Текст книги "Дело Кристофера (СИ)"
Автор книги: Александра Гейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 33 страниц)
– И ты об этом никогда не узнаешь, – начинаю я рьяно защищаться.
– Ой, это навряд ли.
– Окей, трое есть. Мы с Каддини – Конелл, Йол – Картер, – тем временем, продолжает моя Хелен.
– Что это ты к Конелл то? Она же тебя Хелен Амберт номер два называет.
– Да пусть хоть мышкой-малышкой, только не к ректору. Я его боюсь.
– Мышка-малышка у нее только Каддини, и то во время пижамных вечеринок! – хихикают студенты.
– Смейтесь-смейтесь, я на вас посмотрю, когда она меня Бабочкой выберет, – удивительно злорадно сообщает им мой вроде как любимый итальянец на планете. Это заявление заставляет меня застыть столбом, но кто ж позволит оклематься.
– Молодец парень, – хмыкает Картер. – Пошли. – И хватает меня за руку. Как только мы показываемся студентам, разговоры смолкают. Все сразу такие честные и шелковые, что хоть мультик о Шрэке вместо кота подставляй.
– Моя аудитория, – показывает Шон на одну из двух закрепленных за нами дверей. Несколько студентов начинают семенить туда.
– Окей, – пожимаю я плечами.
– Что окей? Даже не поспоришь?
– Ты всего несколько минут назад сообщил мне, что являешься ректором и можешь делать все, что вздумаешь, – фыркаю я. – Кстати, раз уж будешь сидеть около входа в серверную, настрой сеть, она все время падает. Заранее спасибо, – сверкаю я лучшей из своих улыбок. Ну не могла я не сказать ему какую-нибудь гадость.
– О, Конелл, я только что уверовал в карму и мировую справедливость. Клегг, – до неприличия радостно объявляет Шон. – Его настраивал Клегг.
Награждаю Картера убийственным взглядом, рывком распахиваю дверь и раздраженно плюхаюсь на стул, который будет греть мою задницу ближайшие пять месяцев. Мне не понравилось то, что я, выходит, подставила Роба. Сижу и стучу пальцами по столу. Студенты ждут.
– Что таращитесь? Включайте компьютеры, идите на полудохлый сервер и разбирайте лабораторные. Варианты по алфавитному списку, который и вам, и мне любезно предоставит Хелен.
Я сижу перед ноутбуком и чувствую, что видеть его уже не могу. Меня тошнит от его экрана и клавиатуры. Прикосновение пальцев к тачпаду причиняет физическую боль. Глаза тоже болят, но я не знаю от чего именно, возможно, виноват недосып. Я так устала от постоянного страха и вины. Хочу выкарабкаться, и никак. Мне нужен буксировочный тросс и кто-то, кто за него потянет, потому что сил лезть наверх уже не осталось. И хуже всего, что после подслушанного под дверью, я стараюсь даже не смотреть в сторону Каддини. Конечно, было ясно, как день, что он не просто так вокруг меня бегает и кофе носит, но это не значит, что мне приятно знать, что все наше общение держится только на взаимной выгоде. Я настолько дезориентирована, что отказываюсь помогать мальчишке разобраться в коде. Прикрываюсь крайне срочным проектом для Бабочек, а на самом деле сижу на портале и тупо кликаю по вкладкам браузера. Какое счастье, что меня сейчас Шон не видит.
Но возмездие всегда найдет свою жертву. Только я выхожу из аудитории, вижу у дверей Селию Штофф. Не могу сказать, что это худший вариант из возможных, но после Эмилио Юнта и из-за чувства вины перед Керри, я ее избегаю.
– Чего тебе? – бурчу я себе под нос, пытаясь попасть ключом в замочную скважину.
– Да так, пришла удостовериться, что ты жива, – любезно информируют меня.
– Очень мило, учитывая, что ты пригласила Эмилио Юнта…
– Нет! Ты прекрасно знаешь, что его пригласил Ашер! Хватит придумывать причины, хватит отталкивать окружающих. За три недели ты не ответила ни на один мой звонок и дело не в Эмилио Юнте.
– Селия, твоя опека закончена. Ты мне ничего не должна. – Наконец, мне удается справиться с замком, и я начинаю двигаться по направлению к кафедре.
– Напомни-ка, кому ты позвонила, чтобы тебя доставили домой после распитой напополам с Клеггом бутылки текилы?
– Это только потому, что Мадлен жалко, а на мужиков никакой надежды, – фыркаю я. – Так зачем ты пришла?
– Завтра ты идешь со мной на благотворительный бал. Можешь расценивать это как плату за то, что я безропотно согласилась стать твоим шофером на вечер.
– Я тебя умоляю, я и благотворительность? Дамам на обесцвечивание волос не хватает?
– Да что с тобой такое?
– Я и раньше ненавидела благотворительные вечера, а сейчас, раз с Ашером мы разошлись, я не вижу смысла…
– Выходить из дома, – перебивает меня Селия, закатывая глаза.
– Послушай. Место моей лучшей подружки не вакантно. То, что она умерла, не заставило меня почистить реестр. Я люблю ее и не хочу…
– Люби, кто бы был против. Но от необходимости заводить новых друзей тебя это не избавляет. Не отрицай. И не отрицай, что при всей твоей показной агрессии ты просто замкнутая иностранка, которой безумно одиноко.
– Из тебя плохой психоаналитик, Селия! – рявкаю я на нее. – Ты не виновата в том, что Ашер ушел. Порадуйся, что так случилось до, а не после свадьбы (ни суда, ни дележки свадебных подарков), и иди домой.
– Я не из жалости, – вдруг взрывается Селия. – Мне тоже нужны друзья. Джоанна. Я – Селия Штофф. Меня все боятся, раболепствуют. Но не ты.
Это признание потрясает до глубины души. Не думаю, что Селия часто говорит подобное своим знакомым. То есть мой скверный характер эту особу вполне себе устраивает? Хотя, если честно, ее нрав ничуть не лучше, чему уж тут удивляться.
– Если ты собираешь денежки на нужды розовых чихуа-хуа, забудь!
– Нет, для семей погибших на войне солдат. Подумала, тебе это близко.
На базе ВВС я не один раз слышала, как мужчины обсуждали своих погибших сослуживцев.
– Хорошо, – неохотно бурчу я себе под нос.
– Волосы подкрасить не забудь, не хочу за тебя краснеть, – добавляет она и достает телефон, чтобы сразу набрать следующий номер. Неисправимая женщина. Помимо воли стою и улыбаюсь ей вслед.
Я уже почти забыла, насколько противны мне эти сборища и притворные улыбки. К счастью, хотя бы Ашера и Эмилио Юнта не видно. Здесь почти все по парам, такое впечатление, что Селия позвала меня для того, чтобы я составила ей компанию, ведь Тобиас – врач, вечно работает и в обществе с ней не появляется. Клянусь, если бы я могла заснуть или не испытывала тошноту от одного лишь вида ноутбука – отказалась бы идти. Здесь же такая тоска… В общем, пока Селия обсуждает последние новости из жизни Сиднея и руководит закусками, я дегустирую вина. Интересно, если я напьюсь, кошмар пропадет?
Стою около стола и рассматриваю закуски. Так-так, с чего бы начать? Раз уж я тут, хоть поесть попробую. Однако, пока я пытаюсь решить креветка или устрица, ко мне подходит какой-то мужчина и приглашает на танец. Я мрачно качаю головой и отвечаю ему:
– Простите. – Не хочу я танцевать, пока не освободилась от власти Керри. – Не так давно я потеряла очень близкого мне человека, и пока не позволяю себе подобной роскоши.
– Тогда, может быть, выпьем? – А вот это поддерживаю, но надеюсь, что после кавалер уйдет. – Кстати, мое имя Дрю, – представляется.
– Джоанна, – неохотно представляюсь я.
– Я знаю, – хмыкает он. – Кто же не в курсе трагичной свадьбы Ашера.
Это напоминание – точно поднесенная к фитилю спичка.
– Дрю, вы что, издеваетесь? – возмущенно восклицаю я. – Это худший подкат в истории человечества! – И еще волосы для полноты картины отбрасываю.
В зале, ну, или, по крайней мере, в радиусе нескольких метров становится тихо-тихо. Я же, вроде не кричала… не кричала ведь? А почему тогда все на меня смотрят в таком изумлении? Что вообще происходит? Но понять мне не удается, так как совершенно внезапно тишину разрезает чуть ли не истерический хохот Селии. В шоке все. На нее смотрят так, будто она сошла с ума…
– Мне нужно на воздух, простите! – заявляет устроительница вечера и бросается к балкону. Я следую за ней и обнаруживаю, что всемирно уважаемая миссис Штофф согнулась около перил, и продолжает хохотать.
– Ты хоть знаешь кто он? – спрашивает она, отчаянно ловя ртом воздух.
– Понятия не имею. Я даже десятую часть присутствующих по именам не помню.
– Этот… этот Дрю, – выдыхает Селия, – считается главным соблазнителем на подобных мероприятиях! А ты объявила, что он устроил худший подкат в мире.
И тогда хохотать начинаю я. Селия ко мне присоединяется, затем рассказывает об этом парне и его бесчисленных победах. Когда, вдоволь насмеявшись, мы возвращаемся в зал, на нас поглядывают странно. Дело в том, что обычно Селия Штофф не хохочет в голос. И пусть с ней я никогда не прогуляюсь босиком по песку, не напьюсь текилы на пляже, не услышу домыслов на тему того, кто с кем спит и благодаря чему, эти отношения действительно похожи на дружбу. Она заставляет меня чувствовать себя лучше. Живее. И я в хорошем настроении ровно до тех пор, пока не замечаю в толпе Шона и Йол. Дьявол, а я уж было подумала, что между ними все кончено… Внезапно меня охватывает злость.
– Помнишь, я спрашивала про Ребекку Йол? – выдергиваю я Селию из толпы.
– Угу, – кивает она.
– Вот. На локте Картера сейчас висит именно она. Я видела ее голой на яхте Эмилио Юнта.
Внезапно Селия начинает махать руками и шипеть. Она явно опасается, что меня услышат.
– Они постоянно появляются вместе, но я не знаю почему, – шепчет Селия. – Ты правда хочешь, чтобы я выяснила что-нибудь про эту девушку?
– Да. Пожалуйста, – сильно вцепляюсь в руку сестры Ашера. – Только будь осторожна с Юнтом.
– Договорились, – кивает она. Может, с моей стороны это эгоистично, но очень хочется все разузнать.
Когда я снова поворачиваюсь к Картеру и Йол, замечаю, что девушка с ужасом смотрит на меня. В крови начинает играть алкоголь, и, сорвавшись с места, начинаю проталкиваться к ней. Достало видеть это выражение лица. Она же меняет курс и пытается оказаться от Шона как можно дальше. Мы обе выходим из банкетного зала в фойе.
– Я не собираюсь тебя есть живьем, ясно? – говорю я сходу. – Хватит выставлять меня монстром!
– Я… я… мне показалось, вы рассказали обо мне Селии Штофф? – внезапно спрашивает она. – Пожалуйста, скажите, что это неправда.
– К слову пришлось, – вру я, не моргнув глазом.
– Боже мой, зачем? Что? Вот что я вам сделала?! – кричит она, всплеснув руками, а затем разворачивается и бежит к выходу.
Но на этом абсурд не заканчивается.
– А я-то думаю, куда Йол делась, – фыркает Картер. – Где она?
– Я-то при чем?
– Что ты ей сказала?
– Да ничего! Она ни с чего вдруг взбесилась и убежала, – фыркаю я, указываю на дверь и высокомерно задираю подбородок. Как он вообще после всего, что было, смеет меня спрашивать об этой девице?!
По лицу вижу, что Картер ни слову не поверил. Но это еще ничего, потом он и вовсе разворачивается и уходит вслед за своей чертовой шлюшкой.
Вода кажется темной, устрашающей. Ветер рвет красивое вечернее платье и треплет волосы, разбрасывая по тротуару ныне бесполезные шпильки. Я стою на мосту и смотрю вниз, неподалеку меня ждет таксист, я об этом попросила, о запахе соли и ощущении ветра на лице. О бурлящей в нескольких метрах под ногами черноте. Она меня пугает. Мы с Керри столько раз шутили о том, чтобы спрыгнуть с моста. Но, разумеется, никогда бы на это не решились. А теперь… сделали это? Керри, должно быть, теперь легко. Она уже потеряна в неугомонной темной массе, а я здесь, все еще на поверхности, барахтаюсь из последних сил и не могу доплыть до спасительного берега.
В глубине, должно быть, все просто. Там ничего нет. Ни боли, ни любви. Некому их причинять. Легко ли тебе теперь, Керри? Надеюсь, потому что без тебя невыносимо. А если бы я вот так же внезапно ушла бы, обо мне бы горевали? Шон Картер бы почувствовал хоть что-нибудь? Искал бы причины? Молил бы провидение о том, чтобы оно меня вернуло? Торговался бы с небесами? Или он бы просто бегал за своей Йол? Поменяла ли я в его жизни что-нибудь? Ну хоть что-нибудь!
Смерть – не более чем малодушие. Покидая этот мир, ты пишешь "не справился с обстоятельствами" и заставляешь других делать двукратную восстановительную работу. Как же я зла, Керри, я бы хотела на тебя накричать, может быть, даже ударить. За то, что ты сделала со мной, за то, что я стою на мосту и рассуждаю как завзятый фаталист вместо того, чтобы поехать к Шону и потребовать, наконец, объяснений его поступкам. Еще я злюсь за то, что почувствовала себя нужной трем маленьким человечкам, которым больше не на кого опереться, но не имела на это никакого права. За то, что я была уверена, что любима тобой, а теперь, когда ты ушла, совсем потерялась и не знаю, кому действительно небезразлична.
Волосы больно хлещут по обнаженной коже спины, снова и снова отрывая меня от грустным мыслей. Я разворачиваюсь и иду к такси, которое увезет меня домой, где по ночам меня преследует кошмар, в котором я раз за разом сама не справляюсь с обстоятельствами.
– Док, ты что, злишься? – спрашивает Каддини, поймав меня около кофейных автоматов. – Мы же всегда пьем кофе вместе, а теперь ты меня даже не зовешь!
У мальчишек все так просто: привычный уклад изменился, значит, что-то случилось. Интересно, он бы заметил мою обиду, если бы не кофе?
– Я просто хочу попить кофе одна. Подумать.
– Что, опять над проектом? – Мы можем поговорить хоть о чем-нибудь, кроме Бабочек?
Сколько живу, так и не нашла ответа на вопрос могут ли отношения, основанные на выгоде, перерасти в искреннюю привязанность. Для меня это уже давно стало нормой, а для других? Может быть Каддини просто полагает, что перспектива стать Бабочкой окупает кофе и потерянные сережки…
– Нет, над другим, – сухо говорю я.
– У тебя новый проект для университета, если да, то я…
– Каддини! Это личное, понимаешь?
Но парень не унывает, он вдруг стаскивает рюкзак с плеч и начинает с максимально сосредоточенным видом там копаться. Кажется, бардак там как в женской сумке. Только, судя по всему, внутри сплошные микросхемы, по крайней мере, парочку таковых я уже заметила. Странно, но мне очень хочется сунуть в рюкзак нос и удостовериться, что в нем не спрятан адронный коллайдер. К сожалению или счастью, не успеваю это сделать, потому что внезапно Каддини выныривает и со счастливым видом протягивает мне какую-то цепочку.
– На, Док, – торжественно вручает мне находку парень.
– Это что? – удивляюсь я, но чуточку смягчаюсь.
– Ты говорила, что тебе не хватает компаса. Это он. Штука весьма бесполезная и работает хуже, чем советы Керри, но теперь ты всегда будешь знать, где север. А если все-таки понадобится дружеский кофе, я только за. Ну все, мне пора бежать на пару.
Он срывается с места, а зря. Если бы не это, я бы парнишку обняла…
– Спасибо, Каддини, – шепчу я. А все потому что вот так, незатейливо и вряд ли осознанно, он вернул мне веру в нашу дружбу.
Не став медлить, я застегиваю на шее простенькую, но такую замечательную цепочку, а потом перехватываю поудобнее папку и иду в приемную ректора. Но для этого события определенно нужно особенное местечко, потому что стою я около стола секретарши Шона, а вокруг двери в кабинет людей как на вокзале, все хихикают, и сидит совершенно невозмутимая мисс Адамс…
Я всего-то зашла занести расписку за технику безопасности в новом семестре и коды Бабочек, а теперь стою, ошалело моргая. Студенты шепчутся и вдруг все как один начинают таращиться на меня.
– Да нет, вот она…
– Но раз она тут, то кто там?
Дело в том, что из кабинета Картера доносятся совершенно отчетливые женские стоны. Первые два раза я умоляла провидение, чтобы мне послышалось. Но провидение оказалось подглуховато.
– Ммм, вы не могли бы передать профессору коды для Бабочек? Это уже прошедшие через Такаши и тестировщиков и как бы важны, – говорю я мисс Адамс, отчаянно краснея. Женские стоны наполняют воздух и мою голову. Мда, в такой ситуации мы еще не работали. Только мисс Адамс.
– Честно, говоря, мисс Конелл, я понятия не имею, что именно там происходит, но профессор один.
– На это… мало похоже, и я, пожалуй, не рискну зайти.
Если у меня хватит сил на то, чтобы не влететь туда и не выдрать все волосы Ребекке Йол… У меня все еще нет прямых доказательств, что они спят вместе, но порой безумно хочется, чтобы они появились, и я могла эту шлюху уже полностью осознанно и официально ненавидеть.
– Зайдите и все, – огрызается мисс Адамс. – Может быть, это хоть прекратится. У меня дико болит голова. – Она наливает себе стакан воды и берет таблетку аспирина.
– И долго это продолжается? – ненавижу себя за этот вопрос!
– Ну, минут тридцать-сорок. – Нет, это еще не долго. – Мисс Конелл, умоляю, зайдите туда и прекратите это. Я уже не могу.
– А я по-вашему могу?! – огрызаюсь и я тоже. Она думает, что мне не больно?
– Он пришел рано утром и не выходил оттуда ни на минуту. Он там просто сидит, даже кофе не просит. У вас есть очень уважительная причина зайти и… и вы мне должны. – О да, я понимаю о чем она. Раньше у нее болела голова из-за меня. Краснею еще сильнее. Ладно, если мне предначертано зайти и увидеть голую задницу Йол верхом на Картере, пусть оно и будет так, может хоть от романтической чепухи избавлюсь.
– После этого, мисс Адамс, должны мне будете вы.
– Я согласна, только идите. – С готовностью кивает секретарша. – И вот, – протягивает мне она целую кипу документов. – Если он все это не подпишет как можно быстрее, пригрозите уволиться. Со мной такой номер не работает, ректор уверен, что я и умру за этим столом, но вас он послушает обязательно.
А стопка впечатляет, я ее чудом не роняю. Главное – дойти до двери, а потом можно будет этой кипой бумаг хлопнуть по голове Йол.
– Кто-нибудь мне дверь откроет? – рявкаю я на бестолково хихикающих студентов. Разумеется, энтузиастов море, кому ж не хочется подсмотреть, чем это ректор занимается… Но фигу вам, а не хлеба и зрелищ. Сидит Картер перед компьютером, а надрываются одни лишь колонки.
– Мисс Адамс передала, что если ты это не подпишешь, то я должна уволиться, – сообщаю я, скрывая облегчение. Пусть лучше смотрит порно, чем участвует.
– Дверь закрыли! – рявкает Картер на студентов. Ее захлопывают с таким энтузиазмом, что меня чуть волной не сносит, а бумаги опасно накреняются. Однако, шушуканье за дверью не прекращается. Впрочем, стоны тоже.
Документы, к счастью, Картер у меня забирает. Мудрое решение, еще парочка шагов, и они бы разлетелись по всему кабинету.
– И вот коды, – протягиваю я флэшку, как только он кладет бумаги на стол. Последние секунд двадцать, кстати, стонов не было, но как только я подхожу ближе, колонка начинает чуть не подпрыгивать от новых воплей. Спорю, я красная, точно помидор. – Ты не мог бы выключить? – даже не пытаюсь скрыть смущение. Мы же, вроде, на работе.
– А смысл? От того, что выключаешь телевизор, прямой эфир не прекращается, – смакуя каждое слово, тянет Картер. И, главное, смотрит так на меня, будто я должна по-особенному отреагировать.
– Какой прямой эфир? – тупо переспрашиваю я.
– Каждый раз поражаюсь тому, какое чудесное чувство юмора у нашего возраста. Возмездие ждет каждого.
Я совершенно ничего не понимаю. О чем он вообще говорит? Бросаю взгляд в сторону монитора, но вижу только странный серый угол. Дьявол, это же видео с одной из камер университета!
– Конелл, уверяю, тебе безумно понравится. Присаживайся, не стесняйся.
Разумеется, я не сажусь, но любопытство побеждает, поэтому обхожу стол и заглядываю прямо в экран. И… невозмутимость сохранить не удается.
– Охренеть! – выкрикиваю я быстрее, чем успеваю понять, что творю, и медленно опускаюсь в кресло Картера. – Это же, это же…
– Тише… Или ты хочешь, чтобы каждый узнал этот крошечный секрет для двоих? – хмыкает Шон.
– Уже как минимум для четверых! – отвечаю я потрясенно, не могу перестать ошалело пялиться на Хелен Амберт, которая удивительно проворно скачет верхом на студенте в той самой комнатке с суперкомпьютером, откуда, как я теперь понимаю, у Картера с наших с ним времен остался не один десяток хоум-видео.
Хелен Амберт. Хелен, черт ее дери, Амберт! Девушка, которая чуть ли не на глазах у всего университета переспала с Картером, заняв мое место, теперь сама стала "преподавать" тем же способом. Это так гадко и мерзко. Я никогда не понимала, насколько нездоровыми кажутся со стороны подобные отношения. Ничего удивительного, что у нас с Шоном ничего не получилось, оно просто не могло получиться. Выглядит как бессознательный рефлекс доминирования и им и является. Что-то вроде "я могу, и тебе нечего возразить".
Но хуже всего то, что в природе происходящего также лежит отчаяние. В наше время, когда все пропадают в сети и на работе, найти того единственного, нужного как воздух, невероятно сложно. Видимо, Хелен начала искать себе попутчиков, пользуясь моделью поведения Шона. Как он назвал это? Возмездие? Неужели мы и правда впитываем как губки все, что видели годами, а потом используем полученные знания применительно к себе, потому что других вариантов уже не видим? Не об этом ли говорил мне Лайонел? Я слишком долго играла по правилам Шона, чтобы легко абстрагироваться от него и подстроиться под другого человека, я предпочитаю прогибать людей удобным мне образом, но не все на это согласны…
Одна лишь мысль в конечном счете оказаться на столе вместе со студентом вроде Каддини или МакКензи (который вполне себе счастлив сейчас наедине с Хелен), вызывает у меня рвотный рефлекс, это определенно не мое, но есть и другие аспекты. За прошедшие годы я в корне пересмотрела взгляды на многие вещи… и, в итоге, путем проб и ошибок поняла, что, как ни странно, чувство комфорта мне дарит именно он – Шон Картер. Тот, у кого я пытаюсь искать утешение, когда весь мой мир разваливается на части, когда умирает Керри, когда на волоске висит будущее родителей, да и собственное – ведь уехала же я в Сидней по первому зову.
Так когда это случилось? Как я ухитрилась так далеко впустить в свою душу человека, который некогда выкорчевал и вытоптал все в ней? Не знаю, но, дьявол, какая разница? Не думаю, что есть обратный путь. Вода обтачивает камень долго и безвозвратно, невозможно взглянуть на него и не понять, насколько некогда они были близки. Я была подружкой ректора безумно давно, но сегодня студенты подумали, что в кабинете с Шоном именно я… Это означает, что мы очевидны.
Кажется, Картер мне что-то говорит, но я его не слышу, встаю из кресла и, не оборачиваясь, выхожу из кабинета. Звоню на кафедру, прошу отменить все сегодняшние занятия и покидаю кампус. Я еду домой. Собирать вещи.
Глава 21. Рекогносцировка
Я останавливаю машину около дома Шона, прямо напротив окон, чтобы ее было видно. Дожидаюсь, когда откроется дверь. Картер выходит на крылечко с чашкой кофе в руках, как есть, и прислоняется плечом к дверному косяку. Просто стоит и смотрит. Молчит, ждет моих действий. По возможности невозмутимо вылезаю из машины, открываю багажник и достаю оттуда чемодан. Заказывали? Получайте. Теперь ход за Картером. Он может меня отвергнуть или унизить, но это лучше, чем даже на фасад не решиться. Медленно и неторопливо, так же бесстрастно, как я, Картер спускается по ступенькам крыльца, приближается, молча вручает чашку и подхватывает тяжелый чемодан. Чтобы скрыть облегчение, делаю глоток кофе. Он не такой, как я люблю. Горький, чуть подслащенный эспрессо. Мы не говорим друг другу ни слова, но нужно ли? Мой чемодан в его доме, а я на его кухне мою его чашку. Вторжение не менее интимное, нежели повсеместно воспеваемый секс…
Однако спокойствие наэлектризованное, выжидательное. Внешне тихо-тихо, но сладкое предвкушение уже завязывает все внутри узлом. И я не ошибаюсь. Руки Шона обхватывают мою талию, разворачивают, запрокидывают голову для поцелуя. Я повисаю в них, точно безвольная марионетка, в которую вдохнуть жизнь могут только его губы. Пытаюсь привстать на цыпочки, чтобы дотянуться и стать еще ближе, но не выходит, вместо этого я оказываюсь сидящей на разделочном столе и забираюсь руками под его одежду, ударяюсь головой о шкаф, но даже не замечаю. В попытке разместить нас обоих удобнее, Картер опрокидывает на пол кофемашину, но у меня даже жалости для нее не находится. Я занята тем, что стараюсь расстегнуть ремень его брюк. Черт возьми, я не просто так надела юбку, чувствовала, что в порыве безумия будет не до стриптиза… Он не нежен и не ласков, выдержки просто не осталось, и между шкафами и холодильником так мало места, что голову не откинуть, не разорвать зрительный контакт. Шон будто наказывает меня за все то время, что я упрямилась и отказывалась сдаваться, не позволяет ничего придержать или спрятать. И даже вслух говорить не нужно, правильные слова сквозят в каждом взгляде и жесте: не уйдешь, не отпущу; возможно, никогда…
Лежа в неудобной позе на столешнице, пытаясь оправиться от ран, нанесенных безжалостной откровенностью, я смотрю на пол, на пластиковые обломки кофемашины и сожалею.
– Я ее любила, – хрипло говорю я. – Не представляю, как в твоем доме жить без кофе.
Картер, в свою очередь, бросает в сторону короткий взгляд и, с трудом набрав в легкие воздух, говорит:
– Завтра куплю новую, а пока поищешь допинг в спальне.
Я бы согласилась провести в его кровати всю жизнь, просто рядом с ним. Ради чувства спокойствия и надежности. Ради режущих своей правдивостью коротких, но отчего-то утешительных фраз. Ради возможности быть собой… Но мне страшно, что Шон догадается, сколь сильно он мне нужен, что все вернется в прежнее русло, и потому я вынуждена держать показную дистанцию.
На часах три, моги ноги запутались в простынях, а Шон лежит рядом и смотрит в потолок. Я даже боюсь представить, о чем он думает, не кажется ни счастливым, ни несчастным. И у меня нет ответа на вопрос, рад ли он моему приезду. Секс есть секс, но, бесполезно врать, я отчаянно хочу большего, хотя, кажется, согласилась даже на то, что было. Лишь бы ближе к нему.
– Я пойду в другую спальню, – хрипло говорю я, мне все еще нужно место, в котором я могу спрятаться от Шона. Только теперь там я буду мечтать о нем.
– Одну секунду, – бесстрастно говорит Картер, встает и куда-то уходит, кажется, в компьютерную комнатку, потому что очень быстро возвращается. – Дай мне руку.
Это странно, но я не спорю, ведь ночь, а у меня в крови разгул эндорфинов. И вдруг… щелчок, и холодно запястью…
– Это что? Это… наручники?! – задыхаюсь я и пропускаю момент, когда второй браслет обвивает руку Шона. – Ты совсем спятил?!
– Спи, Джо, – невозмутимо отвечает мне Картер.
– Я… я кричу во сне. Я не дам тебе спать!
– Это определенно худшее, что со мной может случиться, – говорит он настолько серьезно, что просто не может не издеваться.
– Откуда вообще у тебя наручники? – начинаю я опасаться прочих возможных атрибутов. Кстати, стальные браслеты самые настоящие!
– Леклер прислал на день рождения несколько лет назад. Он считал, что мы достаточно близки, чтобы поздравлять друг друга с большими праздниками. Гляди-ка, пригодились.
Вздохнув, плюхаюсь на подушки снова и заставляю Картера последовать за мной.
– И как мы должны спать по-твоему? Обе руки левые! – продолжаю возмущаться.
В ответ он просто прижимает мою спину к своей груди, окончательно дезориентируя. Это дьявольски хорошо, настолько, что хочется расплакаться, а сейчас я не могу себе позволить подобную слабость. Кажется, в моем теле напряжена каждая мышца, так страшно размякнуть и наделать глупостей, о которых потом придется жалеть. Идут минуты, знаю, что Картер тоже не спит, знаю, что чувствует звенящее напряжение. Я насильно заставляю себя опустить плечи, расслабить шею, спину. Это сделать тяжело, но если ночью мы настолько уязвимы, остается только поторопить утро, а сон – лучший способ.
Несколько раз я провариваюсь в сон, неглубокий, беспокойный, но только он становится крепче, как просыпаюсь от собственного крика. По щекам снова, текут слезы, воздуха не хватает. Вскакиваю на кровати, разумеется не помня ни о каких наручниках, и запястье прорезает боль, металл сдирает кожу. Мне. И Шону. Он тоже проснулся и теперь сидит рядом. Так хочется накричать за то, что он заставил меня показать свои кошмары как есть. Стыдно. А ведь я не смогу объяснить, что именно меня так тревожит – сама не понимаю.
– Тише, – негромко говорит Картер, толкает меня назад, укладывает на подушку и целует губы. Я вырываюсь.
– Сними их с меня, – кричу. – Дай мне уйти в другую спальню!
– Замолчи, – звучит куда более жесткий ответ.
– Мне больно! – продолжаю протестовать.
– Мне тоже.
Именно эти слова заставляют проглотить все возмущения. Слезы теперь просто текут по вискам, скрываясь в волосах. Картер, тем временем, меня не отпускает. Он заводит сцепленные руки мне за голову и продолжает целовать. Сначала спокойно, а потом, казалось бы, по моей инициативе, все становится жарче, ярче, пока, в конечном итоге, мы не начинаем причинять друг другу новую боль. После всего плохого, что было, это кажется естественным. Наказание, выплескивание обид, честность, до которой раньше мы не доходили никогда. Ты делал мне больно, Шон, а я – тебе. Это действительно наша боль.
Наступившая утром легкость идет вразрез с логикой. Я почти не спала, вернулась к человеку, с которым нужно быть начеку каждое мгновение, но мне хорошо и легко настолько, что хочется петь. Принимая душ, я закусываю губу, чтобы не улыбаться как дурочка. Даже бесконечная укладка волос не раздражает. Но есть и ложка дегтя. Прихожу на кухню, а в дверях стоит и мрачно смотрит на обломки кофемашины уже полностью одетый Шон. Ага, кофе-то нет!
– Я же говорила, что без кофе будет печально, – вздыхаю я. – Может, у тебя есть в хотя бы растворимый? – спрашиваю с надеждой.
– У меня была отличная кофемашина, к чему всякое лишнее дерьмо? – презрительно интересуется Картер.
– Старбакс, – заключаю я. Он даже не возражает.
Не спрашивая разрешения, вообще ни слова не говоря, сажусь в мазду Шона, хотя под окнами стоит моя старенькая хонда. Раз я приняла решение, с последствиями тоже придется столкнуться. И чем раньше, тем лучше. Да, Роб, скорее всего, скажет, что я сошла с ума, перед Селией стыдно, но это моя жизнь, я должна бороться за нее. Даже с друзьями.
Кофе покупает Шон, уверена, он не умрет, если принесет мне одну чашечку. Но только Картер открывает рот, я начинаю жалеть о своем решении и сочувствовать не только работникам, но и всем посетителям. Мой ректор не для слабонервных.
– Я попросил принести два латте и два двойных эспрессо. Вы считать умеете? Что вам непонятно в цифре два? – желчно интересуется он.
– Простите, я… – начинает заикаться девушка за прилавком.
– Два латте я вижу, но эспрессо только один. Кстати, снимите крышку, чтобы я удостоверился, что он двойной, а то у вас то ли дислексия, то ли проблемы с арифметикой.
Девушка дрожащими руками начинает сдергивать пластиковую крышку, но та слишком долго не поддается.
