Текст книги "Канон Равновесия (СИ)"
Автор книги: Александра Плотникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)
– Мои, – кивнул крылатый незнакомец встрепанной головой. – Я на выведение этой породы восемьсот лет потратил. Ни в каком другом Клане они не приживаются, зато в бою куда практичнее грельвов.
– А почему не приживаются? – красавцев очень хотелось погладить, но что такое боевой конь Альнейрис понимала. Такие принимают ласку только от хозяина или конюха, к которому привыкли. Кто-то посторонний вполне может схлопотать копытом в лоб или испытать на себе лошадиные зубы. Вороной всхрапывал и косил лиловым глазом на пахнущую хищником чужачку.
– Потому что гайсем даже они не выдерживают, поганец Рахи живет на озерах, Меф – в пустыне, где их нечем кормить. Йиррь утверждает, что своими ногами коня запросто обгонит, а Тирелю боевые скакуны не нужны вовсе.
Девушка не удержалась и захихикала, почуяв, что сейчас и здесь думать о подобающем поведении и субординации не просто не нужно, даже вредно – он вполне может и обидеться.
– А даэйрам лошади зачем? Вон какие маха… Крылья есть, – тотчас поправилась она. Дразнить даэйра в его собственном логове все же не стоило – вдруг решит изжарить на этом же самом месте?
– Так ведь молодняк-то летать покуда не умеет, – усмехнулся он. Альнейрис выдохнула – пронесло. – Да и не всегда возможно взлететь. К тому же, азарт скачки – дело такое…
Он потянулся и распустил крылья, почти тут же сложив их обратно.
Альнейрис громко ахнула и села, где стояла. Они были не просто хороши… Два громадных черных полотнища, покрытых мельчайшими чешуйками с легким золотистым отливом, с крупной узорной чешуей на руках и пальцах.
– Ух ты! Какая красота, – поднявшись на ноги под хохот крылатого, ифенхи принялась оправлять гвардейский китель, пытаясь скрыть неподобающее желание вцепиться в крылья, чтобы рассмотреть поближе.
– Что, нравлюсь? – спросил он, смахнув невольно выступившие слезы и свернув «вторые руки» обратно.
– Не меньше, чем твои красавцы, – с жаром закивала ифенхи. Только в глазах крылатого от этих слов почему-то промелькнула мрачная горечь.
– Давненько я последний раз кому-то нравился, – вздохнул он. – Ты первая, если не считать сестры, за последние несколько веков.
– Почему? Такой красивый… – Альнейрис охнула и зажала рот ладонью, смутившись. Что он сейчас скажет… А вдруг решит, что с ним заигрывают? Кто их, этих даэйров, разберет… – И необидчивый, это тоже важно! – тут же нашлась она.
Крылатый фыркнул и изобразил на лице кривое подобие улыбки одним уголком рта. Конь ткнулся мордой ему в плечо, выпрашивая ласку и морковку. Тот машинально погладил жеребца, почесал когтем мягкий храп.
– Потому что я Хранитель Смерти. И мои обиды… чреваты последствиями для мира, – буркнул он еще мрачнее, давая понять, что продолжать этот разговор не желает.
– Хранитель… – Альнейрис мучительно пыталась вспомнить все, что об этом знала. К сожалению, знаний оказалось слишком мало для того, чтоб найти нужные слова. – Ну и тем более хорошо, – наконец, нашлась она. – С тобой… почему-то легко.
Вот тут у него округлились глаза, а уши встали торчком. Даэйр надолго замолчал, не зная, что на это ответить. Гладил конскую морду, скармливая вороному соленое печенье. Альнейрис совсем уж было собралась отойти в сторонку, чтобы не мешать, как вдруг он склонил голову набок, взглянул на нее одним глазом и поинтересовался:
– Не хочешь со мной прогуляться, поболтать?
Ифенхи не посмела отказаться – до нее постепенно начало доходить, с кем угораздило столкнуться в дворцовых конюшнях. А если верить слухам, правая рука Владыки Света и будущий тарнетри Эль-Тару Ваэрдена наделен не меньшей властью, чем сам Кхайнериар. И потом, он брат Эль-Тари… Отказать, значило бы обидеть его неуважением, а его и так обижают страхом.
«Но ведь незаслуженно же! – искренне возмущалась про себя девушка, старательно пряча мысли за щитом. – Вот глупые люди!»
Интересно, о чем он хочет поговорить? Альнейрис так и этак прикидывала нить разговора, пока тайро неспешным шагом вел ее на самый верх цитадели, к башне, в которой располагались его покои. Она даже успела здорово струхнуть – а вдруг ее, как дома в Тореадриме, решат обвинить в какой-нибудь пакостной шуточке? Нет, она, вроде бы, еще ничего подозрительного не успела совершить даже по незнанию. Коридоры и лестницы все тянулись и тянулись, доблестная Айвариан ухитрилась раззадорить саму себя до нервной дрожи. Потом махнуть на все рукой, потом заскучать и под конец выдохнуться так, что на последнем пролете лестницы перед дверью в покои правителя еле стояла на ногах, держась за стену.
«Понастроили тут…»
Утешало только то, что Рейнан, кажется, тоже задыхался, хоть и не подавал виду.
Войдя в кабинет, Альнейрис первым делом огляделась. Очень хотелось плюхнуться в ближайшее кресло и отдышаться, но воспитание не позволяло.
Наверное, Эль-Тару Ваэрден и тайро Даррей были братьями по духу. В этом поистине огромном чертоге, почти не было мебели, если не считать стеллажей с книгами, огромного письменного чудовища и двух глубоких кресел. Но ступить оказалось решительно некуда – весь пол покрывали кипы документов. Горы свитков, расстеленные карты с пометками и флажками, покосившиеся стопки отчетов изредка перемежались с раскрытыми фолиантами. Тут и там валялись перья и кисти для письма, неограненные самоцветы, от которых фонило Силой, по укрытым гобеленами и шкурами стенам было развешано самое разное оружие… И весь кабинет был залит светом – две смежных стены от пола до потолка представляли собой одно огромное окно, сейчас бархатно-черное, а под сводчатым потолком мягко светилась роскошная люстра.
Ифенхи выдохнула и все-таки отправилась в поход до кресла, молясь всем духам сразу, чтобы по дороге не своротить случайно ничего важного. Слава Стихиям, обошлось.
Хозяин кабинета тем временем прошелся туда-сюда, поправил несколько особо опасно накренившихся бумажных горок, а потом снял со стены оружие. Альнейрис затаила дыхание.
Даэйр держал в руках глефу, больше напоминавшую огромный шинковочный нож или косу с двумя поставленными вертикально широкими клинками. По древку черного дерева и плоскостям клинков вился замысловатый узор непонятных письмен. Выглядело оружие зловеще. Рейнан уложил его девушке на колени и заставил сомкнуть пальцы на странно холодном древке.
– Что-нибудь чувствуешь? – спросил он, внимательно вглядываясь ей в глаза.
Альнейрис его не услышала, только отмахнулась от назойливого жужжания на границе сознания. Когда держишь в руках такое оружие – не до разговоров.
Оно было живым. Оно пело. Оно рассказывало свою историю.
Зима. Осажденный Тореадрим. Глефа танцует и ткет незримый узор Смерти в руках Рейнана. Интересно, когда это было, промелькивает мимолетная мысль. Наверное, задолго до рождения самой Альнейрис… Вот снова танец даэйра, и оружие пробивает грудь странного чешуйчатого существа. Неужели, это алден? Менялись перед глазами силуэты хозяев копья, мелькали лица их жертв. Люди, ирлерр, алден, какие-то твари, даже даэйры слились для девушки в одну бешеную карусель образов. Бесконечная цепь сражений, вой и рев сотен тысяч теней, холодная серая хмарь и тени.
Круг Девяти. Их лиц не разглядеть, очертания тел скрывают ритуальные балахоны. И только крылья – перепончатые, пернатые, а у кого-то и вовсе зыбкое марево чистой силы, – делают их непохожими друг на друга. Тот, что замер в центре, сжимая в руках посох, искрится осязаемым могуществом, первозданным сиянием Изначальной Тьмы, от которого больно глазам.
Острое древко с металлическим звоном врезается в древние камни Колонн, и голос гремит раскатистым эхом:
– Отныне и во веки веков, быть посему!
…Альнейрис вздрогнула и очнулась, тут же захлопывая глаза от хлынувшего в них света. Все тело затекло, оружие казалось неподъемно-тяжелым. Ифенхи с трудом спихнула его с колен и выдохнула.
– Долго ты. Я уж задумываться начал, не полить ли тебя водичкой.
Она зашипела, недовольно нахохлившись, и покосилась на тайро. Пока ифенхи грезила, он успел сменить длиннополый кафтан на домашний халат и плед, основательно устроиться в своем кресле и обложиться горой документов.
– У тебя хороший потенциал, если не отшвырнула его в первые пять минут, – хмыкнул Рейнан, откладывая в сторону стопку мелко исписанных листов. – Это Maar Khiriayn, или иначе говоря, Копье Смерти. Древнее оружие Хранителей. Те, кого ты видела – мои предшественники на этом посту, их было много. Гораздо больше того списка имен, который хранит обозримая история.
– А зачем оно показало их мне? – Альнейрис склонила набок голову, глянув на даэйра чуть исподлобья. Только теперь она ощутила, как занемело от долгой неподвижности все тело, решившее отомстить ей неприятными мурашками.
– Я больше не смогу работать на два мира, – ответил тот. – Правда, пока я допущу тебя к Стихии, пройдет не меньше пары сотен лет. Не хочу, чтобы повторилась та же дрянь, что приключилась со мной. Хватит уже молодых да ранних.
– То есть? – взгляд желто-карих глаз сделался еще более подозрительным. Альнейрис вовсе не была дурой и намек поняла, но решительно не могла взять в толк, с какого перепугу Смертоносец решил обратить свой взор именно на нее. Вопрос прозвучал глупейше, но голова все еще была занята видениями. Девушка перебирала их как драгоценные бусины, складывала в закоулки памяти, чтобы потом, наедине с собой, снова извлечь на свет и рассмотреть каждую грань. – Иногда там были существа с виду и помоложе меня.
– Только с виду. Неокрепшей душе ступать за Грань опасно. Она вполне может оказаться… Влипнуть в неприятности, скажем так.
– Угу, – кивнула Альнейрис, честно постаравшись сделать вид, что прониклась, поверила и в должной мере устрашилась теоретических «неприятностей». И чего это крылатый так странно вздохнул? Будто с кланмастером Фицгерном пообщаться успел по поводу новой ученицы.
– Мне как тебя называть? – поинтересовался он. – Ведь не «Эй, Зараза!»?
– Отец зовет всегда только Альнейрис, братик – Нейри, или вроде того, что ты сказал – «Ну ты и Зараза!» А прочие – как повезет.
– Значит, Нейри, – кивнул Рейнан сам себе. – Для уменьшения самоуверенности сразу скажу, что я получил силу будучи еще сопливым мальчишкой, и то, что сестре с Волком пришлось сюда сорваться – следствие этого факта.
Даэйр устроился поудобнее, уложил крылья по бокам кресла и стал похож на странную мрачную птицу. Ненадолго замолчал, видимо, подбирая слова. А потом негромко заговорил.
– В двенадцать человеческих лет во мне впервые проснулась дикая, неприрученная еще Сила. Я с детства видел вещие сны, а посмотрев на человека, мог точно сказать, когда и отчего тот умрет. Часто и сам убивал взглядом. От меня стали разбегаться животные, а птицы иногда просто падали замертво, стоило только пристально взглянуть на них. Меня вовремя нашел Кот, сумел удержать от совсем непоправимых глупостей, но толкового наставника в магии Смерти найти так и не сумел. Тогдашний Смертоносец был человеком, дряхлым стариком, выжившим из ума. Что с него взять, если он уморил больше половины служебных духов… Я выкручивался сам, как умел. Смертоносцу полагается дух-помощник с Той стороны, и я, разумеется, своего получил. Но эту тварь проще оказалось развеять, чем нормально договориться…
Альнейрис слушала неторопливый рассказ тайро, честно стараясь не охать. Еще бы – она в свои шестнадцать в куклы играла, обучалась приличествующим благородной девице наукам (ну, почти, но кто об этом знает?), а будущий глава Клана – убивал врагов и водил за Грань души погибших. Вникал в политические тонкости, учился тянуть на себе государство, помогал отцу – и частью своего существа постоянно пребывал среди мертвых.
Альнейрис не представляла, как такое можно выдержать.
Повинуясь желанию хоть как-то ободрить попавшего в передрягу Смертоносца, ифенхи рискнула отложить копье и подойти. Потянулась положить руку на плечо, и замерла, засомневавшись – позволительно ли? Вдруг она тем самым нарушит некое неизвестное правило этикета?
– Можно?
Крылатый покосился на нее одним глазом, но промолчал. Сейчас он напоминал раздраженного хищника, побоявшегося спугнуть ребенка. Напряженно подрагивали крылья, уши стояли торчком, к чему-то прислушиваясь. В горле заклокотал и затих низкий приглушенный рык, стоило узкой ладони все-таки дотронуться до него.
– Рейнан… Перестань себя хоронить. Смерть Смертью, но ты ведь им нужен. И не потому, что помогаешь им всем… А потому что они тебя любят. И не хотят остаться без тебя.
Девушка очень надеялась, что не промахнулась с нужными словами – как-никак, в этой семье она была чужой, захотят ли ее слушать? На несколько мгновений показалось, что пальцы гладят огромную даэйрскую голову, и твердые чешуйки царапают кожу. Наваждение накрыло и тут же схлынуло. Альнейрис отдернула руку.
Он наверняка не нуждался в жалости. Зато не помешала бы хорошая встряска. Когда большие сильные мужчины внезапно начинают страдать самоуничижением, ничем хорошим это не заканчивается. Соклановца она без колебаний высмеяла бы, но поступить так же с незнакомым существом, хоть и благоволящим ей, но опасным… Нет уж, увольте.
Но ведь если он продолжит жалеть себя, он же скиснет! Что же делать… Идея осенила внезапно и поначалу показалась дикой, но – почему бы и нет? С Кланмастером это срабатывало, почему здесь не должно? Девушка про себя хихикнула. Выдохнула, и…
– А будешь зря страдать – я тебе мышь за шиворот засуну! – взвыла она как можно более противным голосом. И для пущего эффекта посадила на ладонь иллюзию маленького черного мышонка. Зверек тщательно умывался и… мурлыкал.
Даэйра словно пружиной подбросило. Он мгновенно взвился на ноги и рявкнул так, что лирофанит задрожал:
– Брось немедленно! Брось его сейчас же! Maar, сhen’laar kha!
Мышонок взвизгнул и, внезапно превратившись в огромную черную крысу, сиганул с ладони. Ифенхи от неожиданности шарахнулась назад, а крыса взлетела по шторе до карниза и оттуда разразилась яростным писком и шипением.
– Ну вот, – фыркнула Альнейрис. – Ты что, мышей боишься?
– Девочка, это Дух Колонны! – возмутился тайро, возводя глаза к потолку – дескать, за что мне такое наказание?! Он сейчас абсолютно неконтролируем и опасен, а ты, к тому же не умеешь с ним общаться. Сожрет в момент!
– А я эту иллюзию часто делаю последний месяц. Она ласковая и урчит. Остальные не получается, чтоб урчали, даже кошки. Неужели действительно Дух?
Девушка решительно не понимала, почему должна пугаться мыши, даже если это овеществленная Стихия. Наоборот, ее снедало неописуемое любопытство – а что это такое? И за что, скажите на милость, сиятельному тайро так хочется ее стукнуть? Желание читалось на лице так четко, что она предпочла в самом деле заткнуться, пока не огребла от старшего по шее.
– О Стихии… Иллюзия у нее, видите ли, ласковая! – ворчал Хранитель Смерти, нервно перебирая бумаги. – А то, что ты запросто без души могла остаться – ты это понимаешь?
– Извини, что напугала, – потупилась ифенхи. На самом деле, она слабо понимала, за что извиняется, ведь на этот раз все произошло действительно случайно. Просто неудачное совпадение. Но он еще недавно еле стоял на ногах, не стоило ему так нервничать. Вот оклемается получше, тогда можно и учинить что-нибудь… исключительно безобидное, разумеется!
Рейнан с ворчанием плюхнулся обратно в кресло, снова аккуратно разложил крылья…
И в ту же минуту в кабинет ворвался ураган. Статная даэйри, крепкая и высокая, чем-то напоминающая стройное сильное дерево, сдвинула в сторону кипу свитков и водрузила на стол накрытый салфеткой поднос.
– Ты что, меня раньше времени седой сделать хочешь, идиот? Только-только с постели встал – и за старое, пахать безвылазно и без продыху? Ты же не ел с утра! – праведно возмутилась она, уперев руки в боки. Золотисто-карие глаза метали молнии, и Альнейрис начала опасаться, что сейчас и впрямь что-нибудь загорится просто от взгляда.
– Райна, прекрати! – попытался начальственно фыркнуть глава Клана. Правильно, кому понравится получить нагоняй, словно детенышу. – Что ты себе позволяешь при посторонних?
– Это кто посторонний – вот эта пигалица, что ли?! – продолжала бушевать женщина. – Так мне как-то глубоко плевать, что она о тебе подумает, мне надоело каждый раз с тобой нянчиться, а потом отчитываться перед Владыкой, с какого перепугу ты в голодные обмороки валишься, кретин чешуйчатый!
Альнейрис все это время честно делала вид, что ее тут нет и никогда не было и потихоньку, бочком пробиралась к двери.
– Нуяпойдуавыпоговоритепока! – выпалила она одним выдохом и, приоткрыв створку, чуть ли не кубарем выкатилась наружу. После всего свалившегося на голову самым лучшим решением казалось спрятаться у государя Ваэрдена и государыни Илленн и поменьше высовывать из их покоев нос. И не дай Стихии попасться на глаза Разэнтьеру! Иначе не избежать нотаций о том, что подобает и чего не подобает Тени…
…Как оказалось, заболел Ваэрден серьезно. Голодные ночевки в горах на снегу дали себя знать. Уделяй он больше времени охоте – глядишь и обошлось бы. А так он выстудил себе нутро и теперь маялся ломотой в костях и резкой болью в низу живота. Ифенху совсем непривычны к болезням, и вид у Волка был совершенно несчастный. Мы с Альнейрис его жалели, все остальные подшучивали. Даже верный Разэнтьер, все еще обиженный на своего мастера за пережитый испуг. Про лекарские руки Яноса-эрхе и говорить нечего: если кто в них попался, то вырваться не сможет до полного выздоровления. Так что, как Ден не возмущался, а отвертеться от лечения не мог. От матушкиной заботы тоже. Мама зорко следила за тем, чтобы будущий сын-по-дочери еще сильнее не простудился на сквозняке.
Рею с каждым днем становилось все легче. Его уже не шатало при каждом шаге, он не норовил уцепиться крыльями за стены, а цвет лица из мертвенно-белого с зеленоватым отливом стал просто бледным. Правда, он начал панически бояться спать по ночам – мерещились в тенях Жнецы. Отцу пришлось слегка приглушить его узы с Колоннами и Мааром, чтобы дать разуму отдохнуть. Никто не знал, сможет ли он и дальше быть Хранителем, но отсечение от Колонн означало верную гибель, и потому все ждали. Справится он с собой или сломается? Затаенное ожидание всех обитателей крепости буквально пропитало ее стены. Амираны ходили тише воды и молчали как рыбы. Только Райну несколько раз застали плачущей. Что происходило ночами в княжеских покоях знала она одна – прочные ментальные щиты выставлялись ото всех. Днем же все выглядело почти как всегда. Разве что отец строго-настрого запретил Рею излишне увлекаться делами, так что братец насел на динтарцев. Отказать себе в удовольствии пофехтовать с Воладаром или попрактиковаться в чарах в обществе юной Айвариан он не мог. Девушка едва не ходила за ним хвостиком и восторженно попискивала, любуясь роскошными крыльями. А уж когда он при ней обернулся… Она часа два ходила вокруг бронированного исполина, любуясь золотистыми переливами на черной чешуе. Братец сидел на одной из взлетных террас с очень самодовольной мордой и поворачивался то так, то эдак. Слетевшиеся на зрелище даэйры расселись по окрестным скалам и вовсю оттачивали на парочке чувство юмора.
Через полдюжины дней по главной городской улице с сухим перестуком лап по мостовой пронесся огромный рыжий арахнид – устрашающего вида тварь с кхаэльским торсом. Цитадель встала на уши, а Рей схватился за голову: горожане и без того пуганы, а теперь и вовсе невесть что думать начнут.
Это явился братец Мефитерион собственной персоной, а язык у него острее бритвы, да и стишки скабрезные собственного сочинения никогда не переводятся. Тем не менее, объятий с Паучарой – прямо так, не сменив ипостаси, со всем хитином, шипами, хелицерами и прочим, что хизсару полагается, – не избежал даже Волк. Меф безумно рад был видеть всех без исключения. Он славный, хотя, и у него немало тайн, по большей части жутких. Он до сих пор переживает о том, что когда-то пришлось поневоле превратиться в ужас всего Кхаалета. Ему не напоминают – зачем? Что было, того уже не вернуть. Но он все равно частенько выглядит так, словно те дни до сих пор давят на него. И языком мелет, наверное, чтобы забыть. Отец только руками разводит. А что еще остается? Чай, тайро Хизсар не мальчик, должен сам разобраться, где ошибается. Но его Клан, во времена безумия частью вырезанный, частью обратившийся в Диких, так и не был восстановлен полностью. В Зарим Лари живет всего несколько сотен паучат, и те пребывают в постоянном страхе перед самими собой…
А мы его все равно любим, что бы он там о себе не думал.
Вместе с Мефом в дом даэйров явилась суматоха. Приближалась Ночь Излома Года, когда грань между мирами становится тоньше, а солнце поворачивает на лето. В эту ночь в каждом селении, в каждом городе совершается обряд Поворота Колеса, чтобы пышно цвела и плодоносила Мать-Хэйва. Благословения Духов всегда просит патриарх рода или старейший мужчина города, и он же одаривает всех окрестных детишек во время общего пира. У нас не принято, а вот динтарцы украшают конфетами, ленточками и фонариками высокое дерево мун. Много раз мне доводилось видеть Ваэрдена на главной площади Тореадрима возле корней высоченного исполина. Дети на Волке повисали виноградными гроздьями, не испытывая ни страха, ни благоговения перед регалиями и титулами. Матерый хищник терпеливо сносил присутствие настырных щенков и, несмотря на мученический вид, никогда не позволял себе грубость. Если бы кто-то исхитрился посмотреть глубже привычной маски Эль-Тару, то увидел бы огромное желание воспитывать собственных датей…
В Дарреи Лар эта честь и обязанность принадлежала Рею, как главе Клана. Но ему пришлось пережить несколько неприятных дней, а потом он снова заболел и свое право передал отцу.
Никогда не забуду, как брату пришлось приносить извинения всему городу, стоя на коленях на главной площади. Мы, как могли, отговаривали, но он только обрычал всех и сделал по-своему ради репутации. Стоял на ледяном ветру, распахнув крылья и чуть не падая лицом в снег, и говорил, говорил… А толпа слушала. Молча.
А он говорил. Перечислял имена убитых с первого до последнего. Вспоминал каждую птаху, сраженную его взглядом. Просил прощения у каждой загубленной души. Позади него стояли побратимы – все пятеро, даже едва успевшие приехать Димхольд с Йиртеком, – про себя матерились и готовы были немедленно подхватить упрямца на руки, если тому вдруг станет плохо. Его амираны переминались с ноги на ногу среди толпы, не смея ослушаться категоричного, принуждающего приказа своего повелителя. Я тоже была в толпе, среди кхаэлей и людей. Ругала брата последними словами, глядя, как выстывают на морозе тонкие перепонки, беспомощно оглядывалась на отца с матерью – но и они ничего не могли поделать с этим трагическим, пафосным, опасным и вместе с тем необходимым жестом смирения.
Он просто выбрал самый действенный способ примирения с людьми, тот, который раз и навсегда запечатлелся бы в их памяти резким ударом хлыста.
А я ненавидела толпу за это. И слышала, как рычал за моей спиной Ваэрден.
Он говорил в потрясенной тишине до тех пор, пока не рухнул лицом в снег, потеряв сознание. И тут вышел Волк. Млдча поднял его на руки. Взгляд горел неприкрытой злобой.
– Я – его химера, – выплевывая слова, заговорил он. – Меня зовут Ваэрден Трилори. И если еще хоть одна мразь посмеет причинить ему вред, задеть словом или делом, оскорбить или довести до срыва – здесь появится динтарская армия. Я сказал.
И ушел вместе с ношей под пораженное молчание толпы. Заступить ему дорогу не посмел никто. «Сунешься – убью», внятно говорил его желтый взгляд. Он сам отогревал в горячих купальнях замерзшую ледышку, в которую превратился брат. Сам растирал его барсучьим жиром, сам же и нотацию читал. Цветистую. С любящими по дзатыльниками. Никто не сомневался в привязанности химеры.
Так что, болели они теперь на пару, кутаясь в пледы возле одного камина и косясь друг на друга. Подготовка ритуалов Посвящения затянулась на неопределенный срок.
***
Ох. не приведи Боги вам когда-нибудь провожать на смерть собственное дитя! Даже если смерть эта освящена ритуалом и обратима. Даже если такова необходимость.
Даже если на кон поставлена сама реальность.
Меня обвиняли в бессердечности. Безрассудстве. Безумии. Даже во взгляде моей собственной жены, прекрасно понимавшей, что такое Хранительская необходимость, я иногда ловил немой укор. Днем еще можно было заставить себя не думать, сохранить хотя бы маску добродушного спокойствия. Ночью… Ночью, забиваясь Лире под бок, я, не скрываясь, выл в голос от собственного бессилия. Хорошо еще, что она не знала, какая цена меня ожидает в конце. Никто не знал. Даже Илленн предстояло стать всего лишь слепым орудием в моих руках. Но дай Стихии, чтобы она прозрела и успела понять, тогда… Нет, я предпочитал не тешить себя глупыми надеждами.
Никому я ничего не говорил. Ни о том, что возможных Наследников Равновесия было четверо. Ни о том, что иду против воли нынешнего лика Вещего, собираясь открыто бросить вызов тем, кто там, за пределами Колеса, открыл на нас охоту. Возложив призрачные надежды на любовь и привязанность девчонки, воспитанной совершенно не так, как подобает будущей Опоре Равновесия. Ни о том, что вшитый когда-то в мое тело силовой кристалл-накопитель, скорее всего, не убережет меня на Колесе и даже наоборот, сделает только хуже.
Я иду на смерть, сказал я себе еще в самом начале этой авантюры. Полную и окончательную смерть, без перерождения. Девочку нужно вручить в надежные руки хорошего супруга, и дикарь Ваэрден будет ей прекрасной парой и защитой, Рей поможет справиться с управлением государством. Я же должен завершить свое дело – и ничего более. А лишние надежды на спасение лелеять ни к чему. Кто бы ни был этот Даэнэрэ, явившийся, как призрак, она пока всего лишь нестабильная вероятность.
Срок неотвратимо приближался. Не стану скрывать, мне было страшно. Еще как страшно! Ожидание вытягивало нервы не хуже, а то и получше опытного палача, заставляло шарахаться своей же тени. Слушая в стонах ветра плач погибающего под собственной тяжестью мира, я понимал, что не справился с возложенным на меня служением. Дело ведь не только в распустившейся нежити. Где я ошибся, в чем? Почему нам грозит война на уничтожение? Почему все вокруг пропитано такой безысходностью? Почему меня не оставляет ощущение, что мы попали в полную и очень глубокую, прошу прощения, задницу, и выход оттуда только один?
Впервые в жизни я не видел в сплетениях вероятностей причин случившегося. Я не знал ответов. Динтар медленно умирал, Хэйва, пресытившись силой, сама готова была превратиться в хищника, жрущего своих обитателей. А я больше не мог танцевать у Колонн, чтобы отпустить в междумирье накопленную и переваренную миром негодную Силу.
Спустя долгие годы бесплодных метаний и размышлений бессонными ночами мне пришла в голову мысль – если тщательный расчет раз за разом приводит к краху, то поможет необузданное, почти слепое желание все изменить. Жажда любящей души, которая способна совершить невозможное. Те, кто век за веком привык принимать решения, опираясь только на холодный расчет сотни возможных вероятностей, попросту не могут желать чего-то с такой силой. Кинуться в омут головой ради близких, не сомневаясь и не рассуждая, а потом выплыть исключительно благодаря удаче? Проделывал и я такое в молодые годы, но жизнь и несколько смертей быстро научили меня прислушиваться к мудрым советам моего пернатого друга. А потом – перестало хватать то ли наглости, то ли прыти.
Свет Изначальный, мне стыдно за то, что лепил из ребенка оружие. За то, что воспитывал ее, постоянно заставляя желать и требовать, что не вмешивался в ее жизнь, приучив к тому, что меня почти никогда нет рядом и я не дам совета, не утешу, не приму решение за нее. Если бы не ее вечная настырность, наверное, я бы и ласки дочь лишил, кошак помоечный. Испугался, что привяжется чрезмерно и не сможет занять мое место, если – когда – меня не станет.
Я и сыновей от себя гнал. Трус.
Подбирая и смешивая смертельный состав для церемонии в Храме Душ, я запретил себе думать о том, для кого он предназначен. Яд должен быть идеальным. Быстро и легко отпустить душу на полное перерождение с одной стороны, а с другой – подействовать так, чтобы тело можно было сохранить живым. Обычная медитация смертного сна для моих целей никак не подходила. А о том, правильно ли я проведу обряд или самовольно изменю его ход, никто кроме Яноса знать не мог – других свидетелей моего Посвящения уже не было среди живых, а Волк во время своего сам был без пяти минут мертвецом и выжил только благодаря стараниям лучших целителей того времени…
Джанрейв же, как всегда, молчал и не вмешивался в мои дела. Знал, что это бесполезно.
Илленн должна почувствовать себя свободной от воли горстки закосневших маразматиков во главе с трусливым даэйром. Это позволит ей менять Судьбу… Да… Не более щепоти черной хинны в смеси с соком корня таум и голубой сноцветки. Добавить в сладкое вино и выпить залпом.
Стук в дверь отвлек меня от безумного занятия. Я с трудом смог вернуть на лицо подобающую отцу рода маску и устоять на ногах. Щелчком когтей набросил на стол морок и взялся за безобидные травы, делая вид, что завариваю чай.
– Входите, кому там неймется меня отвлечь!
Смущенное хихиканье на два голоса, покровительственные уговоры Лиры – дескать, не съем же я за просьбу. Взбаламученные, скачущие мысли, волнение… Дверь тихонько приоткрылась, и в щель просунулись две головы – рыжая и седая. Ну, если это то, о чем я думаю…
Жена толкнула детей в спины и вошла за ними следом, лукаво улыбаясь. Оба сделали несколько шагов непослушными ногами и встали передо мной, как нашкодившие ученики. Глаза потупили, еще и за руки держатся. Знаю я, о чем ваша просьба будет… Если по уму, то следовало бы вам эту блажь запретить до конца Посвящения, но вы ж тогда слушать не станете.
И точно. Волк напустил на себя очень серьезный и торжественный вид, отвесил поясной поклон, а выпрямившись, дерзко впился в меня глазами. Не иначе, дырку у меня в черепе провертеть задумал.
– Здесь и сейчас, смиряя Тьму моего сердца перед Светом твоего лика и склоняясь перед волей Колеса Судьбы, я прошу тебя, Отец Отцов, отдать мне в жены свою дочь Илленн, койя желает стать моей по зову сердца и по праву обоюдного уговора, освященного кровью земли.
Эк завернул-то, любой царедворец сдохнет от зависти.
– А коли не отдам? – прищурился я. – Вот скажу, что не положено пред Посвящением нежности разводить, и не отдам – что делать станешь?
