Текст книги "Чужая — я (СИ)"
Автор книги: Александра Гейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)
– Порох промок… – бормочу я обреченно. За то время, что пистолет лежал на крыше, а потом просто мок под дождем в руке Стефана, порох промок достаточно, чтобы не загореться. И мужчина, который совсем не выглядит болтуном, это знал. Он знал, что Стефан выстрелит. Это чудовище все просчитало!
– Не трус, но дурак. Что ж, я преподам тебе еще один урок послушания. Надеюсь, последний.
Мужчина хватает меня за волосы и рывком поднимает на ноги. Вскрикнув, я гляжу в безжалостные глаза, в которых нет ни проблеска колебаний, прежде чем он одним рывком притягивает меня к себе и отшвыривает на самый край. Истошный крик Стефана, который зовет меня по имени. Пальцы в последний момент цепляются за мокрый, скользкий выступ. И я срываюсь. Вниз.
Глава 17
Я просыпаюсь от толчка остановившейся машины со Стефаном на коленях. В смысле с медведем. Пока я гуляла с отцом по саду, Норт, как оказалось, перенес его в машину, очевидно подозревая, насколько хреново закончится этот вечер. Может, хотел таким образом поднять настроение, может, оставить мне напоминание о доме. Догадывался, наверное, что я туда больше не вернусь.
О том, что я вспомнила, мы не говорили.
Игнорируя стоны затекших мышц, я оглядываюсь по сторонам и понимаю, что Норт со свойственным ему упрямством привез меня к себе. Зря задремала. Надо было следить за каждым его действием. Фейрстах же все-таки.
– Разворачивайся. Я поеду домой.
Нынче мой дом у Джейдена. Который еще и друг. На пару с Надин. Ага. Жизнь на сто восемьдесят за сутки. Тиффани Райт в своем репертуаре.
– Нет, – отвечает Норт и красноречиво вытаскивает ключи из зажигания.
– Неужели нельзя было хоть сегодня засунуть твое упрямство в известное место и не заставлять меня ехать на такси? – спрашиваю обреченно.
– Сначала мне нужно тебе кое-что показать.
– Показывай. Для этого обязательно подниматься к тебе?
– Обязательно!
Уже знакомый мне консьерж встречает нас с Нортом удивленной, но радостной улыбкой. Счастливое воссоединение как оно есть. Он делает комплимент медведю, полагая, что это такой милый мне подарок. Я любезно сообщаю, что медведя зовут Стефаном. Норт старательно делает вид, что ничего странного не происходит, что к нему в квартиру не шляются в произвольном порядке то шатенка, то рыжая, то снова шатенка (без ключей при том), то снова рыжая, то еще раз шатенка, но с медведем с именем брата Норта в руках. Глупая такая шатенка, очень-очень глупая.
Как я могла не догадаться, что мать продала меня за тридцать сребреников?
Поднявшись в логово Норта, я застываю столбом на пороге, обозначая свое нежелание проходить и даже задерживаться. До поры до времени меня так и оставляют, но, «настроив эфир», мой настойчивый сопровождающий зовет меня пройти. Правда, едва я приближаюсь, он закрывает крышку экрана, делает жест, не позволяющий начать возмущаться.
– Прежде я скажу тебе вот что: как будущий юрист ты много раз допускала непростительную ошибку. И сегодня она ударила по тебе рикошетом, – говорит он, после чего все же открывает крышку ноутбука, и мной завладевает злость.
Только на мгновение, потому что если первое, что мне бросилось в глаза: обнаженное тело (мое), то дальше включился мозг, и я разглядела остальное. Отметины на коже. Свежие синяки. Фотографии с проставленными в углу датами. Мозг флегматично отмечает, что за то время, что я была у Норта, мама била меня пять раз. К лету случаи участились.
Мне живо вспоминается момент, когда однажды ночью я проснулась и увидела, что Норт меня фотографирует. Я не поняла зачем, а он не растерялся и превратил все в пикантную фотосессию. Ее он, слава богу, хранит отдельно, иначе у меня от одних воспоминаний жар к щекам приливает.
Оказывается, запечатлел Норт вовсе не мою красоту. Он собирал улики. Возможно, доказательства своей невиновности.
– Я видел пару чеков, – говорит он негромко. – Билеты на автобус ты покупаешь безналично. Если закажешь выписку по карте, то, соотнеся даты, сможешь доказать, что фотографии свежих отметин совпадают с посещениями родительского дома. И это должна была сделать ты. А еще лучше обратиться в больницу, чтобы были врачебные свидетельства. Не спрашивать Хилари, психика которой исковеркана так же сильно, как твоя.
Да, с Хил я ошиблась. Поддержи она меня, и ничто бы не остановило мать от того, чтобы ударить младшую дочь, стоит отцу переступить порог дома.
Я поворачиваюсь к нему онемелая, оцепенелая. У меня закончились эмоции, закончилось удивление. Пару секунд Норт смотрит на меня, явно прикидывая, стоит ли вообще со мной сейчас разговаривать. И делает вывод, что это бесполезно.
– Так, ладно, – говорит он. – Сейчас ты ляжешь спать. Здесь.
Он явно рассчитывал, что я начну спорить, но день оказался ровно настолько изматывающим, что теперь я покорно разворачиваюсь и плюхаюсь на диван, притягивая к груди медведя.
***
Я помню, что долго не могла уснуть, но не помню ни мыслей, ни конкретики. Где-то там за моей спиной несколько раз проходил Норт, но я на него не реагировала. Я вообще ни на что не реагировала. Я прижимала к себе медведя, как маленький ребенок (боже, я впервые с ним спала), и мне было… никак. В какой-то момент Норт бросил мне подушку и плед. Кажется, он что-то говорил, но я не стала слушать.
Утром все становится серым. Особенно это заметно в монохромной квартире Норта. Но если она всегда была серой, то все остальное нет. Улица, на которую я смотрю, например, серой не была. Я не была серой. И мои эмоции по поводу отстоя, именуемого моей жизнью, тоже не были серыми. Только теперь все стало совсем безрадостно.
Все знакомое и незнакомое одновременно. И вид за окном тоже. Помню, как выходила из этого самого подъезда на смену. До того, как отсюда выходила Мэри.
Я постоянно думаю о Норте и Мэри. Как бы я ни отрицала этого, его предательство больно по мне ударило. Наверное, я понимаю, что он чувствовал, увидев на фото нас со Стефаном… с одной разницей: человек, которого я любила, действительно мне изменил.
Он изменил мне в этой квартире, возможно на этом самом месте. Память подсказывает, как однажды, пусть и в темноте, Норт любил меня прямо у окна. Должно быть, я совсем не соображала, раз согласилась на такое. С Мэри он проделывал то же самое? Он целовал ее как меня? Так долго, что это невозможно было вытерпеть? Подхватывал ее прямо на пороге, не давая даже раздеться? Прятал ее одежду, заставляя спать обнаженной?
Сглотнув горький ком, я неторопливо достаю из рюкзака телефон и среди шквала звонков от родных обнаруживаю два деликатных пропущенных от Джейдена, шесть вовсе не деликатных от Надин и даже одно сообщение.
Надин: Ты либо мертвая, либо эгоистка. Либо мертвая эгоистка.
Я отключила звук, чтобы никто из родных не дозвонился. Следовало бы их кинуть в чс, а не блокировать весь остальной мир (чем, собственно, займусь, как найдется минутка), но я не подумала, что будут волноваться друзья:
Тиффани: Просто эгоистка. Извините, ребят. День выдался тяжелый.
Тут же раздается обратный звонок, во время которого я без особой конкретики пытаюсь объяснить, что случилось у меня дома. Это не просто, и оттого мне прилетает еще одно неприятное прозвище: изворотливая эгоистка.
Разбуженный моим бормотанием в трубку Норт появляется именно в этот момент. В одних джинсах, из-под которых выглядывает резинка белья. Я выгляжу ничуть не более достойно, оттого нервно одергиваю юбку, которая после сна превратилась в невразумительную гармошку, и возвращаю на место съехавшую кофту с широким воротом, закрывая бретельку бюстгальтера.
Интересно, мы с моими вещами хоть когда-нибудь в какой-нибудь точке пространства пересечемся? Раньше они были тут, а я у Джейдена, теперь – наоборот. Если вы все еще думаете, что вам нечего надеть, взгляните на меня!
– Девятый час, мне нужно за формой, – говорю я, пытаясь попасть ногой в сапог, при этом не завалившись вбок.
– Что за девчонка тебе звонила? Ты же не впутала Айрис?
– Эээ… Надин, – отвечаю я неловко, с трудом отводя взгляд от слишком безупречного мужского пресса.
Я достаточно подавлена, чтобы не кинуться на Норта, как в прошлый раз, когда видела его без одежды, и это победа. Но до спокойствия мне как до Луны пешком.
– Кто такая Надин?
– Тебе не все равно?
– Баса ты уже проморгала, – напоминает мне Норт со всей серьезностью, делая вид, что не замечает, как безуспешно я стараюсь не опускать взгляд ниже его подбородка.
– Ясно. Надин Крайчер. Редактор «Бостон Колледж Мэгазин».
– Та язва, которая любит полоскать нас со Стефаном? – мрачнеет Норт.
– Ну… полоскать она любит Стефа, а что сделал ей ты – пока не знаю. Спрошу. Хотя ты уже одним своим задранным носом многих бесишь. Надин таких не любит.
– Хочешь сказать, ты нос не задираешь?
– Нет, я не утверждаю, что Надин любит меня.
Подумав, Норт кивает, не найдя, к чему придраться.
– Постой, я переоденусь и отвезу тебя.
– Я спешу.
– Я быстро, уж всяко быстрее такси, которое ты еще не вызвала. Заодно познакомлюсь, наконец, как следует с соседом Джейденом.
Подтверждая слова, он сдергивает с полки первую попавшуюся футболку (и это оказывается трофей с концерта AC/DC), обувается, подхватывает ключи и уже открывает дверь, но внезапно застывает вместо того, чтобы меня пропустить.
– Стефана заберешь или мне оставишь?
Представив лицо Надин, когда я появляюсь на пороге с мягкой игрушкой в руках… я возвращаюсь и, конечно, беру медведя. Мои старания, увы, остаются неоцененными, так как соседка нас не встречает, вместо этого кричит с кухни:
– Ты пропустила свою очередь готовить. Опять. За это возьмешь на неделе все завтраки за Джейдена. И даже не пытайся ссылаться на то, что тебе на смену к одиннадцати, а нам в колледж к девяти. Это никого не волнует.
– Полагаю, это и есть Надин? Говоря, что она тебя не любит, ты не врала, – негромко фыркает Норт. Он доволен, как объевшийся сметаной кот.
Ах точно, он только что узнал, что мы с Джейденом живем не вдвоем. Даже то, что он видел Надин с нами у подъезда, не подвело его к мысли, что у нас тут тройничок.
– Я говорила не это, – огрызаюсь досадливо.
– Да ладно, я не против готовить, – доносится неуверенный голос Джейдена.
– Зато против все, у кого есть вкусовые рецепторы!
Я со вздохом бросаю медведя на свой диван, и только тогда Надин, не дождавшись никакого ответа, высовывает голову из кухни, чтобы проверить, действительно ли это я. А не, скажем, Бас.
Впрочем, увиденное ее, судя по всему, радует еще меньше, чем появление потенциального убийцы.
– Вот и еще одно нарушенное правило, – заключает она, перехватывая лопатку на манер ножа, и, оглядев не в меру помятого Норта, спрашивает: – Надеюсь, это хотя бы не Стефан?
– Нестефан к вашим услугам, – ничуть не теряется тот. – А вы, как я понимаю, Неджейден.
Помимо воли оценив шутку, Надин хмыкает.
– А ты чего это такая тихая? – неожиданно переключает соседка на меня все внимание.
– Н-неважно, – отвечаю я, морщась, и протягиваю соседке захваченные по дороге булочки к завтраку.
Знала, что для меня порции не найдется, и позаботилась о завтраке заранее. Кстати, тут на всех, в чем бы ни обвиняла меня Надин.
– Взятка? – беззастенчиво сует она нос в пакет. – Так и быть, сварю тебе кофе, – заключает она удовлетворенно.
Смерив Норта подозрительным взглядом, она почти отворачивается, все же не предложив расщедриться ради явившегося без приглашения гостя. Но тот скалится и вкрадчиво произносит:
– Пож-жалуйста.
Еще один взгляд, полный неприязни, и Надин уходит.
– Значит, вы живете с Джейденом, – не спускает мне недомолвки Норт.
– С ним, точнее у него. Просто живу у него не одна. И ты уже видел Надин, между прочим. Мог бы догадаться.
– Не мог. Я никогда не жил в общежитии.
Я недобро щурюсь. Одно слово: Фейрстах.
– Конечно, нет. Ты жил в борделе. Там, где твой брат, всегда бордель.
– Да будет тебе известно, что до того, как вы со Стефаном осквернили мою кровать, бордель был только за пределами моей комнаты!
– Я от тебя устала, – завершаю я этот бессмысленный спор и, выдернув из-под подушки форму, направляюсь в ванную переодеваться.
Если честно, я надеюсь, что за время моего отсутствия Надин от Норта избавится, ведь его основная проблема решена: я живу не с парнем, а с парнем и девчонкой. Но мой маневр не работает или работает, но недостаточно результативно. Несмотря на то, что Надин единственный человек, который может соревноваться с Нортом в язвительности в той же весовой категории, довести гостя до нужной кондиции у нее не выходит. И это при том, что я использовала свои законные двадцать минут в ванной по максимуму.
На кухне висит запах сваренного кофе и назревающего конфликта.
– Ты все-таки решила от нас съехать к нему? А я уж думала, поумнела.
– Нет! – отвечаю я слишком быстро и… выходит каламбур.
Нельзя ответить односложно на оба заявления так, чтобы не подставиться. Нечасто я видела Норта хохочущим, но это именно тот случай. Надин тоже хмыкает. И только Джейден вежливо уточняет.
– Нет, не переезжаешь или нет, не поумнела?
Острое желание побиться обо что-нибудь головой становится почти непреодолимым. Но добивает меня не это.
– А ты точно решила спать со Стефаном здесь? – невинно уточняет Норт.
Что?
– Простите?! – взвивается Надин.
– Так это и был твой план? Ты поэтому его забрал? – шиплю я на Норта, не обращая внимания на шокированных соседей.
Если он реально такой гений многоходовок, то я плюну на гордость, перееду к нему и буду ждать, когда Бас самоубьется с подачи маэстро.
– Ха, ты сама подставилась, – услужливо отвечает он, и я почти в печали. Было бы так мило посидеть, ничего не делая! Разнообразия ради. – Я просто подумал, что с твоей ненормальной семейкой даже животное оставлять негуманно.
– Еще слово про мою семью, и ты получишь в ответ десять о своей!
– Мне кто-нибудь объяснит, что здесь происходит? – рявкает Надин.
В этом месте я мстительно наливаю себе кофе и запихиваю в рот целый круассан, демонстрируя, что говорить в ближайшие пару минут не только не собираюсь, но и не могу чисто физически. Только после этого понимаю, что допустила ошибку и Норт может понарассказать такого, о чем я буду жалеть до конца жизни.
Вздохнув, Норт поднимается со стула, уходит, а возвращается уже с медведем.
– Тиффани уверяет, что это Стефан. И, по-моему, он куда симпатичнее моего братца.
Осознав, что он только что сказал (ведь их со Стефом, как бы, не различить), так и не успевшая дожевать круассан я мычу и показываю поднятый вверх большой палец. Норт закатывает глаза и отвечает мне средним.
– А с семьей Тиффани что не так? – опасливо спрашивает Джейден.
– Кроме того, что мой отец заплатил ее матери, чтобы дочка не вернулась в колледж выяснять правду, и, когда не вышло остановить Тиффани, мамаша выставила ее из дома без денег?
– Норт! – рявкаю я, проглотив остатки круассана так быстро, что те чуть не встают поперек горла.
– Не ты ли меня уверяла, что за такое поведение стыдно должно быть не жертве, Тиффани? – ничуть не тушуется он.
– Но я не подразумевала проход по улицам с плакатом «Ее обидели»!
– Извини, но только вчера ты назвала этих людей своими друзьями, к которым мне запрещено лезть. Или у тебя есть еще кто-то на примете? Не стесняйся – сообщи, я уже начинаю привыкать к таким сюрпризам.
В этом месте я начинаю стремительно заливаться краской.
– Да только потому, что я не знаю, как тебе объяснить: мне не нужна твоя помощь!
– Замолчите! – неожиданный громкий восклик Джейдена приводит в ступор всех присутствующих. Джейден никогда не повышает голос. Это против законов природы. – Судя по тому, что я вижу, у нас всех будет вот какое будущее: вы двое поженитесь, Надин станет подружкой невесты, а я буду снимать свадьбу на видео. На правах рекламы: я в этом чудо как хорош. Но все это будет после того, как мы с вами разберемся с этим «нелейтенантом» и всеми остальными, кто угрожает Тиффани. – В этом месте Джейден смотрит на Норта. И вроде как мы и обалдеваем от сказанного, но тот все же кивает, принимая намек на своего отца. – Ребят, я уже говорил Тиффани и готов повторить для Норта: я дико извиняюсь, что все вам испортил той фоткой, я реально вообще о вас не думал. Но давайте вы хотя бы на время прекратите цапаться, тем более что ничего ведь не было и…
– Это у меня ничего не было, – вставляю я, сводя на нет все старания Джейдена.
– Ты мне систематически врала.
– Ты влез, куда я тебя не просила. И вообще разболтал о моей семье. Ты – никто мне! Ты просто заносчивый сын политика, прущийся от собственной важности. Все вы пожертвуете мной, если потребуется. Иди ты к черту, Фейрстах. Ничего разрушительнее твоего внимания со мной пока не случалось!
– Я тебя об этом предупреждал. Но это не значит, что я собираюсь это так оставить. Я никогда не обещал кинуть тебя наедине с проблемами. И, какого хрена, да, я Фейрстах, сын продажного политика и прочее, прочее, не надо делать круглые глаза, будто ты об этом не догадывалась. Ты сама далеко не девочка-одуванчик, Тиффани Райт.
– Норт, – подает голос Надин, прерывая наш град обвинений. – Отвези Тиффани на работу, иначе она опоздает.
Глянув на часы, я буквально вскакиваю на ноги из-за стола и, чертыхаясь, выхватываю у Норта медведя. Мне он так осточертел, что единственное, что остается – подарить его Дафне.
Кстати, за такую мотивацию мне еще долго будет стыдно.
Вечером нам с Нортом приходится вытерпеть сеанс психоанализа в исполнении Надин. И, знаете, очень хорошо, что она не психолог, потому что будь на нашем месте человек с меньшим самообладанием (куда уж меньше, когда мы вдвоем в четырех стенах), то он бы ее уже задушил. Повезло, что, когда ее особенно заносило на поворотах, вмешивался Джейден. И все равно закончила Надин неожиданно, потребовав присутствия Стефана. Ну, потому что он третье колесо разломанного драндулета, которое нужно приколотить на место. Он всю эту дрянь заварил наряду со мной, он знает Баса лучше всех. Так где он? Почему все решается без него?
Норт скрипнул зубами, но обещал привлечь брата.
Надин скрипнула зубами и сказала, что на порог своего жилища Стефана не пустит.
Я скрипнула зубами и объявила, что раз так, то мы все пойдем к Стефану. Не к Норту же, в конце концов. У Весельчака и места побольше, и угнетающих воспоминаний поменьше.
Таким образом мы всей честной компанией оказываемся у огорошенного новостями парня уже на следующий день. Его предупредили, но переварить новость не дали, да еще опустили ряд подробностей. К примеру, каким мы идем составом. Я ведь понимала, что присутствию Надин он особо «обрадуется». Короче, он рассчитывал увидеть нас с Нортом, но у нас с Нортом были иные планы.
Когда Стеф открывает дверь с зажатой в зубах сигаретой и проходится по нам обалделым взглядом, мне отчетливо вспоминается фразочка из друзей Оушена:
«Надеюсь, вам дали групповую скидку в такси».
И едва парень отходит от первого потрясения, как Надин сносит его с порога бодрым паровозом и принимается командовать. Норт поднимает бровь и объявляет, что до этого момента был уверен, что я что-то напутала и квартира, в которой мы обитаем, принадлежит все-таки не Джейдену.
Джейден хмыкает.
Норт хмыкает.
Я хмыкаю.
Стефан смотрит на нас как на идиотов и идет варить всем отраву кофе.
Разговор начинается тоже примечательно. Во-первых, потому что ситуацию берет на себя Надин. Полностью. А во-вторых, потому, что начинает она со слов:
– Итак, ты торгуешь наркотиками.
Джейден давится.
Норт давится.
Я давлюсь.
– Не надо вот этого, – строго заявляет госпожа Главный редактор, повелительно взмахивая рукой и уничтожая нас одним взглядом. – Нам нужно все выяснить.
По мученическому выражению лица Норта я понимаю, что он только что поставил крест на этих переговорах. Но Стефан удивляет всех, подойдя к вопросу серьезно. Вообще-то, серьезным он бывает примерно раз в году, поэтому выглядит еще более впечатляюще.
– Хочешь сказать, расспросив меня, ты поймешь, как помочь Тиффани?
Он угрюмо оглядывает меня с ног до головы, и мне становится не по себе. Виноват в этом не Стеф. Просто слова Норта и Баса, будь неладны эти оба два, заедают в голове, точно поцарапанная пластинка.
«Думаешь, я не вижу, как он на тебя смотрит?»
«А ведь нет никакого секрета, Стивен. Она тебе небезразлична».
Есть ситуации, когда это вот вообще не лестно, и Стефанов случай именно такой. Особенно потому, что я понимаю: ну не во мне тут дело! Он давно и болезненно хочет вернуть в свою жизнь брата. Вот кого он любит на самом деле. А я – мостик. Я – средство. На моем месте могла бы быть любая другая. И если я в чем-то и выигрываю у той «любой другой», так это в количестве неприятностей на свои вторые девяносто. Так себе достижение.
Намного интереснее ставить диагнозы самому Норту. Что там в его голове, я вообще без понятия. Спортивный интерес, стремление к полной независимости или все-таки чувства? Боюсь, я никогда этого не узнаю.
– Если это вообще в моих силах, – тем временем отвечает Надин.
– Ради Тифф или потому, что политический скандал – билет в светлое будущее для любого журналиста? – ехидно интересуется Стеф. – Хотя нет, не отвечай. Мне плевать на причины, пока цель одна.
Он откидывается в кресле и водружает ногу на журнальный столик опасно близко к чашке брата. Норт стоически не реагирует на провокацию. Впрочем, что-то я не заметила, чтобы он сделал хоть глоток отравы (давайте честно: отравы). Переводя взгляд на Стефа снова, я замечаю в его глазах вызывающий блеск. Режим «я самый плохой парень колледжа» включен на полную катушку. Чувствую, после этого разговора Надин станет ненавидеть его на двести процентов сильнее.
А если взглянуть ретроспективно, по факту могу сказать, что мы все после этого разговора возненавидим Стефана на двести процентов сильнее.
– Я продаю наркотики, но не стоя на улице с заначкой в кармане, подставляясь под любой полицейский рейд. За крайне редким исключением, когда конченому высокопоставленному торчку требуется позарез вот прям сейчас, я доставляю дурь в номера-люкс пятизвездочных отелей. Как правило, на вечеринки политиков и их отпрысков, где те развлекаются с эскорт-девицами. Я знаю их имена, их передозы и имена врачей, которые откачали их, и за сколько тысяч долларов. Меня следовало бы убить за эти знания, и, уверен, однажды это случится.
– Тогда зачем ты это делаешь? – зрит в корень Надин.
Я вижу на ее лице необычайную серьезность, ни тени насмешки. Она тоже вошла в роль: в роль безупречно профессионального редактора университетской газеты. Полудохлая надежда на благополучный исход мероприятия робко поднимает голову.
– Видишь ли, какое дело, – заявляет Стеф. – Это бизнес отца, а я так, посредник. – Он закидывает руки за голову и смотрит в потолок. – Аррр, как бы это объяснить? Отец занимается такого рода делами, при которых во избежание разоблачения необходимо иметь средство давления (шантажа) даже на собственных детей. Не знаю, что у него есть на брата, и знать не хочу, но на меня пришлось… сделать. Вот он и сделал. А я, как водится, в семье не умный, а красивый – и не понял, что пахнет паленым. Два щелчка фотоаппарата, и я отцовская марионетка.
Сидя здесь, я не знаю, то ли смеяться, то ли плакать, то ли благодарить Стефана за подобную откровенность. С чего вдруг он вываливает такие подробности на человека, у которого наверняка диктофон за пазухой?
– А у тебя на него что?
Стеф сверкает белозубой улыбкой дурачка, от которой девчонки, как ни странно, толпами ему в ноги валятся. Надин, к ее чести, только морщится.
А мне вдруг приходит на ум, что может быть у Стефана на отца. Например, такая же папка с побоями, как у Норта на ноутбуке. Или медицинские свидетельства. В одном Весельчак прав: Надин это не касается.
– И ты, значит, решил завязать.
– Точно.
– И при чем тут Тиффани?
– Все просто: мне нужен был шантажный перевес. Я пару раз привозил ее с собой на мероприятия толстосумов. Это как красная тряпка для быка. Я связан с отцом, она – нет, с чего бы ей молчать? Я хотел, чтобы эти ублюдки пожаловались отцу. Он бы попытался ее прижать или даже организовать покушение. Но быстро передумал. Решил, что за стервозность плата высоковата.
Он подчеркнуто невозмутимо достает сигарету, которая уже секунду спустя окажется смятой в кулаке Норта. Надин тем временем хмурится, явно пытаясь сложить все воедино.
– Но как же тогда получилось, что Тиффани, пусть и вышла из игры, оказалась на крыше?
Стефан усмехается, крутит в руках новую сигарету, чтобы позлить брата… и заталкивает ее обратно в пачку, вдоволь насладившись эффектом.
– Мы сейчас говорим о восемнадцатилетней авантюристке.
– Девятнадцатилетней, – поправляю я на автомате.
– Нет, когда ты шалтаилась-болтаилась за мной по всему кампусу, уговаривая не гробить свою жизнь столь чудовищным способом, тебе было восемнадцать. Но да, ты уже успела справить девятнадцатилетие к тому моменту, когда я сдался на милость этой твоей назойливости. – Мне остается лишь напомнить себе, что Стефан весь в образе. Он не имеет в виду то, что говорит. – И я подумал, а чем черт не шутит? Развела же она нас с братом как последних недоумков. Похлопала глазами, скинула блузку, сыграла под дурочку – и вуаля, лежит Норт как миленький у нее в кармане. А где два Фейрстаха, там и все три. Вероятно, у нас бы получилось провернуть это дельце, не будь тех злополучных пары раз, что я возил с собой девчонку по нарковечеринкам. Ее отследили задолго до того, как мы затеяли шпионские игры.
– Окей, – деловито поджимает губы Надин. Мы с Джейденом обмениваемся понимающими улыбками: – То есть вы решили сыграть в аборт. Тиффани считает это глупостью, но я не соглашусь. С твоим образом жизни странно, что у тебя еще нет выводка внебрачных детей. – В этом месте журналист выключается, уступая место обиженной подружке. Не успев отвести взгляда от Джейдена, я замечаю, насколько несчастным он становится после этой фразы.
Бинго. Я так и знала, что он к подруге неровно дышит.
– Спасибо, – искренне умиляется Стефан. – Приятно, что есть люди, которые не сомневаются в моей… силе. Тем не менее отец не поверил, и не будем об этом.
Надин готовится задать следующий вопрос, но неожиданно Норт останавливает ее одним жестом. Еще раз. Норт затыкает Надин одним жестом.
– Брат, у тебя остался чек от кольца, что вы с Тиффани купили?
– Не уверен, ты же меня знаешь, – хмыкает он.
– Прекрасно знаю, что ты любишь прикинуться идиотом в дело и не в дело. Чек сохранился? Давай его сюда.
Стеф чертыхается, но уходит и быстро возвращается: он точно знал, где искать.
– И зачем он тебе? – раздраженно спрашивает Весельчак.
– Затем, что отец пригрозил обвинить Тиффани в краже ювелирного украшения в том случае, если она вернется в колледж. Этот чек – возможно, единственное доказательство, что кольцо не украдено. Повезло, что ей хватило ума не пытаться его продать.
Мы со Стефаном удивительно синхронно бледнеем, потому что он советовал мне продать кольцо. Потому что я чуть было не понесла его в ломбард, чтобы закончить обучение на эти деньги.
– Зачем тебе чек? Я все равно оставила это кольцо у родителей.
– Я его забрал, – спокойно говорит Норт.
Едва представив лицо мамы в тот момент, когда я вылетаю из дома, а Норт спокойненько так сгребает со стола кольцо и машет ручкой, я пытаюсь сдержать смех. И ничего у меня не выходит.
– Это истерическое. Женское, – понятливо поясняет Надин.
– Думаю, ма-мамочка уже успела придумать, куда пристроить вырученные тысячи долларов, а тут… тут такой облом. Извините.
Вытерев рукавом слезы, я обнаруживаю две одинаковые и совсем не веселые физиономии близнецов, которые в той или иной степени понимают, что творится за закрытыми дверями семьи Райт.
– Безопаснее, если оно пока побудет у меня. Вместе с чеком, – объявляет Норт.
– Охренеть, а? Спер ее кольцо и мой чек и делает вид, что так и надо.
С этими словами Стеф плюхается обратно на диван. Я же давлю подозрение, что больше никогда уже кольцо не увижу. Потому что это кольцо от другого парня, а у Норта явный пунктик на этот счет.
– Как ты узнал про кольцо? – подозрительно щурится он.
– Миссис Райт сама призналась.
– А в том, что отец замешан?
Норт морщится, явно не желая отвечать, но четыре пары испытующих глаз делают свое дело.
– Через несколько дней после падения ко мне явилась Сейди, – глянув на наши вопросительные физиономии, он неохотно поясняет: – Мачеха наша. В общем, ко мне явилась Сейди в своей классической тревожной вариации, но с банковской распечаткой на руках. Якобы ее личной кредиткой кто-то расплатился без ее ведома. Сняли много. И как сказать отцу, куда делись деньги, что делать, боже мой? «Норт-Норт, помоги мне разобраться с банком и заблокировать будущие платежи», – удивительно забавно имитирует он женский писк и заламывание рук. – Вот я и разобрался. Думал сначала, что это компенсация за проваленное расследование, чтобы нас не привлекали. Ты же на фото, черт возьми! Но затем декан при нас сказала, что родители не пускали Тиффани в колледж и не оплатили следующий семестр…
– Ребят, давайте перейдем к конкретике, – прерывает близнецов до этого молчавший Джейден. – Нам нужно решить, как заставить вашего отца отвязаться от Тиффани.
Следует гробовое молчание, во время которого мои соседи (не имеющие актуальной информации о моих флэшбеках) переводят с одного на другого потрясенные взгляды.
– Класс, – первым отмирает Норт. – Давай, Тиффани, кайся.
– Эм, вот в чем дело. Когда Стефан рассказывал мне о событиях памятной ночи, он забыл упомянуть, что меня столкнули с крыши не по приказу Говарда Фейрстаха. Меня напугали, удалили записи из телефона и… собирались отпустить. Но Стефан собрался выстрелить в Баса, и тот ответил ему в своей манере, столкнув меня.
– Кто из них двоих тебе это сказал? – насупившись, спрашивает Надин, пока Пулитцеровская премия машет ей ручкой из последнего вагона.
– Моя память, – вздыхаю я.
Стефан бросает на меня острый взгляд, проверяя, действительно ли я вспомнила все, но я старательно игнорирую его внимание и краем глаза замечаю, как он замыкается.
– Значит, все еще проще: надо решить, что делать с Басом, – обрадованно сообщает Джейден.
Я никогда бы не подумала, что это возможно, но Норт со Стефаном начинают ржать как один. Синхронно, абсолютно одновременно.
– Ты не понял, парень, – сквозь слезы говорит Стеф. – Чувак, это не круто, а, наоборот, полное дерьмо. Потому что, в отличие от Баса, у нашего отца хоть какие-то тормоза имеются. А этот человек – настоящая машина для убийства.
И больше уже никому не смешно.
В этом месте я опускаю большую и самую, как водится, малосодержательную часть нашего полилога. Каждый со своего места выкрикивает идеи, что делать с недолейтенантом, а остальные набрасываются на него как пираньи. Критики не выдерживает ни одна. Единогласно сошлись пока только на том, что Джейден снимет на видео… а вот что именно, мы обсуждаем уже три часа.
