Текст книги "Чужая — я (СИ)"
Автор книги: Александра Гейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)
Мама выходит нас встретить, и не нужно слов, чтобы по ее резким движениям понять: она в ярости. Я посмела привезти домой Фейрстаха! Еще и без разрешения! И почему мне все время требуется от кого-то разрешение, чтобы подвести поближе к своей жизни нового человека? Я определенно должна подумать о собственном жилье!
– Ты говорила, что это кольцо ошибка и никаких Фейрстахов в моем доме не будет, – шипит она, и не думая выражать гостеприимство.
– А откуда ты вообще знаешь, что это за парень? Ты его уже видела? – парирую я. – Считай, что я передумала. – И уже громче: – Мама, это Норт. Норт, это моя мать, Карен Райт.
– Очень приятно.
Он натянуто улыбается, остро чувствуя настроение. У мамы дергается мускул на лице, хотя перед нами все еще так называемая безобидная версия Норта. Вот когда он попытается боднуть ее капотом, а потом вызывающе улыбнется – тогда и поговорим. Я бы с удовольствием посмотрела это шоу. Попкорн бы припасла, да побольше…
– И мне… Нортон. – Это имя мама из себя выдавливает нечеловеческими усилиями.
Нортон.
Что ж, на ласковый прием мы и не рассчитывали.
Норт не скрываясь с интересом оглядывает безупречно прибранную прихожую нашего дома. Гости или нет, мать держит комнаты в идеальной чистоте. Будто бы за ней не разглядеть грязный и мерзкий секрет семьи Райт.
Когда я начинаю снимать куртку, Норт останавливает мою руку и помогает. Случается заминка, и на мгновение мы встречаемся глазами. Мое дыхание сбивается, взгляд опускается на его губы. Нет, совершенно невероятно, что даже в родительском доме я чувствую сексуальное напряжение. Спешно отворачиваюсь и вижу отца. Он разглядывает нас с плохо скрытым недоумением, даже удивлением.
Мне кажется, он пытается понять, что это за девушка перед ним. Его ли дочка? Уверяла, что между нею и этим парнем ничего нет, оставила обидное, едва ли не обвиняющее письмо, прежде чем сбежать… А теперь возвращается обратно с “женихом” как ни в чем не бывало.
– Мистер Райт, – к счастью, Норт берет неловкий момент на себя и протягивает отцу руку для пожатия.
Я ловлю себя на том, что спрятала ладони за спиной и автоматически скручиваю кольцо с пальца. Так, стоп!
– Неожиданно видеть вас здесь.
– Я буквально вынудил Тиффани пригласить меня, – пожимает плечами Норт. – Иначе она никогда бы не решилась.
Ой, да ладно. Мечтал он познакомиться с моей семьей, ага! Что-то слабо мечтал, раз за девять месяцев времени не нашел.
Я мысленно отделяю котлеты от мух, то есть Норта настоящего от Норта «безобидного». Затем приклеиваю на губы фальшивую улыбку и морально готовлюсь весь день умирать от желания прибить всех присутствующих. Но едва успеваю сделать шаг в сторону столовой, как меня за руку дергает из ниоткуда возникшая Хилари. Дергает – и втаскивает в гостиную. Она всегда появляется бесшумно, подобно призраку. По-другому в этом доме правду не услышать, и отчасти я ее понимаю, но иногда это всерьез стремно.
– Норт Фейрстах, – начинает она восторженно. – Ты все-таки..
– Тссс! – Я заполошно выглядываю из-за двери и натыкаюсь на усмешку Норта, у которого абсолютный слух на музыку и чужие секреты. Закатив глаза, отворачиваюсь к Хилари обратно и скрещиваю руки на груди. – Я передумала, – объявляю. – И кое-что вспомнила.
– То есть вы правда еще до твоего падения были вместе?
Рассказывать ли об этом, мы с Нортом не обсуждали, и, если честно, совсем не хочется вдаваться в подробности. Поэтому я лишь загадочно подмигиваю Хилари, молчаливо благословляя сгорать от неизвестности весь день, и выскальзываю из дверей раньше, чем сестренка успевает опомниться. Для большей верности обнимаю Норта за талию, с трудом отгоняя желание скользнуть пальцами под свитер.
– Уилл, покажи гостю дом, а мы с девочками накроем стол.
Я бросаю выразительный взгляд на часы, намекающие, что время не завтрака, но и не обеда, но мама уже скрывается в кухне, старательно игнорируя все намеки.
– Отстой, – комментирует Хилари ее настроение и первой устремляется следом.
Я думала, что помощь на кухне обернется для меня допросом с пристрастием, но мама, к моему великому облегчению, решила со мной не разговаривать. И как только до сих пор не догадалась, что для меня это не наказание, а подарок. Впрочем, едва я беру в руки блюдца, как она вырывает их у меня из рук с такой силой, что те чуть не разлетаются по всему помещению. И выплевывает:
– Надеюсь, хотя бы твоему отцу хватит мозгов выставить вон этого мальчишку.
– У меня для тебя скверные новости, мама, Норт – не мальчишка.
И вообще хрен его выставишь. Я вон уже неделю пытаюсь.
Я дергаю блюдца обратно. Несколько секунд мы перетягиваем их, точно канат.
– Что тебя так взволновало? – задумчиво спрашиваю я, наклонив голову вбок. Мама выпускает трофей.
– Ты привела врага.
– Даже если так, моего врага, а не твоего. Это не тебя сбросили с крыши и уж точно не тебя оставили в одиночестве без гроша и памяти в незнакомом городе. Так что о том, кто здесь враг, я бы еще поспорила.
– Я просто пыталась тебя защитить, а ты все испортила! – взвивается она. – Только этим и занимаешься!
– Мама, у нас гости, – робко подает голос Хилари. – Не нужно им это слышать.
Больше мы не разговариваем. Когда мы с сестренкой накрываем стол, мне все еще не по себе, а она переключается будто по щелчку. Разваливается в кресле и утыкается в телефон с улыбкой, даже не подумав продолжить допрашивать меня на тему Норта. Мама все еще копошится на кухне, раскладывая по вазочкам домашнее печенье, и есть пара минут для нормального разговора.
– Это ты с Герри? – поддеваю я сестренку, пока никто не слышит.
– Герри кобель, – равнодушно отмахивается она. Ее не удивляет, что я знаю. – Мы расстались.
– Ерунда. Найди кого-нибудь, и он тут же прибежит обратно, – пожимаю я плечами.
– Правда? – на мгновение в ее глазах вспыхивает интерес, но затем выражение лица становится кислым. – Неважно, он хочет «большего», а я не хочу… с ним. Это не изменится, так что лучше не продолжать.
От удивления я сажусь на стул лицом к сестренке, но она едва отрывается от дисплея, по которому порхают тонкие пальчики.
– Герри не из тех, кто принуждает.
– Тифф, – насмешливо морщится Хилари. – Он твой ровесник, для него иметь интимные отношения с подружкой – вопрос статуса. Друзья смеются – он давит на меня. Нет, не принуждает, но к чему это? Не стану же я, в самом деле, спать с парнем, который со мной только потому, что до сих пор сохнет по тебе.
– И что тогда ты в нем нашла?
– Он мне правда нравился. Он намного старше, он был королем школы. Это тоже вопрос статуса. Чему ты удивляешься? Уж ты должна понять. Сначала Герри Гамильтон, теперь Норт Фейрстах.
Я сглатываю ком в горле, поймав в коридорном зеркале отражение плеча Норта. Интересно, он просто не заметил отражение или правда не рассчитал угол? И куда, черт возьми, делся отец? Почему оставил Норта? Неужели срочный звонок по работе? Досадно, что Норт слышал наш с Хил разговор.
– Проехали. Так кому ты пишешь?
– Да так, мы с подругой собираемся в Бостон за Рождественскими подарками, заодно где-нибудь посидим, погуляем. Должно быть круто. Я сто лет не была в Бостоне. А ты меня приглашать не спешишь.
Ее укор со свистом пролетает мимо. Приглашу, ага, вместе с Басом посидим в Старбаксе, кофейку попьем. А вечером я ее отправлю на автобусе домой одну. Или, опять же, с Басом. Потому что диван, на котором я сплю, для двоих слишком узок. И потому что Надин наложила вето на посещения. Не хочу я перед ней отчитываться за то, что привела сестру!
Кстати об этом.
– Собираетесь ехать вдвоем? На автобусе?
– Нет, она немного старше, у нее уже есть машина.
У пятнадцатилетней Хилари начинается пора, когда одногодки получают права. Довольно опасное время. Но не мне, прыгающей на досуге по крышам (и не только по), ее предостерегать.
– Так, говоришь, что ты хочешь на Рождество? – переводит тему Хилари.
Как только разговор переходит в мирное русло, в гостиной появляется, собственно, Норт. И я, весьма однозначно намекая на то, что он прокололся, делаю не совсем уместный комплимент оставленным на зеркале цветам. Букет составляла мама, оттого мои слова звучат особенно странно, но, судя по хмыканью Норта, меня поняли.
Он выбирает стул по соседству с моим, что вполне логично, и усаживается за стол, не дожидаясь особого приглашения. Однако поскольку мы пока что сидим только вдвоем, когда входит мама, у меня возникает ассоциация со школой: грозная учительница оглядывает своих нерадивых учеников.
– Вы ведь учитесь вместе с Тиффани в колледже? – начинает она разговор, вполне взяв себя в руки.
На этот раз Норт бросает взгляд на меня, и я округляю глаза, невербально запрещая бросать на моих родных бомбу таким образом.
Да, мэм, учусь, только Тиффани там больше не учится.
– В целом так, миссис Райт.
Я закрываю глаза. Мать не могла пропустить эту оговорку, и по вскользь брошенному на меня взгляду становится понятно, что мне придется, так сказать, разъяснить некоторые моменты.
– Ну, что я пропустил? – жизнерадостно спрашивает папа, появляясь в столовой, потирая руки и разом заполняя все пространство.
Мне в голову приходит неуместная мысль о том, что отец гигант даже по сравнению с Нортом. Но маму это не тронуло: скрутила в бараний рог – и была такова.
– Присаживайся, Уильям, – тянет мама так сладко, что всем становится не по себе.
Ах да, ему следовало выгнать Норта взашей, а вместо этого он оставил гостя в доме без присмотра. Да, тут в каждом шкафу по скелету, но не в материальном же смысле: не вывалятся от случайного прикосновения к створке.
И тут папа, которому явно до чертиков все это надоело, в пику матери выдает фразу года:
– Ну, Норт, пусть новость о неожиданной помолвке моей дочери и стала для меня потрясением, теперь вы почти член семьи. Чувствуйте себя как дома.
После такого заявления я начинаю кашлять. Нет, не скрывать смех за кашлем: я натурально давлюсь воздухом. У мамы, судя по цвету лица, вдвое подскакивает давление, а Хилари вжимается в кресло так, будто мечтает с ним слиться, подобно хамелеону.
– Как, говорите, вы познакомились? Вы ведь старше, не так ли? – будто не замечая каламбура, интересуется отец.
Поворот на сто восемьдесят градусов: здесь уже начинаются неадекватности со стороны «жениха». Вот он действительно скрывает смех за кашлем, и я спешно наступаю каблуком ему на ногу. Он реагирует совсем не так, как я думала: незаметно от родителей (но не Хилари!) опускает ладонь мне на коленку. И я понимаю, что это всего-навсего совет крепиться…
– Норт, не надо… – предупреждаю я вслух.
– Видите ли, то был просто худший вечер моей жизни. Начался он с толпы девиц с непристойными предложениями, а закончился тем, что я до двух часов ночи блуждал в полной темноте по кампусу в поисках секретаря кафедры.
– Боже. – Я не только отворачиваюсь, но и грубо скидываю его руку со своего колена.
– Сестринство, в которое метила Тиффани, выставило меня в виде вступительного задания. За один только вечер ко мне успело пристать столько девиц, сколько за всю жизнь бы не набралось.
– Ну конечно, – бормочу я раздраженно.
Кое-кто явно прибедняется, намереваясь произвести положительное впечатление.
Увы, рука Норта снова оказывается на моем колене, будто бы успокаивая, но вообще-то нисколько!
– И когда на горизонте нарисовалась Тиффани и прямо заявила, что на меня открыта охота, я уже все прекрасно понимал, был порядком на взводе и повел себя немного… грубо.
Краем глаза я замечаю, как Хилари, навострив уши и предвкушающе кусая губы, подается вперед.
– В ответ Тиффани облила меня пивом.
Я закрываю глаза, но чувствую, как большой палец Норта гладит меня по колену, затянутому в один лишь тонкий капрон. И в данный момент в этом ничего сексуального!
– Тиффани, – стонет папа.
– После чего она написала мне сообщение, представившись секретарем деканата, и вынудила уехать блуждать ночью по кампусу якобы для подписания бумаг. Знай я Тиффани уже тогда, ни за что бы не повелся на это сомнительное сообщение, но я ее недооценил, за что и поплатился. В общем, незабываемое вышло знакомство.
– Тиффани! – на этот раз мое имя в исполнении отца похоже на рык.
И это он еще про Стефана и обнаженку умолчал! Пожалел ведь. Но, кажется, не меня, а отца.
– Он назвал меня Трейси и обозвал скучной, пап. Нет, ужасно скучной. И оригинальности во мне «на четверку». Я просто не могла это так оставить. – Со стороны Хилари раздается негромкий смешок, который приходится игнорировать. – Ты же знаешь: в колледже нужно себя поставить, иначе будут задирать до самого конца учебы. Нельзя быть ужасно скучной, – пытаюсь я объясниться, хотя это заявление далеко от правды.
Норт напрягается и сжимает пальцы на моем колене. Я знаю, о чем он думает: о словах Хилари.
В колледже нужно найти своего Герри Гамильтона и выжать из него все, что можно. А еще лучше – из Норта Фейрстаха.
– Ну, а что было дальше? – не успокаивается Хилари, не подозревая о той яме, которую вырыла мне своими словами. – Ты узнал и собрался убить Тифф?
– Не совсем, – многозначительно отвечает Норт.
Он всего лишь открыл обратную охоту и сделал меня своей.
Я открываю дверь своей спальни и пропускаю внутрь Норта. Проходя мимо меня, он не отводит взгляда от лица. Тяжелый обмен, от которого становится не по себе. Но, давайте честно, мне всегда это в нем нравилось. До сих пор нравится.
– Удивительно девчачья комната, – заключает он, все же отведя взгляд от хозяйки. – Как зовут животное? – кивает он на игрушку на моей кровати.
Никак, разумеется, плюшевый медведь появился у меня всего несколько лет назад. Есть возраст, после которого игрушкам не дают имена. Как правило. Но вслух я этого не говорю. Напротив, самоубийственно сообщаю:
– Стефан, конечно. Ведь Тиффани спит со Стефаном.
Покачав головой в ответ на неизвестные мне мысли, Норт продвигается дальше. Застывает перед зеркалом, рассматривая фотографии, по которым я месяц назад пыталась разобраться в том, что же представляет из себя Тиффани Райт. Теперь мне, кажется, это известно.
И, знаете, Тиффани Райт была очень даже ничего! Она прекрасно училась, умела понравиться симпатичным ей людям, добивалась своего и любила. Достаточно сильно, чтобы рискнуть всем и не позволить любимому человеку совершить ошибку, о которой он будет жалеть всю оставшуюся жизнь. Видимо, Тиффани Райт была еще и наивна. Поплатилась она именно за это.
– Не вижу здесь Герри Гамильтона, – щелкает Норт пальцами по фотографии с выпускного бала.
– Насколько могу вспомнить, его фотографиями я комнату не обвешивала.
– Моими, полагаю, тоже? – насмешливо интересуется он.
– Нет, у меня только Стефан, – указываю я на медведя.
Уголки губ Норта вздрагивают в улыбке, и вдруг он меняет тему, кажется, возвращаясь к подслушанному:
– Думаешь, я все еще не знаю, какая ты? Питаю на твой счет иллюзии? Мне всегда нравилось, что ты умеешь позаботиться о себе, даже если твои методы спорные.
– Но у тебя сразу возникли вопросы, стоило воспользоваться моими методами для помощи твоему брату, – отвечаю я, плотно прикрывая дверь.
– Думаешь, дело только в тебе? Думаешь, я не замечал, что ты ему пишешь, как он на тебя смотрит? Знаешь, что он сказал мне в свое оправдание, Тиффани?
– Я ничего не знаю о том, что вы делаете по отношению друг к другу, – отвечаю я напряженно.
Это действительно так. Мне прекрасно известно, что Норт со Стефаном общаются, но, увы, на недоступном обывателю уровне. У них какая-то особая, доступная только близнецам связь, которая равновелико притягивает их друг к другу, но в то же время отталкивает. У них разные миры, разные компании, разное отношение ко всему, но есть какие-то дела, возможно связанные с отцом, из-за которых они действуют как единое целое. Как в тот день, когда Стеф забрал меня с улицы после подброшенных наркотиков. Когда Норт в кои-то веки сумел засунуть свое особое отношение к нам с его братом в задницу и вел себя почти прилично. И сам разобрался с Мэри…
– Он сказал: «Ты не можешь винить меня в том, что я влюбился в единственную девчонку, которой до меня по-настоящему было дело».
Внутри у меня что-то больно щелкает. За нас всех троих больно. У меня были подозрения по поводу «особого» расположения Стефа, но я не хотела им верить. И недостаточно вспомнила, чтобы сделать какие-то выводы для себя. Но есть у меня теория, что, если бы не Норт, я была бы Стефану интересна примерно так же сильно, как Джессика Пирс.
Стефан курит прямо при входе в кампус. Это делать запрещено, но ему никто не препятствует. Потому что Стеф не поддается перевоспитанию. И потому, что он Фейрстах.
– Чего тебе? – спрашивает он, нервно затягиваясь.
– Я хочу, чтобы ты продолжил то, что мы начали. – Разумеется, я говорю о тех немногих вылазках, во время которых я была просто мебелью, на которую якобы не следовало обращать внимания, если верить словам Стефана. И присутствие которой, конечно, было не просто нежелательно – опасно.
Он заявился в кампус в обычной одежде, как бывало, когда он нарывался на неприятности с администрацией. Едва я это увидела, как сразу поняла: дела опять плохи. Накануне у него снова состоялся разговор с отцом, который на самом деле не был разговором. Можно увидеть многое, если знать, куда смотреть.
– Так, слушай меня, голубоглазка. Я понятия не имею, что у вас там с моим братом, но впечатлить его с помощью меня не выйдет. Тут такая тема: либо ты из моего лагеря, либо из его.
– При чем тут твой брат? – мрачнею я, не представляя, откуда он вообще знает о наших редких встречах с Нортом. Я уж точно никого в это не посвящала. И он, готова спорить, тоже не из болтливых.
– Хочешь попрактиковаться в этом бабском я-не-такая? – спрашивает он, выдохнув в сторону длинную струю дыма. Спасибо, что не в лицо. – Хрен там. Девчонки, которым от парня ничего не надо, не лезут в его постель, не фоткаются в его одежде и не трутся вокруг его родственников. Хорошая новость: у него на тебя стоит с тех пор, как ты разослала по кампусу селфи в его рубашке. Так идите и трахнитесь. Благословляю. В чем проблема?
– Окей, ты козел, – выплевываю я, но даже не думаю уходить. Ясно же, к чему эта грубость: он стыдится своей слабости и пытается меня оттолкнуть. – Но я все равно хочу, чтобы ты продолжил то, что мы начали.
Стефан впервые за разговор смотрит мне в глаза.
– Может, и козел, но не такая бездушная скотина, какой кажусь на первый взгляд, девочка. Я не хочу тебе зла. Поживи немножко, прежде чем совать голову в петлю.
С этими словами он отбрасывает сигарету, даже не затушив, и уходит. По скованности походки я вижу, что ему больно.
Я смотрю на тлеющий огонек и топчу его ногой. Поговорим еще раз, когда Стеф будет в лучшем настроении.
По-моему, Стефан вообще избегает сближаться с людьми, поскольку чувствует на себе черную тень Баса. Едва он нарушил это правило в моем случае (даже на чуть-чуть), я пострадала. Я была бы мертва, если бы не везение. Какой процент людей выживает после падения с крыши? И сколько из них не становятся впоследствии инвалидами?
– Полагаю, симпатия Стефана каким-то образом делает меня виноватой?
– Виноватой тебя делает твое вранье. Каждое слово, вылетающее из твоего прелестного ротика, необходимо проверять.
– Ты за этим навязался ко мне домой? Проверять лживость моего прелестного ротика? Вдруг я вру, что меня столкнули с крыши, что я теряла память, что мать может ударить меня так, что Стефан заметит это даже в темноте через несколько часов и начнет расспросы?
Норт разворачивается и плюхается на мою кровать.
– Я настаивал на поездке не за этим. Нужно было кое-что проверить.
– Проверил?
– Боюсь, что да. Тебе не понравится.
С этими словами он откидывается на мою кровать и, задумчиво покрутив в руках медведя с новообретенным именем, сбрасывает его на пол. Нет, умом я понимаю, что это все демонстрация и даже провокация, но Норт просто ужасен. В данный момент мы играем в игру «оправдай самые худшие ожидания».
Я могла бы сесть в компьютерное кресло или вообще устроиться на подоконнике (уютные местечки у окна – наш общий с Хилари фетиш), но это моя кровать. И трусихой я выглядеть не собираюсь, подначивая и без того непомерное самолюбие Норта, уверенного в своей полной неотразимости. Я плюхаюсь рядом и утыкаюсь в телефон. Не Норта же мне разглядывать? Хватает и того, что я чувствую его притяжение каждой клеточкой тела. Думаю, стой я посреди комнаты с закрытыми глазами, я бы точно определила, с какой он от меня стороны. Я в самом деле его чувствую.
Звонка от Баса так и нет. Вообще никаких новостей.
Признаться, на протяжении двух, а теперь уже и трех недель, я ждала появления рядом с собой другого близнеца. Это было бы логично, обоснованно. Но когда выяснилось, что Норт прижал Стефа к стенке и даже выбил своеобразное признание о неровном ко мне отношении, все встает на свои места. Это то же самое братское единство с подчеркнутой уступкой места, доступное только близнецам. Но неужели Стефан не понимает, что с Нортом мне многократно сложнее? Какого черта он залег на дно? Да, наши попытки восстания против его отца не увенчались успехом (мягко говоря), но он завяз в этом деле по уши. Я буду сильно разочарована, если теперь он умоет руки, сдав меня на попечение Норта.
– У тебя плакат Lorde на стене.
– Сорвешь его, как поступил с беднягой Стефом? – уточняю я флегматично, но замечаю в окне силуэт отца. – Норт, если я тебя оставлю тут, ты сможешь не запугать до полусмерти маму и Хил, пока я разговариваю с папой?
– Мне казалось, в этом весь смысл.
Он перекатывается на бок, подставляя руку под голову, и выразительно выгибает брови. Я с трудом отгоняю наваждение и поднимаюсь.
– Смысл есть, если при этом присутствую я.
– Договорились. Компромат искать можно?
– Компромат? Ха, попробуй. – Я живо поднимаюсь на ноги, силясь не рассмеяться.
Пока я не выбралась из этой комнаты в Бостон, я вообще не представляла, что я за зверь такой. Здесь нет ничего, что характеризовало бы Тиффани Райт. Включая плакат Lorde.
