355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александра Рипли » Возвращение в Чарлстон » Текст книги (страница 1)
Возвращение в Чарлстон
  • Текст добавлен: 21 октября 2016, 22:32

Текст книги "Возвращение в Чарлстон"


Автор книги: Александра Рипли



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 48 страниц)

Александра Рипли
Возвращение в Чарлстон

КНИГА ПЕРВАЯ
1900–1902

1

Преподобный Уильям Баррингтон прилаживал, пытаясь застегнуть, новый воротничок, эмблему своего сана и призвания, и руки у него тряслись. Его новый темный костюм мало что изменил: преподобный отец Уильям оставался все тем же Билли Баррингтоном двадцати двух лет от роду, и ему было страшно.

– Это всего лишь венчание, – сказал он себе, но ему стало еще хуже, когда он услышал собственный голос. Голос этот предательски дрожал. В сотый раз Билли пожалел о том, что мать заставила его сбрить бакенбарды, отпущенные в семинарии. И впервые о том, что в самом начале его поприща епископ вверил ему приход, хотя мог определить в помощники к более опытному священнику. А ведь после рукоположения, то есть всего неделю назад, ему казалось, что все сложилось прекрасно. И как же гордились его родители!

И вот теперь сидит он в этом взятом напрокат возке и говорит какие-то слова разбитой кляче, потому что боится ехать туда, где ему надо будет совершить церемонию. «Возлюбленные чада…» Это он снова решил попробовать голос. В ответ из леса, окаймлявшего с обеих сторон грязную дорогу, послышался издевательский отклик пересмешника и подняла голову старая лошадь. Билли рассмеялся и подстегнул ее, чтобы поторопилась. Минута страха была позади. Теперь он наслаждался очарованием ясного весеннего утра, звездочками цветущего кизила и благоуханием жасмина в лесу. Начиналось новое время года, первого года нового века, и ему предстояло освятить вступление мужчины и женщины в новую совместную жизнь. Что же плохого могло случиться, когда все в мире было так прекрасно и так правильно?

Билли свернул с дороги, и сердце у него забилось чаще, когда он миновал увитые плющом кирпичные колонны – знак въезда в имение Эшли Барони. Билли родился и вырос среди красноватых глинистых холмов и гор Южной Каролины. Всю жизнь он слушал рассказы об огромных плантациях в низменной части штата и теперь наконец должен был увидеть одну из них. Он чувствовал себя так, словно ему предстояло вот-вот встретиться с историей, открыть для себя тот самый патриархальный, доблестный и величественный Старый Юг, одно название которого в устах его деда звучало почти как «золотой век».

Дорога была вся изрыта глубокими колеями, ее края сильно заросли густой травой, оставшейся ширины едва хватало для лошади и легкого экипажа. На поля по обе стороны дороги наступал лес. Еще через полмили она плавно повернула. Билли увидел ветхие, потрепанные непогодой хижины, на их покосившихся крылечках росли в треснутых мисках и кувшинах пестрые цветы. Нигде не было видно ни души. Билли почувствовал укол разочарования. Таких негритянских поселков и у них в горах было предостаточно.

Но когда за новым поворотом дороги юноша увидел парк Барони, он непроизвольно натянул вожжи и, остановив экипаж, замер, очарованный открывшимся видом. Вековые дубы со стволами, покрытыми испанским мхом, высились по краям обширной лужайки, скорее луга, с подстриженной травой. На лугу паслись пять овец, рядом с ними резвились ягнята. Здесь же, напрочь не замечая ни апатичных овец, ни шаловливых ягнят, с высокомерным видом прогуливались десятки павлинов. И на все это, возвышаясь над полукружиями белых мраморных ступеней, смотрел сверху огромный дом – цвет его кирпичных стен от времени смягчился и стал розоватым, а колонны, несмотря на облупившуюся краску, были по-прежнему величественны. Билли не двигался. Он стоял завороженный чарами прошлого и слышал мерный звук своего дыхания.

Дом казался заколдованным замком, а когда юноша поднялся по ступенькам и вошел, это ощущение усилилось.

С противоположной стороны огромного холла за распахнутой дверью взору Билли открылись дорожка и лужайка, точно такие же, как те, что остались у него за спиной. В тени стен, вдоль всего помещения стояли столики с огромными букетами белых цветов, они смутно отражались в потускневших от времени зеркалах. Тяжелое благоухание было разлито в неподвижном воздухе. Неясно видимые, двоящиеся предметы, тишина и покой – все это казалось призрачным и ненастоящим. Билли глубоко вдохнул и затаил дыхание.

– Я вас понимаю. Жутковато, не так ли? – Голос прозвучал у него за спиной.

Билли вздрогнул и резко обернулся.

– Простите. Я не хотел испугать вас. Меня зовут Энсон Трэдд. Здравствуйте. – И мальчик протянул ему руку.

Билли сглотнул слюну.

– Здравствуйте, – ответил он. – Я – Уильям Баррингтон. Ваш священник.

Они обменялись рукопожатиями.

Энсон Трэдд улыбнулся, его улыбка, словно мгновенная вспышка, озарила полумрак помещения.

– Давайте уберемся подальше от этих ароматов, – продолжил он. – Вам как, разрешено пить до церемонии или только после? Я боялся нарваться на засаду, потому и шел так тихо. Не хотелось бы, чтобы папа застал меня с графинчиком в руках. Ну что ж, пойдемте? – И он провел Билли в чудовищных размеров столовую. Посреди нее стоял длинный, накрытый белой скатертью стол, а на нем – белый свадебный пирог, окруженный белыми же цветами. Шторы были задернуты, и все остальные предметы, кроме этого призрачного стола, были почти неразличимы.

Но Энсон в полумраке безошибочно двинулся к огромному буфету, и Билли услышал, как стекло звякнуло о стекло. А потом он прошел следом за Энсоном к двери в дальнем конце холла, и солнечный свет ударил им в лицо.

– За свадьбу, – сказал Энсон, подавая Билли рюмку. Билли щурился от ярких лучей.

Он только сейчас разглядел, что перед ним не мальчик, а юноша, видимо его ровесник. Его невысокий рост, легкость движений и худоба ввели в заблуждение молодого священника. Но теперь, вглядываясь в этот подбородок и рот, очертания которых казались еще жестче из-за золотисто-рыжих бачков, и в металлический блеск темно-синих глаз, Билли сам почувствовал себя мальчишкой. В ответ на тост он поднял свою рюмку. И хотя пить молодой священник не привык, на этот раз он был искренне благодарен за виски.

И еще он был благодарен Энсону за то, что тот, видимо, решил стать его добровольным гидом. Билли не пришлось задавать много вопросов, но уже через несколько минут он узнал, что Энсон приходится самым младшим братом жениху, а жениха зовут Стюарт. Есть еще средний брат, по имени Когер. Их отцу нравится, когда его называют судьей, хотя он удалился от дел очень давно, как только получил в наследство Эшли Барони. Кроме того, Энсон объяснил, что цветы, от которых Билли едва не стало дурно, – это гардении, а дом украшен ими в честь невесты, Маргарет Гарден.

– Ей приходится дедом, или троюродным дядей, или Бог весть кем тот самый путешественник доктор Гарден, который первым привез в наши края эти душистые штучки. Он тогда вернулся из Южной Америки или еще Бог знает откуда, и цветы назвали в его честь. Они пахнут так приторно, что мне становится худо.

Билли хотел сказать, что любит гардении, но подумал и решил, что не стоит. Епископ чрезвычайно внушительно объяснил ему, что в числе его прихожан будут члены самых старинных и прославленных в Южной Каролине семейств и молодому священнику следует быть весьма тактичным. Так что он ограничился словами:

– Вид у вас здесь прекрасный!

На лужайке по другую сторону дома было сравнительно пусто: там стояли только четыре длинных стола. Ковер подстриженной зеленой травы расстилался во все стороны и опускался к берегу зеленовато-коричневой реки Эшли. По обе стороны тропинки высились заросли азалий, ярко-алых и ярко-розовых.

– Нам повезло, – сказал Энсон. – Солдаты Шермана сожгли все дома на плантациях вдоль реки, кроме нашего: моя двоюродная бабушка Джулия запугала их и выгнала из имения. Папа говорит, что она могла бы нагнать страху и на самого Эйба Линкольна. Я ее почти не помню, но охотно этому верю. Как бы то ни было, наше Барони уцелело. Этот дом пережил и нашествие янки, и землетрясение. Плантация Гарденов – следующая за нами, выше по течению Эшли, они живут в том крыле здания, которое уцелело после пожара, кроме него, у них от дома ничего не осталось, поэтому венчание и будет здесь.

На сердце у Билли потеплело: на него снова повеяло романтикой.

– Значит, ваш брат и мисс Гарден любили друг друга с детства.

Лицо Энсона стало непроницаемым.

– Не совсем так, – ответил он. – Мы росли вместе, но Маргарет намного младше Стюарта. Раньше он считал, что она жуткая надоеда. – Энсон пожал плечами. – Боже правый! Я столько наговорил, что у меня в горле пересохло. Как вы насчет того, чтобы еще дерябнуть?

– Дерябнуть?

– Дерябнуть. Тяпнуть. Подкрепиться. Выпить по маленькой. – Энсон говорил отрывисто.

– А… Нет. Благодарю вас, но я, пожалуй что, воздержусь.

– Надеюсь, вы простите меня, если я себе все же налью. Еще минута, и все домашние спустятся вниз. – И Энсон ринулся в дом.

Когда на веранде стали собираться члены семьи, оказалось, что Трэдда и его сыновей можно узнать сразу. Всех отличало одно: огненная грива блестящих волос. Выше всех, на голову выше отца и Энсона и на несколько дюймов – Когера, был Стюарт. Он был чисто выбрит, с глубокой ложбинкой на подбородке. У Когера были густые усы, а у судьи – борода, по моде его молодости. Обе присутствовавшие дамы на фоне мужчин казались неяркими. Энсон представил Билли своей матери, матери невесты, а затем отцу и братьям. И на молодого священника обрушилось сразу столько внимания и благожелательности, что он растерялся. Когда с приветствиями было покончено, Генриетта Трэдд взяла Билли под руку.

– Будьте настолько любезны, мистер Баррингтон, сопроводите меня наверх. Мне бы хотелось убедиться, что мы подготовили для церемонии все как следует. – И она повела его в гостиную этажом выше.

Походка у нее была быстрая; сквозь высокие окна струился свет, мимо проплывали складки домотканого полотна, поблекшей парчи и высокомерные лица в позолоченных рамах; но все это успевало лишь смутно отпечататься в мозгу у Билли, покуда молодой священник торопливо шел рядом с Генриеттой Трэдд по длинной, с высокими потолками комнате к импровизированному алтарю в дальнем ее конце. Перед Билли стоял столик, покрытый скатертью с какой-то изумительной, необыкновенной вышивкой, и рядом с ним две маленькие скамеечки с кружевными подушками – для коленопреклонения.

– Как красиво! – сказал Билли.

На какую-то секунду его снова охватил панический страх. Юноша был уверен, что непременно что-нибудь разобьет, такими изящными и хрупкими были здесь все предметы. Он посмотрел на невысокую даму, которую держал под руку, и при виде инея, посеребрившего ей волосы, и благородства, которое читалось в рисунке ее рта и даже в окружавших его морщинах, ему стало спокойнее. Дама показалась юноше чем-то похожей на его мать.

– Я очень люблю эти цветы, – сказал Билли. Гостиная, как и холл этажом ниже, была вся уставлена гардениями.

Генриетта Трэдд улыбнулась:

– Благодарю вас. Мы украсили ими дом в честь семейства невесты.

– Да, сударыня, я знаю. Энсон рассказал мне, откуда взялось это название, и еще о многом. Разговор с ним доставил мне истинное удовольствие.

Генриетта подняла брови:

– С Энсоном? Он обычно молчит как рыба. Должно быть, благодаря вам проявляются лучшие стороны его натуры. Я очень рада, что вы теперь будете с нами, мистер Баррингтон.

Билли почувствовал, что щеки ему заливает краска, и вновь пожалел о своих бакенбардах. Краснеть – это же просто позор для взрослого человека. В конце концов, со стороны миссис Трэдд это была лишь вежливость: сказанное не имело никакого отношения к его личным достоинствам. Но что ответить ей, он не знал. Его спасло только появление первой, очень торопящейся гостьи.

– Генриетта, милая, прости, что я опоздала! – Еще до того, как их представили друг другу, Билли понял по цвету ее волос, что дама тоже принадлежит к семейству Трэддов.

– Элизабет, это мистер Баррингтон, наш новый священник из церкви Святого Андрея… Это сестра моего мужа, миссис Купер.

Билли склонился к протянутой ему руке. Элизабет приветливо улыбнулась.

– Как отрадно, что церковь Святого Андрея снова стала действующей, – сказала она, – и как нам повезло, что наш молодой священник производит такое хорошее впечатление. Вы сможете воодушевить нас, мистер Баррингтон!

Она разговорила Билли, послушала сколько-то времени, какие у него планы относительно возобновления церковной жизни в приходе, а потом взгляд ее ярко-голубых, как у всех Трэддов, глаз снова устремился на сводную сестру. Билли понял, что аудиенция окончена. Он чуть отступил назад, чтобы не мешать дамам продолжить разговор. Элизабет Купер была тонкая, высокая, энергичная. Как и ее родственники мужчины, она совершенно затмевала Генриетту Трэдд, это почему-то вызвало у Билли внутреннее сопротивление и желание защитить хозяйку дома.

– Я приказала слугам вытащить виктролу из коляски и отнести наверх, – сообщила Элизабет. – Единственная пластинка, которую я сумела найти, это «Свадебный марш» Мендельсона. Надеюсь, она подходит.

– Это органная музыка?

– Орган с оркестром. Думаю, лучше поставить виктролу за какой-нибудь куст, чтобы не было слишком громко.

Генриетта улыбнулась.

– Это будет прекрасно. – Глаза у нее увлажнились, она мигнула. Вторая дама на секунду положила руку ей на плечо. Генриетта обернулась к Билли: – Мы все в сборе, мистер Баррингтон. Если вы готовы, то минут через десять мы можем начать.

Надевая облачение, Билли размышлял о странностях этой свадьбы. Епископ сказал, что народу будет немного, только родственники. Но Билли сам был южанином. Он знал, что в таких случаях в узкий семейный круг включают двоюродную тетку троюродной сестры. И комната для венчания могла бы без труда вместить сотни две человек. Странно, весьма странно. Но в конце концов, после того как он миновал въезд в Барони, все вокруг выглядело каким-то странным и нереальным. И пустые негритянские хижины, и жутковатая тишина и спокойствие, царившие в доме, и сама поблекшая от времени красота и величие имения Барони. Может статься, не зря у них в горах говорят, что эти аристократы из низин повредились умом, потому что заключали родственные браки чуть ли не из поколения в поколение. В любом случае эти люди были другими. Они весьма приветливы и вполне сердечны – к нему здесь очень хорошо отнеслись, его здесь, безусловно, хорошо встретили. Но в них была некая отчужденность, они выдерживали дистанцию, их окружала атмосфера какого-то общего знания и опыта, которые оставались за семью печатями для любого чужака. Что бы ни говорили эти люди, Билли казалось, что они имеют в виду нечто другое и объясняются на своем языке, который здесь понимают все, но не хотят или не могут перевести сказанное, чтобы и он тоже понял. Это его обижало и одновременно завораживало, дразнило и мучило, как доносящееся из другого мира пение сирен.

Церемония началась: Энсон Трэдд завел виктролу, спрятанную, чтобы ослабить звук, позади большого куста папоротника, музыка заполнила все пустоты огромного зала, и, нарядные, парами, друг за другом вошли и встали неподалеку от дверей негры. Их было человек сорок самого разного возраста. Один, невообразимо старый, одетый в черное, высокомерно взглянул на Билли, и юноша сразу догадался, что перед ним духовный наставник здешних темнокожих. У этих гостей вид был куда более праздничный, чем у белых, – они радовались уже тому, что благодаря свадьбе получили выходной день.

Когда последнего хихикающего негритенка удалось призвать к порядку, в зал, опираясь на руку своего отца, вошла невеста. Билли Баррингтон во все глаза уставился на нее. Маргарет Гарден была невообразимо, запредельно прекрасна. Она несла в руках букет гардений, и кожа у нее была такой же сливочно-белой, как ее цветы, а тонкие черты овального лица такими же изящными, как их лепестки. Она была без вуали. Маргарет шла к алтарю мимо окон сквозь четырехугольные столбы лучей, и ее светлые, пепельные, с серебристым отливом волосы то и дело превращались в сияющий ореол. Она была подобна принцессе из сказки, эфирному созданию из страны снов.

Когда невеста дошла лишь до середины комнаты, свадебный марш умолк, и Билли непроизвольно оглянулся на Энсона Трэдда. Такой невесте подобала музыка – прекрасная музыка. Но от того, что Билли увидел, ему сделалось стыдно: Энсон Трэдд смотрел на невесту своего брата, и в глазах у него читались мука и страстная, всепоглощающая любовь.

Зазвучали духовые – это Энсон снова поставил «Свадебный марш». Билли Баррингтон почувствовал, что у него пересыхает во рту. Невеста была совсем близко, и он увидел, что она ребенок, неполных шестнадцать лет, и что она плачет. Руки у нее дрожали, она держала букет так, что он, казалось, вот-вот упадет. И Билли с ужасом увидел, что лепестки цветов на концах потемнели и что их тяжелая охапка едва прикрывает округлившуюся талию, – пропорции этого полудетского тела были, несомненно, искажены беременностью.

Когда церемония завершилась, молодую чету обступили со всех сторон, осыпали поцелуями и поздравлениями, обе семьи вели себя так, словно в этой свадьбе не было ничего необычного. Билли тоже получил свою долю комплиментов и рукопожатий, и прежнее чувство, что он здесь чужой и не допущен к чему-то главному, исчезло. Он участвовал в общем заговоре, целью которого было делать вид, что все в порядке. Теперь, когда Билли понял причины напряженности, царившей в доме с самого утра, он мог только восхищаться самообладанием и крепостью круговой поруки, присущими членам обоих семейств – и Трэддам, и Гарденам.

– Сейчас мы пойдем и впишем имя моей новой дочери в семейную Библию, – объявил судья, – а потом я произнесу тост, он у меня уже готов. Но с этим лучше не тянуть, не то я его забуду. – Он предложил Маргарет руку, и они двинулись к лестнице, ведущей в библиотеку, а слуги тем временем уже суетились на лужайке, накрывая столы для свадебного пира. Скрипач заиграл веселую мелодию, и дети пустились в пляс.

На щеках у Маргарет Гарден, в замужестве Трэдд, начал проступать румянец. От ее недавних слез не осталось и следа. Она прикоснулась дрожащим пальчиком к новой записи в Библии и подняла глаза. И тут Билли в первый раз увидел, как она улыбается.

Хлопнула пробка: открыли бутылку шампанского. Когер разлил вино в приготовленные заранее бокалы и передал их присутствующим.

– Мы слушаем тебя, папа, где же твой тост? – сказал он и подмигнул Энсону, стоявшему рядом. Билли Баррингтон сделал шаг к братьям. Это была неуклюжая попытка помочь Энсону. Этот обычно молчаливый юноша час назад нуждался в собеседнике. Может быть, он, Билли, понадобится Энсону и теперь.

Судья Трэдд поднял бокал. Все глаза устремились на него, но он смотрел поверх голов.

– В чем дело, Джо? – спросил судья. Присутствующие повернулись к двери. Человек средних лет, с красным апоплексическим лицом тяжелыми шагами вошел в комнату и теперь приближался к судье.

– Мне нужно поговорить с тобой, Трэдд, и с твоим сыном Стюартом. Наедине и немедленно. Где мы можем это сделать?

Элизабет Купер попыталась утихомирить вошедшего:

– Джо…

Он сбросил ее пальцы со своего плеча:

– Лиззи, это не твое дело. Не вмешивайся. Судья насупился, глаза его метали молнии.

– Послушай, Симмонс, у нас сейчас семейный праздник. С какой стати ты врываешься сюда, грубишь моей сестре и требуешь чего-то в моем доме? Что бы тебе ни было нужно, с этим придется подождать.

– Ждать с этим нельзя. – Голос Симмонса напоминал рычание разъяренного зверя.

– Еще как подождешь, черт побери! – тем же тоном ответил ему судья.

Симмонс сделал шаг к судье и схватил его за лацканы.

– Я предлагал, чтобы это осталось между нами, Трэдд, но если ты хочешь выслушать при всех, то слушай при всех. Твой сын – негодяй и подлец. По его вине моя Виктория попала в беду, и я сейчас намерен забрать его с собой, чтобы он исправил содеянное.

Когер негромко присвистнул:

– Ну и Стюарт, ему просто брюки застегивать некогда! Как ты думаешь, брат, чем это он берет, чем он лучше нас?

Энсон кулаком нанес Когеру сильный удар в челюсть, потом в нос, в глаз и снова в подбородок. Генриетта вскрикнула. В комнате началась суматоха, люди заметались, заговорили, закричали. Но всех перекрывал голос судьи Трэдда. Одной рукой он оттолкнул Джо Симмонса, другой, сжатой в кулак, с яростным воплем погрозил сыновьям.

– Парни, дьявол вас побери, кончайте потасовку! – рявкнул он и снова обратился к Симмонсу: – А ты, Джо, убирайся из моего дома. Мой сын только что обвенчался с этой юной леди. Но если бы даже он был свободен, то мой сын никогда не дал бы нашего имени белой швали вроде твоей дочери.

Джо Симмонс взревел как разъяренный зверь, от этого дикого крика все на мгновение остолбенели. Потом, напрягшись так, что его шея превратилась в столб из сплошных жил, Джо поднял судью над головой и грохнул об пол.

– Я убью тебя, – выдохнул Джо. – Вставай.

Он сгреб спереди рубаху Трэдда и постарался поставить лежащего судью на ноги. Но голова у судьи беспомощно моталась. Противник сломал ему шею – судья Трэдд был мертв.

Джо Симмонс отступил назад и, не веря собственным глазам, уставился на мертвеца. Кисти огромных рук Симмонса то сжимались, то разжимались, бессильные как исцелить своего врага, так и причинить ему боль. В комнате наступила тишина, все затаили дыхание, воздух казался стеклянным.

Потом раздался раскат грома и – одновременно с ним – то ли рев, то ли крик. Симмонс странно подпрыгнул и рухнул судье на грудь. На спине упавшего была большая воронкообразная рана – сплошное кровавое месиво. Маргарет Гарден прошептала: «Стюарт», и упала в обморок. Ее молодой супруг неподвижно стоял с ней рядом, в руке у него дымился дробовик. Подол ее белого свадебного платья был обрызган кровью.

– Господи Всемогущий! – воскликнул Билли Баррингтон.

И всеобщее оцепенение кончилось. Генриетта Трэдд, упав на колени, попыталась сдвинуть труп Симмонса с тела своего покойного мужа. Когер и Энсон подхватили ее и чуть ли не силой увели прочь. Мистер и миссис Гарден, тоже на коленях, склонились над своей дочерью, повторяя ее имя. Элизабет Купер подошла к Стюарту и выхватила дробовик у него из рук. А потом с такой силой ударила его по лицу, что юноша зашатался.

– Ты убийца и дрянь, – прошипела она, – ты кабан похотливый, у тебя ни чести, ни совести. По твоей вине умерли двое мужчин, а две женщины опозорены. Если бы не твоя мать, я бы сама выстрелила в тебя из этого же дробовика. Но ради нее я буду выгребать твои помои. Сейчас я отправлюсь к Виктории и сделаю все, чтобы она уехала к своим кузинам в Нью-Йорк. – И Элизабет повернулась к Билли Баррингтону: – Мистер Баррингтон, от лица всей нашей семьи я прошу у вас прощения. Мне очень жаль, что вы оказались втянутым в эту историю. Сегодня здесь произошел несчастный случай, вы меня поняли?

Билли хотел сказать «да», но Элизабет не сделала паузы, поэтому он ничего не сказал.

– Мистер Симмонс, мой старинный приятель, вызвался сопровождать меня сюда на свадьбу моего племянника. После венчания мужчины решили поохотиться. Мой брат упал с коня, а мистер Симмонс, желая оказать брату помощь, заторопился и выронил ружье. Оно выстрелило и убило мистера Симмонса. Все происходило именно так. Вы меня поняли?

Билли покачал головой:

– Я не сумею такое сказать, миссис Купер. Это дело будут расследовать, лгать властям я не могу.

Сжатые губы Элизабет Купер тронуло подобие улыбки.

– Мистер Баррингтон, дорогой мой, – сказала она мягко, – дело касается семейства Трэдд и происходит в Чарлстоне. Никакого расследования не будет. У нас, чарлстонцев, свои законы для своих. Просто не забывайте того, что я вам сказала. Трагический инцидент. А теперь, прошу вас, помогите Генриетте, если можете. Она очень любила моего брата и нуждается в том, чтобы в горе ее утешило слово Божье. Когер, Энсон, идите ко мне. Мистер Баррингтон позаботится о вашей матери. Я хочу сказать, что вам следует говорить и делать.

На следующий день Билли Баррингтон служил заупокойный молебен по судье Трэдду. Более трехсот человек надели по нему траур.

Джо Симмонса похоронили в маленьком городке под названием Симмонсвиль; он сам построил этот город и дал ему свое имя. На его похоронах присутствовали все работники с тамошней фабрики по переработке хлопка, траур по нему надели его дочь Виктория и Элизабет Купер.

Сплетни и пересуды занимали Чарлстон недели две, а потом затихли. Но события, случившиеся в Эшли Барони этим ясным весенним днем, положили начало той страшной вражде, тень которой легла на еще не рожденные поколения.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю