Текст книги "Возвращение в Чарлстон"

Автор книги: Александра Рипли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 48 страниц)

88

– Мэм, с вами все в порядке, мэм? – Широкополая шляпа полицейского закрыла окно рядом с Гарден.

Она посмотрела на его озабоченное лицо. Медленно до нее дошел смысл происходящего. Этот человек не враг.

– Солдат, – сказала Элен.

– Нет, малышка, я не солдат, – улыбнулся мужчина.

– Что вы хотите? – выдавила из себя Гарден. Голос прозвучал неожиданно хрипло.

– Я подумал, мэм, вам нужна помощь. У вас не здешние номера. Бывает, те, кто попадает на мост первый раз, нервничают. Особенно в это время дня. Солнце бьет прямо в глаза. И потом, вы не очень уверенно держались на дороге.

– Мост? – пыталась сообразить Гарден. Она что-то слышала про мост. Но что? Почему она никак не может вспомнить?

Полицейский взмахнул рукой, показывая вперед. Мост поднимался все выше и выше, казался гладким, как скала, и узким, как лента. Он обрывался наверху и, казалось, вел в никуда, – дальше обрыв и падение.

– О Боже! – простонала Гарден.

– Многие сначала пугаются, – сказал полицейский. – Поэтому-то я и здесь. Если хотите, я перегоню вашу машину на ту сторону. У нас здесь все отработано. Я делаю это раз десять на дню. – Он явно гордился своим занятием.

– Да, пожалуйста, – пробормотала Гарден. Она перебралась на соседнее сиденье и взяла Элен на руки.

Полицейский бойко рассказывал об инженерных чудесах моста. Это был тщательно составленный и хорошо отрепетированный монолог, успокаивающий нервных пассажиров взбирающихся вверх машин, которые, поднявшись, видят крутой спуск вниз и подъем к виднеющемуся впереди второму пику. Гарден ничего не слышала и ничего не видела. Глаза ее были закрыты, веки покраснели и распухли, но темнота и возможность отдохнуть от управления машиной казались бальзамом.

Видавшей виды машине потребовалось больше пяти минут, чтобы преодолеть почти трехмильный мост. Полицейский остановился в переулке рядом с мостом.

– Пожалуйста, мэм. И вы, юная леди.

– Здорово, – сказала Элен.

– Спасибо большое, – поблагодарила полицейского Гарден. – Сама я бы не справилась.

Полицейский вышел из машины и отдал честь.

– Был рад помочь, мэм. – Он повернулся, чтобы уйти.

Гарден перегнулась через сиденье, дотянулась до ближайшего к нему окна:

– Господин полицейский! Не могли бы вы объяснить, как добраться до Ист-Бэттери?

В большом доме Маргарет выступ-фонарь парадной лестницы уже был освещен.

– Смотри, Элен, здесь живет бабушка Трэдд, мамина мама. Она будет очень рада увидеть тебя.

– Элен хочет кушать.

– Ты получишь много вкусных вещей. Идем, мой ангел. – Едва передвигая ноги, она преодолела последние метры.

– Элен хочет пить.

– Да, малышка. Подожди чуть-чуть.

Гарден тяжело привалилась к стене рядом с входной дверью. Колени подгибались. Она услышала шаги в доме и заставила себя выпрямиться. «Ну и вид же у меня, должно быть», – подумала она.

Маргарет открыла дверь. Свет из холла слепил уставшие глаза Гарден. Мать казалась ей темным силуэтом.

– Я так и думала, что это ты, Гарден, – сказала Маргарет. – Неужели тебе мало того, что ты натворила?

Она взмахнула газетой перед ничего не понимающей Гарден. – В этом доме ты не будешь хвастать своим бесчестием. Уходи. – Дверь начала закрываться.

– Мама! – крикнула Гарден. – Мама! – Она была уже не в состоянии думать и произносить слова. Она не понимала ничего, кроме одного: полоска света, пробивавшегося из дверей, становилась все уже, а потом совсем исчезла. Гарден застучала кулаками в дверь. Это какая-то ошибка. Мать не может ее выгнать. Это же и ее дом. Разве это не ее дом?

Плачущая Элен потянула мать за юбку:

– Элен устала.

У Гарден подкосились ноги. Она тяжело опустилась на ступени крыльца и обняла Элен. Что с ними будет? В тени большого дома было прохладно, и Гарден разрыдалась.

Это напугало Элен. Липкими пальчиками она коснулась мокрых щек матери.

– Нет, – сказала она. – Нет. Нет. Гарден взяла ребенка за руку.

– Не бойся, малышка. Тихо, не плачь. Мама все сделает. Все будет хорошо. – Но в словах ее не было уверенности. Элен плакала так, словно ее сердечко разрывалось на части.

У Гарден болело все тело, в голове путалось. Нужно сосредоточиться и подумать. Найти опору, что-то, за что можно ухватиться. Мысленно она молила о помощи. Если бы здесь оказалась Элен Лемуан… если бы она была в Париже… у нее было бы куда пойти. Как ей хотелось услышать от Элен сухой, практичный анализ случившегося. И тут она словно услышала ее голос: «Бесс с благородным сердцем».

– Тетя Элизабет, – пробормотала Гарден. – Элен, мы поедем к тете Элизабет.

* * *

Джошуа широко распахнул входную дверь, держа в руках поднос для визитных карточек.

– Миз Купер нет дома, – официальным тоном произнес он. И тут увидел перед собой отчаявшуюся, перепачканную женщину и ребенка. – Боже милосердный! – ахнул он. – Миз Гарден, дайте мне малышку и обопритесь на старого Джошуа.

89

– Я даже не помню, как вошла в дом, – сказала Гарден.

Элизабет Купер хмыкнула:

– А ты и не вошла. Бедняга Джошуа кренился, как тонущий корабль, пытаясь одновременно нести Элен и тащить тебя.

– Она еще спит?

– Нет, конечно. Дети невероятно жизнестойки. Она давным-давно проснулась и успела насмерть заговорить на кухне Селию. Она уверена, что Селия прячет где-то в шкафу пони.

Гарден тихо застонала. Она не хотела думать ни о Скае, ни о Вики – ни о чем.

– Это все никуда само не исчезнет, – сказала Элизабет. – Тебе придется что-то решать.

– Только не сейчас, – умоляюще произнесла Гарден.

– Раньше, чем кончится день. Я отложила для тебя вчерашнюю вечернюю газету. Заставь себя прочитать ее. Это отвратительно, но ты должна знать то, что прочитал уже весь Чарлстон.

– Это не правда.

– Правда или нет – дело не в этом. Ты должна знать. И еще запомни вот что: ты будешь жить у меня столько, сколько захочешь.

– Я просто не понимаю, как мама могла меня выгнать. Тетя Элизабет, она захлопнула дверь у меня перед носом. Я просто не могу поверить.

Элизабет коснулась руки Гарден. Этот жест был выражением сочувствия и одновременно требованием взять себя в руки.

– Ты уже взрослая женщина, Гарден. Сколько тебе, двадцать пять, да? Ты уже слишком большая для детского представления об идеальных матерях. Маргарет всегда придавала большое значение светскому обществу и своему месту в нем. Она глупая, ограниченная женщина, и ты это знаешь. Нужно принимать ее такой, какая она есть. Она никогда не будет такой, какой ты хотела бы ее видеть.

– Но я ее дочь.

– Да, и ты не такая, как ей хотелось бы. Но она никогда не согласится признать эту истину. А вот ты сможешь, если постараешься. Тебе придется проглотить еще немало горьких пилюль, милая. А теперь я пойду к себе, чтобы ты могла начать прямо сейчас.

Гарден смотрела вслед идущей к дверям высокой, худой Элизабет. Ей так не хотелось, чтобы та уходила. Ей так не хотелось принимать решения. Она оглянулась вокруг, оттягивая момент, когда ей придется заглянуть в себя.

Она была в одной из спален третьего этажа. Элен, она знала, поместили в другой, как раз напротив. Комнатами явно пользовались не часто. В одном углу стояло несколько картонных коробок, в другом – швейная машинка, покрытая чехлом. Частично рабочее помещение, частично кладовая и очень редко – комната для гостей. Мебель была стертая, красного дерева, очень ухоженная. Низкая кровать, комод, столик и один-единственный изящный деревянный стул, который когда-то переставили от стола к машинке. Ковер, похоже, китайский, но орнамент так вытерт, что разобрать почти невозможно. В ногах кровати лежало свернутое покрывало, на окнах висели занавески из белой органди. Выцветшие обои в бело-голубую полоску. После домов, в которых она жила, и роскоши, которую принимала как должное, убежище в доме Трэддов выглядело так убого!

Ей хотелось опуститься на кровать, зарыться в подушки и найти забвение во сне. Но она представила, какое неодобрительное выражение появится на суровом лице тетушки, и заставила себя встать.

Элизабет оставила газету на столе. Гарден взяла ее и стала листать. На четвертой странице в глаза ей бросилась собственная фотография. Старая, тех самых «трудных времен». Она была блондинкой, в платье из бус, с тяжелой жемчужной бахромой по короткому подолу. Руки унизаны сверкающими браслетами, с ушей свисают длинные, кистями серьги из жемчуга и бриллиантов, на плечах атласная накидка с лисьим воротником. В одной руке длинный мундштук, в другой бокал шампанского. И неестественная, остекленевшая улыбка. «На Золушку высшего света подает в суд преданный ею муж», – гласил заголовок. Гарден опустилась на краешек кровати.

Статья была передана одним из телеграфных агентств. Это, как знала Гарден, означало, что то же самое можно прочитать в любой газете любой страны. В статье рассказывалось, что Скай «потрясен ужасными открытиями», а о нем самом писали как о много и упорно работающем управляющем фермой в маленьком французском городке, который, однако, не был назван. Создавалось впечатление, что Гарден вела бурную жизнь в парижских ночных клубах и казино юга Франции, в то время как ее муж, не имеющий представления о ее времяпрепровождении, трудился в поте лица.

Предполагается, что на процессе будут представлены свидетельства разложения и распутства, неслыханные со времен распада Римской Империи, сообщала газета, и на тихих улочках возле здания суда уже собираются толпы людей. Мистер Харрис находится дома, под присмотром врача. Его интересы будет представлять известный адвокат Атертон Уилс. Местопребывание миссис Харрис неизвестно. Мистер Уилс сделал заявление для прессы, касающееся защиты жены-прелюбодейки. Ее убитый горем супруг нанял для нее адвоката. Даже в таких трагических обстоятельствах мистер Харрис прежде всего думает об интересах жены.

Дебютанточка без гроша из высшего общества Чарлстона оказалась, благодаря юному любящему супругу, окруженной неслыханной роскошью, когда они отправились в свадебное путешествие по Карибскому морю на его огромной яхте.

Он давал этой девочке все, что она хотела, а хотела она все, сказала мать мистера Харриса, принцесса Виктория Монтекатини. Предполагается, что принцесса будет главным свидетелем обвинения на предстоящем процессе.

Гарден смяла газету и бросила на пол. Первым ее побуждением было сражаться, рассказать свою часть этой истории. Измены Ская. Кокаин Вики. Она тоже может представить свидетелей. И тех, кто расскажет правду, будет больше, чем тех, которым Вики заплатит за ложь. Факт. Она все равно проиграет.

– Девочка моя, – сказала она вслух, – ты же сама бегом вбежала в эту ловушку.

Но по крайней мере, она была в Чарлстоне, где люди знали ее. Что бы ни писали газеты, они-то знали, что она не такая. Она вовсе не хищница, интриганка и нимфоманка. Да, у нее были ошибки, а у кого их не было? Она может рассчитывать на своих друзей из школы, из хора. Мать? Ну что ж, она как-нибудь переживет это.

– Мама? – Элен, громко пыхтя, вскарабкалась по лестнице. – Элен хочет мороженого.

Гарден посмотрела на крепкое тельце дочки и ее румяные щечки. Может быть, она не могла стать хорошей женой, не смогла сделать Ская счастливым, сохранить его любовь. Зато, решила Гарден, она станет лучшей матерью в мире. Никогда перед Элен не захлопнется дверь.

– Детка, – сказала она, – мы купим самое большое мороженое, со взбитыми сливками и красной вишенкой наверху. Как ты насчет этого?

Элен одобрительно кивнула.

Гарден привезла Элен в аптеку на Кинг-стрит. Было слишком жарко, а ножки Элен слишком короткие, чтобы идти так далеко. Аптека Шветмана была не просто аптекой. Это было место развлечения, общественный центр чарлстонской молодежи, особенно девушек. Слева вдоль стены стояли застекленные шкафы и витрины с косметикой и парфюмерией. В задней стене было окошечко, ведущее в загадочный мир фармацеи. Центр помещения и пространство вдоль половины правой стены были страной чудес, с мраморным прилавком и круглыми столиками, вокруг которых стояло по четыре стула, металлические столы и стулья были выкрашены в белый цвет, они взвизгивали каждый раз, когда их двигали по кафельному полу, а двигали их постоянно. К Шветману можно было зайти в любое время дня, встретить здесь знакомых, поговорить, выпить чего-нибудь вкусного. Когда Гарден была в Эшли-холл, сходить в кино, а потом выпить кока-колы у Шветмана было верхом светских развлечений.

Сейчас она не предполагала встретить там кого-нибудь из знакомых. Скорее всего, все места оккупированы были юными чарлстонцами. Ей хотелось сходить к Шветману, потому что там она чувствовала себя как дома. И еще ей хотелось показать Элен, где мама съела первый в своей жизни сандей.

Дверь, открываясь, скрипнула – так же, как много лет назад. Под потолком тихо урчали вентиляторы. Гарден огляделась. Ничего не изменилось. И казалось совершенно естественным увидеть за одним из столиков Уэнтворт. Рядом с ней сидели два симпатичных мальчугана.

– Уэнтворт! – Гарден стала пробираться через лес стульев, она внимательно смотрела за Элен, чтобы та не наткнулась на один из них. Гарден подняла голову и успела заметить, что Уэнтворт положила на стол доллар и поспешно схватила перчатки и свертки.

Гарден с изумлением наблюдала, как Уэнтворт с мальчиками быстро пошли к выходу. Они прошли в трех футах от нее. Уэнтворт даже не подняла глаз на нее.

– Уэнтворт! – тихо позвала Гарден.

– Мама, кто эта леди? – спросил один из мальчиков звонким детским голосом.

– Никто, – ответила мать.

Гарден оглядела наполовину заполненный зал. Никто не встретился с ней глазами.

– Элен хочет мороженое.

Гарден вздернула подбородок и подошла к прилавку.

– Я бы хотела пинту ванильного с собой, – сказала она.

– Отнеси это на кухню Селии, – сказала она Элен, когда они вернулись к Элизабет.

Она медленно вошла в библиотеку и сняла перчатки. Элизабет подняла голову от книги, которую читала.

– Все гораздо хуже, чем я думала, – сказала Гарден. – Тетя Элизабет, что мне делать?

90

Мало-помалу с помощью Элизабет Гарден начала приводить в порядок свою вдребезги разбитую жизнь. Элизабет потрясла ее, предложив купить машину Джона. Она заявила, что давно мечтала научиться водить машину. Старенький автомобиль для этого просто идеален, потому что и после аварии будет выглядеть ничуть не хуже, чем до нее.

– Конечно, тебе придется меня учить, – сказала Элизабет.

Гарден это только обрадовало. Она так мало могла сделать для своей двоюродной бабушки, а та так много делала для нее.

– Я сегодня была у твоей утомительной матери, – сказала Элизабет через несколько дней после приезда Гарден. – Она будет посылать тебе еженедельное содержание. Эта женщина такая скупердяйка, что согласилась бы покрыться синяками, лишь бы спать на мешке с золотом.

– Как мило с ее стороны, – воскликнула Гарден. – Может, мне надо сходить поблагодарить ее?

– Мило, как же! Я пригрозила, что, если она не даст денег, ты переедешь к ней. Знаешь, Гарден, даже в самой трагической ситуации есть свои смешные стороны.

Но Гарден была еще не в состоянии смеяться.

– Ты должна тратить эти деньги на Элен, – сказала Элизабет. – Она не может каждый день носить одно и то же платье, как бы хорошо оно ни было выстирано и выглажено. И ей нужна няня. Вам обеим не на пользу, что вы так много времени проводите вместе. Не успеешь оглянуться, как она превратится в маленького тирана.

– Но, тетя Элизабет, – запротестовала Гарден, – Элен – это все, что у меня осталось. Она нуждается во мне. Здесь для нее все так ново.

Элизабет нахмурилась:

– У тебя еще осталась ты сама. И есть опасность это потерять, если ты целиком погрузишься в Элен и жалость к себе.

– Черт побери, – не выдержала Гарден, – я с таким же успехом могла остаться с Вики. Вы принимаете за меня решения, кормите меня, а я, видимо, должна низко кланяться, целовать вам ноги и говорить спасибо.

– Можешь поверить, я буду счастлива, когда ты сможешь обойтись без моей помощи. В моем возрасте уже трудно играть роль матери.

– Так зачем же вы это делаете? Вы же можете тоже захлопнуть передо мной дверь. Если так тяжело давать нам с Элен кров и пищу, зачем это делать?

– Потому что, как и твоему другу мадемуазель Лемуан, ты мне интересна. Ты мне нравишься, Гарден, давно нравишься. Я уверена, что ты сделана из стоящего материала, и жду, когда ты это докажешь.

Чувствуя себя очень несчастной, Гарден убежала в свою комнату. Но через несколько дней, обдумав хорошенько слова Элизабет, она решила взять свою жизнь в собственные руки.

Она отправилась еще раз навестить Ребу, частично из чувства симпатии, частично потому, что ее первый визит, когда она рассказала о Джоне, оказался таким коротким.

Метью тоже был дома. Они с Ребой сидели на ступеньках своего дома, держась за руки. Солнце поблескивало на седых прядках в волосах Ребы. Им придется уехать отсюда, сообщили старики. Извещение прислали сегодня утром. Барони превратят в монастырь. Принчипесса отдала его траппистам. Монахам, печально сказал Метью, работники не нужны. Они все делают сами.

«Но Вики не католичка, – подумала Гарден, – насколько я знаю, даже не христианка». Гарден посмотрела на расстроенные лица друзей, почувствовав, как глаза наполняются слезами, а горло сжимается от гнева. Она поняла причину такого щедрого дара церкви. Это был еще один удар по Гарден, по ее семье.

– Куда же вы отправитесь? – спросила она.

– Переберемся через дорогу, – ответил Метью. – Похоже, все наши, Эшли, в конце концов станут работать на мистера Сэма. Ну и что, это неплохо, мисс Гарден. Считай, все наши друзья туда уже перебрались. Только жалко, что на плантации больше не остается Эшли – ни белых, ни черных.

Реба отпустила руку Метью и встала:

– Давайте-ка допьем кофе, чтобы не носить его с места на место. Пойду поставлю кофейник.

Пока они пили кофе, Реба напомнила Гарден о ее наследстве, полученном от старой Пэнси.

– Знаешь, детка, теперь у меня не будет места для этого громадного комода. Ты его заберешь или мне разломать его на дрова?

– Тетя Элизабет! Где вы? – Гарден вбежала в полумрак дома. Она зацепилась за ковер и чуть не упала, врезавшись в столик возле стены.

– Я в библиотеке, – отозвалась Элизабет, – пью чай. Если ты не сломала ногу, иди ко мне.

Гарден засмеялась. Услышав это, Элизабет улыбнулась. Все еще смеясь, Гарден вошла в комнату.

– С молоком и двумя кусочками сахара, – сказала она. – Нет, лучше с тремя. Хочу отпраздновать. К тому же силы мне понадобятся. Тебя Элизабет, я собираюсь заняться бизнесом.

– Рассказывай, мне интересно.

Гарден от волнения не могла сидеть и ходила по комнате.

– Я пошла навестить Ребу. Напомните, чтобы я рассказала, что еще сделала эта Вики. Одним словом, Реба напомнила, что старая Пэнси оставила мне кое-что из мебели. Когда я была маленькой, эта штука всегда казалась мне такой огромной. Пришлось взглянуть на нее, чтобы решить, нужна ли она мне. Она покрыта столетним слоем грязи, но когда-то была просто великолепна. Это огромный комод. Линии изумительные, все металлические детали сохранились. В таких вещах я научилась разбираться, когда обставляла свой дом в Хемпстед Хис.

И тут меня осенило. У кого сегодня есть деньги? У людей типа Вики. Как развлекаются владельцы плантаций и богатые туристы? Посещают антикварные лавки. Раз уж я стала такой знаменитостью, надо извлечь из этого хоть какую-то пользу. Со мной никто не разговаривает. Я опозорена. Ну что ж, терять мне больше нечего. Тетя Элизабет, я решила заняться торговлей.

Люди толпами повалят в мою антикварную лавку только для того, чтобы взглянуть на великосветскую Золушку. И вот тут-то я и заставлю их что-нибудь купить. Да еще по немыслимой цене. С огромной прибылью для себя.

Метью найдет машину и привезет в город мое сокровище. Можно я поставлю его в каретный сарай? Так хочется отмыть его и посмотреть, что же мне досталось.

Конечно, мне понадобится еще много всего. Но я, правда, многому научилась в Англии. Я смогу заказывать товар у других антикваров, покупать на аукционах, заходить в дома вроде Ребиного. У нее есть чайник, я просто уверена, что китайского фарфора. На крышке трещинка, но она почти не заметна.

Элизабет тихонько кашлянула.

– Прокипяти ее в молоке, – посоветовала она, – трещина закроется.

Гарден бросилась к тетушке и обняла ее:

– Вы просто чудо! Вы не думаете, что я сошла с ума? Конечно, риск ужасный. Я заложу свой портсигар. Этого хватит месяца на два.

Элизабет засмеялась:

– Да, дорогая, я думаю, что ты сошла с ума. И очень рада этому. Благодарю Бога за волнение, риск и безумие. А теперь о ростовщиках. Я знаю одного, с которым в свое время не раз имела дело…

На следующий день после звонка Элизабет Эндрю Энсон послал к ней клерка из банка. Его сопровождали два вооруженных полицейских.

– Почему бы Эндрю заодно не дать в газете объявление для грабителей? Он был славным мальчиком, но работа в банке превратила его в старую деву.

Она открыла футляр, и Гарден ахнула. Даже в Монте-Карло она не видела таких крупных бриллиантов, да еще так много.

– Что это? – прошептала она.

Элизабет перевернула футляр и высыпала бриллианты на стол.

– Кошмар, правда? – с гордостью спросила она. – Всегда забываю, как они отвратительны. – Она двумя руками подняла эту груду. Это было ожерелье, почти нагрудник из огромных камней, с грушевидной подвеской, должно быть, каратов около тридцати. – Да еще грязное, – сказала Элизабет. – Придется отмачивать его в нашатырном спирте. Представляешь, Гарден, мой отец, всегда считавшийся человеком со вкусом, купил это для моей матери. Это, бесспорно, самое вульгарное творение, когда-либо выходившее из рук человеческих. – Она уронила ожерелье на стол. – Впрочем, – добавила она, – именно оно спасло нашу семью. Мой брат, твой дедушка, спрятал его в дупле дерева, когда пришли янки. После войны оно побывало у ростовщиков не раз и не два. Именно с его помощью была создана компания по производству удобрений, и оно же не раз выручало меня, когда я вела дела компании. Теперь оно поможет тебе начать свое дело.

– Но, тетя Элизабет, я не могу…

– Ничего подобного, можешь. Мало того, тебе придется стать преуспевающим дельцом, выкупать его и вернуть мне. Конечно, оно чудовищно, но для меня ценно как память.

«Лоукантри трежерс» открылся для покупателей 6 января 1932 года.