Текст книги "Возвращение в Чарлстон"
Автор книги: Александра Рипли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 48 страниц)
66
Шли месяцы, и все больше и больше американцев пополняли компанию друзей Ская и Гарден. В Нью-Йорке, Чикаго, Сан-Франциско – везде стало известно, что на доллар можно купить немало франков, к тому же во Франции нет сухого закона.
Люди приезжали, уезжали, состав группы не был постоянным, как в Нью-Йорке. Кто-то оставался неделю, кто-то месяц. Кто-то обнаруживал, что на Ривьере, несмотря на цветы и пальмы, зимой холодно, и отправлялся дальше, в Грецию и Италию. Скай с Гарден оставались. Он был слишком увлечен своей теорией астрологического контроля над колесом рулетки, чтобы отлучаться больше чем на несколько дней.
– Я чувствую, что победа совсем близко, – заявлял он каждые дней десять. – Я понял, почему последний раз не получилось, и все исправил. Эти расчеты верны, теперь все выйдет.
Они так и остались в Монте-Карло.
– Почему бы нам не снять виллу? – предложила Гарден, но Скай сказал, что это только лишние хлопоты. В отеле их обеспечивают всем необходимым.
Гарден купила виктролу с пластинками, четыре комплекта игры маджонг и несколько коробок сигарет для столов. Мисс Трейджер договорилась с отелем, чтобы каждый вечер присылали бармена и официанта. И каждый вечер комнаты были полны народа. Знакомые, друзья знакомых, друзья друзей.
– Непременно загляните к Харрисам, – обязательно говорил кто-то, когда речь заходила о Монте-Карло. – Вы только скажите, что знакомы со мной.
– У нас просто какая-то забегаловка, – жаловалась Гарден. Скай находил просто отличным, что у них столько друзей. Ему такая жизнь очень нравилась.
Теперь Скай и Гарден устраивали коктейли до восьми часов. Потом они оставляли позади постукивание фишек маджонга и гул голосов и спускались поужинать в ресторан. Обычно с ними отправлялись несколько гостей. Другие расходились по своим отелям, шли в рестораны или просто оставались ужинать на вечеринке, уничтожая неиссякаемый запас закусок и выпивки.
После ужина наступала очередь казино, и Скай приводил в исполнение план, разработанный на сегодня для рулетки. И наконец, после всего этого, они отправлялись на поиски развлечений, чтобы рассеять горький привкус очередной неудачи.
В одной, двух, трех и более машинах они разъезжали по побережью следом за Скаем – по дороге, которую он так хорошо знал. Осторожные водители отставали и терялись, с неосторожными случались аварии. Опытные и бесстрашные заражались любовью Ская к скорости и риску. Он возил их в ночные клубы, бары для рабочих, с оцинкованными стойками, дансинги, казино. Во многих заведениях их встречали без особой радости, кое-куда не пускали. Ская знали везде. Знали, что он, не считая, тратит деньги и щедр на чаевые. И еще знали, что он любит бить посуду. Это началось с Петра Великого – на той юбилейной вечеринке. Скаю нравилось наблюдать, как шок сменяется весельем, а веселье переходит в буйство.
Он всегда оплачивал ущерб, а когда уже при свете солнца они с Гарден возвращались к себе в отель, из его памяти улетучивались злость и разочарование, вызванные неудачей за рулеткой.
Гарден ненавидела их образ жизни. Она ненавидела рулетку. Ненавидела ночные гонки на «мерседесе». Ненавидела ночные клубы и пьяных «друзей», лапавших ее во время танцев. Ненавидела откровенное презрение на лицах рабочего люда, когда их разодетая компания вваливалась в какой-нибудь скромный бар. Ненавидела свое все усиливающееся внутреннее напряжение, сменявшееся стыдом при звуке бьющегося стекла. А больше всего она ненавидела остекленевший взгляд Ская и то, как молча и со злостью он занимался с ней любовью.
Она слишком много пила, ела и курила. Она презирала себя за то, что не может остановить Ская, и любила его еще больше оттого, что верила – его нужно остановить, не дать уничтожить самого себя, как он уничтожает хрусталь, фарфор, столы и стулья там, где бывает. Иногда по ночам он рыдал в ее объятиях, и тогда сердце Гарден готово было разорваться от жалости к нему.
Она старалась выглядеть красивой, смеялась, танцевала чарльстон среди обломков и осколков и посылала маме, тете Элизабет и друзьям из Чарлстона открытки с изображением цветочного рынка в Ницце, зоопарка в Монако или пальм на фоне Средиземного моря: «Так чудесно, что нет слов. С любовью. Гарден».
В конце лета приехала Вики.
– Мне необходимо найти виллу, – объявила она. – Ривьера входит в моду. Очень скоро Саутхемптон превратится в город-призрак.
Вместе с ней прибыл архитектор, молчаливый мужчина средних лет с брюшком и выпученными глазами.
– Принчипесса не намерена шутить, – сказал Скай. – Меньше чем на мыс Антиб она, разумеется, не согласится.
Последнее время о маленьком сонном полуострове на Ривьере много говорили, благодаря Колю Портеру, который первым провел там сезон несколько лет назад. Теперь одна американская пара, его друзья, перестраивала там дом, намереваясь жить в нем круглый год. А пока они жили в отеле в окружении многочисленных друзей, многие из которых были членами дягилевской труппы, считавшейся в Париже последним шиком.
Гарден и Скай ужинали в отеле вместе с Вики.
– Вот они, – прошептала Вики, когда они уже заканчивали десерт. – Садятся там, у окна.
Гарден никогда не видела Вики такой возбужденной. Она повернула голову и посмотрела на красивых мужчину и женщину.
– Кто они такие? – шепнула она.
Вики откровенно пожирала глазами сидящую у окна пару.
– Скотт и Зельда Фицджеральд, – ответила она. Гарден повернулась взглянуть еще раз.
По дороге в Монте-Карло Скай хохотнул:
– Мне жаль всех художников и писателей, находящихся во Франции. Похоже, моя дорогая матушка готова снова отправиться на львиную охоту.
– Скай?
– Да, дорогая?
– Как ты считаешь, я такая же красивая, как Зельда Фицджеральд?
– В десять раз красивее. Дай-ка мне еще глоточек.
Гарден сделала большой глоток из бутылки с шампанским и передала ее Скаю – допить, пока не нагрелась. В эту ночь она танцевала неистовее обычного и их друзья швыряли к ее ногам бокалы, взрывавшиеся, словно бомбы.
Все, кроме Ская. Он пил за нежные черные глаза юной итальянки, недавно присоединившейся к их компании со своим американским покровителем.
Ее сменила датчанка, и в баре у них в гостиной появился спирт. Потом исчез спирт, и появился кальвадос для француженки из Нормандии. Скай перешел от рулетки к баккара с разноцветными костяными фишками по тысяче вместо круглых жетончиков по сотне.
Гарден обожали множество будущих Оскаров Уайльдов, воспевших в стихах ее красоту и любивших одалживать ее самые экстравагантные меха, когда ночи становились прохладными. Эти поклонники сидели в машине, которую купил ей Скай, точной копии его собственной, когда Гарден следовала за белой машиной мужа в ночной гонке за удовольствиями.
Как-то Гарден вернулась домой раньше. Провожавший ее поэт пошел следом за ней в гостиную. Гарден упала в кресло; он устроился рядом на полу. Поэт начал читать написанную для нее поэму. Потом зарыдал, положив голову ей на колени, и стал умолять помочь ему стать мужчиной, как все. Гарден опустила лямки платья и обнажила грудь. Поэт протянул дрожащую руку и коснулся округлой женской плоти. Гарден схватила его руку, крепко прижала к груди и заплакала. Поэт отпрянул, как от удара; он на четвереньках выбрался из комнаты – так спешил, что даже не встал на ноги. Из закрытых глаз Гарден лились слезы, они катились по искаженному лицу, капали на сжимающие грудь руки и собирались лужицами между пальцами.
67
– Мне до смерти надоела Ривьера. Поедем в Париж.
– Мне тоже. Давай вернемся домой, Скай.
– Домой? Это куда же? В Нью-Йорк? Почти все наши нью-йоркские знакомые сейчас в Париже.
– Поедем в Чарлстон, в Барони.
– Ты, наверное, шутишь. Что мы там будем делать? Обрастать мхом? Нет. Париж – вот где кипит жизнь! Там наше место.
– Когда ты хочешь ехать?
– Сегодня, прямо сейчас.
Гарден закурила сигарету. Они сидели за ужином. На этот раз одни. К сожалению, те редкие минуты, когда они оставались одни, почему-то всегда кончались ссорой.
– Мы можем уехать в пятницу, – сказала она примирительно. – В четверг мы празднуем нашу вторую годовщину.
Скай полностью сосредоточился на своем антрекоте.
– Хорошо, Скай?
– Конечно.
Париж был чудесен. Больше года они провели под высоким синим, сияющим небом Лазурного берега. И вот теперь прибыли в серый Париж, с низкими серыми облаками, из которых капает бесконечный холодный дождь.
Улицы забиты гудящими автомобилями и пешеходами, выставляющими перед собой зонтики, как оружие. Они презирают машины, отпрыгивают от разбрызгивающих грязь колес, ругаются и грозят кулаками не уступающим им дорогу водителям.
– Ей-Богу, я уже забыл, какой это большой город, – сказал Скай.
Вики встретила их с распростертыми объятиями и тут же провела наверх, в бальную залу. Теперь здесь была студия, пропахшая скипидаром, и прилежно трудились пятеро художников.
– Это соревнование, – объяснила Вики. – Они рисуют мои портреты, разумеется, в кубистском стиле; тот, который мне понравится больше всех, я куплю. Я только познакомлю вас и снова сяду позировать.
Художники все до одного были молодыми, мужественными, энергичными. Гарден отметила это, переходя следом за Вики от мольберта к мольберту. Ее не возмутило и не заинтересовало, что Вики теперь, похоже, покупает любовников в больших количествах. После того, что она узнала о некоторых обитателях Ривьеры, незатейливые развлечения Вики казались даже пресными. Она выглядела пышущей здоровьем, темно-рыжие волосы были перевязаны на лбу шарфом, спадающим сбоку на желтое платье.
– Вики, вы чудесно выглядите, – сказала Гарден.
– Зато ты, детка, выглядишь как пугало, – радостно сообщила Вики. – Скай, немедленно отправь Гарден за приличной одеждой.
– Только не немедленно, дорогая матушка. Немедленно мы собираемся кое с кем встретиться и пообедать.
Гарден покачала головой:
– Не мы, дорогой, а ты. Я собираюсь принять ванну и поспать. В поезде я даже глаз не сомкнула.
– Это заметно, – просияла Вики. – Скайлер, приводи своих друзей к ужину. У меня тоже кое-кто соберется. Потом мы все отправимся на Монпарнас и примкнем к богеме.
В шесть часов Коринна осторожно потрясла Гарден за плечо:
– Вы просили разбудить вас, мадам. Я прикажу подать кофе?
Гарден потянулась и застонала. Ей совсем не хотелось вставать, одеваться, изображать веселье. Она знала, кто сейчас в городе. Марк со своей последней пассией. Мимим со своей. Лори и Дэвид Паттерсон. Со всеми ими она уже встречалась в Монте-Карло. Она не хотела их больше видеть. Ни их, ни кого-либо другого. Не сейчас.
– Я так устала, – произнесла она вслух.
– Кофе, мадам?
– Нет, Коринна. Принесите шампанского. Я, пожалуй, еще раз приму ванну, горячую, и выпью его, пока буду мокнуть. Приготовьте белое платье с бусами.
– У него пятно на подоле, миссис Харрис. Его никак не вывести.
– Вот черт! Ну хорошо, тогда синее, со страусиными перьями на плече.
– Вы его выбросили, мадам.
– Да, правда. Впрочем, все равно. Подойдет что угодно. Что найдете.
Коринна нашла розовое шелковое платье, все покрытое вышивкой в виде лепестков роз. Оно было в идеальном состоянии, поскольку Гарден его ни разу не надевала. Она не могла понять, зачем вообще купила это платье. Одевшись, она почувствовала себя еще более усталой и подавленной, чем до сна.
– Мои дорогие, – пропела она, – как замечательно, что вы пришли! – Она целовала воздух около щек своих нью-йоркских знакомых, пожимала руки или протягивала свою для поцелуя, встречая знакомых Вики, говорила, как чудесно быть в Париже, старательно изображала счастливую и оживленную молодую светскую даму. Эту роль она до блеска отшлифовала еще в Монте-Карло. Иногда, когда она получала достаточно внимания и шампанского, это чувство казалось почти настоящим.
За ужином она сидела между двумя гостями Вики, нью-йоркскими банкирами. «Неудивительно, – подумала Гарден, – что художников здесь не видно». Банкиры через ее голову беседовали о финансах и политике. Она зевала, прикрываясь салфеткой.
– Но это правда! – Женщина, сидевшая рядом с одним из банкиров, заговорила громко и горячо. – Я только что из Рима, и поезд действительно прибыл вовремя. Я думаю, Муссолини – как раз то, что сейчас необходимо Италии.
– Марта, – нетерпеливо сказал банкир, – есть более важные вещи, чем расписание поездов.
– Ничего подобного! Когда надо куда-то ехать, это самое важное. Два года назад я просто застряла в Милане. Кошмарное место! Никто не ездит в Милан.
– Никто не ездит в Милан! – передразнила Вики, когда Марта с мужем и банкиры со своими женами уехали. – Прошу извинить меня за этих скучных людей. Я никак не могла не пригласить их. Ну да теперь мы сможем повеселиться. – Она открыла ящик буфета и достала поднос. На нем стояла дюжина низких чашечек с белым порошком. – Я не могла поставить их на стол, не то Марта воспользовалась бы своей как солонкой.
– Что это? – спросила Гарден у Марка.
– Зная Вики, я бы сказал, что это кокаин, и, возможно, самого лучшего сорта. Ты когда-нибудь пробовала, Гарден?
– Нет, только слышала. Но мы же выпили столько шампанского!
– Но, дорогая, от коки не бывает похмелья, и она не разъедает печень, как алкоголь. Отличная штука. Я пользовался бы им постоянно, если бы мог себе это позволить.
Вики с подносом обходила гостей. Марк взял чашечку и прикинул ее вес:
– Тут, похоже, не меньше двух унций. Нет, Вики, ты не принцесса, ты королева!
Он показал Гарден, как закрыть одну ноздрю, поднести к другой крошечную ложечку порошка и вдохнуть.
– Ух, – сказал Марк, – потрясающе!
Гарден колебалась – было что-то отталкивающее в том, как Марк втягивал в себя порошок, неприятно что-то совать себе в нос.
– Ну, давай же, Гарден, – сказал он, – не будь ханжой. Вот увидишь, тебе понравится.
Гарден подняла ложечку, зажимая одну ноздрю.
– Так?
Марк кивнул. Она закрыла глаза и вдохнула порошок.
– Ай! – взвизгнула она, закрыв лицо руками. Должно быть, она сделала что-то не так. В носу, вокруг носа, до самых глаз она словно замерзла, онемела, умерла.
Но вдруг остальная часть ее тела стала живой, как никогда раньше. Она почувствовала одновременно оживление и спокойствие, была полна энергии, ничего не боялась и полностью контролировала свое тело, разум, свою жизнь. У нее больше не было никаких огорчений. Эта Ривьера губила ее семейную жизнь. Теперь они вернулись в Париж, к друзьям, они среди замечательных людей, которые действительно любят их. Все будет как надо. Она сделает все как надо. Нет ничего, что бы она не могла сделать.
– Ну как, вдохнешь во вторую ноздрю? – спросил Марк.
Гарден поискала выпавшую из рук ложечку.
– Конечно, – ответила она.
Теперь среди гостей появились художники Вики. Они отпихивали друг друга локтями, стараясь попасть в одну машину с Вики, и Гарден это казалось ужасно смешным. Вики смотрела, не говоря ни слова. Когда трое сели в машину, она сделала знак Мопену. Шофер отпихнул двоих оставшихся и закрыл дверцу.
У них были такие несчастные лица, что Гарден хихикнула.
– Идем, – сказала она, хватая их за руки.
Они прыгнули в одно из стоявших перед домом такси.
– Поезжайте вон за той машиной! – крикнула Гарден шоферу. Она веселилась от души.
Они отправились на бульвар Монпарнас. Народу в заведении собралось столько, что пола было не видно под ногами танцующих. Вики на пальцах показала, что их шестнадцать человек, и отсчитала тысячу шестьсот франков. Старший официант кивком головы подозвал двоих стоявших у двери здоровенных парней. Они стояли у него за спиной, пока он держал кого-то за плечо, прося покинуть заведение.
– Готово, – засмеялась Вики. – Вот видите, не имеет значения, что я не говорю по-французски.
Они сели и заказали шампанского.
– Десять франков бутылка, – пробормотал сидевший рядом с Гарден художник. – Надеюсь, оно окажется хорошим. Эти люди просто воры. – Он с мрачным видом умолк.
Гарден пошла танцевать с Дэвидом. Скай с Марком стали протискиваться к бару, чтобы найти себе партнерш среди проституток, сидевших там в соблазнительных позах.
Гарден это казалось очень смешным. Под потолком был укреплен вращающийся зеркальный шар, и на него падали разноцветные лучи. Розовые, синие, желтые пятна скользили по лицам танцующих. Гарден пыталась поймать разноцветные пятна на белой манишке Дэвида. Марк заметил это.
– Смена партнеров, – объявил он. – Гарден, мне кажется, я позволил тебе принять слишком большую для начинающего порцию коки. Пойдем сядем.
– Нет, нет, Марк. Мне так весело! – Она обняла его за шею. – Потанцуй со мной. Я очень хорошо танцую. Спроси мисс Эллис. – Она хихикнула и переступила с ноги на ногу. – Вон, заиграли танго. Ну идем, Марк. Ба-де-дум-де-дум-да!.. Идем!
Марк повел ее в танце.
– А ты хорошо танцуешь, Гарден. Я думал, ты умеешь танцевать только чарльстон.
– Ха! Я могу все, решительно все! И чувствую себя просто чудесно. Ты меня научил. Я люблю тебя за это. Поцелуй меня. Поцелуй покрепче.
Ее прекрасные глаза блестели из-под полуопущенных век, губы просили поцелуя. Марк осторожно потянул ее зубами за нижнюю губку.
– Не сейчас, – сказал он. – Не здесь.
68
«Марк прав, – подумала Гарден, проснувшись на следующий день утром. – Никакого похмелья». Не было ощущения, что язык распух и не помещается во рту, как это всегда бывало в Монте-Карло.
– Я чувствую себя другим человеком, – сообщила она купидонам, поддерживавшим балдахин над ее кроватью.
Она позвонила, чтобы принесли завтрак, и, дожидаясь его, стала думать, чем сегодня заняться. Надо привести себя в порядок, решила Гарден. Новая личность заслуживает всего нового. Лучше всего начать с одежды. Розовое платье надо выбросить. Нет, пожалуй, она отдаст его одной из горничных. Как Скай их называет? Мари. Да, она отдаст платье какой-нибудь Мари. И что купит? Можно спросить Лори. Лори знает все. Нет, Лори знает все про Нью-Йорк, а это Париж. Мировая столица моды. Идеальное место для новой личности и для покупки новых Платьев. Она хихикнула. Действие кокаина давно прошло, но состояние эйфории осталось.
Вики. Вики знает. Она с удовольствием поможет.
Гарден была уверена, что заметила ухмылку на лице швейцара, когда она входила в «Пакен». Маленькая темноволосая женщина поспешила ей навстречу. Гарден почувствовала, что должна извиниться за свои слишком длинные платья и пальто. Юбка женщины едва доходила до колен.
Но Гарден была теперь гораздо умудреннее, чем год-другой назад. Она знала, что соболя говорят сами за себя.
– Бонжур, – произнесла она. – Я мадам Скайлер Харрис.
– Я жду вас, миссис Харрис. Принчипесса звонила. Я буду вами заниматься, я мадемуазель Распай.
– Вы прекрасно говорите по-английски, мадемуазель. Ну что ж, так будет проще.
– Рада услужить вам, мадам. Пройдемте со мной. Лифт здесь. Обычно коллекцию показывают в одиннадцать часов. Сегодня мы задержали демонстрацию до вашего прибытия.
Гарден полагала, что ей покажут несколько платьев на манекене или на манекенщице. Именно так поступали портные в Нью-Йорке. Потом, если ей что-то понравится, она выберет ткань, и по ее мерке будет сшито платье. В Париже, как она скоро выяснила, это делалось совсем по-другому.
Женщина проводила ее в большую комнату, вручила программу, карандаш и шепнула:
– После показа я буду ждать вас в фойе.
В центре зала располагался высокий, длинный подиум. По сторонам стояли три ряда золоченых кресел. В них сидели около полусотни рассерженных женщин, которых заставили ждать. Гарден села на ближайший свободный стул.
Из-за бархатного занавеса в дальнем конце подиума вышла седоволосая женщина. Платье, как заметила Гарден, сидело на этой женщине совсем иначе, чем те, которые носила она. Женщина встала рядом с выходом на подиум.
– Здравствуйте. Добро пожаловать в «Пакен». Номер сто двадцать два.
Из-за занавеса появилась манекенщица в синем платье, отделанном золотыми пуговицами и шнуром. Она быстро прошлась по подиуму; ноги ее промелькнули у самого лица Гарден. В конце подиума манекенщица остановилась, повернулась, снова остановилась и пошла обратно. За то короткое время, пока шла туда и обратно, она успела снять жакет, продемонстрировав, что платье, на которое смотрела Гарден, в действительности является костюмом. Она исчезла в проеме, и ее сменила другая манекенщица.
– Номер сто двадцать пять, – сказала женщина у двери.
Гарден взглянула в программку. А что случилось с номерами сто двадцать два, сто двадцать три и сто двадцать четыре? Подняв голову, она успела увидеть лишь мелькнувшие за занавесом туфли манекенщицы.
Сидевшая рядом женщина коснулась карандашом руки Гарден.
– Первый раз? – громко шепнула она. Женщина явно была американкой.
Гарден кивнула.
– Они торопятся, чтобы успеть. Не беспокойтесь. К концу, когда начнут показывать лучшие вещи, пойдет помедленнее.
Гарден взглянула на соседку и улыбнулась, пропустив еще одно платье.
– Послушайте, вы не Гарден Харрис?
Несколько женщин зашикали на них. Соседка жестами сначала перерезала себе горло, потом застрелилась. Гарден прикрыла рот программкой. Она смотрела на вереницу платьев, завороженная сложностью отделки и плавными, стремительными движениями манекенщиц.
Потом манекенщицы стали быстро выходить друг за другом – одна, вторая, третья, четвертая – все в длинных платьях из бледно-зеленого шелка. Платья отличались одно от другого, все были изысканно украшены бусами, каждое было произведением искусства. Вместе они казались ошеломляюще красивыми и изящными, живая композиция женственности и праздника. Гарден с энтузиазмом присоединилась к аплодисментам.
Женщины вокруг стали собирать свои перчатки, сумочки и программки. Гарден повернулась к соседке:
– Да, я Гарден Харрис. Я чувствую себя очень глупой и невежливой, но не могу вспомнить ваше имя.
– Конечно, вы и не можете его знать. Мы никогда не встречались. Я видела ваши фотографии в газетах. Меня зовут Констанция Уэзерфорд, или просто Конни.
– Здравствуйте, Конни. Спасибо, что помогли.
– Пожалуйста… можно, я вас кое о чем спрошу? Гарден слегка насторожилась. Вдруг эта Конни журналистка.
– Пожалуйста, спрашивайте.
– Что вы делаете в «Пакен»? Я хочу сказать, такая женщина, как вы… Что вас здесь могло заинтересовать?
– Мне порекомендовали.
– А куда еще вы собираетесь пойти?
Гарден достала из кармана записку:
– Калло Сер и Пуаре.
– Послушайте, Гарден, та, кто вам это порекомендовала, вам вовсе не друг или же просто глупа. Все эти модельеры уже выходят из моды. Их звездный час прошел, мадам Пакен больше даже не делает модели для этого заведения. Она отошла от дел лет пять назад.
– Куда же мне обратиться?
– Это зависит от того, что вам надо. Есть Ланвен, Уорт, Шанель, Молино, Вьонне, Эрме и Фортюни, если вы можете не считать деньги. Вы ведь можете? Извините, это звучит невежливо. Я не хотела вас обидеть. Просто факт есть факт.
Они загораживали проход желающим выйти. Гарден надела перчатки и встала. Она умоляюще посмотрела на свою разговорчивую соседку:
– Как мне сбежать от распорядительницы? Новая подруга засмеялась.
– Смотрите так, словно где-то поблизости дурно пахнет, – сказала она. – Именно так продавщицы смотрят на большинство людей. Скажите, что, может быть, вернетесь. Только может быть. Так ей и надо.
Около дверей была толкучка.
– Скорей, – сказала Гарден, – меня уносит толпа. Встретимся внизу?
– Конечно, с удовольствием.
Конни Уэзерфорд рассказала, что работает машинисткой в парижском отделении журнала «Вог».
– Прошлым летом я путешествовала по Европе. Ну, знаете, как обычно, пятнадцать девушек под предводительством учительницы французского. Это был подарок к окончанию школы. Я сбежала, вот и все. Не захотела покидать Париж через три дня. Я пришла в «Вог», заявила, что умею быстро печатать и согласна на маленькую зарплату, и получила работу. Родители были в бешенстве, но что им оставалось делать? И вот я здесь, и очень недурно устроилась. По выходным хожу со своим журналистским удостоверением на демонстрации мод. Они, кажется, считают, что этим возмещают мне нищенскую зарплату. Да и я так считаю. Я обожаю моду. Когда-нибудь я тоже стану модельером.
Гарден заинтересовала эта смелая, независимая и честолюбивая девушка. Конни было девятнадцать, как и Гарден, но она казалась одновременно и старше, и младше. Она так много знала о некоторых вещах – как путешествовать, работать, жить самостоятельно – и все же была неловкой и неопытной, как ребенок. Говорила все, что придет в голову, ахала при виде самых обыкновенных вещей вроде внутреннего убранства автомобиля или меню в «Ритце», куда Гарден пригласила ее пообедать. Гарден поражалась, что девушка, связанная с «Вог», может быть такой неискушенной. Но ей нравилась эта девушка.
– Куда вы сегодня собираетесь? – спросила она Конни. – Пойдемте со мной к другим портным?
Конни фыркнула:
– Гарден, если кто-нибудь услышит, что вы называете парижских модельеров портными, вас отправят на гильотину. Они называются кутюрье, а их заведения – домами моды. Не понимаю, зачем вам Сер или Пуаре. Почему бы вам не пойти к Шанель? Мне она нравится больше всех. Все, что она делает, выглядит так современно!
– Вы думаете, я туда попаду?
Конни расхохоталась так громко, что на них стали оглядываться.
– Послушайте, Гарден, все, что от вас требуется, – пройти мимо в этом пальто. Швейцар просто втащит вас силой. На свете не так много людей, которые могут отдать четыре-пять сотен долларов за платье.
По тону, каким это было сказано, Гарден догадалась, что речь идет о большой сумме. Гарден понятия не имела, что сколько стоит. Она не имела никакого представления о деньгах. До свадьбы мама иногда давала ей несколько центов на кино или мороженое. А став миссис Скайлер Харрис, она просто выбирала в магазинах то, что ей нравилось, и эту вещь доставляли ей домой или относили в машину. Мисс Трейджер следила, чтобы у нее в сумочке всегда были деньги, но Гарден редко ими пользовалась и никогда не считала. Теперь ей показалось, что пятьсот долларов, похоже, немалая сумма, но кто знает? В действительности она равнялась годовой зарплате Конни Уэзерфорд и трети годовой зарплаты американского рабочего, содержащего жену и детей. В роскошных магазинах на Пятой авеню платье могло стоить до пятидесяти долларов, но это уже считалось немыслимо дорого. Гарден выбросила из головы мысль о деньгах. Ей это было неинтересно.
– Конни, вы не согласились бы пойти со мной к Шанель? Я была бы вам очень признательна. Как только вы справляетесь? Все двигается так быстро.
– Мне это очень нравится. Да и вы скоро привыкнете. Помните, здесь все женщины специалистки, они знают, что им надо, чего можно ожидать. Они занимаются модой, как некоторые мужчины бейсболом. Они знают манеру каждого модельера и сразу узнают, чья это модель. Потом отмечают карандашом номер в программке и заказывают.
– Мне кажется, это интересно.
– Еще как интересно! Идем.
