Текст книги "Возвращение в Чарлстон"
Автор книги: Александра Рипли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 48 страниц)
46
– Пора вставать, Гарден, скоро одиннадцать. – Жизнерадостный голос Маргарет ворвался в ее крепкий, сладкий утренний сон. Так Гарден не спалось уже несколько месяцев. Она неохотно открыла глаза. – Вот, дорогая, надень. Это тебе подарок ко дню рождения. – Маргарет держала в руках великолепный тончайший хлопковый пеньюар с широкой каймой из тяжелого нитяного кружева по подолу и голубыми атласными лентами, завязывавшимися на талии. – А старый халат можешь выкинуть.
Маргарет было не узнать, от вчерашней кислой, недовольной мины не осталось и следа, Маргарет вся сияла.
– Давай скорей, – торопила она, – умой лицо и спускайся. Занзи уже накрывает на стол. В день рождения диета отменяется. Она приготовила креветки с мамалыгой и печенье.
Гарден поспешно вскочила с кровати. Расчесала волосы, стянула их сзади лентой, торопливо ополоснула лицо и почистила зубы. «Сейчас я опустошу всю масленку», – решила она. Было слышно, как мать внизу весело щебечет по телефону. Мать в хорошем настроении – это прекрасный подарок. И пеньюар тоже. Под кружевную кайму у ворота были присобраны бессчетные складки шелковистой материи. Когда Гарден надела пеньюар, он окутал ее как облако. «У меня слишком безобразные тапочки, чтобы надевать их с такой красотой, – подумала она. – К тому же сегодня день рождения». Она сбежала по лестнице босиком, пеньюар раздувался и реял у нее за спиной.
Маргарет поджидала ее в холле возле гостиной.
– Иди сюда. – И она потянула Гарден в залитую солнцем комнату. Цветы были повсюду, букеты роз всех оттенков стояли в вазах на всех столиках. В раскрытых коробках, обернутые зеленой бумагой из цветочного магазина, лежали еще букеты: фиалок, роз, камелий.
– Смотри, – сказала Маргарет, – это – от Мэна, это – от Томми, это – от Эшби, это… это… это… Всего их было девять, они были знаками собственнических чувств чарлстонских холостяков, напоминанием о том, что юной леди незачем засматриваться на приезжих. Но Гарден не стала задумываться о причинах. Букеты были здесь, и этого достаточно. Она в танце закружилась по комнате, останавливаясь у каждого стола, притрагиваясь к цветам неуверенными, легкими пальцами, вдыхая запах роз. Она впервые почувствовала опьянение от успеха, которое кружит головы всем первым красавицам.
– Ох, мама, как замечательно!
– Их еще много в библиотеке и в гостиной. Сплошные розы. Я думаю, в Южной Каролине ни одной несрезанной не осталось. Было шестнадцать полных коробок. Их прислал князь.
«Какой князь?» – хотела спросить Гарден. Потом поняла, кого мать имеет в виду. Воспоминание заставило ее непроизвольно поднести руку к губам. Ей стало холодно. Потом бросило в жар.
– Пошли, – сказала Маргарет. – Завтрак остынет. Подарки ждут тебя на столе.
Маргарет была чрезвычайно довольна своей дочерью.
Гарден с жадностью набросилась на большую тарелку белой дымящейся мамалыги с желтыми прожилками масла и на нежные розовые, чуть пожелтевшие от тушения в масле креветки. За едой она читала длинное письмо от Пегги, присланное вместе с ее подарком – книгой о роли женщин в колонизации Америки.
– Пегги пишет, что они с Бобом по выходным работают в резервации. Оба совершенно счастливы. – Гарден протянула матери письмо и щедро намазала маслом горку печенья, которое внесла Занзи. – Ну вот, – довольным голосом сказала Гарден, разглядывая лежащие перед ней на столе разноцветные коробки.
Первой открыли ту, что от Уэнтворт.
– Смотри, мама, какой красивый флакончик. Это туалетная вода.
Она отвернула крышку, понюхала и подала флакон матери, ожидая, что та похвалит запах. Тут во входную дверь постучали.
– Ручаюсь, снова цветы, – сказала Маргарет. Занзи, преувеличенно вздыхая, пошла открывать.
– Какая прелесть, – охнула Гарден. – Смотри, мама, это от тети Элизабет. Медальон. Как ты думаешь, внутри есть картинка? – Она провела ногтем по краю золотого овала, пытаясь нащупать замочек.
– Вам сюда нельзя, – услышали они голос Занзи. Скайлер Харрис ворвался в гостиную. У дверей он остановился, любуясь Гарден, чьи длинные языческие волосы падали на девственную белизну пеньюара.
Потом, не дав ни ей, ни Маргарет раскрыть рта, он подошел к ее стулу и опустился на колени.
– Мне кажется, они похожи на вас, – сказал он и разжал сведенные в чашу ладони – на колени Гарден упали три камелии.
Они были размером с блюдце, с белыми полупрозрачными лепестками, пронизанными малиновыми жилками. Цветы были хрупкими, совершенными и ослепительно дерзкими.
Гарден посмотрела на свои почти прикрытые цветами бедра. Сердце у нее сжалось.
– О, Скай, благодарю вас, – прошептала она.
– Молодой человек! – жестко сказала Маргарет. Скай встал с колен, поклонился.
– Пожалуйста, простите меня, миссис Трэдд. Я влюблен и поэтому действую так порывисто. Меня зовут Скайлер Харрис. – Он взял руку Маргарет, поклонился и церемонно поцеловал. – Ну что, я прощен? – И одарил Маргарет победоносной улыбкой.
– Ну, я не знаю… никогда ничего подобного не слышала… мы не готовы принимать гостей…
– Ну и прекрасно, – сказал Скай. – Могу я взять одно из этих печений? – Он выдвинул стул и сел справа от Гарден. – Благодарю вас, мой ангел. У вас найдется кофе?
– Вы можете выпить мое молоко.
– Молоко? Мне следовало догадаться. Нет, мое сокровище, я не любитель молока. Вы пейте, вам это идет.
Глядя на Гарден, он наслаждался контрастом между невинностью этой пьющей молоко девочки и неистовством танцующей менады, которую увидел в Барони прошлой ночью, между детскими кружевами и лентами и яркостью, вызывающей пестротой волос.
Она покраснела и отвернулась. Когда она потянулась за очередной коробкой с подарком, рука у нее дрожала.
– Что это? Разве можно смотреть рождественские подарки накануне праздника? Санта Клаус сделает против вашего имени черную пометку в своей книге.
Гарден скорчила торжествующую гримаску:
– А вот и не угадали! Сегодня мой день рождения. Возьмите еще печенье, пожалуйста.
Маргарет позвонила, вошла Занзи. Маргарет прекрасно понимала, что ей следовало бы просто выставить Скайлера Харриса, но с того момента, как он вошел в комнату, его самоуверенность выбила почву у нее из-под ног. «Ничего другого не остается, – решила она, – как сделать вид, будто Гарден нормально одета, а Скай Харрис – нормальный гость».
– Еще печенья, Занзи, – сказала она. – И кофе, пожалуйста.
– Ваш день рождения? – воскликнул Скай. – Два праздника совпадают, для вас это не очень удачно. Но это удачно для меня. Я-то принес вам рождественский подарок. Но теперь он стал подарком на день рождения, и вы развернете его при мне. – Он вынул из нагрудного кармана пиджака маленький прямоугольный сверток. – С днем рождения, Гарден.
Маргарет все поняла по упаковке. Это из ювелирного магазина, от Джеймса Аллена. Конечно, придется отказаться. Юная леди не может принимать таких дорогих подарков. Но если они посмотрят, что там внутри, вреда не будет.
Браслет так ослепил ее своим блеском, что на мгновение она онемела. Это была решеточка шириной в дюйм, вся усыпанная бриллиантами; там, где ее звенья перекрещивались, сияли сапфировые цветы.
– Позвольте, я сам надену его вам на руку, – сказал Скай.
Гарден беспомощно посмотрела на Маргарет.
– Мистер Харрис, принять такой подарок она, разумеется, не может.
– Но он идет Гарден, миссис Трэдд. Мне бы хотелось, чтобы он у нее был. Нам же необязательно всем рассказывать, откуда он взялся.
Гарден вложила свою руку в ладонь Ская.
– Скай, я в жизни своей не видела ничего красивее, но вы сами понимаете, что это я принять не могу. И все равно я вам очень благодарна. Так же, как если бы я приняла ваш подарок. – Она вся сияла.
Скай крепче сжал ей руку:
– А что, если я завтра через дымоход брошу его вам в камин?
Гарден, улыбаясь, покачала головой.
– Оставлю в корзинке у порога?
Гарден рассмеялась.
– Нет. – Она высвободила руку, резко отодвинулась от стола и встала. – Теперь мне пора идти.
– На спевку?
– Откуда вы знаете?
– Нетрудно догадаться. Когда вы будете петь?
– Сегодня, во время ночной службы.
– Я буду в церкви.
Он много лет не бывал в церкви, но сразу понял, что скамьи с высокими спинками не для него. На них имели право только члены здешних старинных семейств, никак не приезжие. К счастью, Эндрю Энсон заметил Ская и пригласил сесть рядом с собой. Фамильное место Энсонов было возле бокового придела; когда по звукам органной музыки Скай понял, что начинается крестный ход, он стал искать глазами Гарден.
Появились – в белых стихарях поверх простых черных платьев – девушки из хора. В их одеждах была суровая монастырская красота. Они шли парами, вереницей, Гарден – в середине ее, со стороны Ская. Она высоко вскинула голову, горло ее трепетало, лицо было озарено радостью пения и просветлено величественной музыкой гимна. Она казалась чистой и безмятежной, как монахиня. Поравнявшись со Скаем, она наконец увидела его и со счастливым удивлением улыбнулась. В ее улыбке не было ничего наигранного или кокетливого, это была безыскусная улыбка искренней радости. Сердце у Ская перевернулось.
«Помоги мне Бог, – подумал Скай. – Я, кажется, и вправду влюблен. В ее свежесть и непосредственность, не только в ее красоту. И в ее невинность – тоже. Я знаю, что под ней кроется: страсть и неистовство, я это видел, я знаю, а она не знает. Я никогда не встречал таких девушек. Второй такой нет».
В пении Гарден Скай тоже угадывал контрасты, присущие ее натуре. Ее голос взмывал под купол, звонкий и ликующий. Но его низкий бархатистый тембр и какой-то особенный трепет заставляли Ская думать о секретах, которые шепчут на ухо ночью.
Скай окинул взглядом прихожан. Все они безмятежно наслаждались пленительным молодым голосом. «Они не знают, какая она на самом деле, – подумал Скай. – Только я это знаю».
Но он ошибался. Мэн Уилсон тоже видел, как преобразилась его маленькая кузина во время того незабываемого танца в Барони. И сидя между матерью и сестрой, тоже вслушивался в тайну, звучавшую в ее голосе. И она его волновала.
47
Рождество в Чарлстоне проводили в кругу семьи и друзей. Больших приемов не устраивали. Скай, с разрешения Маргарет, нанес визит Гарден после завтрака. Он принес подарок, который юная леди может принять, то есть конфеты – но было их двадцать фунтов. Гарден смеялась, Маргарет сделала невозмутимое лицо, а Занзи унесла конфеты на кухню и немедленно принялась есть.
Допустимое время визита давно истекло, но, пренебрегая правилами местного этикета, Скай не спешил откланяться. В три часа он, удобно устроившись в кресле, все еще непринужденно рассказывал о своих восхождениях на Альпы, Скалистые горы и Пиренеи.
– Мне бы хотелось попробовать свои силы в Гималаях, – говорил он, – но боюсь, они для меня тяжеловаты. И потом, туда так долго добираться, не то что в Европу.
Маргарет слышала, как Занзи в кухне демонстративно грохочет сковородками и кастрюлями. Ей ничего не оставалось, как пригласить Ская обедать.
Маргарет и Гарден восхищенно смотрели на Ская. Он резал индейку с мастерством хирурга. А Скай, не веря своим глазам, смотрел, как Гарден уплетала все, что было у нее на тарелке: индейку с соусом, рис с подливой, засахаренные бататы, луковицы в сметане, шпинат, клюквенное пюре и маринованный арбуз.
Маргарет говорила без умолку:
– Да, мы едим рис каждый день, в самых разных видах, с подливой, или с томатным соусом, или в виде плова, или пирожки с рисом, или рисовую запеканку с начинкой. Знаете, мистер Харрис, Чарлстон построен на рисе. Здесь выращивали лучший рис в мире. Поэтому во всех магазинах пишут, что у них каролинский рис. На самом деле он из Техаса или откуда-нибудь еще. Эшли Барони была рисовой плантацией. Все эти болота вдоль реки – рисовыми полями. Судья, дедушка Гарден, любил рассказывать, как он мальчишкой открывал шлюзы на реке Эшли, чтобы пустить на поля воду. Это было в те времена, когда на плантации жила его тетя. Ее звали мисс Джулия Эшли. Эшли, разумеется, были в числе первых поселенцев.
А наша плантация, плантация Гарденов, граничила с Барони. Мой отец еще застал времена, когда там тоже был сплошной рис. Разумеется, это было до войны, когда у нас еще не отняли ни рабов, ни наших исконных прав. Мама рассказывала, что только за нашим садом присматривало двадцать рабов.
Сады были гордостью нашей семьи. У нас были огромные посадки гардений, мили, представляете себе, мили цветущих кустов. Это потому, что цветок был назван в честь нашей семьи.
Скай искусно делал вид, что все это ему очень интересно и знатность предков производит на него сильное впечатление. Маргарет решила, что молодой человек ей очень нравится, хотя он и янки.
После обеда Гарден объявила, что обещала навестить тетю Элизабет. Маргарет отказалась ее сопровождать. Скай согласился с обманчивой готовностью. Мысль, что ему придется завоевывать расположение еще одной обедневшей манерной южной дамы, ничуть не радовала Ская. Но, с другой стороны, Гарден нужно будет отвезти к тете, а на машине можно покататься и подольше. До Элизабет они дошли пешком.
– Это в двух шагах отсюда, за углом, – сказала Гарден.
Скай приготовился проскучать еще час.
Его опасения рассеялись, как только он увидел Элизабет Купер. От этой дамы можно было ждать чего угодно, только не скуки. Она была высокой для женщины, почти с него ростом, и она производила сильное впечатление. Дело было не в ее внешности. Она была худая, с резкими глубокими морщинами и волосами, похожими на ржавое гофрированное железо. В них проблескивала седина. Любая другая женщина с такой внешностью казалась бы отталкивающей. Но Элизабет Купер была безмерно привлекательна: в ее живых синих глазах читался ум, от нее исходило ощущение силы. Скай сразу понял, что Элизабет Купер всю жизнь не делала никаких скидок себе самой и что слабые люди едва ли могут рассчитывать на ее расположение. Взгляд у нее был дружелюбный, но настороженный. Чтобы она хорошо или хотя бы терпимо к нему отнеслась, придется доказывать ей, что он чего-то стоит. Почему-то ему казалось очень важным привлечь ее на свою сторону. Ее мнение – ее доброе мнение – может оказаться весьма полезным.
– Как поживаете, мистер Харрис? – спросила она. И Скай почувствовал себя так, словно ему нужно выложить все, что творится у него в душе, все, чем заняты его ум и сердце.
Гарден поцеловала тетушку и указала ей на старинный медальон у себя на шее.
– Чудесный подарок на день рождения, – сказала она. – Спасибо вам, тетя Элизабет.
Элизабет кивнула.
– Дорогая, я рада, что тебе нравится. Присаживайтесь, пожалуйста. – Она позвонила в колокольчик, потом села рядом с гостями. Скай заметил, что ее спина не касается спинки стула. – Ты открывала медальон, Гарден? Ну и прекрасно. Внутри портрет моего брата Пинкни. Ты на него похожа, поэтому я и сделала тебе такой подарок.
Появился Джошуа, толкая перед собой чайный столик. На нем было все для чаепития, а кроме того, большой графин, сифон и стаканы.
– Я заметила, – сказала Элизабет, – что на самом деле большинство мужчин нисколько не любят чая. Наливайте себе, мистер Харрис. Гарден, а тебя я попрошу похозяйничать.
Скай как завороженный следил за ритуалом, который совершала Гарден. Она налила кипяток из серебряного самовара в расписанный розами фарфоровый чайник для заварки. Держа его перед собой обеими руками, стала делать круговые движения, чтобы вода, плескаясь, прогрела стенки чайника, а сама в это время смотрела на тетю Элизабет и внимательно ее слушала. Элизабет рассказывала о своем брате Пинкни. «Что-то слишком он похож на героя Вальтера Скотта», – скептически подумал Скай. Гарден подняла крышку самовара и вылила в него воду из фарфорового чайника. Открыла серебряную чайницу, всыпала три полные ложки чая в чайник для заварки, потом медленно налила в него воды из самовара.
Налила полчашки заварки тетушке через серебряную ложку с дырочками. Потом долила горячей воды из самовара.
– Два кусочка, пожалуйста, – сказала Элизабет, протягивая руку за своей чашкой.
– Вам, должно быть, скучно, мистер Харрис, выслушивать все эти семейные истории. Но на такую неприятность всегда нарываешься при посещении пожилых дам. Мы говорим о прошлом или о друзьях, которые недавно умерли. Вам, молодым, мы должны казаться… чудаковатыми. – Она поставила чашку на поднос.
– Гарден, кто из твоих знакомых был самым старым?
– Мамаша Пэнси из Барони. Она была такая старая, что чуть не полжизни провела в рабстве.
– Боже правый, я помню Пэнси. Она, должно быть, прожила лет сто.
– Если не больше. И очень этим гордилась. – И Гарден стала рассказывать про Пэнси, про плоский глаз, про свой ожог и про то, как она для Пэнси пела. Одновременно она ловко вытряхнула остатки заварки из чашек в специальный серебряный сосуд, ополоснула чашки кипятком, вылила его туда же и налила новую порцию чая для Элизабет, а для себя – молоко. Скай был заворожен ее грациозными движениями и, помимо воли, увлечен ее рассказами о чудесах, в которые ему было так трудно поверить. Только сейчас он понял, каким бесцеремонным чужаком оказался он в Эшли Барони и вообще на Юге. И на мгновение позавидовал этим чарлстонцам, у которых на протяжении многих поколений так сложно и причудливо переплетались жизни белых и негров.
– Спой нам песню о младенце Моисее, Гарден. Я всегда ее очень любила. – И Элизабет стала тихонько подпевать себе под нос.
Гарден пела на чистейшем гулахском диалекте. Скай не понял ни слова.
– Это было прекрасно, – сказала Элизабет. – Я надеюсь, вы останетесь с нами петь рождественские гимны. Сейчас сюда придут петь колядки моя дочь с мужем и внуки, а потом мы будем ужинать. Твой голос, Гарден, нам очень пригодится. Я боюсь, что мы все поем, как лягушки в пруду. Но я надеюсь, что Бог на нас не обидится. А вы поете, мистер Харрис?
– Не слишком хорошо, миссис Купер. Но думаю, Бог не обидится и на меня. – Элизабет рассмеялась. Скай почувствовал себя польщенным.
Вскоре появились Уилсоны. Скай был не в восторге, когда увидел Мэна. А когда заметил, как тот смотрит на Гарден, его недовольство превратилось во что-то похожее на ненависть.
Когда с приветствиями и представлениями было покончено, Ребекка села за рояль, Гарден встала возле него, Мэн придвинулся к ней, и для Ская как-то не осталось места. Элизабет откашлялась и, когда Скай поднял на нее глаза, знаком подозвала его к себе.
Рождественское пение звучало не слишком музыкально, зато достаточно громко. Его шум заглушил для посторонних слова Элизабет, обращенные к Скаю.
– Вы мне, пожалуй, нравитесь, Скайлер Харрис, – сказала она. – Но у меня нет оснований вам доверять. Мать Гарден – дурочка и не сможет ее защитить, так что эта ответственность лежит на мне. Может быть, когда-нибудь у Гарден и разобьется сердце, но я не хочу, чтобы это случилось слишком рано. Какой бы красавицей она ни была и как бы она вас ни волновала, она еще совсем неоперившийся птенец. Если у вас нет, как выражаемся мы, викторианцы, серьезных намерений, я хочу, чтобы вы уехали, пока она не успела в вас влюбиться. Если вы этого не сделаете и будете намеренно играть ее чувствами просто так, для развлечения, я вырву сердце у вас из груди и скормлю его дворовым псам. Скай с восхищением посмотрел на нее.
– И голову даю, вы бы так и сделали. – Он наклонился и поцеловал Элизабет в щеку. – Не беспокойтесь, тетушка Элизабет. Мои намерения столь серьезны, что они пугают меня самого.
После знакомства с Элизабет Скай понял, что легко завоевать Гарден ему не удастся. Семья, традиции и южные представления о чести охраняют ее и поддерживают, помещают в мир, совершенно отличный от мира искушенных, независимых, свободомыслящих девушек, к обществу которых он привык.
Когда Мэн Уилсон дотронулся до руки Гарден, Скай понял, что не допустит, чтобы она принадлежала другому мужчине. Она должна была принадлежать только ему. Так сильно, как ее, он никого и никогда не желал. Он хотел научить ее пользоваться всеми радостями жизни, радостями любви. Он хотел на ней жениться.
Мэн что-то сказал Гарден, она закинула голову и рассмеялась; он смотрел на нее взглядом, полным тоски и желания. Элизабет беззвучно хихикнула.
– Желаю удачи, мистер Харрис, – сказала она. – В наших краях браки между троюродными заключаются довольно часто.
На следующий день Элизабет позвонила Эндрю Энсону.
– Расскажите мне об этом молодом Харрисе, – приказала она.
Эндрю замялся:
– Ну, мисс Элизабет, вы же знаете, банкир не имеет права разглашать информацию частного характера о своем клиенте…
– Не говорите ерунды, Эндрю, – отрезала Элизабет. – Вы с Эдит протежируете этому молодому человеку, вводите его во все дома. Я хочу знать, кто приходит в мой дом. Не заставляйте меня вытягивать из вас слова клещами. Говорите.
И Эндрю Энсон выложил то, что знал. Скайлер Харрис, сказал он, сын княгини Монтекатини, она входит в совет директоров банка. Нет, он не сын князя. Его отец, первый муж княгини, происходил из хорошей нью-йоркской семьи. Его тоже звали Скайлер Харрис, но он умер, и сына уже не зовут Скайлер Харрис-младший. Скайлера воспитывала мать, он учился в лучших закрытых школах и в лучших университетах, никогда, по сведениям Эндрю, не был замешан ни в каких сомнительных историях и вполне может быть принят в приличном обществе.
Ответ не удовлетворил Элизабет.
– А что насчет его матери, Эндрю? Я слышала, она разведена.
Мистер Энсон откашлялся:
– Да, мисс Элизабет, это так. Но она из Нью-Йорка. У них другие представления на этот счет. На Севере она занимает очень видное положение в свете.
– Эндрю, иногда вы бываете просто дураком. Какое мне дело до того, что принято на Севере? Но все равно, спасибо вам. Всего доброго.
Элизабет положила трубку и долго смотрела на телефон. То, что рассказал Эндрю, ей не понравилось.
Как можно доверять такого невинного младенца, как Гарден, мужчине из Нью-Йорка? Если он не видит в разводе ничего особенного, ему никогда не понять норм, по которым живут в Чарлстоне.
А потом она сказала себе, что зря она беспокоится и сует свой нос в чужие дела. Этот Харрис недолго пробудет в городе и не успеет натворить бед. Янки – хозяева плантации – никогда здесь не задерживаются. А Гарден через неделю-другую пойдет в школу. Так что тревожиться не о чем.
