Текст книги "Белая гардения"
Автор книги: Александра Белинда
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 33 страниц)
Я поняла, что мне здесь не помогут. Не получалось у меня достучаться до того светлого, что есть в душе каждого человека, не считая, конечно, людей, помешавшихся на мести, как Тан или Амелия. Я поднялась.
– Вас не было там, – с горечью произнесла я. – Вас не было на перроне, когда у меня забирали маму.
Дейзи бросила папку обратно на стопку и выдвинула подбородок.
– Я знаю, что это крайне печально, но…
Я не стала дожидаться окончания фразы и выскочила из кабинета. Сразу за дверью я натолкнулась на стол, заваленный бумагами и папками, и те упали, разлетевшись по полу. Регистраторша посмотрела на меня, когда я пробежала мимо нее, но не сказала ни слова. Лишь лица на фотографиях, развешанных на стенах в приемной, проводили меня сочувствующими взглядами.
В кафе я вернулась как раз перед началом полуденного наплыва. Перед глазами стояла пелена от едва сдерживаемых слез, мне было дурно. Я не понимала, как в таком состоянии я смогу выдержать первый рабочий день. Я переоделась в рабочее платье и завязала волосы хвостиком. Но как только я зашла в кухню, у меня подкосились ноги и мне пришлось сесть.
– Не отчаивайся, – сказала Бетти. Она налила в стакан воду и поставила его на стол передо мной. – Бог с ним, с Красным Крестом. Возможно, тебе стоит вступить в Русско-Австралийское общество. Вдруг через них удастся что-нибудь выяснить?
– А если австралийское правительство заинтересуется тобой как возможной шпионкой? – сказал Виталий, нарезая буханку хлеба. – Аня, я обещаю, что сегодня же вечером напишу отцу.
Ирина брала у него из-под рук кусочки хлеба и намазывала на них масло.
– Красный Крест завален подобными просьбами, к тому же там работают в основном добровольцы, – заметила она. – Отец, Виталия, мне кажется, смог бы больше тебе помочь.
– Верно, – согласился Виталий. – Его это дело заинтересует. Можешь мне поверить, он доведет его до конца. Если он не разыщет дядю, то выйдет на кого-то другого, кто сможет помочь.
Их поддержка придала мне сил. Нужно было приступать к работе. Я взяла меню и попыталась выучить его, а потом стала внимательно наблюдать за Бетти, запоминая, как нужно принимать заказы у посетителей. В глазах у меня все еще стояли слезы, но каждого клиента я провожала до столика с улыбкой на губах. Заведение Бетти, по ее словам, было знаменито не только своим кофе, который здесь заваривали на американский манер, но и особенным шоколадом, молочным коктейлем с добавлением настоящих зерен ванили и чаем со льдом, который подавали и высоких стаканах с полосатыми бумажными соломинками. Я обратила внимание, что некоторые дети заказывали «кола-спайдер». Мне стало интересно, что же это такое, и вечером Бетти дала мне его попробовать. Это оказался такой сладкий напиток, что у меня свело живот.
– А дети его обожают, – рассмеялась Бетти.
В обед больше всего заказывали салаты, бутерброды с холодными сосисками, пироги, но вечером мне пришлось развозить на тележке творожные пудинги «Нью-Йорк», бланманже в желе и блюдо под названием «рэрбитс». Когда один из посетителей первый раз заказал их, я удивилась.
– Кроликов? – переспросила я, потому что по-английски слово «рэббит» означает «кролик».
Мужчина почесал подбородок и попробовал еще раз:
– Рэрбитс.
– Сколько вам? – уточнила я, делая вид, что первый раз просто не расслышала его.
– Одну порцию, – сказал мужчина. Потом он бросил взгляд на Бетти и добавил: – Спросите у нее. Она знает.
Мне стало ужасно неудобно, я покраснела до корней волос.
– Мужчина за вторым столиком просит порцию кроликов, – шепнула я Бетти.
Стрельнув глазами в сторону, она взяла меню, показала мне название «рэрбитс» и велела идти в кухню и попросить Виталия показать, как это блюдо выглядит. Выяснилось, что это поджаренные ломтики хлеба, залитые расплавленным сыром и подающиеся вперемешку с пивом и молоком.
– Когда закроемся, я дам тебе попробовать, – произнес Виталий, едва сдерживая смех.
– Спасибо, не надо, – сказала я. – Я уже попробовала «кола-спайдер».
В пятницу свое свободное от работы утро я провела в Центральной библиотеке. Сквозь стеклянный куполообразный потолок в читальный зал лился неземной свет. Я держала перед собой «Записки из Мертвого дома» Достоевского, думая о том, насколько трудно читать такое сложное произведение в переводе. Я взяла русско-английский словарь и упорно сверялась с ним до тех пор, пока не поняла, что все это бессмысленно, В этом трагическом романе о природе человечности не было никаких зацепок, которые помогли бы мне в поисках матери, Я не нашла в нем ничего, кроме того, что мне было известно из атласа: Омск находится в Сибири. В конце концов мне пришлось признать, что я, подобно утопающему, просто хватаюсь за соломинку.
На Поттс-пойнт я вернулась уставшая и удрученная. Солнце пекло, но с моря начинал дуть свежий бриз. Возле ворот я сорвала цветок герани и шла по дорожке к дому, рассматривал его. В дверях внезапно возник мужчина, который надевал шляпу. Мы чуть не столкнулись. От неожиданности он отступил назад, но потом на его лице появилась широкая улыбка.
– Привет, – сказал он. – Ты, должно быть, одна из девочек Бетти?
Ему было лет тридцать с небольшим; черные как смоль волосы и зеленые глаза делали его похожим на Грегори Пека, портрет которого висел в кафе. Я заметила, что взгляд мужчины скользнул от моего лица к лодыжкам и обратно.
– Да, я живу у Бетти, – сказала я. Я не собиралась говорить, как меня зовут, пока он сам не представится.
– Я Адам. Адам Брэдли, – произнес он, протягивая руку. – Я живу наверху.
– Аня Козлова, – представилась и я.
– Осторожнее с ним! Это очень опасный мужчина! – раздался женский голос у меня за спиной.
Я обернулась и увидела на противоположной стороне улицы симпатичную девушку со светлыми волосами, которая махала мне рукой. На ней была узкая прямая юбка и блузка, через руку перекинут ворох платьев. Она открыла дверь «фиата» и бросила их на заднее сиденье.
– А, Джудит! – крикнул ей в ответ Адам. – Видишь ли, и только что собирался попробовать начать жизнь заново с этой прекрасной молодой женщиной.
– Тебе уже никогда не начать жизнь заново, – засмеялась девушка. – И кто та расфуфыренная дамочка, которую ты хотел провести в дом вчера вечером? – Она посмотрела на меня. – Кстати, меня зовут Джудит.
– Аня. Я видела ваше платье на витрине. Оно изумительное.
– Спасибо, – отозвалась она, улыбаясь. – В конце недели я буду на показе, но в любое другое время заходи. Ты высокая, стройная и красивая. Могу тебя взять моделью.
Джудит уселась за руль и резко развернула машину. Взвизгнули тормоза, и автомобиль остановился перед нами.
– Подвезти тебя в редакцию, Адам? – спросила она, наклонившись к окошку с пассажирской стороны. – Или журналисты и правда не работают днем, а только вечером?
– Хм. – Адам сделал вид, что задумался, потом на прощание прикоснулся пальцами к краю шляпы и открыл дверь автомобиля. – Приятно было познакомиться, Аня. Если Джудит не подыщет тебе работу, может быть, я смогу помочь.
– Спасибо, но у меня уже есть работа, – ответила я.
Джудит несколько раз просигналила и вдавила в пол педаль газа. Я проводила взглядом рванувшую вверх по улице машину, которая по дороге едва разминулась с двумя собаками и мужчиной на велосипеде, и поднялась на свой этаж. У меня оставалось еще два свободных часа до того, как нужно будет идти в кафе, и я зашла в кухню, решив сделать себе бутерброд. Воздух в квартире застоялся, поэтому я открыла стеклянные двери, чтобы проветрить помещение. В холодильнике нашелся кусочек сыра, в буфете – половинка помидора, и я, нарезав их, положила на хлеб. После этого я налила себе стакан молока и вынесла обед на веранду. Беспокойные волны гуляли по гавани, несколько яхт снимались с якоря. Я никак не ожидала, что Сидней окажется таким красивым городом. Здесь царила праздничная атмосфера, как где-нибудь в Рио-де-Жанейро или Буэнос-Айресе. Однако я понимала, что первое впечатление может быть обманчивым. Виталий рассказывал, что он живет в районе, где лучше без особой надобности не выходить одному ночью на улицу. На двух его друзей напали после того, как они разговаривали на людях по-русски. С этой стороной жизни в Сиднее я еще не сталкивалась. Некоторые посетители иногда начинали нервничать, когда я не понимала, что они заказывают, но в целом люди вели себя вежливо.
В глубине квартиры неожиданно хлопнула дверь. Наверное, решила я, это или в спальне, или при выходе на лестницу Я пошла к двери, но оказалось, что и она, и окно над ней плотно закрыты. Посмотрев за угол, я убедилась, что дверь в мою спальню тоже закрыта. Звук снова повторился, и на этот раз я увидела, в чем дело: в соседней с нашей спальней комнате сквозняк то открывал, то захлопывал дверь. Я подошла, взялась за ручку, чтобы плотнее закрыть ее, но тут меня разобрало любопытство и я осторожно заглянула внутрь.
Эта комната была немного больше той, которую занимали мы с Ириной, но, как и у нас, здесь были две кровати, стоящие у противоположных стен. Красно-коричневые покрывала были украшены черными кисточками, под окном стоял комод. Воздух здесь явно застоялся, но пыли не было, и ковер на полу был чист. Над одной из кроватей висел рекламный плакат к крикетному матчу 1937 года. Над другой кроватью были приколоты несколько наградных лент по легкой атлетике. Подняв глаза, я заметила на шкафу рыболовное снаряжение, а за дверью теннисную ракетку. На маленьком комоде стояла фотография в рамке. На снимке двое молодых людей в форме обступили улыбающуюся Бетти с обеих сторон. Они стояли на фоне корабля. Рядом с фотографией лежал фотоальбом в кожаном переплете. Я перевернула обложку и увидела пожелтевшую фотографию двух светловолосых мальчиков в лодке. Они оба держали открытки, на которых была написана цифра «2». Близнецы. Рука невольно поднялась к губам, я опустилась на колени.
– Бетти, – всхлипнула я. – Бедная, бедная Бетти.
Грусть нахлынула на меня волной. В памяти возникло заплаканное лицо матери. Я поняла назначение этой комнаты. Здесь оживали воспоминания и оплакивалось прошлое. Здесь Бетти оставляла свою печаль, чтобы продолжать жить. Я поняла, что значит эта комната для хозяйки, потому что у меня самой было нечто подобное. Но не место, а матрешка помогала мне сохранить веру в то, что мать, которую я потеряла, оставалась частью моей жизни. Благодаря незатейливой игрушке я всегда помнила, что единственный родной человек, который у меня остался, живет не только в моих мечтах.
Я долго пробыла в комнате и все время плакала, плакала, пока не начали болеть ребра и не закончились слезы. Посидев там еще какое-то время, я вышла в коридор и плотно закрыла за собой дверь. Бетти я так и не рассказала, что побывала в комнате горестных воспоминаний, но с того дня стала чувствовать особую связь с ней.
После работы мы с Ириной решили прогуляться по Кингс-кросс. В такое время люди обычно высыпали из баров и кафе и с напитками в руках, куря и смеясь, шли по Дарлингхерст-стрит. Проходя мимо одного из баров, мы услышали «Любовь под сенью ночи», которую исполняли на фортепиано. Я подумала, что это, возможно, играет Джонни, и стала всматриваться в открытую дверь, но сквозь толпу ничего не было видно.
– В Шанхае я пела в таких заведениях, – сказала Ирина.
– Ты могла бы заниматься этим и здесь, – ответила я.
Она покачала головой.
– Они хотят слушать песни на английском. Да и вообще, после недели работы в кухне я слишком устаю, чтобы заниматься чем-то еще.
– Не хочешь где-нибудь присесть? – предложила я, показывая в сторону кафе на другой стороне улицы с вывеской «Коне Плейс».
– Ты за неделю не напробовалась молочных коктейлей на работе?
Я хлопнула в ладоши.
– Ну конечно! И как я могла до такого додуматься?!
Мы отправились дальше, мимо магазинов, торгующих сувенирами из Индии, косметикой и поношенной одеждой, пока не дошли до перекрестка с Виктория-стрит, а там свернули и побрели к дому Бетти.
– Как ты думаешь, мы когда-нибудь сможем назвать это место своим домом? – спросила Ирина. – У меня такое чувство, будто я нахожусь снаружи и всматриваюсь внутрь.
Я посмотрела на изысканно одетую женщину, которая вышла из такси и быстрым шагом прошла мимо нас. Когда-то и я была такой, как она, подумала я.
– Не знаю, Ирина, может, мне проще, потому что я умею говорить по-английски.
Ирина посмотрела на свои ладони и потерла мозоль на одной из них.
– Я думаю, что ты просто хочешь казаться смелой, – возразила она. – Раньше у тебя были деньги, теперь же приходится экономить, чтобы раз в неделю сходить в кино.
Единственное, что меня сейчас волнует, подумала я, так это поиски матери.
– Я сбегаю в банк, – сказала Бетти.
В тот день посетителей было мало. Она накинула прямо на униформу легкий плащик, бросила взгляд на свое отражение в кофейнике, подкрасила губы помадой.
– На этот раз проблем с посетителями не будет, Аня? – спросила она, пожимая мне руку. – Виталий в кухне. Если возникнут трудности, обращайся к нему.
– Конечно, – улыбнулась я.
Я смотрела на нее, пока она не вышла на улицу. Это был один из тех хмурых дней, не жарких и не холодных, когда, выйдя на улицу, хочется одеться потеплее, но если оденешься тепло, тут же становится слишком жарко.
Я протерла стойку и столики, хотя на них и так не было ни пылинки. Примерно через полчаса я услышала, как открылась входная дверь. В кафе вошли несколько девушек и направились в кабинку с портретом Джоан Кроуфорд. Одетые в деловые костюмы с прямыми юбками, туфли-лодочки, шляпки и перчатки, они, несмотря на свою молодость, хотели произвести впечатление зрелых женщин. Закурив по сигарете «Дю Морье», девушки стали выпускать в потолок струйки дыма.
Когда я подошла к ним, они окинули меня оценивающим взглядом. Одна (с широкими плечами и прыщавыми щеками) что-то шепнула остальным, и вся компания засмеялась. Я поняла, что встреча с ними добром не кончится.
– Здравствуйте, – сказала я, не обращая внимания на откровенную грубость и надеясь, что они сейчас просто закажут что-нибудь и оставят меня в покое. – Могу я предложить вам что-нибудь выпить?
Одна из девушек, полная брюнетка с волосами, зачесанными назад слишком туго для ее лица, сказала:
– Сейчас подумаю… Пррринесите мне фоды и, пошалуй, кофи.
То, как она изобразила мой акцент, вызвало хохот у остальных. Прыщавая девушка хлопнула по столу и добавила:
– А мне кофе и тертого ревеня. Но только не террртого ррревеня, а тертого ревеня, это не одно и то же.
Я подняла руку к горлу. Сжав в другой руке блокнот, я подумала, что главное сейчас – сохранять достоинство, однако почувствовала, как к лицу прилила краска. Я понимала, что не стоит придавать этому большое значение, ведь это всего лишь недостаток воспитания. Но стоя перед ними в розовой униформе, трудно было подавить в себе ощущение, что ты человек второго сорта. Я была приезжей. Реффо. Той, кого австралийцы не хотели терпеть в своей стране.
– Говори по-английски или проваливай туда, откуда приехала, – проворчала одна из девушек, но так, чтобы я услышала.
Ненависть, с которой были сказаны эти слова, застала меня врасплох. Сердце бешено забилось в груди. Я оглянулась назад, но в кухне не было слышно ни Виталия, ни Ирины. Наверное, они пошли выносить мусор.
– Точно, вали отсюда, – поддакнула толстая брюнетка, – Нам такие не нужны.
– Если вам слишком сложно понять ее идеальный английский, можете сходить заказать себе кофе на Кинг-стрит.
Мы все одновременно повернули головы и увидели Бетти, которая стояла в дверях. Интересно, как долго она за нами наблюдала? Судя по тому, как плотно были сжаты ее губы, достаточно долго, чтобы понять, что происходит.
– Правда, там напитки стоят на один-два шиллинга дороже, – добавила она. – Так что на таблетки для похудения и мази от прыщей у вас останется на два шиллинга меньше.
Девушки пристыженно замолчали. Толстушка провела пальцами по перчаткам и улыбнулась.
– Мы просто пошутили, – сказала она и махнула рукой, словно отпуская Бетти с миром. Но уже через секунду Бетти оказалась рядом. Она вплотную приблизила свое лицо к ней и сузила глаза.
– Похоже, вы не поняли, юная леди, – зашипела она, грозно нависнув над девушкой. – Я не даю вам совет. Я – владелица этого заведения, и я говорю вам, чтобы вы выметались отсюда немедленно.
Лицо девушки вспыхнуло. Губки у нее задрожали, и было видно, что она готова заплакать. Сейчас она стала еще более некрасивой, и мне, несмотря ни на что, стало ее жалко. Она встала из-за стола и бросилась к выходу, по дороге сбив автомат по продаже салфеток. Ее подруги, явно ошеломленные, поднялись и молча помчались вслед за ней. Зрелых женщин они больше не изображали.
Бетти проводила их взглядом и повернулась ко мне.
– Никогда никому не позволяй так с собой разговаривать, Аня. Слышишь? – сказала она. – Никогда! Я знаю, через что тебе пришлось пройти, и уверена, что ты стоишь двадцати таких, как они!
В тот день вечером, когда Ирина заснула, я лежала в кровати и вспоминала о том, как Бетти встала на мою защиту. Она вела себя как львица, защищающая детеныша. Только мать в подобной ситуации повела бы себя так же. Из кухни донесся какой-то шум – наверное, Бетти тоже не спалось.
Оказалось, что она сидит на балконе и смотрит на небо. На кончике сигареты, которая горела в ее руке, как светлячок, было уже сантиметра два пепла. У меня под ногами скрипнули половицы. Плечи Бетти дрогнули, но она не повернулась, чтобы посмотреть, кто стоит у нее за спиной.
– Похоже, завтра будет дождь, – еле слышно произнесла она.
– Бетти! – Я села на стул рядом с ней. Ее размышления я уже прервала, поэтому было слишком поздно давать задний ход. Она посмотрела на меня, но ничего не сказала. В неярком свете, горевшем в кухне, ее лицо казалось бледным, а ненакрашенные глаза маленькими. В сеточке морщин на лбу и складках вокруг рта поблескивал не впитавшийся еще увлажняющий крем. Без косметики черты ее лица казались более мягкими и не такими выразительными.
– Спасибо за то, что вы сделали сегодня.
– Тише! – сказала она, стряхивая пепел с сигареты за балкон.
– Не знаю, как бы я себя вела, не появись вы вовремя.
Бетти бросила на меня быстрый взгляд.
– Рано или поздно ты бы сама послала их подальше, – заметила она, проводя рукой по сеточке на волосах. – Есть предел тому, что человек может вытерпеть, прежде чем начнет защищаться.
Я улыбнулась, хотя была с этим не совсем согласна. Когда те девушки обозвали меня грязной беженкой, я поверила им.
Я откинулась на спинку стула. Ветерок, дующий с океана, был свежим, но не холодным. Я глубоко вдохнула. Впервые встретившись с Бетти, я была напугана ее грубыми манерами, но теперь, когда она сидела рядом со мной в ночной рубашке, украшенной ленточкой вокруг шеи, тогдашние мои страхи показались смешными. Бетти напоминала мне Розалину. В ней тоже сочетались сила и хрупкость. Хотя, возможно, она казалась мне хрупкой только потому, что я видела ее тайную комнату.
Бетти запустила в воздух спиральку дыма.
– Слова могут ранить посильнее пистолета, – произнесла она. – Мне это хорошо известно. Я была шестым ребенком в семье. Всего нас было восемь, и все девочки. Отец не скрывал, какой ничтожной он меня считает, и каждый раз напоминал, что я не стою тех продуктов, которыми он меня кормит.
От удивления я вздрогнула. Что это за отец, который говорит своей дочери такие вещи!
– Бетти! – воскликнула я.
Она покачала головой.
– В тринадцать лет я поняла, что мне нужно или уйти от него, или позволить ему убить все, что было у меня внутри.
– Чтобы принять решение уйти из дому, нужно быть храбрым человеком, – сказала я.
Бетти затушила сигарету, и мы обе замолчали, прислушиваясь к ночным звукам. Где-то невдалеке заводилась машина, в ночном клубе бренчала музыка.
Через какое-то время Бетти с грустью произнесла:
– Я создала собственную семью, потому что семья, данная мне от рождения, не была идеальной. Вначале мы с Томом жили бедно, но, господи, до чего же весело! Ну а потом, когда появились мальчики… В общем, мы были счастливы.
Ее голос дрогнул, и из пачки, лежащей на подлокотнике, она достала еще одну сигарету. Я подумала о той самой комнате.
Как долго вещи ее сыновей хранились там?
– Роуз говорила, что вы потеряли сыновей на войне, – сказала я и удивилась. На Тубабао я бы никогда не решилась задать кому-то вопрос, касающийся его прошлого. Тогда мне самой было так больно, что я не смогла бы принять в себя еще и чужую боль. Но сейчас мне вдруг захотелось, чтобы Бетти знала, что я понимаю ее тоску, ведь и во мне жило такое же чувство.
Бетти сжала руку, лежавшую на колене, в кулак.
– Чарли – в Сингапуре, а через месяц Джек. Это разорвало сердце Тома. После этого он уже никогда не смеялся. Потом и его не стало.
Та же тоска, которую я почувствовала в комнате сыновей, овладела мной и сейчас. Я протянула руку и коснулась плеча Бетти. Неожиданно она сжала ее. Ее ладонь была жесткой, но теплой. Глаза оставались сухими, однако губы дрожали.
– Ты молода, Аня, но понимаешь меня, – сказала она. – Те девочки, которые приходили сегодня в кафе, тоже молоды, но ничего не понимают. Я отдала жизни своих сыновей ради спасения этой страны.
Я встала со стула и опустилась на колени рядом с ней. Господи, как же я понимала ее! Наверное, как и я, она боялась ночью закрыть глаза, страшась снов, и даже среди друзей чувствовала себя одиноко. Вот только мне не дано было постичь горечь потери ребенка, тем более двух. Бетти была сильным человеком. Я чувствовала это, но вместе с тем осознавала, что, если на нее нажать слишком сильно, она разобьется вдребезги.
– Я горжусь, – твердым голосом произнесла Бетти, – что благодаря таким людям, как мои сыновья, эта страна все еще свободна, и молодежь, вроде вас, может приезжать сюда, чтобы давать жизнь новому поколению. Я сделаю все, чтобы помочь вам, и никому не позволю обижать вас.
Слезы потекли у меня по щекам.
– О Бетти!
– Ты, Виталий, Ирина, – сказала она, – теперь мои дети.
