Текст книги "Дневник. Поздние записи (СИ)"
Автор книги: Александра Гейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)
Глава 9
Утро. Звонок в дверь и тут же звук открываемого замка. Я встала с кровати, накинула короткий шелковый халат и вышла в гостиную. Там привычно стоял Алекс и рассматривал фотографии на стенке.
– Доброе утро, – поприветствовала его я.
– Тебе не кажется, что неплохо бы все-таки вставить когда-нибудь мою фотографию в пустую рамку? Или я до сих пор подлец и мерзавец? – Он провел пальцами по осколку стекла.
– Хорошо, я вставлю.
За тот месяц, что прошел после прихода Алекса ко мне на работу, он стал мне необходим, как воздух. Я больше не знала, как без него жить. Я никак не могла оправиться от смерти отца и взять под контроль собственную жизнь. Этим занимался Алекс. Он говорил мне куда идти, что надеть, что сказать… И так получилось, что за всем этим он потерял ко мне интерес. Наши отношения напоминали скорее опекунство, нежели нечто иное. Я боялась посмотреть правде в глаза и признать, что он всегда становился для меня тем, в ком я нуждалась… а на этот раз нуждалась я в отце. И получила его. Но потеряла любимого. Мне казалось, что огонек желания пропал из его глаз навсегда. Наверное, так бывает с супругами после двадцати лет совместной жизни: ты знаешь, что больше никому не надо ничего доказывать, вы итак все время вместе.
Романы он крутил на стороне. Наша «полигамия» стала темой сезона. Писаки стерли до основания карандаши, а у фотографов закончилась пленка. Алекс в компании двух девушек, Алекс в компании одной полураздетой девушки, Алекс, выходящий из подъезда девушки с красноречиво лохматой прической, но довольным видом… Алекс неизменно выходящий из лифта с Кариной Орловой в обнимку.
Большей мерзости, чем те газетные заголовки, трудно было даже вообразить.
– Завтра сорок дней по твоему папе, – напомнил Алекс, лениво оглядывая мои непричесанные волосы. Мне тут же захотелось их пригладить, потому что сам он выглядел безупречно. И того же требовал от меня.
– Я помню, – сухо ответила я. Алекс поджал губы, будто ему мой ответ не понравился, однако вслух недовольство не высказал.
– Пойдем собираться.
Алекс взял расческу и стал меня причесывать собственноручно, тогда как я наработанными годами движениями наносила на лицо макияж. Говорят, что нельзя позволять мужчине видеть процесс преображения, может быть, мне стоило выгнать его, оставить запертым место, где не существует никого, кроме меня, но я этого не делала. То ли в отместку, то ли в доказательство, что все это не имеет значения. Он любил накрашенных и ухоженных женщин. В первое время моего оживления он занимался в основном моим внешним видом. Какой ужас. Но ему все удалось блестяще. Я выглядела, скорее всего, даже лучше чем до своей личной трагедии.
Алекс поставил передо мной коробочку. Аквамариновые серьги, простые, безыскусные, но восхитительные именно этим. Он снова начал дарить мне подарки, казалось, для него это что-то значило.
– Они изумительны, – я встала со стульчика около трюмо и обняла Алекса. Его руки скользнули по моей талии, и через мгновение я снова сидела на стульчике и убирала волосы так, чтобы чуть приоткрыть уши. В моем шкафу, еще с австралийских времен заполненном шарфиками, я запросто нашла шейный платок точь в точь под цвет серег. Синие джинсы, кофта цвета фукси, желтые ковбойские сапоги. В лифте Алекс внимательно изучал мой внешний вид.
– Ты красивая, – изрек вердикт Алекс.
– Я знаю, – кивнула я.
Для того, чтобы устроить поминки по собственному отцу я зашла к Немаляеву в кабинет, прикрыла дверь и поздоровалась:
– Входите, Карина, – вздохнул Юрий Дмитриевич так тяжело, будто одно лишь мое присутствие его безумно раздражало.
– Завтра поминки папы. Можно отпроситься?
– Идите, – отмахнулся он и задумчиво добавила вдруг: – Только удовлетворите мое любопытство, Карина, каково это?
– Что это?
– Это. – И протянул мне газету.
Из разряда тех, что я за версту обходила. На первой полосе фото, где Алекс в расстегнутой рубашке пытается захлопнуть дверь машины от репортеров, за талию при этом обнимает девушку, которая старательно прикрывает обнаженную грудь рукой, прячет лицо, а юбка задралась так, что даже пояс чулок можно разглядеть.
– Так каково это по ночам лежать и думать о том, что ваш мужчина с очередной эээ…
– Шлюхой, Юрий Дмитриевич, – подсказала я. Он, наконец, взглянул на меня. – Не знаю, – честно ответила я, но тогда вдруг впервые стало больно. Я очнулась? Он не мой, не принадлежит мне, хотя с первого взгляда казалось, что все иначе. – Можно идти?
– Да, Карина, идите, – разочарованно произнес он.
Ясно. Снова втоптали в грязь.
По случаю официального снятия траура меня заставили сходить повеселиться. Я была уверена, что это отвратительно, но Лариса пообещала, что обидится, ведь я итак ей ничего не сказала. Пришлось долго краситься и наряжаться. Потому что в клубе Алекса меня все знали, а появляться в чем попало не хотелось. Компания, как оказалось, была более многочисленной, чем я полагала. И не все из них знали, кто я такая и откуда взялась. Здесь были три незнакомых мне парня, новый друг Ларисы и две девушки, судя по голодным взглядом, не состоящие в романтических отношениях. Выпили немного, но я давно не пила, и мартини быстро ударило в голову. Кажется, не только мне, потому что один из незнакомцев вдруг начал лезть к мне с беседами.
– А я тебя в газете видел, – воскликнул парень, опасно покачнувшись в мою сторону, а затем не очень благообразно ткнул в меня пальцем. – Ты там была… с ним! – И указал куда-то вправо. Алекс? В клубе? Я повернулась и увидела его в компании двух девиц, каждая из которых была такая же дохлая, как я, только ростом с Алекса. С одной из девушек Алекс самозабвенно целовался, а рука другой прочно покоилась под его рубашкой. И тут на меня рухнул потолок. Все эмоции этого месяца, казалось, решили атаковать разом. Раздираемая адскими когтями ревности, я вздрогнула всем телом и дрожащей рукой плеснула себе еще мартини.
Музыка казалась слишком громкой, свет – слишком ярким, духи Насти – слишком резкими и сладкими, а Алекс – не моим, причем настолько не моим, что от слез защипало глаза. Осушив свой мартини, я вскочила с дивана и бросилась курить.
Путь к двери крыши лежал через диванчик Алекса. Я уже почти прошмыгнула мимо, оставалось несколько метров. Но тут меня толкнули плечом, да так, что я полетела прямо в чьи-то объятия. С облегчением и смущением я положила руки на широкую грудь мужчины и твердо встала на ноги.
– Добрый вечер, Карина, вот так встреча, – произнес смутно знакомый голос. Я вскинула глаза и увидела Лиура. Он все не отпускал меня. А я отчего-то не стала вырываться. – Раз уж мы так экстравагантно встретились, потанцуем? – улыбнулся он. Но я качнула головой и поднесла к губам два пальца. Он усмехнулся и протянул мне пачку сигарет. Неосмотрительно. Я и взяла все, что было предложено, особенно если учесть что там покоилась и зажигалка. Получив то, что мне было нужно, я тут же покинула объятия Лиура и прошла мимо Алекса, лишь искоса взглянув на него. Он меня заметил и даже оторвался от спинки дивана, но поскольку ему мешали подружки, а я стремительно двигалась вперед, не последовал за мной. Я зашла в служебный вход и побежала наверх по лестнице. Пока я стояла и курила, сзади открылась дверь, и Лиур подошел ко мне сзади.
– Ну, на этот раз хотя бы обуты, – испытывая все еще шок переживаемых эмоций, я резко отпрянула от него.
– Что вам нужно? – спрсила я, прижимая к ногам раздуваемую ветром короткую юбку.
– Не кусайтесь, я просто хотел удостовериться, что с вами все в порядке. – Он протянул руку. – Верните, пожалуйста, зажигалку. Это подарок жены, она разозлится, если я скажу что потерял, – улыбнулся он. Я уже жалела о своем приступе злости и вяло уронила ему в ладонь оставшиеся сигареты.
– Извините.
– А вы приходите в себя. В прошлую нашу встречу вас Алекс водил за ручку везде и говорил что делать. А сегодня вы уже сами по себе. Потому я еще раз осмелюсь пригласить вас на танец.
– Да, хорошо, – согласилась я скорее чтобы доказать что я действительно пришла в себя. Пусть и на один танец.
Так я оказалась в крепких руках Лиура, ощущая, как меня окутывает дорогой парфюмом спутника. С приобретением возраста и статуса мужчина может выбирать все более и более качественные атрибуты, не изменяя вкусу. Он может носить костюм того же фасона, только лучшей кройки и из натурального шелка, духи, одно лишь послевкусие которых сшибает с ног, заставляя идти за ним, потеряв голову, и девушку, которая не будет напоминать растрепанного попугая. Так какого дьявола он пригласил на танец именно меня?
Витая в параллельной реальности, я даже не пыталась запомнить, о чем мы с Лиуром говорили. Я привыкла, что Алекс много болтает, и я посчитала, что его знакомый просто на него похож… Может быть если бы я была внимательнее, все сложилось бы иначе, я просто просчиталась. Его слушать было очень приятно, его речь лилась гладким потоком, журчала и завораживала, не оставляя, как правило, неприятного осадка, не заставляя напрягаться в поисках политически выгодных ответов. Где работаю? Софт пишу? Хм, как здорово. Слышал, что у меня с Коршуном какие-то дела. Он очень интересный, знаете ли, человек. Слышал, он крупный меценат. Европа чудесное место, он сам, как ни странно, предпочитает восточную ее часть, ему нравится сравнивать ее с Россией. А что нравится мне? Он вытянул из меня информации вагон и маленькую тележку, при этом ни единого раза не упомянув Алекса. Словно танцевал вокруг да около. Не сказать, чтобы я любила о себе говорить, но поскольку все шло в форме вежливого светского диалога, не могла не отвечать.
Сам Лиур не принадлежал к числу родившихся с серебряной ложкой во рту. Как и я, он на заре своих лет попал в мир криминалитета, но за шанс уцепился зубами. Все, чего Лиур достиг, было его личной заслугой. И в этом мы отличались. Он умел внушить к себе расположение, заинтересовать и, главное, самостоятельно заинтересоваться. А кто не любит, когда рядом находится единомышленник. И за всеми его словами и действиями скрывалась банальная выгода. Он расспрашивал меня обо мне, а я и не подозревала что ему уже известно обо мне ВСЕ. Это была попытка втереться в доверие. И ему НЕ НАДО было спрашивать о наших отношениях с Алексом, потому что он знал о них УЖЕ.
Не знаю, каким образом, но Лиур меня заболтал настолько, что очнулась я, только когда рядом нарисовался Алекс.
– Позволите? – спросил он, отвешивая чуть заметный поклон. Лиур тут же отошел в сторону, демонстрируя всем своим видом, что нисколько не в претензии.
А объятия Алекса вдруг оказались неожиданно крепкими.
– Будь с Лиуром поосторожнее, хорошо? Он ничего не делает просто так, – говорил он мне в ухо, а я почти касалась лбом его шеи.
– Если бы я тебя не знала, подумала бы, что ты просто ревнуешь.
– Отчего же это? Я именно ревную, и уж никак не просто, – проговорил тихо Алекс. – Но в данном случае я прав и беспокойство оправдано сразу по многим причинам. Он еще тот подонок.
Но мне не хотелось принять его слова как догму, приятнее было думать, что двигала им ревность, тем более что Алекс сам в этом признался. И вообще я давно не получала от него ничего, кроме братско-отцовской заботы. А хотелось большего. И вдруг я его получила:
– Давай на выходных слетаем в Мюнхен? Не будем брать много вещей, пару комплектов одежды и фотоаппарат. Будем гулять по Мариенплатц, слушать живые камерные оркестры и пить баварское пиво в ресторанчике напротив новой ратуши.
Это было до невероятия заманчиво. С того дня, как умер папа я не сделала ни одной фотографии, но после слов Алекса руки просто зачесались.
– Да, – внутри меня все словно зажглось в предвкушении. – Конечно, поедем.
В сей премерзкий понедельник я была не в состоянии работать, постоянно возвращалась мыслями в наш волшебный уикэнд. Мы прилетели в Мюнхен рано утром, заселились в первый попавшийся отель, бросили там сумку (одну на двоих), и пошли гулять. На мне была дурацкая аляповатая косынка, и когда я посмотрела фотографии, поняла, почему Алекс заставил меня ее снять в первый же час. А потом мы ходили, и ходили, и ходили, пока в конечном итоге не доползли до номера и не уснули чуть не на пороге. На следующий день мы подвиг попробовали повторить, но закончилось все трехчасовым заседанием в ресторане, так как ноги двигаться уже отказывались.
Кажется, за это время я еще раз влюбилась в Алекса.
– Что вы делали на выходных? – спросил Юрий Дмитриевич, наблюдая за моими попытками не улыбаться во время совещания.
– Летала в Мюнхен, – вынуждена была признаться я.
– Сдается мне, вы все еще не прилетели. Выберите, пожалуйста, маршрут, который доставит вас в офис!
– Если вдуматься, я все выходные проработала. Занималась языковой практикой.
– В каком смысле языковой? – съязвил он неожиданно.
– В немецком! – с напускной серьезностью заявила я. После этого Немаляев раздраженно стукнул пальцами по столу, встал и вышел из кабинета. Жизнь готова была поставить, что пошел просить о моем переводе! Но да, я перегнула палку и решила извиниться и объясниться. В общем, следом пошла. И уже почти постучалась в дверь шефа, как услышала:
– Юра, тебе самому-то не надоело? – устало спросил шеф. – Раз в неделю ты стабильно просишь меня сослать ее куда-нибудь от тебя подальше.
– Ну переведите меня! – крайне эмоционально воскликнул Немаляев.
– Может быть, ты мне скажешь, что не так?
– Я не могу работать, – заявил он отчаянно, и кресло скрипнуло под его весом. – Мои мысли крутятся вокруг нее весь день. Вы бы знали, что мне снится! И вообще у меня дома уже стопка газет, где она в потрясающих платьях обнимается с тем… брюнетом. И я не могу перестать об этом думать, какое-то наваждение.
– Дружеский тебе совет, Немаляев, найди себе девушку! – фыркнул шеф. – Не думаю, что это такая уж сложная задача.
– Думаете я до этого сам не додумался?
– Хм, ладно. Тогда поговори с ней. Она нормальная адекватная девчонка.
У меня вспотели ладони, коридор был вопиюще пуст, и я не только не могла уйти сама, меня даже прогнать было некому.
– Адекватная? Она любовница человека, который олицетворяет чуть ли не все худшее, что есть в этом городе. Отмывание через собственный банк грязных денег. Контрабанда оружия. Спекуляция фондового рынка. Подставные выборы. Коррупция в рядах чиновников… – Да, без романтического ореола все выглядело и впрямь не слишком красиво, но мне было поздно об этом задумываться. – А ей плевать. Это по-вашему определение адекватности?
– В отличие от тебя, Немаляев, мне нет дела то парней, с которыми эта девчонка спит, – хмыкнул большой босс. – И переводить ее я не собираюсь.
– Да, вы правы, пойду к ней и сообщу, что не против с ней переспать. Записать вам на диктофон, как далеко она меня пошлет или на слово поверите?
Тон Немаляева практически уверил меня в собственной непрошибаемой стервозности. Интересно, если бы он пришел ко мне с таким заявлением, что бы я ему ответила? Даже самой любопытно. Ко мне еще никто с такими заявлениями не приходил. Я не стала дослушивать и ушла на обед на десять минут раньше. Алекс появился, когда я уже с самым задумчивым видом жевала жареные грибы.
– Где витаешь? – спросил он, изучая устройство солонки, в которой не оказалось то ли соли, то ли незабитых дырок. В общем исполнять собственное предназначение она отказывалась.
– Лучше не спрашивай, – буркнула я.
– И все же.
– С тобой бывало такое, что ты не мог работать из-за какой-нибудь женщины?
Не удержав злополучную солонку, Алекс поднял на меня глаза и удивленно произнес:
– Какой оригинальный вопрос. По-моему с профессиональной деятельностью у тебя все в норме.
– Я не о себе.
– Конечно, – хмыкнул он. – А о ком?
– Неважно. Что ты ходишь вокруг да около, Алекс. Да или нет?
– Допустим да, что дальше? – постаравшись подойти к ситуации максимально беспристрастно, то есть не выцарапать никому глаза, я продолжила свой импровизированный соцопрос:
– И что ты делал?
– Либо ты мне сейчас же скажешь в чем дело, либо ищи новую тему для разговора, – мрачно буркнул он.
– Ладно, – сдалась я. – Я нечаянно подслушала один разговор. – Даже не пытаясь не краснеть, закрыла руками лицо и продолжила. – Где один человек сказал, что из-за меня не может работать.
Я немножко раздвинула пальцы, чтобы увидеть реакцию Алекса. Уголок его губ неумолимо полз вверх. Это меня разозлило:
– Не вздумай начать смеяться!
– Но это забавно.
– Ничего забавного в этом нет! – я оторвала руки от лица и уставила на него. – Он просит о моем переводе в другой отдел, но меня не переводят. Вот я и выясняю, как мне теперь реагировать.
Я знала, что разговор глупый, и заводить его не стоит. Я знала, что после всего, что у нас с Алексом было, неправильно рассказывать ему о других мужчинах… не знаю, может быть я надеялась на вспышку ревности, наверное так, вот только ее не последовало.
– Смотря чего ты сама хочешь от этого человека. Он тебе нравится?
– Не думаю, он странный. Симпатичный, но странность определенно перевешивает.
И вдруг Алекс мрачно улыбнулся и уткнулся взглядом в тарелку.
– Да это и не важно. Он не подойдет ко мне на пушечный выстрел.
– Неужели, – без интереса сказал он.
– Конечно нет, ведь я официально числюсь в числе твоих подружек.
Мы встретились глазами. Это был момент истины. И два варианта развития событий: либо он мне скажет, что хочет, чтобы так и было, а я ему, что хочу, чтобы нас было только двое, а не двое плюс сколько-то из газеты, либо отойдет в сторону, и я буду точно знать, что надеяться мне не на что. Я, конечно, уповала на первый вариант, в конце концов эта поездка в Мюнхен была такой замечательной… Только прозвучало нечто совершенно третье:
– Тебе это не нравится?
– Быть в числе твоих подружек? – переспросила я. – Но ведь это вранье, Алекс. Пойми, ты мне очень дорог, ты и сам знаешь, но с текущим раскладом какие у меня шансы на личную жизнь?
Боже. Это звучало совсем не так, как должно было. И Алекс явно тоже понял все неверно. А потому взяла слово снова:
– Алекс, я всего лишь хочу понять мы вместе или нет? Я хочу знать нужно ли мне ждать тебя, потому что если нет… я… я устала от одиночества, я устала от неизвестности. Мне кажется, что я уже целую жизнь одна…
– Одна? – переспросил он с вежливым бешенством.
– Ты хочешь сказать, что ты со мной?
– Ты хочешь скандала?
– Я пытаюсь просто поговорить. Когда-то это должно было случиться.
Некоторое время он смотрел на меня. И весеннее солнце светило так ярко, что его волосы казались почти пепельными. В его глазах было такие странное выражение, не знаю, как его можно описать. Там было слишком много. И гордость, и грусть, и восхищение, и все на свете. А потом он сказал:
– Карина, ты можешь делать все, что хочешь.
Он ничего мне не предлагал. Ничего не обещал. Я не смогла бы это с него выбить. А потому я встала из-за стола, бросила пару купюр и вышла из кафе.
Стоило постучать в дверь, как желание сдаться позорным бегством достигло апогея. Но голос Немаляева заставил остаться на месте. Я зашла в его кабинет и плотно закрыла дверь. В руках у меня была папка с документами, которая служила скорее прикрытием, нежели действительно необходимыми бумагами. Он стоял около книжного шкафа, ко мне спиной и просматривал какую-то папку. Я прислонилась к двери, так как боялась упасть, дожидалась, когда он повернется. Немаляев явно дожидался, а он явно намеревался дождаться, когда я положу документы на стол и исчезну. Когда через две минуты этого не произошло, он обернулся и понял, что я не просто так приклеилась к месту.
– Что-то случилось? – спросил он, глядя на меня с долей раздражения. Если бы я не услышала тот разговор, я никогда бы не догадалась о его… чувствах? Я молча протянула ему папку. Его кабинет нельзя было назвать большим, но ему пришлось сделать шаг, чтобы забрать бумаги. – Вы что-то хотели? – спросил он и сел в кресло, подтягивая рукава рубашки, причем я невольно заметила что у него на манжетах пуговицы. Это напомнило мне об Алекса и разговоре с ним. – Карина?
– Я зашла перед вами извиниться… – пришлось начать издалека. – Потому что невольно услышала ваш разговор с Павлом Григорьевичем. – Он замер на месте, прошло пять секунд, десять, и только тогда он поднял на меня глаза.
– Я вас внимательно слушаю. – После этих слов его губы искривились.
– Вы просите моего перевода, – продолжила я. – Как давно?
Судя по его молчанию – с тех самых пор, как я вообще перешагнула порог этого здания. А заговорил он о другом.
– Вы великолепный программист, вероятно лучше меня. – Он оттолкнулся от стола, стул отъехал почти к стене. – Дело не в вашей профпригодности.
– А в моей, на ваш взгляд, аморальности. Если вам от этого полегчает, то я Алексу не любовница. Я не фанат бессмысленных бездоказательных откровений, но я понятия не имею кем ему прихожусь. И, если это принципиально, я могу написать заявление о переводе.
– Вы уверены, что хотите говорить об этом здесь и сейчас.
Ну, учитывая, что я вынуждена была сдерживать слезы, наверное нет – уверенной я себя не чувствовала.
– Мы могли бы поговорить после работы. Можете выбрать где.
– Где угодно, лишь бы кофе имелся.
Вечером мы вышли из здания вместе. В полном молчании. И хотя я рисковала нарваться не только на коллег, но и на бесконечных журналистов, я просто села в машину Немаляева, а он поехал… куда-то. Мне, признаться, было все равно. Я все еще не отошла от разговора с Алексом, и, как это часто бывает, наделала в итоге глупостей.
Атмосфера же в машине была очень напряженной. Немаляев дергал ручку переключения передач так, будто во всей сложившейся ситуации виновата именно она.
– Знаете, у меня есть теория, – сказала я неожиданно даже для себя.
Он коротко взглянул на меня, будто не был уверен, что хочет услышать. Правильно делал.
– По отношению к машине можно определить, как мужчина будет обращаться с женщинами.
– Отличная мысль, – буркнул он.
– В общем постарайтесь нас обоих не угробить.
– Как к машине относится ваш Алекс?
– Одна не самая блистательная модель, но на все случаи жизни, – усмехнулась я. – Хотя гараж чем только не забит. Куда мы едем? – наконец, решилась спросить я.
– Ко мне домой, – заявил Немаляев, и удивленно на него посмотрела. – Вы мне сказали, что ехать можно куда угодно, где есть кофе. У меня его вагон, и минимальный шанс попасть на первую полосу. – Я неопределенно пожала плечами.
Вот так я оказалась в квартире Немаляева. Это было наитипичнейшее жилище человека, который недавно разорился на стены, но об облицовке подумать забыл: недоделанный местами ремонт, половина мебели собрана у знакомых, еще треть куплена и шестой части в принципе не хватает. Уюта определенно не доставало, но делалось явно на совесть и века. Должно быть, я слишком открыто разглядывала интерьер, потому как спросил у меня то, что единственное можно было спросить в такой ситуации, чтобы отвлечь человека от этого занятия:
– А у вас как?
– Много цвета и фотографий, – ответила я после секундного колебания.
– А я всю жизнь думал, что только серьезные люди добиваются успеха. Ни хобби, ни отвлечений.
– Шон такой же, – ответила я и вдруг поняла, да и вправду. Шон такой же.
– Шон Картер? Лестное сравнение.
– Он тоже ненавидит цвет и фотографии.
– И что же тогда связало его с вами?
– То, что я мелькала перед носом. Вам это знакомо?
– Думаете, дело в этом?
– Думаю, что да. Ведь вы все время упоминаете газетные заголовки, зачем вы их вообще смотрите?
Он просто пожал плечами. Я это понимала, на некоторые вопросы нет ответа. Иногда мы просто действуем, а о причинах не задумываемся.
– Так вы хотите, чтобы я перешла в другой отдел?
– Я хочу не этого.
Мы стояли друг против друга в полной тишине. Поскольку квартира Немаляева располагалась вдали от метро и оживленных улиц, можно было слышать даже то, как тикают настенные часы. Минута. Еще минута. А потом он сделал несколько шагов ко мне и поцеловал. С жадностью человека, который дорвался. И я не стала возражать, потому что пословицу про синицу в рукаве никто не отменял. Мне было до смерти досадно, что я столько времени ждала Алекса, и еще досаднее, что все-таки не выдержала и сдалась, но я устала. Мне просто хотелось почувствовать себя желанной. И, я уверена, Немаляев бы не пережил, узнай он настоящую причину слома моего сопротивления, ему она была не нужна. А я бы не сказала, потому что как бы там ни было, я была потомственной врушкой.
Кстати, с Алексом мы помирились. Точнее мы и не поссорились. Ему, вроде как, и прощать было нечего, а я притворилась, что ничего не было. В смысле больше он не появлялся у меня дома по утрам, вечерам и в промежутках, но совместный досуг мы не отменили. Я все еще оставалась его спутницей на банкетах, балах и званых обедах. А также во всякой нелегальной ерунде…
В тот день, как я поняла, они избавлялись от улик. В банке были Инна, Вадим, Алекс и я. Причем я там оказалась случайно и активного участия в деле не принимала, так, скорее забавлялась происходящим, изредка поглядывая в документы… и надеялась, что ни с того ни с сего мне Сергей Елисеев на голову не свалится. Он вел себя все это время на удивление мирно и дружелюбно, наверное, промышлял, как и Немаляев, чтением желтым газетенок, и ухохатывался.
– В честь чего зачистка? – поинтересовалась я наконец.
– Я уезжаю, – коротко бросил Алекс. И хотя я на все лады принялась убеждать себя, что мне наплевать, известие ударило меня словно бейсбольная бита!
– Куда? – спросила я, вмиг охрипнув. Инна и Остроградов переглянулись, и я поняла, что они заметили мое расстройство.
– Помнишь, я говорил, что улетел с перговоров с Японией? – Когда приехал ко мне после известия о моей отце.
– Припоминаю, – ответила я, зажигая сигарету и игнорируя табличку no smoking.
– Решил почтить их присутствием снова.
Я задумчиво покрутила в руках сигарету и одернула юбку.
– Знаешь, я так подумал, – вдруг заявил он и хлопнул передо мной горой документов. – Это тебе. А измельчитель бумаги в углу.
Следующие два часа я провела за интереснейшим занятием: я разбиралась, откуда Алекс берет свои деньги… Мне было недостаточно просто сунуть листок в жадный рот устройства, сначала я его прочитывала. И узнала о бизнесе много нового. К примеру, каким образом можно обменять никому не нужный компьютер на никому не нужный бульдозер.
Когда мы закончили было около шести вечера, Алекс уже на паровке сказал мне:
– Я сегодня собираюсь в казино.
– И? Это что-то типа приглашения?
– Что-то типа. Если, конечно, твой Немаляев не против.
– Ты что, злишься? – спросила я раздраженно.
– С чего бы вдруг, ты мне ничего не должна. Ведь я всего лишь вернул тебя к жизни.
– И как я должна была это понимать? Ты мне ничего не предлагал! – возмутилась я.
– Я сказал, что ты можешь делать все, что хочешь, ну ты и сделала.
– ЧТО?! – внезапно его слова тоже начали приобретать новый смысл. – Ты спал с каждой встречной и поперечной. Как я должна была тебя понять?
– По-твоему я бы стал делать то же самое для любой девушки?
Я повернулась в сторону, стараясь сдержать слезы, нос предательски покраснел.
– Наши имена были в каждой газете, Алекс. Мне наплевать на это. Но ты меня достаточно хорошо знаешь, скажи тогда, я стала бы терпеть все эти скабрезные пересуды, если бы они хоть на полпроцента соответствовали правде? Понимаешь, Алекс, Немаляев или нет, неважно. И сколько боли ты мне причинил, тоже неважно. Ты единственный. Но только если я тоже единственная.
Он обхватил мое лицо руками и произнес.
– Ты единственная.
– Ты вышвырнул меня из своей жизни, ты пытался меня забыть и трахал все, что движется, пока я носила траур по отцу… Наверное, ты эти слова воспринимаешь как-то иначе, нежели я. Знаешь, может и к лучшему то, что ты уезжаешь, потому что нам неплохо бы во всем разобраться.
– Так ты пойдешь со мной в казино?
– Я пойду с тобой в казино.
Мой интерес к азартным играм был крайне скромен, однако был еще и Алекс, интерес к которому был значительно выше. Я знала, что и Алекс не игроман, но в казино он наведывался часто. Почему? Там обитали люди, которые были ему нужны. Знакомства и связи. Снова. Меня тошнило от его светских бесед и разговоров, а потому минут двадцать я изображала милую побрякушку, а потом сбежала.
Потопывая ногой в такт музыке, звучавшей лишь в моей голове, я допивала второй бокал вина и рассматривала играющих, с каждым глотком проникаясь духом этого места. А как же иначе? Но неожиданно моя скромная увеселительная программа оказалась разбавлена обществом Лиура.
– Добрый вечер, – сказал он.
– Не очень, – зачем-то возразила я.
– Скучаете? – поинтересовался он.
– Как и вы.
– О нет, мне вовсе не скучно, – усмехнулся Лиур. – Хотите сыграть?
– Боюсь, это плохая идея, я недостаточно богата и недостаточно удачлива, – засмеялась я. Внезапно Алекс обернулся ко мне, и на мгновение мы встретились с ним глазами. Через всю комнату.
– Вы никогда не интересовались человеческой психологией? – спросил вдруг Лиур, обескураживая меня своей серьезностью и прямотой.
– Разве что поверхностно, – призналась я, немного смутившись.
– Ничего, для человека вашей профессии это нормально, – кивнул Лиур. – А вот в моей анализ человеческих качеств и поведения может здорово помочь. Алекс, знаете ли, очень интересный человек. Необычный.
– О, как раз это-то я знаю, – снова засмеялась я.
– Нет, вы не знаете. Вы всего лишь чувствуете. – После этих слов я удивилась. – Могу поделиться, своими наблюдениями, если хотите.
– Они меня не разочаруют? – изогнула я бровь.
– Смотря как мои слова воспринять, – серьезно ответил Лиур, но я только больше заинтересовалась. – Вы замечали, что иногда, прежде чем человек входит в комнату, все головы поворачиваются к двери? – Вместо ответа я только улыбнулась. – Это называется энергетикой, ну или, если угодно в более популярных терминах, сексуальностью. – Мои брови взметнулись. – А иногда когда иной человек входит, все лениво поворачивают головы, но продолжают на него смотреть с интересом. Это называется красотой. – Я не сдержалась и снова усмехнулась. Слишком много вина. – Порой, когда человек входит, его ждут из-за его ореола, но всех постигает миг острого разочарования, это называется недостатком красоты. Так вот Алекс – человек, которого очень ждут и который не разочаровывает ожиданий. Он очень гармоничный человек, просто на редкость. И это сильно привлекает представительниц прекрасного пола, не так ли? – Моя улыбка стала более натянутой. – Да, вы со мной согласны.
– Интересное наблюдение, – вынуждена была признать я. Навряд ли меня порадовали его слова, но и не расстроили, нет. Ничего неожиданного он мне все-таки не сказал. Скорее просто выразил ощущения словами.
