Текст книги "Канон Равновесия (СИ)"
Автор книги: Александра Плотникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)
– Он меня обижал… – тоном незаслуженно наказанного ребенка взвыл дух. – Ты скажешь ему, чтобы он так больше не делал?
Мне стало так жутко, что ноги приросли к полу. Но, раз уж взялась командовать мятежной Стихией, сохранять лицо придется до конца – а иначе я покойница.
– Только в том случае, если ты отпустишь Рея, – не дай Стихии, голос дрогнет! – Кругом гибнет все живое из-за твоей обиды.
Мертвые дрогнули, качнулись вперед-назад. Рей неестественно дернул головой, как будто к нему тоже привязали невидимые веревочки. А к смраду я, кажется, притерпелась.
– Никто меня не любит, – захныкал Маар, – никто со мной играть не хочет… Я поиграю – а они на Колесо убегают… Я хочу поиграть с Реем, потому что он не убегает! А он дерется!
– Он из-за тебя сейчас тоже уйдет на Колесо, – пригрозила я. – Ты делаешь ему больно. И ты его самого пугаешь.
– Не хочу, не хочу, чтобы он уходил! Позови его! Пусть вернется!
Безжалостно задавив в себе плеснувший было страх, я потянулась к ним навстречу, открываясь до самых глубоких помыслов. Смотри, я перед тобой как на ладони. Не собираюсь ни ловить тебя, ни обижать. Читать нотаций и увещеваний о том, что так поступать нехорошо, тоже не буду. Я пришла, потому что давно не видела любимого старшего брата. Второго отца. Потому что почувствовала, насколько нужна сейчас. А до того, какие там планы строит отец вместе с прочими старшими, мне и дела нет.
Бояться тебя – совсем уж паскудство. Подумаешь, мертвецы кругом. Как бы ты ни пытался казаться страшным, как бы ни пугал звериной ипостасью – я останусь рядом, пока нужна.
Иди сюда, братик!
Он впервые вздрогнул, и зыбкое марево, кутавшее его тощее тело черно-серыми лохмотьями, заколыхалось и отползло. Очертания поплыли, по полу развернулись толстые кольца хвоста. Звериное то проступало явственнее, то снова размывалось. Я подходила все ближе, оставался какой-то шаг, последнее движение. Мертвецы застыли жутким почетным караулом уже за моей спиной. Надо только протянуть руку…
И тут я почуяла приближение отца. Он мчался к храму длинными прыжками. За ним взбудораженной толпой неслись все остальные. Они же только еще больше все испортят!
В животе разросся ледяной ком страха. Колени едва не подогнулись. Отец беззвучно возник за спиной, и острый, как игла взгляд впился мне между лопаток.
«О Свет Изначальный, только не смей вмешаться!»
Он все понял. И замер. Не зря ведь был величайшим магом Колеса. Не зря все мы безоглядно ему верили.
Все случившееся мгновением позже помнится мне тяжелым замедленным кошмаром. Казалось, что вместо воздуха храм внезапно наполнился мутной грязной водой. Когти брата рванули мне руку так, что брызнула кровь. Пальцы сомкнулись на запястье железным кольцом. Ни звука. Ни вскрика. Я стала щитом для него и закрыла собой. От вязкой коричневой мглы, наползающей со всех сторон. От грохота шагов влетевшей вслед за отцом толпы охотников. От страха перед неизвестностью, хлынувшего из-под треснувшей корки смертоносной одержимости. От невольных врагов, которые окружали нас со всех сторон. От его же собственных Жнецов, которые, кажется, вот-вот готовы были выйти из-под власти Смертоносца.
Рей сполз на пол и прижался к моим ногам. Еще немного – и от его хватки затрещали бы кости. Он прижимал уши и шипел, пытаясь напугать незваных пришельцев, бил хвостом и распускал крылья. А я стояла, опустив руку ему на темя и холодно смотрела на родных.
Но все это было категорически неправильно. Мне стоило огромных усилий не кусать губы и сдерживать слезы. Больно видеть его таким. Он не должен быть таким!
– Какого демона ты здесь делаешь?! – рявкнул Ваэрден, пытаясь вырваться из отцовой хватки. Тот крепко держал его за плечо, не давая ринуться ко мне и наделать глупостей. – Тебе кто позволил сюда сунуться?!
Пальцы мои сползли на братово ухо и стали легонько почесывать, успокаивая зверя. А то Жнецы как-то подозрительно заволновались по углам.
– Решения, касающиеся моего семейного долга, я принимаю сама, если ты не заметил, – голос мой сделался ледяным и хлестнул не хуже плети, заставив любимого мужчину дернуться, словно от настоящего удара. Мне хотелось взвыть от причиненной ему боли. Хотелось тут же рвануться просить прощения. Но я заставила себя остаться на месте. Потому что никогда не буду спрашивать позволения помогать близким, если эта помощь прямо зависит от меня. Потому что не собираюсь подчиняться любым требованиям, ставящим под угрозу родителей или братьев. В конце концов, потому, что хватило лишь моего присутствия, чтобы зверь подчинился. В противном случае были бы жертвы.
Волк развернулся и вышел, резко и коротко рыкнув.
Я с трудом проглотила вставший в горле комок. Глаза обожгло. Но я приказала слезам немедленно высохнуть. И покрепче обняла нервно взрыкивающего Рея, прижав его голову к своему боку.
– Отпусти их, брат, – как можно более спокойным тоном попросила я. – Это плохие игрушки для большого красивого даэйра. Надо идти домой.
Зверски смердящие останки начали оседать на пол. Дымный шлейф медленно и неохотно съеживался, распадался на куски и таял. Холодные живые сгустки темноты превратились в обычные тени, грозный Хранитель Смерти – в истощенного больного даэйра. Меня перестали держать ноги, и я плюхнулась на пол рядом с ним, не размыкая рук. Скатившийся в глубокий обморок Рей был совсем холодным. Я, стараясь перелить в него часть своего внутреннего огня, постепенно леденела вслед за ним.
– Рыся, можно к вам подойти? – осторожным полушепотом спросил Рахи, высовываясь между отцом и дядькой Димом. Длинная растрепанная челка жесткой смоляной проволокой падала ему на глаза, глядевшие тревожно и настороженно.
– Угу, – буркнула я, чувствуя, что сама вот-вот засну. – Только попробуйте сделать с ним что-нибудь не то, загрызу и не посмотрю, что вы все старше.
– Да уж молчала бы, грызун мелкий, – басовито прогудел дядька, старательно избегая крепких выражений. – За кого ты нас принимаешь!
– Не знаю! – зло огрызнулась я. – По-моему, вы способны на все, и я вам не верю!
Страх, гнев, боль, усталость – меня с головой накрыло мешаниной своих и чужих чувств, отголосками обид и злости, общими переживаниями последних дней. Я закрыла глаза и уже не сопротивлялась, когда нас с Реем разняли. Только уткнулась отцу в плечо, с трудом сдерживая душащие слезы. Мелькнула посторонняя мысль – слезлива стала, как дура…
А дальше теплая, но непреклонная воля отца отправила меня в забытье.
15. Наследница Равновесия
Кхайнэ обессиленно опустился на ступени храма, сжимая меч и уткнувшись лбом в рукоять.
Ну вот и все. Свершилось. Поворотная точка пройдена и начат обратный отсчет. Он буквально слышал тиканье неумолимых часов. Остался месяц. Может быть, полтора. И… все.
Лира присела рядом, молча обняла, вжавшись в плечо и уже не сдерживая слез. Ей, дочери Жизни, было плохо здесь. Она молчала, не смея произнести ни слова и разрушить погребальную тишину погибшего города. Остальные так же молча занялись костром, пока часть отряда отправилась назад. Ни в чем не повинных жителей города следовало уважить хотя бы так.
…Судорога пространства прошила тело резкой болью, но он не изменился в лице. Такое теперь случалось все чаще. В этих краях еще каких-то пятнадцать лет назад нежились под солнцем виноградные сады, а теперь земля вымерзала.
Новая судорога и беззвучный крик боли ударили в мозг. Да, эта колоссальная система из миллиардов звезд, планет и нескольких слоев внутренних реальностей была по-своему разумна и хотела жить… Миры, через которые проходили крупные энергоцентрали двоились, троились, иногда давали даже с десяток разновариантных копий, чего – Кот знал точно – не должно было быть. Такие системы ветвятся только в будущем времени, когда выбор еще не совершен, когда есть множество путей. Но едва точка Выбора пройдена в настоящем и становится прошлым – она единственно возможна. Никаких параллелей. Но сейчас даже у Хэйвы, Осевого мира, напрямую связанного с энергоядром, есть стабильная копия. И это – сигнал начала конца.
Ваэрден вступил в игру, Илленн начала проявлять Дар почти открыто. Еще немного, и он начнет работать в полную силу и разрастаться… Времени – катастрофически мало. Время, время… казалось бы, имея доступ к управлению его потоками, можно успеть все. Но… Единственное, что он мог – затыкать изрешеченную лодку пальцем. Одним.
И дать им еще немного времени на то, чтобы договориться втроем.
Кот молча взирал на костер, куда стащили тела со всей оуруги, включая птиц и зверье. В небо поднимался столб жирного черного дыма, воняло паленым мясом. И он откровенно сомневался, что после всего случившегося жизнь на Кхаалете снова наладится, а репутацию Рея иожно будет восстановить. Да, возможно, его прекратят пытаться убить, боясь повторения, но доверять его влпстт перестанут окончательно. А значит, следует ожидать бунтов и подстрекательств к восстанию.
Кому-то Рей очень мешает. И кто-то не остановится ни перед чем, чтобы убрать его с дороги. Вопрос в том, кто… Но, к сожалению, узнать это невозможно. Слишком хорошо все обставлено под «случайные совпадения» и «стечения обстоятельств». И ставку придется делать на Илленн. На необученную девчонку, на ее желания и привязанности. На неумолимую силу Дара, который способен полностью раскрыться только за пределами Колеса.
К городу, почти тысячелетие назад оседлавшему спящий вулкан, Кот подъехал поздней ночью. Горные склоны, обычно расцвеченные каскадами разноцветных огней, на сей раз пугали почти полным их отсутствием. В пасмурной ночи мелькали лишь редкие огни факелов в руках стражи. Тишина заставляла настораживать уши и постоянно вслушиваться. Неужели даэйры и в родном гнезде оказались на осадном положении?
Его грельв шел мягко, под убаюкивающее плавное покачивание совершенно не хотелось шевелиться. Позади гудением нескольких дюжин разозленных шмелей дносился забористый мат Димхольда. Если верить ощущениям, Ваэрден ушел в даррейский замок, хотя наврядли желал бы оставаться на Хэйве. Но, видимо, слишком сильно опасался за состояние Рея.
И тут на всадников упал даэйр. Почти в прямом смысле. Камнем спикировал с неба, распахнув крылья над головами и заставив грельвов шарахнуться.
– Совсем одурел, Обсидиан?! – возмущенно зашипел Димъольд. – Чего ты, как кусок говна на головы валишься?!
– И ничего и не кусок! – обиделся тот. – Во-первых, я вовсе не так плохо пахну, во-вторых, все-таки выбираю, куда приземляться!
– Цыц! – рыкнул Кот, успокаивая своего зверя. – Докладывай, Айфир.
Пятнистый черно-серый даэйр обиженно взметнул хвостом пласт снега и только потом повернулся к Кхайнэ всей тушей.
– Амираны на ушах стоят, – сказал он, попутно выдохнув горячее дымное облако из пасти и ноздрей. – Твой динтарец никого кроме Райны к нему не подпускат. Ришагрэм твердит об измене среди них, но у него нет доказательств.
– В городе что?
– Люди напуганы и сидят по домам, но до бунтов дело пока не дошло. Клан на военном положении, дисциплина – строже некуда, – еще раз вздохнул Айфир. – Городские старосты пока сохраняют лояльность, и в этом заслуга Райны.
– Ну, лояльность мы подогреем, – хмыкнул Кот. – А со всем остальным разберемся позже.
Улицы были пустынны, окна домов темны. Горожане попрятались, предпочитая лишний раз нелюдям на глаза не попадаться. Дарреи Лар замер.
Отряд поднимался прямо к продуваемой всеми ветрами вершине, над которой черной громадой царила крепость. На бастионах, украшенных каменными горгульями, горели нежным опаловым светом силовые кристаллы, в небе днем и ночью в любую погоду кружили даэйры, оберегавшие покой Клана. Белое знамя с черным крылатым силуэтом все так же горделиво плескалось на ветру, несмотря на беду. И верно: какое бы несчастье не постигло род, Даррей всегда должны оставаться несокрушимой опорой страны, ее первым щитом. Даррей. Выродки… Все уже и забыли, что имя Клана – это ядовитый сарказм его создателя, противопоставление себя сантекцам…
Крепость встретила беготней и гвалтом. Новости, как известно, всегда летят впереди гонцов, а посему чуть ли не все даррей до единого пребывали на ногах. По холодным коридорам, как угорелые, носились и ветераны Клана, и молодежь, общее возбуждение едва не сбивало с ног. И черной паутиной расползались среди всего этого столпотворения шепотки – заговор! Но пуще боялись разъяренного динтарца. Чужака. Химеру, о которых болтали, что они становятся бешеными, когда защищают выбранного подопечного или хозяина. Императора, по приказу которого на Хэйву могла явиться армия Темных. О нем ведь толком ничего не знали и строили десятки предположений.
Ни Кхайнэ, ни Лира предпочитали в это не вмешиваться. Кот считал, что дети должны разобраться сами, его жена, хоть и была против, но супругу не перечила.
***
Рей выглядел так, что на костер погребальный – и то краше кладут. Вокруг него суетились Райна и Даэннэ, но меня к нему в тот вечер не пустили – мол, сама от усталости на умертвие похожа. Я особо не спорила, больше пыталась дознаться хоть у кого-нибудь, злится ли на меня Волк. Но даже Рахийяр отмалчивался и пожимал плечами – знать, мол, не знаю.
– Шла бы ты спать, – увещевал он, сидя прямо на полу моей спальни с поджатыми ногами. – Все одно с тебя, пока не отоспишься, толку не будет ни брату, ни Волчаре твоему.
– Угу, – бурчала я, с отвращением пытаясь запихнуть в себя поздний ужин. – Куда ни глянь – кругом дура. Он теперь и видеть меня не захочет…
– Значит, думай, как извиняться, – фыркнул братец, с невинным видом утаскивая у меня из тарелки кусок жаркого, пока я «не вижу». – Чай знал, кого в жены берет.
– Я не настолько!..
– Помиритесь, не переживай.
– Легко тебе говорить, – я, скривившись, отдала братцу остатки ужина…
Героически сражаясь с желанием свернуться в клубок прямо на холодном каменном полу, я подложила в камин пару поленьев побольше, надеясь, что утром хоть что-то повернет в лучшую сторону.
Наивная.
На следующее утро пройти за кольцо охраны в опочивальню к Рею оказалось легко – меня ждали. Ну да. Попробовал бы кто-то запретить мне увидеть его. Пусть даже на грани между жизнью и смертью. Тревога за него заглушала даже мысли о Даэннэ. С детства знакомый путь от своей спальни к верхним покоям главной башни я бегом одолела минуты за три, по лестницам и переходам, начисто забыв про подъемники. Только ветер цеплялся ледяными пальцами за юбки да норовил выдрать пряди из наспех заплетенной косы.
Только вот Ваэрдена там не обнаружилось. И стражи не смогли сказать, шде он.
В огромных жарко натопленных покоях, убранных коврами и шкурами, где редкое и дорогое оружие на стенах соседствовало с завалами книг и документов, неограненными драгоценными камнями и под завязку заряженными Смертью артефактами, возле ложа, на котором могли бы вольно разместиться человек шесть, сидели отец и мать. У чайного столика возле окна перебирал травы Янос-эрхе, ворча себе под нос что-то о твердолобых кхаэльских кошаках, которые вечно его не слушают.
Я медленно, стараясь сохранить спокойствие не только на лице, но и в душе, подошла к постели и присела на край. Присутствующие затаили дыхание. Безвольно лежащий среди мехов бледный призрак, почуяв мое присутствие, слабо шевельнулся и приоткрыл мутные больные глаза.
В горле его заклокотал еле слышный вопросительный хрип и тут же затих.
– Братик, – я протянула руку и дотронулась до рассеченной чем-то щеки, стала перебирать чисто вымытые и вычесанные от колтунов пряди волос – наверняка мама не один час потратила на то, чтобы их разобрать. – Это я. Ты меня помнишь?
Одним Стихиям ведомо, чего мне стоило улыбаться! Отец и мать сидели тише мышей, боясь помешать.
– Р-рыся, – обрадованно выдохнул Рей. Речь его была невнятной, как после повреждения мозга, дышал он с нездоровыми хрипами. – Я думал, ты ушла…
– Куда я от тебя… – кожа под пальцами была на ощупь ледяной и шершавой. Ни толстые меха, ни ревущее пламя в камине не спасали его от холода. Как же много Смерти. Слишком много. Мне не вытянуть.
Рей перехватил мою руку и вцепился в запястье с такой силой, что я еле сдержала шипение. Изрядно отросшие за время бродяжничества когти чуть не вспороли мне руку.
– Ты т-точно никуда не уйдешь?
– Да нет же, – я заставила себя не вздрагивать, глядя в изъеденное Смертью лицо, больше напоминавшее череп в обрамлении черных волос. Даэйр, которого я знала всю жизнь, исчез, сломался. На меня смотрел испуганный внезапной слабостью больной мужчина, не веривший даже отцу. Он вздрагивал от каждого звука, прядал ушами и косился на Яноса, занятого приготовлением отвара прямо на каминном огне. Стоило ирлерру возникнуть рядом с ложем с дымящейся кружкой в руках, как брат вовсе взбунтовался и возмущенно зарычал, скаля клыки.
– Не подходи! – захлебываясь рыком, рявкнул он и дернулся отползти подальше, вздыбил крыльями одеяла. Глаза сверкнули злым багрянцем, гребень под рубашкой встал торчком.
Кажется, он знал, что пернатый выступал за его убийство.
– Будет тебе, угомонись, – попытался успокоить его тот. – Лечиться надо, а значит, и отвар пить. Или ты всю жизнь собираешься изображать ходячего, вернее, лежачего мертвяка?
Ответом было рычание и недвусмысленный щелк зубами возле руки. Стоило отцу встать, чтобы утихомирить разбушевавшееся чадо, как когти тут же прошлись и ему по рукам, запятнав кровью бархат кафтана. Рей вжался в постель, свернулся в напряженный комок и злобно шипел при любой попытке приблизиться.
Он помнил, что на него охотились.
– Попробуй ты, – мне в руки ткнулась кружка с питьем, а Янос снова отошел в сторону, став почти невидимым. Я возвела очи горе. Это какими же способами они его ловили все это время, что он не признает вообще никого? Такое впечатление, что скорбными головой в семье внезапно сделались все без исключения. Я не узнавала родичей и смутно понимала, что вокруг меня происходит. Чутье вопило только одно – все кругом неправильно и катится в то самое место, которое часто поминает Димхольд.
– Рейю, – позвала я, не двигаясь с места, – почему ты не хочешь пить лекарство?
– А ты сама его пробовала? Гадость!
Я вскинула бровь. Ах, вот как, привередничаем? Ладно. Я поднесла кружку к губам и пригубила, ухитрившись не поморщиться. И впрямь гадость.
– А так – будешь?
Тяжкий обреченный вздох был мне ответом.
– Все равно ведь вольете…
– Вот и молодец.
Я присела рядом, обняла его за плечи – под рубашкой отчетливо проступали все кости, – и сунула под нос кружку, следя, чтобы он не мог вывернуться.
– Гадость не гадость, а хоронить тебя мы не намерены, Рейю.
Он накрыл своей лапой мою вместе с посудиной и, вздохнув, быстро выпил ее содержимое, стараясь не прислушиваться к вкусу. Его все равно передернуло.
– Ложись, – шепнула я, внутренне содрогаясь от клокотавших в запавшей груди хрипов. – Замерзнешь – заболеешь еще хуже.
Он послушался сразу же, и не отпуская мою руку, залез под одеяла чуть ли не с головой. Зябко поежился и завернулся поплотнее. Меня словно ударило молнией, что-то странно натянулось в воздухе и зазвенело. Как будто меня… размазывало по реальности?
– Выйдите. Пожалуйста.
Потом отец рассказывал, что лицо мое в ту минуту сделалось железное. И непроницаемое, как у статуи. Сама я ничего такого не помню – тихо и спокойно попросила оставить меня с братом, вот и все. А старшие отчего-то быстро и беспрекословно растворились.
Я, как была в платье, нырнула к Рею под одеяла, тщательно подоткнув за собой все щели, и прижалась покрепче к холодному дрожащему телу – греть собой.
– Ты не на даэйра, а на лягушку больше похож. Прикажешь тебя в огонь складывать? – тон как-то сам собой вышел по-матерински строгим.
Он съежился и поджал уши, как будто я собиралась его ударить.
– Спи, – я чмокнула его в щеку и легонько прижала голову к подушке. – Не то, если не будешь и меня слушаться, я сделаюсь вреднее Яноса-эрхе.
Он попытался рассмеяться, закашлялся и уткнулся носом мне в плечо. Спустя пару минуту дыхание стало ровным и почти неслышным, а костлявая лапа сама собой сгребла меня под бок. Князь изволил уснуть. Мне же оставалось только лежать рядом, делиться теплом и силой, да перебирать мысли и чувства.
Странно я себя ощущала – как переполненный воздухом шарик, вот-вот готовый лопнуть. Но не от радости. От чего-то опасного и своенравного, не желавшего мне подчиняться и готового вырваться наружу от любого слова, сказанного поперек моей воли. Неужели именно оно заставило старших подчиниться приказу? Ведь это был именно приказ, и в другое время отец не преминул бы указать мне на место. А сейчас…
Тишина медленно заползала в уши. В ней, вязкой и глубокой, можно было плавать, как в воде. Ее безраздельную власть нарушали только наши с братом дыхания да стук сердец – раз-два, три-четыре…
«Интересно, – мелькнула вдруг шальная мысль, – если представить наши тела единым целым, реево вспомнит, как быть здоровым или нет?»
Четкой цели у меня не было. Понимания, как и что делать – тоже. Только громадное, неудержимое желание помочь любимому брату. Обнимала его, а сама невольно боялась неловким объятием переломать ему кости, настолько они казались хрупкими. Слишком большой поток Силы тоже может убить его – не выдержит сердце. Значит, нужно действовать как-то иначе. Как?..
Раз-два, три-четыре…
Я привычно, как во время медитации с огнем, погрузилась в тишину. Но на сей раз заполнила себя не треском горящих поленьев, а дыханием и сердцебиением. Разум постепенно избавлялся от ненужных мыслей. Сначала они заметались по кругу, испуганно выпрыгивая одна за другой, потом выстроились вереницей и с тихим виноватым писком убрались восвояси. Перед глазами извивалась золотая вышивка на алом бархате балдахина, ровный гул заполнял уши. Шарик внутри меня надувался все больше, постепенно вбирая в себя сознание. С каждым вдохом я становилась все огромнее. Вот только что я могла укрыть в себе испуганную душу Рея – а мгновением позже мои ладони накрыли всех обитателей цитадели. Вдох – и я увидела весь город. Удар сердца – и передо мной лежит долина в кольце холодных черных гор вместе с тварями большими и малыми, разумными и нет. Все больше мне казалось, что я теряю привычный облик и становлюсь… кем? Бьется медленно и мерно раскаленное сердце мое. Тело мое – равнины и горы. Кровь – вода морская. Одеяние – зелень лесов и полей. Плащ – воздух.
Во мне бьется и горит первородный Свет, столь ослепительный, что ему остается меньше одного шага до превращения во Тьму.
Меньше шага. Меньше объятия.
Всего лишь поцелуй.
Где ты, тот, кому предназначен мой Свет? Радостно мне раствориться в твоем кристально-ясном Темном сиянии, стать его частью, его сосудом – и одновременно наполнить собою тебя, мой Владыка. След твой тянется по дремучим горным лесам, где живут свирепые дикие волки, теряется в глубинах – не найти… Самое время им сейчас собираться в громадные стаи, и ты поешь свою песню вместе с матерыми ветеранами, и кровь загнанной дичи вмерзла в твой седой мех… Где ты?
Где серая сталь глаз твоих?
Спит маленькая душа в моих руках. Пусть Свет согреет ее и вернет желание жить. Пусть Тьма милосердная защитит. Ни сейчас, ни потом не отдам я ее прожорливой Бездне, сжигающей души дотла. Исцелятся раны, сгладятся шрамы.
Но как же устало биться огромное сердце Великой Матери! Тяжела ее мощь, непосилен белый огонь. Он уже почти погасил сияние супруга-Отца. И скрипит у Колеса ступица, вращаясь перекошенно и порождая тварей таких, что страшно представить. Ломаются души Хранителей, не выдерживают грязного потока Первородных Стихий. И не одолеть того, не остановить…
Страх сдавил мне сердце, и медитация оборвалась. Я вернулась к реальности жестким толчком, как будто кто-то меня ощутимо пнул. Долго лежала с бешено колотящимся сердцем и пыталась отдышаться. Рей во сне вцепился в меня всеми конечностями, так что можно было видеть только складки испещренной сетью сосудов перепонки да выпирающие кости пальцев крыла. Теперь, когда наполнявший меня поток схлынул, навалилась усталость, да такая, что лень было даже глаза приоткрыть. Я еще пыталась какое-то время сопротивляться дреме, но она, в конце концов, меня победила.
***
Лапы уже даже не мерзли – онемели. На обледенелых камнях и колючем насте оставались алые пятна, но я упрямо брел вперед, то и дело выгрызая комки смерзшегося снега, чтобы подстегнуть себя болью в обожженной глотке. Шерсть на морде давно превратилась в застывшую маску с потеками крови и побелела от инея, брюхо от полуголодной охотничьей жизни прилипло к хребту. Далеко позади меня провожала слаженным воем местная стая – успели признать вожаком. Волчицы в мою сторону начинали задумчиво поглядывать, вот и пришлось парочке для острастки помять загривок и уйти восвояси. Еще не хватало.
По уму пора было возвращаться к кхаэлям, принимать двуногий облик и дать уставшему телу желанный отдых. Я ушел сразу, как убедился, что жизнь Смертоносца вне опасности. Но я не мог. Хоть убивайте дурака, не мог заставить себя вернуться в род Кота. К испуганно-мрачным лицам, к сумасшедшему Смертоносцу, которому отдано все внимание моей женщины, которого я обязан любить. Да, он брат ей, любимый наставник. Но злость душила меня помимо воли. Впервые она откровенно отправила меня восвояси, не пожелав даже слушать. Впервые я стал ей не нужен. Здравый смысл упорно твердил, что я маюсь дурью, что надо бы привыкать считаться с женщиной, которая равна мне по статусу. А инстинкт говорил иное – она не имеет права! И должна подчиняться возрасту и опыту. Должна, но не обязана, возражал все тот же внутренний голос. Хочешь быть с ней – научись направлять. А сидеть за твоей спиной могла бы любая из придворных клуш. Что будешь делать, когда ей придет время принять на себя Хранительство? У Колонн ты не сможешь принять за нее ни одного решения. А опасность там зачастую бывает посерьезнее одного свихнувшегося мага.
Терпи, Волк, терпи…
Акрей насмешливо сиял в прозрачно-морозном небе. Я вскинул к нему морду и завыл. Со всех сторон тут же отозвались многоголосьем дикие волки, эхо каскадом раскатилось по зубцам Горной Короны. Часто подмигивали сверху звезды. Тоска сдавила сердце с такой силой, что хотелось вырвать его из клетки ребер – может, так будет легче? Если даже звериная шкура не приносит мне облегчения и свободы – не проще ли вовсе без любой шкуры? До хрипоты поносил я равнодушные небеса той ночью, до сорванного горла, а под утро свернулся клубком в расщелине между двух валунов и уснул, напоследок сгрызя еще кус снега со льдом. Лучше думать о боли в горле, всяко меньше голова трещит.
Разбудило меня чувство опасности. Очень вовремя, между прочим – тело, несмотря на мех с густым подшерстком, напрочь закоченело, и лапы повиновались с трудом. Я кое-как поднялся, оставив на слежавшемся снегу вмерзшие в него клочья шерсти, и прислушался, не высовываясь из-за скал. Нет, все было тихо. Ветер тоже не доносил подозрительных запахов. Что же тогда не так?
И тут меня снова накрыло. Мир как будто вспух, пространство налилось Силой. Еще чуть, и от перенасыщения начнет трещать по швам сама реальность. Утренние сумерки сделались невыносимо яркими, все краски резали глаза – ни одного приглушенного тона, а снег слепит хуже, чем в ясный полдень. Жгучий Свет вышиб слезы из глаз, заставил чуть ли не прятать голову в лапах. Кот, зараза, что ты творишь?!
Но это был не Кхайнэ. Не его сила взрывала мир изнутри, не его Свет. В каждой снежинке, в каждом камне, в каждом дуновении холодного ветра я слышал Илленн.
Ну вот ты и пришло, то, чего я так не хотел.
Никогда ранее, со времен создания Колонн, женщины не вступали на пост Хранителя Равновесия. Оно всегда оставалось только мужским уделом.
Надо спешить, пока не поздно. Сдержать и обуздать впервые осознавшую себя мощь. И Кот здесь ничего не сможет сделать: стоит ему хоть чуть рыпнуться, и равновесие начал попросту перестанет быть.
Матерясь про себя не хуже великана Димхольда, я поплелся назад в Дарреи Лар на сбитых до кости лапах. Любая магия, даже простейший портал, сейчас может стать смертельно опасной.
Идти предстояло несколько дней. Не будь у меня вместо лап непослушные деревяшки, я добрался бы к вечеру. А так – пришлось ковылять медленно, выбирая тропки поровнее. Город маячил на горизонте заснеженной громадой черного камня, кое-где подсвеченного огнями. Ветер как будто издевался, дул то справа, то слева, то в морду. Все попытки призвать Юдара к порядку оканчивались его ехидным смехом. Ну не прыгать же за ним как щену, право слово. Я даже спать опасался, чтобы ненароком не вмерзнуть намертво в здешнюю землю – морозы разыгрались вовсе лютые, я на Динтаре и в самые суровые годы таких не видел. Язык мой давным-давно позорно висел через плечо, а тело двигалось только благодаря волевым пинкам и Темному дару. Лапы уже вовсе ничего не чувствовали, желудок перестал возмущаться тем, что его не кормят. Разум же сделался кристально ясен и воспринимал все с удвоенной четкостью. В чем-то это состояние оказалось даже приятно, но расплата за него должна была последовать неминуемо.
Через предместья я прошел, не заметив, что они вообще были. От ночевок на ледяных камнях под ветром, когда не выкопаешь даже крохотной ямки для лежки, разболелось нутро – не спас и мех. Звуки, запахи, образы – все проходило мимо меня, а я лишь отстраненно наблюдал, иногда подгоняя тело, смевшее замедлять свое ковыляние вдоль улиц. Стен у даэйрского гнезда не было, и деревенские дома постепенно сменились каменными. Кажется, меня узнавали, понимали, что я «не просто собачка». Предлагали помочь. Я отстраненно рычал на людей, и они благоразумно отступали, куда велено. Опасались остаться без руки. Кристальная ясность сменилась въедливым туманом. Взбираться по крутым склонам становилось все сложнее.
Стемнело, и я улегся ночевать под каким-то деревом. На грани угасающего сознания мелькнула здравая мыслишка, что надо бы дать знать хотя бы Коту.
«Обойдется, – отпихнула ее моя идиотская гордость. – Сам дойду».
А лапы, кажется, уже и не мерзнут. Наоборот, по ним разлилось блаженное тепло.
«Надо вставать!» – тело попыталось хлестнуть меня паникой и даже дернулось подняться, но…
«Нет уж, иди к алден, драгоценное. Я всего лишь немного отдышусь… Может, вздремну…»
Тьма накрыла мягкой ладонью.
***
Его принесли ночью, через две дюжины дней после того, как он исчез. Двое гвардейцев-гайсем чуть ли не выше Димхольда ростом сначала испросили у полусонной меня позволения войти, а потом молча опустили у моих ног завернутую в несколько плащей закоченевшую тушу. Матерый зверь весил, как молодой теленок, да к тому же лежал на плечах своих спасителей мертвым грузом. Так что, парни с облегчением потирали поясницы, виновато глядя на меня.
