Текст книги "Возвращение в Чарлстон"
Автор книги: Александра Рипли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 48 страниц)
32
Логан Генри был так зол, что напрочь утратил свою обычную сдержанность.
– Эта идиотка, – сообщил он Эндрю Энсону, – хочет свести на нет все, что я для нее сделал.
Эндрю налил приятелю виски с содовой и откинулся в кресле, приготовившись слушать. То, что он услышал, заставило его выпрямиться. Идиоткой, оказывается, была Маргарет Трэдд. Она унаследовала имущество своего сына и распорядилась, чтобы мистер Генри продал Эшли Барони, хотя имение и начало приносить ощутимый доход. Единственным возможным покупателем был Сэм Раггс, но суммы, которую он предлагал, с трудом хватало, чтобы выплатить по закладной. И тем не менее Маргарет была склонна согласиться.
Теперь наступил черед Эндрю Энсона поделиться информацией, от которой мистер Генри едва не подскочил. У банка, по словам мистера Энсона, был клиент, готовый купить Эшли Барони. Нет, имен он называть не станет, но предлагает этот клиент существенно больше, чем Сэм Раггс.
Логан Генри хихикнул.
– Думаю, это предложение и Раггса заставит раскошелиться, – сказал он.
Логан Генри не имел представления о том, на какие затраты Сэм в действительности был готов пойти. Кипарисовая топь была необходима Сэму для его алкогольного бизнеса. Несколько недель он пытался тягаться с неизвестным покупателем, давая больше того, что предлагал за Эшли Барони банк, но каждый раз таинственный клиент Эндрю Энсона предлагал еще больше. Когда Сэм наконец понял, что в борьбе за имение он руководствуется уже не логикой, а чистым упрямством, сумма чудовищно возросла. Клиент Эндрю Энсона отдал за имение раз в десять больше, чем оно в действительности стоило.
Чарлстон просто бурлил от догадок и сплетен. Кто этот таинственный покупатель? И сколько денег на самом деле уплатили Маргарет Трэдд? Ни мистер Энсон, ни мистер Генри на эти вопросы не отвечали.
– Мама, правда, что мы богатые? – спросила Гарден. – Девочки в школе сказали мне, что мы очень богатые.
– Гарден, говорить о деньгах – это вульгарно.
– Но мне бы хотелось знать!
– Ну, пожалуй, да. Но ты никогда и ни с кем, слышишь, ни-ко-гда и ни с кем об этом не разговаривай. По-настоящему богатыми нас не назовешь, но мы действительно выручили много денег за Барони.
– И что ты с ними будешь делать, мама? Может быть, ты летом поедешь в горы? Мама Уэнтворт Рэгг всегда ездит, а про них все говорят, что они богатые.
– На самом деле, Гарден, мы с тобой обе летом поедем в горы. Я начинаю вкладывать деньги, полученные за Барони.
– Не понимаю.
– Я хочу обеспечить тебе все условия, Гарден Трэдд. А ты станешь гордостью своей мамы. – Глаза у Маргарет увлажнились. – Кроме тебя, у меня никого не осталось.
Гарден опустилась на колени рядом со стулом Маргарет и крепко обняла мать:
– Я постараюсь, мама, я постараюсь. Я очень постараюсь, чтобы ты была счастлива.
Поверх плеча матери Гарден смотрела на ее письменный стол, вернее, на украшавшие его фотографии, уже в рамках. Стюарт улыбался, стоя возле «роллс-ройса»; Пегги на свадьбе улыбалась, глядя на Боба. Свадьбу сыграли очень скромную и второпях. Трэдды были в трауре, а Боба срочно посылали в Европу, в инженерные войска. Пегги отплыла к берегам Европы еще до того, как ее фотографии были готовы.
У Маргарет теперь осталась только Гарден, у Гарден – только мать.
Узнав, что они с матерью поедут в горы, Гарден стала, сгорая от нетерпения, считать дни до отъезда. До сих пор она путешествовала только из Чарлстона в Барони и обратно.
И вот рано утром двадцать второго июня к дому Трэддов подъехал извозчик, чтобы отвезти мать, дочь и Занзи на вокзал. Гарден от волнения не могла усидеть на месте и все время ерзала. Она впервые ехала на извозчике. И никогда не была на вокзале.
Огромный паровоз напоминал ей дракона, он изрыгал громадные клубы дыма, и они столбом устремлялись вверх, прямо в небо, оставляя внизу, далеко под собой, высокий навес над перроном. Возле гигантских колес тоже стелился то ли дым, то ли пар, и Гарден, замирая от сладкого ужаса, пробежала сквозь это низкое облако. Она знала, что дракон ручной. А на самом-то деле он и драконом не был. Но жажда приключений и блаженный страх перед неизвестностью заставляли девочку смотреть на все другими глазами, переносили ее из жизни в книгу сказок.
Молодой человек с карандашом и блокнотом метался взад-вперед по платформе, пытаясь со всеми поговорить, у каждого спрашивая, как его зовут. Ежегодный традиционный выезд «настоящих чарлстонцев» в горы всегда занимал немалое место в светской хронике. Поезд назывался «Каролинский, особого назначения», и летом его отбытие из Чарлстона каждый день освещали газеты. Маргарет Трэдд украдкой усмехнулась из-под густой черной вуали.
В двух вагонах из пяти всегда ехали чарлстонцы. Разумеется, они не занимали все места, но вагоны были всецело в их распоряжении.
Еще один вагон предназначался для других белых пассажиров, некоторые из них тоже могли быть чарлстонцами, но не настоящими, то есть не принадлежащими к избранному кругу чарлстонской знати. Четвертый и пятый вагоны были для негров. В одном из них обыкновенно ехали чернокожие няни, кормилицы и – под их бдительным присмотром – дети.
Полчаса на платформе царил полный сумбур: в поезд сажали детей, заносили игрушки, передавали в окна высокие корзины с плетеными крышками, предназначенные специально для провизии. Наконец проводник крикнул: «Займите свои места!», оглушительно взревел паровой гудок, зазвонили колокола, раздались прощальные выкрики и «Каролинский, особого назначения» с двадцатиминутным опозданием загрохотал по рельсам. Он ехал в Северную Каролину через весь штат, и опытные путешественники знали, что по дороге он будет делать остановки в каждом захудалом городишке и в каждой деревне и всюду задержится на лишних пять или десять минут. За это поезд называли «Каролинский ползучий», но произносили его название с нежностью. Отдых начинался, когда люди оказывались на станции, и долгое путешествие в вагоне, где на все ложился слой гари, было неотъемлемой составной частью этого отдыха.
Ехать было утомительно и скучновато, но Гарден так не считала. Когда поезд оказывался на железнодорожном мосту и вагон качало из стороны в сторону над водой на невидимых рельсах, у нее начинало отчаянно колотиться сердце. Она махала рукой детям возле хижин, мужчинам, чьи фургоны двигались по пыльным дорогам параллельно рельсам, людям на станциях, где длинный, как Мен-стрит, поезд с громким шипением останавливался. Названия городов были для нее такой же экзотикой, как названия на школьном глобусе. Она внимательно читала рекламу на гаражах и сараях и завороженно следила за волнистой линией серебряных телеграфных проводов и за мельканием телеграфных столбов, которые под стук колес проносились мимо окон.
Пожилая дама, в царственном одиночестве сидевшая в середине вагона, первой открыла свою корзинку для завтраков. Для остальных пассажиров это послужило сигналом. Вдоль всего вагона молодые люди стали снимать корзинки и подавать их сидящим дамам, и вскоре на всех свободных местах, а также на коленях у многих появились белые квадратные, ярд на ярд, салфетки.
Но Гарден от волнения не могла есть. Уже начинались холмы. А Гарден прежде никогда не покидала низменной части штата. Никогда не видела холмов. И смотрела на них как зачарованная. Потом, через несколько часов, поезд описал длинную дугу и вдалеке появились горы. У Гарден перехватило дыхание. Холмы, конечно, были замечательные, но к встрече с горами ее никак не подготовили. И никто не сказал ей, что горы такие высокие.
Поезд дошел до Гендерсонвиля, штат Северная Каролина, и на маленьком вокзале спустил пары, или, как показалось Гарден, с облегчением выдохнул. Посыпанное гравием пространство вокруг станции было заполнено экипажами, автомобилями, пролетками и блестящими зелеными омнибусами; они стояли ровно в ряд, их открытые задние двери были обращены к платформе. На каждом омнибусе, над дверью, было выведено название отеля.
– Куда мы поедем, мама?
– В отель «Лодж», Гарден, во Флет-Рок. Флет-Рок называли не иначе, как маленьким горным Чарлстоном. Гарден бросилась было к выходу, но Маргарет вцепилась ей в руку:
– Сперва ты скажешь «всего хорошего» и «желаю вам хорошо отдохнуть» всем, кто был в вагоне.
– Но я не всех тут знаю.
– Это не важно. Скоро узнаешь. – Маргарет подтолкнула Гарден к кучке людей, а сама завертела головой, высматривая Занзи.
Все лето во Флет-Рок Гарден не переставала удивляться и радоваться. Отель «Лодж» был длинный и низкий, сложенный из неструганых бревен, но внутри помещения были отделаны гладкими сосновыми панелями. Здание окружала широкая крытая галерея, на ней стояли гнутые столы и стулья. В отеле устраивали экскурсии, пикники, по субботам вечером танцы, причем для новичков на танцах полагались инструкторы, а также поездки верхом по крутым горным тропинкам на скучающих, надежных, твердо ступающих по земле пони и пешие прогулки с гидом по заросшим лаврами склонам к водопадам или огороженным смотровым площадкам. Днем солнце сильно припекало, но по вечерам прислуга клала под каждое постельное покрывало грелку с горячей водой и выдавала каждому отдыхающему по два одеяла, так как, невзирая на холодные ночи, все спали с открытыми окнами. Смолистый воздух тонизировал по утрам и усыплял вечером. Каждый день Гарден поднималась на рассвете, вместе с первыми птицами, и чувствовала себя бодрее, чем когда-либо в жизни.
В «Лодже» отдыхали еще три девочки примерно того же возраста, что и Гарден. Когда не было совместных походов, они ездили по ровной дороге от Флет-Рок до Гендерсонвиля и обратно на велосипедах, которые выдавали в отеле, или возились у ледяного ручья, протекавшего через территорию. Когда же разражалась очередная гроза, они сидели на галерее и смотрели, как огненные зигзаги молний ударяют в густые леса на соседних горах и на горах под ними. Гарден часто думала, что горы – это и есть рай на земле.
Но за все удовольствия приходилось платить. Маргарет начала приводить Гарден в порядок в первый же вечер после приезда. Их сундуки отвезли в отель заранее, и, когда они вошли, вещи уже стояли в комнате. Занзи отправилась в крыло для прислуги, договорилась, что сможет воспользоваться утюгом в прачечной, и вернулась, чтобы помочь Маргарет распаковать багаж. Гарден охала и ахала при виде своих новых платьев. Ликования у нее поубавилось, когда Маргарет показала ей шляпу с широченными полями, которую Гарден предстояло, не снимая, носить на улице, а также стопки белых нитяных чулок и перчаток.
– Гарден, мы начинаем избавляться от твоих ужасных веснушек. С этого дня тебе на кожу не должен упасть ни один луч солнца.
Каждый день она проводила час с примочками из пахтанья на лице, а руки в это время тоже держала в миске с пахтаньем. На ночь Занзи натирала ее с головы до ног пастой из лимонного сока с солью, а потом, в ванне, снова сильно терла белым мылом. Через неделю Маргарет начала работать над «кошмарными волосами» Гарден. Они всегда доставляли сплошные неприятности. Сперва их было слишком мало, потом стало слишком много. Перед тем как Гарден пошла в первый класс, Занзи постригла ее под горшок и этим только испортила дело. Потом Занзи начала подстригать только часть волос: она приподнимала верхний слой и пыталась проредить то, что было под ним. Но волосы у Гарден были не только чересчур густыми, они еще и невероятно быстро росли. Через несколько недель упрямая новая поросль у нее на голове начинала пробиваться через верхний слой волос и топорщиться ежиком. И Занзи сдалась. В двенадцать лет косы у Гарден доходили до пояса, и каждая была толщиной с ее руку.
Маргарет взяла с собой миниатюру, которую Гарден обнаружила на чердаке. Маргарет подолгу пристально ее разглядывала. Косметика и туалеты восемнадцатого века особой ценности не представляли, но портрет был нужен Маргарет, чтобы разгадать тайну той немыслимой красоты, какую обрела Гарден в старинной одежде. Маргарет решила, что причиной разительной перемены в дочери был прежде всего парик. Высокая прическа из светлых волос – вот что следовало создать из золотисто-рыжей, мармеладной, разноцветной копны. Каждые три-четыре дня Маргарет ставила на волосы дочери новый эксперимент.
От лимонного сока золотистые пряди посветлели и стали блестеть, как драгоценный металл, но рыжие стали еще ярче и поэтому заметнее.
От помад, продававшихся в Гендерсонвиле, потускнели и рыжие, и золотистые пряди и голова у Гарден выглядела просто грязной.
Мытье волос с последующими тугими повязками на время, пока они высохнут, не дало вообще никаких результатов, разве что Гарден стала мучиться от головных болей.
– Нам бы только избавиться от рыжих, а с золотистыми у нас не будет трудностей, – то и дело повторяла Маргарет. – Нет, Гарден, у тебя все-таки худшие волосы в мире.
Маргарет пыталась выдергивать у дочери рыжие волосы. Гарден стоически терпела. Она не хотела быть обладательницей худших в мире волос и тем более не хотела огорчать маму жалобами на боль.
Ее героизм оказался напрасным. Рыжего было слишком много, рыжие пряди росли чересчур компактно и были слишком густыми. Если бы их удалось выщипать, на голове у Гарден осталось бы множество мелких проплешин.
Очередная поездка в Гендерсонвиль, на этот раз к парикмахеру, помогла Маргарет частично решить проблему. Она купила две пары ножниц для прореживания – это были специальные инструменты с находящими друг на друга острыми зубчатыми лезвиями – и научилась ими пользоваться. И вот Маргарет и Занзи приступили к работе. Теперь, после того как ее долго терли и скребли на ночь, Гарден усаживалась под лампу. Маргарет и Занзи расчесывали ей волосы, отделяли рыжие пряди, скручивали каждую в тугой шнурок и делали четыре-пять надрезов сверху вниз этими специальными ножницами. Когда рыжий шнур после такой операции раскручивали и расчесывали, на пол летели огненные волоски разной длины. Маргарет и Занзи трудились над головой девочки каждый вечер, пока у них не начинали ныть руки. К концу отдыха прогресс был налицо. Косы у Гарден похудели примерно на треть, и светлые прядки в них явно преобладали.
– Когда ты станешь постарше, Гарден, – говорила ей мать, – ты сможешь носить высокую прическу. Это будет очаровательно. Мы будем по-прежнему работать над твоей головой, чтобы совсем избавиться от этих противных рыжих волос. Ты видела, как это делается. Так вот, я хочу, чтобы ты это делала сама – хотя бы по полчаса в день. Тогда, во всяком случае, у тебя не будет прибавляться рыжих волос.
Маргарет была довольна результатами своей деятельности, хотя и не удовлетворена до конца. Гарден начала стыдиться своей внешности и преисполнилась благодарности к матери, которая тратила столько сил, чтобы она, Гарден, выглядела хоть мало-мальски сносно.
И еще она была очень благодарна матери за поездку. Несмотря на шляпу, чулки и перчатки, несмотря на мучения с веснушками и на эксперименты с волосами, ей было очень хорошо в горах. И впервые в жизни мать все свое внимание уделяла ей, и только ей. Гарден скучала по Пегги, когда ее вспоминала, но это было не так уж часто. А когда вспоминала Стюарта, то иногда плакала. Но с ней была ее мать, и, когда Гарден удавалось доставить ей радость, это заменяло девочке радость общения с сестрой и братом.
А Маргарет, несомненно, была счастлива. До этого она выглядела поникшей и какой-то отстраненной, почти отсутствующей, как и должна выглядеть мать, носящая траур по сыну. И она искренне скорбела о Стюарте. Но она была однодумкой, и теперь все ее мысли сосредоточились на новом предмете – на обтесывании Гарден. Теперь она днем и ночью грезила об одном – о будущем успехе дочери. Она была всецело поглощена этими мыслями, и прошлое для нее быстро отступало в тень. А время, свободное от работы над Гарден, вдруг оказалось заполненным, причем самым приятным для Маргарет образом. Светские дамы стали добиваться ее внимания.
33
Маргарет Трэдд была неумной женщиной, но простодушной она не была. Она прекрасно понимала, что интерес к ней, внезапно проснувшийся у Каролины Рэгг, был подогрет именно слухами о свалившемся на Маргарет богатстве. Каролина захлебывалась воспоминаниями об их детской дружбе и сахарным голосом соболезновала Маргарет «в ее трагической утрате». Она была так же фальшива, как ее смех. Но она была, и Маргарет это помнила, хозяйкой одного из лучших домов в городе. Самый узкий, самый избранный круг открывался для Маргарет.
Маргарет тепло откликнулась на внимание Каролины Рэгг. Обе матери стали поощрять дружбу своих дочерей – Гарден и Уэнтворт.
А девочки не нуждались в их поощрении. Они с самого начала были в восторге друг от друга. Уэнтворт умела ездить на велосипеде без рук. А Гарден умела плеваться.
– Мама, – говорила Гарден, и в голосе у нее звучало счастье, – как я рада, что познакомилась с Уэнтворт. Она моя самая лучшая подруга на свете.
– Ну и прекрасно. Уэнтворт может оказаться тебе полезной. На будущий год ты пойдешь в частную школу, в Эшли-холл. Уэнтворт уже там учится, она тебя со всеми и познакомит.
– Эшли-холл? – Сердце у Гарден ушло в пятки. Уэнтворт жаловалась ей, как в этой школе трудно учиться. Потом Гарден приободрилась. Уэнтворт рассказывала, сколько там разных интересных вещей. Там будут уроки тенниса. И бассейн!
Занятия начались в первый понедельник октября. Им предшествовала церемония приема и знакомства со школой, которая состоялась в воскресенье после обеда. Родителям на ней присутствовать не полагалось. В воскресенье Маргарет столько хлопотала над волосами и одеждой Гарден, что девочка поняла: ее ждет чрезвычайно важное событие. А она и без того нервничала от мысли, что ей предстоит войти в комнату, полную незнакомых девиц. И возбуждение матери довело Гарден до того, что у нее разболелся желудок. Поэтому она начала не только нервничать, но и бояться. До сих пор Гарден не знала, что значит болеть, она, кажется, даже никогда не простужалась. Впервые ощутив тошноту и спазмы, она очень испугалась и подумала, что умирает.
Маргарет решительно отмела все ее жалобы:
– Не раздражай меня, Гарден. Ты отдыхала уже достаточно долго. Давай-ка надевай быстрее шляпу. Занзи тебя проводит, она уже ждет.
Трамвай был битком набит, и Гарден пришлось стоять. Вагон потряхивало на ходу, и девочка почувствовала себя еще хуже. Но, проехав несколько кварталов, сосредоточилась на том, чтобы не потерять равновесие, и боль прошла.
Гарден и Занзи вышли из трамвая прямо напротив школы.
– Занзи, смотри, – воскликнула Гарден, – это похоже на парк!
Школа Эшли-холл размещалась в великолепном георгианском особняке, окруженном широкими газонами с множеством кустов и деревьев. Главное здание не выходило прямо на улицу, его фасад почти скрывала крона огромного, древнего, зеленого, обросшего густым мхом дуба. От мостовой территорию школы отделяла кованая решетка. В ней были ворота и калитка. От калитки шла прямая тропинка для пешеходов, а от ворот – дорога для карет, она описывала изящную дугу, прежде чем слиться с тропинкой у самого входа в дом. На полукруглом островке газона, образованном двумя дорожками, стоял, гордо вскинув голову, железный олень и надменно смотрел на проходящих своими пустыми, металлическими глазами.
– Как ты думаешь, Занзи, можно его потрогать?
– Я думаю, ты опоздаешь, если не пойдешь быстрее. Я буду ждать тебя здесь.
Гарден ссутулилась, потом вспомнила, что мама велела этого не делать, и постаралась расслабиться. Она повернула шарообразную медную ручку, открыла калитку и вошла. Приблизившись к дому, Гарден замедлила шаг. Дом произвел на нее сильное впечатление. Все в нем, казалось, устремлялось вверх. На первом этаже был зимний сад, над ним, на уровне второго этажа, была расположена широкая крытая галерея. Две пары ионических колонн возносились над ней, поддерживая высокий треугольный фронтон. На нем блестело огромное стрельчатое окно, заостренный верх которого смотрел прямо на конек фронтона. Боковые окна были той же формы, но меньшего размера.
Гарден посмотрела на это великолепие, сглотнула слюну и прошла между пальмами в кадках сперва в зимний сад, а потом, поднявшись на две ступеньки вверх, в холл.
– Ох, – выдохнула она.
Перед ней была лестница. Динамично устремляясь по спирали вверх, она, казалось, парила в воздухе.
– Доброе утро, – раздался голос справа от девочки. Гарден увидела, что на нее с улыбкой смотрит какая-то дама.
– Простите, пожалуйста, – обратилась к ней Гарден, – а как держатся эти ступени? Они висят в воздухе, как заколдованные.
Дама кивнула:
– И в самом деле, как заколдованные. И это, действительно, своего рода волшебство. Сейчас таких лестниц не умеют строить. Этому дому уже сто лет.
– А вы не боитесь, что она рухнет?
– Нет. Подумай минуточку. Если она не падала целых сто лет, с чего бы ей обрушиться именно сейчас? – Дама дотронулась до руки Гарден. – Ты же видишь, какие здесь мощные ступени. Иди наверх спокойно. Когда дойдешь до конца, свернешь налево, в гостиную; там и принимают новеньких.
Гарден застенчиво улыбнулась. Ей понравился и бодрый голос дамы, и ее приветливость. Гарден предпочла бы остаться здесь, с этой дамой, а не идти наверх к незнакомым людям.
– Меня зовут Гарден, – сказала девочка.
– Я так и подумала. А меня зовут мисс Эмерсон, Гарден. Я ваша учительница английского. Но ты пришла последней, и тебе надо торопиться наверх. Тебя все ждут. И сделаешь ты вот что. У входа в гостиную ты увидишь приятную даму с темно-рыжими волосами. Это мисс Мэри Мак-Би, она директор Эшли-холл. Ты подойдешь к ней и скажешь: «Здравствуйте, мисс Мак-Би. Меня зовут Гарден Трэдд». Она пожмет тебе руку, а потом отведет в гостиную и представит остальным девочкам.
– Хорошо, мэм, я так и сделаю. Но мама велела мне сделать реверанс.
– Мисс Мэри считает, что девушкам не следует делать реверансы. Это для маленьких девочек, а у нас в Эшли-холл учатся юные леди. Теперь ступай.
Мисс Мак-Би довольно крепко пожала руку Гарден. Ее обрадовало, что в ответ на это движение девочка сильнее стиснула свои до того почти расслабленные пальцы. Гарден посмотрела на директора. Перед ней была очень привлекательная молодая дама с прекрасными пышными рыже-каштановыми волосами, свободно скрученными на затылке. Гарден ощутила жизненную силу, исходившую от мисс Мак-Би. Эта сила словно наэлектризовывала атмосферу вокруг нее и чувствовалась в ее рукопожатии.
А мисс Мак-Би увидела бледную, встревоженную девочку, больше всего желавшую, чтобы ею были довольны.
– Тебе понравится в Эшли-холл, – сказала мисс Мак-Би. – И ты, Гарден, тоже нам всем понравишься.
– Благодарю вас, мисс Мак-Би, – сказала Гарден от всего сердца.
Она познакомилась со своими будущими одноклассницами, с учителями, с мисс Эстелой, сестрой мисс Мак-Би; потом выпила стакан молока с печеньем; потом вместе с другими девочками они под предводительством мисс Мак-Би быстро обошли участок возле школы, спортивные площадки и еще какие-то здания. Потом Гарден простилась с кем-то, снова за руку, и Занзи отвела ее домой.
Когда мать попросила ее рассказать обо всем, что было утром, оказалось, что Гарден путается и совершенно не может привести в порядок свои яркие и вместе с тем размытые впечатления. Ей вспоминались лестница, железный олень, заросли цветов, посыпанные толченым кирпичом дорожки, парты в просторных комнатах, а еще у какой-то девочки вся рука была забинтована, и им всем придется говорить на уроке только по-французски, и еще был какой-то маленький домик, сделанный из ракушек.
– И, мамочка, мисс Мак-Би просто замечательная!
Мэри Вардрин Мак-Би, южанка, родом из Теннесси, действительно была необыкновенной для викторианской эпохи женщиной; она получила прекрасное образование, степень бакалавра гуманитарных наук в Смит-колледже и степень магистра – в Колумбийском университете. Среди южанок она была едва ли не единственной женщиной с такими дипломами.
Мэри Мак-Би была очень энергична и была идеалисткой. Она знала, что ей повезло, горько сожалела, что другим молодым женщинам повезло меньше, что их умственные способности и духовные возможности пропадают втуне, и считала себя обязанной как-то повлиять на ситуацию. Нет, мир ей не переделать, но она постарается изменить жизнь возможно большего числа молодых южанок.
Итак, она купила дом на Ратленд-авеню, собрала группу единомышленников-учителей, таких же подвижников и первопроходцев, как она сама, и в 1909 году открыла Эшли-холл. В первый год у нее училось сорок пять девочек, четырнадцать из них на полном пансионе. В родных городках этих пансионерок не было приличных школ, а их родители придерживались почти радикальных взглядов, то есть верили, что женщинам нужно хорошее образование. Тремя годами позже одна из выпускниц Эшли-холл поступила в Смит-колледж.
Большую часть выпускниц Эшли-холл ждало замужество, таков был тогдашний уклад жизни, и мисс Мак-Би учитывала его с самого начала своей деятельности. Она знала, что наибольшим успехом среди школ последней ступени для девочек пользуются те, где юных леди окончательно отшлифовывают, готовя к будущей удаче на ярмарке невест. Поэтому в Эшли-холл учили рисованию, музыке, искусству красноречия, давали уроки хороших манер, танцев, верховой езды и даже модных видов спорта, например тенниса. Учениц готовили к выходу в свет. На них наводили тот лоск, каким должны обладать настоящие леди, но одновременно им давали образование более широкое, чем во многих колледжах и университетах. Хотя многие из них еще слишком мало знали, чтобы к этому стремиться.
Маргарет Трэдд хотела, чтобы Гарден училась в Эшли-холл, так как это была школа для избранных и в ней училась дочка Каролины Рэгг. Гарден хотела учиться в Эшли-холл, потому что мама будет этим довольна и потому что там есть бассейн. Так что главный скачок в развитии Гарден произошел благодаря случайному стечению обстоятельств. И тому, что молодая, энергичная дама из Теннесси была очень предана своему делу. Мисс Мак-Би и вправду была просто замечательная.
