Текст книги "Дневник. Поздние записи (СИ)"

Автор книги: Александра Гейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

Но ноутбук сиротливо стоял на столике, а присутствия хозяйки в помещении явно не наблюдалось. Ни вещей, ни документов. Будто в кабинете никого никогда и не было. И тогда он вынужден был признать, что даже если он пошлет отряд людей обыскивать каждый уголок банка, Петербурга, да и хоть всего мира, все будет тщетно. Правду он уже знает. Она не лгала.

В дверь вошел Остроградов и хрипло спросил:

– Что ты теперь будешь делать?

– Я полечу к ней. В Швейцарию.

– Ты останешься здесь, Виктор, – огрызнулся Алекс. – Я тебя к ней и близко не подпущу.

– С каких пор ты командуешь, Елисеев? – фыркнул Виктор. – Она моя дочь. А тебе она никто.

Он ненавидел себя за каждый миг сомнений, колебаний. Он ненавидел себя за то, что повелся на провокации какой-то завистливой секретарши. Он ненавидел себя за то, что Виктор был прав. Он ненавидел себя за то, что несмотря на предупреждение прошляпил все свои шансы. Она проснется (если проснется, конечно) в больничной палате совершенно одна и жизнь для нее начнется заново. И Александра Елисеева существовать вообще не будет. Только страх, боль и одиночество. А она всегда ненавидела одиночество. Как же так получилось, что он годами называл ее своей, но теперь будет совершенно никем. Возможно, его даже не пустят. У него даже прав ее видеть теперь не было.

– Нет, Виктор. Она мне все. И черта с два я позволю кому-нибудь это оспаривать! А потому ты остаешься тут, не даешь моему отцу добраться до своей внучки. Ты можешь заделаться ей самым теплым и любящим отцом, я даже слова поперек не скажу, но вышвырнуть меня снова не позволю. Я заставлю с собой считаться и ее, и тебя!

– А ты, однако, наконец, взрослеешь, – хмыкнул Виктор. – Вали отсюда, пока я не передумал.

– МАЯ! – рявкнул Алекс. – За руль. Немедленно!

Он рассчитывал, что тысяча лошадей помогут добраться по аэропорта в рекордные сроки, но вместо этого всю дорогу клялся добить Карину за то, что она раздает бесценные машины кому попало. На бугатти вейрон Мая ехала ничуть не быстрее, чем на своей видавшей виды хонде! Заставить ее нарушить правила было не под силу руке человеческой.

Когда самолет (летевший аж с двумя пересадками) приземлился, наконец, в Цюрихе, операцию, по мнению Алекса, не закончить не могли. Что там! Они бы могли операций десять сделать за это время. До какого-то Цюриха добираться четырнадцать часов! Он был зол, устал, голоден, подавлен, и когда выяснилось, что его не пускают к Карине, чуть не разнес к черту больницу. Он поругался со всем медперсоналом на смеси русского и английского. Пытался даже взятку дать (но не было наличной валюты). Отчаявшись угомонить ненормального иностранца, кто-то все же вызвал едва стоящего на ногах доктора Джереми Дауэрса, который едва его увидел, понял, что пришли неприятности, и без возражений повел к Карине.

Но Алекс не мог сразу войти в палату и все узнать именно там.

– Она в порядке? Операция прошла успешно? Когда она проснется?

– Операция была долгой и сложной. Но прошло гладко. Однако сколько она проспит, предугадать нельзя, – покачал головой доктор Дауэрс.

Тянулись долгие часы. Мучительные. Это была ночь кошмаров. Он все время засыпал и просыпался снова. Но она, казалось, даже признаков жизни не подавала. Только приборы отмеряли частоту биения сердца. Он напряженно вглядывался в зазубренные линии, чтобы удостовериться, что она еще здесь. С ним. И старался не думать о том, что ей в руку вставлена капельница, через которую поступают обезболивающие наркотики. Получалось не очень.

В первый раз она проснулась совсем на короткий миг. Он как раз рассматривал ее лицо, бледную, словно просвечивающую кожу. И вдруг ее ресницы дрогнули, дернулись пальцы. А потом она открыла глаза и уставилась в потолок. Алекс сначала чуть не бросился к ней, а потом дошло, что она его не помнит, и он только испугает ее. Поэтому он заставил себя идти медленно.

– Здравствуй, – негромко произнес он. Карина повернула голову и посмотрела на него. Ей явно было сложно сфокусировать зрение. То ли от наркотиков, то ли от боли. Алекс сам не знал, чего хочет больше: чтобы она его узнала или чтобы нет. Но тем не менее ее глаза остановились на его лице, и он не сдержался: – Ты меня помнишь? – А она вдруг просто снова повернула голову и провалилась в сон. Алекс подумал, что неплохо бы покурить… а потом взглянул на сложенные стопочкой тетради.

Подумать только, она все свои мысли доверила именно этим тетрадкам. Насколько неэтично было бы их прочесть? Вроде бы не для него, но, с другой стороны, ему необходимо было знать, что делать дальше. В моменты подобных откровений невозможно не задаваться вопросом: а действительно ли хорошо ты знаешь этого человека? Так хотелось понять, что она в нем видела раньше, что ценила больше остального? Он был уверен, что выдай он о себе сходу всю правду, она бы убежала с криком.

Первым, что она увидела в своей новой жизни, была капельница. Голова болела жутко, и все расплывалось от обилия обезболивающих. И в голове – чистый лист, ни имени, ни места, где она находится. Разве в такие моменты можно просыпаться одной? Она слишком резко повернула голову, и стало так больно, что к горлу подступила тошнота. Но результат это дало. В кресле около темного окна сидел мужчина. Она не знала его, но от его присутствия стало не так страшно. Значит она не одна. Пусть он и спал, от этой мысли ей полегчало. Она не стала его будить, тем более, что ей тоже очень хотелось спать.

Утром она увидела его же. Он сосредоточенно и вдумчиво читал какую-то тетрадку, временами устало протирая красные под стеклами очков глаза. Минуту она наблюдала за ним. Он ее смущал, такой красивый, собранный… что он делал около ее постели? Нужно было что-то сказать. Но в ее голове почему-то родилось несколько способов приветствия. Разные языки? Думала она по-русски, знала откуда-то, что в ее голове над остальными довлеет именно он. А этот мужчина, кто такой? Как с ним говорить? Она невольно залюбовалась тем, как солнце играет на его черных волосах. Нет, он определенно ее не пугал.

На вид ему было лет тридцать пять. И выглядел он более чем представительно: очки в дорогой оправе, плотная рубашка, брюки со стрелками, шикарные часы. А на другом запястье какая-то дурацкая выцветшая ленточка… И вдруг она поняла, что страницы больше не шелестят. Их взгляды встретились, и она вдруг увидела в его глазах столько, что впервые испугалась. Для ее измученного операцией мозга это было слишком. И в то же время ей вдруг сильно захотелось представить перед ним впервые не в больничной палате, не с головой перемотанной бинтами…

– Привет. – Он сказал это очень спокойно и сдержанно. Это ее обрадовало.

– Привет. – Она была рада, что может говорить на одном с ним языке.

– Как себя чувствуешь? – спросил он. Вел себя как незнакомец, однако девушка чувствовала, что он просто не придумал другого варианта.

– И ничего не помню, и в голове дурман. – Это прозвучало так спокойно, что даже она удивилась. Разве в подобных обстоятельствах человек не должен быть в ужасе.

– Это от обезболивающих, – кивнул мужчина.

– Можно странный вопрос? Как меня зовут?

Он улыбнулся ей, так ласково…

– Карина.

Карина? Это имя совершенно никаких ассоциаций не вызывало. И единственное, что она могла сказать:

– Ну… терпимо.

– Тебе нравится твое имя? – поинтересовался он вдруг. – В обычных обстоятельствах о таких вещах не спрашивают, но сейчас повод есть.

И она не удержалась и улыбнулась ему.

– Наверное, нравится. – И решилась спросить: – А… тебя?

– Алекс.

– Почему я в больнице, что-то случилось?

– Была автомобильная авария. Тебе сделали операцию на открытом мозге. Ты ничего не помнишь, как врачи и предсказывали. Но это ничего. Все будет хорошо.

Ничего? По ее мнению ситуация не тянула на «ничего». Но разве ей стоит сейчас с пеной у рта спорить?

– А почему ты здесь со мной? – наконец, задала она сакраментальный вопрос.

– Потому что люблю тебя, – пожал плечами Алекс. Будто ничего естественнее и быть не могло.

– Мм, – протянула девушка и заснула.

Алекс понимал, что ей страшно. Знал, что она проснулась без малейшего представления о том, кем является, где находится и что теперь делать, а тут объявляется он, сидящий у ее кровати незнакомец, который говорит, что ее любит, и ей теперь, вроде как, нужно решить, что делать со своей жизнью дальше. Что делать с ним… Черта с два это просто! Но все же надеялся на чудо, надеялся, что она позволит ему быть не просто наблюдателем.

Несколько раз, когда она просыпалась, ее увозили на обследования и исследования, не позволяя и словом перекинуться. А когда все-таки удалось урвать минутку, Алекс даже не знал, помнит ли она его, помнит ли разговор. Но Карина подтвердила его догадку.

– Я помню тебя. – На одну безумную секунду он подумал, что она помнит больше. А Карина смотрела так настороженно, словно ждала, что от нее что-то потребует.

– Тебе страшно?

– Ты сказал, что любишь меня…

– В сложившейся ситуации это, определенно не самое жуткое, – заметил он.

– Я… я не помню тебя. В смысле помню, что ты был в палате, но до этого я не помню тебя. И не знаю, чего ты от меня ждешь. Я не… знаю… что в таких случаях делают. Ты хочешь, чтобы я…

– Выздоровела. Это бы меня устроило больше остального.

– Ладно, это я, вроде, могу, – неуверенно проговорила она.

– Обещаешь? – усмехнулся Алекс.

Внезапно она протянула руку и коснулась пальцами рукава его рубашки. Он боялся даже шелохнуться, спугнуть. Затем ее пальцы перебежали на его запястье и коснулись ленточки. Карина недоверчиво посмотрела и на свою руку тоже. Заметила, значит, общее… Наверное, это хорошо.

– Что такое? – постарался спросить как можно более нейтрально Алекс.

– Ты настоящий, – пробормотала она.

– То есть? – он нахмурился.

– То есть… – ее лицо и шея покраснели. – Ну… я перенесла операцию на мозге. И ты такой красивый и терпеливый сидишь тут, говоришь все в точности как нужно. Да еще и не на том же языке, что и медперсонал, а на котором я думаю… В общем я опасалась, что ты галлюцинация или что-то вроде того. – Алекс застыл с таким выражением лица, что она перепугалась и снова схватилась за его руку. – Нет, Господи, что я несу, я не хотела тебя обидеть, правда, просто… Алекс, – она как-то напряглась, произнося это имя. – Здесь никого, кроме тебя, нет. Со мной нет. И если ты пропадешь, все мое прошлое пропадет вместе с тобой. Это так… пугает. Где моя семья? У меня есть семья? Я один раз проснулась, а тебя не было… и никого вообще, и я одинока на всем белом свете. Меня зовут Карина Граданская, мне двадцать семь лет, я перенесла операцию на мозге. Это все, что я о себе знаю. Расскажи мне что-нибудь еще!

– Это не поощряется. Пока есть шанс, что ты все вспомнишь, я не могу рассказать тебе многого. Но да, у тебя есть семья, просто они живут в России, как и я, как и ты. И со дня на день они будут здесь. Просто мы с твоим отцом решили, что лучше сначала увидеться нам с тобой.

– Да… хорошо, – с облегчением кивнула она. – А почему ты не любишь доктора Джереми?

– Он мужчина, который тебя трогает. За что, скажи на милость, мне его любить? Я ему благодарен за то, что он спас твою жизнь, и только поэтому его терплю. – Карина рассмеялась.

– Он не так красив, как ты. Тебе не о чем беспокоиться, – пошутила она. – Хм, а давай так. О самой себе я не могу спрашивать, верно? Но могу спросить о тебе.

– Идет, – кивнул Алекс. – Я присяду? – спросил он, указывая на кровать.

Она кивнула, но обхватила колени руками. Зоны комфорта в действии. Это его не совсем устраивало, а потому он выдвинул встречное условие:

– Дай мне руку. И можешь начинать.

Она медленно и не слишком охотно протянула Алексу ладошку. Тот положил ее на кровать и накрыл своей рукой.

– Ты сказал, что ты из России. А из какого города?

– Санкт-Петербург.

– Сколько тебе лет?

– Тридцать.

– Серьезно? Ты выглядишь старше.

– Угу, бурное прошлое, – поморщился Алекс.

– У тебя есть братья или сестры?

Он зажмурился, вспомнив о Стасе.

– Нет, я единственный ребенок. У меня двоюродная сестра и есть… был… троюродный брат. Он умер два года назад.

– Мне очень жаль. Я его знала? – ее рука дрогнула и перевернулась. Алекс не стал возражать.

– Ты их обоих знала. А Стас… он был наглым ублюдком. Но тебе нравился.

– А твои родители?

– У меня есть тот, кто временами пытается называться отцом. Но у него плохо получается.

В эту тему она, к счастью, не полезла. Вместо этого дерзко потребовала:

– Расскажи о себе что-нибудь ужасное!

Я наркоман. Я вор. Я убийца. Я торгую оружием. Я покрываю в суде преступников. Зарубки на моей кровати исчисляются тысячами. Я обижал тебя слишком часто.

– Я не знаю английский.

– Шутишь? – она засмеялась.

– Как никогда серьезен.

Дальше расспросы не пошли. Видимо, это признание пациентку просто добило. Она долго смаковала эту тему, заставляя Алекса хмыкать и оправдываться, а потом вдруг потребовала зеркало, чтобы узнать, как выглядит. И пришлось повозиться, чтобы его добыть.

– Я… ничего, – изрекла девушка, наконец. – Но могло быть и лучше. – Она опасливо посмотрела на Алекса, сравнивая и не понимая, как такой человек обратил внимание именно на нее. Но подобный вопрос прозвучал бы слишком странно, и она подобрала иной: – Какого цвета у меня волосы?

– Рыжие.

– РЫЖИЕ?! Какой кошмар!

– А мне они нравились. Они были яркими, как и ты.

Карина снова покраснела от этих слов. Она не знала, что еще сказать, как увести разговор от опасных тем подальше, но тут вошла медсестра и начала что-то химичить с приборами. Вопрос оказался решен. Но вдруг медсестра повернулась к Алексу, улыбнулась и что-то проговорила. Она явно ждала ответа, а он смотрел на нее и не понимал ни слова.

– Она говорит, что с тех пор как меня привезли с операции, ты почти ни разу не отлучился, и тебе стоило бы поспать. Даже несмотря на то, что ты ухитряешься хорошо выглядеть. – Карина хитро и довольно улыбнулась. Ну еще бы.

– Передай ей, что одноразовые бритвенные станки и кредитная карта изменили мир.

– Это правда, тебе надо поспать, – вдруг на полном серьезе проговорила девушка. И именно то, что для нее это было важно, заставило его согласиться.

– Хорошо, – кивнул Алекс. – Вернусь утром.

А затем он медленно наклонился к ее лицу. Карина, в свою очередь, сжалась в комок и затаила дыхание. Она ожидала настоящего поцелуя. Опасалась. И предвкушала. Только он коротко коснулся губами ее скулы и отстранился. Она явно не ожидала и… выглядела даже несколько разочарованной.

– А еще ты куришь, – буркнула она.

– Да, это тоже ужасное обо мне, – подмигнул ей Алекс и ушел.

К вопросу взаимоотношений они больше не возвращались. Пусть он сидит у ее кровати, пусть он заботится, но они, по сути, чужие, даже она для него теперь чужачка. Вместе с памятью она потеряла и часть качеств, которые он очень ценил. И как бы ни было тяжело в этом признаваться – пришлось.

В тот день она задумчиво скрестила ноги, выглядывающие из-под больничного халата, и, помахивая ярко-красным яблоком, завела весьма странный разговор.

– Скажи, тебе что, совсем нечем заняться, кроме как сидеть со мной?

– Я могу работать и здесь, – пожал плечами Алекс. И это было правдой, так как в последнее время он занимался делом. Ее делом. Карина против интерпола. Целыми днями они переписывались с Шоном. Пока все было тихо, но Алекс не успокаивался. Естественно придут, и не отстанут за просто так. Душу ведь, ублюдки, вынут!

– И кем же ты работаешь? – скептически спросила она.

– Я юрист.

– Аа, – разочарованно протянула она.

– Что аа?! – разозлился Алекс. – Я юрист и банкир. Что с этим не так?

– То, что вы все должны быть толстыми и плешивыми, – хихикнула она и впилась зубами в яблоко.

– Это такое руководство по смене имиджа? – спросил Алекс, все еще раздраженный ее отношением. Ему сразу вспомнились все Картеры и Фраччани мира. Вот уж кто точно впечатляет… А тут ну подумаешь замах на интернациональный банк, всего-то!

– Я тебя сильно расстроила? – виновато спросила она.

– Не обращай внимания, ты же всю жизнь этим занимаешься! – фыркнул он, не подумав. И вдруг понял, что творит. Это не его Карина. Она не помнила его, она не любила его. А вдруг она и не полюбит его? Невозможно предугадать, что будет дальше. В прошлом ему потребовалось немало времени, чтобы расположить к себе эту девушку. Она недоверчива. Он ведь прочел ее дневники. И иногда он не понимал, почему она считала именно так, а не иначе!

– Что с тобой? – яблоко замерло около ее губ.

– Ничего.

– Мне жаль, что я не помню тебя, – проговорила она, понижая голос. – Я помню, что ты говорил. Я знаю, почему ты здесь. Но в остальном – пустой лист. Думаю что я тебя любила, ведь с тобой так легко. Но, Алекс, дай мне время.

– Карина, со мной совсем не легко. Поверь, тебе просто так кажется. И я тебя боюсь ничуть не меньше. Эта операция разрушила мою жизнь так же, как и твою. Ты сейчас запросто можешь объявить, что годами я мечтал и строил планы понапрасну. Время? Я не против, забирай. Но это для тебя жизнь началась с начала, а моя продолжается. И раньше она была безупречной. Пока ты была со мной. Я бы очень не хотел все это потерять.

Выглядело так, словно впечатление на нее эти слова произвели, но пока не приехали Граданские, особого эффекта ничто не возымело.

Виктор привез с собой Элю, Константина с Вероникой, их дочь Виолетту и, конечно, Жен. На появление последней надеялись как на чудо. Вдруг Карина увидит ее и, как в фильме, все вспомнит. И Доктор Дауэрс не уставал повторять, что человеческий мозг – штука сложная, и вспомнить теоретически Карина может, а потому говорить девушке о том, что малышка – ее дочь, было строжайше запрещено. Вот и выбирай кого травмировать: память человека, восстанавливающегося после операции или психику ребенка трех лет.

Доктор Дауэрс, однако, морально-этическими вопросами не задавался. Его пациентка была не малышка, и хоть ты лопайся от злости, не свернешь. По поводу Жен была проведена целая воспитательная кампания. Алекс уже готов был сам ему голову открутить. Понятно, что три года, понятно, что все не просчитаешь, но можно было бы и не терроризировать ребенка с таким энтузиазмом!

Но обо всем по порядку. Сначала вошли в палату взрослые.

– Дорогая, – Виктор подошел к кровати Карины и самым что ни на есть естественным жестом обнял дочь. – Прости, что мы так долго добирались.

Она долго вглядывалась в лицо Виктора, будто ища фамильное сходство. А ведь Алекс даже не был уверен, что она запомнила собственную внешность. Однако потом вдруг Карина так тихо и неуверенно спросила:

– Папа?

И что-то внутри Алекса оборвалось. Его Карина никогда не стала бы с нежностью называть Виктора папой. Бедный Алексей Орлов. Он ведь обожал ее как свою, и вдруг она, забыв все обиды и утраты, с такой доверчивостью называет папой человека, который, по сути, ей чужой! Нет, Виктор будет о ней заботиться, без сомнений. Но… пожалуйста, если там, на небесах, кто-то есть, пусть бы она все вспомнила. Ведь Виктор… да он для Алекса больше сделал, чем для дочери. Дал фамилию. Домик подарил. И выделил деньги на операцию. Вот и все. Какой ужас, что только документы да улики имеют в нашей жизни значение. Доказательства. При потере памяти стало важным лишь то, что они оба ГРАДАНСКИЕ.

Вдруг Карина взглянула на Алекса – словно по привычке – и заметила выражение его лица. Она что-то явно поняла и спросила:

– В чем дело?

Ему оставалось лишь мотнуть головой. Надо отдать должное остальным, они тоже разыграли идеальную семейку, как по нотам. И Константин, и Эля, и даже Вероника.

Хотя казусы тоже имели место быть. Граданские были бы не Граданскими, если бы не отчудили что-нибудь совсем из ряда вон. Доктор Дауэрс, будучи человеком не слишком сведущим в тонкостях обращения с этими ненормальными, решил сделать перевязку при семье. Он деловито разрезал бинты на голове Карины, снял их, начал рассматривать швы… и тут Эля, захлебываясь слезами, вылетела из палаты. Зрелище лысой самой себя было выше ее сил. Она заперлась в туалете и рыдала там достаточно долго, чтобы по ее душу отправили следом медсестру с успокоительным. И вот тогда-то Жен и подослали.

А на Карину, надо сказать, она произвела впечатление не самое благоприятное. Девушка буквально приклеила улыбку и ревниво объявила:

– Алекс, это… твоя дочь? Вы безумно похожи.

Вот и все. План провалился с треском. Она даже не предположила. Алекс готов был ее убить за то, что губки Жен дрогнули, а глаза наполнились слезами. Пришлось срочно эвакуировать ребенка из палаты, долго объяснять, что мама не виновата, что она болеет, что ее нужно поддержать. А потом долго успокаивать и обнимать… и снова нести в палату, потому что иначе выглядело бы странно.

Что ж, ревность – это тоже неплохо, думал Алекс, пока в игру не вступила Вероника.

Карину с самого утра отвезли на очередное обследование, но обещали к обеду доставить, и Алекс как раз возвращался из отеля к ней, но по пути его перехватила женушка Константина.

Она шла к нему по коридору, покачивая бедрами. А он смотрел на эту мечту секс-маньяка и умолял ее сгинуть ну хоть куда-нибудь. Как привяжется ведь.

– Как дела?

– Хорошо, – пожал он плечами, стараясь выглядеть раскованно.

– Полагаю, это тяжело, – она провела пальцами по его виску, убирая с лица волосы. – Выглядишь уставшим. Представляешь, если она не вспомнит ничего, тебе, вероятно, придется растить ребенка одному.

– Давай к делу, чего тебе? – спросил он мрачно.

– Я могла бы помочь. В конце концов у меня дочь того же возраста, что и Жен…

– Благодарю, но нет, – буркнул Алекс, хотя ситуация была аховая. Он с этой женщиной спал, и, надо сказать, ни разу еще не жалел об этом. До сегодняшнего дня. Потому что на ее прикосновения реагировал неадекватно, и сейчас этого вовсе не хотел.

– Тяжело, наверное, обет целомудрия хранить, да? – улыбнулась она коварно. – Учитывая твое прошлое – в особенности.

И пока Алекс обдумывал как бы поэффективнее избавиться от нахалки, та наклонилась и впилась в его рот жадными красными губами. Не став заморачиваться на условности, Алекс схватил эту женщину за горло и приложил о стену, выбивая из легких кислород.

– Убирайся из Швейцарии. У меня далеко идущие планы и расписанное по часам будущее, в котором тебе выделено лишь одно место – за праздничным столом Граданских во время дежурного визита в честь нового года и дня рождения моей жены. И лучше я найму толпу шлюх воспитывать свою дочь, чем подпущу к ней тебя.

– Я… так не… думаю, – с трудом прохрипела она и кивнула головой в сторону. Черт, он уже знал, кого там увидит. Но все равно повернулся и отпустил шею Вероники. Она буквально сползла вниз по стене на корточки, опуская руки на пол и не переставая заходиться в кашле. Могло ли быть хуже, Алекс не знал.

Только вот… это сработало. То ли Карина вдруг осознала, что потерять его может в два счета, то ли ее привлекали далеко не самые светлые его стороны, но ее отношение изменилось.

– Я хочу на воздух, – потребовала однажды капризная пациентка. Вставать ей было уже можно, но не разрешалось гулять подолгу. Иными словами, врачи были решительно против.

– Гулять хочешь, говоришь? Идем, – живо согласился Алекс.

– Мне запретили под угрозой смертной казни.

– В Швейцарии ее нет, – автоматически отозвался Алекс.

– Юристы, – фыркнула она. Алекс хмыкнул и подхватил Карину на руки. – Ты что, будешь таскать меня на руках? Всю прогулку? – засмеялась девушка.

– Как же, не дождешься, – ласково пропел он и велел Жен тащить с собой больничный плед.

Он усадил Карину на зеленый газон. Медперсонал пытался его остановить, но Алекс торжественно объявлял, что не говорит ни на одном из известных миру языков, и шел дальше. А теперь медсестры буквально прилипли к окнам. Ну еще бы. Трогательную историю Карины знали все, кроме нее самой.

А она ни о чем не подозревая, лежала головой на коленях у Алекса и смотрела в небо. А потом вдруг спросила:

– Ты был женат? – Алекс изумленно притих.

– Нет. С чего ты взяла?

– У тебя есть ребенок. По-моему это означает, что двое людей…

– Здесь маленький ребенок! – предупредил Алекс. Хотя, надо сказать, Жен носилась за каким-то кузнечиком и ничего вокруг больше не замечала.

– Что двое людей достаточно любят друг друга, чтобы связать свои жизни посредством новой. – Она подставила лицо солнцу и закрыла глаза.

– Ты рассматриваешь идеальную модель мира. Наверное, вместе с памятью у тебя пропали и сведения о человеческой порочности, – вздохнул Алекс. – В этой жизни слишком многое получается случайно, а за последствия все равно отвечать приходится.

– И после этого ты утверждаешь, что любишь меня, – фыркнула Карина.

– По-моему я от своих слов не отказался еще ни разу.

– Но у тебя маленький ребенок. А я…

Он на нее разозлился. Что это за наезды? Будто он не сидит около ее постели сутками напролет. И он резко наклонился и поцеловал ее. Жадно. Мгновение она медлила, а потом ответила на поцелуй. Не менее яростно и страстно. Тоже будто доказывая что-то и кому-то. Если бы не хихиканье Жен, закончиться бы могло это чем угодно. Но они лишь разорвали объятия.

– Ты должен был сделать это раньше, – прошептала Карина, касаясь пальцами собственных губ.

Ее выписали спустя месяц после операции. Но из Швейцарии Алекс ее увозить боялся из политических соображений. Некоторое время они решили пожить в съемных апартаментах. Но как раз туда-то интерпол и пробрался. Однажды днем в дверь постучалась парочка людей в форме. Они заставили Карину оторваться ото всех дел, усадили на диванчик и устроили допрос. Сначала не по существу, а так, про здоровье и показания (хотя с врачом, естественно, уже переговорили), а потом перешли к сути:

– Вы пользуетесь компьютером? – спросил один из полицейских у Карины. Она растерялась и посмотрела на Алекса. Но тот молчал. Знал, что лучше не подсказывать и не вмешиваться. Ей было нечего скрывать.

– Я… я не подходила к компьютеру… мне было не до этого… – сбивчиво проговорила она. – Итак проблем хватает.

– Но если я, скажем, поставлю перед вами ноутбук, вы сумеете его включить? – поинтересовался он, своим вопросом вызвав лавину гнева.

– Послушайте, я помню, как выглядит компьютер! Там всего пара кнопок, методом перебора двух вариантов из двух я точно его включу! Да и потом, я не свихнулась, в полном рассудке.

– Это-то и пугает.

– О чем вы?

– Что вам рассказали о собственном прошлом?

– Ничего. Сказали, что в лечебных целях так будет лучше. А о чем вы?

Полицейский просто сухо улыбнулся.

– Послушайте, я потеряла память, я не помню даже своего имени. Полагаюсь на то, что говорят мне окружающие! Если мне что-то нужно знать…

– Думаю вам лучше спросить об этом… у ваших близких.

И он ушел, оставив после себя руины того, что Алекс строил кирпичик за кирпичиком. Карина гневно повернулась к нему.

– Так кем я была в прошлой жизни, говоришь? И не говори, что доктора…

– Программистом.

– Программистом? Или хакером?! – Она не собиралась позволять ему увильнуть от ответа.

– Официально ты числилась как программист. Но да, ты была хакером. – Твердо ответил он.

– Еще хочу! – потребовала она информации.

– Ты была первоклассным хакером, каких ничтожно мало, – признал Алекс. – Да, ты хакер, и натворила дел. И даже призналась в этом на весь мир, и легла на операцию, которая сотрет тебе память. И… это вообще не все. Ты бы знала, как меня самого достало все время все скрывать, Карина! Есть туча всяких неприятных вещей о нашей с тобой жизни.

– Говори, Алекс, лучше скажи!

– Мы все принадлежим к криминальному миру. Я, ты, твой отец и брат с сестрой. И друзья. Все! И Жен, черт тебя дери, твоя дочь. И пусть мне врежет доктор Джереми, но я отказываюсь молчать.

И хотя после этого он всего лишь вытянул по направлению к ней руку, Карина аж отпрыгнула в сторону и крикнула:

– Не ходи за мной!

Алекс был почти уверен, что она убежит на улицу. Уже заготовил мозговправительную речь, но она всего лишь ушла в свою спальню и закрылась. Весь день там просидела. Не ела, не пила, дулась и страдала, не иначе. Алекс же провел этот день с Жен, играл с ней, учил алфавиту. Русскому, разумеется. А поздно ночью, когда он уже собирался лечь спать, Карина вдруг вышла и объявила:

– Иди за мной.

А потом закрыла дверь спальни и начала раздеваться. Стянула футболку и уже взялась на молнию джинсов, когда он устало спросил:

– Ты что творишь? Это что, проверка на прочность или какая там еще фигня у тебя в голове крутится?

– В моей голове фигни не крутится. У меня там вообще пусто! Пора вспоминать. Давай, Алекс, напомни мне, что в тебе самое лучшее. – И расстегнула молнию на джинсах.

– Окей. Самое лучшее во мне, родная, что я никогда тебя не бросал, когда был нужен. А вот о тебе такого, к сожалению не скажешь!

Она вдруг замерла. Неуверенно так, обхватив себя руками. И так трогательно это выглядело, и хрупкая фигурка, и прозрачная кожа, и смешной рыжий ежик волос…

– Если ты хочешь меня не из жалости, мести или любопытства, то тебе нужно просто об этом сказать. В противном случае я буду спать в другой комнате сколько понадобится. Сказал как есть, участвовали во всем вместе. И не надо меня одного обвинять, да еще и в том, что сама придумала. Спокойной ночи.

Он уже направился к двери, когда вдруг услышал:

– Постой, Алекс… я… я хочу, – прошептала она.

Плавясь от одного лишь его взгляда, Карина стояла и думала, что может оно и нездорово, но хорошие мальчики точно не по ее части!

Никогда Алекс еще не отстаивал интересы подзащитного с таким рвением. И люди были полностью на их стороне. Там, где есть дети, наличествует и человеческая симпатия, а больные дети и отчаявшиеся родители – тем более. В конце концов, их личные деньги она не трогала. А кому из мирного населения интересны большие взломы, пока цел их персональный банковский счет?

Окончательно добило всех то, как сидевшая на руках у Виктора Жен нечаянно стянула с головы матери платок, обнажая совсем короткие волосы. И сердца всего зала суда не выдержали, задрожали. Карина Граданская вошла в зал интернациональной преступницей, а вышла – жертвой обстоятельств.

До самого главного процесса своей жизни Алекс дал себе зарок, что если выиграет – напьется. Но вместо этого спешно собирал вещи, чтобы увезти дам на горнолыжный курорт, строя воистину наполеоновские планы: по поводу здоровья и не только.

– Здесь чудесно! – воскликнула утром Карина, подбегая к окну во всю стену. Алекс даже хмыкнул. Не зря выбирал. Некоторые вещи не меняются. Она любила и любит много света и большие стекла. Хотя, надо признаться, вид открывался и впрямь шикарный. Прямо за домиком начинался небольшой ельник, уходящий вниз по склону.