Текст книги "Дневник. Поздние записи (СИ)"
Автор книги: Александра Гейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)
– Вы знакомы с Алексом Елисеевым?
Из моего горла вырвался какой-то странный звук.
– Нет. Но я, разумеется, о нем слышал. Он… довольно заметный человек.
– Да. И это делает его окружение добычей сплетен и слухов.
– Мама…
– Я слышал все. – Они оба меня проигнорировали.
– И как вам?
– Я предпочитаю не обращать внимания на желтую прессу.
– Это определенная репутация, Виталий.
– Не могу сказать, что она безупречная и у меня тоже. Я не политик и не директор детского сада.
– Звучит очень храбро и самонадеянно.
– Вы хотите мне что-то сказать? – нахмурился Вит.
– Хочу сказать держитесь. – А он моргнул и рассмеялся.
Когда он ушел, мама сухо сообщила, что лучшего кандидата она бы и сама не нашла. Но после всего, что было сказано, я сомневалась, что это комплимент. Во избежание дальнейших душевыворачивающих откровений мы занялись готовкой, и как-то вышло, что она осталась у меня ночевать.
И как назло в два часа ночи снова завалился Алекс. Я уже была готова к подобному сюрпризу, но разозлилась не на шутку. После того, как я познакомила Вита с мамой, ко мне ночью приходит Алекс! Я запахнулась в свой сиреневый халат и с видом фурии (глаза горят, волосы растрепаны) набросилась на Алекса. На этот раз, к моему удивлению, он был трезв как стеклышко.
– Ты совсем с ума сошел?! Убирайся, – я толкнула я его в плечо. – И немедленно отдай ключи от моей квартиры! Это переходит все границы.
– Неужели он и сегодня здесь? Два дня подряд, вот так сюрприз, не думал, что он в состоянии, – усмехнулся Алекс.
– Ты что творишь Алекс, вчера ты был хотя бы пьян, а сегодня зачем пришел? Совсем рехнулся? – Я вцепилась в горловину халата, будто он мог защитить меня от посягательств.
– Я скучаю. Каждый день. – Внутри меня что-то оборвалось, я почти растаяла. – Я не могу забыть тебя. Да и не согласен. – Он сделал шаг, обхватывая меня руками, и коснулся губами виска, он помнил, что мне это нравится, черт бы его побрал! У меня подкосились колени.
– Уходи, я прошу тебя! – Я вцепилась в ворот его рубашки.
– Подожди. Сейчас. – Он отпустил меня, а потом направился… в мою спальню.
– Ты что делаешь? – ощетинилась я.
– Я просто попрошу его уйти, и мы поговорим. Всего лишь поговорим. Я должен хотя бы поговорить с тобой.
– Нет, Алекс. – Я попыталась его остановить, но только глупо проехалась по паркету. Алекс решительно влетел в мою спальню и остановился как вкопанный. Затем распахнул дверь ванной, и туда заглянул. Представляю что бы было, если бы он там Вита обнаружил!
– Ну что ж, два дня подряд он не в состоянии, – сообщил мне Алекс. – И что тогда за форс-мажор заставляет тебя отложить разговор?
– Ты заваливаешься ночью в мою квартиру и удивляешься, что я недовольна?! – воскликнула я. – Алекс, проваливай. Я хочу спать.
– Хорошо, – кивнул он. – Ложись спать, я не буду тебе мешать. Я просто посижу здесь. А утром поговорим.
– Я хочу не спать, а чтобы ты ушел! – всплеснула я руками.
– Правда хочешь? – он шагнул ко мне, обхватил мое лицо руками. У меня на глазах снова выступили слезы.
– Да, – дрожащим голосом проговорила я. Он откашлялся.
– Почему?
– Вероятно, я тому причина, – сказала мама, которая, конечно же, услышала нашу перебранку. И глухой бы услышал. – Ну присаживайся, Алекс. Поговорим, раз уж ты так настойчив.
Алекс и мама сели в кресла друг против друга, словно собирались скрестись шпаги. И я затрудняюсь ответить, чье выражение лица было более пугающим. Но тут мама произнесла такоооое:
– Давай поговорим, наконец, без поправок на личностность. Знаешь, Вит сегодня был здесь. – Алекс застыл. – Вит был здесь, мы поговорили. Он весь такой вежливый, и правильный, и ужасно скучный. – У меня буквально челюсть отвисла. – Но он сделал все, чтобы угодить мне, рассказав о своих дальнейших планах на мою дочь. Знаешь, я привыкла быть ее матерью. Я привыкла судить как мать. Но, объективно говоря, как женщина я бы никогда не выбрала его. И, уверена, у тебя получится вернуть Карину всегда, в любой ситуации. Вот только зачем? Прежде чем ты разрушишь ее будущее с правильным мужчиной, отнимешь право на спокойствие, ответь не мне, а ей. Ради чего. Что будет дальше? Чего ты от нее ждешь?
Мне стало страшно. Этот вопрос сама бы я Алексу не задала никогда. Да, я спрашивала, зачем он поступал так или иначе, но спросить у него, что с нами будет… Я прерывисто втянула воздух. Вопрос «надо ли мне оно?» стоял всегда остро. Но вот «а зачем оно надо?» никогда не поднимался. И Алекс, кажется, явно пребывал в замешательстве. А моя мудрая мамочка поднялась, пожелала нам спокойной ночи и ушла.
Мы остались наедине.
– Я… – начал Алекс.
– Я слушаю, – ответила я.
– Мне нужно время, – выдохнул он, а затем встал и ушел. Но ключи… ключи от моей квартиры он оставил.
Если не придираться к содержанию, осень действительно красива. Но наступая на безупречный золотистый лист клена, ты рискуешь поскользнуться, потому что под ним может обнаружиться что угодно… Вот и у меня то же самое. Вроде все хорошо. Работа чудесная, безупречный бойфренд, но если копнуть поглубже…
Спустя три дня я решила, что времени у Алекса было предостаточно, а у меня вскоре случится нервный срыв, и поехала к нему. Не знаю почему, но я решила оставить машину и спуститься в подземку. Декорации были в тему. Люди вокруг меня были мрачные, унылые, одетые во все оттенки серо-коричневого. За исключением молодых девушек. На них как всегда цвет сезона. Но глаза все равно не блестят. Ох уж эти прелести современной действительности. И самое печальное, что сама я тоже отличалась только по цвету. А потому, так же, как и все, я привалилась спиной к табличке «не прислоняться» и опустила глаза в пол.
Алекс был в клубе. Это я распознала по гвалту, когда он снял трубку. Я даже не стала ничего говорить, сбросила звонок, натянула пальто и направилась к метро.
Клуб как всегда шумел и не спал. И как всегда найти Алекса не составило труда. Но когда я его увидела, мое сердце чуть не остановилось. Он был не один, с какой-то девицей. Потребовалось все мое мужество, вся моя выдержка, чтобы подойти к нему.
– Надо поговорить, – сказала я.
Он повернулся ко мне и помрачнел. Но все-таки кивнул и повел в административные помещения. Мы оказались в темном коридорчике, который я помнила еще с самого первого дня нашего знакомства. И я не могла дойти до его кабинета, до того места, где все началось… ведь по традиции закончиться все должно было именно там.
– Стой, Алекс… – я тронула его за локоть. – Здесь достаточно тихо.
Он взглянул на мою руку, и я ее опустила. Я прислонилась к стене, так как опасалась, что задрожат колени, Алекс встал напротив.
– Я слушаю, – сказал я.
– Не делай вид, что ты не знаешь зачем я пришла, – сказала я. Алекс поджал губы, на его лице появилось почти жестокое выражение. – Ты должен ответить. Все зависимости от того, что я видела, ты просто обязан произнести это вслух.
– Мне нужно еще время, – сухо сказал он.
– Нет, Алекс, не нужно. У тебя было аж несколько лет. И я была там, я все видела, – кивнула я на выход в зал. – Скажи мне. Просто ответь прямо нужна ли я тебе. Если да, то просто скажи это, и я брошу Вита, забудем об этой девице или девицах, я… я все сделаю. Но если нет, тебе придется с этим выбором жить. И оставить меня в покое. Просто скажи чего ты хочешь.
Под его взглядом мой желудок раз за разом исполнял акробатические номера. Мне хотелось обхватить себя руками и сползти по стенке вниз, чтобы полегчало. Но я терпела, ждала. Я пыталась оттолкнуть стену руками, чтобы дать хоть какой-то выход эмоциям. Это был наименее заметный способ. И вдруг взгляд Алекса смягчился, он медленно обвел глазами мое лицо, затем спустился ниже, не раздевая, но лаская. Он отлепился от своей стены и каким-то неуловимым движением оказался совсем рядом со мной. Кончики его пальцев начали ласкать мою шею, затем он склонился к моему лицу и поцеловал уголок губ. Нежно, легко, ласково. От этого прикосновения вся я словно ожила.
Измена. Слово, которое вселяет ужас во все сердца. И каждый решает для себя сам сможет ли он простить это человеку, который с ним. А что считается изменой? Можно ли считать поцелуй человека, которого ты любишь, изменой тому, кого не любишь? Да. Можно ли считать поцелуй человека, которого не любишь изменой себе? По-моему тоже! Как сохранить эту тонкую грань целостности? Как удержаться и не сорваться? Иногда я завидовала более черствым людям. Тем, кому душевные терзания не были знакомы. Они сами выбирали свои судьбы. Они не насиловали собственные сердца. В сравнении с ними у меня было лишь одно: я каждый день вставала с кровати, полная надежды…
– Я бы хотел дать тебе все, чего ты хочешь, и даже намного больше, – прошептал Алекс, очерчивая пальцами мои скулы, словно пытаясь запомнить еще лучше. – Но я люблю свою жизнь, а в ней есть вещи, которые ты никогда не поймешь и не примешь.
– Ты, должно быть, меня разыгрываешь. – Я не могла поверить, что он собирается меня бросить ради… чего? Ради беспорядочного секса?
– Карина. – Он приложил палец к моим губам. – Я разрушил свою жизнь еще до знакомства с тобой. Я говорил тебе, это не отпускает. – Он снова говорил о наркотиках? – И все, что я делаю – попытки взять под контроль собственную жизнь. Отвлечься и удержаться.
– Это просто не может быть правдой! – воскликнула я. – Ты врешь сам себе. Тебе просто страшно.
– Естественно мне страшно, – мрачно рассмеялся он. – Я в ужасе. И достаточно честен с собой, чтобы это признавать. Хуже, я в перманентном ужасе. Может это эгоистично, может я должен на коленях просить за это прощения перед тобой, но я боюсь менять в своей жизни что-либо. И благодарю всех известных богов удачи за каждый день, дарованный мне ими. Если бы не это обстоятельство, я бы сделал все, что угодно, все, что ты хочешь. Но… я не могу.
Мы не дошли до его кабинета. Но сути это не поменяло. В метро катастрофически не хватало воздуха, и сужались стены, а потому я бежала на поверхность за глотком кислорода. Пока меня они не задушили, не раздавили. Так получилось, что я никогда не выходила на этой станции, и теперь не могла сообразить куда идти. Мир вокруг вращался подобно калейдоскопу, вокруг были какие-то люди, а я стояла и не могла сообразить, где нахожусь. Когда я, наконец, заметила знакомый переход, я бросилась туда бегом, и мне очень повезло, что прямо передо мной загорелся зеленый, так как не была уверена, что смогу остановиться… Я барабанила в эту чертову дверь с такой настойчивостью, будто от того, откроют ли мне, зависела моя жизнь. И она… открылась. Как всегда.
– Вит! – я бросилась к нему в объятия, пряча лицо на груди, и забормотала: – Ты у меня самый лучший, самый замечательный. Я прошу тебя, будь всегда со мной, я никогда тебя не обижу, никогда не оставлю, клянусь, просто будь со мной! – Рыдала я.
Надо ли говорить, что он попытался расспросить меня о причинах и не добился ответа, однако это не помешало сделать то единственное, что могло мне помочь обрести веру в этот мир и благополучное будущее – предложение.
Глава 15
За тринадцать дней до…
В тот день Лариса покупала подвенечное платье. И раз уж на моем пальце тоже красовалось кольцо, я пошла вместе с ней. Наш с Алексом окончательный разлад она теперь обсуждала не со мной, а с Остроградовым, и это меня устраивало. Но и смущало. Ведь я знала, что теперь она общается с Елисеевым чаще, чем я. Это было словно подглядывать за его жизнью в замочную скважину.
– Как Вит? – спросила она то, что, по правде говоря, было на уме у нас обеих. Разумеется, между нами висело целое облако неловкости. И каждое неаккуратно сказанное слово грозилось обернуться катастрофой.
– В полном порядке. Правда на мой день рождения он будет в Москве, – зачем-то добавила я. – И отмечать мы будем с мамой.
– Рада, что вы помирились, но это тоска неимоверная, – улыбнулась Лариса.
– Мне исполняется двадцать четыре. Не рыба, не мясо. Что отмечать-то? – фыркнула я.
Лариса хмыкнула и прижала к ногам белое платье, словно примеряя.
– Мне идет белый цвет, но я беременна. Думаешь, будет очень вульгарно обрядиться в этот цвет?
– Какая разница? Двадцать первый век. И ты все равно будешь напоминать безе.
Лариса расхохоталась.
– А знаешь что? На своей свадьбе ты будешь не лучше! А я вот сейчас пойду и примерю его!
Пока Лариса с помощью двух продавщиц пыталась втиснуться в тошнотворное белое платье, застегнуть все крючочки-пуговочки и завязать все ленточки-тесемочки, я вместо того, чтобы смотреть наряды, приватизировала кресло. На случай если вы не поняли, этот магазин у нас был далеко не первым, а свадебные салоны не размещают друг за дружкой на одной улице. Мы уже весь центр обошли! И, судя по состоянию, это у меня было несколько килограммов подрастающего балласта, а не у подруги. Или все дело в энтузиазме?
– Господи, это ужасно, – Лариса выскочила из примерочной в платье, которое… я даже не знаю. Оно было ей и коротко, и не сидело, и выглядело так, будто перекрутилось. Призванием этой тряпки было сделать из моей симпатичной подруги огородное пугало. – Я что, настолько поправилась? В этом все дело?
– Лара, не смешно. Ты не поправилась, ты беременна!
На самом деле ее живот мог бы быть и поменьше. В смысле, как выяснилось, она относилась к числу женщин, беременность которых была очевидна чуть ли не сразу. Не спрячешь. Так что да, свадебный наряд ей подобрать было непросто.
Лариса повернулась к зеркалу и недовольно скрестила руки на груди, продавщица закатила глаза.
– Кари! – она снова обернулась, в ее красивых глазах блестели слезы. – Разве так я хотела выглядеть в день свадьбы? Я мечтала оказаться у алтаря и затмить всех присутствующих своим внешним видом!
– Ну, если хочешь, я подговорю всех напялить мусорные мешки, – пошутила я. Но Лариса только поморщилась. – Лара. – Я встала и сделала в ее сторону несколько шагов. – Я всегда считала тебя красавицей, и то, что у вас с Вадимом будет ребенок, чудесно. Пусть так, но ты выходишь замуж за человека, которого любишь и который любит тебя. – От моих слов она потупилась, потому что имела несоизмеримо больше, нежели я. – Так что завязывай жаловаться.
Беременность ее не испортила. Совсем нет. Хотя, может дело не в этом, а в уверенности. Да, именно так. С тех пор как Лариса и Вадим объявили о помолвке, у моей подруги будто крылья выросли. Она расцвела. Стала сильнее, спокойнее и красивее. Но кому ж не хочется быть на собственной свадьбе безупречной (и неважно, что включает в себя это понятие).
Следующее примеренное ею платье было безупречным. И, кажется, одну начинающую перфекционистку оно успокоило.
– Может, мне попробовать примерить… ну не знаю, палатку? – спросила Лара, разглядывая себя в профиль. Я расхохоталась. – Еще больше месяца, и очень хотелось бы в платье к установленному сроку влезть.
– Тут сантиметров двадцать на спине можно распустить.
– На груди, а не на талии, – буркнула Лара. – Там уже почти некуда.
– Хватит ныть! Я считаю, что ты свое платье нашла.
– А ты свое?
– В смысле?
– Ты их даже не смотришь, и тем не менее… когда вы там дату назначили?
– Не назначили, еще прикидываем. У меня тьма времени.
– Карина, что происходит? – резко обернулась Лариса. – Ты вообще замуж собираешься? Я понимаю, что у тебя вечная личная драма на почве одного и того же, но если ты все для себя решила, то пора жить дальше. Вит классный парень.
– Да.
– И за этого классного парня ты выходишь за него замуж. Самое время вскочить на ноги, начать прыгать и хлопать в ладоши! – И она, к ужасу продавцов, изобразила нечто подобное прямо в этом самом длинном наряде.
– Лар, ты не права. Я рада, что выхожу за Вита, честно. Но мне нужно некоторое время на осознание. Как бы ни была хороша приживленная рука, смириться с тем, что свою ты потерял не так-то просто… – Лариса выглядела так, будто я повергла ее этими словами в глубочайший шок. – Дурацкое сравнение.
– Намного хуже. Он тебе не рука. И знаешь что? Вот. Ты обязана это примерить. – Я ошарашенно уставилась на груду шифона, шелка, атласа и кружева ручной работы, которая так отвратительно смотрелась на Ларисе.
– Я обручилась несколько дней назад, Лар! – вздохнула я. – И вообще не впервые. Прошлое мое обручение закончилось одной смертью и одной реанимацией!
– А, так вот на что ты уповаешь, – фыркнула подруга.
– Я тебя умоляю! – закатила я глаза, забирая ткань. – Просто у меня теперь своего рода психологический барьер.
– Это байки психотерапевтов, которые жаждут содрать с нас деньги. Не придуривайся
– Он существует! – огрызнулась я и задернула за собой шторку.
Влезть в платье было трудно, застегнуть все пуговицы многослойного наряда даже продавцам удалось только с третьей попытки. Но результат почему-то стоил ожиданий. Это было типичное белое платье, кружевное и тяжелое, такое же глупое, как все остальные, но меня оно превратило в нечто почти комически романтичное. В… невесту? Это зрелище меня и пугало и завораживало. Я даже вынуждена была опереться руками по обе стороны зеркала и попытаться подавить приступ панический атаки. Мое лицо по цвету почти сравнялось с тканью. Что я делала? Что. Я. Делала?! Я выходила замуж. Обратной дороги не будет. Никогда. Я буду вынуждена воевать со своим прошлым каждый день. И делать это лучше, чем мама или Женя Ливанова.
Я стояла в примерочной, теперь уже в одиночестве, в свадебном платье, но смотрела не на него, а на свои обнаженные ключицы и руки… Я не могла понять, почему мне так плохо, почему все неправильно. И вдруг дошло!
– А можно мне ножницы? – крикнула я.
В скором времени несчастные продавщицы опасливо протянули мне упомянутый предмет. Они боялись, что я начну резать ткань или себя? Кажется, они окончательно уверовали в наши с Ларой странности. Но я просунула лезвие под ленту, окольцовывавшую запястье и, прежде чем успела передумать, перерезала ее одним движением. Маленькая синяя змейка скользнула по складкам платья и замерла у моих ног. Не знаю почему, но дышать стало чуточку легче. Я не могла ничего поделать ни с собой, ни со своими воспоминаниями, но от этого странного бессмысленного символа принадлежности избавилась. Баста. На пыльный чердак, пусть правнуки после смерти найдут древний потрепанный ларец с кучей странных символических вещей и подивятся, а мне все это больше ни к чему.
– Карина, ты там жива?
– Иду!
Голос Ларисы вернул меня к реальности, и я снова смогла двигаться. Страх отступил. Сказочная принцесса, которую зачем-то транслировало зеркало, вернулась. И, повинуясь внутреннему порыву, я распустила волосы и вышла из примерочной. Я будто сошла со свадебного каталога, для которых снимают тринадцатилетних моделей. Во всяким случае выглядела я такой же хрупкой, юной и эфемерной. И все присутствующие посетители заахали от изумления. А я не чувствовала ничего подобного. Как я уже говорила, снаружи все прекрасно очень часто, но что внутри никто не знает. Мы с детства учимся скрывать истинные эмоции, и кто преуспевает в этом больше других, всю жизнь почивает на лаврах. И если мне удастся запереть разрывающуюся на части от боли, обиды и бессилия часть себя, я сумею построить счастье. Может, через годы, принятие бы и пришло, но тогда я ничего не могла с собой поделать.
– Купи это платье, – потрясенно проговорила Лара, возвращая мне часть уверенности в себе. – В нем все твое.
К сожалению, ничего своего я в нем не чувствовала. Тряпка как тряпка. Еще и ткань отвратительная. Это платье льнуло ко мне, а не наоборот.
Придя домой, я разложила его на диване, а сама села на подлокотник и стала на него смотреть. Вместе с этим платьем в моей квартире поселился призрак… свадьбы и пугающего будущего. Если раньше брак был делом отдаленным, то теперь превратился в дело почти решенное. Мне нужно было привыкнуть. И смириться. Я собиралась оставить наряд прямо тут, в гостиной, чтобы привыкнуть, чтобы перестать бояться.
За двенадцать дней до…
– А это помнишь? – спрашивала меня мама, показывая фото. Мы обе сидели на полу среди тучи старых снимков. Вит уехал сегодня, и мы с мамой дружно решили забыть о свадьбе. На время. Наверное, отвлечься нужно было не только мне, но и ей. Мы обе боялись. В конце концов ее брак сложился далеко не идеально. – Тебе скоро двадцать четыре. И ты выходишь замуж. Моя маленькая дочка выходит замуж!
– Мама, ты вышла замуж в восемнадцать! Так что я вовсе не маленькая, – закатила я глаза.
– Я рада, что ты согласилась выйти за него. А что с датами?
– Январь, наверное. Холодно, но мы же потом уедем.
– На месяц?
– Нет-нет, – я рассмеялась. – Дней, может на десять. И то максимум. Вита от работы оторвать довольно сложно. Мы начали спор с недели.
– Это не худшая черта.
– Определенно.
– Куда поедете?
– Еще не знаю. Будь погода получше, я бы настояла на Европе. И именно по этой причине мы пока остановились на десяти днях. Наверное, перелет будет очень длинным…
– Вы словно контракт заключаете, – фыркнула она. – Переговоры по поводу количества дней медового месяца… невероятно.
За одиннадцать дней до…
– Что случилось? – спросила я, перешагивая порог и бросая сумку на прямо на пол около двери. Будний день. Мне пришлось отпроситься с работы, чтобы съездить сюда, но, видимо, случилось нечто серьезное.
Лариса выглядела ужасно. Она металась по квартире, щеки раскраснелись, я даже успела испугаться. Кажется, ее уже предупреждали о проблемах с давлением. А она нервничает, носится.
– Лара, Лар, пойдем и сядем. – Я усадила ее на диван и обняла за плечи. – Что случилось?
– До свадьбы шесть недель, а Вадим не пришел ночевать. Умоляю, скажи, что знаешь, где он. – Я, разумеется, понятия не имела, куда делся Остроградов. – Он как в воду канул. – Она начала плакать.
– Ну тогда мне придется пойти и найти его. А тебе – успокоиться.
– Я боюсь, что с ним что-то случилось! – уронила она голову на руки. – Найди его, пожалуйста!
Но не только мобильник Вадима молчал, также пропал и Дима, и Олег, и Стас, и, блин, все! Либо их всех перестреляли, либо у Коршуна состоялась охота, во время которой все упились вусмерть! Но правда оказалась еще круче. Не знаю почему, но сначала я решила заглянуть в клуб. Вроде нелогично, ведь утро буднего дня, клуб закрыт. И тем не менее я приехала именно туда. Собственно, не прогадала. Там обнаружился полный набор владельцев молчащих телефонов.
Диванчик?1. Стас, рядом с ним девушка в задравшейся до шеи юбке, на столе явные следы кокаина.
Диванчик?2. Дима, а почти в обнимку с ним Олег. Они так страстно переплелись, что я даже боялась представить по каким таким причинам.
На полу рядом. Эрик. Я не поняла, то ли они втроем спали, и последний упал, то ли он в принципе до дружной тесной компании не дополз.
На следующих нескольких диванчиках девушки по три штуки на каждом. Именно штуки. Потому что все дохлые, пьяные, и, сдается мне, обдолбанные. По всему лицу размазаны тушь и помада. Некоторые только в нижнем белье, одна – вообще голая.
Вадим по-королевски оккупировал барную стойку. Один. Какое счастье.
Но победил всех, естественно, Алекс. Он не мог не выделиться, спал прямо на сцене в обнимку с полупустой бутылкой.
И именно это меня взбесило больше всего. Прекрасный был повод меня бросить. Такая жизнь, конечно, намного лучше наркопритонов! Я подошла к Елисееву и без труда выхватила у него эту гребаную бутылку (Джек Дэниэлс, не какая-нибудь самогонка). Я качественно размахнулась и ударила ею о барную стойку, представляя, конечно, на ее месте одну небезызвестную голову. Звон получился гротескный, Остроградова аж подбросило. И он тут же со стоном схватился за виски. Но облегчать его страдания я вообще не собиралась. Слишком много чести.
– Какого хрена тут делается?! Лара себе места не находит! – заорала я чуть не ему в ухо. Получилось громко. Несколько полутрупов попадали со своих диванов. Судя по отборному мату Эрика, на него упал то ли Дима, то ли Олег. А, может, оба сразу. – Мудак! – закончила я мысль.
– Не кричи, – взмолился Остроградов и схватился за голову. – Моя голова!
Я схватила его за волосы и поразилась тому, насколько это приятное чувство! Я почти поняла Константина, который вечно надо мной так измывался.
– Я буду кричать! Ларисе из-за тебя опять плохо!
Остроградов вскочил со стойки, наконец, пошатнулся, чуть не рухнул на меня, но вполне осмысленно воскликнул:
– Что с ней?
– Она волнуется, у нее подскочило давление. Увезут ее в больницу, и свадьбе твоей конец… хотя, знаешь… Вот я возьму ей и расскажу, что вы тут творите, – указала я на полуголых девиц. – И никакой свадьбы не будет!
– Это не мое! – возмутился он.
– Ага, общественное.
– Карина, не говори ей, не надо. Клянусь, я вообще не при чем!
Разумеется, я ничего говорить не собиралась, вот еще, но то, что он так неадекватно реагировал на мою угрозу радовало. Значит дорожит. Я схватилась за телефон и набрала Ларису.
– Нашла я этого идиота. С головой беда, но это врожденное. Привезу его сама, за руль он сесть не в состоянии. – И захлопнула телефон, не дожидаясь ответа. Но вздох облегчения услышать успела. Что тут говорить? Лариса существо влюбленное, верное и преданное. Я надеялась, что она не совершала ошибку… как же я на это надеялась.
Проснулись уже, кажется, все. Кроме Алекса. Люди начали торопливо приводить себя в божеский вид. Обдолбанные красотки принялись друг над другом хихикать, даже не смекнув, что сами не лучше. И в этом театре абсурда я вдруг почувствовала себя старой и скучной. Стою вся серьезная, злющая, что они напились, и читаю отповеди.
– Он жив? – натянуто спросила я, презрительно глядя на Алекса.
– Он просто много выпил. Очень-очень много. Очень-очень-очень много, – на удивление серьезно сказал Вадим. И я вспомнила о коксовых дорожках на столе Стаса. Об этом Остроградов и говорил. Я кивнула.
– В машину, – скомандовала я. – Я довезу тебя домой, чтобы передать на расправу будущей жене.
Вадим чуточку побледнел. Проникся, не иначе.
Мы ехали в полном молчании. Но попали в пробку. Причем стоячую, и потому я решила завести разговор. Вышло совсем не так, как я ожидала…
– Что отмечали? – спросила я, барабаня пальцами по рулю.
– Отмечали? – мрачно хмыкнул Остроградов. – Тут, знаешь ли, другая история. Алекс топит в вине горе, потому что ты выходишь замуж. – Я застыла и аж покраснела. – А мы… ну, за компанию. Отрываться он умеет. – Мои руки на руле сжались.
– Это не называется топить горе в вине. Это называется отмечать.
– Нет, Карина. Каждый живет так, как умеет. Да, он пьет и трахает всех подряд. Это его способ.
– До невероятия удобное прикрытие, учитывая, что в обычное время он занимается тем же.
Остроградов выругался себе под нос.
– Вадим, он не жертва, он глядя мне в глаза выбрал именно такую жизнь. Пусть теперь делает что хочет.
За семь дней до…
У меня почти никого не осталось. Друзья были общие с Алексом, а потому от встреч с ними пришлось отказаться. Даже Лариса стала теперь общая. И что могла я предложить им вместо атмосферы вечного праздника? Свою скучную рутину? У Вита, напротив, друзей было мало. Потому что не оставалось на них времени. Он буквально горел на работе. А теперь и вовсе уехал. Вот так я и осталась одна. Мне все чаще вспоминался мамин образ жизни. Не потому ли она так цеплялась за Дину, что больше не было никого? Какой ужас.
Словно понимая мое состояние, мама все чаще наведывалась ко мне. Я даже однажды в отчаянии открыла рот, намереваясь предложить ей (не смейтесь) жить вместе, но вспомнила Вита, к которому скоро перееду, да и ее эстон-мартина, и снова его закрыла.
Я стояла на балконе с чашкой кофе в руках и смотрела, как она уходит. Вот она вышла из подъезда, спустилась по ступенькам и направилась к баклажановому автомобилю. Я всеми силами пыталась смириться, но не понимала, как такое возможно. Принимая эту часть ее жизни, я как бы обрекала себя на то же самое.
Но… но она жила, ее глаза горели в предвкушении, а я… серой тучей скользила рядом, мешая ей улыбаться и радоваться вслух. Я не знала как перебороть себя и жить дальше… Я застряла.
За три дня до…
Мы решили испечь торт. Сами. А для этого нужно было съездить в магазин. Мама очень не хотела, чтобы я садилась за руль.
– Со своим эстон-мартином ты ездишь! – возмутилась я, пристегивая ремень безопасности.
– Значит вот как ты его зовешь, – буркнула она. Ее руки дрожали. Она не могла пристегнуться. Я знала, что после моей детской аварии она безумно боялась машин, но это все границы переходило. Магазин-то рядом. Просто список покупок длинный, и в руках продукты не унесешь. Я отобрала у нее ремень и сама его защелкнула.
– Меня это устраивает.
– Ты ведь понимаешь, что рано или поздно придется познакомиться? Иначе просто не бывает.
– Бывает. В этом городе живет много миллионов людей. Я справлюсь. Серьезно, мам, я не готова к знакомству с этим человеком. Ты должна понять, я любила папу, и не хочу составлять список положительных качеств обоих в попытках понять чем эстон-мартин лучше.
– Он не лучше, – пожала плечами мама.
– И все же мне хватает своих личных перипетий. К твоим я не готова.
– А если бы это тебе помогло?
– Например, чем? Мама, я ужасно скучаю по Алексу. И даже не по нему как человеку, а по… его жизни. Я жила его жизнью. Любила его друзей. Я даже научилась избегать его отвратительного отца! Это смешно, но тем не менее. Чем здесь может помочь знакомство с эстон-мартином?
– Может, Карина. И я именно о том, что ты перечислила. Ты не такая, как я. Ты привыкла наряжаться и выходить в свет, ты привыкла быть в центре внимания. Я не могу дать тебе Алекса, но все остальное… привычное окружение… могу. А точнее он может. И он сделает это для меня.
– Господи, это звучит…
– Да, отвратительно. Но не слепая, и это мой способ поиска компромисса. Мы больше об этом не заговорим, просто если передумаешь по поводу знакомства – скажи.
– Хорошо.
Я даже думать об этом отказывалась. Почувствовала себя не более чем блестящей пустышкой.
После этого разговора мы обе занялись привычным и любимым делом: притворством. Сделали вид, что ничего не произошло. Пытались веселиться и смеяться. И все выглядело так естественно, что два Оскара в студию. Она лгала всю жизнь, и не знаю как, но, наверное, бессознательно я все ее манеры и приемы запоминала. Думаю, люди лжецами не рождаются, а становятся. Я никогда не понимала, почему мне так легко оказалось подменить Элю. Но в тот день осознала. Иногда, когда мама думала, что я не вижу, она сбрасывала маску, ее улыбка падала, ее глаза становились пустыми и усталыми. Она всю жизнь это делала. Она всю жизнь играла на публику, да как играла… Но я же с детства видела эти косвенные признаки фальши, никогда не обращала на них внимания, но они были. И я просто подражала ей.
