Текст книги "Пуля-Квант"

Автор книги: Алексей Бобл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

От ограды летели визг, вой и рык. Я обернулся. Псевдогигант бесновался в проломе, орудуя лапами, как американский гризли. Рвал зубами кидавшихся на него тварей, отбрасывал от себя. В загривок его мертвой хваткой вцепился слепой пес и болтался, как тряпка. Несколько тварей пытались ухватить гиганта за ляжки, но он крутился волчком. Псы и тушканы разлетались вокруг, под ударами огромных лап с хрустом ломались кости. А Кирилл стоял на том же месте и дирижировал «оркестром».

– Лабус, куда нам? – прохрипел Пригоршня, вместе с Химиком подтащивший ко мне Лесника.

Ну да, они же не знают, где убежище…

– В первую траншею, там дверь в нише. Туда… – Я указал направление, схватил за ворот ученого и, пятясь, поволок его к траншее.

Григорович простонал:

– Зарядить «пулю»… рубильник… Голова его свесилась набок.

Леха уже забрался на второй уровень и крался к короткой лесенке, в любой миг готовый выстрелить.

Мне мешал пулемет, я перекинул его за спину, глянул на часы – меньше пяти минут до выброса.

– Лабус, тут Кирилл! – ошарашенно крикнул Пригоршня.

Я оглянулся. Кирилл забился в угол в конце траншеи, съежился рядом с телом Крота, изуродованным взрывом гранаты. Пацана трясло. Дверь в убежище была заперта.

Не откроют. Сейчас нам не откроют, не впустят…

– Возьмите Григоровича! – Я положил ученого на бруствер. Спрыгнул, лихорадочно соображая, что делать. Нужно помочь Лехе – и нужно вскрыть дверь. Кирилл должен знать код. Я сграбастал его за шиворот, поднял и тряхнул:

– Вскрывай!

Лаборант затравленно поглядел на меня.

– Кирилл, соберись! Какой код?!

– Три, восемь, ноль… – Он запнулся. – Один.

Код всегда был простым, из четырех цифр, обновлялся только с каждой сменой караула. Я оттолкнул лаборанта в сторону.

– Пригоршня! Три, восемь, ноль, один. Набирай!

– Смотрите! – воскликнул Химик, махнув рукой.

На вершине установки Курортник сцепился с монолитовцем. По лесенке на первый ярус карабкался наш Кирилл.

Я выскочил из траншеи, выхватил пистолет. Дежа вю: Курортник на высоте бьется врукопашную с сектантом… Я уже видел это!

– Лабус, справа!

Я не успел среагировать. Рыжая тварь сбила меня с ног. Пистолет отлетел куда-то. Перехватив одной рукой крепкую шею, другой я ударил слепую собаку по морде. Клацнули челюсти перед носом. Тварь разодрала лапой щеку, от резкой боли я ослабил хватку…

Сбоку мелькнуло белое пятно. Слепого пса смело с моей груди, словно ударили по мячу бейсбольной битой. Загрохотали выстрелы.

– Арден, ко мне! Отмель! Это его кавказец!

Кожа на лице горела, левый глаз заливала кровь. Я оперся на локти, с трудом приподнялся. Отмель, присев на одно колено, стрелял по мечущимся среди деревьев тварям. Арден кинулся к хозяину, бросив на землю мутанта с перекушенной шеей. У ограды выросла груда тел. Тушканы и слепые псы смешались в шевелящуюся массу и погребли под собой псевдогиганта.

Донесся крик Пригоршни:

– Открыл!

Отмель прыгнул на бруствер, громовым голосом скомандовав:

– Всем в убежище!

Никиту бы точно застрелили, а дверь закрыли обратно, если бы не появление самого начальника смены охранения.

Я все-таки умудрился сесть, вытянул из-за спины пулемет и от пояса, не целясь, выстрелил. Набегавший тушкан взвизгнул, сбоку выскочил Арден и набросился на него. Пулемет щелкнул – кончились патроны. Я выхватил нож, в развороте насадил на острие прыгнувшую слепую собаку. Опрокинулся навзничь, сбросил труп с распоротой грудиной.

Подбежал Отмель. Ухватив меня за лямку жилета, стащил в траншею.

– Арден, ко мне!

– Нет, Отмель! – прохрипел я, высвобождаясь. – Леха там! – И с трудом встал.

Мимо пронесся Арден, пулей влетел в убежище.

Земля мелко задрожала, с бруствера посыпался песок, от нарастающего гула зазвенело в ушах.

Твари в панике метались между деревьями, сталкивались, выли и визжали. Гул нарастал, как звук турбины реактивного двигателя перед взлетом истребителя.

Мой взгляд уперся в установку.

Наш Кирилл откинул крышку зарядника, вложил туда что-то, захлопнул. Взялся за рубильник и поднял голову, обратив к небу темное лицо, будто ожидая чего-то.

По верхней площадке катался клубок тел. От удара в сторону отскочил матово-черный шлем сектанта. Клубок расцепился, Курортника от падения спасли перила. Монолитовец вскочил, поднял пистолет.

Выстрел.

Кирилл дернулся, опустил голову. Наши взгляды встретились. Он вдруг улыбнулся мне. Курортник сзади прыгнул на сектанта. Выстрел.

Кирилл качнулся, но устоял на ногах.

У меня на часах пискнул таймер обратного отсчета.

Пять…

Леха пробил трехгранной пикой затылок монолитовца. Выстрел.

Кирилл упал на колени между широкими раструбами, рванув вниз ручку рубильника. Четыре…

Из раструбов ударил голубой свет, накрыл Кирилла. Гул – предшественник выброса – резко оборвался, от внезапной тишины заложило уши. Три…

Курортник перемахнул через перила и приземлился рядом с Кириллом. Схватил его, чтобы оттащить в сторону.

Меня потянули за плечи назад, к убежищу. Я вырвался.

Два… Нет!

Кажется, я кричал, но не слышал своего голоса.

В голубом сиянии перед раструбами выделялись черными сгустками две фигуры. Курортник переместился вбок, и они слились в одно темное пятно.

Один…

Лучи ударили во все стороны, стирая краски, заливая пространство бело-голубым светом. Над установкой разрастался шар сияния.

Меня ударили по голове, дернули назад – и швырнули на пол.

Ноль.

Вспышка. Белые, прямые, как спицы, лучи рванулись внутрь убежища сквозь щели между дверью и уплотнителем. Щелкнул замок. Свет исчез.

Отмель и Пригоршня сползли на пол под дверью.

Наступила пронзительная, звенящая тишина.

Я лежал на цементном полу. Над дверью тускло светила лампа. Ее мерцание раздражало, я закрыл глаза. Что там, наверху? Бушует выброс, растет пузырь марева или просто настала тихая ночь? Мутанты пожирают трупы сородичей… А Леха и Кирилл сидят на пандусе, свесив ноги, и болтают о всякой ерунде.

Звон в ушах стих. Я сел. Царапины на лице саднили. Достал индивидуальный пакет, сорвал упаковку, промокнул кожу тампоном. Стиснул зубы – больно, порезы от когтей слепой собаки глубокие. Нужно обработать, возможно, придется накладывать швы. И как только эта тварь рыжая мне глаз не выцарапала…

Поморгал. Вроде вижу нормально. Со стороны я, наверное, выгляжу как зомби какой-то.

Огляделся. Сидящий Отмель подпирает спиной дверь. Правой рукой зажимает рану на плече, в ногах Арден – голова на лапах, язык высунут. Химик в двух шагах возится с Григоровичем. Пригоршня разглядывает потолок. Дальше какие-то незнакомые люди под стеной. Убежище четырнадцатой лаборатории не слишком большое, внутри поместилось человек двадцать. Где-то там лежит Лесник…

Я повернулся – за мной сидел Кирилл, уткнувшись подбородком в колени и обхватив их руками.

Я выдохнул: «Леха там…» – шепот получился громким, – встал, и Отмель сразу сказал:

– Лабус, сядь. Сядь, я приказываю! По инструкции выжидаем час после выброса.

– Мне… – Я сглотнул. – Я…

– Сядь!

Раздались перешептывания.

– Не пугай людей.

Я поджал губы. Хотел разгладить усы, но рука застыла на полпути. Перед глазами стояла мутная пелена. Скрипнув зубами, я зажмурился и сел.

Но я ведь не видел, как погиб Леха. Никто не видел. И Кирилл'за спиной сидит. Живой.

Открыв глаза, я оглянулся, проверяя, не померещилось ли.

Пацан сидел в прежней позе. Может, уснул. Если спит, это хорошо. Это замечательно. Во сне организм восстанавливается, набирается сил. Нервная система успокаивается.

Я сказал:

– Отмель, давай плечо посмотрю.

– Валяй, – вяло ответил он и убрал оружие с колен.

Я подсел к нему. Достал нож, чтобы разрезать лямки разгрузки и куртку вокруг раны.

– Как думаешь, установка сработала? Отмель мотнул головой:

– Лабус, давай не сейчас. Не надо.

Я срезал лямки, потом вспорол куртку. К нам подошел Химик, сел рядом, помог промыть рану. Он, похоже, был единственным, у кого рюкзак оказался при себе. А там и спирт, и контейнер с артефактами, и бинты.

– Как Григорович? – спросил у него Отмель.

Химик казался сосредоточенным и слегка отрешенным. Наверное, размышлял обо всем, что произошло, прикидывал что к чему и делал выводы. Он заговорил медленно, явно думая о другом:

– Многочисленные переломы и тяжелое ранение в живот. Бредит. Талдычит одно и то же про пулю какую-то и рубильник. – Сталкер достал из жилетки пластиковый цилиндр. Голубой свет полился сквозь стенки, выхватывая лица из темноты. – В руке сжимал, я еле вытащил. Вцепился…

Я вздрогнул. Возникла догадка: а ведь наш Кирилл знал все наперед! Взял «пулю» для зарядника из рюкзака Лесника. Перед глазами встала картина: кусты с пологом ржавых волос, на земле валяются примус, портянки, еще какие-то вещи, рюкзак вывернутый. «Пулю» искал тогда Кирилл. Знал, что Григорович не успеет… А может, простое совпадение? Нет. В Зоне не бывает совпадений. Все было предопределено. Все так и случилось. И Кирилл сознательно пошел на смерть. Ведь он ждал, не поворачивал рубильник. Ждал, когда сектант выстрелит. Когда придет время умереть. Чтобы похоронить вместе с собой ту тварь, что поселилась в нем… Но кое-что пошло не так – наверное, он думал, что Курортник спрыгнет к убежищу, а не бросится вытаскивать его, Кирилла, уже почти превратившегося в какое-то другое существо… Он плохо знал Курортника. Я тряхнул головой.

Потом. Выходят в госпитале Григоровича, буду говорить с ним.

Пока бинтовали Отмеля, я все боялся глядеть на часы. Боялся выйти на поверхность и одновременно жаждал этого. Два желания снова разрывали меня на части, я не мог выбрать. Как тогда, у траншеи: бежать на помощь Лехе или вскрыть дверь, привести в чувство Кирилла, набрать код…

Только тогда все решали секунды, а сейчас времени было предостаточно. И это мучило меня.

Пискнули часы Отмеля. Я дернулся.

Он поставил винтовку на приклад. Кряхтя и опираясь на ствол, поднялся. Арден вскочил, ощерился и часто задышал.

– Открываем. Всем прижаться к восточной стене. Пригоршня, Химик, встаньте по сторонам у входа. Я открываю, выхожу, Лабус сразу за мной. Если меня или Лабуса ранят, убьют или еще что-то такое произойдет… – Юра выдержал паузу, обвел взглядом убежище, – то дверь закрыть. Нас не втаскивать обратно. Всем ясно?

Сталкеры кивнули, из темноты раздалось несколько «да» вперемежку с «ясно».

– По команде «открываю»…

– У меня патронов нет, – произнес я. Пригоршня протянул мне магазин.

Я перезарядил пулемет. Отмель набрал код и повернул запирающие рычаги.

– Открываю!

Химик с Пригоршней подняли оружие.

Отмель распахнул дверь, выпрыгнул в траншею, я шагнул в проем. Почему так светло? Солнце ведь село давно. В проходе чисто. Отмель сидит, прижавшись здоровым плечом к двери.

Я забрался на бруствер и замер. Изо рта валил пар. Я опустил пулемет. Ровно светили два прожектора с верхнего яруса установки. Над головой ночное небо, откуда падают крупные хлопья снега. Кругом белым-бело. Снег спрятал трупы мутантов. Укрыл толстым одеялом пепелища. Снежинки кружились, посверкивая в желтых лучах.

Я посмотрел на установку, туда, где между двумя широкими раструбами остались Кирилл и Леха. Площадка была пуста. Конструкцию из хромированных балок, провода и агрегаты припорошило снегом. Никаких следов кругом. И ни мертвых, ни живых… Ровный белый ковер.

– Леха… – прошептал я. – Где ты? Нагнулся, зачерпнул горсть снега, приложил к лицу.

Растер. Кожу обожгло – это ерунда, потому что не видно, как слезы текут из глаз.

Ерунда.

Ерунда.

Эпилог
[Кирилл Войтковский]

Кирилл, ты с нами? Я остановился на ступеньках, набрасывая куртку на плечи. Ребята ждали. Миниатюрная курносая Леночка с детскими косичками и долговязый серьезный Эдик. Коллеги из моего отдела, в который я совсем недавно влился, использовали любой повод, чтобы расспросить меня о Зоне и событиях на Янтаре.

В киевский офис Григоровича я попал три дня назад, и весть об этом за час облетела всю контору. На меня смотрели во все глаза в столовой, в коридорах, в комнату невзначай заглядывали незнакомые люди. Первые два дня я злился, чужое любопытство раздражало, но на третий ажиотаж поутих. Наверное, приструнил всех Сергей Грушко, зам Григоровича по общим вопросам. Всегда спокойный, рассудительный и в курсе всего, что творилось в отделах, он контролировал разработки и реализацию проектов. Это он уладил формальности с руководством завода в Кривом Роге, где я трудился до командировки в Зону, и с переездом в Киев помог.

– Нет, у меня дела.

– Ты же обещал… – Леночка обиженно поджала губы.

– Кирилл… – пробасил Эдик.

– Ну не могу. Извините, вправду дела.

Я сбежал по лестнице, толкнул массивную дверь и вышел на улицу. Светило яркое весеннее солнце, я зажмурился на мгновение. Над бульваром Лепсе – и кто такой этот Лепсе? – дул легкий ветерок, иногда проезжали машины. Пройдусь, пожалуй. На маршрутке от административного корпуса завода «Росток» до метро куда быстрее, но я пройдусь. Сегодня особый день. Сегодня я еду на Черепанову Гору, в Главный военный медицинский госпиталь.

Зеленела листва – скоро зацветет сирень. Я миновал заводскую проходную. Наверное, Григорович, как предприимчивый руководитель, не разделял производственную и исследовательскую базы, вот и наш офис примыкал к территории завода.

Город шумел – до конца рабочего дня далеко, мне некуда спешить. Грушко в курсе, что я еду в госпиталь, и предупредил зав. отделом.

Я зашагал к станции метро. Надо бы фруктов купить. Осмотрелся в поисках продуктового магазина. А, ладно, возле метро стоит супермаркет, туда зайду.

Странная все-таки штука жизнь. Пару месяцев назад я и не думал о переезде в Киев, Зона казалась далекой и неприступной. Люди, работающие внутри Периметра, были окружены тайной и недосягаемы. И вот – я теперь один из них. Хотя в Зоне пробыл всего неделю. Я вспомнил, как в детстве ходил с мамой смотреть парад 9-го Мая. С мальчишками удалось пробраться к военной технике, которая ожидала начала шествия, какой-то офицер пропустил нас к бронетранспортерам. Мы залезли внутрь бэтээра, крутили ручки, трогали руль, с умным видом задавали вопросы солдатам в парадных мундирах… А потом в школе, когда рассказывали одноклассникам о параде и технике, чувствовали себя причастными к чему-то большому, словно прикоснулись к тайне. Очень схожие ощущения были сейчас – наверное, детские впечатления самые яркие и невольно проводишь параллели, сравниваешь события. Только внимание со стороны друзей и новых коллег слегка угнетало – ясно же, что никакой я не герой. В Зоне попал в такой переплет… Теперь сам бы хотел разобраться в случившемся, вот и еду в госпиталь на эту встречу. Ладно, хватит мозги себе сушить, через час все выяснится.

Изменения в жизни мне нравились. Свадьбу, правда, пришлось отложить на неопределенный срок, но Надя не возражала, когда узнала, что мы переезжаем в Киев. Буду работать в крупной, успешной компании, одновременно учиться – поступлю в киевский Политех. Я решил идти по стопам Григоровича, подать документы на тот же факультет, что оканчивал мой руководитель. Иногда я задумывался: правильно ли поступаю, верно ли выбрал путь? И вообще, мое это решение или нет? Иногда чудилось, что в сознании появилось нечто новое, какая-то автономная область – второе «я». Оно определяло за меня, решало, а я был сторонним наблюдателем, всего лишь инструментом для продвижения к цели. Но потом второе «я» исчезало, и все это начинало казаться ерундой, игрой воображения.

От мыслей я очнулся в вестибюле метро, вспомнил, что проскочил супермаркет, пришлось возвращаться. Киев я еще плохо знаю, вдруг на Черепановой Горе не окажется магазинов. А без гостинцев в госпиталь как-то некрасиво.

* * *

Уютный двор, окруженный стенами песочного цвета, напоминал территорию дома отдыха. Наверное, так и должно быть. Больные и раненые, проходящие реабилитацию военные, спортсмены чувствуют себя здесь как на отдыхе, среди чистых дорожек, аккуратно подстриженных кустиков, сказочных елей и цветочных клумб.

Шум города стих, здесь спокойно и как-то умиротворенно, никто никуда не спешит, не суетится. Я отыскал отделение военно-полевой хирургии, накинув на плечи белый халат, поднялся на второй этаж. Рядом с лестницей стоял обшарпанный стол, за ним сидела пожилая дежурная. Налив из электрического чайника кипятку в стакан, старуха зыркнула на меня недоверчиво и проворчала: «Халат? Халат есть… В какую палатку?» Я назвал номер. Она бросила в стакан щепотку заварки и буркнула: «Проходь…»

Я отыскал нужную палату. Дверь была приоткрыта, но я не сразу вошел, сначала заглянул в щель.

Под потолком в углу висел большой монитор, на котором разворачивалось крупное сражение. Лязгали доспехи, сверкали сабли, грохотали выстрелы. Раздался недовольный голос Отмеля:

– Я говорил тебе, нужно наемников покупать и к противнику засылать. Они легкие, дешевые, ораву за пять минут наклепать можно… Надо разрушать коммуникации и связь в тылу. Балда! Они бы шахты и всех колхозников у прусаков захватили. А ты: «Башни строить! Наука и развитие! Золота мало!»

– Ресурсы беречь надо, а наемники взбунтоваться могли, – бросил Григорович.

– Да и хрен с ними, они ж в тылу взбунтовались бы. У противника. Вот тебе ресурсы, дождались, морской десант на юге высадили. Теперь все, хана. И башням хана, и производству. Артиллерию сейчас подтянут и с галер центр города разнесут…

– Я линкор построю. Два, – парировал Григорович.

– Не успеем.

– Посмотрим…

Григорович и Отмель резались в «Казаков» по сети, в мультиплеере. Хотелось досмотреть, чем кончится битва под руководством двух стратегов, но я по себе знал, что так до ночи можно провоевать. А меня дома Надя ждала. Я кашлянул и постучал в дверь. Послышался стук пальцев по клавиатуре, лязг и выстрелы смолкли.

– Да-да?

Потянув дверь на себя, я шагнул в палату.

– Здравствуйте.

Отмель сидел на кровати у окна, укрыв ноги одеялом. Левая рука в фиксирующей повязке, правая застыла на тумбочке, под ладонью компьютерная мышка. Рядом башенка системного блока. Напротив на кровати сложной конструкцией, с рамой и нитями-растяжками, полулежал Григорович. Одна нога в гипсе до бедра. Бинты на руках скрывают плоские шины, локти оттопырены. В такой позе ни на бок лечь, ни толком повернуться, да и полностью не вытянешься. Пальцы зато свободны – зависли над клавиатурой, лежащей на маленьком прикроватном столике.

– Привет, – сказал Отмель.

– Заходи, Кирилл, – кивнул Григорович. – Вот, врачи велят пальцы разрабатывать. И скучно тут… А Отмель за начальника штаба у нас.

– Фруктов вам привез, – показал я пакеты. – Куда поставить, где помыть?

– Вон раковина. – Отмель отбросил одеяло, встал.

– Как вы?

– Нормально. – Он заглянул в один пакет. – Высыпай все в раковину.

В кране зашумела вода. Отмель сполоснул пару яблок и подошел к кровати Григоровича.

– Кусай, наука.

Ученый с хрустом надкусил сочное яблоко и с довольным видом стал жевать.-

Я мыл фрукты, поглядывая на этих двоих, и думал: -ну вот, все в порядке, Сергей Константинович выздоравливает, улыбается, румянец на щеках и яблоки с удовольствием ест. Отмель, правда, какой-то серьезный, наверное, все военсталы такие, положение обязывает или натура такая у него…

Отмель сел на койку.

– Ты поднос сполосни. Вон, возьми, – он указал на подоконник, – выкладывай и тащи на тумбочку.

…Когда я уселся на койку рядом с Отмелем, возникло неловкое молчание. Я потер колено, поправил полы халата и, взглянув на дверь, спросил:

– Что врачи говорят?

– Нормально все, – жуя второе яблоко, ответил Отмель. – Чего они скажут… Лечат. Хорошо лечат, так, Серега?

– Угу, – буркнул Григорович. – Ай! – Он зашмыгал носом. – Почеши нос скорей! Ай, чешется…

Отмель встал, зажал ученому нос и сделал несколько энергичных движений пальцами, будто соль в кастрюлю щепоткой сыпал.

– Вот так и живем, – хмыкнул он, возвращаясь на место. – Я у него за няньку, за медсестру и за мамку. Выпишут меня скоро, что делать будешь?

– А персонал? – спросил я.

– Чего персонал, они ж постоянно у изголовья сидеть не будут. Жениться тебе, Серега, надо. Во! Глянь на лабора… на Кирилла. – Отмель хлопнул меня по плечу. – Свадьба у парня скоро, хотя молодой совсем, уже нашел себе… чтобы нос ему чесала. А у тебя, наука, всё пробирки да колбочки, кванты-наночастицы… Чего ржешь?

Я невольно улыбнулся, глядя на Григоровича. Тот снова ойкнул – видимо, ему было больно делать резкие движения.

– Я ж серьезно. Вон Светка, медсестра, сохнет по тебе, а ты…

– Юра, хватит. Хватит, не могу… Черт, из-за тебя же здесь дольше проваляюсь. Уж лучше бы тебя скорее выписали.

Отмель хмыкнул:

– Кусай, – и протянул ему яблоко. – И ты, Кирилл, ешь.

Я взял апельсин с подноса, стал чистить. И тут только понял: мы кого-то еще ждем.

В коридоре послышался шум. Заголосила скрипучим голосом дежурная:

– Халат! Говорю: халат где? Хрыч усатый… и ходють, ходють. Халат удювай!

Старуха взяла кого-то в оборот и вела активное наступление по всему фронту. Ее скрипучий голос почти полностью заглушал чьи-то слабые отнекивания и робкие словесные попытки избежать столкновения. Наконец в палату спиной скользнула коренастая фигура в полевой форме.

– Говорят те!..

Вошедший не успел захлопнуть дверь – в щель влетел белый ком ткани, опутал голову с седым ежиком волос. Из коридора донеслось:

– Удювай, паразит! – Послышалось нарочито громкое победное шарканье дежурной.

– Дает Николавна. Ух! – Отмель щелкнул пальцами.

– Вот мапупа, – выдохнул Лабус, стаскивая халат с головы. – Шкворчит, как псевдоплоть. Здорово всем.

– Заходи, Константин.

– Привет.

– Здравствуйте.

Лабус перекинул халат через плечо, обвел палату взглядом.

– А ничего у вас. Жить можно. Сергей, эк у тебя какая тахта… Как тут? Куда?.. – Он поднял за лямку небольшой рюкзак.

– В раковину, – сказал Отмель. – Кирилл, помоги ему.

Лабус пожал мне руку. Потом подошел к Григоровичу и потеребил его за палец. Подмигнул мне, обменялся рукопожатием с Отмелем.

Вид у Лабуса был не очень: возле глаз залегли морщины, лоб и щеку рассекли глубокие борозды порезов.

Кожа только зарубцевалась, розоватая – это его, кажется, слепой пес на Янтаре отметил. Сейчас это был совсем другой человек, не тот, которого я видел в лагере, когда он дрался с мутантами и монолитовцами. Не такой воинственный и жесткий.

– Помочь? – Я кивнул на рюкзак.

– Давай. – Лабус покрутил головой, выискивая, куда бы присесть, и опустился на кровать рядом с Отмелем.

– Какие новости, Костя? – спросил тот.

Я распаковал рюкзак, поглядывая на них. Отмель запахнул ноги одеялом. Лабус положил руки на колени и сказал:

– А что рассказывать… Я включил воду и стал доставать пакеты из рюкзака.

– Карп на Янтаре рулит. Вашего возвращения ждут. После того боя по приказу начальника штаба к лагерю два отряда стянули, транспортники перекинули четыре машины огневой поддержки. Территорию зачистили в радиусе пяти километров от озера…

Я вынул газетный сверток – судя по запаху и жирным пятнам на бумаге, копченая рыба внутри. И запах был очень вкусный, я сглотнул.

– Ходят слухи – лагерь с Янтаря совсем снимут. Это я услышал, пока снова в особом отделе зависал…

– Сталкер сталкерис люпус эст, – пробормотал Отмель, глядя поверх моей головы.

– А это куда? – показал я сверток.

Лабус вопросительно взглянул на Отмеля. Тот перекинул подушку на подоконник, забрался с ногами на кровать и сказал:

– Тащи сюда. Костян, фрукты на одеяло. Кирилл, всю снедь мясную на поднос. – Вынул из тумбочки пустой ящик, тряхнул и отдал Лабусу. – Остальное сюда, газеткой только простели.

– Ага.

Лабус помог перетащить угощение на тумбочку. Достал из рюкзака две оплетенные бутылки с сургучом на горлышке. Должно быть, дорогое вино.

– Вот. С Лехой берегли на дембель. – Костя коснулся пальцами шрамов на лице.

Отмель глядел в окно, Григорович в потолок. Я присел на край кровати.

– Ну, – встрепенулся Лабус и потянулся к бутылке, – чего это мы? За встречу.

Он сломал сургуч и сорвал обертку, продавил пальцем пробку в горлышко. Разобрал стопку из пластиковых стаканов. Забулькало. По палате разошелся пряный запах.

– Хорошее вино, – сказал Отмель. – Тебе чуть-чуть, – он поднес к губам Григоровича стакан.

– За встречу, – повторил Лабус, чокнулся со всеми и выпил.

– Радионуклиды хорошо выводит, – заметил Григорович.

Отмель кивнул и передал гроздь винограда Косте. Тот сорвал пару ягод, отправил их в рот. Снова тронул шрамы на лице.

– Да не мнись ты. – Отмель вновь наполнил стакан. – Говори все как есть. Мы ж с Серегой, пока здесь прохлаждаемся, столько уже обсудили… теперь других послушать хотим. У меня в голове каша, никак не могу разобраться, что к чему.

Костя помолчал и медленно заговорил:

– Значит, мы во времени перенеслись. Когда ты у люка в подземный ход спросил, зачем мы из «Гуантанамо» с Лехой сбежали…

– Не просто во времени, но и в пространстве, – уточнил Григорович.

– Ну да, – кивнул Лабус, – ив пространстве. Я как в мареве оказался, сразу подумал: куда это снег пропал? А вот какое дело приключилось. Ну, в общем…

– Что еще за марево? – поинтересовался Отмель. – Давай стакан.

– Сейчас, обожди. – Костя потер переносицу, погладил пятерней ежик на голове. – Щас, трудно мне обо всем этом, мысли разбегаются…

– Лучше я начну… – заговорил Григорович. – А ты, Лабус, добавишь или поправишь.

– Да, – согласился военстал с видимым облегчением и поставил стакан на тумбочку.

Григорович попытался сесть ровнее, оглядел нас по очереди и размеренно заговорил:

– Отмотаем на полгода назад. Все началось осенью, когда Цыган зашел на Янтарь. Этот сталкер любит использовать в Зоне всякую навороченную технику – нетбук таскает, сканер, даже спутниковой тарелкой как-то хвастался… Сведения, которые он мне приносил, почти всегда подтверждались. Как следопыт он неплох, мы давно негласно сотрудничаем. В тот раз Цыган принес обгоревшую папку с ведомостями и чертежами и несколько носителей информации. Флеш-карту – она хорошо сохранилась, и два раздолбанных ПДА, с одного так ничего и не сняли. Самыми ценными оказался десяток лазерных дисков и контейнер с каким-то желе внутри. Сталкер прочесть ничего не смог на нетбуке, потому принес все нам, денег особо не просил, так как не знал, что принес. А контейнер вообще задаром отдал. Суеверия ему и принципы какие-то плату взять не позволили. – Григорович облизал пересохшие губы. – Рассказал, что побывал на краю большого Могильника, и там нашел заброшенную военную лабораторию…

– Не уточняй, – перебил Отмель и слез с кровати. – Сока глотни.

Григорович выпил, Отмель уселся обратно.

– Мы расшифровали все. Даже обгоревшие документы частично восстановили. А на дисках были чертежи и компьютерная модель установки, которую Кирилл запустил во время боя. <

Я поднял голову, когда услышал свое имя. Все посмотрели на меня.

– Не я… не я запустил. Это был другой Кирилл.

Когда мы выбрались из убежища после атаки монолитовцев и прибыли первые вертолеты, Отмель всех отправил за Периметр. Пока летели, Лабус сбивчиво рассказывал историю, приключившуюся якобы со мной. А потом неожиданно сменил тему, стал говорить, как вести себя на допросе у особистов, велел поменьше болтать, адрес мой взял и обещал разыскать, когда появится возможность. Только у меня в голове ничего не укладывалось, я не представлял, как такое могло произойти, да еще со мной. Я запомнил серое лицо Лабуса и глаза, полные боли. Он кого-то потерял в том бою – друга, кажется. Вот и сейчас у него такой же взгляд… А на допросе я рассказал только то, что видел, и контрразведка решила не цепляться ко мне – что им до какого-то слесаря КИПиА?

– Давай, Серега, дальше, – сказал Отмель. Лабус налил себе вина, медленно отпил. Григорович продолжил:

– Когда я разобрался, как можно использовать вырожденное вещество в «пуле-квант», проект засекретили. Я обкатал компьютерную модель и стал размещать заказы на разных заводах, чтобы узлы независимо друг от друга изготовили. – Григорович вздохнул: – Секретность. Установку почти собрал, только ГСК осталось получить. И еще – «пуля» у меня была всего одна, та, что Цыган принес. А…

– Обожди, – перебил Лабус. – Вырожденное вещество, «пуля»… Подробней можешь?

Григорович посмотрел на Отмеля, и тот кивнул.

– «Пулю-квант» сделали в той лаборатории в Могильнике. У субстанции внутри атомные ядра лишены глюонных связей. «Вырожденное вещество», вот как эта штука значилась в документах из лаборатории. Его выработали в небольших количествах при помощи живых аномалий под названием «глюонный субстрат»…

– Видели их как-то, – вставил Лабус. – С Лехой видели. Эти твои «живые аномалии» на наш отряд напали и Карла сожгли…

Он хотел что-то еще сказать, но не стал. Григорович заговорил вновь:

– Я до сих пор не знаю, что это была за лаборатория, кому принадлежала. По словам Цыгана, ее давно покинули, причем в спешке, судя по всему. Так или иначе, там вырожденное вещество поместили в контейнеры – по документам их значилось семь штук. Но Цыган нашел только один. Он сказал, скорее всего до него там уже успели побывать другие сталкеры, хотя и немногие. Так или иначе, остальные контейнеры разошлись по Зоне. Без «пули-квант» моя установка – куча металлолома…

– «Пуля-квант» – прозрачный контейнер с этим веществом? Похож на гильзу от тридцатимиллиметрового снаряда и внутри что-то типа желе, светится? – уточнил Лабус.

– Да. А моя установка поглощает аномальную энергию. Если собрать мобильный вариант, можно как по автобану Зону проехать – плевать на аномалии. Еще выброс… Его природа неизвестна, но компьютерная модель показала, что можно и выброс погасить.

– Так. – Лабус тряхнул головой. – Значит… и Зону можно стереть?

– Ага, – кивнул Отмель. – Потушить, как костер. Без подпитки от выбросов мутанты, сектанты, артефакты – пшик.

Лабус снова тряхнул головой и обратился к Григоровичу:

– Ты можешь мне доходчиво объяснить? С момента… ну, когда это марево появилось, или как его назвать?

– Называй как хочешь. – Григорович двинул рукой, ойкнул, поморщился. – Моя вина, что марево образовалось. Точней, пространственно-временная петля. Юра мне рассказал про тебя и Курортника еще в лагере, до сигнала о выбросе, мол, сбежали вы из «Гуантанамо» – я значения не придал, голова установкой была занята. Только здесь уже разобрался что к чему. Во всяком случае надеюсь на это. – Ученый замолчал.

Отмель решил, что он хочет попить, налил сока и опять слез с кровати.

– Долбаная секретность! – Григорович отмахнулся, скривился от боли. – Столько людей положили. Сядь ты, не хочу я пить. ГСК в срок не доставили, я самоделку вместо него изготовил, хреновая конструкция вышла. Кирилл, правда, хорошо помогал…

Военсталы посмотрели на меня.

– Сергей Константинович, я знаю, где в схеме была ошибка, – сказал я, глядя в пол.