Текст книги "Клан – моё государство."

Автор книги: Алексей Китлинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 37 страниц)

Глава 7

Чуть свет До и Мик проснулись и покинули без шума дом. Ещё с вечера Сашка дал им задания. Каждый из них должен был прибыть в Томмот через пять дней, но по своему маршруту. Это было и обучение, и проверка одновременно. Сам же пролежал на нарах весь день не вставая, наблюдая, как Игнат и Ронд пакуются перед уходом. Часов в семь, когда уже стемнело, они оделись и, подхватив рюкзаки, пошли к выходу. Сашка вставать не стал. Когда крепили лыжи, Ронд спросил Игната:

– Даже не попрощался. У вас что, не принято?

– Чего ручкаться? Каждый и так знает, что делать. Ценные указания ни к чему. Их можно получить как совет, если своих мозгов не хватает, а в принудительном порядке этого нет. И потом, что прощаться? Под одним все ходим, провожай, не провожай – уже не поможет, как судьба повернёт – так тому и быть. Ты готов?

– Почти,– натягивая перчатки, ответил Ронд.

– Идёшь след в след. Если я сильно попру, и будешь не успевать, то подсвистывай, голоса не подавай.

– Это я уже усвоил. Меня Мик всю дорогу дрочил.

– На спусках будешь идти слева, я тебе буду оставлять запас.

– Только бы не круто, а то Мик прокатил один раз, у меня чуть память не отняло.

– Ночью крутого не будет. А днём как?

– При свете хоть видишь, куда падаешь.

– Задницей тормози, если я вдруг упаду, на бок не вались.

– Это я тоже знаю.

– Что ж, первый класс обучения ты освоил. Тогда трогаем,– Игнат пошёл вперёд, Ронд за ним следом. Через две минуты их силуэты исчезли в ночи.

Глава 8

В двенадцать часов ночи Сашка тоже вышел на лыжную тропу. Он шёл без рюкзака, имея при себе только сухой паёк на три дня, который мог растянуть на десять дней, да четыре пистолета с большим боезапасом и две пары коньков, называемых в простонародье «ножами».

В назначенное время все трое сошлись под Томмотом на зимней переправе через реку Алдан. Все успели вовремя.

– Отдохнуть успели?– спросил Сашка ребят.

– Да, Саш,– ответил за обоих Мик.– Мы тут уже двое суток. Успели пошариться по округе. Всё тихо. Шевеления нет.

– Пошли на ту сторону,– предложил Сашка.– Коньки взяли?

– Взяли,– Мик похлопал по рюкзаку.– Ещё прикупили кое-что, чтобы собирать каркас было легче.

– Отлично. Километров десять по лесу срежем и там соберём свой агрегат, лёд отличный, сказочный. До Усть-Миля долетим с ветерком,– Сашка сошёл на лёд.

– За сутки уложимся?– спросил До.

– Ишь, шустрый какой. Мы что, рекорды ставить сюда пришли?

– А что? Может установим,– Мик подмигнул.

– Игры в сторону. Не горит. Идём в среднем темпе. Куда торопиться,– поскальзываясь на свежем гладком льду, произнёс Сашка.– Двое суток, как наледь легла. Одеваем коньки и катим вон до той стенки, где парит,– Сашка показал вдаль, туда, где поднимался в небо и клубился туман.– Его пройдём и глянем, что за ним. Там и соберём аппарат.

За наледью, которая растекалась и парила, был простор. У берега сладили неравным крестом каркас, закрепили в середине мачту, обвязав растяжками, установили поворотные тяги и, прикрепив к конструкции коньки, выкатили на речной лёд. Там наклонили и зацепили парус, который сразу затрепетал под ударами ветра.

– Свои не снимайте, будем греться на ходу,– Сашка стал раскатывать буер, подставляя парус под поток ветра, направление которого было попутным. Буер полетел во всю прыть так, что еле успели в него впрыгнуть. Разогнались до сорока километров в час. Свистело в ушах. Время от времени соскакивали и катили рядом, чтобы согреться. Чтобы не сильно морозило лица, натянули маски и очки, глаза слезились от ветра и от ярко поблёскивающего снега. Ехали слаженно, наледи были почти везде. Кое-где, правда, не замёрзшие, на них все выскакивали и бежали рядом, чтобы коньки на конструкции не проваливались. В двух местах переходили через снежные пробки, там, где вода не накрыла снежную целину. Так и мчались, петляя по изгибам реки до самых сумерек. Когда горизонт размылся, остановились, развели костёр и поужинали, дождались полной темноты, после чего сняли с конструкции парус, коньки, растяжки и, бросив её в снег у берега, покатили своим ходом, изредка подсвечивая себе фонариками. В середине ночи прошли посёлок Чагда, который встретил и проводил их собачьим лаем. К утру встали у скалистого берега и раскинули небольшую палатку. Быстро поели и завалились спать. Когда стемнело, опять встали на коньки и всю ночь катили. Утром остановились, сняли коньки и двинулись от реки в лес, по очереди пробивая снег по направлению к Усть-Юдоме. Это было межпограничье Якутии и Хабаровского края. К обеду вышли в район погранпоста Сашкиной "семьи". Их сразу заметили, и навстречу вышли двое. Мик и До остались на месте, а Сашка пошёл вперёд. Через минуту после встречи двое мужиков уже тискали Сашку в объятиях, а он лишь махнул своим молодым, чтобы шли к нему. От поста отвалило два снегохода, которые подхватили всех пятерых и быстро доставили на пост. Охранный корпус западного сектора "семьи" вывалил из неприметного строения, по крышу засыпанного снегом и бросился обнимать Сашку и его спутников. Радость была большой. Все знали, что много лет назад Сашка пропал бесследно и вот теперь сам, собственной персоной, пришёл в родные пенаты, да не один, привёл с собой молодых, так ловко болтающих на "семейном" диалекте. Вопросов не задавал никто. Встречали "стрелки", люди немногословные и суровые, они забрали у молодых поклажу и двинулись всем миром в дом. На входе ждал Сергей, который принял под своё руководство Восточный сектор после бойни в семьдесят первом году. Он обнял Сашку, пожал руки молодым и сказал:

– Нет, Саня! Ты неисправим. Сволочь ты последняя после всего. Как тебя, гада, земля носит? Имей в виду. Мы тебя из списков не вынесли. Ты был контрольщик по промыслу и им числишься. Из совета, правда, выбыл, но это сам виноват,– и снова обнял Сашку, похлопывая обеими руками по спине.

Ввалились в дом.

На Сашку пахнули давно забытые запахи, сердце вдруг защемило. Он сел на лавку не раздеваясь и, откинувшись к стене, вдыхал воздух. Он был среди своих: тех, кто знал его с детства, тех, с кем он вместе жил и работал, с кем вместе лил свою и чужую кровь. Мужики суетливо собирали стол, доставали фляги, припасённые к дням рождения и праздникам. Сегодня был самый большой для них праздник. Вернулся свой, родной, блудный брат, и это событие отодвигало всё остальное на второй план. Медленно Сашка скинул куртку и унты и подсел к столу, на который его пацаны выставили четыре бутылки шампанского. "Вот змеи,– подумал он.– Ведь запретил. Протащили-таки. Обязательно их накажу. Потом".

В большую чашку налили уху, дали в руки кружку с шампанским, а когда выпил, моментально налили спирт, после чего, дружно чокнувшись, выпили стоя и молча.

Что можно было сказать после двенадцати лет разлуки! Разлили спирт по кружкам и подняли тост за Кана. Стали закусывать. Потом затянули тоскливую песню о вечном бродяге и его непутёвой судьбе. Пели все, разделившись на несколько голосов. Застолье длилось часа два. Порядком захмелев, начали располагаться на ночлег. Сашке и его ребятам выделили почётное место.

– Пойдёт гонец, о чём сообщить совету, кроме твоего возвращения?– спросил Сергей перед тем, как Сашка лёг.

– Запроси, чтобы совет дал пропуск моим ребяткам, и пусть кто-то прибудет на переговоры. Мы тут будем ждать.

– Пропуск тебе я могу дать.

– А моим?

– Им – нет. Что ж, ждите. Это дней пять, не меньше.

– Что спешить. Поживём здесь. Сселишь, устроимся где-нибудь недалече.

– Ну ты, Саня, совсем с ума сошёл.

– Так ведь закон не велит. Мне – ладно, а они не могут. Тебе же отвечать.

– Возьму на себя.

– Палатка тёплая есть?

– Есть.

– Дашь завтра, мы в двух верстах поселимся.

– Мужики не согласятся.

– Не надо из-за меня всем в штраф лезть. Я им сам объясню.

– Хорошо. Вот ведь как бывает,– Сергей мотнул головой.

– Нормально. Харчей подкинете только. Я возмещу.

– Сочтёмся. Свои ведь, не чужие. Спи.

Утром выставили палатку и перебрались жить на выселки. Но жили до возвращения гонца весело. Каждый день ходили в гости на пост, и гости приходили к ним, принося что-нибудь вкусненькое. За чаркой долго болтали о жизни, делах, времени, в котором всем им пришлось родиться. Гонец вернулся на седьмой день. Двое суток мела метель, задержавшая его в дороге. Совет разрешил Сашке и прибывшим с ним людям поселиться в здании поста, но остальное не решил, сообщив, что надо время. Сашка и не торопился. Вскоре появился брат Лёха.

– Мать умерла прошлой осенью. Я сообщение тебе послал. Получил?

– Да. Но поздно,– Сашка стиснул зубы.

– До смерти тебя ждала, всё не верила, что ты погиб. Намучилась она в первые три года твоей пропажи. Потом-то уж отлегло малость. Батя жив, но очень плох. Ходит, правда, сам. Врачам не даётся обследоваться. Говорит, вот сдохну, тогда и режьте. Что ещё тебе сказать? Род наш пополнился шестью племянниками и тремя племянницами. Обрастаем мал-мал. Иеромонах Павел, братуха наш, женился полтора года как. У него дочь. Пять месяцев скоро.

– Где он сыскал?

– Приехала одна по распределению, немолодая уже, за тридцать. Языки иностранные в школе преподаёт. И она его окрутила. Он из партии вышел со скандалом, но директорствует, замены не могут найти. Маймаканские твои старики живы. Был у них осенью. Санька, говорят, на этом свете держит нас, мохнатых, вот придёт, свидимся и на упокой двинем.

– Вот молодчаги. Кряхтят, а тянут. Десять лет их не видел.

– Про живых всё пока. Что Проня – глава совета, знаешь. Дед Ло отошёл от дел, малышей учит, бородёнка совсем сивая и реденькая стала. У кума твоего, болгарина, семеро детей уж. Три Сашки. Одна, правда, девка. Павел был председателем поссовета, когда Боян второго пацана пришёл регистрировать. Братуха не стал регистрировать второго мальчика Александром, не положено. Они там схватились в рукопашной, народ разнял, кум записал мальчонку всё-таки Сашкой, но на фамилию жены. Калитвиным. А Павлу пообещал ноги оторвать, если в тайге попадётся.

– Хватит пока. Дай переварить,– Сашка прикурил папиросу.

– Ладно,– смиловался Лёха.

– Проня-то что в совете тянет?

– Так нет его. Он в Охотске сейчас. Туда отбыл. Там военные объявились, копают старое дело. А твои что, сами не могут побыть?

– Мои всё могут. Хочешь – пущу, половите по тайге. Военные какие? Ты, часом, не в курсе?

– Ловить Серёге вон предлагай, а мне не надо. Военные как военные. Панфилов вроде из армейской разведки у них заправляет. Как ты-то?

– Что, брат, тебе сказать. Концерн свой есть, банк свой есть. Это официально. Много чего в нелегальном есть. Так. Всего не опишу, жизни не хватит. Школы вот ещё, где бандитов учим.

– Обрастаешь. А в Алданском что?

– Свернулись мы там. Всех распустили с Петровичем, оплатили людям труд их. Он сейчас в Краснодаре в больнице. Силикоз достал.

– Куш большой сняли?

– За прошлый год пятнадцать тонн.

– Ох и жадный же ты!– Лёха хитро прищурился.

– Брат, я не жадный. Все, кто работал, имеют жильё приличное, автомашины и средства немалые. А потом, я тут брал мизер, копейки. Мой банк в Швейцарии уже больше тысячи тонн в своих хранилищах осадил.

– Ну, Сашка, ты видно мир весь в оборот взять хочешь.

– Весь не весь, но пришёл для того, чтобы вас всех в общее дело вытянуть. Если пожелаете. О том, что армейские копают, как узнали?

– Начальник радарной станции Пешков тащил новое оборудование, его шмонали в Сковородино. Теперь вот в Охотске объявились.

– А с Пешковым кто виделся?

– Ко мне он приходил. Просил помочь в сопровождении по реке, чтобы под лёд не провалились техника и сани с оборудованием, там тяжёлое большей частью.

– Так что он сказал?

– Что мог Пешков сказать? Видел, как в аэропорту из вертолётов на транспорт перегружали убитых, одетых в камуфляжную форму. Раненых он тоже видел. Много. До полусотни.

– На железке мой шухер. Лёха, а Проню можно предупредить в Охотске, чтобы на контакт не шёл?

– Теперь нет. Уже поздно. Сильно набедокурил?

– Братан, я к ним не лез. Они сами ввязались.

– Ты мне мозги не парь. Не ввязались они, а тобой прогнозировались, ты не тот человек, который не знал, в кого целил.

– Да знал, знал, что это теперь решает? Обратной дороги нет. Они дело получили из КГБ, моё. Гэбэ им скинуло с чьей-то подачи, а они так стали рыть, что я еле успел свернуться, да ещё "чужака" получил в свои руки, который в ГРУ числился, но был переведён в КГБ в усиление бригады, которая моим же делом занималась.

– А "чужой" откуда?

– Не знаю. Сейчас проверяем. Он долговременный был агент. С такой крышей, что мать бы родная не опознала.

– Молодые твои тоже палили?

– Ещё как!

– Здоровье у тебя как? Не шалит?

– Нормально.

– Ох, братишка,– Лёха стукнул Сашку кулаком в грудь.– И за что я тебя, гада, люблю, сам не пойму. Ведь одни неприятности от тебя.

– И не только своим. А Ванька где?

– Мой?

– Твой. Я и забыл, что их много у нас.

– Мужик совсем стал. Я в его дела не лезу. Сидит, что-то пишет, к старику Ло мотается.

– Он что, из дела вышел?

– Стрелком стал давно, года четыре уж.

– Эти годы спокойно было?

– Гладь. Ни одной стычки. Что это у тебя за штаны?

– Нравятся?

– Материал непонятный.

– Химволокно. Не горит, не пропускает воду, не рвётся. Бронь.

– Прорезиненная?

– Нет. Что-то вроде шёлковой ткани, по весу и качеству, но очень лёгкое, плотное и с запредельным потенциалом на разрыв.

– На западе делают?

– Своё, Лёха. Я же тебе толкую, концерн у меня химический.

– Оно не греет?

– Нет.

– Пуля пробивает?

– Во! Видишь,– Сашка показал на зашитые дыры,– сколько на железной дороге натыкали.

– А говоришь – броня.

– Рубашка специальная снизу надета, она – броня настоящая, от пули предохраняет. Больно, правда, до кругов в глазах.

– Нас снабдишь?

– Конечно. Вы ведь не чужие.

– Пистолеты тоже сами клепаете?

– Техническое бюро варит. Штучное производство,– Сашка разобрал пистолет.– Сделан из силикона. Его обнаружить невозможно современными средствами проверки.

В дом зашёл Сергей.

– Лёха,– позвал он.– Пошли воевать. Сашкины молодые взялись нас всех уделать. Предложили стрелять боевыми. Мы проверили их рубашки, пистолетные пули не пробивают.

– А они по нам?

– У них специальные патроны, начинённые краской.

– Ладно, Саня, пойду поддержу команду, ещё поговорим,– брат выскочил наружу.

Сашка попил чай и завалился спать. Проснулся на следующий день ближе к обеду. За столом негромко шёл разговор. Открыв глаза, Сашка увидел Проню, он совсем не изменился, только добавилось седых волос, и по всей голове, а не как обычно, сначала на висках.

– Что, пропажа, проснулся?– Проня подсел на нары.– Дай я тебя потискаю, бандита,– они крепко обнялись.

– Мик, где До?– спросил Сашка, поднимаясь.

– Так ещё учебная война не закончилась. Счёт десять: один. Остались в живых До и трое их стрелков,– пояснил Мик.

– Тебя кто уложил?

– Вот,-кивнул молодой бандит в сторону, разливающего в кружки спирт, Прони.– Он.

– Что, тоже не усидел?– Сашка ткнул Проню в бок.

– Понарошку, что не поиграть?– стал тот хохотать.– Присаживайся. Выпьем с тобой по маленькой за твоё воскрешение. Видать, гроб тесноват был.

– В любом – не сахар, однако,– ответил Сашка.– Но на тот свет не долетел, с курса сбился.

– В рай хотел, потому и сбился,– прыснул смехом один из стрелков, вызвав гром хохота.

– С Господом пить кто б не хотел?– Проня поднял свою кружку.– Интересно, там в его божественной банде бабы есть?

– Там все бесполые,– бросил кто-то под дружный смех.

– Не дают слова сказать. Давай, разбойник,– обиделся Проня и, стукнув свою кружку о Сашкину, выпил.– Всё, мужики. Баста. Хватит ржать. Дел много. Вываливайте на двор. Нам поговорить надо.

Народ высыпал наружу. Остались Проня, Сергей, Сашка и Скоп, ведавший в "семье" контрразведкой, который сразу задал вопрос:

– Что тебя повернуло к "семье"? После стольких лет отсутствия?

– Скоп,– Сашка не любил, когда начинают сгоряча.– Ты не гони. Не надо на меня давить. Совет дал вам полномочия на переговоры со мной?

– Нет. Не дал,– вытаскивая пачку "Беломора", ответил Скоп.– Постановили проверить тебя. Потому и задаю вопросы.

– Тогда прервёмся. Мне надо дать моим поручение. Пропуска на них, так понимаю, совет не дал?– Сашка направился к двери.

– Саш,– окликнул его Сергей.– Да сядь ты, не горячись. Ты пойми – двенадцать лет ни слуху, ни духу.

– Вам не горит, мне горит,– Сашка вышел.

Вернулся через десять минут со своими ребятами, которые быстро собрались и выскочили, не проронив ни слова.

– Кто даст мне пропуск?– спросил Сашка.– Хочу родных повидать. На десять дней,– и стал укладывать свои вещи.

– Я даю,– поднял руку Сергей.– А почему на десять?

– Чтобы меньше слёз,– натягивая куртку и направляясь к выходу, бросил Сашка.

– А на вопросы ответить не хочешь?– снова влез Скоп.

– Иди ты со своими вопросами в задницу. Считайте, что я выбыл окончательно по причине смерти, заявление подам в совет лично,– Сашка покинул здание поста, хлопнув дверью.

– Козёл,– набросился Проня на Скопа.– Кто тебя просил соваться? Мудак. Зря человека обидел. Вопросы у него, видишь ли. Не мог подождать полчаса? Даже поговорить не дал.

– Что делать?– спросил Сергей.

– Заявку оформляй,– Проня сел.– Что делать, что делать. Ничего. Он упрямый, как осёл, своих решений не меняет.

– А людей своих он куда направил?– Скоп пошёл к выходу. Отсутствовал минут двадцать и, вернувшись, сказал:– Потопали в направлении Комсомольска-на-Амуре. Сашка тоже погостит и уедет. Без него жили столько лет и ничего. Свет не перевернулся,– он был непробиваем в своей логике.

– Ты, Скоп, меня не заводи,– побагровел Проня.

– Сам не заводись. Шухер поднялся, и он объявился. С чего бы это? Мне так сдаётся – это его работа, – контрразведку трудно было пробить, у неё своя мораль.

– Что сидеть? Сергей. Сдай кому-нибудь пост и идём все в посёлок. Совет соберём, решим. Как теперь людям в глаза смотреть? Они ведь Сашку с пелёнок знают, а мы ему от ворот поворот дали,– Проня встал.

– Ладно, мужики, только сами без ссор,– предостерегая возможные осложнения, сказал Сергей.

Глава 9

Сашка добрался до родного посёлка через три дня. Уселся в снег, осматривая его в бинокль. Во дворе дома кто-то копошился, но разглядеть было невозможно, изморозь, выпавшая на деревья, скрывала. Просидев минут двадцать, он встал и, не таясь, двинулся через реку, пришаркивая ногами по льду. На обрыве встретил брат Владимир, помог перелезть забор, обнял, поцеловал, смахивая набежавшие слёзы, и сказал:

– Иди. Батя тебя ждёт,– а сам остался стоять, глядя ему вслед.

Неспешно Сашка веником смёл снег с унтов, отряхнул куртку и, потопав ногами, вошёл в сени. Дверь открылась, и на порог в накинутом наспех полушубке вышел отец. Он стал тискать Сашку, целуя, полушубок упал на пол. Сашка втащил отца в дом, оставляя белые следы, усадил на табурет. Володина жена, крутившаяся у печи, подскочила, закрыла двери, подняла упавший полушубок и повесила на вешалку. Сашка тем временем присел на корточки, как в детстве, склонив голову на колени отца.

– Мамка вот не дождалась,– вымолвил батя.

Сашка молчал, было тяжело, спазмы сдавили горло.

Отец первым пришёл в себя и, подняв Сашкину голову, стал смотреть на него.

– Вот ты какой стал,– и притянув его к себе, поцеловал.– Бери стул, подсаживайся, чего на карачках стоять. Галина,– крикнул он жене Владимира. Та вышла из соседней комнаты, вытирая фартуком слёзы.– Не лей слезу, поздно уже. Бельё ему собери, Володькино будет впору. Мы в баню пойдём, сполоснёмся, да и тебе мешать не будем.

Они встали. Сашка помог отцу одеть полушубок, и они вышли во двор. Владимир курил, присев на завалинку.

– Володь, иди, прихвати чего там,– отец показал на пол-литровую бутылку спирта.– Негоже без закуски.

Брат метнулся в дом.

Раздевшись, пошли в мойку греться, где к ним присоединился Владимир.

– Всё принёс,– сказал он.– Там уже Лёха припёрся с Игорем. Я сюда бежал, видел Павла, идёт вдалеке. Бать, я Сашку сам попарю, тебе нельзя в парной долго.

– Ладно. Дверь закрой на крюк, а то они сейчас навалят сюда скопом. Баня, чай, не резиновая.

– Я, бать, и крюк накинул и Лёху предупредил, чтобы не лезли.

– Веники вон, ошпарь, вода уж, поди, остыла,– отец показал Владимиру рукой на таз с запаренными берёзовыми вениками.

– Бать. Не суетись,– Сашка пожал отцу кисть руки.

– И то верно. Чего это я закомандирился. Идите в парилку, коль так, я уж не полезу, обмоюсь только.

Братья нырнули в двери парной. Плеснули на комелёк ковш горячей настойки, запаренной на сосновой хвое, и расстелились по лавке, жар сворачивал уши в трубочки.

– Ох и нажарил. Сутки, что ли, топил?– еле дыша, спросил Сашка.

– Ага. Так посчитали, к вечеру вчера должен был прийти. Лёха сутки назад как, приехал. Ты что, зимовья обходил?

– Прямиком топал, на Итыге на коньки встал, да ветер, как назло, в лицо. Я видел, что они на снегоходах прошли.

– Ну что, ещё плеснуть?– предложил брат.

– Сварить хочешь?– соскакивая с полки, прохрипел Сашка.– Всё пока, пойду воздуха дыхну. Отвык уже.

– Что, спёкся?– смеясь, встретил в предбаннике отец.

– Совсем,– стал оправдываться Сашка.

– Значит, не было бани там, где скитался?

– Там сауны, бать. Автоматика. А вот так, как в русской бане, чтобы волна катилась, этого нету.

– Шапку надень, а то уши отвалятся,– посоветовал отец.

– Хорошо,– натягивая шапочку и рукавицы, сказал Сашка, снова направляясь в парную.

Попарились быстро, обмылись и вышли в предбанник, где отец уже приготовил закуску и налил в стопки.

– За мамку, царство ей небесное,– произнёс отец, чокаясь. Выпили, но закусывать не стали.– Рассказывай, где сейчас обосновался?– батя разлил в стопки спирт, себе чуть-чуть.

– Бать, что говорить? Подстрелили малость. Очнулся у двух старцев на Маймакане. Они и выходили. Вертаться не стал, нашёл в Алдане Николая Петровича Вавилова, и сколотили за год с ним дело. Всю братию там прижали, кто ерепенился – вывели в расход. Я оперативную вёл часть, Петрович занимался добычей. Но основную работу делал за границей.

– Начальный капитал с Петровичем делал?

– Нет, бать,– поднимая стопку ответил Сашка.– У Петровича я был только в паях. Металл, правда, весь оприходовался у меня, я им оплачивал из другого дела. Я в КГБ два года сидел. По найму. Мне за это вперёд уплатили. Когда всё обернулось, я свою долю – а это "архивные" деньги – внёс в уставной фонд созданного мною же банка. Мы с заказчиком поровну поделились. Огромные деньги к нам пришли. Очень.

– Много – это сколько?– спросил Владимир.

– Моя доля составила миллиард двести миллионов. Не наличными, а чеком. Чистые деньги.

– Кого подсидели?– отец посмотрел недоверчиво.

– Банки. По капиталу германской нацистской партии,– Сашка выпил и стал закусывать.

– Армейские тогда чего влезли?

– Это, бать, разговор отдельный. Наш "клан" подметил Юрий Владимирович Андропов. Вот тех двоих ребят пограничников, что погибли в начале семьдесят первого года, помнишь?– отец кивнул.– Про события под Аркой он тоже сведения имел, но не лез, тихо подкрадывался, на свой страх и риск. Привлёк в дело одного умника. Очень головастый мужик. Давыдов Георгий Николаевич. Знакомое имя?

– Вона, где всплыл!– отец чертыхнулся.– Матка бозка. Жив, значит, курилка?

– Да, жив. Лучше бы он сдох,– Сашка выматерился.– Их расследование то шло, то умирало, смотря по политической обстановке. Черненко после Андропова занял пост, свернул давыдовскую богодельню, а нынешний, Горбачёв, опять делу ход дал. Всех их мне убрать не удалось в 1981 году, спрятались. Имею в виду людей из давыдовской секретной следственной бригады, там состав подобран был полууголовный. Вот я в том году последних убил. Концы в воду должны были уйти, но нет. Какая-то сука передала всё в армейскую разведку. Я надеялся, что они – мужики умные. Прочитают дело и спишут в архив, но видно кто-то очень большой и тайный настоял, чтобы они копали. Пришлось Давыдова – он на пенсию ушёл – вытаскивать у них из-под носа. Так мы и сошлись на железной дороге лоб в лоб.

– А Петрович?

– Мы всё свернули. Он умирать поехал. На Кубань. Кварц,– Сашка постукал по грудной клетке.

– Шахта проклятая! Ох, сколько душ этот кварц сгубил. Да, что теперь говорить,– отец махнул, предлагая наливать спирт, свою стопку отставил в сторону.– Тебя, значит, они ищут? Военные эти.

– Меня они не достанут.

– Ты что, официально всплыл?

– Да, бать. Вполне,– Сашка достал из куртки, висевшей рядом, британский дипломатический паспорт и протянул отцу. Тот долго вчитывался и спросил:

– Выяснил, стало быть, кем был Кан в прошлом?

– Он был тем, кем был. Таким, каким мы его все тут знали. Но предки его кровей знатных. Королевских почти.

– Вона, как! А своя родня уже не в счёт?

– Свою я тоже сыскал. Ты, бать, почему не говорил, что родная твоя сестра Вера – тётка наша, так получается – в разведке китайской работала, во внешке. Мало того, женой Кану доводилась? Иль не знал?

– Знал,– возвращая паспорт, сказал отец.– Я из-за её дури пятнадцать лет в лагере на нарах пролежал. Она в Гоминьдановской армии была. Когда Мао их на Тайвань согнал, она отряды готовила освободительные, с одним таким и попала в засаду. Погибла. А вот, что Кан её муж, впервые от тебя слышу. Клянусь.

– Я сам, когда документы в Гонконге в банке получил, поверить не мог. Она в шестидесятом году погибла. У них с Каном был сын. Моего года рождения, погиб годом раньше, при штурме монастыря китайской армией. Вот Кан и вписал меня в эту родословную. Точнее, я воспользовался предоставившейся возможностью.

– По англицкой-то ты кто?– смеясь, спросил Владимир.

– Сэр Бредфорд. И ты зря, братуха, смеёшься. Сама королева со мной ручкалась. Там у них в Великобритании за Бредфордами место в палате лордов пустует, правда, лет сто, но есть.

– Вот, батя, уродит же природа. В лорды без мыла влез. Скользкий ты, Сашка, как налим.

– Что ж, сэр Александр Бредфорд,– отец налил в стопки, включая себя,– чисто сделано. Пьём и двигаемся, а то родня исшуршалась.

Было слышно, как из дома то и дело выскакивали и приближались к бане, скрипя снегом.