Текст книги "Клан – моё государство."

Автор книги: Алексей Китлинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 37 страниц)

– А влез зачем?– Гунько был настырный.

– Платили вперёд и наличными. Кто же откажется. Валюта мне нужна была, вот и взялся. Я хозяина этого большого не знаю, но партии, изъятые мной, лежат мёртвым грузом до сих пор. Если они вам в расследовании помогут, готов предоставить, но не бесплатно. Этого позволить себе не могу.

– Вы что, не реализовали?– не поверил Гунько.

– Нет. Не решился. Партии эти в Союзе. Боялся я след оставить.

– Разве сложно реализовать?

– Дело в том, что в мире существует монополия на алмазы. Её контролирует "Де Бирс". И как не крути, с таким объёмом, как наш, на их скупщика попадёшься. Концерн же этот и советские реализует, а определить, откуда наши – пара пустяков. К тому же, я думаю, что они партии, что давали в перевозку, описывали, и не исключено, что сам концерн был причастен к кражам. Смекаете?

– Велика ли партия?

– Пятьдесят миллионов долларов. Если огранить, то полмиллиарда. Я цен не выяснял. Монополист не разглашает своих тайн. Примерно говорю. На готовый товар ценники в любом ювелирном магазине есть, технология огранки известна, тут секрета нет. Я вам пятьдесят называю по ценам чёрного рынка, они ниже диктуемых "Де Бирс" втрое.

– Прилично вы их обокрали,– Гунько охнул.

Сашка посмотрел на него и ответил:

– Далось вам это слово. Ещё раз акцентирую. В нашей среде воров нет. А если один отнимает у другого – это не кража. Это плата за отсутствие мозгов.

– Что ж, беру обратно,– Гунько замахал рукой в свою сторону.– Однако цена?! За такие деньги мы не можем купить.

– Я готов к обмену.

– Вам надо оружие?

– Что вы! Я вам – алмазы, вы мне – германий на пятьдесят миллионов долларов по курсу мирового рынка.

– Германий вам зачем?

– Электроника просит. Его продать проще. Купить всё можно в мире, продать тоже.

– Что, Сергей Сергеевич,– Гунько обратился к Панфилову.– Металл хоть и стратегический, но не уран.

– А как будем обменивать?– Панфилов был согласен на такой вариант.

– Я дам вам точное место, где лежат партии алмазов, вы их забираете и сбрасываете на станцию к Пешкову германий. Желательно упаковать в ящики. Под тушёнку.

– Не боитесь, что надуем?– полюбопытствовал Гунько.

– Нет. Они всё равно лежат столько лет без дела. Вам пока доверяем. Обманете, вот тогда и будем решать, иметь с вами дело или нет.

– Пешков с вами давно в ладах?– спросил Евстефеев.

Ему ответил вошёдший Проня:

– С Виктором Владимировичем мы живём по-людски. В свои дела не посвящаем, на станцию не лезем, нам с неё, как с козла молока. Мы ему помогаем, чем можем, он нас выручает порой. Вы на него не коситесь, он мужик на своём месте.

– Станция и в самом деле в отличном состоянии. Солдаты обуты, одеты. Питание – многие позавидуют и в центре страны такому рациону. У нас нет к нему ни малейших претензий,– закусывая после выпитой, сказал Панфилов.

– Возраст вот только подходит, наверное, скоро придётся в отставку выходить,– с сожалением проронил Проня слова.

– Павлович, у него академия есть?– спросил Панфилов.

– Есть. Выпускник 1970 года. Сразу попал сюда. Год замом, принял базу в 1972 году в январе. В 1975 получил звание полковника, так и служит.

– На генерал-майора его что, не представляли?

– Трижды. И трижды вернули. Он всех там бумагами забросал о непорядках по линии тыла и технического обеспечения, они на него и взъелись.

– Ему звёзды ни к чему. Он без жилья. Уволят, податься некуда,– добавил Проня.

– У нас генералом проще стать, чем жильё получить. Юрий, ты давай подготовь отчёт по проверке базы, мы тут не только на переговорах. Согласуй с его начальством представление и про жильё им напомни, а то у нас почему-то человек заботливый не в чести. И на тыл нажми, зажрались они, пусть обеспечат всем необходимым, в таких условиях служить, да ещё под лучами этими, надо год за пять считать. Наверное, они на него за то взъелись, что он рейс "Корейца" не просмотрел, а сразу дал данные, что гражданский, но они всё равно сбили. Разберись, одним словом толково.

– Сделаем, Сергеевич,– заверил Гунько.

Через два месяца Пешков получил приказ о присвоении звания генерал-майора и с нарочным запечатанный сургучом конверт, в котором лежал ордер на трёхкомнатную квартиру в родном городе Владимире, ещё командование предложило ему подписать контракт на пять лет в должности начальника базы. Рады такому повороту событий были все обитатели радарной станции. Супруга же его, «мама Люба», как ласково называли её на станции за материнское отношение к каждому, став генеральшей, села на стул и, опустив руки, разрыдалась. Пробыв с мужем на станции все эти годы, она до бессонницы переживала, что скоро придётся покидать насиженное место, звания супруга её не очень-то и интересовали. Она вросла в эти места, в эти пологие сопки, ставшими родными, тайгу без конца и края, окружавшую военный городок, реку, так красиво освобождавшуюся весной ото льда. Контракт предложенный её мужу, был счастьем.

– Так, мужики, солнце садится. Пошли побалуемся,– Проня надел куртку.

Из смежной комнаты потянулись офицеры спецназа, с сарказмом посматривая на Сашку и его маску. После первых же выстрелов улыбки с лиц исчезли.

– Что, робятки, бум состязаться аль нет?– спросил Проня, щурясь от лучей заходящего солнца. Желающих не нашлось.– Тогда, Саш, покажи им высший класс, если дадут автомат, а то они сами не знают, что в руках держат.

Один из офицеров протянул Сашке автомат и магазин. Метрах в ста в снег были воткнуты веточки, шесть штук. Сашка, не целясь, от бедра, саданул очередью так, что срезал у всех веточек верхушки. Так повторилось ещё четыре раза до момента, пока черенки не сравнялись со снегом. Одна пуля легла мимо.

– Бракованная,– усмехнулся Проня.

– Это кобыла бракованная бывает,– уточнил Сашка.– Патрон некачественный попался. Надо повторить,– и приняв у офицера второй магазин, быстро перебрал патроны, выкинув несколько и заменив их другими. На сей раз черенки сравнялись со снегом все.

– Вот так,– констатировал Проня.– Слов, вижу, нет. Давайте вы, ваша очередь. Хоть одиночными попадите.

Первым к рубежу встал Панфилов, сбив только две веточки. Лучший результат показал молоденький лейтенант, разжигавший печь, он сбил все шесть.

– Молодец,– похвалил Проня лейтенанта.– Из тебя выйдет толк.– Возьми мой ТТ.

Парень отстрелял магазин и произнёс:

– Необычно как-то. Не похож он на ТТ. Бой не тот.

– Дарю, если командование не против,– у Прони открылась душа, если ему кто-то нравился, он готов был разбиться в доску, но подарить что-нибудь.

– Можно,– дал добро Панфилов.

– Тогда уж пару?– получив согласие командования, пробасил лейтенант.

– Смотри, а он не промах. Ухватистый малый. Саня, дай мне один до пары? С меня должок,– Проня вытянул руку в Сашкину сторону. Сашка положил в его руку свой ТТ, который перекочевал к лейтенанту со словами:– Только смотри, это не игрушка, оружие,– что вызвало дружный смех.

Лейтенант снял с пальца золотую печатку и протянул Проне, но тот замотал головой.

– Даром не возьму,– заупрямился лейтенант.

– Саш, возьмёшь с меня долг металлом?– спросил Проня, Сашка кивнул. Печатка передана была в его руку.

Вернулись в дом. В комнате расселись по своим прежним местам. Проня стал разливать по кружкам водку, крякая выпили.

– Да,– сказал Панфилов.– Стреляете вы действительно, как в цирке.

– Рады бы в цирк, но нелегальные мы,– ответил Проня, поддевая кусок тушенки из банки.

– Александр, у меня к вам вопрос. Я в уме всё перебрал и пришёл к выводу, что вы – владелец имперского клише, так?– спросил Гунько.

– Хотите проверить своего человека?– вопросом ответил Сашка.

– Да.

– Это я был с ним. Вместе с Сицилии убегали. Меня мафия гнала, а его ЦРУ. Сошлись случайно. Он ведь слеп, случай-то.

– А за рулём вы были?

– А в отчёте указано, что он?

– Допустим.

– Тогда оставляю на его совести,– не поддался Сашка на хитрый крючок.– Только владелец клише не я, но для меня металл на нём льют,– он достал монету и протянул.

Царской чеканки червонец пошёл гулять по рукам. Последним взял Панфилов, долго крутил в пальцах и наконец спросил:

– Не фальшивая?

– Проба имперская,– подтвердил Сашка.

– Сколько она стоит?

– Желаете купить?

– Очень. И тоже пару,– ответил Панфилов, намекнув на пару пистолетов ТТ, доставшихся молодому лейтенанту.

– За восемьсот рублей две уступлю. Вам в коллекцию?

– Не понял?

– Есть и коллекционные.

– Чем отличаются?

– Чистотой поверхностной обработки.

– Не надо, и эти пойдут,– принимая второй червонец от Сашки, ответил Панфилов, достал бумажник и отсчитал восемьсот рублей, пояснив:– Я за два таких кругляшка фамилию эту ношу. Матери подарю,– и стал наливать себе в кружку водку. Выпил один.

На дворе стемнело.

– Что ещё говорить,– Проня потянулся.– Так думаю, пора и честь знать. Или будут вопросы?

– Нет, пожалуй,– Гунько привстал.– Сергеевич, брать место на алмазы?

– Да, бери. Попробуй с ним договориться, чтобы раздобыл нам парочку пистолетов, о которых шла речь, если сможет,– Панфилов вышел из комнаты, и за ним её покинули все. Остались Сашка и Гунько, который сразу спросил:

– Достать сможешь?

– Дело нехитрое. Раз есть, можно и купить. Коль кто-то производит, значит кто-то и продаёт. Но дорого.

– Да это покроем. Германием возьмёшь?

– Хорошо. Передам через Пешкова посылкой. Нарочного пришлёте сюда за ней. Германия на миллион двести тысяч насыпайте, двести – это боеприпасы. Или не брать?

– Брать, брать. А больше можешь?

– Сколько?

– На два миллиона германия пришлю.

– Ладно. Раньше августа не будет.

– Мы подождём.

– На вас есть микрофон?

– Да,– ответил Гунько.

– Тогда я пишу и рисую схему, запомните?

Сашка начертил на листке бумаги адрес и как подойти точно к тайнику. В конце приписал ряд из восьми цифр, добавив в голос:

– Это код автоматической мины. Она разминированию не подлежит, его не забудьте, а то, как сороки, разлетитесь с полными ртами побрякушек.

– Можете жечь. Я запомнил,– и Гунько вышел.

Вскоре вездеходы, взревев двигателями, отъехали.

Глава 16

Промотавшись двое суток по тайге, Сашка и Проня ночью возвратились в посёлок. Зарулили во двор дома Сашкиного отца. В оконце бани горел свет. Пошли туда. Ванька в одиночестве что-то писал, на столе лежала гора листов.

– Так. Ещё один полуночник бдит, пойду возьму харчи,– бросил Проня, не входя в баню.

– Что?– спросил Иван упавшего ничком на лавку Сашку.

– Нормально. Отдулись. Ох, грешен, чёрт меня забери. Ты что корпишь? Гляну?– Иван сам подал листы.

Вошёл Проня и стал сгонять Ивана с бумагами со стола.

– Вань,– корил он его.– Кто так с дороги гостей встречает? Расселся, понимаешь, как барин, писатель нашёлся, Лев Толстой. Мы жрать хотим, как волки. Зима-то голодная, стая вон на Стырке из протоки как выскочила на нас, чуть не сожрали. Хвостов двести.

– Пронь, ты от голода, что ль, такой брехливый, как безродный пёс. Двести. Там и двадцати не было,– одёрнул его Сашка, возвращая Ивану листы.– Толково.

В доме заскрипела дверь и послышались шаги.

– Ещё один не спит,– раскладывая припасы, заворчал Проня.

В баню ввалился Владимир в нижнем белье и накинутом полушубке.

– Уладили?– был его вопрос.

– Да уладили всё, иди спи,– ответил ему Проня, нарезая мясо.– Или присаживайся, но без расспросов. Сто грамм, так и быть, нальём.

– Нет, пойду. Меня батя послал. Не спит, мучается. Сидеть с вами мне недосуг. Своих забот хватает. Гулёны,– и выскочил.

– Сань, тебе спирт или водки, ещё осталось?– ополаскивая кружки, спросил Проня.

– Всё равно, лишь бы горела.

– Тебе, писатель?

– Водки.

– Или спирту?– хотел подколоть Проня.

– Или не буду,– отрезал Иван.

– Заноза,– обозвал его Проня и стал наливать.– Вы тут хоть всю ночь сидите,– выпив и закусив, предупредил он,– только без декламаций громких.

– Со мной едешь?– дожевывая кусок мяса, спросил Сашка Ивана.

– Дядь, зачем спрашиваешь? Я уже своё собрал.

– Ладненько. В ночь завтра и махнём. Спрячь харчи или прикрой, утром ещё пожуём. Пошли спать, что ль?– сказал Сашка Проне и двинулся в мойку, где, бросив куртку, повалился на пол. Проня разместился рядом.

Проснулся часов в десять. Прони уже след простыл. В раздевалке сидел отец и пришедшие от совета "семьи" Стерх и кассир, Сашка поздоровался и сел на лавку.

– Совет решил так,– начал Стерх.– Мы тебе возвращаем чеки на деньги и на металл по договору. Хотим ещё с процентов кое-что отоварить. Сам видишь, нынче не сахар.

– Посоветовать могу только одно. Брать впрок как можно больше и долговременного хранения. Непродовольственное сразу на несколько лет вперёд, продовольственное – выборочно. Есть где разместить?

– Найдём. А как доставить?

– Составьте перечень всего необходимого. И я вам организую доставку через Охотское побережье. Ваша задача найти удобную бухточку и подготовить приёмку морского транспорта.

– Так не утащим?– засомневался Стерх.

– Своё и на горбу упрёте. Топливо доставлю, тягу тоже. Зима встанет, перетаскаете.

– Тягу какую?

– "КрАЗы" трёхосные. Подойдёт?

– Конечно.

– До тридцатого июня дадите координаты, где причаливать. Список составьте тотчас. Я в ночь уеду. Братан Лёха знает, куда передать.

Стерх и кассир вышли.

– Что Сашунька, настрелял своих?– отец был не в духе.

– Бать,– вздохнув, ответил Сашка.– Ну, хоть ты не режь по-живому. Разве я хотел? Ну что за жизнь проклятая такая, вот они вроде мужики хорошие и понятливые, и мне ясно, что от желания добра стране они это делали, но не по-людски как-то. Чего они полезли? Что, бать, за народ? Что за принцип такой – по живым людям идти, подлавливать, подсиживать, свою кровь лить, чужую. Ну, почему, а?

– Сашунька, ты меня прости старого, не со зла я сей разговор начал. Годы мои длинные подходят, смотрю на прошлое, кругом только кровь. Мы своё дело вроде правильно делали, а её не избежали лить-то. Или может неверно что было у нас. Сомнения вот тут у меня,– отец положил руку на грудь.– Болит. Сильно. Покоя нет совсем. Старый Ло вот вчера приходил. Долго сидели с ним, об этом всё размышляли. У него тоже болит.

– Вчера нас с Проней волки по реке гнали. Убили мы штук шесть. Остальные сородичами наелись. И мы ещё из звериных шкур не вылезли, потому, что нет возможности такой. Ну, нет её, бать! Вот я весь мир объехал. Везде зубами клацают. Жрут друг друга почём зря. А мы в этой стране привыкли к запаху крови настолько, что ещё на многие столетия от её привкуса сладкого не избавимся. Нет у нас "стопора" на исторические ошибки. Это ты имеешь, у Ло багаж – ста мужикам не поднять, так вас осталось – на пальцах одной руки счесть можно, остальная часть ссылала и к стенке ставила, доносы писала да созерцала процесс со стороны. Но ведь они до сих пор правят, эти козлы, и конца им не видно. Я в Союзе, когда начинал строить своё дело, только пять человек набрал. Нет нормальных. Беда ведь. И горько мне самому от этого за всех нас. И у меня болит. Так что ты на годы свои прожитые не вали.

– И тебе, стало быть, давит?

– Ох, бать, давит как, если бы ты знал. Все жилы вытянул, а не выходит без крови.

– Так Ло и скажу, что ты в курсе, и тоже весь в думе об этом. Пошли в дом, пироги состряпала баба Вовкина, Ванька уж там кругами ходит, а она его гонит, говорит – Сашку жди.

ЧАСТЬ 8
Глава 1

До Маймакана доехали быстро. Становилось тепло. Снег проседал на глазах, домик стариков торчал из него, как избушка бабы Яги. Под навес вышел, опираясь на палку, дед Евлампий и, что-то буркнув, исчез. На двор выскочили Мик и До, поздоровались, за ними появился бодрым шагом дед Павел, он схватил Сашку за плечи и заорал на всю округу:

– Сучий ты, Санька, потрох. Чтоб тебе провалиться на этом месте, чтоб тебе не дождаться благодати Божьей, чтоб тебе быть в первых рядах грешников на страшном суде, негодник ты такой,– и стал его ещё пуще мять, как бы проверяя, он ли, Сашка, перед ним.– Вот ведь десять годов. Забыл нас, стариков.

Вторично на крыльцо выполз Евлампий.

– Бес, бес меня попутал. Совсем плохой я стал,– запричитал он, ковыляя к стоящим и отстранив деда Павла, рухнул Сане на грудь.– Что ж это деется? Как же это я оплошал. Глаза совсем видеть перестали. Иль ты, Санька – оборотень.

– Он, Сань, помирать собрался. Скрутило его с осени. Всю зиму, почитай, с нар не слазил,– стал объяснять дед Павел.– Радикулит пополам его сложил. Тут архаровцы твои налетели, чисто вурдалаки, стали его иглами колоть, кровь отворять, потом бить, где попало, но пошло на поправку, однако.

– Ох, Сань, где ты их подобрал,– смахивая слёзы, заговорил Евлампий.– Это не люди, это бестии о двух ногах. Что они со мной утворили, слов нет. Инквизиторы. Так ломали, что всех мишек раньше срока из берлог поднял болью кричащей.

– Ты, До, над стариком медицировал?– спросил Сашка.

– Я. У него отложения такие, как снега на Тибете. Ты же сам сказал, чтобы были здоровы до твоего прихода.

Евлампий замахнулся на До, но тот отскочил.

– Кто тебе сказал, что я помирать собрался? Дьявол. Сгинь с глаз моих. Нехристь.

– Было, что ты брешешь,– дед Павел стал на сторону справедливости.– Он, Сань слезу пустил, всё говорит, помираю, Саньку не повидавши. Я уж свечку достал, а тут эти хуйвэйбины нагрянули, ну и огрели его. И поделом.

– Счас как огрею,– Евлампий поднял на деда Павла свою клюку.

– Ты посмотри на него, костлявая его только с рук пустила, и он туда же. Махает ещё,– засмеявшись ответил дед Павел.– Хватит тебе, старый, урчать. Дело старое, прощаем тебя, спишем на года твои. Тебя-то уж, могеть, нет на этом свете, душа твоя добрая отлетела, а в тело чёрт вошёл, и бродит в тебе за грехи твои.

– Точно, Сань,– держась за Сашкину руку и ковыляя к дому, сказал Евлампий.– Есть он во мне. Это вот от него, будь он проклят, азиат безбожный, он в меня впустил. Я его из себя гоню, а он, рогатый, хохочет, пляски свои шаманские танцует, спасу нет.

– Сань, мы ему алкалоид делаем, галюцинарный. Он первые дни спать не давал, всё чертей по дому ловил. Дед Павел, тот вообще ушёл в баньку жить, отходить, говорит, будет, кликнете. Не могу, мол, смотреть, как он брыкается,– пояснил Мик.

– Любим мы тебя Санька, ты нам, как сын. Не гадали мы на этом свете столько усидеть, не чаяли, а ты появился и в нас вдохнул ещё силёнок, да подмог нам на старости. Братуха твой справно посылки нам привозил. Мы за тебя все эти годы молились, чтоб хоть как-то помочь тебе в делах твоих, к веку вот и подобрались. Евлампий вот десятый десяток разменял недавно, а я последнюю пятилетку в августе зачну. Покоптили белый свет-то смрадом своим,– дед Павел засмеялся в густую бороду.– С тобой-то кто пришёл?

– Сын брата Лёхи. Мамка просила, чтобы ко мне определили, вот я и забрал.

– Он на тебя чем-то схожий. Такой же глазастый,– дед Павел стал наливать в кружки настойку.– Евлампию можно чуть, аль пусть слюни цедит?– спросил он у До.

– Ты его не пытай, право своё я ему не передавал, лекарю этому раскосому,– воспротивился такой постановке вопроса Евлампий.

– Эту можно, только в меру,– дал рекомендацию До.

– От чертяка, ну, чистый супостат,– подсаживаясь к столу, сказал недовольный Евлампий.– Ему царём быть. Вылитый Тимур Узбекский.

Выпив за встречу и поужинав, Сашка произнёс:

– Дед Павел. Завтра наряд собирай на строительство. Я тут у вас осяду жить. Не сам. Надо дом новый поставить.

– Тогда с утра за дело. И не скулить, работа любит, чтобы кости трещали. Соскучился я по настоящему делу,– распорядился дед Павел, его глаза светились радостно.– Тебе, Евлампий, кухней править. Как поправишься, на крышу полезешь, в тебе веса мало, апостол.

– Я к тому времени подхарчусь,– беззвучно смеясь, ответил Евлампий.– Иль я не повар?

Работа спорилась. Сашка вспоминал давно забытые навыки, Мику и До было интересно, им ещё в жизни не приходилось строить. Иван же был в этом дока, поставив в таёжных глубинках два десятка заимок. Как и рассчитывал дед Павел, успели выставить сваи и сложить четыре нижних венца, когда снег окончательно сошёл и из зазеленевших зарослей жимолости появился брат Лёха.

– Сань,– сказал он.– Дело сделали. Место подобрали. Ждём. Германий, что военные доставили, тоже на побережье.

– Мик,– позвал Сашка.– Тебе в дорогу. Собирайся. Лёш, когда германий на станцию привезли?

– Полтора месяца назад.

– Ясно. Проню увидишь, передай, чтобы бросал пить и топал сюда, приглашаю. Чего ему там торчать?

– Готов?– спросил Лёха подошедшего Мика, тот кивнул.– Тогда пошли. Всё, братан. Проне передам. Бывайте.

Они исчезли в кустах.

– Вот леший. Хоть бы отобедал. Он, Саня, к нам также приходил: принесёт груз, положит и шасть в тайгу,– обиделся Евлампий.– Ох, и батя у тебя, Иван, как ты с ним ладил?

– Так и ладил. Я его видел, что ль? Он же из тайги не появлялся почти,– ответил Иван.

– Сань,– подошёл дед Павел.– И ты, значит, пойдёшь?

– Пора уж. И так засиделись. Утром двинем, но без прощаний, а то опять лет на десять расстанемся.

– Иди, Евлампий, готовь отходную трапезу, мы с тебя ещё вахту у печи не сняли,– забирая пилу из его рук, сказал дед Павел.

Утром, до восхода солнца, Сашка и Иван ушли не прощаясь в сторону китайской границы.