Текст книги "Чужая — я (СИ)"
Автор книги: Александра Гейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)
– Норт!
Силясь вывернуться, я перекатываюсь на живот, но добиваюсь прямо противоположного эффекта: его рука оказывается прямо подо мной, и Норт прижимает меня сверху. Я окружена им, как коконом. Его горячего тела и запаха сразу становится слишком много: пожар внутри меня разгорается даже раньше, чем пальцы Норта находят особую точку. От остроты ощущений я инстинктивно подаюсь бедрами назад и чувствую твердость, отделенную от моего тела всего парой слоев тонкой ткани.
– А ты ждала иного, явившись ночью в мою постель?
– Да! Я хотела поговорить без участия твоего члена! – шиплю я, памятуя о том, как мы выясняли подробности произошедшего в прошлый раз.
– В жизни большего вранья не слышал.
Всего одно круговое движение пальцев, и я с шипением вцепляюсь в простыни, выгибаясь вперед и потираясь ставшей слишком чувствительной грудью о матрас.
– Так что еще ты хочешь знать? – выдыхает Норт мне в ухо и проводит по нему языком. – Когда уже дойдем до вопросов про Мэри? Или, может, предложить тебе показать наглядно?
Сквозь сладкую дымку до меня доходит, насколько он зол. К собственному стыду, меня не настолько отрезвляет сказанное, чтобы отважиться заехать локтем Норту по ребрам. Я все еще позорно сама вжимаюсь бедрами в его ладонь.
– Это не то, что меня интересует, – слышу я свой осипший голос, сбивающийся от каждого нового движения Норта. – Я хочу… понять другое.
– Отчего же? Недавно ты говорила, что именно Мэри не дает тебе вернуться в мою постель. А теперь опять какие-то новые обстоятельства? Не слишком ли много причин, по которым ты меня не хочешь?
Его голос по сравнению с моим звучит до тошноты спокойно, лишь легкая хрипотца намекает на желание. Эта мысль мелькает в моей голове и ускользает, когда вторая рука Норта находит мою грудь.
– Или, может быть, ради разнообразия побудем честными, Тиффани? Ты хочешь меня так же сильно, несмотря на то, что мы друг другу сделали.
Я должна что-то сказать, но мысли разлетелись, перепуганные внезапным напором.
– Это не меняется. Ничего не меняется. Ты застряла во мне, а я – в тебе, и ни в одном из нас не хватает сил на сопротивление. Мы оба прекрасно знаем, что все твои горделивые трепыхания рассыпаются в пыль, стоит мне по-настоящему тебя коснуться.
Словно подтверждая свои слова, он проникает в меня пальцами, и из моей груди вырывается стон. Его губы опускаются на мою шею, щетина царапает кожу. Ощущения топят остатки здравого смысла и всех третьих, стоящих между нами. Я трусь щекой о подушку, уже не стараясь сдерживать крики. Но едва стоит пружине внутри меня сжаться в ожидании развязки, как Норт срывает с меня остатки одежды. Горячий спазм в животе, толчок – и сладкое ощущение наполненности, которое слишком быстро сменяется толчками. Достаточно быстро, чтобы поначалу причинять дискомфорт, а затем установиться в идеальном для меня темпе, вырывающем из груди стоны.
Норт заставляет меня повернуть голову, впивается в мои губы жестким поцелуем и сразу за этим раздвигает языком зубы, жаля мой рот, изливая в него злость вместе со страстью.
– Видимо, я никогда не перестану хотеть тебя.
Ни слова о любви, но я все равно сминаю в кулаках простыни и за несколько минут достигаю оргазма.
День перед спектаклем тянется невыносимо медленно. Норт настоял на том, чтобы Надин с Джейденом от и до изучили помещения, отданные под постановку. И пока они копаются в театральной пыли, мы коротаем время втроем. Долгие часы дня. Это словно насмешка: стоило только Стефану меня предупредить, как я оказалась в постели Норта. И если я уверена, что виной тому эмоциональное напряжение, а наше прошлое оставляет слишком много вопросов, то он уверен, что я никуда не денусь. И все же на этот раз, когда он бреется, я позволяю себе скользнуть к нему, прижаться всем телом и втянуть носом будоражащий ментоловый запах пены для бриться. После такого, конечно, мистер Самоуверенность задирает нос еще выше.
Даже сейчас, утром, мне кажется произошедшее неизбежным. Двое людей, чувства которых так и не отгорели, заперты в одной квартире наедине друг с другом и бессонницей. Завтра один из них может погибнуть. Не странно, что вместо болезненных и тщетных попыток уснуть мы до утра занимались сексом.
Стеф не комментирует наши вроде как возобновившиеся отношения, равно как и не пытается говорить со мной тет-а-тет снова, но пару раз я ловлю его взгляд. В нем отчетливо читается неодобрение.
Апогеем становится момент, когда я в очередной раз обрабатываю все еще не зажившее ухо Норта. Он обхватывает рукой мои бедра, задирая платье, в которое я переоделась задолго до выхода (из-за нервов). В этот момент сидящий на подоконнике и курящий в окно Стефан (Норт ему позволил эту слабость ровно на один день) поворачивается к нам и отчетливо хмурится.
– Стеф, как получилось, что у Норта есть татуировка, а у тебя ни одной? Тебе они вроде как больше по статусу, – интересуюсь я, чтобы отвлечь и вообще восстановить контакт.
Он хмыкает и вставляет сигарету в зубы.
– Что, правда хочешь знать? Точно?
Несмотря на то, что я начинаю сомневаться в правильности своего решения, киваю. Потому что я не люблю отступаться от задуманного, какой бы глупостью это ни оборачивалось.
– Еще в старших классах я пустил слушок, что первой татуировкой наколю имя девчонки, которая делает лучший горловой минет.
Я моргаю в растерянности, но стараюсь не выдать замешательства:
– И? Ни одного достойного?
– Шалтай, – почти сочувственно тянет он. – Учитывая, сколько было прекрасных попыток и есть до сих пор, рисунки на теле мне не грозят.
Хмыкнув в ответ на мое теперь уже очевидное смущение, он отворачивается к окну и стряхивает пепел, словно невзначай роняя:
– Моя демонстрация мудрости «борись за то, что любишь».
Не сдержавшись, я фыркаю и возвращаюсь к своему занятию. И всячески стараюсь не думать о том, что это, возможно, последняя забавная история в моей жизни. Мы с Нортом успеваем обменяться всего одним взглядом, прежде чем Стеф завладевает моим вниманием вновь.
– Тиффани.
От его необычайно серьезного тона я вся напрягаюсь, как пружина. Он не назвал меня Шалтаем.
– Я не собираюсь тебя пугать, но сегодня ты встретишься с Басом, и я не хочу, чтобы у тебя остались иллюзии на его счет.
Стефан засовывает руки в карманы и запрокидывает голову. Он глубоко дышит, будто собирая все ресурсы для этого разговора. Я слабо улыбаюсь этой картинке: несложно догадаться, почему девчонки сходят по нему с ума. Он классический плохой парень, уязвимый внутри. С личными демонами, на которых так и тянет взглянуть сквозь приоткрытое окошко в эмоциональной броне. Он умеет быть открытым и обаятельным, умеет грубо отталкивать окружающих. И даже я, я – девушка его брата, ничуть на Стефа не похожего по внутреннему содержанию, – не удержалась от искушения сунуть нос в его жизнь.
Для парней – весельчак с самыми потрясающими вечеринками во всем колледже, богатый и безбашенный приятель. Для девчонок – ящик Пандоры, который нельзя не открыть. Но какой Стефан на самом деле – не знает никто вообще. Но, быть может, разгадка в Басе.
– Когда Бас впервые вошел в наш дом, мне было двенадцать, – глухо начинает Стефан, игнорируя то, что им с Нортом обоим было по двенадцать. Это его история, слишком личная, чтобы делить ее с братом. – Его вышвырнули из спецназа после грандиозного скандала с избиением. После многих лет зверских издевательств его жена каким-то образом нашла силы сбежать. Она подала в суд, у нее на руках были доказательства. Она называла Баса не иначе как чудовищем. Бледная тень человека, не представляю, как она нашла в себе силы дать отпор, после многолетних запугиваний. До суда не дошло: за несколько дней до него она свернула шею, когда упала, выходя из душа. В ее крови нашли наркотики, и дело приняло совсем иной оборот. Ничего не напоминает? Доказать вину Баса не смогли, хоть все и понимали, что случилось. В деле не было ни одной улики. Единственный человек, которого эта история не оттолкнула, а восхитила – наш отец. Впервые в его практике очевидного убийцу было не взять никакими средствами.
Таким образом однажды за ужином Бас появился в нашем доме и больше не исчезал. Я прекрасно помню этот день. Я сразу почувствовал, что он другой. Но страшнее то, что он тоже меня почувствовал. Я каждой клеточкой тела ощущал его тяжелый, проникающий под кожу взгляд. – Я вздрагиваю, потому что чувствовала абсолютно то же самое. Неужели… неужели это натура жертвы так отвечает на флюиды агрессора? Мне хочется обернуться к Норту, хочется спросить, чувствовал ли он что-то подобное, ведь если кто и не ассоциируется у меня с виктимностью, то именно он. Но сейчас это неуместно. Сейчас соло Стефана. Максимальная откровенность о самом большом страхе его жизни, которую нельзя спугнуть. – С приобретением Баса отец как будто стал поддаваться его безумию. Если до этого дня Говард Фейрстах держал в руках и тайне свои темные порывы, то потом проникся идеей безнаказанности и перестал бояться чего бы то ни было. Он начал торговать наркотиками, брать взятки, контролировать полицию…
Однажды я собственными глазами видел, как он расплачивался со своими кредиторами Сейди. Они сидели и смотрели, как Бас наяривает ее прямо у бильярдного стола сзади. Как она кричала. На следующий день я подарил Сейди кругосветный тур на два места, чтобы взяла кого-нибудь из подруг в компанию. Пока я вез ее в аэропорт, она не проронила ни слова. Конечно, за это меня избили. Но черта с два я об этом жалею.
Он впивается злым взглядом в Норта, как будто говоря: ты же тоже все это видел, во всем этом участвовал. Как мог ничего не предпринять? И впервые мне хочется отодвинуться от любимого человека подальше. Будто почуяв мой порыв, Норт сильнее сжимает пальцы на моем бедре, и мне остается только опустить глаза.
– Что еще сказать тебе, Шалтай, чтобы помочь? Я не знаю слабостей Баса, кроме его жестокости. Твои невинные друзья не представляют, с чем готовятся столкнуться. Законно Баса не победить – не надейся. Даже если нам каким-то чудом удастся его поймать и обезвредить, отец его вытащит. Я бы не пожалел, если бы сел за убийство. Потому что, может, это единственный способ избавить мир от них с отцом. И единственный шанс избавиться от них – для меня тоже. Если бы не предвыборная кампания… – Кадык на шее Стефа дергается, когда он проглатывает следующие слова, не выпуская их в мир. – Норт сказал, что он вошел в квартиру, где ты живешь, под видом лейтенанта. Видимо, ты каждый раз была там не одна, когда он приходил, не так ли? Иначе ты бы едва ли стояла здесь сейчас. – Он с некоторой болезненностью во взгляде смотрит на меня, закусив губу. Будто ему больно думать о том, что могло со мной случиться. Случиться – потому что он пытался скрывать правду слишком долго. – Мы не можем сегодня облажаться, – наконец, выдает он хрипло.
С этими словами он подходит ко мне и протягивает герметичный мешочек с какой-то белой пылью.
– Вдохнешь – заснешь вместе со всеми, кто будет в комнате, – сообщает он буднично.
Обрывки откровений Стефана кружатся в моей голове, цепляясь за уже известные факты и составляясь в цельные картинки.
Я пыталась вспомнить, но памяти оказалось недостаточно: чтобы приблизиться к правде, мне пришлось увязнуть в долбанутой семейке Фейрстах и признать, что Норт неспроста советовал держаться от них подальше.
Глава 20
Я появляюсь в кампусе за пятнадцать минут до начала представления. Одна. Норт и Стефан заняты своим, а к Надин и Джейдену я не хочу привлекать лишнее внимание. Кажется злой насмешкой, что мне приходится обыденно оставить вещи в гардеробе и смешаться с толпой, дожидаясь начала представления. Потому что никаких указаний нет.
На меня снова смотрят. И вовсе не потому, что я прекрасно выгляжу (более того, я уверена, что это не так). Все дело в моей печальной известности и том, что никто, кроме Баса, меня бы не пригласил. Я стараюсь не отвечать на взгляды, удостаиваю кивка только декана – для местного ужатника она женщина на удивление непредвзятая. Есть в жизни моменты, когда это очень ценится.
В толпе я замечаю торчащую обманчиво-неряшливую макушку Стефана. Он окружен поклонницами плотным кольцом и явно не дает им скучать. Невозможно догадаться, что Стеф готовится к драке.
Но стоит мне начать искать в толпе и Норта, как на телефон падает сообщение от «лейтенанта Баса»: обойди зал справа и скройся в служебных помещениях.
Тиффани: сначала покажи мне Хилари.
Едва я успеваю нажать «отправить», как справа раздается ее звонкий крик:
– Тиффани!
Мэри обманчиво мягко сжимает локоть Хил в своей когтистой лапе, и я сама буквально кожей чувствую эту хватку. Они разворачиваются и уходят в указанном мне Басом направлении. Но не успеваю я сделать и шага следом, как из ниоткуда за спиной появляется Норт и удерживает меня за запястье. Не позволяет уйти вот так, не попрощавшись. Я знаю, что он думает о том же, о чем и я: возможно, мы видимся в последний раз.
– Выкури пару сигарет, прежде чем переодеваться в Стефа, – говорю я напоследок.
Я вынуждена отвернуться прежде, чем меня затянет в водоворот страха в его глазах. Я никогда раньше не видела в Норте страха, но сейчас он боится своего отца и боится Баса. Сейчас, когда угрожают – не ему.
Не думай, не думай, не думай, – чеканю я шаг, продираясь сквозь почти сомкнутые плечи людей. И толкаю видавшую виды черную дверь.
Помещения, в которых я оказываюсь, пыльные и удивительно немноголюдные. Это странно, учитывая, что здесь повсюду должны сновать дергающиеся перед спектаклем актеры. Налево или направо? Куда? Я заглядываю в телефон в поисках распоряжений.
Голову пронзает боль удара, и мир заволакивает чернильной пеленой.
***
Я просыпаюсь от щебетания Хилари.
– Тифф, Тиффани, Тифф…
Она связана по рукам и ногам, а я нет. Интересно. Наверное, чтобы не было следов от веревок на найденном теле. В конце концов, врезать Басу и убежать я даже не рассчитываю. Это тупой метод, а мне нужно быть намного изобретательнее. На порядок.
Боль в голове такая, что едва удается соображать. Едва взглянув на обрадованную моим пробуждением сестренку, я поворачиваюсь и вижу два мужских силуэта. В полутьме лиц не разобрать, но и не нужно: это Говард Фейрстах и его верный Бас. Клатч с пистолетом и мобильным телефоном валяется на столе подле моих мучителей. Порошок, данный Стефаном, я положила в бюстгальтер. За поролоном его вроде не нащупать, но Баса нельзя недооценивать. Как бы проверить? Интересно, я почувствую грудью инородный предмет, если начну просто двигаться?
– С пробуждением, мисс Райт, – преувеличенно бодро приветствует меня Говард, разворачивается и идет в мою сторону. Явно понял, что раз Хилари замолчала, то дозвалась. Я изо всех сил давлю в себе инстинкт сжаться в комок или вообще отползти подальше от этого отвратительного человека. Но он просто протягивает мне руку для пожатия. Я дерзко отвечаю, и в этот момент он разворачивает ладонь тыльной стороной к себе. – Что-то, смотрю, вы сегодня без кольца. Неужели на этот раз не собираетесь замуж ни за одного из моих сыновей? А то я уж было привык к этой дурной традиции!
Если мне что и нравится в чертовом Басе, так это полное отсутствие мерзких смешков в ответ на такие вот заявления. Говард хотел забрать кольцо прежде, чем разберется со мной, иначе могли бы возникнуть неуместные вопросы. А если нет кольца, то нет и помолвки. Пойди докажи обратное.
Кольцо, отсутствие веревок… Они действительно готовят убийство-самоубийство.
– Отпустите мою сестру, как и обещали, – произношу я громко и отчетливо.
– Непременно. Самое удивительное, мисс Райт, что я действительно собираюсь сдержать свое обещание и отпустить вашу сестру. В отличие от вас, конечно. Думаю, вы все сами понимаете. Это политика, ничего личного. Но все позже. Я приехал на спектакль и собираюсь его увидеть, пусть он и будет так же плох, как все предыдущие. Что ж, мне пора: Норт уже заждался меня в первом ряду.
Упоминание имени Норта режет наживую, потому что, как бы то ни было, он так и не выбрал сторону. И он действительно может дожидаться отца в зале несмотря на то, что я тут обезоруженная и с раскалывающейся от боли головой.
– Бас.
Это короткое слово звучит не то как имя, не то как приказ. И тут же дверь за Говардом Фейрстахом захлопывается. Я силюсь отогнать картинку того, как он обнимает Норта, прежде чем опуститься в соседнее с ним кресло, но она никуда не уходит. Может, там по другую его руку еще и Мэри? Семейная идиллия.
– Что теперь с нами будет? – не выдерживает Хилари, явно посчитав, что главный монстр покинул сцену.
И, если честно, по моему скромному мнению, она права. Бас – лишенная чувств и эмоций машина, а настоящий маньяк управляет ею. Как Норт может этого не понимать?! Есть у меня ощущение, что Бас готов уйти в самоволку только из-за Стефана. Он его рычаг, на котором рвет тормоза. Не будь Стефа, Бас бы подчинялся Говарду беспрекословно. Или наоборот: не будь Стефа как главной любимой игрушки Баса, не было бы у Говарда и самого Баса.
– Твоей сестре придется умереть, – отвечает «лейтенант» так, будто речь идет о погоде. – По правде говоря, она должна была умереть два с половиной месяца назад и уже давно живет в кредит.
К восточному побережью США направляется циклон. Он принесет с собой кровавый дождь, который затянется до обеда.
– Да что вы такое говорите?! – выкрикивает Хилари, еще незнакомая с наиболее современными политическими методами решения проблем.
– Ты слишком громкая.
С этими словами Бас, морщась, берет в руки тряпку и направляется к Хил. Умом я понимаю, что это глупо, но все равно пытаюсь его остановить, защитить свою маленькую сестренку. Одно неуловимое движение, его локоть ударяется мне в висок.
Я вроде бы и сознание не теряю, но из памяти вылетает здоровый кусок времени, намекая, что так поступать с травмированным мозгом нельзя. Не меньше полминуты требуется, чтобы вернулась ясность мыслей. Если меня не стесняясь избивают, значит, собираются устроить что-то, способное скрыть побои. Еще одно падение. Они хотят выставить меня психически нестабильной, зациклившейся на идее сброситься вниз. Вопреки боли в голове, все становится кристально ясным. Они хотят, чтобы я сбросилась вниз на глазах у всей толпы. Стефана. Норта. И Джейдена с Надин.
Поднимаюсь я с огромным трудом. Хилари связана по рукам и ногам, кляп во рту. Как Говард собирается заставить моих родителей молчать? Решил, что если один раз выкупил у них жизнь дочери, то и со второй выйдет? У меня для него неприятный сюрприз: если моя теория верна, за Хилари мать возьмет с него куда больше. Эта мысль поселяет на моем лице неуместную улыбку.
Я медленно перевожу взгляд туда, где в прошлый раз стоял Бас, и несколько раз недоуменно моргаю: на столе рядом с моим клатчем сидит Мэри с телефоном в руке. В другой расслабленно болтается пистолет. Серьезно? Ее оставили нас сторожить? А вот это уже интересно.
– Какой пин-код? – буднично спрашивает Мэри. Ах, так она сидит с моим телефоном.
– Хочешь поиграть в угадайку?
Она направляет на меня пистолет. Присмотревшись, я обнаруживаю, что глушителя на нем нет. Это значит, что либо он такой же игрушечный, как и мой (или мой – я слишком далеко, чтобы разобраться, а Мэри вполне могла прихватить из клатча не только телефон), и наша угроза не так серьезна, либо он настоящий, но тогда на шум сбежится весь персонал.
– Тебе запрещено в нас стрелять. Или разрешено только в одном случае: если ситуация выйдет из-под контроля. Им нужно, чтобы на моем теле не было ничего, кроме ударов.
– Ты всегда была умненькой, Райт, – пожимает плечами Мэри. – Но запретили или нет – пистолет именно у меня. А ты даже не представляешь, как мне хочется сделать тебе больно. Только повод дай.
– Ты уже справилась, – киваю я на Хилари. – Поздравляю.
Мэри задумчиво поджимает губы, явно смакуя новую идею… и направляет дуло на мою сестру.
Ого, а с пистолетом она правда осмелела. Или просто скатилась на самое дно за ненадобностью остатков моральных принципов?
– Так какой пин-код?
В этот момент мне очень хочется достать волшебный порошок Стефа, который, судя по ощущениям, на месте. Жаль, что я не сумею утащить Хилари прочь, тем более с больной головой. Или попробовать шепнуть ей задержать дыхание? Дьявол, даже если она задержит – развязать ее, не дыша, я не сумею. Интересно, где там ребята и их, черт подери, гениальный план, который пока что ни на грош мне не помог?! Ведь Джейден и Надин неспроста исследовали театральные помещения…
– У меня на пин-коде Норт. Отгадай.
Откуда-то я знаю, что ничем не рискую. Выстрели сейчас Мэри в нас из прихоти – Говард ее живьем закопает. Даже если она больше не мечтает о Норте, над ней висит дамокловым мечом будущее слушание. То есть прокурор ей нужен очень, а пин-код нет. Пусть развлекается переборами, как я когда-то.
– Это ты поиграть со мной решила? – спрашивает она это уже после того, как вбивает цифровые дубли букв, принятые на старых аппаратах, и остается ни с чем.
Сорвавшись с места, она приближается к нам и направляет пистолет точно в лоб моей сестры. Хилари истерически мычит, а у меня начинается паника. Да, пистолет в ее руках мой, но, если мне не изменяет память, при выстреле в упор ни одно оружие не может считаться безопасным. Тем более если приставить его к голове. Нужно срочно что-то придумать.
Давай, Тиффани, думай! Все рассчитывали именно на твою суперспособность превратить самый дерьмовый расклад в опупенный результат.
– Ты просто не умеешь подчиняться, Райт, верно? – спрашивает Мэри, не сводя с меня безумного взгляда. Едва ли она способна флегматично нажать на курок, глядя в другую сторону, даже если совсем сорвется. Психология говорит об обратном. Только состоявшиеся убийцы или даже профи смогут так сделать! А еще вероятнее – мужчины. Нельзя допустить, чтобы Мэри от меня отвернулась. – Даже если это идет вразрез с безопасностью и здравым смыслом. Но тогда скажи мне, каково это: знать, что ты собственными руками все разрушила?
– Ты скажи, – огрызаюсь я. – Ты ведь точно так же, как и я, из-за своей опрометчивости упустила Норта. Забавно, да? Заканчиваем тем, с чего начинали.
– Поправь меня, но не ты ли трахалась со Стефаном за его спиной?
– Поправлю: в отличие от тебя, не трахалась.
Серьезно, я пальцем в небо, но Мэри меняется в лице, и я понимаю, что это действительно так! Собственно, теория у меня простая, как дважды два: что еще могло заставить Норта годами динамить Мэри вопреки воле отца, как не его болезненная ревность к брату? Он бы и воздух пополам разрезал, если бы это было возможно. Он реально словил кайф от моей аферы с подменой близнецов не только потому, что она была сыграна по нотам и ради него: просто я ко всему отшила Стефана. Без этой маленькой детальки он бы черта с два стал меня спасать от Мэри и так далее. И, само собой, венцом его восторга явилось то, что он обскакал не только брата, но и вообще был у меня самым первым.
А Мэри… Мэри так и не поняла, что именно переспав со Стефом, превратилась из потенциального трофея в способ потешить самолюбие. И Норт годами за ее счет развлекался, пока я не устроила его мозгам короткое замыкание, заставившее обратить внимание на ту, которая считалась чем-то второсортным.
– Сука! – взвивается Мэри и переводит пистолет с Хилари на меня.
Вот, уже намного лучше.
Я вижу, как на виске рыжеволосой стервы бьется жилка, руки подрагивают, глаза заполняются чернотой. Да, вот так ведут себя люди, решаясь на первое в своей жизни убийство. Кажется, она понятия не имеет, что оружие не огнестрельное. Интересно, что мне будет, если она выстрелит? Повезет мне получить травму, совместимую с жизнью, или нет?
Неужели все будет так глупо? Ведь я выжила после падения с крыши. Напрасно ли?
Выстрел гремит на долю секунды позже, чем я замечаю смазанное движение. Хилари, связанная, но все же не привязанная, с силой лягает Мэри в голени, и та падает, как подкошенная. Пуля пролетает мимо. Пользуясь моментом, я бросаюсь к сестре и, ломая ногти, дергаю веревки, силясь развязать их. Ничего не выходит. Остается надеяться, что я хоть чуть-чуть их ослабила. По истерическому мычанию понимаю, что Мэри поднялась и уже за моей спиной.
– Задержи дыхание. Поймешь когда.
Для того, чтобы это сказать, требуются драгоценные секунды, и я пропускаю удар, заваливаюсь на бок. После двух ударов по голове подряд комната и без того плывет. Контролировать ситуацию почти невозможно. Мы с Мэри примерно в одной весовой категории, но даже без головокружения в моем теле после месячного пролеживания на больничной койке и скудной двухнедельной физиотерапии недостаточно сил, чтобы оказать серьезное сопротивление. Она дерется как девчонка, хватая за волосы и царапая лицо, но, поверьте, этого совсем не мало. И я отвечаю не менее «цветочно», вонзая зубы в ее руку. Я визжу, что есть сил, чтобы кто-нибудь пришел и услышал, но пока безрезультатно. И совершаю глупейшую ошибку, откатываясь туда, где лежит пистолет, потому что я рассчитываю на другое оружие.
Приложив меня затылком об пол (ну сколько можно?!), она вскакивает на ноги и хватает пистолет. Я судорожно копаюсь в бюстгальтере и извлекаю оттуда порошок. Один взгляд на Хилари, сдавленный кивок, и я разрываю пакет. Недостаточно быстро: резиновая пуля задевает мою руку… и заставляет инстинктивно вдохнуть. Немного, ведь я готовилась. Но достаточно, чтобы мир расплылся и закачался пуще прежнего. Я едва не упускаю момент, когда Мэри с грохотом врезается в пол.
Из хорошего лишь то, что Хилари достает сил освободиться после того, как я ослабила веревки. И она же вытаскивает меня в коридор. Сгибается пополам, судорожно вздыхает, кашляет.
– Тиффани, – хрипит она. – Тифф, не засыпай! Надо убираться. – Я не засыпаю, но ужасно заторможена. – Я слышала, как они говорили, что эти помещения отрезаны от остальной части ремонтом. Сюда никто не придет. Кроме них. Ну же, Тиффани.
Чертыхнувшись, Хилари хватает мою травмированную руку и, не обращая внимания на мой вскрик, поднимает меня на ноги.
– Не знаю, что это за гадость, но тебе точно надо на воздух – продышаться.
– Через двери… нельзя. В женском туалете есть небольшое окошко, – с трудом выговариваю я.
До туалета мы доходим, никого не встретив, потому что совсем рядом. Но в туалете, увы, не одни. Хилари приходится притвориться, что она привела меня, чтобы смыть кровь с лица. Я уже не думаю о загубленной репутации: здесь все считают меня ополоумевшей наркоманкой.
Достойная пара Норту Фейрстаху.
Только девушки, кинув на нас не меньше дюжины взглядов, выходят, Хил тянет меня в кабинку и помогает добраться до окошка. И, должно быть, я совсем не в себе, раз понимаю, насколько сестренка обессилела за последние дни, только когда она не может без моей помощи. Мне приходится упереться в стену больной рукой, сжать зубы и вытащить ее из помещения.
Мы обе лежим на заиндевевшей траве без верхней одежды и не можем пошевелиться.
– Хил, – облизывая пересохшие губы, зову я. – Как ты, сестренка?
Я слышу отчетливый всхлип. В нем страх, боль и… облегчение.
– Я не думала, что выберусь живой. Они не делали ничего плохого со мной, но мне никогда в жизни не было так страшно. Я просто ослабела. Все хорошо.
Все хорошо. Да, я тоже так думала, вернувшись из комы. Но это не так. Это останется навсегда.
Холод пробирается под кожу, жаля острыми иглами тело. И оставаться здесь небезопасно. У меня нет мобильного, его нужно где-то взять, позвонить родителям, передать им Хилари… и ждать, когда полиция узнает о том, что она вернулась, и сообщит Говарду Фейрстаху. Чтобы он придумал еще какой-нибудь способ навредить мне и моим близким.
Я закрываю рот рукой, понимая, что эта круговерть не закончится здесь и сейчас. Мы планировали этот день, нас пятеро. В следующий раз я останусь одна. Буду лежать в постели, в которую воткнут нож, или не сумею добраться до края здания, который спасет меня от мчащегося автомобиля, или не выживу после нового падения, или выживу, но останусь безмолвным, запертым внутри собственного тела парализованным страхом инвалидом…
Мне нужно оставить Хилари, а самой вернуться и покончить с Говардом и Басом.
Как? Как я могу оставить сестру? Я не могу позволить ей мотаться по улицам Бостона в одиночестве, когда их наводняют монстры с человеческими лицами.
– Сейчас ты пойдешь и спрячешься в машине Норта. Задняя левая дверь этой раритетной рухляди неисправна: если нажать на ручку и немного приподнять, замок отщелкнется сам по себе, – говорю я глухо и бесцветно. – А я вернусь в зал.
– Нет!
Она вцепляется в мою руку ногтями, оставляя борозды. После всего, что со мной случилось, боли вообще не ощущается. Или это порошок Стефана? Он приглушил ощущения? Что вообще было в пакете? Я обдолбана? Бас обрадуется.
– Мама и папа в Бостоне. Норт знает, где именно. Он отвезет тебя к ним. Если вдруг он сядет в машину с отцом… не высовывайся ни в коем случае.
– Поверить не могу, что ты собираешься…
Но по глазам я вижу, что она верит. Понимает.
– Я люблю тебя. И совсем не сержусь за то, что ты не призналась отцу в действиях мамы.
Это подлый прием, призванный напомнить Хилари, что она передо мной виновата. Я накосячила куда сильнее, но сейчас она не сможет это проанализировать и сдастся. Мне просто нужно, чтобы она поддалась.
По усилившимся потокам слез я понимаю, что трюк сработал. Иногда я себя ненавижу.
Я напряженно гляжу в спину сестре, сомневаясь в правильности решения ее не провожать. Но… если вдруг Бас знает, где мы, он вернет мою сестру в любом случае.
Из холода в тепло – и отрава (или травма? Я не знаю) начинает туманить разум с новой силой. Я лишь урывками фиксирую свои следующие действия: как захожу с парадного входа, обхожу зал теперь уже с левой стороны и совершенно беспрепятственно проникаю в помещения на этот раз не ремонтируемые. Судя по замолкающим при моем приближении людям, я выгляжу, как призрак. Растрепанная, в платье с порванной бретелькой (спасибо Мэри), с расцарапанным лицом. Если до этого дня я сомневалась, стоит ли возвращаться в Бостонский колледж после академического отпуска, то теперь наверняка знаю, что не вернусь сюда даже под дулом пистолета. Встреть я девушку в таком виде, сама бы не поверила, что передо мной не наркоманка.
Если бы Бас мог сдохнуть от счастья, увидев меня такой…
Меня никто не останавливает: народ просто не понимает, что делать. Может, зовут охрану, которой требуется время? Да плевать. Я просто хочу попасть за кулисы. Билет на спектакль остался в клатче: другим способом мне в зал не попасть. Зачем в зал? Потому что там мой враг. Там Говард. Нужна же девушке цель!
