Текст книги "Дневник. Поздние записи (СИ)"
Автор книги: Александра Гейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)
– Повтори. Повтори то, что ты действительно хочешь со всем покончить! Скажи это вслух, глядя мне в глаза! – рявкнул он.
– Я… я не этого хочу. Я согласна терпеть, но только если есть что-то взамен. По-настоящему изумительное, ради чего можно простить и забыть все. То изумительное, что бы не оставило мне выбора, кроме как забыть. То, от чего нельзя отказаться. Не-воз-мож-но.
И с этими словами я прильнула к его губам. Он шумно выдохнул и попытался отстраниться. Тогда я начала спешно избавляться от рубашки, накинутой поверх голого тела. Может где-то там и подразумевалось нет, но он оказался не в состоянии оторвать глаз от моих пальцев и того, что было под ними.
– Нет, так нельзя, ты зла, и после операции.
– Я не потребую у тебя проектирования шаттлов. Я не особенная Алекс, я всего лишь живая.
– Ты хотела уйти! – воскликнул он, наконец, оторвавшись от созерцания полоски кожи между полами рубашки.
– Так заставь меня остаться! – закричала я в ответ.
И он резко обхватил руками мою талию, заставляя запрокинуть голову и целуя так, что да, мне захотелось остаться, а желательно навсегда. Потом его губы опустились ниже, чертя дорожку вниз по шее, грудине, животу, до самого юга. Я вскрикнула и попыталась отстраниться, однако он просто заставил меня вышагнуть из пижамных штанов и трусиков разом. А он выпрямился и прошептал у самого моего уха:
– Если ты надеваешь мою рубашку, то кроме нее на тебе не должно быть ничего.
По коже побежали мурашки. Потому что это его слова были слишком интимны. А затем без предупреждения он подхватил меня на руки и, не переставая целовать, понес наверх. Я не помню подъема, я не помню ничего, да и что я могла запомнить, кроме него? Кроме его рук, в которых было так спокойно, кроме его губ, которые не позволяли мне ни на мгновение выплыть из сладких грез. Наверху, как и предсказывал Алекс, нашлась и спальня, и королевских размеров кровать, около которой он меня поставил на ноги… а затем начал раздеваться. Мне было немного стыдно за саму себя, но оторвать взгляд от этого зрелища я оказалась не в состоянии. От понимания честности и откровенности, до которой мы, наконец, друг с другом дошли, я вдруг осознала, что он – моя реальность, с которой приходится и придется считаться. Он не призрак, не миф. И эта любовь, несмотря на порочность, неправильность и осуждение, – то, от чего не спрятаться, не убежать. И нисколько не хочется. Я просто устала от отговорок.
Кончики моих пальцев опустились на его смуглую кожу. Алекс застыл, словно я сделала что-то куда как более обидное… или более интимное. И я тоже дальше не двинулась, мы встретились глазами, словно в страхе или неверии, будто только что понимание на нас обрушилось. А потом он резко наклонился, заставляя меня лечь на кровать. Каждое его действие было страстным, пылким, ярким, подобным маленькому взрыву. Он будто знал, чего я хотела, будто каждое движение было строго выверено, и я не могла отделаться от бьющейся на задворках сознания мысли, что за всем этим стоит ну просто гротескный опыт. Однако он будто почувствовал мое настроение, так как следующие его ласки и поцелуи заставили меня потерять способность строить логические цепочки.
Когда он начал стягивать с меня последнюю часть одежды, которая еще осталась – его рубашку – я попыталась помочь, однако он не позволил, сказав, что моему животу итак досталось, что травм нам достаточно. Лежа на этой самой кровати, я вдруг запаниковала, потому что понятия не имела, насколько хорошо выгляжу, ведь на пресловутых эротических фотографиях у девушек каждый волосок на своем месте, а в жизни… все иначе. Тем более что я целый день провела на полу на жаре и мне не мешало бы принять душ. В тот раз, когда мы пришли с маскарада, ситуация была куда как более подходящая, он все рассчитал идеально, но все пошло не по плану… А теперь без плана…
– Алекс…
– Тише. – За своими мыслями я не заметила, что он смотрел на меня… и как смотрел. Мне вдруг стало тепло-тепло, а затем и вовсе горячо, и я сошла с ума. Я обвила руками его шею, притягивая к себе, нуждаясь в его поцелуях, прикосновениях. Он застонал мне в губы, спускаясь ниже, вынуждая меня позабыв о боли, о любой, физической ли, нет ли, выгибаться ему навстречу в ожидании большего. В ожидании всего. И терпения становилось все меньше.
И он снова все понял, пробормотал что-то вроде «к черту», и в следующее мгновение мы стали единым целым. Я вскрикнула прижимаясь к нему, и он тоже застонал, и начал двигаться, медленно, а затем быстрее, и быстрее, пока ничто иное не перестало существовать. Пока мир не свелся до эгоистичной потребности в завершающей стадии близости. Пока эхо наших голосов не разнеслось по темной спальне, не оставляя нам ни малейших секретов и иллюзий относительно друг друга.
И только я успела отдышаться, как он сказал:
– Еще.
На улице уже начинало светать, когда вдруг на меня снизошло озарение. Я замерла и напряглась.
– Алекс, а где кольцо Дениса? – И его рука сильнее сжалась вокруг моей талии. – Я думала, что оно потерялось при падении, но если ты меня поймал, то это навряд ли правда. Где оно?
– Оно тебе не нужно! – огрызнулся он.
– Нет, оно мне нужно.
– Нет, не нужно! – Я повернулась к нему.
– Сожалею, Алекс, но оно мне очень даже нужно! И пока его у меня нет, можешь забыть о продолжении банкета!
– Ты что, издеваешься? – фыркнул он.
– Это было, это то, на что ты меня сподвиг, и ты итак уже убил Ковальчука, кольцо отдай.
– Нет, – фыркнул он.
И я его в отместку… укусила. Больно. Но это сработало:
– Ты серьезно?! – воскликнул он.
– Серьезнее не бывает!
Он ничего не ответил, только шумно засопел.
Глава 13
Тем днем, когда в Санкт-Петербурге вновь появился Шон Картер, я просто сидела на работе. Я сначала даже не заметила как замер весь отдел, но услышала, когда около моего стола стихли его шаги. Я просто машинально поставила еще один брэйкпойнт, заготовила улыбку, подняла глаза и увидела… его. А затем вскочила со стула и бросилась к нему на шею.
– Ты в России! – воскликнула я. А Шон ничего не сказал, поморщился и молча протянул мне билет на самолет.
– Что это? Зачем мне в Рим?
– Потому что в Риме живет Манфред.
Мой мир строился на постулате, кто Манфред недосягаем, как бог. И то есть у меня в руках оказался ключ от поднебесной.
– Ты предлагаешь мне лететь к Манфреду?
– Я предлагаю тебе работать на Манфреда.
– Ты не всерьез.
– Ты переобщалась с Елисеевым. Юмор к числу моих достоинств не относится, – сухо сообщил Шон, а затем поволок меня к выходу, затем к машине, и, в конечном итоге высадил в аэропорту.
Когда мы оказались в Италии, то поехали не к Манфреду, а на встречу с другими людьми. С теми, кто был компаний Шона, не моей. Марко Монацелли и Такаши Мияки. Лучшие программисты современности. Те, с кем каждый мечтает познакомиться. Марко приветливо заулыбался, а Такаши сдержанно кивнул.
– Добрый день, – проговорила я и поправила сумку для ноутбука, сползающую с плеча. Шон подошел ко мне и совершенно буднично и непринужденно нас всех друг другу представил. Я же с трудом поборола желание распахнуть рот в порыве детского восторга.
– Большая честь с вами познакомиться, – проговорила я по-итальянски. Шон удивленно вздернул брови, но я лишь мельком на него взглянула.
– Надеюсь, ты не против маленького эксперимента, – сказал Шон и подтолкнул меня к какому-то фургончику.
Честно? Я ожидала там увидеть стоящего с распростертыми объятиями Манфреда Монацелли. Ну или по крайней мере надеялась. Потому что все остальные варианты включали в меня откровенную нелегалку. Но, конечно, светящийся и сияющий Манфред был бы слишком. Увидела я всего лишь несколько компьютеров, соединенных по сети, и приглашающие присесть перед мониторами стулья.
Страх облажаться на глазах у Шона, Марко и Такаши занимал место в почетном топ-10 моих персональных кошмаров. А потому у меня, кажется, тряслись руки. Протекция Шона это, конечно, круто, но я не верила, что такая организация могла бы обратить на меня внимание, не будь у меня хороших рекомендаций. И не ударить в грязь лицом теперь было первоочередной задачей. Все, что случилось после, я помню смутно.
Оклемалась я только в России, лежа ночью в собственной кровати в попытках заснуть. Вердикта не было, Манфред торопиться не любил, а потому я вынуждена была мучаться неизвестностью еще некоторое время. И разрешилось все тоже очень странно: мне на работу вдруг доставили охапку роз с приложенной карточкой. На ней значилось только одно: ММ. Это была знаменитая подпись Манфреда. И хотя, если разобраться, понять, что значили эти цветы, было нереально, Шон сказал, что так пресловутый сеньор хакер выражает готовность к сотрудничеству…
И это стало как благословением, так и проклятьем.
К слову сказать, раз уж Шона Картера забросило в северное полушарие, то он воспользовался возможностью почтить своим присутствием и Алекса тоже. Я об этом слышала мельком, потому что как бы сама ему не звонила. Нет, мы с Елисеевым на этот раз не разругались, но и к соглашению не пришли. Вместо этого устроили настоящую баталию на тему: кольцо или секс. Это больше напоминало некие брачные игры, но… нас обоих странным образом устраивало. Остальные крутили, конечно, пальцами у виска, но разве оно в новинку? Мы же по жизни с прибабахом. Так вот для нас стало делом принципа друг друга преследовать, мозолить глаза и вставлять шпильки на тему пресловутого трофея. Я даже не уверена, что дело было в кольце. Я хотела, чтобы он дал мне желаемое, признал, что я на это имею право. Но он артачился!
После прилета мы с Шоном впервые встретились на дне рождения Вадима Остроградова. Алекс как всегда «театрально» опаздывал, а потому Картер скучал в обществе незнакомых людей. По этой причине мы обнаружили нескольких человек, до нашего появления единолично властвовавших диваном, и их потеснили. В итоге у него на колене полулежала нога какой-то девушки, а на подлокотнике рядом со мной красовалась чья-то пятая точка. Не суть, потормошить его на тему Манфреда мне дополнение к нашей скромной компании не помешало. Во время разговора Шон держал руку на моей талии, что слегка смущало. Я все чаще вынуждена была повторять себе, что мы больше не вместе, что он теперь мне не принадлежал, что он просто друг. Но это было сложно, я привыкла вести себя с ним определенным образом, приходилось постоянно себя одергивать. Два года – долгий срок, не сдунешь словно пыль.
После второго бокала вина я несколько захмелела, и Шон тут же сменил темы с рабочих на мозговправительные:
– И что ты теперь будешь делать? – спрашивал он почти на ухо мне.
– В каком смысле?
– С Алексом что будешь делать?
– Ничего, – удивилась я. – А что, должна?
– Я вам не сваха, но ты бросила меня ради него, а вы даже и не вместе!
– Шон, спокойно, мы только начали приходить к некоему взаимопониманию, и вообще я уехала не к нему, я предлагала тебе поехать со мной и быть вместе. Просто я хотела быть со своей семьей! – вздохнула я. – Но опоздала.
– Да, Алекс мне рассказывал о твоем отце. Но твоя мать-то где? Где Ирина? Ты с ней не видишься! Зато ты впуталась во все неприятности, которые нашла по пути, переспала разок с Алексом и устроила какие-то непонятные игры. Что дальше? Какие еще найдешь отговорки?
– Я не ищу отговорки! – воскликнула я.
– Ищешь. Повзрослей и начни уже решать свои проблемы.
Но в одном он был прав, я слишком мало внимания уделяла маме. А так как вино сделало меня сентиментальной, и я отправилась в машину, чтобы позвонить, тем более что на вечеринке мне было до странности одиноко. Стояла ночь, мне хотелось просто услышать ее голос. Это бы притупило чувство вины, внушило обманное спокойствие. Блютуз-гарнитура озвучила гудков десять, прежде чем отключилась. Я нахмурилась. Где она? Может, телефон не работает? Я как раз вышла из машины, когда на стоянку непринужденно зарулила черная мицубиши. Скрипнули тормоза, едва различимо щелкнул ручник, машина чуть качнулась, и тут же распахнулась дверь.
Алекс вышел, сверкая такой улыбкой, что проблема потери родительницы сразу как-то отошла на второй план. А он подошел ко мне и без приветствия, без ничего, начал целовать, чуть не опрокидывая на капот машины. Это было чертовски… жадно. Настолько, что я поверила, что в жизни Алекса кончились не только газетные заголовки. Это пьянило хуже вина, это подкупало, это ломало мою волю к сопротивлению, но я чуть отстранилась и прошептала ему в губы.
– Где кольцо? – Твою же мать, со стороны могло показаться, будто я вымаливаю предложение.
– Если ты стараешься снизить градус, требуя у меня кольцо другого мужчины, то… должно бы, но все равно не работает.
После этого он прикусил мою мочку уха, заставляя меня задрожать всем телом, а затем усмехнулся и ушел. Зараза.
Стоило войти в квартиру Вадима, как виновник торжества схватил меня за руку и потребовал:
– Слушай, ты не могла бы позвонить Ларисе? – И тут я поняла, что действительно нигде не видела Лару.
– Нет, – растерялась я. – Она обещала подойти?
– Ну, как бы на моем дне рождения присутствие моей девушки предполагается… Она не берет трубку, позвони ей, пожалуйста.
Что за день молчащих телефонов?! Я снова спустилась в гараж и набрала на этот раз Лару. После трех гудков в трубке раздался хриплый от слез голос.
– Лара, это я, – протянула я потрясенно. Плачущая Лариса! ЛАРИСА! Жизнерадостная, веселая и живая. И вдруг плачет. – Мне приехать?
– Я приеду, – прохрипела она. – Сейчас соберусь и приеду. Мне надо с тобой поговорить. И очень серьезно.
Пока я искала в Вадима, чтобы рассказать ему о том, что Лариса едет, буквально впечаталась в какого-то парня.
– Карина, – вдруг ткнул он в меня пальцем и весело прищурился. – Знаем-знаем.
– Простите? – мне он не понравился, и я нахмурилась. Но вдруг он произнес нечто такое, что меня заинтересовало:
– Колечко Дениса Ковальчука.
– Еще раз простите? – Я даже на шаг отступила.
– Ты ведь его хочешь? И это краеугольный камень в вашей с Елисеевым интимной жизни. Каждая питерская собака уже в курсе…
– Я даже не знаю кто вы… Вам лучше уйти и немедленно…
– Я вор. – Я застыла. – Я могу его для тебя украсть.
– Я не хочу, чтобы его для меня крали!
– А вдруг захочешь, – протянул он и неуловимым движением вытащил из кармана визитку. Имени на ней не было. А когда я вздумала об этом спросить, обнаружила, что скользкого типа нигде нет. Но трофей почему-то не выбросила, пошла искать Вадима дальше. Нашла его в компании Алекса и Шона разом. Неловко.
– Лара скоро будет, – сказала я ему, невольно стреляя глазами в сторону парочки «моих парней».
– Что с ней?
– Не знаю, сказала, приедет – расскажет, – пожала я плечами, стараясь никоим образом не выдать то, что Лара плакала. Я понятия не имела, станет ли она говорить Остроградову о причинах. Не просто ж так она не брала телефон.
Вадим явно собирался что-то еще сказать, но Алекс с одного взгляда понял, что я не хочу продолжать эту тему, и отвлек его. Я благодарно улыбнулась и быстренько ретировалась.
Когда Лариса пришла, я встретила ее у самой двери. Она выглядела прекрасно, но красные глаза скрыть не удалось. Пока ее никто не увидел, я огляделась, схватила девушку за руку потащила в спальню Вадима. Там, вроде, еще никто не побывал, а наше вторжение даже странным выглядеть не будет. Лара ведь девушка Вадима. Только мы оказались внутри, как подруга буквально рухнула в кресло, словно из нее ушли все силы, и закрыла лицо руками.
– Я беременна, – сказала она надтреснутым голосом.
Вот это да. Пожалуй, эта тема была создана, чтобы меня срезать, ведь я понятия не имела, как поступают в подобных ситуациях, меня бог миловал.
– Так… скажи ему, – предложила я. – Думаю, он нормально воспримет эту новость. Уверена, он любит тебя.
– Но я не выйду замуж. Я не глупая, симпатичная и веселая. Но теперь я еще ко всему беременная! Кому я такая буду нужна? – всплеснула она руками. – А я хочу замуж.
– Ну… логично, если ты выйдешь за Вадима, – растерялась я.
– Ты совсем спятила? – воскликнула она, всплеснув руками.
– Но ты его любишь! – я схватила ее за плечи. – И, уверена, он тебя любит!
– Алекс тебя тоже любит, – парировала она. – Он трепещет над тобой еще с первого курса университета.
– Алекс это совсем другое!
– Почему же?
Я не могла ответить на этот вопрос. Что было другого в Алексе? Почему он был уверен, что никогда не женится?
– Вадим просто другой человек. Ты должна ему сказать, Лара.
– Или избавиться от ребенка.
– После этого вы отношения не построите. Тем более на вранье! Ты должна хотя бы попробовать побороться. Тебе он дорог?
– Отношения? А если он заставит меня сделать аборт, об этом ты подумала? – Она расплакалась, и я ужаснулась, поняв, сколько на ней косметики, сколько сил она приложила, чтобы скрыть следы развернувшейся драмы. – Я не могу, я одна в городе, у меня никого нет. Но я не могу одна растить ребенка! И нет, я ни за что не уеду обратно в свою Тмутаракань!
– Почему одна? Милая, ему уже тридцать два года. Ему пора думать о семье и ребенке. – Я обняла ее, пытаясь сдержать ее дрожь, помочь хоть чем-то. – Скажи, не думай за него! Я уверена, что он тебя поймет. Все видят, как он к тебе относится. Больше скажу, я видела его с другими девушками, до тебя, ни на одну он так не смотрел… да что там, он на них вообще не смотрел!
– Как ты не понимаешь? За таких мужчин не выходят замуж, с ними веселятся, отрываются, спят, потом находят милого парня, который понравился маме, и выходят за него. А, главное, про первых не рассказывают детям! – воскликнула она, всплеснув руками.
– Представляешь как выгодно дружить со мной? – спросила я с напряженным смешком. – Всегда есть в кого ткнуть пальцем и сказать «ну уж такой-то я точно не была»!
И она, наконец, засмеялась.
– А с другой стороны, подумай, Лариса, – раздался голос от дверей. – Сможешь ли ты выдержать нашу жизнь. Ты будешь знать, что каждый день твоего мужа могут посадить, подстрелить или избить до полусмерти. Не каждая сумеет жить под подобным прессингом.
Я обернулась и уставилась на Алекса. И хотя сейчас мы были не в контрах, после этих слов мне вдруг захотелось расцарапать ему лицо. Как он смеет пугать и отговаривать Ларису? Она должна бороться. За любимого человека, за ребенка и за их общее счастье! Но Алекс моего бешенства не заметил и продолжил:
– Моя мать не смогла, она подсела на наркотики. Жена Виктора Граданского не смогла, ушла, оставив и его, и двух маленьких детей. Ни та, ни другая не сделали правильный выбор…
– Анжела! – воскликнула я в защиту Лары.
– Анжела… – вздохнул Алекс. – Ты же понимаешь, что эта женщина живет в придуманной реальности, где отец ей не изменяет, а сама сложная общечеловеческая проблема – сервировка стола. Они с Сергеем когда-то решили, что розовые очки – отличный аксессуар. Отец по-своему бережет ее душевное спокойствие, а Анж больше ничто, кроме его рациона, не интересует. – Я вздрогнула. – Но да, есть еще пример Жени Ливановой, которая вышла замуж за обычного парня назло всему свету, а спит все равно с моим отцом.
– Что ты хочешь сказать? – напряженно спросила Лариса.
– Что все эти люди несчастливы. Брак сам по себе никого еще не осчастливил. Для правильного выбора даже большой и чистой любви недостаточно, а уж оплодотворенной яйцеклетки и подавно. Если ты не считаешь Вадима Остроградова правильным человеком, просто избавься от ребенка. Я это пойму и ничего ему не скажу.
Повисло молчание, и только мой судорожный вдох разорвал тишину. Какое счастье, что я не оказалась на месте Ларисы. Если бы Алекс мне толкнул такую тираду, я бы, пожалуй, стремглав понеслась на аборт записываться! Вот же козел. Но Лариса оказалась более крепкой и стойкой. Она вдруг поднялась на ноги и, храбро глядя Алексу в глаза сказала.
– Найди его и приведи сюда. Я не собираюсь позорно прятаться от проблем!
Когда Лариса разговаривала с Вадимом, я сидела на подогреваемом полу ванной, смежной со спальней, и слушала. Мое ухо буквально приросло к двери. Но именно об этом меня Лара и попросила. На крайний случай ей был необходим тыл в лице подруги, которой не придется объяснять, что случилось. Достаточно будет просто выплакаться. Я до последнего не представляла, как и что скажет Вадиму Лариса. В смысле слова имеют значение! А она удивительно бодро и спокойно сообщила ему, что беременна и ждет от него вариантов развития событий. Как он скажет, так она и сделает. Он мужчина, ему и решать. Вот это было жестко! Я почти восхитилась. Ведь она фактически возложила на него ответственность за собственное благополучие. Она могла умереть на операционном столе, никогда не иметь детей, стать материю одиночкой или все-таки любимой вечно нервничающей мафиозной женушкой. Вадим молчал довольно долго. Минут, наверное, двадцать. А затем было публично сделано объявление о помолвке. И знаете, что? Я почти пожалела, что выбрала не того мужчину! Почти… но все-таки нет.
Надо ли говорить, что о воре и визитке я напрочь забыла? Однако, как выяснилось, мой новоприобретенный знакомый склерозом не страдал. И однажды утром я обнаружила у себя в квартире колечко и новую визитку. Но точно такую же. Иначе я бы, пожалуй, решила, что это дело рук Алекса.
Стоя там с кольцом Дениса в руках, я вдруг осознала, что он был. И что он умер. У меня подкосились колени, и я упала. Что мы с Алексом творили? Мы устроили глупое пари на тему «быть или не быть» на почве… кольца. И я заплакала от осознания собственной… бессердечности. А ведь Денис, вероятно, любил меня. Он предложил мне выйти за него замуж! Я была такой гадкой эгоисткой. Я пользовалась людьми…
А потому после работы я пошла к Алексу, выяснять отношения. Намеревалась и его тоже вразумить. Он был дома. Один. Читал книгу.
– Привет, – сказала я и прошла в комнату. Он тут же сел и отложил свое чтиво, губы его растянулись в порочной усмешке. – Я пришла поговорить.
– Ну проходи… поговорим. – Еще более двусмысленно сказал он.
– Нет, серьезно. Я сегодня обнаружила у себя в гостиной кольцо… – Я села рядом и показала ему колечко. – Это ведь не ты, верно?
– И кто же это меня обокрал? – фыркнул Алекс.
– Не суть, Алекс. Я ужасная. – Я плюхнулась на диван рядом с ним и откинула голову на подушки. – И ты тоже! Мы с тобой устроили этот глупый спор, как мы могли? Он же умер…
– Но мы-то живы, – сказал Алекс, притягивая меня к себе. Ничего хуже он сказать не мог. Я даже засмеялась.
– Нет, ты просто ужасен!
– Ага, – пробормотал он, убирая мои волосы с лица.
– Алекс!
– Да? – невинно спросил он.
А затем он резко опрокинул меня на диван, целуя шею.
– Я почти счастлив, что эта история с колечком разрешилась, и даже без моего участия. Или новая отговорка у тебя уже имеется?
– Нет, но…
– Вот и прекрасно.
И он начал меня целовать, медленно-медленно раздевая. Так медленно, что я начала задыхаться и умолять о большем еще до того, как он стянул с меня блузку… Доказывал, наверное, насколько он ужасен на самом деле.
– Можешь надеть его, если хочешь, извращенка, – хмыкнул он вдруг.
– Что? О чем ты? – простонала я.
– О твоем вожделенном безвкусном булыжнике.
Я не сдержалась и начала хохотать. И Алекс тоже. В этот момент раздался звонок телефона. Алекс поднял трубку, не переставая очерчивать пальцем вырез моего декольте, с каждым разом оттягивая ткань чуточку сильнее. Зараза… Но вдруг он замер. На его лице появилось мученическое выражение, и я попыталась сосредоточиться на женском голосе в трубке. А говорили по-английски, но с заметным акцентом. И говорили такое, что у меня уши покраснели! То ли секс по телефону, то ли самые непристойные предложения из всех, что я слышала (включая фильмы и книги эротического содержания). А Алекс умоляюще на меня посмотрел, и тут до меня со всей очевидностью дошло, что он ни слова не понял… Я чуть не рассмеялась в голос.
– Помочь? – сочувственно предложила я, хлопая ресницами. Он, не раздумывая, кивнул. – Тогда просто повторяй за мной. Get the fuck out of me! (англ. Держись от меня, на хрен, подальше!)
На его лице шок сменился пониманием. А затем Алекс без промедления повторил сказанное мной в трубку, после чего отключил телефон.
– Да, на будущее запомни эти шесть волшебных слов и повторяй их почаще, – посоветовала я. – Это сбережет тебе массу нервных клеток.
– Есть, мэм, – фыркнул он.
– Ну раз ты такой послушный, так и быть, я даже переведу тебе то, что она сказала…
Лицо у Алекса изменилось, а я потянулась к его уху и зашептала по-русски то, что сказала красноречивая иностранка. С долей импровизации, разумеется. Не думаю, что могла бы на такое решиться сама, если бы случай не представился, но, кажется, получилось очень даже. По крайней мере от одежды я была избавлена в считанные секунды.
В дальнейшем морально-нравственными вопросами я старалась не задаваться. И припрятала колечко.
– Ну же, возьми трубку, – пробормотала я, заезжая в собственный гараж.
Я потеряла маму. Она ничего не знала о моем новом месте в Бабочках Монацелли, мне было чем с ней поделиться, но ведь никак! Она вообще про меня забыла. Да я тоже виновата, мало о ней заботилась, недостаточно часто вспоминала, а уж после этой истории с кольцом и вовсе последний разум потеряла, упиваясь и растворяясь в отношениях с Алексом… но прошло две недели со дня рождения Вадима, а я так до нее ни разу и не дозвонилась, хотя в последнее время просто обрывала телефон. Естественно, я испугалась. Дина утверждала, что не видела ее с похорон отца. Представляете до какой степени отчаяния я дошла, что позвонила дражайшей тетушке?
– Ну же мама! – закричала я и ударила ладонью по приборной панели. Гарнитура снова загорелась и отключилась. И я поняла, что что-то произошло. Минуту я собиралась с силами, дрожа от осознания, что снова все прошляпила. Вдруг до нее добрались? Вдруг она заболела как папа и лежит в квартире одна, и… Машина сорвалась с места. Напротив маминого подъезда я припарковалась криво, колеса вывернуты, несколько машин заперты, мне было плевать на все и вся. Когда я неслась по ступеням подъезда, сердце заходилось в приступе новоприобретенной аритмии. И я с превеликим трудом вспомнила, каким ключом открывать замок. Докатилась! Дрянь неблагодарная.
Маленькую двухкомнатную хрущевку я обежала за пару минут. Там не было никого. В подавленном состоянии я вышла из подъезда и села в машину. По щекам текли слезы, я уже не сомневалась, что это дело рук Граданских или Сергея. Где мне ее искать? Звонить Алексу? Я не могла позвонить ему и признаться, что потеряла маму уже две недели назад, но молчала. Признаться перед ним, перед самым любимым человеком на свете, что я такая эгоистичная, я не смогла. Два пятнадцать ночи. И завтра на работу. Но я сидела в тупом оцепенении и смотрела на входную дверь. И надеялась на чудо или хотя бы озарение… Оказалось, я ждала не зря.
В два тридцать пять, чудо себя явило.
То был баклажановый эстон-мартин, нахально перекрывший всю дорогу около нашего подъезда. У меня даже рот открылся, нет тут таких машин! И не должно быть! Рабоче-крестьянский спальный райончик, здесь топовая машина – тойота кэмри. Кто это?
И снова мне представился шанс узнать. Из машины вышел невысокий крепко сложенный мужчина, я не видела его лица, но одет он был неброско. И, спорю на свою рыжую шевелюру, дорого. Я нахмурилась, если бы в эстон-мартине сидел подросток, я бы поняла, что он спустил на машину все деньги и теперь по уши в долгах, тогда бы успокоилась… но здесь… Мужчина на удивление бодро для столь позднего часа обогнул машину и открыл переднюю дверцу. А оттуда, опираясь на предложенную руку, по-королевски выплыла моя мама. Я схватилась за голову, подавляя желание завизжать.
Итак, у моей матери был друг. Представительный, энергичный, зрелый мужчина. На гребаном баклажановом эстон-мартине. Так значит это у него она пропадала в последнее время? Или не в последнее? Мне вспомнилась загадочно быстро развившаяся болезнь отца и тот день, когда мы пошли гулять, так как мамы не было дома. Папа сказал, что она у Дины, но я снова была готова спорить на что угодно, это была отговорка, и отец знал.
А мужчина ласково приобнял маму за талию и повел к подъезду. Они мне отчего-то напомнили молодоженов… И я не выдержала. Я больше не собиралась делать вид, что все хорошо и ничего не происходит. Это перешло все границы! Стерва! Лгунья! Она винила меня, глядя мне в глаза, хотя на самом деле… Я рывком повернула ключ в зажигании. Вспыхнули фары, взревел мотор. Мама обернулась и тут же узнала мою машину. Она прижала руки к губам, будто мне итак было недостаточно доказательств ее вины. Мужчина тоже обернулся, и я увидела его лицо. Я его не знала, что, собственно, и не удивительно. Я тронулась с места и каким-то чудом протиснулась между эстон-мартином и клумбой с цветами, никого не задев, после чего газанула так, что разбудила полквартала, наверное.
Я не была уверена, что смогу когда-нибудь простить матери этот обман. Она третировала меня за Алекса, она обвиняла меня в смерти отца, в то время как сама проводила ночи с мужчиной, которой явно не был из простых, в то время как ее муж, считай, умирал. Чертовы, чертовы любовницы мафии!
Я вошла в банк Елисеева почти к моменту закрытия. Все уже расходились.
– Простите, мы закрываемся, – сказала мне участливая девушка-администратор и на манер огромного охранника раскинула руки, пытаясь меня выпроводить.
– Спокойно, ей можно, – вмешался Вадим, оттаскивая меня в сторону. – Ты к Алексу?
– Зависит от того, сможешь ли ты мне помочь без его участия, – ответила я, разглядывая лифты и опасаясь появления Сергея. – Мне надо знать, кто владелец баклажанового эстон-мартина, – выпалила я. Вадим не выдал ни удивления, ни нервоза, просто потащил меня с глаз подальше.
– А что случилось? – поинтересовался Вадим.
– Я бы не хотела объяснять, – кисло улыбнулась я, мысленно кривясь от фразы «у моей мамы романчик с этим типом».
– Я пробью по базе.
– Ты прекрасно знаешь, кто это! – разозлилась я. Ну не мог он не знать ТАКУЮ машину.
– Откуда бы? – невозмутимо поинтересовался Вадим. – Это Елисеев у нас гонщик! Вот к нему и иди.
– Пожалуй, я так и сделаю, – огрызнулась я и пошла к лифтам.
Алекс, увидев меня, обрадовался, но потом опасливо взглянул за мою спину, и я поняла, что Сергей может войти в любой момент, а потому закрыла дверь… на ключ.
– Привет, – улыбнулся он, направляясь ко мне, и поцеловал так, будто мы на полном серьезе встречались не десять дней, а десять лет. – Ты что-то хотела? – спросил он, вглядываясь в лицо.
– Д-да, – начала я и опустила глаза. Почему-то мне расхотелось задавать этот вопрос, но ведь не удержаться! – Да я хотела узнать, кто владелец баклажанового эстон-мартина.
