Текст книги "Канон Равновесия (СИ)"
Автор книги: Александра Плотникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)
– Точно! – рыкнул Думар, тряхнув взлохмаченной черной гривой. – Давай, колись, что задумал!
Они толпились в моей голове, желая удостовериться, что я действительно жив, цел и непрозрачен. Будь их воля, они бы и палочкой в меня тыкали для большего уверения, но за такую наглость можно было и по шее получить. Галдели, как дети, забыв про субординацию, военное время и приличия.
– Вон из моей головы и молчать! – наконец, рявкнул я, поняв, что просто так они не отстанут. – Вы гвардия или кхаэльские детишки?!
– Что-то ты странный стал, Мастер, – озабоченно заворчали мои орлы. – Выглядишь уж больно аккуратно, невидаль всякую поминаешь, силы в тебе больше, чем два часа назад было…
Они издеваются?! Я невольно зарычал, да так, что они отпрянули в разные стороны. Даже сын испуганно шарахнулся прочь, подальше от меня, поближе к старшему Воладару. Раздражение поднималось горячей волной вдоль хребта, постепенно переходя в ярость. Запоздало промелькнула мысль, что я зря вызверился – они ведь всего лишь беспокоились обо мне. Но сожаление тут же смыло гневом, и чем больше я старался сдержать его, тем быстрее он перерастал в боль – как будто кто-то залил мне в позвоночник раскаленный свинец, и теперь тот норовил растечься по ребрам. Зрение затянулось багровой пеленой, в ушах стоял гул крови. Огненная боль распирала изнутри.
«Убей их» – шептала она. «Убей недостойных, утоли гнев!»
– Отец! Что с тобой творится?!
Голос Бастаена, смутный, глухой, как сквозь вату. Сын тревожно заглядывает мне в лицо. Глаза глубокие, фиолетовые, как у матери. Затягивают… Когда это я успел оказаться на коленях прямо посреди захламленной улицы? Крылья судорожно скребут жесткими перьями по пыльным камням. Откуда они? Я вовсе не желаю их распускать! Расплавленный стержень снова шевелится вдоль спины. Ребра сдавливают внутренности, сердце скачет бешеным зайцем. Боль швыряет наземь, но упасть не дают, подхватывают рук в шесть, а то и восемь разом.
– Мелкаэн! Живо смотри, что с ним!
Наш штатный «безумный ученый», одновременно лейб-медик и маг-целитель.
– Что-что, – ворчит он, суетясь вокруг меня, я его почти не слышу. – Дар проснулся, готов меняться. В лагерь надо, к Змею. А лучше сразу ко мне в лабораторию.
Первые шагов сто я честно пытался идти сам. Потом парням это надоело, и они, вскинув меня на плечи, рысью ринулись по улицам. Сознание не померкло, но как будто чуть отступило, превратившись в стороннего наблюдателя. В голове поселилась бездумная пустота, а кто-то посторонний внутри меня равнодушно подгонял парней короткими беззвучными командами. То жар, то боль волнами прокатывались по телу, крылья пытались дергаться то расползаясь в вязкое полупризрачное марево, то снова обретая форму.
– Разь, давай закоулками, незачем местным нас видеть.
– К разрушенной стене?
– Ага. Я уже послал весточку Змеевым следопытам, они нас ждут
– Ты что, с ума сошел?! Представляешь, что начнется, если сейчас по армии слух пройдет?
– Не пройдет, им же неохота без зубов ходить.
Их перепалка становилась все тише, взволнованные голоса отдалялись, пока я совсем не сполз в беспамятство. А там, в плотной темноте, не переставая, шептал чей-то скрежещущий голос, как будто кто-то водил напильником по костям:
– Убей их, убей всех, убей недостойных! Ты сильнее, я сильнее! Имеет право жить только сильный! Впусти меня, убьем их вместе… Впусти… Впусти… Свободен… Буду свободен…
И почему не получается заткнуть уши? Движение прекратилось. Неужели добрались? У меня не было голоса, чтобы спросить. До сих пор с содроганием вспоминаю те бесконечные часы абсолютной беспомощности без зрения, слуха и дара речи. Даже телепатия мне отказала. Я свернулся клубком в коконе неподвижного чужого тела и… нет, не думал. Просто ждал, устало слушая повторяющийся скрежет назойливого голоса. Он знай себе твердил одно и то же – убей да убей. Не будь я к тому времени уже сумасшедшим, наверняка рехнулся бы. А так я всего лишь дождался, пока ко мне вернулся хотя бы обычный слух.
Шаги, звяканье. Скрип кожи, металла, дерева. Негромкие голоса караульных в отдалении. Едва слышный шорох ветра по тяжелой плотной ткани шатра, совсем далекий гомон лагеря за ними. Благословенные звуки!
Рядом со мной кто-то был. В несколько раз обострившийся слух различал даже самые тихие движения, текуче-плавные, как у змеи.
– Тореайдр? – не сразу я вспомнил, как надо разговаривать, вот незадача. Вместо нормальной речи получился только невнятный бульк.
– Пришел в себя? – сразу же отозвался Старейшина. – Это хорошо. Признавайся, где был и чью кровь ухитрился выпить?
– На Хэйве был, – не стал отпираться я, понимая, что с Тореайдром Манвином по прозвищу Зеленый Змей играть все равно бесполезно – все выведает. Или уже все знает. – Владыка Кхайнериар эль Шиар-ад'Дин милостиво напоил меня своей кровью.
Послышалось изумленное шипение – это Змей со свистом втянул воздух. Показалось, или он действительно испугался? Если так, то пусть боится дальше. Мне это удобно.
– Неплохо залетел, – изрек он, подсаживаясь ко мне. – То-то твоя Сущность себя так странно ведет. Ты хоть понимаешь, что результат мутации может оказаться непредсказуем?
Стихии, думай, что хочешь, старый хрен! Мне давно надоели твои предрассудки, заблуждения, дедушкины обычаи и бабушкины обряды.
Раздался тихий звук вспарываемой когтем кожи, в нос ударило ароматом крови. Тореайдр решил поделиться своим? Славно. Что я, дурак отказываться от дармовой энергии? Меня приподняли и ткнули носом в раскрытую жилу, как слепого щенка. Хотя, почему как? В тот момент я им и был.
Его кровь обжигала язык и горло, как крепкая перцовая настойка, к солено-металлическому вкусу добавлялся пряный отголосок, ощутимый только ифенху. Я пил, вытягивая все, что было дозволено, не останавливаясь и откровенно жадничая. Знал, что если прервусь – больше мне не дадут. А обожрать Старейшину хотелось из принципа.
– Хватит, отцепись, клещ болотный! – меня оттолкнули. – Так ты и меня свалишь.
И прекрасно!
Тореайдр отобрал у меня руку и отошел, зажав ладонью рану. Он, в отличие от моих орлов, чувства свои старался не показывать – на то и последний Старейшина Темных. Но, если бы Зеленый Змей не приютил когда-то у себя на болотах одного молодого и глупого бездомного волка, да не научил многому из того, что знал сам… Неизвеcтно, как повернулась бы история.
Считалось, что он был первым, кто заставил ифенху взбунтоваться против своих создателей – ныне полностью вымерших Темных Ирлерр, он вывел наш род из лабораторий в широкий мир и научил выживать. С его помощью ифенху перестали быть всего лишь сосудами для душ и памяти вымирающих от бесплодия птиц, боевыми химерами, в которые специально была заложена ненависть к алден, вечным противникам птиц. Из тех двенадцати, что когда-то возглавили самые первые наши рода, Тореайдр единственный остался в живых.
Именно он когда-то разглядел во мне Аль-хэйне[4] и чуть ли не пинками заставил сплотить потрепанных бесконечными войнами за выживание ифенху в единое целое. Он, насколько возможно, старался дать мне семью, хоть у нас это и не очень принято.
Правда, спросить, надо ли мне все это в его испролнении, так и не удосужился.
Так тошно от боли мне еще никогда в жизни не было. Она заполнила все тело, словно желая, чтобы оно расползлось по волоконцу, но вместе с тем, в голове прояснилось, безумный шепот, о котором я благоразумно решил промолчать, растворился где-то в темных закоулках сознания. Из боли легко можно черпать силу и пускать ее в дело – и я старательно переплавлял собственное страдание в энергию, которой телу требовалась уйма. Понемногу возвращалось и зрение, так что теперь я видел над собой купол шатра и темно-зеленое, кое-где украшенное чешуйками хищное лицо Тореайдра с, казалось бы, равнодушными змеиными глазами. Однако левое стоячее перепончатое ухо Змея нервно дергалось – старик переживал, хотя очень старался этого не показывать.
– А теперь подумай хорошенько, раз уж выпил кхаэльской крови, – сказал он. – У тебя одна из сильнейших Сущностей за всю историю рода Ифенху, изменить себя ты можешь, как угодно. Уйти в море, подняться в небо, отрастить хвост, еще одну пару рук или ног. Хотя, ума не приложу, зачем тебе лишние ноги… Тебе точно нужно родство с кхаэлями?
Да отаяжись ты уже от меня с этой кровью! Я химера на базе ифенху и свои мутации могу контролировать сам!
– Скажи, – я предпочел ответить вопросом на вопрос. – Слух о том, что я жив, еще не начал расползаться во все стороны?
– Пока нет, – покачал головой Старейшина, привычным жестом теребя узкую черную бородку клинышком. – Что ты задумал?
– Так, мысль одна есть… А родство с кхаэлями – чем оно плохо? Тем более, что…
– Что есть там одна малолетняя княжна, – перебил он меня. – Знаю, уже доложили. Ну что ж, твое дело. Я могу пожелать только удачи.
И он вышел, оставив меня одного на низком походном ложе, застеленном несколькими шкурами. Я прикрыл глаза, матерясь от всей души, готовясь пройти тяжкую череду изменений, которую дано осилить отнюдь не каждому ифенху. А ведь нужно еще исхитриться сохранить при этом разум…
Надо попросить Фица подрезать этой старой змее каналы осведомителей. Многовато стал знать в последнее время того, что ему не положено.
***
…Нет, определенно, принятое решение оказалось сущей дурью. И какого алден меня дернуло заставить свой Темный дар преобразовывать тело в подобие кхаэля? Нет, тех трех достопамятных глотков, которыми одарил меня Владыка Кхайнериар, хватило, чтобы Сущность запомнила нужное сочетание генов, но, Вещий свидетель, как же это было больно! Мало того, что мутация отнимала все силы, сминая и перекручивая, перелепливая каждую клеточку тела. Мало того, что ради этого приходилось двенадцатые сутки быть в полном сознании, чтобы вовремя успевать отслеживать изменения и направлять их в нужную сторону! Так еще и Мелкаэн, сингра его загрызи, ради этого дела затащил меня не куда-нибудь, а в свою лабораторию! Чтоб ему… Три дня кряду икалось…
– Ну не ворчи, Мастер. Такое преобразование проходит впервые, надо проследить.
Мысли слышит, зараза. Я приоткрыл один глаз, тут же заслезившийся от яркого света развешанных по стенам кристаллов желтоватого шаргофанита и световых пластин на потолке Всклокоченная Мелкаэнова рожа тотчас образовалась надо мной со шприцем в руках.
– Уйди, злыдень! – попытка отмахнуться не увенчалась успехом, недоморфировавшая рука с безобразно мягкими пальцами и ошметками старых когтей отказалась повиноваться вообще. Сама мысль о движении вызвала такую боль, что я не сдержался. – Terru!
– Ай-яй, Эль-Тару, а бранишься, как сапожник, – в назидание игла впилась мне в вену на сгибе локтя, и Мелкаэн щедрой рукой вытянул из моей персоны образец крови для своих изысканий.
– Иди ты, знаешь, куда?
– Не-а, Мастер, не пойду. Мне и тут хорошо.
Я сдержал вздох пополам с руганью. Спорить с Кланмастером Вопрошающих Разум в стенах его же святая святых – совершенно бессмысленное занятие. Это я на Динтаре великий и грозный Эль-Тару Ваэрден и куча титулов, а над Динтаром – подопытная крыска у собственного птенца. По телу пробежала очередная волна судорог, внутри меня заворочался дар, пробивая хребет огненной болью. Впору было возненавидеть эти обшитые неизвестным светлым материалом стены и белый потолок, этот желтоватый свет и абсолютно черное небо за толстым непробиваемым окном, в котором зелено-голубым бриллиантом плыл Динтар. Неподвижная и неизменная обитель алден – Акрей, – висела немигающим голубым глазом чуть в стороне. Я скосил глаза на Мелкаэна.
Он, как и Разэнтьер, был когда-то Инквизитором, но в Ордене служил в должности мага-исследователя. В то время жесточайшая война за выживание, которую мы вели с людьми, уже успела вылиться в вялые стычки на границах наших узаконенных владений. Беспечные молодые ифенху орденцам в лапы больше не попадались. Ставить опыты было не на ком. А Мелкаэн Таймар отличался маниакальной страстью к медицине. И прослышав, что я набираю сторонников и покровительствую наукам, упросил Великого магистра Малефора отправить его ко мне «агентом-разведчиком». Оба, разумеется, понимали, что это всего-навсего отговорка и оправдание, но Малефор оказался милостив. В силу звания Хранителя Времени, надо полагать. Или еще каких-то причин, например, из расчета на меня повлиять. Но Фиц, устроивший учному тотпльную проверку, допрос с пристрастием и все круги Инферно в коридорах своей тогда еще только зарождавшейся Тайной канцелярии, быстро договорился с ним и даже спелся на почве моего тогдашнего ранения.
Мелкаэн перестал замечать окружающее вовсе, бегая с моей кровью вокруг сложносочиненной системы из металлических трубок, линз, реторт, колбочек, пластинок, кристаллов и Стихии знают, чего еще. Как всегда, про расческу забыл, волосы всклокочены, рабочий халат покрыт разноцветными пятнами реактивов, кислот и соуса с бутерброда, на кончике носа чернильное пятно… И рожа вдохновенная, словно у поэта, изливающего на бумагу очередной шедевр. Пусть его. Грех мешать гению. А он – гений.
Я сосредоточился на своем теле, сканируя сознанием кости, которые словно превратились в мягкий подтаявший воск. Волна за волной, импульс за импульсом Темный дар плавил и уплотнял их, придавал более совершенную форму, удалял лишнее. Следом менялись и мышцы, сосуды и нервы. Я хотел, чтобы организм был готов к чему угодно. Преображение распластало меня по ложу диагностической капсулы, разве что не закрытой наглухо. Над головой всего лишь слегка мерцала тонкая паутина считывающих состояние организма силовых нитей. Мелкаэн то и дело поглядывал на пестрящий данными силовой экран у себя пол рукой и задумчиво хмыкал.
Еще одна волна боли.
– Любопы-ытно… – протянул меж тем из своего угла Кланмастер Таймар. – А твоя кровь, оказывается, не так выглядит… Неужели порог проводимости Силы зависит от формы кровяных телец?..
– Сам-то хоть понял, что сказал? – просипел я, получив в ответ молчание и сопение.
Тьфу ты, Тьма изначальная! Теперь ему вообще ни до чего дела нет. До меня в том числе. Может я зря ему позволил заниматься наукой?
Лет щестьдесят назад в Красных горах взорвался вулкан. Каюсь, умения сладить с затором стихийных потоков в земной толще мне тогда не хватило. Пока нужный настрой поймал, пока через Колонны разобрался где, что и как, пока дотянулся – оно и рвануло. Три деревеньки снесло, разворотило половину горы. Пепла и пыли в воздух поднялось столько, что урожай погиб на корню по всей стране, скот начал болеть и падать. В тот год мне пришлось пойти на серьезные уступки соседям и в спешном порядке заняться расширением торгового флота. Сил и денег на это ушло немало. Но получили мы все равно гораздо больше, чем потеряли. В одной из пещер, вход в которую обвалился, наверное, тысяч этак с пять-семь тому назад, а может и больше, обнаружили работающий постоянный портал-Арку.
Первыми, нешуточно рискуя погибнуть, в дыру сунулись, разумеется, бойцы гвардии. На их счастье воздушные генераторы еще работали, и они не задохнулись в открывшейся перед ними сети древних коридоров внутри Роккая – динтарской луны. То, что это именно она, мы поняли позже, сравнив карты и очертания материков на планете, проплывавшей в пустоте над головами во внешних поверхностных коридорах с прозрачными сводами. А поначалу мы изумленно изучали обшитые неизвестным светлым металлом проходы, в которых все еще работало освещение и воздух был свежим, как на лугу в летний день. Кто изначально строил все это – так и осталось тайной. Никаких опознавательных знаков, эмблем, письмен или чего-то еще видно не было, только непонятного назначения устройства, с которыми мы разбирались путем осторожного научного тыка.
Нам достался огромный лабораторный комплекс со множеством рабочих залов, складов, подсобных и жилых помещений, мастерских и прочая-прочая. Кое-где сохранились рабочие механизмы, на треть или даже наполовину полные энергии кристаллы-накопители и блоки памяти с частично сохранившимися записями, пара рабочих телепортов, несколько анабиозных камер. Отдельный уровень занимали лаборатории химерологов, и большая часть найденного там инвентаря, судя по легко узнаваемым знакам, принадлежала алден. В паре вольеров обнаружились скелеты животных, созданных последними перед тем, как хозяева лабораторий спешно покинули спутник.
Правда, еще больше уровней оставались заперты шлюзами, паролей к которым мы не знали. И что-то подсказывало, что лучше туда и не соваться – мало ли, что там могло завестись за прошедшие тысячелетия… Нам с избытком хватало и того, что есть.
Редчайшее собрание камней и минералов со многих миров Колеса, великолепные по исполнению артефакты с зарядом и без, чертежи оружия и кораблей, способных подниматься в космос! Воспромзвести все это нам было не по зуюам. Но я надеялся однажды все же увидеть динтарский воздушный флот – висящий над головой Акрей не доставлял радости. Это с Котом Матриарх Харш-а-Хин изволит трепетно дружить, а мы в поле ее интереса попадаем исключительно как возможный сырьевой придаток или кандидаты на ассимиляцию. Население радостно продолжает думать, что алден – детсякая страшилка, а для служб безопасности и дипломатов Фица страшилка вполне реальна. Им не хватает энергии, Динтар может ее дать. Между ними и Динтаром стою я. И выплясывать приходится в одиночку – хрена с два мне в этом деле поможет тот же Змей или магистр Малефор. Им это невыгодно.
Честное слово, меня тогда трясло. Прошлое родного мира преоткрыло передо мной двери, давая заглянуть в узкую щелку, ощутить вкус знаний. Но Роккай продолжал ревниво оберегать свои тайны от меня, дразня и заманивая в дебри изысканий. Тогда я понял, что подниму все архивы, какие только смогу, чтобы докопаться до правды…
Вопрошающие Разум тут же прибрали сокровище к рукам. Динтарский портал с тех пор охранялся, как важнейшая государственная ценность, Клан, несмотря на репутацию увлекающихся чудаков, приобрел громадное влияние, взял под свое покровительство школы и академии. О наших целителях гремела слава по всему материку и за его пределами… Я не препятствовал Мелкаэну раскручивать колесо науки.
И вот теперь лежу и расплачиваюсь! А в моей стране в это время демоны знают, что творится.
– Тебе идет зеленый цвет, Мастер, но выглядишь ты при этом все равно отвратительно, – склонился надо мной Мелкаэн.
– Так уж и зеленый? – еле выдавил я. Челюсти свело, воздуха не хватало. Изменения добрались до легких и до шеи с головой.
– Зеленовато-серый, – поправился Таймар. – А зачем тебе… э-э-э… рога?
– Чтоб по голове больше не били и для солидности, вместо короны. Я сохраню возможность обратного оборота. Сгинь, злыдень, я спать и жрать хочу, как собака!
– Судя по всему, немного осталось – сутки, может, чуть больше. Могу физраствор в вену ввести, полегчает.
– Издеваешься?! – с рыком возмутился я, чуть ли не всерьез намереваясь вцепиться ему в горло.
– Тише, тише, – Таймар примирительно вскинул руки и всем существом изобразил смирение. – Я просто предложил. Вообзе-то, абсолютно серьезно, но как хочшь.
И он благоразумно растворился, зарывшись в свои бумаги и не смея меня беспокоить. Я выбросил боль из сознания, чтобы не отвлекала, и сосредоточился на плане, сложившемся в голове еще дюжину дней назад. И новый облик приходился для моей цели как нельзя кстати – никто кроме ближайшего окружения слыхом не слыхал о том, что я точно такая же лабораторная химера, как те зверюшки из вольеров, только говорящая. Я им не средний представитель расы ифенху, у которого за всю жизнь способности к боевому обороту могут даже не проснуться. Я искусственно созданная машина смерти, у которой завышены все боевые показатели. И я им, скотам, это продемонстрирую.
Менять имя или не менять? И что делать с прежним?
Мысли, несмотря на все старания, шевелились вяло, по костям и внутренностям все еще тек расплавленный свинец. Опять зашептал назойливый голос.
– В этом теле хорошо убивать. Совершенно для убийства недостойных и слабых. Убивать… Пить кровь, горячую кровь, свежую кровь…
Тьфу, что за напасть! Снова накатил приступ злости. На Мелкаэна за то, что держит меня здесь и смеет подшучивать. На постоянный голод, который невозможно утолить, потому что организм отказывается принимать в себя даже кровь. На глупое дворянство, не желающее понимать, что своими никому не нужными бунтами они только подрывают благополучие всей страны.
А это мы уже проходили чуть больше полувека назад, когда я, сам того не желая, обзавелся любовницей, со временем превратившейся в негласную супругу.
Выбор тогда передо мной стоял до неприличия простой. Он и выбором-то, строго говоря, не был: либо я пожертвую постелью, либо взбунтуется полстраны, и усмирить это безобразие можно будет лишь большой кровью. Многие дворянские рода не чураются заниматься торговлей и нажили на этом немалые состояния. Купеческим гильдиям и Клану Играющих с Морем, под чьим покровительством оные гильдии процветают, это, разумеется, не понравилось. Кланмастер Рахабьер Найкамар явился ко мне в праведном гневе и заявил, что ежели я немедленно не утихомирю свары, то он уйдет со своего поста в отставку, потому как обнаглевшие дворянчики взялись нанимать пиратов и топят торговые суда. А военный флот не вездесущ и не бесконечен, чтобы поспевать везде и сразу! После чего развернулся и нагло хлопнул дверью моего кабинета.
Пришлось спешно вызывать к себе зачинщиков безобразия и, вместо того, чтобы дождаться, пока они проколются на чем-то сами и попадутся с поличным, начинать переговоры. Герцог Денсес Магнар оказался человеком с хваткой волкодава. Я потратил часов шесть прежде, чем мне удалось договориться с ним. Под конец он потребовал, чтобы я признал официальной фавориткой его дочь, выпускницу Круга некромантии. Наверное, надеялся таким образом влиять на меня, наивный. А я не колебался, выбирая меньшее из зо.
Ириниан Магнар, принявшая в некромантской среде имя Зиерры, оказалась девочкой умной, расчетливой и здравомыслящей. В ее черноволосой головке скрывался государственный ум и, пообщавшись несколько раз, мы решили, что можем оказаться друг другу полезны. К изумлению и вящей злости дворянства я назначил ее, ни много ни мало, своим доверенным лицом и вручил полномочия, достаточные для того, чтобы она могла прижать наглецов к ногтю. Чуть позже я Одарил ее, дав нужное долголетие и силы.
Кроме меня помнили об этом только мои орлы во главе с риану Разэнтьером. Замученный ее интригами и любовью к смертельным ядам двор выл и стенал, ко мне с жалобами приходили даже потомки того герцога, который в свое время посадил ее на место моей фаворитки. Долгое время у знати просто-напросто не хватало сил ни на что, кроме разгребания дрязг, подкинутых им Зиеррой, и сочинения слухов один другого нелепее. Фиц эти слухи коллекционировал, чтобы на досуге с довольным видом зачитывать их мне.
Теперь мы все трое где-то просчитались и получили на свои шеи полновесный переворот с покушением на убийство венценосной особы. Кто его финансировал, еще предстояло выяснить…
…Проснулся я внезапно.
Когда успела уйти боль, и я провалился в сон? Не помню. Тело было легким, новым, непривычным. И зверски голодным – до морозного зуда в клыках и громогласно подвывающего желудка. Боль прошла совершенно, кровь так и кипела в жилах. Но я не спешил открывать глаза и шевелиться: ощущение силы может быть обманчивым, и перед тем, как встать, нужно проверить каждый нерв, каждую жилу, каждый мускул. Все чувства обострились до предела, а любое прикосновение походило на слабый разряд молнии. Влажная от пота ткань на коже, игла капельницы в вене – воткнул-таки, паршивец! – воздух, почему-то странно шершавый в горле.
– Воистину, – Мелкаэн выдернул мешавшую мне иглу и благоразумно отступил подальше. – Ты гений, Мастер!
– М-да? – я все же изволил открыть глаза и сесть, опираясь одной рукой о ложе. Голова, тяжелая с непривычки, кружилась, мышцы предательски дрожали. Тело мстительно потребовало удовлетворения всех своих нужд сразу. – Зеркало есть?
– Разумеется. Пойдем, провожу, заодно приведешь себя в порядок. Но ты гений! Сотворить такое за каких-то четырнадцать дней!
– Да ладно тебе. – попытался отмахнуться я.
– Да нет, серьезно! Я натыкался здесь в одном из кристаллов памяти на совсем старые записи, их почти невозможно расшифровать, но кое-что понять можно, – птенец любезно подставил мне плечо по дороге к неприметной двери в дальнем конце зала. – Проекты боевых химер, очень древние, древнее любых конфликтов между птицами и ящерицами. Они задумывались не то как особые стражи и элитные бойцы, не то как помесь двух видов, не то еще зачем-то в военных или исследовательских целях – не разобрать, информация частично повреждена. Так вот, один в один твои показатели! Видимо, где-то хранились копии этих записей, по ним-то тебя и создали… А ты вообще уникум, потому что такого потенциала, если верить записям, не было даже у Старейшин!
– Уймись, болтун, – сделав вид, что пропустил его болтовню мимо ушей, я на самом деле, запомнил сказанное. На всякий случай.
– И то верно. Есть хочешь?
– Спрашиваешь!
На то, чтобы привести себя в более-менее подобающий вид, у меня ушло меньше часа. Не понять человекам, какое это ни с чем не сравнимое удовольствие – горячая вода после многодневной изнуряющей мутации.
«Тебя Бастаен в оранжерее ждет. Я ему весточку кинул, что ты пришел в себя – мигом примчался».
Вздохнув, я набросил халат на плечи. О возможности спокойно просушить мокрую гриву и, наконец, выспаться придется забыть.
«Отлично, только разгони лаборантов. Чем меньше посторонних рож меня увидит, тем лучше».
Идя по коридору в оранжерею, я прислушивался к себе. Мышцы все еще отзывались мелкой дрожью и слегка болели, но слушались. Двигаться приходилось немного иначе, ступая по-звериному. Когти босых ног непривычно клацали по гладкому каменному полу, вытертому за тысячелетия почти до зеркального блеска, все казалось не таким. Кажется, даже зрение изменилось, став чуть более выпуклым. Мне не приходилось щуриться от резкого лунного солнца, льющего свой свет в окна с одной стороны. К тому же я знал, что малейший всплеск ярости толкнет преображение дальше, и проявится хвост с массивной шипастой булавой, крепкая броня и крылья, которым, вообще-то, все равно, какую форму принять.
Демон демоном.
Но мне это выгодно.
Как и то, что сейчас я считаюсь мертвым.
Некоторые постройки, в основном коридоры, лежали на поверхности луны, голубовато-белой, испещренной кратерами, усеянной валунами и скалами. Древние маги в прямом смысле слова вырастили надлунную часть зданий, подняв породу волнами и сомкнув ее не слишком высокими округлыми сводами. Окнами служили широкие толстые пластины прозрачного лирофанита, непонятно как и где добытые, а потом намертво вплавленные в камень. Красот пейзажа особо не разглядишь, зато светло и не так тоскливо, как внизу.
Бастаен явно нервничал. Еще не войдя, я услышал, как он гоняет во все стороны дурные мысли, боясь увидеть меня в новом облике. Ох, мука моя, жизнью жены выкупленная… Любила меня Рейн или нет, теперь дело десятое, я оставался виноват перед ней, и, пожалуй, это пятно с совести не смоется никогда.
– Чего струхнул? – поинтересовался я, отворяя стеклянную дверь, ведущую в почти дикие заросли. Густой чуть влажный воздух пах землей и зеленью. Под прочным прозрачным куполом в нишах, кадках, горшках росло дышало и даже шевелилось множество самых разных растений. Между ними, согревая и опыляя, змейками носились мелкие воздушные и огненные духи.
– Да я… Так… Ничего. – сын вскочил мне навстречу, как подброшенный пружиной, чуть не сбив легкую плетеную мебель, тут же смутился и остался в тени огромного мясистого листа чашечника. Такие росли в каждом мало-мальски пригодном уголке луны и служили дополнительным источником чистого воздуха.
С рождения седой, с редкого оттенка фиолетовыми глазами, сложением и чертами он больше походил на свою мать. Я упорно старался не замечать этого сходства, но иногда оно настолько бросалось в глаза, что хоть прочь беги. Сын, всегда настороженный и чуткий, как дикий горностай, старался встречаться со мной как можно реже и все больше уделял внимания девушкам и веселым компаниям, чем обязанностям наследника престола.
А ведь я, если вспомнить, старше него всего-то лет на двести. И чем дальше, тем несущественнее становится эта разница. У него уже есть своя семья, с которой он не спешит меня знакомить, приемные дети, которых он растит, как своих. Но у него по-прежнему лицо двадцатилетнего повесы и такая же репутация. Я не настаиваю ни на чем. Я просто не имею на это морального права.
– Ты… – он смутился, не зная, как выразить свое изумление. – Это так… необычно. Отец, я… ну… Не пугай нас так больше, ладно?
– Не буду, – пообещал я, садясь во второе плетеное кресло под тем же «лопухом». – Надеюсь, ты простишь меня за обед не ко времени?
– Конечно, воля твоя, – кивнул он.
Великий Вещий, ну почему за почти две тысячи лет его жизни я ни разу не мог поговорить с ним просто по-отцовски? Даже не так – на равных? Почему все вечно заканчивается взаимной неловкостью или ссорой? И родился он седым, разорвав утробу собственной матери до срока. Чистокровный ифенху. Моя вина – это я не удержал сонным дикое дитя, меня не было рядом, чтобы дать ему необходимую подпитку. Отлучился из столицы незадолго до родов. А когда вернулся, мне предьявили звереныша. Так и не показав тело жены.
Дурак я. Неисправимый.
Явился молчаливый Таймариан с объемистым стаканом свежей крови на подносе – человеческой, между прочим, кто-то из лаборантов щедро поделился! – и свежайшей отбивной с кровью. С поклоном водрузил поднос на стол и удалился. Я принялся за трапезу. Сын смотрел на меня, не отрывая от моего лица пристального взгляда темно-фиолетовых глаз.
– Отец, это правда, что ты берешь в жены иномирянку с Хэйвы?
– Правда. По договору с ее отцом, Эль-Тару Кхайнериаром эль Шиар-ад’Дином.
– Вместе с землями?
– Полагаю да.
– И с проблемами. Я слышал, что от бестолковых Светлых больше проблем, чем пользы. Зачем тебе это?
– Выбора особого нет.
– Почему? Какое отношение мы имеем к ним?
– Самое прямое, через Колонны. Я не хочу однажды проснуться и понять, что наш мир… жив слегка не так, как накануне. Без координации действий мы загнемся.
– А девчонка при чем?
– Она наследница Равновесия. Мне с ней в будущем работать.
Сын недовольно нахмурился.
– Связываешься непонятно с кем, непонятно на каких условиях. Не боишься остаться в дураках?
