Текст книги "Клан – моё государство."

Автор книги: Алексей Китлинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 37 страниц)

– Ты же сказал, что ты – внешник,– Егор положил на стол коробок спичек.

– Это так,– подтвердил Ронд.

– В Шелбухово один объект, если это под Осташёво на Рузе,– Егор улыбнулся.

– Именно там,– произнёс Ронд.

– Александр. Он близко там не стоял. Чушь порет,– сказал Егор Сашке и на диалекте добавил:– там подземный запасной штаб войск стратегического назначения, место, откуда команды на пуски ракет баллистических делают.

– А я утверждаю, что был,– настаивал Ронд.

– Знать о нём ты, положим, мог, это ясно. А вот что там, и кто – не лепи, парень, мы сами ушастые. Ты что думаешь, если у тебя по этому объекту ноль, то можно туда сунуть всё, что хочется?– Егор подкинул коробок большим пальцем, тот, прокрутившись в воздухе, встал на малое ребро, торцом.

– Допустим, мы не доказали друг другу,– Ронд ушёл в сторону.

– Путь у тебя, кем бы ты ни был – один,– Сашка прикурил папиросу от папиросы.– На железке было не ГРУ, это подразделения оперативной армейской разведки Генерального штаба. Улавливаешь?

– Теперь – да,– Ронд чуть поник.

– Если ты не чужак, а сам себе на уме, легче ляжешь. Если чужак, скроешься от них запросто. Взять тебя к себе нам нет резона. Мы тут сидим, эти тебя искать будут и найдут, трясти для этого будут крепко. Ещё ты мне доверия не внушаешь, много подозрений на твой счёт. Игнат. Бери его с собой. Вывези и отпусти. На все четыре стороны.

– Надеюсь, в Европе?– спросил Ронд.

– Если ты оттуда, откуда я предполагаю, то ваши там есть, и довольно много,– Сашка кивнул Мику.

– Что у тебя?

– Может его на год изолировать?– предложил Мик.

– Нет. Это трата времени,– Сашка выбросил окурок.– Всё. Вам троим в ночь. Готовьтесь. Ты, Игнат, утром. Выводить будешь с мерами предосторожности.

– Ясно,– Игнат встал из-за стола вслед остальным.

Все разбрелись по домику, каждый по своим делам. За столом остались Ронд и Сашка. Долго молчали, потом Ронд спросил:

– Если я дам вам правду, мы сможем договориться?

– Не знаю,– ответил Сашка.– Думаю, что информация твоя ценности не имеет для нас.

– Или вы просто не хотите её брать?

– И это верно. О тебе мы через два-три месяца будем знать всё. И чей ты, и кто. Тебе, стало быть, сдавать хозяев своих нет смысла. На любого, кого бы ты мне не дал, у меня больше есть информации.

– Хотите сказать, что располагаете большим, чем я знаю?

– О нас ты вообще ничего не знаешь. Чтобы о нас знать, надо в нашем котле вариться, ты сидел не там, где нужно, и даже твои шефы тут и оттуда, не могли тебе ничего путного дать.

– У вас, конечно, есть сила. Вот смотрю на ребят, им ведь не больше семнадцати,– Ронд показал на До и Мика, которые играли в кости, расположившись на нарах,– а опыта у них больше, чем у меня. И это сильно бьёт психологически. Тем паче, что они в делах участвуют не только на равных, но и на ведущих ролях. Этот Мик, что меня вёл, поразил меня, испепелил,– Ронд смолк.

– Нечеловеческими способностями?

– Не только. Какой-то в нём порядок невидимый, и он ему подчиняется беспрекословно.

– Внутренний разум.

– Или хорошая школа,– Ронд сел ближе.– Выходит, мне вам нечего предложить?

– Пытайся, но решения я своего не изменю. Всё равно тебе надо ехать в Европу. В Союзе тебя съедят.

– А остаться не могу?

– Оставайся, кто тебе мешает. Если хочешь предложить свои услуги армейским.

– Ну не обязательно с ними садиться за стол. У меня есть, что выбрать.

– Самонадеянность – порок плохой.

– Не такой уж большой вес у армейских, вы преувеличиваете их могущество.

– Я не склонен фантазировать. Мной движет реальность.

– Скажите, а у "Пекина" вы были?

– Интересуешься – как?

– Да нет. Впрочем, если не секрет.

– Там, у "Пекина", был я. Сам. Убил химией. А вот как пускал, и что, объяснить не могу. Это секрет.

– Понятно. А чем ещё владеете?

– Могу больно сделать, не прикасаясь. Скажи, где?

– Давайте локоть левой руки,– предложил Ронд и сразу взвился от нестерпимой боли.– Хватит, хватит. Убедительно, вполне. Мысли тоже читать умеете?

– Хотел бы и это научиться делать. Только учителей таких нет. Одни шарлатаны.

– И у вас все этим владеют?

– Кто пожелал овладеть – овладел. Это ведь от многого зависит, надо иметь способности. Предрасположенность к такому не у каждого есть.

– Готовят у вас, однако!!– восхитился Ронд.

– Аэродинамических труб не имеем, но восполняем другим. А что важней на данный момент – жизнь определяет.

– Вам не откажешь в проницательности, я действительно, крутился в трубе. И довольно долго. Походка выдаёт, да?

– Не только. Больше движение головой. Как у гуся, тело летит, а голова крутится. Там, где обычно поворачиваются телом, вы поворачиваете голову, и если не хватает, доворачиваете корпусом.

– И по этому вы определили, что я – "чужой"?

– Ронд. Мне безразлично, кто вы. "Чужой", не "чужой". Я вас не ловил, не подсиживал. Вы ко мне упали, случайно ли, нет ли, для меня значения не имеет, и я вам сказал своё слово. На случай я вас проверю, но это сделают и армейские. Им-то сам Бог велел.

– Значит, вы считаете, что мне возврата нет?

– При любых условиях.

– И Давыдова мне тоже, похоже, не достать. Вы тонкий психолог, ненавязчиво вынуждаете меня открыться вам.

– Вы сами это хотите сделать. Мои условия для вас, видимо, не подходят, отсекают от чего-то. Но тут не моя игра. В любом случае, что бы вы мне не сказали, помочь не смогу. Давыдов мой. Он мне необходим, и я к нему никого не подпущу. А вам в Союзе могу помочь только одним – убраться отсюда живым. Сами решайте.

– Я мог бы положиться на ваше слово?

– В полной мере – нет. Всё будет зависеть от вашей информации. Если она пересекается с моим делом, то точно – нет. А если она не имеет к нам отношения, какой бы она ни была, могу дать слово, что не воспользуюсь ею. Но откровенно, я бы на вашем месте делать этого не стал. Пути Господни неисповедимы.

– У меня нет выбора. Мы могли бы поговорить наедине?

– Тогда одевайтесь. Пойдём наружу,– Сашка встал и подхватил свою куртку.

В пещере было темно.

– У меня нет фонарика,– сказал Ронд.

– Держись за моё плечо,– произнёс Сашка и, почувствовав руку, пошёл по галерее. Вскоре они выбрались к входу. Стояла прекрасная звёздная ночь. Безлуние. Безветрие. Мороз был около двадцати.

– Я начну, пожалуй,– Ронд переступил с ноги на ногу.

– Давай, – Сашка пожал плечами.

– Мне о вас неизвестно было ничего. Даже, когда я попал в группу Скоблева, там речи о вас не шло. Вы для меня полное, так скажем, открытие. Давыдов мне о вас первым и поведал. И то правильно, что он меня привлёк, чтобы вас искать. И уже было начал готовить. Это с начала октября. До того времени проверял и экзаменовал. Я согласие, когда он меня в центре под Москвой нашёл, дал сразу. Я шёл к нему. Не к вам. И к нему я шёл со своим. Поверьте.

– Соглашусь. Пока укладывается нормально.

– Кто меня в Союзе на него выводил – я не знаю. В этом могу поклясться матерью.

– Отец есть?– вдруг спросил его Сашка.

– Умер. Давно. Лет уже двенадцать.

– Вы – израильтянин,– констатировал Сашка.

– Почему вы так решили?

– А больше от Давыдова никто ничего не смог бы иметь. Его прошлое могло представлять интерес только там.

– Мне с вами неуютно. И очень плохо. Вы даже представить не можете – как. Давите чем-то. Давыдов говорил, что вы очень опасный человек.

– Как он меня называл?

– По-разному. Но чаще – монстром дьявольским. Я не верил и усмехался про себя, а сейчас ощущаю, что прав был старик.

– Я сам не знаю – кто я. Но похоже, Давыдов, точно углядел во мне суть. Нечистую силу. А она не так уж и плоха, и кажется такой лишь тем, кто меня не знает. Вы часом не суеверны?

– Иногда бывают моменты,– Ронд поднял голову.– Когда на небо долго смотрю, потом сплю неспокойно. Давно заметил это, но объяснения так и не нашёл. Я продолжу?

– Да. Конечно. Я вас перебил

– Действительно, я из Моссад. Но в Израиле ни разу не был. Совсем. Мать моя – еврейка. Она родом из варшавского гетто. Вы должны знать, что это такое.

– Об этом весь мир знает.

– Она уже старенькая и очень больная,– Ронд смолк.– Извините,– после минуты молчания продолжил он.– Мать вспомнил. У неё лагерный номер на руке, говорил ей, давай, мол, выведем, а она мне ответила: "Память, сынок, стереть нельзя". Отец мой, поверите или нет – немец. Он после тридцать третьего покинул Германию, долго скитался по свету и осел в Бейруте. Там сменил свою немецкую фамилию на английскую и в сорок четвёртом высадился в Нормандии в составе союзного десанта. Они встретились с матерью в сорок шестом в Палестине. Он посвятил себя тому, что помогал создавать государство Израиль. Я родился в пятьдесят восьмом в Вене. Они работали там по линии Моссад. Кроме меня в семье есть ещё двое. Брат и сестра. На фото я их видел, а встречаться не доводилось. Они живут в Тель-Авиве, родители их не взяли с собой в Вену. Вы знаете, что строить Израиль помогали всемерно и русские. Очень многим евреи обязаны и Союзу. Это потом произошли перекосы, и в большей степени искусственные.

– Мне это известно.

– Помощь эта была важна для Израиля. Многие учились в Москве и других городах. Учились по всем направлениям: и военному, и в разведшколы принимали на обучение. То, чем я занимался в Моссад – это поиск нацистских военных преступников. Отец с раннего возраста определил мне будущее – разведка, хоть мать и была против. Я не владею ивритом, нет, понимаю, но не говорю. И языки: английский, немецкий, испанский, португальский – у меня именно по необходимости. Русский же, так получилось, хорошо знала мама. Её предки откуда-то из-под Казатина. Ничего, что я подробно?

– За язык не тяну.

– Просто чувствую, что всё равно докопаетесь, а когда всё у вас сойдётся, может будете не столь подозрительны ко мне. Русскому меня учила мама и польскому тоже, кстати. Я учился много и везде. В закрытых пансионах, колледжах, специальных школах. Деньги, конечно, были не моих родителей, платило государство. В каждом новом учебном заведении у меня было новое имя. Так меня готовили впрок.

– Что ж. Мудро.

– Я готовился для заброски в Латинскую Америку. Там на меня готовили почву, легенды и всё необходимое. Сюда готовили кого-то другого. Я не знаю всех подробностей, но сбросили меня. Что-то не склеилось. И особых надежд на меня не возлагали. Так я стал Рондом. Но не Владимиром, как вы назвали меня и, видимо, не случайно, а Георгием Сергеевичем. Мои родители по русской легенде подлинны, они уже умерли. Мой псевдоотец служил во время войны переводчиком в штабе маршала Жукова.

– Хороший ход. Там у вас тоже умеют работать.

– Моей задачей было прошлое. У вас осела большая масса материалов из Германии в архивах. И её не ворошили.

– Это точно. До сих пор лежит, пылится на полках.

– Давыдов всплыл вдруг в конце шестидесятых в Европе, а потом исчез. А он, это вы точно подметили, не востребован именно по бывшим наци.

– Он действительно был в рейхе, мне, правда, не довелось поговорить с ним, но говорят Гитлер ему руку жал. В тридцать девятом он отбыл из Германии в Москву.

– У вас, я вижу, больше информации, чем у меня. Тогда я отложу его биографию в сторону. Мне поручено было выйти здесь на него. Я в Союзе с 1977 года прошёл все ступеньки, тихо карабкался, а его нет. Как сквозь землю провалился. Мне даже дел-то особых не поручали из Моссад. Годичное задание скинут и всё. Я им отчёт за год. Так и скрипел. В восемьдесят пятом он где-то засветился. Но кто и как меня из внешки в оперативную ссадил – не ведаю. Честно. В Моссад ведь предполагали, что Давыдов во внешней разведке отирается, а он, оказывается, вас и ваше дело копал. Мне даже об этом не довели. И смогли просунуть только к Скоблеву, чтобы был у Давыдова на глазах. И попали в точку, Давыдов меня приметил. А вы его спёрли.

– Я его не крал,– отрезал Сашка.

– Это я фигурально.

– И тут всё нормально. В этой части я вам верю. Но есть ещё один штрих. Вы его упустили. Напомнить?

– Не надо. Когда Давыдов вытянул меня к себе, я получил, кроме инструкций по работе с ним, ещё и указания информировать о вас. Попутно.

– А вот теперь сомнение. Что для ваших хозяев главное – он или я?

– Значит, вас знает и моё руководство в Моссад, или тот, кто есть у них тут в тайных агентах. Так получается.

– Откуда у вас аэротруба?

– Это отец. В Вене он держал испытательный стенд. Помешан был на авиации, он и придумал. Мы играли поначалу. Потом это стало серьёзным увлечением.

– Значит, Джон Смит – ваш отец?

– А вы…,– Ронд умолк.

– Да. Даже знаю, что его настоящее имя Макс Отто фон Штрон. Вы что, удивлены?

– Мне нечего вам сказать. Позвольте папиросу,– Сашка подал ему пачку.

– Стрелковый тир ваш отец держал в подвале?

– Нет. Ниже подвала. В подвале была установка, подававшая поток воздуха в трубу.

– Как вас хоть назвали при рождении?

– Так и назвали, Джон Смит-младший.

– Вы своим сообщали о том, чем занимается Давыдов?

– Знал, что спросите, но придумать ничего не могу. Да. Я сообщил то, что Давыдов мне открыл, но поверьте, что это немного.

– Вот так и получается, что ваше руководство давно знает о нашем деле. Вы можете сказать, что это случайность или исключительное совпадение? При том, что мы в своём деле ни Моссад, ни, тем более, интересы Израиля не задевали.

– Не могу. Вы знаете, у вашего молодого есть разумная мысль. Спрятать меня на год. До полного выяснения. Как вы считаете?

– У сына Смита-Штрона варит голова. Возможно, вы и правы, только я своих решений не меняю. У вас мать, вы сказали, старенькая?

– Да. Очень. И очень больна.

– Живёт там же. В Вене?

– Мама не хочет покидать Вену и дом.

– Вольтерштрассе, 9?

– Да…

– Мастерские отца пустуют?

– Откуда я могу знать. Я десять лет не видел ни матери, ни дома. Может, сдаёт кому-то в аренду.

– Когда вы получили последнюю "посылку"?

– Двадцать девятого ноября того года.

– Я сожалею, Джон, и искренне соболезную вам. Ваша мама умерла.

– Что!– Смит схватил Сашку за борта куртки.– Когда?

– Успокойтесь. Этому горю не сможет помочь никто. Пойдёмте в дом.

– Вы мне не ответили?

– Шестого июля 1982 года.

– Вы лжёте!?– Смит потряс Сашку.

– Скоро будете в Европе и всё увидите своими глазами.

Смит отпустил куртку, отошёл в сторонку и сел в снег. Сашка двинулся в пещеру. В домике он сказал До и Мику:

– Молодёжь!– они подошли.– Там на входе в снегу сидит Ронд. Идите, проследите за ним. Он в шоке. Дайте ему немного посидеть и тащите сюда. А где Игнат?

– Саш, он пошёл мужиков проводить. Они ушли тайным ходом,– ответил Мик, одеваясь на ходу и выскакивая из домика вслед за товарищем.

Минут через десять появился Игнат.

– Я мужиков проводил, тебя дожидаться не стали, дела у всех, спешат.

– Ничего. Увидимся ещё. Помирать не завтра.

– А бригада где?

– За Рондом пошли. На выходе он остался.

– Случилось что?

– Он версию мне толкнул о том, кто он. Так получилось, что его свои о смерти матери не оповестили. Ты европейскую подборку когда просматривал?

– Последний раз в октябре.

– Нет. Это старые данные. По "консервантам".

– Его родители что, профессионалы?

– Отец – Джон Смит. Вена.

– Ясно. Значит, мать – Ева Леснер, если не врёт, конечно,– Игнат присел рядом.– Шестого июля 1982 года убита при ограблении, которое совершили одесские евреи, коим она помогала переезжать в США.

– Точно. И чтобы замести следы, запалили дом.

– А он, стало быть, либо из Моссад, либо из немецких спецслужб. А вот каких? Это вопрос.

– Сказался из Моссад. Подразделение по наци.

– Тогда понятно, почему он на Давыдова шёл.

– Игнат. Тащи его в Европу через Вену. Пусть у могилы матери постоит, хоть я и не уверен, что она ему родная, и фон Штрон – его отец, но они его воспитали как сына, похоже. Я дам его в полную проверку нашим. Ты к нему в дороге присмотрись внимательно.

– Хорошо. Такое ощущение, Саш, что он на нас через Давыдова шёл. И толкали его к Давыдову, точно зная, чем старик занимался. Это высокие, видно, чиновники. Игроки в "двойку", "тройку", "четвёрку".

– "Тройка", "семёрка", "туз",– произнёс Сашка.

– Ага. Как их там назвали – жидомасоны?

– Да. Пролетарские вольные каменщики,– Сашка щёлкнул по оставленному на столе спичечному коробку, тот, сделав немыслимый пируэт, раскрылся в воздухе, высыпав спички, как бомбардировщик бомбы, и упал торцом, закрыв при этом силой удара о стол воображаемый бомбовый люк. В китайской школе такой вариант в игре был редкостью и считался высшим пилотажем, за него брался банк.

– Что, Саш, давай достанем хреновых строителей,– предложил Игнат.

– Я не прочь. Только не сейчас. Мне с армейскими, честно говоря, надо дела утрясти. После таких стычек это будет нелегко.

– Хочешь хитрую игру затеять?

– Ты тоже комбинации там, в центре, посчитай. Беру вас всех в пай, тебя и молодых.

– Годится,– Игнат хлопнул в ладоши.

– Только тихо. На полусогнутых. А то они в бункеры попрячутся, эти каменщики, мы их потом не вытащим сто лет.

– Из бункеров нам их не выкурить,– признал Игнат.

– Конечно. Нас на подступах газом потравят.

– Хорошо. Я в Берн смотаюсь. Там помозгую.

– Давай. А я тут с ребятками кое-кого навещу. Может, и тут что сыщется. Да и с армейскими надо развязаться. У них, кстати, тоже может быть информация о масонах. Надо их отвадить от себя года на три примерно. А то ведь загрызут.

В двери вошли молодые. Ронд-Смит шёл сзади. Они проследовали к столу и сели на лавку напротив Сашки и Игната.

– Игнат, спирт достань,– Сашка выставил на стол три кружки.

Игнат принёс флягу, налил в каждую кружку по сто грамм. Мик подал ковш с водой. Ронд-Смит, Сашка и Игнат подняли кружки.

– Помянем,– сказал Сашка и залпом выпил.

Ронд-Смит и Игнат выпили следом, по очереди запивая из ковшика водой.

– Надеюсь, вы не антисемиты,– произнёс Ронд.

– Даже если и так, тебя это не касается. Наше дело национального признака не несёт,– Игнат налил ещё понемногу и принёс кое-что закусить.

– А ты какой веры придерживаешься?– спросил Сашка Ронда-Смита.

– Христианской, но без акцента. Православные ли, католики ли, протестанты ли – мне всё равно. Так меня мать учила,– ответил Ронд-Смит.

– Око за око, зуб за зуб?– Сашка усмехнулся.

– Я понимаю, что во имя этой веры столько народа легло, не только евреев, но и славян, что можно её уважать, даже не веруя,– Ронд-Смит крутил кружку в руках.

– Числа загубленным душам нет. Если этим мерить, то мы, русские, так в этом преуспели, что фашизм – ничто, а Гитлер – агнец божий. Ему до наших масштабов далеко. Но мир такой, какой он есть. Допустим, найдёт Моссад тех, кто отправлял в газовые камеры. Глубоких стариков к стенке поставит. Не изменит это ничего. Вон, еврей Лазарь Каганович, соучастник злодеяний века, живёт, не припеваючи, правда, но здравствует,– Сашка посмотрел на молодых.– Отдыхайте. Завтра сматываемся.

Они ушли спать.

– У любого народа есть уроды,– не поддержал Сашку Игнат.

– И это верно. Потому, что нет в мире определения, общего для всех. Оно есть, на бумаге. В Декларации прав человека написано, что все равны независимо от цвета кожи и вероисповедания. И что, исполняется это? Евреи вот пострадали сильно, что говорить. Выклянчили в ООН право на создание собственного государства. И трава не расти. Скитались по миру чёрт-те где, и на волне подвернувшейся ненависти к ним немецких национал-патриотов захотелось к земле обетованной. Шлялись две тысячи лет, никто не шевелился. Что, чукча разве не вправе иметь собственное государство? А он, между прочим, никуда со своих родных мест не уходил. Или, положим, бушмен? Или коренные народы Америки? Так получилось, что им, евреям, досталось. Там, в Лиге Наций, тоже, поди, не умные сидели, что дали добро на территории Палестины организовывать Израиль, ущемляя на тот момент другой народ, родственный, кстати, евреям по древним корням. Разве справедливо? Я считаю – ничуть. Сами евреи подверглись геноциду, сами же потом его несут по отношению народа палестинского. Своя рубашка к телу ближе. Не думаю, что состоялся бы Израиль, не поддержи его создание Советский Союз. И такое могло случиться. Дырку от бублика сейчас имели бы.

– Саш,– Игнат толкнул Сашку в плечо,– не дави человеку на больное.

– Ничего,– Ронд-Смит вытер рукавом пот со лба.– Правда, хоть и горькая, но уж какая есть.

– Да не толкайся ты,– Сашка отстранил руку Игната.– Что ты щипаешься? Мне – хоть негр, хоть жёлтый, любой – лишь бы человек был. Евреи, если Ветхий Завет взять, тоже не ангелы. Ясное дело, в роли народа-мученика жить проще. Американцы вон (я имею в виду Госдеп) каждый год по паре миллиардов им бросают, безвозмездно. И не за красивые глаза. Деньги-то ведь не свои, налогоплательщиков. Прикрываются тем, что это важный стратегический союзник. Почему, собственно, Израиль? Почему не Палестина? Почему не Сирия? Да потому, что в США, в верхах, каждый второй – еврей. Арабов в высшем руководстве американской демократии нет ни одного.

– Зря ты, Саш. Они умный народ,– сказал Игнат.

– Кто? Евреи? Да не зуди ты. Умные. Умные. Чем? Ветхим Заветом? Сородичем Эйнштейном? Рокфеллерами? Кто тебе сказал, что они умней остальной части мира? Библия, кстати (это моё личное мнение) писалась на рубеже старого летоисчисления и нового именно из расчёта возвысить один народ над другими. Что это есть – мы знаем, они сами пострадали от этой идеи. Фашизм – вот что несёт эта книга в народы, которым её предлагают, как средство умиротворяющее. Везде, где она прошла, кровь и трупы, и смрад.

– Вы что, считаете, что не евреям принадлежит Ветхий Завет?– спросил Ронд-Смит.

– Нашелся кто-то умный, лет эдак сто до нашей эры, он, кстати, мог быть и не иудей вовсе, собравший в купу всё окружавшее его. А котёл там был пёстрый, так и родилась эта книга. Святыни же, приписываемые ныне евреями себе, отнюдь не их народа принадлежность. Общая. Только они вот взяли да присвоили себе. С верой, что ты сын Господа Бога, да ещё и изгой, жить слаще, работать надо меньше. Не у одного из оседлых народов, окружавших их на протяжении веков и давших миру пласт великолепной культурной цены (имею в виду египтян, греков, народы Месопотамии) нет ни одного слова о народе иудейском. Чем дальше в глубь веков, тем меньше упоминаний. Вот при Римской империи – да. Есть. А глубже – пусто. Прихватили чужое и слёзы льют.

– Так пристроиться ум-то и нужен,– улыбнулся Игнат.

– Хорошо подметил,– Сашка рассмеялся. Ронд-Смит тоже стал хохотать.– Ладно, оставим эту тему. Она бескрайняя. К прозе вернёмся. Кто нужен был Моссад? Кого конкретно они искали? Группу людей? Одного человека?– Сашка посмотрел на Ронда-Смита.

– Всех, кто исчез. Из причастных к геноциду. Прямых исполнителей. Их больше всего исчезло. Лагеря, в основном, достались Советской армии. Они успели из Берлина после его штурма вывезти почти всё,– ответил Ронд-Смит.

– Ну, положим, то, что русским досталось не так уж и ценно. Хотя отправная точка нужна. Немцы – народ пунктуальный, фиксировали всё. Учёт имели налаженный,– Сашка облокотился о стол.

– Именно– отправная,– Ронд-Смит сел ближе.– Сейчас фото сорокалетней давности мало что даст, но всё же.

– Ты знаешь, сколько в Берлине было после штурма похоронено трупов? И их не опознавали. Похоронные команды сгребали, вывозили в предместья, сваливали и зарывали. Всех вместе, от генералов до солдат. А СС были при штурме советскими армиями Берлина на передовой.

– Об этом я знаю,– Ронд-Смит закивал.

– Часть тех, кто нужен Израилю для возмездия, ушли в землю ещё тогда. И вот ещё что. Многие командиры похоронных команд писали в рапортах, что многие в форме СС были самоубийцы. Одним словом – стрелялись.

– Тоже знаю. Но не все. Большие чины ушли, они имели такую возможность.

– Имели. Через западную зону. Те, что попались в русской зоне оккупации – все встали к стенке. Наши их молча пускали в расход. На этот счёт были специальные инструкции, работали отдельные команды от НКВД и МГБ. Мимо них не мог просочиться никто. Они фильтровали чисто всё население.

– Мог ряд крупных осесть в России, некоторые представляли интерес. И их не расстреливали.

– Конечно, кто говорит, что этого не могло быть? Но если искать эту малость, то только не в России. И европейские страны, входящие в Варшавский договор, по этой части исключаются.

– Не могу спорить. А вот такой вариант мог быть: кто-то всё же попал в Союз, и не был ликвидирован потому, что более ценного специалиста по Германии невозможно было найти?

– Ты не о той категории говоришь. Специалистов по убийствам и строительству лагерей в Союзе было предостаточно и без немецкого опыта в этом вопросе. Мы ведь речь ведём о прямых исполнителях. По европейским законам, кстати, принадлежность к СС – ещё не факт совершённого преступления.

– Но вы всё равно не исключаете, что так могло быть?

– Нет. Не исключаю. Прямых исполнителей у нас находят до сих пор. Только это не немцы, а служившие у немцев в наёмниках представители других рас, и ранг их мал. Как правило, это чины не выше унтер-офицера.

– Да, я тоже так предполагаю. Слишком много времени утекло. И вы, безусловно, правы, и я, пробыв в Союзе десять лет и многое тут узнав, тоже вижу, что поиск крупных наци – невыполнимая задача.

– Ронд, я не против, что кто-то ищет, чтобы свершилось справедливое возмездие. Наоборот. Хорошо, что их, этих ублюдков, и спустя сорок лет разыскивают. Достойный пример. Нам это не подходит, имею в виду Союз, мы ведь убивали сами себя, и если сейчас воздать всем по заслугам: и тем, кто стрелял в затылок, и тем, кто пытал в застенках, выбивая нужные признания, и тем, кто писал доносы – то половину страны надо посадить, может меньше. Для нас это неприемлемо.

– Убивать своих – плохо, но наказывать – надо.

– Слабая мера наказания за преступления в нашей стране – глупость, сильная – маразм. Определить же, что было первично – система или исполнитель – не дано.

– Это я понял. Это так.

– Игнат,– Сашка повернулся к положившему голову на руки Игнату – было впечатление, что тот уснул.– Спишь?

– Нет. Слушаю,– Игнат поднял голову и стал тереть щеку.

– Подбери в нашем архиве по наци что-нибудь. То, что Давыдов упал к нам, хозяева Джона знают, мы им данные сбросим технично, в подтверждение того, что их человек добрался к нам.

– Это можно,– Игнат снова положил голову на руки.

– У вас есть данные по наци?– Ронд посмотрел недоверчиво.

– Джон. В эту игру я вас пущу. Там секретов почти не осталось.

– Что, и по крупным?

– Наивный вы человек. Из крупных до сего дня жив, пожалуй, только Гесс. Сидит в Западном Берлине. В Советском Союзе – ноль.

– Вы тоже их копали?

– Мы делали это, но не для обнародования. Для внутреннего пользования. Ещё, чтобы научить своих умению искать по давностям далёким. Вас я тоже пущу до определённого предела.

– А в чём там риск?

– Это не риск. Там смерть. И сделают это ваши.

– Свои не пойдут на такое.

– Джон. Вот вы сидите передо мной, вам интересно пока, не совсем, ибо вы многого не знаете. Там в делах высших наци – банки. И очень серьёзные. Они сунуться к себе не дадут.

– Золото партии?

– Не золото. Капитал партии.

– Значит, есть эта подпольная организация бывших нацистов?

– Её нет. Капитал есть. Как вы думаете, на чьи средства строился Израиль?

– Все государства давали.

– Всего, что мир скинулся для строительства государства, хватило, ну, в лучшем случае, на проезд евреев в Палестину. Израиль строился на средства нацистов.

– Хотите сказать, что наши высшие руководители знают об этом?

– Ещё как.

– Выходит – в прошлой войне немцы убивали евреев, а разбогатели на этом тоже евреи?

– Ход твоей мысли точен. В банковском деле тогдашнего мира лидировали евреи.

– Ведь это кощунство.

– Потому и смерть. Сильные мира сего не любят, когда правда об их прошлом и прошлом их капиталов становится достоянием гласности.

– Может, вы и о судьбе Валленберга знаете?

– И о судьбе знаю и о том, что делал в Европе. И поэтому его утащили в Союз.

– Здесь отрицают, что это дело их рук.

– Не потому, что стыдно. Опять банки.

– Он же спасал евреев. Помогал им выбраться.

– Такую работу он делал, но она была не основной. Так, мелочь. И с его стороны пацифистская прихоть. Он спасал от газовых камер только богатых евреев, и то не всех, а выборочно. Но чтобы это не бросалось в глаза, к богатым добавляли простых, взятых из тюрем, куда те попадали после облав. Эти простые и сделали из него героя. Джон, мне не хочется вас разочаровывать, но он героем не был и, переправляя евреев в другие страны, ничем не рисковал.

– Значит, был сговор.

– Да. С немцами. Он, Валленберг, получал бешеные проценты. За это его и выудил НКВД. Там хотели знать подробности: кто давал и сколько, как осуществлялась такая операция. Ещё, правда, хотели знать, что поставляла нейтральная Швеция в рейх. Семья, может, и заинтересована в его поисках, но не его хозяева. Канул и канул, а раз к ним не пришли, то значит не выдал и мёртв. И слава Богу.

– Он мёртв?

– Подробности банальны до ужаса. В нашем НКВД, впрочем, как и теперь в МВД, сильно били. Ему этой пытки тоже избежать не удалось. Переусердствовал один из следователей, Валленберг умер у него на допросе. За тупость при работе с подследственным Лаврентий Павлович Берия всю следственную бригаду закопал, так как данных выбить не смогли. Берия и дело это похерил. Сталин не разбирался. Вождю народов какой-то Валленберг был до одного места.

– Дела нет?

– Есть. Было в личном архиве Берии. Там много чего нашли после его ареста. Оприходовали и после его расстрела сбросили в спецархив с грифом: "Без востребования". Есть у нас такая категория документов.

– Капитал нацистов тоже, выходит, без востребования?

– Для обнародования миру – да. Хотя средства эти давно использовали и реально они есть,– чуть подумав, после паузы Сашка добавил,– были.

– Теперь мне ясно, почему Давыдов назвал вас монстром.

– У прошлого, Джон, много тайн. Без них было бы неинтересно жить. Вы – разведчик и весьма неплохой, коль усидели в этой стране десять лет. А я не разведчик. Моя жизнь и моё дело зависит от того, правильно ли взяты исходные данные. Без раскрытия тайн прошлого сделать точного прогноза на будущее невозможно. Вот мы и сокращаем погрешность, копая прошлое далёкое и недалёкое. Да и в настоящем тайн и загадок – море.

– Давыдова к вам это и толкало. Он тоже любил раскрывать чужие тайны.

– Почти верно. Последние два десятилетия Давыдов был в связке с Андроповым лично. Тот его вытянул. Но Юрию Владимировичу не суждено было дожить, почки вот подвели. Застудил в войну и умер.

– Об Андропове можете что-то мне сказать? Я со многими разговаривал, все по-разному к нему относятся и мнения о нём неоднозначные.

– У нас о покойных плохо говорить не принято. Коротко: в жизни – аскет, в работе – трудяга, в душе – просто честный человек, в допустимых при диктатуре пролетариата рамках, в деле – хороший исполнитель задач партии, а она, сами знаете, что проповедовала. Он её защищал и, надо отдать ему должное, прекрасно.