Текст книги "Клан – моё государство."

Автор книги: Алексей Китлинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 37 страниц)

– Почём у них стоит? Вот та, в семьсот грамм?

– Как брать? Если много, оптом, то доллара полтора за банку, а у них в розницу в магазине один доллар шестьдесят три цента.

– А у нас – рубль сорок. Дотирует государство, что ль?

– Нет. Механика здесь иная. Зарплату не доплачивают по-нормальному, а из бюджета не берут. Обману научились, сучьи дети. А вообще-то дотация, конечно. Её же, тушёнку эту, в центре днём с огнём не сыщешь. Это к нам сюда везут, в основном, на Север.

– Плохого что? Там не доплатили, тут сбавили. Значит, регулируют.

– Так это у нас, с надбавками да коэффициентом, до четырёх сотен в месяц. Мы и сыты. А в городах – сотня, чуть больше сотни. В деревне же, чтоб шесть червонцев получить, надо пахать, не разгибая спины от зари до зари, а на гроши такие не очень-то и разживёшься. Вон, у Гавриловича, главврача нашего, голая ставка, девяносто рублей всего. С накрутками – двести. Это что, много?

– Потому народ и ворует. Нутром чует обман.

– Ворует не оттого, что обман виден. От того, что наверху жируют с воровства, там каждый по малости себе прижучивает, по крохам, но берёт. И приучается к этому, и привыкает, и детей, того не осознавая, к тому же ведёт. Потом от соблазна этого вылечиться будет нелегко. Лекарств нет таких, чтоб этот порок обезвредить. Он в мозгах сидит.

– Конечно. Всех не пересажаешь.

– Куда садить? Страна – тюрьма. С какой стороны не подойди. Вроде свободны все, но нет, кругом запреты. Сплошь.

– Военный коммунизм,– утвердительно произнёс Сашка.

– Рабский коммунизм. Я ведь не про строй наш. Про психологию речь веду. Её без крови ни одному народу в истории сменить не удалось, душ везде погубили без счёта. Сам процесс такого перехода страшен.

– Революция?

– Этой девкой развратной пока не пахнет. Пока есть что воровать, никто рыпаться не будет. Всех ведь устраивает. Но чем хуже дела пойдут, а с такими расходами глупыми этого не избежать, будет и заваруха.

– Когда?

– Как время поспеет. Кризиса не миновать.

– Так стрелять начнут. Вон как в Новочеркасске.

– Толпа, да ещё голодная, боли не чует. Всех, коль выйдут, в пещеры не загонишь.

– Что? Чехов вон загнали, венгров и своих загонят.

– Чехи, венгры – что? Их мало, да и густо живут. Да и то лишь скопом задавили. А у нас нет конца и края стране, и проблем не счесть. Тут джина выпустишь, обратно загнать – сил не хватит.

– У нас тихо было?

– Тихо. Переговорщик последний весточку дал.

– Что?

– Предупредил, что на связь скоро не сможет выйти. Видно, отбыл куда-то. Но куда, информации не дал. Скорее всего, это был внешник.

– Так полезут или нет?

– Не думаю. Так сдаётся, что "системка" крутиться начнёт. Не могли они бойню эту не засечь. Это их работа – нас сыскать.

– Им-то мы к чему?

– Мы им задаром не нужны. Средства им наши нужны. Металл, который мы добываем, и который они своим считают, лично-народным.

– Так это всем нужно. Не им одним.

– Верно. Желающих погреться много. Шушера всё сжуёт, но "системка" – опасный конкурент. Самый.

– Что, опасней партии?

– "Системка" и есть партия, только самый верх. Там чёрт – и тот не разберёт, кто главней. Конторы разные, а делом одним живут. Грабежом.

– А залётчики чьи тогда?

– Нить, если потянуть, высоко пойдёт, очень высоко. А там, чем выше, тем жестче борьба. Если хозяин большой и в "системке" не состоит, так только, косвенно – будет стараться не дать ей нас открыть.

– Что так?

– Свои сожрут. Этих дел нигде не прощают. Удавят. Но тихо. Автокатастрофа или сердце. Способов много. Он же на народное позарился, сделал это втайне. Хоть и сам в какой-то мере власть. Секёшь?

– А если маленький?

– Ничтожность на такое не замахнётся без согласия властителя могущественного, пусть и молчаливого. Золото – всегда товар. Партия ведь тянет, помимо плана, втихаря. Сдают в нейтральных странах в банки, и не на поддержку братских компартий мира, этих наш бюджет содержит, партия на себя копит, вернее, её бонзы на себя стараются накопить. "Системка" эти операции реализует только лишь на последней стадии, внешней. Внутри им зачем торчать? Ты посмотри, как всё устроено. Никто не знает, где сколько добывается. Чем выше секретность, тем больше возможности брать бесконтрольно.

– Что, золото только?

– Металл. Камни драгоценные. Нефть, газ. Лес. Оружие, опять же. Но это отдельный разговор.

– Много наши в году этом подняли?

– Три.

– Тонны?

– Да. Кузьма на твоём тонну добыл. Никита у себя полтонны. Ещё полторы выгребли везде помаленьку. Самый лучший год выпал.

– Кузьма мало взял. Хуже пошло?

– Штольню заложил только весной. Матвеич писал, что металл отличный, их там шестеро всего. И у Михаила шестеро. Он на своём двести добыл.

– Ясно.

– Как ты?– отец посмотрел в глаза.

– Тяжко, батя, но терпимо,– признался Сашка.

– Умнее будешь в другой раз.

– Сам виноват, сам расхлебаюсь.

– Никто подсоблять и не берётся. Со школой что делать будешь?

– Она мне нужна?

– Речь ясная, нет. Коль толком сам готовишься. Зимой что делал?

– Всё понемногу,– стал Сашка перечислять.– Языки, математику, физику, химию, биологию, горное дело, ботанику, географию, по философии книги читал, ещё Кана расшифровывал.

– Эти книги береги. Им цены нет. Слышал я про них, но не видел. Сказывали, что в них то, что мир перевернуть может кверху дном. Хоть я и не верю в это. Кан – мужик был тайный во всём, там, за кордоном, информации о нём меньше, чем у нас тут. Кто он, откуда взялся – никто не ведает. Раз он тебе передал – храни и ни с кем не делись, даже со мной. Если бы можно было, он бы поделился, раз не сделал он этого, то и тебе не след. Это твоё, личное, теперь.

– Бать, знаю, что он сам пришёл, без какой бы то ни было сопроводиловки, без рекомендаций. Правда?

– Да. Он в год смерти Сталина объявился. Кордон наш не шибко великий был. Вышел прямо на разработку, минуя посты. Собаки даже не учуяли. Народ горячий был, за стволы похватались. Он свой ТТ достал и положил на землю. Смотрит. Пистолет этот, кстати, непростой, он у тебя теперь, разбери и приглядись. Вот стоит и говорит, что, мол, со старшим самым поговорить хочу. Бурхала с ним гутарил долго. Потом Ло на разработку подошёл. О чём говорили, не знаю, но они его и вводили в "семью". Но в совет его с правом голоса приняли только за пять лет до смерти.

– Не доверяли?

– Долго, причём. Он ведь почти полную данность о нас принёс. А откуда взял – умолчал. Как верить?

– Обижался?

– Что не доверяли – нет,– отец большой щепкой подкидывал мелкие. – Его вообще пробить чем-то было невозможно. Монолит. Что бы ни было, всегда одно лицо, маска. Ничего не выражает. Как мертвец. По первости даже пугались, потом уже обвыкли. А дети, несмотря на рожу такую, тянулись к нему безбоязненно. Ты с Лёхой о нём потолкуй, он сызмальства возле него крутился. Такой же стал, как и Кан, домой из тайги калачом не заманишь.

– Лёха расскажет, как же. Из него слова не вытянешь. Я его летом пытал, встретились случайно. Он мне сказал, как отрезал, что всё, мол, у тебя, читай и меркуй. И баста.

– Не жирно. Может, он оттого, что не ему Кан оставил. Время сгладит. Ты только не спеши. Читать их не спеши, и искать о нём что-то не торопись. Время откроет всё, все тайны.

– Только Лёха не в обиде. Я говорит, братуха, читал их, книги эти, Кан код давал. Кое-что понял, кое-что нет. Не моё это.

– Так верно сказал. Ему по тайге бродить всласть, а остальное не его.

– Бать, что он в стрелковой разведке торчит? Ни роста, ни цели.

– Предлагали. И не единожды. Отказывается,– отец пожал плечами.

– Отчего?

– Его и спроси. Сам себе на уме. Может, ответственности не хочет брать на себя. По принятию решений. Ведь исполнять проще, чем принимать.

– Так для чего же он шесть лет потел в школе. Отличия получал высочайшие за свои успехи. И на тебе?

– Как его убедить? Взрослый человек, имеет право сам за себя решать. Одно время пытались его урезонить, но бестолку. Кан с ним беседовал, Проня не раз, я опять же. Но не вышло. А неволить никто не может.

– Как Верка с ним справляется?– вздохнул Сашка, он имел в виду жену брата.

– Она его видит?– отец раздосадовано метнул щепку в сторону топки.– Как пятерых сделал? Когда? Ума не приложу. Но вот внуки ладные.

– Говорят, что Ванька – копия я в детстве. Так или нет?

– Тебе ещё самому из детства ползти и ползти, не далеко ушёл. Но сходство поразительное. Мать, как увидит, слёзы на глазах. Она тебя ох тяжело рожала, не молодка уж, намучилась. Однако, он проворней тебя идёт, бестия. Диву даюсь, какой ты ко всему хватко справный не по годам, а он вообще вурдалак ещё тот, всё подряд сглатывает, кашалот. Против дома в ручье мыть зачал, проходнушечку сам сладил, грузит с косогорчика, тачку катает малехонькую. Участковый к Павлу бегом: так и так. Идут. Павел ему: "Племяш Иван, что делаешь?" "Мою,– отвечает,– дядя Паша". Тот ему: "Нельзя. Закон не велит". Ну и шестилеток, старатель сопливый, ему отвечает: "Да знаю я закон, что ты пристаёшь. Если бы мне шестнадцать было. А так – в попку меня поцелуй. Заберёшь струмент, новый слажу".

Отец зашёлся смехом, слёзы выступили на глазах.

– Так и сказал?– тоже хохоча, спросил Сашка.

– Себя помнишь ли? – не отвечая, задал отец вопрос.

– Как лотошничал?

– Помнишь, вижу. Так ты лотком, а этот бутарку слепил. Вот тебе и прогресс.

– Бать. Правда, что ль?– Сашке не верилось.– Про попку.

– Ещё бы нет. Лёху с тайги вызывали. Еле-еле уговорили. Слово дали на тот год взять в промыв.

– Точно говорят, устами ребёнка гласит истина.

– Это ты к чему?– не понял его отец.

– Да меня всё подмывает Павлу тоже самое сказать, чтобы он не был таким занудным,– Сашка улыбнулся,– да не решаюсь. Брат ведь всё-таки. Ну, а племяшу можно, с него, как с гуся.

– В Павле, может быть, вся желчь, что вам предназначалась, место себе нашла, а вы теперь его безвинно поддразниваете,– укорил отец.

– Может. Ладно, бать, не будем об этом. Как ты?

– Плохо. Всё чаще болеть стал. Лагерь – не курорт. Ноги крутит на погоду, хоть, как волк, на Луну вой, да и по мелочи болячки всякие. Однако, восемь десятков разменяю, не долго уж. Из совета пойду ныне. Не осиливаю ношу. Тяжка.

– Дед как?

– Помер зимой этой. Арсений письмецо прислал. Коротенькое.

– Сколь же годов ему?

– Сто девять должно быть. С шестьдесят третьего он. И то задержался, пожалуй.

– А у него братья были?

– Три брата было и две сестры. Младший, Константин, когда я в Берлинском университете учился, преподавал в горной академии, в Москве. Помогал мне, чем мог. А старший, Николай, консулом был в Мадриде, каждый месяц высылал мне по сто марок, по тем временам, деньги огромные, но видеть мне его не довелось. Ну про нашего, вернее, своего деда ты в курсе. Был ещё один брат у них. От второго брака, их отца, стало быть, по имени как и ты, Александр, но вот где он, кем был – не ведаю. Там родни было: кузины, братья, снохи, блохи…,– отец прыснул смехом,– одним словом, всех не счесть, а глубже копнуть, так вся Европа в родственной крови, включая престолонаследников всех империй.

– К царям-то, бать, в родню не лепись. Рылами не вышли,– подбрасывая поленья в печь, съязвил Сашка.

– Нам их кровность и правда ни к чему, но цари тоже, чай, не с неба, из народа вышли,– отец встал.

– Ага. Как могли в цари лезли. Отрепьеву, пожалуй, только и не повезло.

– Не случилось многим на престол взойти. История про них, и попытки эти, умалчивает.

– Цензура во все века косила людей писавших, а до них, стало быть, певшим за то, что правду слагали, рвали языки да каменья в рот забивали.

– Тут, Сашунька, всё роль играло. Политика, религия, торговля, отношения между отдельными людьми. Екатерина вторая вон со сколькими в переписке была, один Руссо сколь весит, а своим не очень-то волю давала. Хищница была хитрющая. Пантера.

– Рысь.

– Это ещё почему?

– Северная страна у нас, бать. К тому же, она сама рыжая была.

– Кто тебе сказал, что Катька рыжая была?

– А что, чёрная?

– Впрочем, кто её знает,– отец махнул рукой,– пусть рысь. Уговорил.

– Хоть в одном сошлись – и то ладно.

– Сашунь, ты что, ждать кодлу будешь?– уходя, спросил отец.

– Ну их. Час жду. Комелёк согреется – полезу.

– И правильно. Нечего болтовню их пьяную слушать. Я тоже подойду. Разом попаримся.

– Хорошо, бать. Я позову. Иди в дом. Холодно уж.

– Не. Я в катух*. Движок гляну. Подстукивать стал чего-то. Мамке скажи, пусть бельё на меня даст.

– Ладно, бать.

Глава 5

Совет собрался в пятницу вечером и заседал всю ночь и часть субботы. Вопросов было много. Сашка сидел всё время молча. Ему нечего было докладывать и в обсуждении он не принимал участия по причине нежелания говорить. Была ещё и прихоть. Со вторника его экзаменовали. По полному курсу. Сначала наставники, учителя, потом члены совета и старейшины. По очереди он обходил всех, беседуя по три-четыре часа. Спрашивали обо всём. От мелочей до крупных блоков и разделов в науке, технике, языках, психологии. И первый вопрос в решении совета был его. Ставить его в очередность на отправку за границу учиться или нет. Единогласно приняли решение не ставить. Вообще. Посчитали, что объём солидный и хотя в пополнении нуждается, но не за рубежом, там, мол, ему уже нечему учиться. Это было похвально. У отца было счастливое лицо. Сашка даже Ло, мудреца мудрецов, смог обвести вокруг пальца, что в единичных случаях было. Прихоть была в том, что ему не предложили поехать. Он бы всё равно отказался, но ради соблюдения общего принципа, это должны, обязаны были сделать, давая ему право последнего слова. Нет, он не обиделся, но и нарушения правила простить не мог. Поэтому молчал. Самым до Сани молодым, принятым в совет, был Проня. Его принимали в семнадцать лет, в сорок первом, в тяжелейшее время, когда многие были по лагерям, хоть и расположенных рядом, но всё-таки. И Проня «семью» не подвёл. Тянул огромный груз ответственности, прикрыв собой жизни многих. Всю войну и аж до самого сорок девятого года Проня исполнял обязанности главы совета, с сорок девятого его назначили командовать корпусом стрелков, а с шестьдесят четвёртого он снова был избран главой совета и одновременно старшим исполнителем текущих дел. К полуночи отец, уже выведенный из совета, ушёл. Его голос и место в совете получил Сергей, тот, что имел голос Сашки в его год отсрочки. Все главы стрелков по секторам имели голос в совете, восточный же сектор был создан только после происшедших событий, раньше там не держали групп охраны, так как это был самый нелюдимый сектор. Всего совет состоял из пятнадцати человек. К утру, заметив Сашкино неучастие в обсуждении, Ло, задал ему вопрос:

– Александр. Мнение обскажи по переговорщику?

– Не трогать.

– Обоснуй?

– Пусть, как паук, сам сплетает свою сеть,– начал говорить Сашка. Было мнение выйти на него для контакта и не в стране, а за её пределами, если он действительно внешник.– Нет необходимости помогать. Сплетёт – оценим. Не сплетёт – его дело. Контакт даст информацию. Нам она не нужна. Встречаться с ним – лишний повод рисковать.

– Как не нужна?– Терентий, представлявший заграничную часть "семьи" и прибывший день назад, обернулся к Сашке.

– Цена риска при контакте выше, чем цена информации. Если он вообще её имеет,– ответил Сашка,– и потом, кто вам сказал, что прийди вы к нему, он вам всё в момент выложит. Да, тем более, если он сидит где-нибудь в резидентуре. Губы не полопают у вас?

– Это как считать?– Терентий был настойчив.

– Ну, положим, он даст Генерального секретаря, это я в виде примера беру самый верх, ну пусть даже людей Генерального даст, что нам с того?– Сашка пожал плечами.

– Эко ты хватил. Ты уровнем ниже пускай,– брат Игорь, тоже имевший из их семьи голос в совете, был за контакт.

– А если ниже, то речи нет вообще,– резанул Сашка,– при штурме Бутырок меньше шума будет, чем от этого контакта.

– Верно. Точно Александр говорит,– Проня взял сторону Сашки.

– Погодите,– Терентий встал и пошёл к доске. (Заседали в комнате подготовки специалистов при карьере). Стал рисовать схему.– Или я не прав? – закончив, спросил он и обернулся.

– Лучше на стороне купить,– полез в лоб Проня.

– Так связующие теряются,– не уступал Терентий.

– Дались тебе эти связи. Нам что, лицензия нужна на добычу? Нет. Цена более высокая? Нет. Я цели не вижу в схеме этой. А вот зависимость нам от них не нужна. Контакт же именно её и даёт. Он обоюдно нас вяжет. Да ещё под чужим колпаком. Третью сторону впиши в эту графику,– Сашка посмотрел на Проню, чтобы убедиться в правильности сказанного, тот, подмигнув, дал понять, что верно.– Им надо, пусть и приходят сами. Зачем лезть в их болото.

– Вот чудак-человек. Ему про Фому, он про Ерёму,– Игорь тоже подошёл к доске, но продолжить не успел, Сашка произнёс.

– Да понял я вас. Крышу вы хотите чужую на свой дом надеть. А рухнет она? Со слов Сергея, мужик приходивший внешник. Ещё раз слово для вас произнесу: ВНЕШНИК. Его послали посмотреть. Где он сидел до этого? Может, он цепь держал. Может, агентурой ведал или её готовил. Или ещё хуже, "базовый". На нём блох, как у паршивого пса. И вывести ему вас некуда. Разве что в ГРУ.

– Ага. Они тебе и связи дадут, и информировать будут. Как же,– Проня засмеялся.

– Всё равно, я за контакт. Потому, что лучше в Москве двух-трёх уделать, чем тут тысячу положить,– Игорь вернулся на своё место.

– Чтобы там отрезать край, в связь лезть не надо,– упрямился Сашка.

– Да обходным путём риску не меньше,– Терентий стал аргументировать варианты.– А если исполнители чужие, заказчики на заказчиках, концы сто лет искать будем.

– Так здесь в любой расстановке – обморок. Ибо в любом: и прямом выходе, и косвенном – риск. Александр имел в виду отрезать не хозяина. Так?– Проня кивнул Сане.

– Безусловно. Они лезут, мы отрезаем. Не у нас, а там, исполнителей. Официально. Средь бела дня. Стелем трупами для "системки" их путь. Пусть они "системке" показания дают,– Сашка посмотрел в глаза Ло, но ничего не прочёл в них.

– Они нас тогда и вложат,– Игорь замотал в несогласии головой,– нет, так не пойдёт.

– Так им свои вложить не дадут,– теперь Сашка встал и пошёл к доске.– Если они вне "системки", то им нечем будет с ней торговаться. Связей у них нет. У этого ходока – односторонняя. Мы с "системкой" не ручкались. А коль они в "системе", тогда весь наш район под "крышей". Тогда, прийди мы на контакт, они спасибо нам скажут. Переговорщик может "двоить", тогда совсем путаница. Или, к примеру, его подставили, как наживку, и пасут, а там ждать умеют. Очень много "но". Я против.

– Поддерживаю Александра,– дал ответ Проня.

– Против контакта,– Сергей поднял руку.

Все проголосовали.

– Восемь против, семь за,– подбил итог Ло,– туго идёт. Предлагаю вернуться весной к этому вопросу. Уж очень скользкий он,– все согласились.– Тогда закончим. Остальное уладим обычным порядком.

Терентий подошёл на улице к Сане.

– Как дела у тебя, Александр? Хотел тебя летом узреть, когда приходил, да ты был в бегах.

– Грузовиком работал,– отшутился Сашка.

– Гоняли?

– Ещё как.

– Экзамены сдал?

– Да. С этим проблемы не имею.

– Ты всё по каналу получил?

– Заказ? Да, это пришло полностью. Что выписывал, всё прислали. А что?

– Я просмотрел по перечню. Не много ли ты жуёшь?

– В тайге сижу. Школу бросил, времени много.

– В нелегалы хочешь лечь?

– Нет пока.

– Мозги развалятся от такого объёма. Ты с этими делами не шути,– предупредил Терентий.

– В транспортной тяге всё лишнее высыпается вон,– Сашка похлопал себя по спине.

– Ни черта оно не высыпается. Байки мне не пой. Закон жадности здесь верховодит: что попало – то моё.

– Я, Терентий, по системе впитываю.

– Кто её тебе составлял?

– Моголама.

– Все ступени?– удивился Терентий.

– Ступени я ещё в том году сдал. Теорию. Остальное ведь перенесли. А Моголама мне субтесты дал.

– Значит, самостоятельно желаешь высшее ухватить?

– Пытаюсь.

– Тут тебя кто патронировал?

– Брат Лёха. Кан. Теперь Сунг. Ну и за границей кто-то. Я имени не ведаю, но вещи дельные, на мой взгляд, приходят. Есть над чем кумекать.

– Да. Жаль Кана. Судьба,– Терентий вздохнул.

– Кан кто был, там? Иль секрет?– спросил Сашка, в глубине души тая надежду.

– Полегче вопроса нет?

– Нет.

– Там до меня ещё всё обрыскали. Пусто. Предположение могу толкнуть, но если слово дашь, без покупки?

– Пусто, когда нереальность. Если жил, не мог не оставить след. Слово даю. Давай своё предположение.

– Это, смотря, как жил,– поправляя шапку, ответил Терентий.– Мог лицо сменить, образ. Нет, Александр, на него информации.

– А наша у него откуда?

– С неба,– Терентий поднял руку в небо.

– Оттель снег или дождь,– Сашка рассмеялся,– ну тебя. Дурить ещё будешь.

– А если он, Кан, с Господом кумовался?– не переставал гнуть своё Терентий.

– Не цепляй бородатого. Не верил Кан в Бога. Ни в какого.

– Так ты больше меня знаешь, а вопросы задаёшь. Тем более, Кан тебе наследство оставил.

– Это книги. Старые. Очень. Но не более. Ай, ну тебя,– Сашка хотел было идти, но Терентий его удержал.

– Постой. Я же тебе ещё свои предположения не дал. Их, собственно, два. Одно, чисто техническое, а второе бородатое, хоть ты и просил его не трогать. Про нас у него не с неба. Есть старые исчезновения. Из пяти три уже выяснили. Два – нет. Пропали начисто. Один тут, в Российской империи. Второй – в кайзеровской Германии. Всё бы оно ничего, только эти двое пропали в один год, в один месяц. Здесь – в Крыму, там – в Гамбурге. Тот, что отсюда, старейшина. А тот, что в Германии, по рангу офицер-стрелок. Причём, пара. Учитель и ученик. Куда? Как? Ну, одним словом, ты понял.

– Склепали что-то своё?

– Я тебе этого не сказал. Исчезли. Всё.

– А с бородой что?

– Маска-лицо Кана. Это интереснейшее заболевание. Нервное. Даже нервно-психологическое, так точнее. И неизлечимое. Ну, куда ты с таким лицом каменным, случись вот у тебя, к примеру, старался бы упасть? Так, чтобы остаток дней прожить не зря, но не на виду, а в тени, и там, где о тебе никто не знает?

– Вопрос твой, Терентий, я усёк. Место у нас тут действительно для такой цели идеальное. Ну а бородатый причём?

– Я лично ездил в Итанагар, это территория индийского штата Аруначал Прадеш, к специалисту по медитациям. Тот мне сказал: "Сейчас покажу". И сделал в трансе такую же маску, как была у Кана. Потом из транса вышел и объяснил, что это высшая степень субстрации, когда перестают работать не только сердце и лёгкие, но и все другие органы, и, главное, отключается на определенное время мозг. При этом он стал мне описывать свои ощущения субстрационного коллапса, но это уже не интересно. Нервные окончания тоже выключаются. Вот почему я про бородатого тебе сказал. Этот медитатор повёл меня в один дом, где в трансе лежит мужчина. Уже больше семи лет. Не могут его вывести. У того тоже лицо-маска. Кан, безусловно, медитировал, где-то влез в святая святых самого себя, выйти вышел, а маска осталась. Вот этот медитатор сказал, что срок, при котором отмирают нервные окончания, у каждого свой, а медитировать индивидуально нельзя, сам он, кстати, делает это в присутствии своего помощника. Долго я с ним про это всё толковал. Как?– Терентий посмотрел на Сашку вопросительно.

– Похоже. Терентий, Урсул жив ещё?

– Пыхтит пока, но сдаёт. Тает.

– Я ему письмо напишу. Возьмёшь?

– Возьму. О Кане, что ли?

– И да, и нет.

– А мне советовал бородатого не трогать,– Терентий хлопнул Сашку по плечу.– Дед ветхий и хоть он умница, но на что ты надеешься?

– Провидец он.

– Так в будущем, Александр. В прошлом нет пророков. Нет, Александр, гони ты эту надежду, не поможет он тебе. Хотя, кто его знает.

– Попытаюсь.

– Делай, как хочешь. Давай лапу,– Терентий, пожимая руку, улыбнулся, а потом серьёзно добавил:– Пиши. Я здесь ещё семь дней буду. Оставишь у Ло. Бывай,– и быстрым шагом отошёл.