Текст книги "Дневник. Поздние записи (СИ)"
Автор книги: Александра Гейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)
Глава 2
Спустя некоторое время, я поняла, что Бенжамин Картер – человек очень одинокий. У него было двое сыновей, но каждый из них жил собственной жизнью. Так что он нашел во мне не меньшую отдушину, нежели я в нем. Умный. Начитанный. Интеллигентный. Он много мне рассказывал про разные виды искусства, страны и народы, образование, пару раз даже до политики добирались… Но ни слова о работе или учебе, а потому я сделала вывод, что Бенжамину Картеру эта тема знатно осточертела. Он катал меня на самолете над пустыней. И даже на яхте до Большого Барьерного Рифа. Он научил меня английскому языку, причем не только грамматике и речи, но и произношению. Австралийскому, конечно, но все-таки. А еще он посоветовал мне выучить французский и немецкий, чтобы я, живущая не в такой дали от Европы, могла поехать туда и затеряться на пару месяцев. Кажется, сам Бенжамин Картер разделял позицию младшего сына. Уехать и забыться. По крайней мере, так было раньше.
Но если вы спросите меня какого черта ректор университета позволяет себе иметь столько свободного времени, я помрачнею и скажу: Шон. Именно на него Бен ухитрялся свалить дела, когда уезжал. Именно старший сын был тем мрачным стражем на подхвате, который всегда стоит за спиной главного героя, изображая массовку, а на самом деле ничего общего с ней не имеет. И надо ли говорить, что старшего сына Бена текущее положение дел сильно раздражало. Настолько сильно, что мы избегали встречаться везде, кроме как на занятиях. А уж как все начиналось…
Примерно через месяц после моего первого визита в дом Бенжамина Шон перехватил меня после занятий и заявил:
– Я против того, чтобы ты виделась с моим отцом, – сказал он, утаскивая меня за локоть в сторону.
– Но почему? Я не желаю ему зла.
– А что тебе от него надо? Что ты надеешься заполучить?
– Друга! – резко бросила я. – Он добр ко мне, я это ценю.
– И всегда ты спишь с теми, кто к тебе добр?
Меня бросило в жар, потом в холод. Я обрела способность здраво мыслить очень нескоро.
– Не все меряется этой меркой, сэр, – процедила я по-русски, и пока Шон искал в закромах памяти эквивалент, быстренько сбежала.
До сих пор при вспоминании этого разговора, мне становится нехорошо. Я и Бен. Он был старше моего отца! Невозможно. Немыслимо. Но Шон так не считал. Может быть, потому что его знакомые мужчины имели молоденьких любовниц, может быть, потому что сам он в друге никогда не нуждался, а уж тем более в друге-женщине, но факт остается фактом: Шон считал, что я сплю с его отцом. И как мачеха я его явно не устраивала. Я все меньше понимала, как они ухитрились встретиться с Алексом и не разбежаться в ту же секунду!
Он никогда не говорил, что думает, никогда не улыбался искренне, никогда не показывал слабостей, не умел радоваться мелочам, не говорил о прошлом, не спал больше пяти часов в сутки, не обращал внимания на погоду, время суток и года, не интересовался мирским в принципе, не думал об Австралии как о родине, вообще о ней не думал, не считался с мнением окружающих, не завязывал необдуманных романов, строил дружеские отношения только на взаимной выгоде, не привязывался к людям, не зависел от общественного мнения, не делился тем, что считал своим, не позволял собой манипулировать, никогда не останавливался, смотрел только вперед и видел только цель. И он никогда не понимал, почему его отец, взрослый состоявшийся человек, вдруг взглянул вниз с высоты своего пьедестала и увидел меня – маленькую и никчемную девчонку, которую тому захотелось видеть рядом с собой.
Бенжамин, однако, помирить нас с Шоном попыток не оставлял. И поэтому, однажды днем я вошла в столовую фамильного дома Картеров, прекрасно зная, что, а точнее кто, меня там ждет. При свете канделябра с настоящими свечами я увидела Джастина и Шона. Первый мне помахал рукой и улыбнулся, второй совершенно не обратил внимания на мое появление. Он ковырялся в своем блэкбери. Бенжамин отодвинул мне стул, и я села, оказавшись прямо напротив Шона. Поднимать глаза стало сразу же как-то страшно.
– Шон, как диссертация? – спросил Бенжамин.
– В следующем месяце защита, – ответил он сухо, даже глаз не оторвав от экрана.
И больше он не сказал ни слова за весь вечер. В общем, получалось у Бенжамина из рук вон плохо.
А тем же вечером позже:
– Как у тебя дела? – спрашивал Алекс.
– Вполне прилично. Прошла половина семестра, я немного переживаю, скоро ведь сессия, – отвечала я.
– Еще не скоро, – попытался успокоить меня он.
– Как дела на боевом фронте? – самый животрепещущий вопрос.
– Никак. Жди. – Я вздохнула.
– Ладно, привет всем передавай.
– Уже мечтаешь от меня отделаться?
– Конечно, – ответила я ядовито. Ну, кто от кого отделался – вопрос вообще интересный.
– Что ж, спокойной ночи.
Я стояла на коленях и разрисовывала желтым цветом календарь своего существования. Ну как тот, что был у меня в школьные времена. Иными словами, этот день был никакой. Ни нового, ни интересного.
– Я здесь уже четыре с половиной месяца, – сказала я, водя пальцем по желтым квадратикам. – Кхм, ладно, пока. Легкого рабочего дня тебе.
Если Алекс посчитал мое высказывание упреком… что ж. Им оно, вообще-то, и было.
Чемпионат по художественной гимнастике заставил меня расплакаться. Да. Меня вспоминали. И да, я теперь оказалась очень далека ото всего этого. Новые лица, новые правила, а я на обочине жизни, в гребаном нижнем мире. Глядя на девушек на ковре, я с ужасом осознавала, что изменилась. И даже не внутренне, а внешне. Я стала чуть выше, а фигура – более женственной. Не думала, что в моем возрасте такое возможно, но факт оставался фактом.
– Лови, Франсин! – крикнула я, кидая по воздуху ярко салатовый диск. Собака побежала, ее уши подпрыгивали так, что, казалось, от их взмахов человека могло бы сбить с ног ударной волной. Франсин красиво подпрыгнула, поймала тарелку и бросилась ко мне. Она уронила диск к моим ногам, вдруг встала на задние лапы и толкнула меня в живот. Я от неожиданности вскрикнула, и вместе с лохматой нарушительницей правил упала в траву. Не могу сказать, что текущее положение дел меня не устраивало. После Бенжамина Картера моим австралийским лучшим другом являлась именно Франсин. Я уставилась в безоблачное небо и загрустила, отчего мигом потянуло на философию.
Собака была моим лучшим слушателем. Ей можно было рассказать что угодно. И так как она не понимала ни русского, ни английского, я говорила с ней на родном языке, и она старательно делала вид, что мои пространные речи интересны. А я изливала на это лохматое чудище свои проблемы и переживания. По-английски я так не умела, а по-русски можно было пообщаться подобным образом разве что с Шоном. Ну, я как бы еще не совсем сошла с ума, да и вообще жить хочу!
Моя ладонь нашарила мяч. И я стала его перекатывать по руке, как это раньше делала в бытность спортсменкой. В память о соревнованиях по гимнастике, конечно.
– Смотри, как я умею, – прошептала я, потрепав собаку по голове, подбросила мяч, и было собиралась поймать, но Франсин рассудила иначе – перехватила его задолго до меня. – Да-да, Франсин, – рассмеялась я. – Ты тоже заслуживаешь олимпийской медали!
Собака вложила мне в руку обслюнявленный предмет. Я скривилась.
– Фу, Франсин, убери, – дернулась я, и та послушалась.
– А ведь понимает, – раздалось сбоку. Я рывком села и уставилась на Шона.
– Собаки умные и добрые. Животные все добрые. В отличие от людей, – сухо сообщила я.
– Ты молода. А раз так, у тебя есть прекрасная возможность изменить мир к лучшему, – издевательски поклонился Шон. – Кстати, пара из вас с собакой мне нравится больше, чем из вас с отцом, – усмехнулся он. А я скрипнула зубами.
– Я не спрашиваю твоего мнения. Это раз. Ее кличка Франсин, это два. В детстве тебе не привили уважение к окружающим? – я прикусила язык, чтобы не сболтнуть еще что-нибудь собственному преподавателю. Этот ведь точно на экзамене отыграется!
– Идем. Не забудь привести себя в порядок, ты выглядишь на редкость… интересно. – И он открыл передо мной заднюю дверь дома.
Я взглянула на себя в зеркало и ужаснулась: собачьи лапы по всей блузке, в волосах трава. Я попыталась привести себя в надлежащий вид, однако у меня ничего не вышло.
– Ты выглядишь как побитая школьница, – сходу сообщил мне Джастин.
– Спасибо, Джас. Ценю твою заботу, – закатила я глаза. Бенжамин просто улыбнулся и вытащил из моих волос пару соломинок. Я опасливо покосилась на Шона… и было чего бояться. Если бы взглядом могли пытать, то быстрой смертью я бы точно не отделалась.
Пышноцветение, повсеместная зелень. Территория университета была на редкость хороша. И хотя серая машина Бенжамина несколько портила картинку, когда ее владелец просто улыбнулся, все встало на свои места. Я ответила ему тем же и поспешила навстречу.
– Прости, пожалуйста, сегодня у меня дела. Доберешься сама?
– Конечно, – улыбнулась я, старательно скрывая разочарование. У меня было чудесное настроение и новости, которыми можно было поделиться, так что компания не помешала бы.
– Я подвезу, – сказал Шон, проходя мимо нас. Я не посмела возразить при Бенжамине, но с большим энтузиазмом прокатилась бы с Константином Граданским. Вспомнив о нем, я вздрогнула.
– Иди, Шон ждать не будет, – улыбнулся Бен.
– Может, я лучше…
– Сомневаюсь, – отозвался Шон, клянусь, то, что он вообще мои слова расслышал – против всех законов природы. Когда я садилась в его машину, чувствовала на себе целый миллион заинтересованных взглядов.
А завидовать, скажу я вам, было совершенно нечему! Разумеется, меня ждал предельно неприятный разговор.
– Милая мачеха, – начал Картер, и я вынуждена была подавить желание выскочить из машины на полном ходу. – Я вот так подумал, Австралия далеко, ты здесь в абсолютной безопасности, и я уже готов кому-нибудь приплатить, чтобы за тобой последили, лишь бы ты не крутилась в опасной близости от моего отца.
– То есть?
– Как тебе Ньюкасл?
– Что?!
– Ты там была?
– Н-нет, я…
– Самое время побывать, ты не находишь?
– Ты не можешь…
– Ты всего лишь девушка. А Алекс всего лишь Алекс. Он не в курсе, что ты творишь, а если узнает, то чуть-чуть пострадает и забудет. Он… хм… – Шон наморщил лоб.
– Бабник, Картер. Это по-русски так называется.
– Именно. А мой отец – доверчивый дурак. И он любит страдать. Так что о тебе каждый погорюет и забудет. Если тебе грустно или одиноко, я найду тебе собаку, и вы отправитесь в Ньюкасл вместе. – Он повернулся и сделал какой-то туманный жест. Почему-то мне представилось, как Шон сидит в своей красивой гостиной и смотрит в глаза собаке, а та забивается в угол, скуля, от одного лишь его взгляда. Примерно так же чувствовала себя и я. Мне хотелось заползти под сиденье машины, чтобы только не видеть этих жестоких глаз!
– А друга мне тоже купишь? – сквозь зубы прошипела я.
– Уверен, что да.
– Уговори Алекса забрать меня назад! – зарычала на него я. – Шон, пожалуйста, тебя он послушает.
И тут он съехал на обочину:
– Твои проблемы меня не касаются. Я помогаю Алексу потому что он попросил. Но он просил сохранить тебе жизнь, а не душевное равновесие. Так что разбирайся с ним сама… мачеха, – выплюнул он.
– Почему ты так уверен, что я сплю с твоим отцом? – не выдержав, огрызнулась я.
Он схватил меня за руку и насильно разжал пальцы, захватывая мизинец.
– Ну давай подумаем. Может быть ты умна? – и зажал мой палец, явно собираясь вести отсчет. – Неа, не очень. Не больше других. Может быть ты из хорошей семьи и интеллигентна? Точно нет, – безымянный отправился вслед за ним, а я скрипнула зубами. – Может быть, с тобой есть о чем поговорить? А на каком вообще языке? – средний. – Может быть, ты веселая и можешь рассмешить кого угодно? Черт возьми, уж это точно не твое! – и он поднял мой сжатый кулак за большой палец, словно обращая на него внимание. – Но да, ты хорошенькая, гимнастка, яркая, рыжая, белокожая, экзотичная европейка. Что еще моему отцу с тобой делать?
– Благотворительность, – прохрипела я.
Шон нахмурился, а я психанула, надеясь, что он хоть по-английски это слово вообще знает. Как бы ни было противно, я рявкнула:
– Mercy!
Картер отреагировал предельно буднично. Словно для него такой вариант неожиданностью не явился.
– Мой отец эгоист. Ублюдок, которому ни до кого, кроме самого себя, дела нет. – И я вспомнила, что Бен рассказывал, будто сын никогда не простит ему затворнического образа жизни после смерти жены…
– Эгоист тут один. Это ты! Ты запрещаешь мне общаться с человеком, до которого тебе нет дела, просто потому что тебе так менее комфортно!
– Нет. Я это делаю, потому что могу. – Вот так. Честно. Откровенно. Предельно цинично.
Нашла коса на камень. Как об стенку горох… Железобетонная пуленепробиваемая стена. Два мира, которые идут совершенно параллельно. Шон не понимает меня, а я – Шона. Но если я хотя бы пыталась понять этого самодура, то он ни единой попытки не сделал. Для этого нужен был мощный заряд электрошокера. Какими представлениями жил этот человек, я так и не поняла.
Мне вдруг вспомнилось, как однажды на заре знакомства Джули вздумала пригласить Шона на день рождения. Ей он нравился. Так вот она месяц вокруг него ходила, боясь открыть рот, а когда набралась смелости, он без эмоций, не поднимая глаз, ответил, что у него дела, развернулся и ушел. Он даже не удивился.
Шон тронул зажигание, а я бессильно откинула голову на подушку. Я ничего не добилась, ничего не доказала, но выходя из машины почувствовала ни с чем не сравнимое облегчение.
Я знала, что нужно что-то делать, знала, что Шон слов на ветер не бросает, но все мое существо противилось идее остаться одной, как в первые месяцы жизни в Сиднее. Алекс мне звонил все реже, из чего я делала вывод, что сказать ему мне нечего. Да и вообще было бы глупо полагать, что он обо мне еще помнит. Все стирается, все проходит со временем. И я с упрямством мотылька, который мчится на огонь, гордо выпятив грудь, противостояла Шону. Я понимала, что у Бена духу не хватит его осадить. Но, черт, что мне терять-то?
А потому в тот роковой день я снова села в машину Бенжамина, гордо вскинув подбородок. Подавитесь.
– Мне кажется, или у тебя скоро день рождения? – спросил меня Бен.
– Да, ты прав, – улыбнулась я.
– Хочешь выбрать себе подарок?
– Я бы хотела слетать в Европу. В Лондон.
– Вау, – улыбнулся Бенжамин. – Хороший выбор.
– Правда? – отчего-то оказалось, что его одобрение для меня… важно.
– Конечно, я очень люблю путешествовать. Хочешь, чтобы я полетел с тобой?
То есть вот просто все так? То есть это уже решенный вопрос? То есть я так просто увижу Лизу? Потому что у меня всего лишь день рождения? Но вот беда, я не хотела, чтобы Бенжамин летел со мной. Я впервые в жизни устыдилась своей связи с Лизой, и я возненавидела себя за это.
– Я понял, – улыбнулся Бен. – Я сделаю.
– Но Шон…
– А что Шон?
– Он мой тюремщик. И выпускать из страны меня явно не собирается.
– Шон – это моя проблема.
Я не очень-то поверила, не очень-то понадеялась на это, а потому отвернулась к окошку и стала наслаждаться красотами Сиднейской весны. Еще несколько недель, и спорю, станет до безобразия сухо. Мы с Беном ехали сквозь город к нему домой. Собирались взять Франсин и отправиться с ней на прогулку. А также фотографироваться и болтать о разных глупостях, одной из которых непременно станет мое лондонское путешествие.
Наш путь лежал через мост, и я уже предвкушала прекрасный вид на залив. Окно было приоткрыто, и ветер трепал мои волосы, однако вдруг мне показалось, что машина едет слишком уж быстро. Но почему? Я повернулась к Бенжамину и увидела, что он лежит на руле. Мне стало страшно. Что произошло? Я потрясла его за плечо.
– Бен, очнись! – воскликнула я, и вдруг поняла, что рука в чем-то горячем и липком… Кровь… Я уже собралась кричать, но тут моего горла коснулся нож. Сначала я в ужасе подумала, что это Константин, но здесь были свои собственные злодеи.
– Он мертв, – раздался над ухом свистящий шепот. Наверное, чтобы скрыть голос. – Руки убери.
Я осторожно, не делая резких движений, сняла ладонь с плеча Бенжамина. Машина как раз подъехала к мосту. И я решилась на совершеннейшее безумие: я дернулась и крутанула руль в сторону. Горло полоснуло огнем, а машина вылетела за ограждения и рухнула в залив. Убийца выпрыгнул прямо около воды. Я так его и не увидела.
– Бен, – прохрипела я, не веря. Мы погружались все глубже. По моей шее текла кровь. Не сильно, но боли это не уменьшало. Сзади в машине я заметила какую-то более ли менее сносную тряпку, замотала ею горло. Машина все стремительнее заполнялась водой. Я попыталась отстегнуть ремень безопасности Бена, но руки дрожали. А в себя он не приходил. И уже не пришел бы, я понимала, но от осознания того, что я даже не заметила, как он умер, мне хотелось утонуть вместе с ним. Это жестоко. Мы погрузились уже на очень приличную глубину, когда я решилась вынырнуть. Я думала, что мне не хватит воздуха, что я не сумею выплыть, и только блики на поверхности над головой заставляли меня бороться.
Соленая вода раздирала рану на шее, я задыхалась от каждого движения. На шею намотались волосы, попали в рану, на мосту столпились тычущие в меня пальцами зеваки. Выбраться мне помогли спасатели. Полиция начала расспрашивать что и как, но я не могла ответить, сослалась на то, что ничего не понимающая иностранка. И в больницу ехать категорически отказалась. Им не оставалось ничего иного, как отвезти меня к Шону. Именно его адрес я повторяла раз за разом. Я искренне верила, что ему нужно узнать о гибели отца не из сводок новостей…
Когда мы подъехали к дому Шона, тот объявился на пороге, олицетворяя собой мрачность в самом худшем ее проявлении. Но рот открывать не спешил, потому начала я. Однако, он мне не поверил. Стоял с каменным выражением лица, и даже наличие со мной двух полицейских, а на шее – бинтов – его не могло убедить. Сначала. Потом он отодвинул меня в сторону и пошел выяснять подробности у копов. Мне показалось, они разговаривали вечность. А я стояла и таращилась на дворик Шона, почему-то думая о Франсин.
– Ты поедешь в больницу. Увезите ее в больницу, – наконец, рявкнул Шон, глядя на меня так, словно это я была виновата.
– Мисс, пойдемте, – сказали они.
– Ты… ты же не хочешь сказать, что это я…
– Я никого сюда не приглашал. Уведите отсюда девушку. Делайте уже, наконец, свою работу! – снова рявкнул Шон на копов, и те меня поспешно потянули назад.
Разумеется, ну разумеется, как же иначе? Шон Картер просто не мог не обвинить меня!
Меня положили в больницу. В профилактических целях. Через два дня уже выписали, но суть не в этом, а в том, что приехал меня забирать Шон. Я сначала было подумала, что он извинится или хотя бы сделает вид, что все как надо, как раньше, но у него были совершенно иные планы. Только я села в его мазду, как он рванул с места.
– Что произошло? – спросил он без обиняков и приветствий.
Я пересказала ему все, что случилось.
– Почему этого человека никто не видел?
– Я не знаю. Может, потому что падение машины было фееричнее?
– Фееричнее? – нахмурился Шон.
– Impressive, – буркнула я. Он раздраженно фыркнул.
– Он был брюнет, блондин, шатен?
– Откуда мне знать?!
– Ты же видела его руку! – рявкнул Шон. – На руках, тем более у мужчин, есть волосы! Какого цвета были волосы?!
– Ты шутишь? По-твоему я обратила внимание на цвет волос на руке, зажимающей ножом мое горло?! Все случилось слишком быстро!
– Нет, не слишком. Моего отца успели убить, а ты…
– Да, я. Я не заметила, я смотрела в окошко. Это ужасно, я виновата…
– Да. Ты виновата, – сказал он раздраженно.
– Шон, куда мы едем? – до меня вдруг дошло, что места совсем от дома далекие. И вдруг стало невероятно жутко. Тем более, что он не ответил.
– Какой у него был тембр голоса? Какой марки нож? Как он тебя держал, сильно? Он мускулистый, жилистый, толстый, худой? Какой? Ты хоть что-нибудь запомнила?
– Я не знаю!
– Ты идиотка! – заорал он и резко вывернул руль. – Как можно было пропустить убийство на соседнем сидении машины?!
– Легко. Людям свойственно отвлекаться!
– Только глупым людям!
– Люди по природе своей глупые!
И тут до меня дошло, куда он едет. На мост. Я задохнулась.
– Шон? – прошептала я.
– А? – невозмутимо отозвался он и резко остановился на том самом месте. Я хотела, чтобы нас двоих вместе с машиной вот прямо сейчас на эвакуатор, и к черту отсюда!
– Шон, пожалуйста, поедем, – заплетающимся языком пробормотала я.
– Вылезай, Орлова. Давай, – мягкая угроза в его голосе заставила меня запаниковать. И я даже не попыталась выйти. Однако, остаться на месте мне не дали. Картер распахнул дверь и выволок меня наружу.
Он схватил меня за руку повыше локтя и потащил в пробоине в металле, наспех закрытой лентами. Я вырывалась, я кричала, я пыталась Шона ударить, но это было бесполезно. Он все равно поставил меня у самого края и, бесцеремонно схватив за шею сзади, резко наклонил вперед. С такого ракурса темная масса воды казалась совершенно жуткой и неуправляемой, понятия не имею как я ухитрилась выплыть. Думаю, если бы не спасатели… И я в ужасе снова забилась в его руках.
– Как все было? – прозвучал над ухом голос Шона. В его руке сверкнул нож. И он приставил его к моей шее.
– Хватит! – завизжала я.
– Он был выше меня? Он был сильнее? Или наоборот? Он убил моего отца ударом в спинку кресла, в ране нашли частички обивки. Он не мог быть слабаком. Он пробил спинку одним ударом, – и его ладонь ударила меня по лопаткам. Я вскрикнула. Не было больно, но то, что он говорил. – То есть он был силен. Если бы не это обстоятельство, то я бы охотно предположил, что это твоих рук дело. А теперь мне остается думать, что это был твой сообщник.
– Он порезал мне горло.
– Поцарапал, – хмыкнул Шон, убирая в карман нож. – По сравнению с травмой отца это такая ерунда…
И он толкнул меня вперед. Я закричала и схватилась за ленты, чтобы не упасть. Но Шон не отпустил.
– Как все было?!
Я повторила все, что сказала ему, стараясь припомнить детали, малейшие, самые глупые. А затем он заставил меня повторить все снова. И еще раз, и еще. Мимо ехали машины. В наш век безучастие и жестокосердие стали нормой. Сейчас здесь девушку в залив сбросят, обвинив во всех тяжких, но никому нет дела. Ни-ко-му!
– Я хочу, чтобы ты сказала, что это была ты. Я безумно хочу, чтобы ты призналась, – прошипел Шон. – Но есть проблема. Тебе его смерть была невыгодна. Зачем тебе понадобилось его убивать? И все же я не понимаю, как можно быть такой беспечной и неприспособленной к жизни. На что ты полагаешься? На чужую милость? На Алекса? На что?
– Шон, отпусти меня, – прохрипела я.
А в следующее мгновение он швырнул меня на асфальт.
– С превеликим удовольствием.
– За что ты меня ненавидишь?
– А с чего ты взяла, что это личное? – удивился Картер.
Непробиваемый осел. Вот кем он был, и, надо сказать, годы его не изменили. Он все такой же.
– Но я не советую тебе ошибаться.
Оказавшись в доме, я набрала номер Алекса.
– Ты сказал, что он социопат, а не психопат! – заорала я в трубку.
– Шон? – невозмутимо отозвался Алекс. – Он прикидывается.
– Он думает, что это я убила Бена. Он думает, что я с ним спала, а потом его убила.
Молчание.
– Хм.
– Я с ним не спала. И я его не убивала. Боже мой, это просто кошмар. Я ненавижу Сидней, я ненавижу Шона Картера, я ненавижу, я все это ненавижу!
– Карина, он просто пытается выяснить, что случилось с его отцом, – попытался успокоить меня Алекс. – Я знаю, что ты невиновна, я знаю, что он все придумал, я знаю, что он отвергает любой аспект человеческих отношений, но это пройдет. Карина, умер его отец, самый близкий ему человек…
– Он ненавидит отца.
– Он отца не ненавидит… В смысле у них были не самые теплые отношения, но они с Бенжамином были по-своему близки, поверь.
– Как вы с Сергеем?
В ответ молчание.
– Ну? Вы тоже «по-своему близки»?
– Мы можем выбрать себе друзей, спутников жизни, но не родственников, не родителей. Какие бы ни были, мы с ними вынуждены поддерживать отношения. И проще это делать, не нагнетая…
Это было словно предательство. Он итак последовал совету отца и сплавил меня в другую страну с билетом в один конец, а теперь оправдывает это антропологическим аспектом жизни общества!
– Я понимаю, что ты злишься, что ты в бешенстве…
– Он расспрашивал меня, чуть над заливом не подвесив!
– Ладно, я попробую что-нибудь сделать, но попробуй его понять…
– Я не стану пробовать его понять. Я бы не стала мстить человеку, который пострадал… Или ты тоже считаешь, что я виновна?
– Разумеется нет! Я знаю тебя, я тебе верю.
– Да неужели? Алекс, что мы делаем, что происходит?
– Все хорошо, все наладится.
Я не выдержала. Я бросила трубку.