Текст книги "Дело Кристофера (СИ)"

Автор книги: Александра Гейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 33 страниц)

– Все вернется.

– За последний месяц я не получил от Манфреда ни одного имэйла, Джоанна. Понимаешь, что это значит? Нас разобщили на всех уровнях. – И это было сказано с такой горечью, что я схватилась за чашку, дабы не расплакаться. Из-за себя. Из-за него. Если что и имело для Шона значение, то это Бабочки. Я не успела подержаться за мечту, а он – да. И ему было больнее. – Советую забыть о Манфреде и его крылатых подопечных.

– И о тебе? – прищурилась я.

Некоторое время Шон молчал, изучая мое лицо. В тишине кухни был отчетливо слышен бег секундной стрелки. Двенадцать. Двенадцать секунд он просто молчал и смотрел.

– Только не говори мне, что – бла-бла-бла – Бабочки стоят того, чтобы ходить по улицам, страшась дорогу перейти в неположенном месте.

– Наверное…

– Наверное?

– Я не знаю! – выкрикнула я, чувствуя, что разговор свернул на очень опасную территорию. – Я таковой не была! Но все еще хочу… Я не верю, что все закончилось.

Шон отреагировал то ли странно, то ли не очень: просто схватил пачку крекеров и ушел.

Я была не так уж и неправа. Осада интерпола продержалась пару-тройку месяцев и исчезла в тот день, когда Пани сделала эпохальное признание в том, что действительно занималась взломами на заказ. Однако, мы с Шоном узнали о нем… своеобразно. К тому моменту я и мой ректор пришли к своего рода соглашению. Я выбросила рубашки, от которых разило духами, а Шон отомстил, обставив гостиную в духе берлоги столь холостяцкой, что ступившая туда шпилька сдалась бы и растворилась сама по себе. И именно в тот памятный день мы окончательно помирились, а привыкание к новому интерьеру устроили не сложно угадать каким образом. Признаться, освоение новых территорий шло не слишком просто. Диван казался слишком жестким, и в попытке усесться поудобнее, при этом не расцепив объятий, я задела пульт от новенького плазменного телевизора. Он упал, экран включился, и мы оба замерли, услышав в сводке новостей знакомое имя… Пока не закончился репортаж, мы с Картером сидели, вцепившись друг в друга, а когда все закончилось, я откашлялась, высвободилась и ушла. Знала, что Шону было неприятно знать, что его предала женщина, которую он любил. Но утешение – не мой конек, тем более что с виски у Картера отношения куда как более теплые.

Долгое время мы жили спокойно, наслаждаясь присутствием только друг друга, в то время как внимание ищеек было обращено на обитателей северного полушария. Сначала Пани, затем – слетевший с катушек Марко, и, наконец, Такаши – комплекта ради… Они брали измором. Устраивали прессинг. Доставали близких, усложняли жизнь, не разрешали покидать страну… Я все это знаю, потому что тайком почитывала газеты и онлайн-сводки. Шону не говорила, но казалось важным быть в курсе, потому что пока ищейки крутились там, мы оставались в относительной безопасности. Но шли недели, месяцы, а расследование результатов не давало, и все отчетливее понималось, что возвращение интерпола совершенно неизбежно. Однако я прогадала. Они не вернулись. Они прислали Бюрошных ублюдков. И методы у оных отличались.

То утро было великолепным, как и любое другое, с которого начинается самый большой кошмар вашей жизни. Чашка кофе, беготня по двору за Франсин, приятная музыка в плеере. Но еще стук в дверь, щелчок замка и значок ФБР.

– Агент Эндрю Крамер. У нас ордер на арест Шона Картера, – объявили мне с порога, тыча в лицо "полномочиями" в лице власть имущей железячки.

– В чем его обвиняют? – тут же бросилась я выяснять детали.

– Это секретная информация, – то ли сообщили, то ли не сообщили мне и чуть не растоптали, спеша заковать Картера в наручники.

А к моим глазам будто применили фотошопный фильтр размытия по Гауссу. Я, вроде, и не плакала, но ничего не видела, а сфокусировать зрение смогла только когда коренастый коротко стриженный агент так толкнул Шона, что тот с трудом сохранил равновесие. Эта нестыковка отрезвила (еще бы, вон как с моим ректором обращаются!), и я бросилась наперерез процессии.

– Шон, пожалуйста, что происходит? – закричала я, хватаясь за его плечо.

– Прочь с дороги, – прошипел Картер мне в лицо и двинулся вперед с таким видом, будто хозяином положения был он, а не толпа людей в вонючих полиэстеровых костюмах.

Все случившееся заняло от силы минут двадцать, никак не больше, а я еще час стояла около открытой двери, не зная что делать. Шон был гадом, мог дать взятку или обхамить ни за что, мог превысить скорость, но если к нему в дом заявляется ФБР, то он не просто закурил в неположенном месте. Это Пентагон. Ну или взлом, Боже, я молилась о том, чтобы это был последний. Не могла поверить, что Шон мне солгал. Почему-то его честность казалась важной.

Может, дело в том, что несмотря на все неприятные моменты, именно в отсутствии искренности его обвинить было невозможно. Будто это давало призрачный шанс на нормальную жизнь. Ну, по-картеровски нормальную, в смысле без цветочков и пастельной палитры в гостиной.

Я понятия не имела, что делать. Искать тайный сундучок, припрятанный на случай необходимости "выкупа" из полиции? Пойти и узнать, в чем его обвиняют? Или действовать хитрее и заставить это выяснить людей, с которыми Шон не может не считаться? Я решила в пользу последнего и набрала номер Алекса.

Узнать куда отправили Шона труда не составило (в конце концов, у меня была поддержка мисс Адамс, пардон, Присциллы… Хотя, какой, блин, Присциллы? Мисс Адамс!), но это не помогло мне набраться решимости туда пойти. И я понятия не имела, что сказать Шону, кроме как "а ну колись, про Пентагон врал"? Отличный вопросик, учитывая, что вокруг толпа блюстителей закона! Оставался вариант с поддержать. Но чем? Мне ведь даже причину задержания никто не сообщил! Оставалось надеяться только на Алекса и Карину.

Я встретила друзей Шона в аэропорту, но не предложила им пожить в домике на окраине Сиднея. По законам гостеприимства должна была, однако не смогла. Казалось, что это станет актом капитуляции, перечеркнет многолетнюю ненависть, которую я испытывала к Пани.

Думается мне, мисс Каблучки все понимала и сама была не прочь убраться. И верно, какие у нее могли остаться права на домик Шона, если я в нем прожила чуть не в два раза дольше? Она могла быть Картеру подругой в глазах всех, кроме меня. Больной ребенок? Тяжелое финансовое положение? Да бросьте, оправдания можно найти даже самым омерзительным поступкам. Но черта с два я бы приняла ее поступок! Не в этой реальности!

В общем, Алекс и Карина разместились в отеле, из которого собирались отправиться в участок уже ранним утром. Этим я и воспользовалась. Точнее мы. Мы с Керри. А именно сели в машину подруги и поехали следом.

Почему-то казалось, что мисс Каблучки сделает все, чтобы скрыть от меня правду, но расстроится или нет – будет очевидно. Оставалось застукать ее на выходе из участка. Керри конечно, поведала мне, какая я идиотка, но за руль села без возражений. Наверное, потому что не сделай она как говорю, я бы… я бы ее побила, наверное. В общем, следуя на редкость глупому плану, мы остановились в проулке около здания, в которое зашли Алекс и Пани, и вылезли за машины.

– И что дальше, моя ты Ненси Дрю? – издевательски вопросила подруга.

– Будем ждать.

– Чего ждать-то? Сходи и спроси в лоб.

– Нет! А что если это он?

– Ну, он с самым честным видом повторит, что невиновен, а ты поверишь и успокоишься.

– Он уже и говорил, и обещал, а я все равно сомневаюсь. Ведь он никогда со мной не считался.

– Вот именно.

– Что именно?

– Это он не тебе, а себе обещал. Ты просто рядом стояла и попала под обстрел чистосердечных признаний. Так что это не он. Поэтому даже не спрашивай, просто поддержи. Ты его подружка, это логично! Никто даже не удивится.

– Но мне нечего ему сказать!

– Так давай тогда речь подготовим. Например, дорогой Шон, – произнеся это имя, Керри аж передернулась. Естественно, только у меня хватило безрассудства сблизиться с ректором настолько, чтобы звать его по имени. Остальные люди нормальные. – Я искренне (искренне!) за тебя переживаю, так что ты давай освобождайся и приходи сегодня вечером ужинать домой. Я накрою стол и надену красивое белье…

– В прошлый раз такое закончилось скандалом, – забрюзжала я.

– Но не в общественном же месте, – подмигнула подруга. – В данный момент он безобиден как младенец. Заодно развлечешься.

– Керри, хватит пороть чушь! Я на нервах.

– А я тебя, между прочим, успокоить пытаюсь. Делаю то, что положено подруге.

– Тихо! Идут! – зашептала я. – Быстро они что-то.

И вот как назло Пани встала ко мне спиной. Я не увидела ни расстройства, ни беспокойства, ни облегчения… только рыжие волосы, чтоб их все вырвать к чертям собачьим!

– Видишь, я же говорила? – злорадно пропела Керри и попыталась вытолкать меня из укрытия. – Иди, давай, ему будет приятно тебя увидеть.

Я начала отбиваться.

– Хватит! – рявкнула я. – Садись за руль и вези меня обратно, они сейчас поедут к Шону домой.

– Они переживут, если ты скажешь, что решила его проведать! Ну давай, Джо, не трусь!

– НЕТ! Он козел, и я к нему не пойду!

– И после этого ты еще удивляешься, что он влюбился в мисс Каблучки, а в тебя – нет? Она к нему из другого полушария прилетела, а ты несколько шагов сделать не в состоянии. Упрямая ослица!

– Да пожалуйста, вот пусть ее и любит, а я уж как-нибудь переживу! Раньше надо было думать, нечего теперь жаловаться на мою невнимательность!

После этого Керри закатила глаза, развернулась и потопала к машине. Она была права. Она всегда была мудрее меня. Ну почему, почему я ее не послушала?

Объяснения Пани и Алекса были путанными, картинку совсем не прояснили. Сказали, что речь о каком-то взломе (разумеется, я о нем ничего не знала), но доказательства очень-очень косвенные, и вообще происходит нечто странное. И история получалась такая запутанная, что хотелось пойди и расспросить самой. Отчего я этого не сделала? Может, хотела наказать Шона, а может просто пыталась доказать, что стала соответствовать его шаблонам, не исключено, что если бы в Сиднее не было Пани, я бы изменила решение, но она была. А разве могла я броситься утешать своего мужчину на глазах у женщины, ради которой он меня предал?

Я знала часы, в которые проходил суд, я нервничала, ходила по дому и ждала. Я корила себя за то, что подозревала Картера во взломе Пентагона, что не поверила, и просто собиралась встретить, увидеть, что он вернулся домой, что он в порядке. Но шли часы, в гостиной становилось все темнее, и мне оставалось только переживать. Да, мне позвонили и сказали, что все благополучно, однако…

Было уже очень-очень поздно. А суд закончился в четыре часа дня. Не могли же его задержать снова. Или могли? Да нет, конечно, нет. Тогда где они с Алексом так долго мотались? Может, он просто как всегда не хотел возвращаться ко мне, предпочитая какую угодно компанию, кроме моей? А ведь я переживала! Кстати, зачем? Знала ведь, что он не захочет меня видеть.

Именно на этой моей мысли входная дверь хлопнула. Я помимо воли сжалась в комок в ожидании скандала. Да, я позвонила Алексу. И не могла за это не получить.

– Ну и как ты тут без меня, дорогая? – спросил Шон таким тоном, что меня затрясло от страха и наплыва дурных предчувствий.

– Ты вернулся, – решила не вестись на провокации я.

– О, я заметил. А ты уверена, что заметила? – Вот что он нес?

– Шон, о чем ты? – устало спросила я, уже не скрывая собственного раздражения. Избежать конфликта не удастся. Он уже в худшем из возможных настроений.

– Какое печальное выражение лица, сейчас расплачусь.

– Хватит!

Он и перестал. Просто взялся за бутылку виски и, забыв обо всех правилах приличия, сделал затяжной глоток из горла. Это было дурным знаком. Наконец, оторвавшись от бутылки, Шон уставился на меня и продолжил:

– Ты позвонила Алексу. Какое право ты имеешь вмешиваться в мои дела, Джоанна Конелл?! Ты правда думаешь, что без твоей помощи я остался бы без адвоката?

– Нет, но…

– Ты вызвала моих друзей. На кой хрен ты это сделала?

– Ты в своем уме? Я хотела как лучше.

– Ты хотела как лучше для тебя. Тебе было страшно, и ты вызвала подмогу, чтобы не пришлось самой выпутываться из неприятностей? Напугала их, взбесила меня. Нахрена ты влезла?!

– Я подумала, что раз они твои друзья, ты захочешь их поддержки. В отличие от моей. Они не чужие и тоже замешаны в скандале по поводу Пентагона!

– А ты не думай, Джоанна, сиди и улыбайся, только это у тебя и получается!

Я задохнулась от возмущения. Это было просто вопиюще несправедливо! Он хотел заставить меня заплакать, но вместо этого я разозлилась.

– Это неправда. Ты так не думаешь!

– Я думаю, что ты просто пустышка, Конелл. Маленькая глупая девочка, которая только о себе и думает. Или, по-твоему, это мне было нужно, чтобы Алекс и Карина отводили от меня нелепейшие обвинения непонятно в чем?

– Я вообще не знала, в чем тебя обвиняют, – ткнула я в него пальцем. – Когда у меня на глазах на твоих запястьях застегивали наручники, ты мне ни слова не сказал!

– А должен был? – умиленно спросил Шон. – Разве я тебе хоть что-то вообще должен? Уж либо сидела бы тихо, как всегда, либо собирала свои пожитки и валила отсюда, если неймется! – А затем подошел ближе и навис надо мной. Угрожая. Подавляя. – Ты самонадеянная идиотка. Всегда была! Посмотри. – Он одним молниеносным движением схватил меня за затылок, заставляя встать и, одновременно, наклоняя над поверхностью журнального столика, в которой я увидела собственное тусклое отражение. – Эти вечно надутые губки и светлые волосы. Ты одержима внешней атрибутикой, потому что внутри пусто. Бестолковая пустышка! Ты ничего не видела, ничего не испытывала, и потому для тебя я самый страшный кошмар, верно? – Черт, вероятно он уже пришел не совсем трезвый.

Да уж стоя в его захвате, склонившись над стеклянным столиком, куда он может меня в любой момент бросить, пожалуй, о страхе не поспоришь…

– Ты отвратителен! – выкрикнула я.

– Отвратителен, – хмыкнул он и сделал еще один затяжной глоток. – Знаешь, Конелл, есть такое правило: со временем все черствеют. Если ты не в состоянии терпеть мою отвратительность, ищи себе компанию в детском саду! Никто тебя не держит. Ты же просто инфантильная идиотка, которая не в состоянии признать, что никакая ты не жертва. Для тебя имеет значение только то, сколько раз тебе изменили и нагрубили. Потому что ты ребенок. Дядя сказал, что ты плохая, и ты плачешь, дядя приласкал, и ты счастлива. Вот она суть наших – с позволения сказать – отношений. Ты маленькая девочка со взрослыми желаниями и доходящими до абсурда амбициями. Тебе было любопытно прыгнуть в мою постель. И ты это сделала. Тебе было любопытно, а что еще ты можешь с меня получить? Ты заработала себе достойное образование и более чем роскошный круг знакомств. Большего не получишь, хоть всю жизнь болтайся в этом доме.

– Это ТЫ эмоционально застрял на уровне ребенка. Ты не в состоянии общаться с людьми. Кто-то когда-то тебя обидел, и ты носишься со своей обидой, перекидывая ее на каждого человека. Твоя мать умерла, верно? Джастин сказал, что она умерла, и с тех пор твоя крыша не в порядке! – А вот это было определенно лишнее.

– Вооот даже как, – расхохотался Картер и рывком притянул меня за волосы к себе. – И ты, верно, думаешь, что перегнешь меня своей мягкостью и добротой? Очнись, в тебе нет ни того, ни другого. Ты не добрая и не чудесная. Ты всего лишь помнишь каждый раз, когда тебя дернули за косичку, и не повторяешь ошибок в надежде, что тебя станут меньше обижать. Уверяю, Конелл, за что обидеть найдут. Иначе не бывает! Невозможно избежать разочарований. Дело в другом – в том, как ты к ним относишься. А для тебя каждый косой взгляд – катастрофа мирового масштаба. Открой глаза, проконтролировать все на свете нереально! Даже пытаться ненормально, противоестественно. Если ты не будешь беречь собственные нервы, никто кроме этим заниматься не станет! Так что дело не во мне. Я не сломлен, не обижен и не раздавлен. Меня не от чего спасать, Джоанна. Во мне нечего искать, все просто. Ты же вдоль и поперек меня изучить успела! Сколько лет мы живем вместе? Да, кстати, сколько? Три? Четыре года? Ну и сколько еще нужно, чтобы понять, что открывать во мне нечего? Хочешь, чтобы я помог тебе в поисках правды? Так вот она: я люблю компьютеры и не люблю людей. Вот я. Здесь. Я такой. Во мне НЕТ противоречий. Не нравится – проваливай.

– Не уверяй меня, что у тебя нет эмоций. Очень даже есть!

– Конечно, есть, но они просты и логичны.

– Логичны? Это по какой такой логике ты уже полчаса на меня орешь? Ни хрена подобного, Картер, ты просто злишься, что увидел вместе Пани и Алекса.

Он устало потер ладонью лицо.

– Тебя еще не тошнит? – Я вопросительно подняла брови. – От Пани. Меня от этой темы уже тошнит!

– Поверь, аж наизнанку выворачивает. Но если нет, за что ты злишься? Не может быть это банальный телефонный звонок! Тем более что Алекс твой друг. Его внимание тебе нисколько не навредит! И мне тоже. Да, у меня сдали нервы, и я сняла трубку. Я не пуленепробиваемая, как ты. У меня эмоции есть. И мне было тяжело.

– Ей. Ей было тяжело! – вдруг заорал он и пинком опрокинул кресло. Я перепугалась. – Тяжело сидеть в камере и не знать, что можно сделать. А знаешь, что еще тяжело? Объясняться какого хрена моя "подружка" звонит в истерике на другой континент и умоляет приехать, если и так все уже благополучно разрешилось!

– Если бы ты хотя бы в известность…

– Пришла бы и спросила, раз уж ты так переживала! – заорал он снова. Я вздрогнула. Ну не могла я стойко переносить его тявканье!

– Ты бы выгнал меня! – резонно заметила я.

– Конечно, выгнал бы! И, кстати, именно этим сейчас и займусь. Убирайся! Забирай свои вещи и проваливай.

– Шон, ты…

– Я сказал вон отсюда! – И второе кресло присоединилось к первому. Мне стало действительно страшно. Но, честно говоря, перед знакомыми уже достало объясняться, почему мой бойфренд меня как собаку опять вышвыривает из дома посреди ночи! Эта мысль, словно дятел, злобно долбилась в голове. А потому я не сдалась. Но ведь и он не отстал. – Ты оглохла?

– Успокойся, – попыталась вразумить я его.

– А я спокоен. – И снова отпил виски. Злой Шон – ладно, не привыкать, но злой пьяный Шон – территория несколько неизведанная. – И когда ты уйдешь, я стану еще спокойнее. Проваливай!

– Куда я пойду ночью?!

– Это не мои проблемы! К Клеггу вали, к Керри, да какая мне, на хрен, разница. Или предложи кому-нибудь еще тебя трахнуть в обмен на кров, поверь мне, тебя возьмут с руками и ногами, ты стоишь каждого цента арендной платы.

Это окончательно взорвало мне мозг. Да как он смеет говорить такое?! Я бросилась на него. Но это было, конечно, и глупо, и тщетно. Он просто перехватил мои поднятые для удара руки, а потом прошипел:

– Убирайся вон, – и сильно оттолкнул от себя.

Я не удержала равновесие. Мир остановился. Момент падения был точно такой же, как в фильмах показывают. Все замедлилось, голова отключилась. А потом шипы боли обожгли спину. И я попыталась закричать, но удар вышиб из груди весь воздух. Ножки столика, которые недостаточно прочно крепились к стеклянной столешнице, отломились и отъехали в сторону, оставляя мне лишь короткий момент невесомости, а затем – мягчайшую перину из острых осколков.

Я чувствовала, что под спиной становится все теплее и теплее. Кровь. Было ужасно больно. На несколько мгновений я даже ослепла, а когда зрение вернулось, Шон стоял надо мной, и на его лице не было видно ни тени сожаления. Он просто сделал еще глоток виски, развернулся и ушел, хлопнув дверью спальни.

А я не могла сесть, даже думать было больно. Уже почти, почти позвала Шона, но страх победил. Его отсутствующее бесстрастное лицо запечатлелось в памяти навсегда. Он псих, маньяк, а вдруг он окончательно спятил и может меня убить? Долго лежать нельзя, а то я рискую умереть от кровопотери… Есть ли на спине артерии? Я понятия не имела. Но позвоночник-то точно имеется. Для того, чтобы убедиться, что все не совсем плохо, я попыталась пошевелить пальцами ног и рук. Удалось. Это хорошо, да? Я попыталась сесть, но стало еще больнее, я не сдержала вскрик, перепугалась, что вернется Шон, зажала рот рукой и, не переставая всхлипывать, ползком направилась к двери.

Я ползла по улице, стирая кожу на ладонях и коленях, оставляя за собой кровавую дорожку. А когда миновала несколько домов, решилась позвонить в скорую по сотовому, который, к счастью, ни на минуту не выпускала из рук. Я лишь надеялась, что меня спасут раньше, чем я истеку кровью.

***

Он не мог понять, откуда исходил стук. То ли в дверь барабанили, то с ним случилось худшее похмелье в жизни. Пил. Да, вчера он пил. Охренеть сколько выпил, но и причина имелась. Задержание, бездоказательное обвинение, однако в том, что он действительно делал, и, наконец, крушение жизненной теории. Определенно, алкоголь не был лишним. Хотя количество… можно было остановиться намного раньше. Сначала выпили с Алексом (за снятие обвинений, конечно), потом тот отправился к жене, а горе-хакер предпочел задержаться в баре и выпить еще. Лишь бы домой не идти, лишь бы ее не видеть. Он бы с большим удовольствием узнал, что ее сбил автобус, и этот запредельный эгоизм имеет под собой основу не из одного лишь упрямства и желания ужалить побольнее.

С каких, нахрен, пор, ему это стало важным, ведь он сделал все для сохранения "стерильных" отношений. А теперь размяк и передумал? Как все остальные тряпки этого мира? Доигрался до того, что в попытке доказать, будто не слабак, и она ничего для него не значит, швырнул на журнальный столик, развернулся и ушел… Смутно помнил произошедшее, темно было, злость на нее перекрыла все, да и выпил столько, что картинка расплывалась, помнил только как толкнул, сам не понял, откуда на обычном для него месте вдруг взялся столик, но развернуться и уйти казалось важным… Будто без этого он показал себя недостаточным ублюдком. А ведь она, наверное, пострадала…

– Картер! Открывай, мать твою! – раздался крик от дверей.

Голова отозвалась болью. Ну что ж, значит, не померещилось, до горячки не допился. Но в горле сухо, будто наждачкой прошлись, и подняться с кровати – адски сложно. Не обращая внимания на стуки и вопли Алекса и Карины, прошел на кухню и налил себе воды. Подумал. Запил еще виски. Головной болью он и во время очередной мигрени помучается, так по кой черт ему терпеть пытку сейчас?

– Шон, я вижу тебя в кухонном окне, немедленно открывай дверь! – не унимались гости.

Не до них было. Картер медленно и осторожно прошел в комнату Джо. Открыл дверь. Вещи все на месте, значит, сборы не устраивала, но не определишь спала ли в кровати. К безусловным достоинствам Джоанны Конелл относилось именно то, что она всегда оставляла после себя порядок. Если бы не это, он бы ее в своем доме терпеть точно не стал…

Он всегда был вспыльчив и отходчив, но на этот раз гнал любые мысли о примирении. Нет. Он уже возвращал ее, и не раз, вот только она никогда не ценила. Как и все ее сверстники, была эгоистично уверена, что мир ей задолжал исполинский кусман… чего-то. И простору этого "чего-то" он не уставал поражаться. Оставьте меня в университете, всему, что знаете, научите, влюбитесь, женитесь, детей признайте, а я, так и быть, раздвину ноги. Будто ей, черт ее дери, было менее приятно, когда он каждой фрикцией выбивал из нее эту детскую дурость, заставляя откидывать все крамольно-меркантильные мыслишки.

И кто бы знал, что с виду пустышка может оказаться опасным соперником! Раздражающая заноза, настолько мелкая, что жаль брать иголку, чтобы выковырять.

Слабенький warning, необнуленная переменная в среде, в общем-то, самостоятельно стирающей из памяти лишний мусор… И – бамц – программа выдает неожиданный результат.

А эта х*уета заморская, перешагнув ведь и опереться о тебя не постесняется. Ни секунды беспокойства она не заслуживала – от подобных сорняков и не избавишься толком, – а он все равно стоит и проверяет на месте ли паспорт, не свалила ли она к своей розовой мамочке в Элитные Штаты первым же рейсом, да эконом-классом.

Завибрировал телефон в кармане. И пусть злился, на нее, на себя, надеялся, что она звонит, что с присущей театральностью сообщит, что уходит, а он ответит, что красную ковровую дорожку ей в помощь. Но нет, на дисплее имя Алекса. Да, бл*ть, неужто непонятно, что не настроен он на бурное дружеское общение сегодня?!

Решительно захлопнул дверь и зашагал по направлению к гостиной. Но вошел туда и замер, увидев россыпь окровавленных осколков на ковре. И бурые пятна были значительно больше, чем он мог предположить… Стоял как истукан и смотрел, не зная, что делать. Сердце билось как бешеное. Не напугал, ведь, искалечил.

– Картер, считаю до трех, и начинаю выламывать дверь!

Если бы не Алекс и не мысль, что Пани увидит кровь, он бы так и стоял, не состоянии понять, как и когда допустил такое. Картеру, естественно, было начхать на нежные чувства рыжей женушки друга, но учитывая историю их с Джоанной взаимоотношений, рисковать не стоило даже в малом. Бросился к двери, приоткрыл, и буквально втащил Алекса в щелку, за грудки.

– Иди отсюда нахрен, – вдруг сообщил и, шокируя друзей, оттолкнул Карину подальше, спеша захлопнуть дверь.

– Ты вообще с катушек слетел? – начал возмущаться Алекс и попытался впустить жену, но Шон ему не позволил.

– Пойдем.

Алексу не нужно было даже второго взгляда, чтобы понять, что случилось. Ни слова не сказал – бросился окна зашторивать, а потом обернулся и, яростно кинулся на Картера, схватил его за грудки и приложил об стену. Сопротивляться тот даже не подумал – поделом.

– Ты совсем спятил?! – шепотом спросил Елисеев, хотя интонации больше напоминали крик.

– Ты только-только вышел победителем из зала суда, хотя все знают, что ты виновен, и бросился убивать собственную подружку? – И снова ударил друга о стену. – Скотина, где она сейчас?! Она жива хоть?!

– Без понятия, – честно ответил Картер. – Но обязан выяснить.

Алекс, наконец, его отпустил и засунул руки в карманы, снова осмотрел сцену.

– Как это случилось? Что произошло?

Шону ужасно не хотелось отвечать на этот вопрос, но, наверное, стоило выслушать мнение человека, который знает ситуацию и не является заинтересованной стороной. Потому что поселившийся внутри клубок страха никак не желал распутываться. Он просто не мог поверить, что настолько потерял контроль, что натворил подобное.

– Сначала мы орали друг на друга, а потом она бросилась на меня с кулаками, и я ее толкнул.

– На столик? Ты толкнул ее на столик?

– Я его не видел. Пьян был, – огрызнулся Картер, точно пытаясь защититься от отвратительной правды.

– Ну, может, суд и проникнется, – раздраженно рявкнул Алекс, воздевая руки к небу. – Если не узнает, как ты обращался с Джоанной все эти годы!

Это было правдой. Как еще могли закончиться отношения, основанные на взаимном унижении? Всю душу друг другу вымотали, причем она старалась ничуть не меньше. Он уже давно готов на многое закрыть глаза, но ведь поймала за руку, и раз за разом не позволяла приблизиться. Жестами, взглядами, недвусмысленными поступками. Не спать в одной постели, не позволять ему приближаться к ее друзьям, не привязываться к его собаке, не считать своим место, к которому он ее приковал, не допускать отношениям выйти за стены кампуса и его дома. Она отлично умела мстить и ненавидеть. Каждая ее обида неоднократно выплескивалась ему в лицо подобно горячему кофе. Обжигала, заставляла помнить о боли… И, наконец, разъела, пробралась под кожу и поселилась там ядовитой змейкой. Выходит, он сильно переоценил свою неуязвимость.

Алекс продолжал что-то говорить, пытаться то ли вразумить, то ли отчитать, но Шон не слушал. Он уже набирал номер Клегга.

– Конелл, у тебя? – без приветствия спросил.

– Нет, а что? Вы опять поругались?

Но вызов был уже сброшен. Следующий номер – Керри – пришлось поискать. Когда Джоанны и там не оказалось, настал черед совершенно невероятных предположений. Ее университетские друзья-оболтусы, затем Мельбурнские близнецы… С кем еще она могла связаться? Родители? Навряд ли…

– Надо обзвонить больницы, – наконец, признал он.

– И что ты им скажешь? – ехидно поинтересовался Алекс. – Что ты – тот урод, который с ней это сделал и теперь раскаиваешься?

– А я раскаиваюсь? – попытался издевательски изогнуть бровь Шон.

– Кончай храбриться, зеленая физиономия выдает. Давай, хватай ковер вместе со стеклом, в машину его. Надо спрятать улики.

– Потом. Сначала я ее найду, – сказал он так сипло, что сам вздрогнул, и уже схватился за телефон, но получил толчок в плечо, который заставил выронить из дрожащих рук мобильный.

– Если она в больнице, ты ей, кретин, ничем не поможешь, – прошипел Алекс. – А если уже в морге – тем более. Хочешь, чтобы Бюро заявилось сюда, и на тебя повесили новые обвинения, теперь уже в причинении тяжкого вреда здоровью Джоанны?! Тебя посадят, Картер, только повод дай. Они уже ждут…

Но все это он уже не слышал. Внутри точно прошлись огненным хлыстом, который снес остатки тонкой пленки, за которой находилось неконтролируемое бешенство. Злость, чувство вины грозили окончательно лишить рассудка. В глазах темнело, а на сетчатке будто выжгли изображение распластанной по полу Джоанны. И ее испуганные глаза, в которых все еще виднелась слабая надежда на то, что он одумается…

Одумался, но поздно.

– Она не мертва! – заорал так что стены задрожали. На виске забилась жилка. – Я бы понял, если бы сделал такое. Я не думал ей вредить, не собирался. Но если бы я ее убил, я бы понял это!

– Успокойся. Ты сам сказал, что был мертвецки пьян.

Пинок, боль в ноге, и к обломкам столика присоединилось кресло. Не может быть, не может, не в этой реальности!

– Я не убивал ее, ты… ты просто не знаешь, не понимаешь!

И он с размаху уселся на диван, хватаясь за голову. Он не мог ее убить, не мог, он же помнил, как испуганно Джоанна смотрела на него. Она была жива и определенно не собиралась отключаться! С каких пор решающим стало то, убил он свою подружку или нет? Когда они дошли до такого?!

– Если думаешь, что это возможно, зачем помогаешь? – сипло спросил у друга.

– Потому что ты не убийца. И, поверь, я прекрасно все понимаю. Давай избавимся от ковра, а потом найдем ее. Картер, – Алекс сильно встряхнул его за плечо, заставляя поднять голову. – Мы найдем ее!

***

Вроде, должна была болеть только спина, но горело все. Руки, ноги, глаза. Издалека пару раз слышала что-то про плохую переносимость наркоза. Но просыпаться не хотелось, единственным желанием было увеличить дозу и как можно дольше пробыть в мире грез.