохами сожрут. Ан нет… – Григорович широко улыбнулся и хлопнул меня по плечу. – Есть еще молодежь, есть еще те, кому не только компьютерные игры да дискотеки подавай. Девушка есть? – неожиданно спросил он и, не дожидаясь ответа, пошел вдоль стенда, осматривая приборы. Остановился, недовольно закусил нижнюю губу, постучал согнутым пальцем по пластиковому окошку какого-то индикатора.

– Да… Надя, – запоздало сказал я. – Пожениться, когда вернусь, хотим.

– Поздравляю… Семья – хорошее дело… – Григорович развернулся и пошел назад. – А к наукам ты тяготеешь? Или тебя больше деньги интересуют? – Умел руководитель сектора скакать с одной темы на другую.

– А и то, и другое не помешает.

– Верно… – Григорович остановился, покачал головой, глядя на монитор, и о чем-то задумался.

Я меньше суток в лагере, однако успел узнать про руководителя порядочно: чуть за тридцать, а уже известен не только на родине, но и за рубежом; десять лет назад начал научную карьеру и создал отдельную группу из молодых ученых. Вообще, всегда предпочитал работать больше с молодежью. Когда образовалась Зона, Григорович отложил на время успешные проекты и отправился в экспедицию на Янтарь. Возглавил блок «В» в научном лагере. И вот теперь я трудился под началом этого человека. Я пока не знал до конца своей миссии, наверное, вот-вот руководитель сектора поведает мне, зачем нужна установка. Устройство, которое называли то ГСК, то зарядник, на Янтарь еще не доставили, и Григорович собрал его подобие из подручных материалов. Сейчас мы как раз моделировали его пуск, обкатывая показатели на компьютерах.

Все тесты пройдены успешно, остался пробный запуск на малой мощности. Скоро получим от штаба ОК подтверждение и команду «старт».

В последние часы Григорович часто погружался в раздумья, иногда клял генералов и бурчал под нос фразу: «Не туда, не сюда. Сами не знают – куда и когда».

Он не жаловал военных, но не тех, что охраняли лагерь. Услышав некоторые разговоры, я понял, что к нему военсталы относятся с симпатией, как и он к ним. Руководитель проекта не любил военных в высоких чинах, иногда во время работы ворчал, вспоминая фамилии начальников: задачу поставить они могут, и затем палок в колеса напихать им на раз вместо помощи, дай только волю. Причем Объединенное командование (сокращенно ОК) группировкой войск, разбросанных вдоль Периметра, постоянно меняет планы, и часто под давлением извне. Я отметил для себя еще одну важную деталь: есть какие-то силы, влияющие на все, происходящее вокруг Зоны. Да и в самой Зоне таилось много неведомого, пугающего и одновременно манящего. Хотелось разобраться во всей этой круговерти – наверное, я заразился энтузиазмом, с которым Григорович делал работу и говорил о ней. А ведь я всего-то сутки в лагерелХм… Бывает же такое, как все на заводе удачно сложилось. Потапов, слесарь по контрольно-измерительным приборам и автоматике (КИПиА), слег с неожиданным приступом аппендицита, а Хромко, его напарник, был в отпуске. К тому же я как помощник инженера участвовал в процессе сборки ГСК, неплохо знал узлы и агрегаты и мог спокойно осуществить монтаж и наладку, снять необходимые показатели. Военный заказ для владельцев завода – в первую очередь хорошие деньги, деваться директору было некуда, и, быстро оформив бумаги, меня отправили в Зону. Правда, получился не очень приятный разговор с Надей. Мы уже планировали дату свадьбы, когда она узнала о моем отъезде и сильно расстроилась, просила никуда не ехать, но ее удалось убедить, что такой шанс выпадает раз в жизни и его нужно использовать. Пришлось взять с нее слово никому не рассказывать о том, что я еду в лагерь на Янтарь, в Зону отчуждения. Она долго причитала, но в конце концов сдалась. Я наплел про хорошо охраняемый военными сталкерами лагерь, про Зону, полностью контролируемую Объединенными миротворческими силами. Конечно, приврал, но она успокоилась и попросила, как только будет возможность, сразу ей позвонить или послать весточку через Интернет. Тем более командировка всего-то на пару недель. На том и порешили.

– Так-с… – Григорович наморщил лоб. – Так о чем я? – Он повернулся ко мне.

– Деньги или наука… А я – и то, и другое. – Стало ясно, что на лице у меня застыла мечтательная улыбка и выгляжу я от этого придурковато. Нахмурившись, я взглянул на монитор.

– Ну да, ну да… Так, пошли. – Григорович направился к выходу.

Я последовал за ним. Дзенькнула молния полога, он отбросил серебристую ткань, и в глаза ударило яркое дневное солнце.

Один лаборант рассказал, что в Зоне такая погода редкость, чаще небо затянуто тучами, моросит дождик, иногда может выпасть снег, а потом быстро растаять. Но сейчас уже несколько дней стояла вот такая погода. Мороз и солнце – как там дальше?.. Впрочем, по лагерю ходило множество разговоров о необычных климатических изменениях. Руководители соседних блоков как с цепи сорвались. Еще бы, такой шанс – резкая смена погодных условий давала почву для проведения множества экспериментов, записи новых наблюдений. И начальники секторов нещадно гоняли персонал. Похоже, Зона начала меняться. Сталкеры, сотрудничающие с научным лагерем, доставляли новые сведения о незнакомых аномалиях. По Янтарю поползли нехорошие слухи, в перерывах за обедом и на перекурах лаборанты шептались о грядущем катаклизме и его последствиях. Отмель не выдержал, собрал всех и толкнул короткую речь: поймает кого за паническими разговорами, будет судить по законам военного времени. Я так и не понял – с кем мы воюем, о каких законах шла речь, да и на треп персонала по большому счету было наплевать.

Куда сильнее меня волновало, к примеру, то, что я сразу по прибытии в лагерь увидел настоящего сталкера – вот так запросто, вблизи, только сойдя с трапа вертолета! С ним о чем-то беседовал Отмель. Сталкер, одетый в архаичный КЗС, с потрепанным рюкзаком за спиной и болтающейся на груди противогазной маской, резко контрастировал с хорошо экипированным военсталом. Я оказался единственным новеньким в прибывшей группе. Меня подвели к командиру смены охранения – попутчики быстро разбрелись по лабораториям, а я должен был представиться начальнику охраны и показать бумаги. Пару минут мялся, подслушивая разговор – понял, что сталкер из «Свободы», что вышел он к Янтарю с каких-то Диких территорий, где, по его мнению, происходят необъяснимые и опасные события… Как я потом узнал, «Свобода» – группировка, состоящая в основном из анархистов-сорвиголов. Этакий антимонопольный комитет с негласными правилами и знаками отличий… Отмель заметил меня, прервал разговор, шикнул: «Кто такой?!» Я представился, протянул документы и «форму №15». Начальник охраны взял бумаги, бегло просмотрел. Махнул в сторону сосновой рощи за озером и велел мотать туда, что я неукоснительно и выполнил…

Единственный, кого не волновали прихоти погоды, чужие разговоры и достижения, был Григорович. Он занимался установкой. Его беспокоили два обстоятельства: осуществление запуска в срок и эвакуация – только эта головная боль да еще приказы сверху могли отвлечь ученого от дела. По причине отсутствия заводского ГСК он собрал узел самостоятельно, получилось не ахти, но компьютерная модель не зафиксировала сбоев, и оставалось только ждать и уповать, что агрегат доставят в срок. Вот только кто и откуда доставит – этого я пока не знал. Иногда мне казалось, что будь на то воля Григоровича, он остался бы здесь надолго, невзирая на опасность. Но очень отрезвляюще на него действовал Отмель, который часто заглядывал в четырнадцатую и интересовался ходом работ.

– Так-с, – снова произнес Григорович, вернув меня из воспоминаний.

Мы остановились перед металлической конструкцией высотой с двухэтажный дом. Параллелепипеды из хромированных труб разного диаметра напоминали строительные леса, обтянутые маскировочной сетью. Внутри многогранников на полках было закреплено оборудование, шлейфы проводов тянулись к силовой установке. Упрятанный в бетонную будку трансформатор молчал, рядом покоились дизельный агрегат и цистерна с горючкой, врытая в землю до половины. Толстый кабель в мягкой резиновой оболочке соединял установку и кубики аккумуляторных батарей, несколько тонких проводов убегали под днище надувного модуля.

Я сощурился. В лучах солнца, пробившихся сквозь кроны высоких сосен, плавали мириады пылинок. Красивое место. Единственную небольшую сосновую рощицу на территории лагеря военным не позволил вырубить Григорович – заявил, что в такой обстановке лучше думается. Деревья успокаивают мысли, настраивают на нужный лад, да и ветра поменьше.

Григорович подошел к приставной лесенке, достал из кармана рукавицы, надел и стал подниматься. Несколько таких же лестниц с тонкими перильцами вели в разных местах с одного уровня на другой. Ученый забрался уже на. второй ярус, как вдруг что-то вспомнил, чертыхнулся и полез обратно.

Я огляделся. На траве иней, мороз разукрасил серебристую ткань надувного модуля вязью узоров. В двадцати шагах от модуля стояла наблюдательная вышка. Маленькая площадка вверху закрыта бронеплитами, грибок крыши обтянут масксетью. Там дежурил военстал с ручным пулеметом – смотрел в сторону леса.

Вообще, всё, что под землей, все сооружения, траншеи и ходы сообщений в лагере были выстроены по правилам военного искусства. Я слабо в этом разбирался, но чувствовал, что армейские инженеры потрудились на славу…

– Жди здесь, – отвлек меня от размышлений голос Григоровича.

Он пошел к надувному модулю, я повел плечами, переступил с ноги на ногу, взмахнул руками, подпрыгнул и присел несколько раз, разгоняя кровь, чтобы не замерзнуть.

Неожиданно возникло ощущение, что на меня кто-то смотрит, внимательно наблюдает за мной с опушки. Я не стал резко оборачиваться. Нагнулся, провел рукой по траве, подобрал сосновую шишку. Затем, выпрямившись, бросил взгляд в сторону леса…

Мне показалось, что между деревьями скользнула тень – спряталась за рыжий куст акации. Ветки слегка дернулись, но в этот момент кроны закачались от ветра, прямые, как мачты, сосны скрипнули и откуда-то из-за спины долетели слова:

– …пойми ты! Ну почему?!

Я обернулся. Увидел быстро шагающего Отмеля, вокруг него скакал, отчаянно жестикулируя, какой-то чернявый мужик. Я пригляделся – Орлов, точно он, руководитель блока «С», я с ним летел на Янтарь в одном вертолете.

Отмель остановился и раздраженно бросил:

– Нет! Всё, вопрос закрыт! – Офицер рубанул воздух ладонью. – Арден, ко мне!

Матерый кавказец выпрыгнул из-за дерева, приоткрыв пасть, проскочил рядом с Орловым, и ученый отшатнулся.

– Тьфу, черт! – Он в сердцах швырнул на землю шлем. Тот с глухим звуком подскочил, как футбольный мяч, и покатился к сосне. Пес зарычал.

Отмель пару секунд смотрел на остановившийся под деревом шлем, перевел взгляд на Орлова и, понизив голос, сказал:

– Ты чё творишь?

Орлов насупился, подошел к шлему и поднял. Отряхнув от налипшей хвои, вернулся к военсталу.

– Тогда почему Григоровичу все можно, а другим от ворот поворот?

– Потому что установка Григоровича должна погасить всплески аномальной энергии. – Отмель выплевывал слова сквозь зубы. – Потому что есть задача создать непробиваемый Периметр вокруг станции. Потому что… – Офицер совсем понизил голос, и я напрягся – вот-вот услышу что-то очень важное…

Слова заглушил рокот приближающегося вертолета. Машина выскочила из-за леса, прошла низко над рощей. Пилот заложил крутой вираж над озером, ветер от винта поднял брызги и разогнал осколки тонкого льда. На пилонах висели контейнеры с противотанковыми ракетами, рядом какие-то бочонки – то ли бомбы, то ли пусковые установки неуправляемых снарядов. Машина, сделав круг, зависла над площадкой приземления. Сдвинулась боковая дверь, из десантного отсека полетели тросы, по ним заскользили черные фигурки…

Когда десант высадился, вертолет отвалил в сторону равнины, развернулся и по широкой дуге обогнул озеро…

– Вот, пожаловали. Наконец-то, – долетел издалека знакомый голос.

Дзенькнула молния. А шум от вертолетного двигателя начал вновь нарастать.

* * *

Я открыл глаза. Молния дзенькнула опять, и полукруглый полог небольшой палатки откинулся.

– Просыпайся. – На меня глядел Пригоршня. – Разлегся, фон барон. Как самочувствие?

Я приподнялся на локтях, прислушался к ощущениям – в животе урчит, есть хочется, голова кружится. Ногой шевелить не рискнул. Огляделся – рюкзак Пригоршни с ГСК под боком, сквозь парусиновые стенки палатки льется зеленоватый свет, значит, уже день.

– Я что, спал? Сталкер ухмыльнулся:

– Типа того. Сначала потерял сознание. Помнишь, как бомбили штурмовики? Потом Лабус разобрался с твоим костюмом – у тебя медблок барахлил. Ты бредил, нес чушь какую-то. Когда в чувство тебя привели, температуру сбили, задрых сразу, как провалился. Мы палатку поставили, чтоб заночевать. А теперь вот… – Никита задрал голову. Над нами снова прошел вертолет. – Теперь недолго осталось. Сейчас заберут тебя, и конец приключениям. – Он как-то невесело улыбнулся. – Что с ногой? Болит?

Я слегка напряг мышцы, и тянущая боль прокатилась по телу.

– Да, но в общем терпимо вроде…

– Ну, порядок, значит. Сейчас вертушка сядет, через час будешь в тепле, накормят, и отдохнешь…

Снаружи донесся голос Курортника:

– Пригоршня!

– А! – крикнул Никита.

– Давай сюда!

– Ладно… – Никита окинул взглядом палатку, снял трехпалую рукавицу, утер нос и подмигнул мне: – Потерпи малость.

Шагнув наружу, он сбросил полог. Прожужжал замок молнии, в палатке стало темнее.

Я осторожно лег, положив руки под голову, уставился в купол. Всё, домой. Наконец-то!

И тут что-то насторожило меня, какое-то нехорошее предчувствие колыхнулось внутри, сердце часто забилось. Я собрался вновь приподняться на локтях, чтобы сесть, когда за спиной послышался тихий шелест, будто там разрезали ножом ткань. Я дернулся, захрипел – мне зажали рот, в шею кольнуло, и тело скрутило судорогой. Холодная ладонь налегла на рот сильнее, тяжелый запах ударил в ноздри. Сознание я не потерял, и взгляд оставался четким, но тело парализовало, теперь я мог разве что моргнуть. Грязная рука набросила мне на шею лямку от рюкзака с ГСК.

Рокот приземляющегося вертолета заглушил шум леса и свист ветра.

Ухватив под плечи, меня вытащили из палатки, отволокли от нее и бросили. Ветер от винта зависшей где-то недалеко машины трепал лоскутья на боку маленькой палатки. Рядом скрипнул снег, и на голову мне натянули что-то черное. Лямка рюкзака сдавила горло, стало трудно дышать, из глаз потекли слезы. Меня схватили за руки – и поволокли куда-то.