Текст книги "Заледенел дом (СИ)"
Автор книги: Александра Лосева
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
– Мы же ругаемся, нет? – фыркнул орк, но ломаться не стал, сел и с веселым любопытством уставился на барда.
– Ругаемся, – согласилась Иефа, поднырнула под руку орка, чем безмерно его удивила, повозилась, устраиваясь поудобнее, и вздохнула. – Еще как ругаемся, кто ж спорит. Но это не повод мне шею сворачивать. Я предпочитаю ругаться в комфортных условиях. Вот так мне вполне удобно...
– А мне?
– И тебе. Что за вопросы? Практика показывает, что если ты хочешь что-то успеть в этом походе, нужно учиться совмещать. Комфорт и ругань, например. Все, я устроилась, можем продолжать. На чем мы остановились?
– Ты просто невозможная нахалка, – покачал головой Норах и снова фыркнул. – Тебе кто-нибудь говорил?
– Регулярно, – сонно пробормотала полуэльфка и еще немножко поерзала. – По-моему, мы остановились на том, что тебе будет очень зябко в горах без рубахи.
– А...
– А без рубахи ты будешь, потому что я ее сожгу.
– А...
– А сожгу я ее, потому что ты неисправимый хам и грубиян.
– А...
– А грубиян ты, потому что нарычал на меня оскорбительно, когда я только и делала, что заботилась о твоём здоровье... Это было очень обидно. Я переживала, а ты рычал. Разве так можно? И лютиков не принес.
– Иефа!
– А?
– А ругаться с тобой – это всегда так бессмысленно и беспощадно... скучно?
– Да, Норах. Только так.
– Тогда и смысла нет...
– Ничего себе! – Иефа приняла вертикальное положение и с шутовски изумлением уставилась на следопыта. – Да ты, оказывается, – умный?!
– Я тот еще мудрец! – расхохотался орк и потешно ткнул полуэльфку в плечо. Иефа вякнула и завалилась на бок. Со стороны общего лагеря раздалось возмущенное бурчание мага, который, ни на кого конкретно не намекая, громко интересовался у ночного неба, наступит ли когда-нибудь блаженная тишина, и есть ли, в конце концов, совесть у представителей некоторых профессий, а именно: бардов и шантажистов. Иефа воровато глянула по сторонам, грозно шикнула на орка, села, обняла колени руками.
– Я очень испугалась за тебя, – совсем другим тоном – тихо и почти жалобно проговорила она. – Очень испугалась, понимаешь? Я думала, ты умрешь. А ты все ершился и хорохорился, а потом вдруг взял и сбежал. И я разозлилась. И спалила к монахам твою рубашку. Прости.
– Принято, – кивнул Норах.
– И всё? – не поверила своим ушам Иефа.
– А что еще?
– Ты должен был объяснить, почему ты нарычал и сбежал, а потом тоже попросить прощения.
– Да ну, зачем?
– Норах! – Иефа выписала орку подзатыльник и здорово ушибла руку.
– Иефа, сколько можно?! – страдальчески завопил Зулин из общего лагеря.
– Ты бессовестный тип! – перешла на зловещий шепот полуэльфка. – Ты все испортил!
– Начнем заново? – невинно поинтересовался Норах. – Я с удовольствием еще раз послушаю, как ты извиняешься. Судя по всему, это происходит очень редко. Почти никогда...
– Иди ты – знаешь, куда?! – Иефа разозлилась не на шутку, попыталась вскочить на ноги, но треклятый орк в самый ответственный момент потянул ее за рубаху, Иефа потеряла равновесие, неловко плюхнулась на попу и забарахталась, размахивая руками-ногами, как всклокоченная божья коровка особо крупных размеров, и зашипела от возмущения. – Пусти! Пусти меня! Собака фальшивая!
– Да тихо ты, у Зулина сейчас припадок случится!
– Знаешь – что?!
– Не знаю, скажи.
– Ложись немедленно.
– Ой! – орк собрал рот куриной гузкой, выпучил глаза и кокетливо прикрыл грудь краешком плаща, как престарелая герцогиня, на чью честь и невинность покушается немытый угольщик. Иефа крепилась секунды три, сцепив зубы, но все-таки не выдержала – разразилась громким и совершенно не изящным хохотом, вспугнув Вилку и переполошив весь лагерь.
– Да вы охренели совсем! – взревел Зулин, которому Зверь спросонья оттоптал то ли ухо, то ли щеку. – Вы на пикнике что ли, мать вашу?! Вы вообще понимаете, что такое режим секретности, что значит соблюдать тишину, что такое тайная миссия, в конце концов?! При всем моем уважении, демон тебя задери, Иефа, с момента твоего появления ты то сходишь с ума, то несешь полную околесицу, то горланишь дебильные песни, то сжигаешь лагерь, то ржешь, как бешеная лошадь – и всё это, прошу заметить, ты делаешь исключительно громко! Ты способна заткнуться? Иногда я начинаю думать, что все, кто хотел тебя пристрелить на протяжении твоей жизни, не были так уж неправы!
Повисла неловкая пауза.
– Зулин, – тихо сказала дриада.
– Что – Зулин?! Ну, что – Зулин?! – рявкнул маг, но уже без прежнего запала.
– Ложись спать, Зулин, – спокойно проговорила полуэльфка. – Я больше не буду шуметь. Извини, что побеспокоила.
***
Лагерь спал. Испугавшись самого себя, быстро и без помех уснул маг. Зверь еще вздрагивал некоторое время и шевелил ушами, чутко прислушиваясь к ночному лесу, и дремал в полглаза, и в узенькой щелочке между веками поблескивал бдительный кошачий зрачок, но в конце концов уснул и он. Беззвучно спала дриада. Стив горестно похрапывал, сидя у костра, – он так и не лег, заснул, обняв свой топор и страдальчески нахмурив брови. Аарон дежурил, и его, как всегда, не было видно.
Иефа сидела, обняв посапывающего совомедведя, смотрела в огонь и легонько перебирала перышки на загривке бестии.
– Сегодня восьмичасового сна тоже не получится, – грустно сказала она.
– Да, – согласился Норах. – Сегодня тоже не получится.
– Придется тебе, значит, дальше с нами идти.
– Придется.
– Потерпишь?
– Иефа.
– А?
– На самом деле я тоже очень испугался. За тебя. Поэтому рычал. Мне нужно было, чтобы ты посмотрела мне в глаза и сказала, что с тобой все хорошо. Только так, понимаешь? Посмотреть мне прямо в глаза, чтобы... Я не знаю, как объяснить! Чтобы я увидел тебя. Тебя, понимаешь? Чтобы как в озере отразиться, вот так, ясно, и сказать – "Норах, это я. Со мной все хорошо" Чтобы я понял, что можно больше не бояться. А ты кудахтала, как сумасшедшая курица. И эльф этот ваш занудный...
– Норах.
– Нет, я все понимаю, он целитель там и прочий хрен, но...
– Норах.
– Что?
– Норах, это я. Со мной все хорошо.
– Хорошо. Это хорошо. Да, – орк потер лоб. – Да. Да, всё правильно. Молодец.
– А ты? С тобой всё хорошо? Норах, мне же тоже нужно знать, понимаешь? Очень нужно знать, что с тобой все хорошо. Потому что если с тобой всё плохо – это ведь из-за меня, понимаешь? Я половины не помню, все смутно, размыто, как во сне. Но она попала в тебя. Целилась в меня, а попала в тебя. Прямо в сердце. Я почувствовала, как стрела пробивает сердце. А ты жив... Ты жив?
– Жив.
– Ты уверен?
– Да.
– Мне тоже нужна успокоительная фраза. Что-нибудь вроде "Иефа, это я. Со мной все в порядке" Чтобы я поняла, что мне больше нечего бояться.
– Иефа, – Норах сгреб полуэльфку в охапку и слегка встряхнул, – Иефа, это я. Со мной все в порядке.
– Да, спасибо. Теперь отпусти меня, пожалуйста, кажется, ты мне пару ребер сломал. А, нет, ничего, все целы. И вот еще что: они молчат и отводят глаза, будто стряслось что-то... что-то стыдное, неприличное. Я опять отличилась?
– Не знаю. Я же ушел. Но я думаю, да, отличилась. Ты не помнишь?
– Не помню. И они не говорят. То ли щадят мои чувства, то ли не доверяют. Я не в обиде. Это даже хорошо, что они молчат. Я хочу попытаться вспомнить сама. Я просто хотела попросить тебя – никогда не делай вид, что ничего не произошло, особенно, если что-то все-таки произошло. Это ужасно выводит из себя.
– Хорошо, не буду.
– И последнее. Скажи, тебе было больно?
– Когда?
– Когда она выстрелила в тебя. Тебе было больно? Тебе сейчас больно?
– Нет, Иефа. Мне не было больно. И сейчас мне тоже не больно. И я скажу тебе, почему. Потому что и тогда, и сейчас – больно тебе. Правда ведь?
– Норах...
– Нет, скажи. Хватит ёрничать. Хватит делать вид, что ты вся такая выдержанная и стойкая – мы оба прекрасно знаем, что ни хрена подобного – и не выдержанная, и не стойкая, и вообще... Мне-то можешь не врать.
– Норах!
– Что?
– Лес...
Орк осекся, застыл, тревожно огляделся. Что-то было не так. Что-то, какое-то едва ощутимое, неприятное прикосновение к сознанию, вертлявая мыслишка на задворках памяти, тень звука на грани слуха, что-то. Что-то, что скребло противно и каверзно, но не давалось в руки. Иефа вся подобралась, пружиня, поднялась на ноги, застыла, настороженно прислушиваясь. Норах закрыл глаза, выдохнул, пытаясь раствориться в ночных шорохах. Потом понял, что растворяться не в чем. Лес молчал. Глухо. Мёртво.
– Буди остальных.
Иефа кивнула, дернулась в сторону основного лагеря и вскрикнула, едва не упав. Древесная плеть, черная, шипастая, едва различимая в чернильном ночном воздухе, в секунду оплела ее ноги и поползла, пытаясь дотянуться до горла.
– Нет-нет-нет-нет-нет! Ну, только не это опять! – донеслось со стороны лагеря страдальческое бормотание мага. – Иефа, ну я же просил...
– Тревога! – не своим голосом проревел орк. – Подъём!
– Где?! Кто?! Что?! Твою мать!!!
– Руби! Руби, Стив!
– Зулин, огневиком, огневик, слышишь?!
– Помогите, помогите!
– Слишком много, я не справляюсь, помогите мне, кто-нибудь...
– Ааронн! Ааронн!
У Иефы шумело в ушах, и перед глазами плыли оранжевые пятна. Шипастая плеть добралась до горла, захлестнула намертво и рвалась к земле, и тело сгибалось, сгибалось под немыслимым углом, и таким огромным счастьем казалась возможность вдохнуть, просто вдохнуть. Острая боль прошила позвоночник. «Лес сломал мне спину», – отрешенно подумала полуэльфка и перестала бороться, поплыла, поплыла, качаясь и кружась, по тягучим волнам обморока. Панические суматошные звуки борьбы, лязг, крик и клекот отдалились и начали затихать, и так спокойно, мирно...
– Иефа! Задница ж Мораддинова, да что б тебя налево – Иефа! – Стив рубил с плеча, наотмашь, и все никак не мог пробиться к костерку на отшибе, и не мог разглядеть, что там творится. Когда из земли поперли корни, он даже не сразу проснулся. Начал рубить направо и налево, не открывая глаз, и только застряв в петле колючего древесного щупальца, окончательно пришел в себя, покрыл матом все породы деревьев в целом и дубы в частности – почему дубы, спрашивается? – и принялся рубить осознанно, увлеченно, со знанием дела. А потом понял, что не слышит барда. Все вокруг звучали как-то: завывал утробно Зверь, истерически покрикивал маг, напевно плела заклинания Этна, ухал-клекотал совомедведь, рычал мерзавец-орк, атлетически-коротко гикал Ааронн, хлопал крыльями... Пигалица молчала. И пробиться к ней Стив никак не мог, застрял на месте, будь оно все проклято, поэтому звал и звал, и понимал, что скорее всего уже не дозовется.
– Иефа!
Нужно было позвать орка, его было слышно, он точно был жив, но Стив не мог себя заставить. Это было равносильно... Это было все равно, что снова уйти из пещер, вот так.
– Иефа!
Пигалица не отзывалась.
– Ааронн! Ааронн! Откуда это? С какой стороны?
– Отовсюду! Мы не справимся, нужно уходить! Зулин, Стив!
– Мать вашу! Вашу ж мать!
– Нужно уходить, слышите?!
– Куда уходить, твою мать?! Они везде!
– Не знаю, Стив, я не знаю! Но тут оставаться нельзя, их слишком много...
Зулин швырнул огневик в гущу веток, дернулся на предупредительную мысль Зверя, обернулся, задел крылом что-то живое и шершавое, заметался, пытаясь выиграть себе время на создание формулы. «Не успеваю! Не успеваю!» Крылья мешали. Зулин так и не научился их как следует контролировать. Они были предательской частью тела, ненадежной и коварной: норовили раскрыться именно тогда, когда необходимо было сконцентрироваться на заклинании, или когда нужно было контролировать дыхание, или когда самым важным было соблюдать тишину и секретность. Проклятые крылья, словно почуяв, что никто за ними не следит, начинали жить своей жизнью, мало понятной и мало приятной их хозяину.
Когда Зулин загадывал себе крылья, он представлял себе всё несколько по-другому. Он практически видел себя гордым владельцем крыл орлиного размаха, парящим высоко над верхушками деревьев и метко плюющим на головы своих неудачливых подчиненных. Царь среди птиц. Независимый и прекрасный. На выходе получилось, что даже у Вилки лапокрылья были на порядок симпатичней – потому что в перьях. Перепончатое недоразумение за спиной Зулина удручало его и бесило. Крылья не получалось использовать – ни в бою, ни в быту, нигде и никак. Зато крылья отлично работали в сторону уничтожения самого мага – Зулин даже тайком думал, что именно это является главной задачей крыльев – убить его в конце концов.
"Справа, шевелись!" – протелепал Зверь. Зулин метнулся влево, формула прервалась, огневик сорвался с ладони – маленький и жалкий. Нужно было давно научиться подвешивать незавершенные формулы про запас, чтобы в нужный момент замкнуть их одним словом, но это требовало постоянных дополнительных усилий, а Зулин так уставал. Демон Баатора!
"Обернись!" – маг не успевал за мыслями фамильяра, не успевал катастрофически, этот постоянный недосып, эти бесконечные нервы, эти безумные марши по лесу, а главное – границы стираются, и ни хрена не понять, кто плохой, кто хороший, где – суровое да, а где – категорическое нет. Ладно, пусть уже и не суровое, и не категорическое – обычное, понятное да и нет, неужели это так сложно? И неудобоваримая смесь добра и зла затягивала Зулина, как зыбучие пески, вязала по рукам и ногам, и – да, по крыльям тоже, и скорость реакции скатывалась в бесконечный глухой ноль.
"Сзади, идиот, не спи!"
"Я не успеваю!"
Что больно – дошло не сразу. Что-то плескалось под лобной костью, а потом взорвалось белым фейерверком – БОЛЬ! Зулин закричал, дернулся, понял, что попался, что держат и уничтожают со спины, что больно не от рук и ног или лопаток, больно от проклятых крыльев, больно-странно, как будто письма с болью приходят с запозданием на несколько секунд из другого плана.
"Планар убит не своими крыльями..."
Фейерверки в голове залили все белым светом, и только горячая пульсация в висках давала понять – это удары, вот сейчас толчок, и больно на одну невозможность сильнее, чем было до этого, а вот эта боль, которая потом, – это отголосок, это круги на воде – но демон Баатора, как же их много, кругов, и все снова сливается в один белый свет, и опять пульсация.
"Зулин! Зулин! Крылья, тебя пришпилило!"
Как бабочка на булавке. У безумного Мо была коллекция коробочек с прозрачными крышками, и там, в этой коллекции, кого только не было – жуки, скорпионы, богомолы, стрекозы, мотыльки, бабочки – всех видов и размеров. Зулин чувствовал себя сейчас одним из экспонатов. Под прозрачной крышкой, пришпиленный к атласной подушечке. Только булавок много – тысячи, тысячи булавок! Как же больно...
– Стив, помоги ему! Ты ближе, я не доберусь!
– Как?! Как я ему помогу?! Ты видишь – его насквозь прошило раз пятнадцать, если не сто!
– Я не знаю! Сделай что-нибудь!
– Зулин! Зулин! Очнись! Слышишь? Зулин!
– Он в отключке, не рви глотку, а чтоб тебя! Этна, сможешь удержать тут? Мне нужно...
– Нет, Ааронн, не смогу!
– Орк! Орк!
– Не могу, ее заплело! Не до вас! Лучше вы мне помогите!
– Стив, руби. Тебе придется рубить, Стив, как с рогами, помнишь?
– Тогда выбора не было!
– Сейчас тоже нет выбора, Стиван!
– Может, вытянем?
– Не вытянем, руби!
Стив выдохнул, разнес в щепки толстенную ветку, нацелившуюся захлестнуть ему ноги, и впервые в жизни подумал, что, кажется, ненавидит свой топор. Зулин безвольной тряпичной куклой мотался вправо-влево, чуть-чуть не доставая ногами до земли, а его распростертые крылья, как канву на пяльцах, опутывали и пронзали шипастые щупальца, и проделывали в кожистых перепонках все новые дыры, словно безумная демоническая вышивальщица орудовала сотней игл одновременно. Маг не реагировал – был без сознания, во всяком случае, Стив очень надеялся на это.
– Стив, руби!
Чтоб оно все было проклято!
Стив ударил.
Рубить ветки было легче.
Глава 10
– Ты меня беспокоишь, – хмуро сказал эльф.
– В каком смысле?
– Во всех. И меня это бесит. Иногда мне хочется, чтобы тебя просто не было.
– Ну что ж, – Иефа неопределенно усмехнулась. – У нас с тобой полная взаимность.
– В каком смысле?
– Во всех. Иногда мне тоже хочется, чтобы тебя просто не было.
– Иногда?
– Иногда.
Ааронн надолго задумался, глядя в огонь. Иефа закрыла глаза и стала вспоминать слова песни, пришедшей откуда-то издалека, вроде бы и случайно, но это "вроде бы" было всего лишь неуклюжей отговоркой. Конечно, стоило бы поменьше врать – Иефа отлично знала, почему пришла эта песня, и про кого она. Вернее, для кого. И так не хотелось отвечать на вопросы.
– А сейчас? – неожиданно спросил Ааронн, все так же глядя в костер.
– Что сейчас? – не поняла полуэльфка.
– Сейчас тебе тоже хочется, чтобы меня просто не было?
Иефе вдруг стало грустно.
Сейчас я скажу, что нет, потом он обнимет меня за плечи, потом скажет какую-нибудь глупость... Или нет, для глупостей он не годится. Будет по-другому. Он обнимет меня за плечи, потом поймет, что такая позиция предполагает хоть немного лирики, а лирики ему совсем не хочется... Он загонит себя в угол, выбраться из которого можно только одним способом: начать говорить о работе. Он спросит, откуда же все-таки эта песня, и напомнит, что я обещала ответить. А потом в ходе беседы незаметно уберет руку, а еще через полчаса вежливо пожелает спокойного дежурства и отправится спать, а утром все будет, как раньше... Может, не отвечать?
– Так что сейчас? – настойчиво повторил Ааронн.
– Нет. Сейчас – нет, – машинально ответила Иефа.
– Мдаа... – задумчиво протянул эльф. – Сейчас тебе, по-моему, просто все равно.
– Мне не все равно! – вскинулась полуэльфка.
– Правда?
– Правда.
– Ты странная, – сказал Ааронн, обнимая барда за плечи. – Зачем ты все время врешь?
– Я не вру! – возмутилась Иефа, а сама подумала: "Действительно, зачем?"
Потрескивал костер, Иефа недоверчиво ощущала руку друида на своем плече, Ааронн смотрел в огонь, иногда украдкой поглядывал на полуэльфку, молчал и улыбался каким-то своим мыслям.
– Я думала о том рыцаре, – с мрачной решимостью сказала Иефа и внутренне съежилась, ожидая реакции.
– Послушай, – медленно произнес Ааронн, повернулся к полуэльфке и очень серьезно посмотрел ей в глаза. Иефа вздрогнула, напряглась: глаза эльфа оказались слишком близко, так близко, что видны были желтые искорки, пляшущие в глубине, и, наверное, если придвинуться еще ближе, можно будет прочесть мысли. – Я... Мне не очень хочется обсуждать это сейчас. Давай отложим рабочие разговоры на утро. Хорошо?
– Но ведь... – задушено пискнула Иефа. – Я же обещала...
– На утро, – шепотом по слогам повторил Ааронн.
Эльф придвинулся еще ближе, Иефе стало душно и страшно, казалось, что лицо Ааронна заполнило собой небо, и теперь, куда не посмотри – везде встретишь глубокий, чуть насмешливый взгляд, и везде будут подрагивать в предвкушении улыбки уголки тонких губ, и... "Мамочки, какой же он чужой!" – в панике подумала Иефа. Рыжие отблески костра плясали на щеке, и темная прядь на лбу, мешает...
Иефа осторожно, боясь спугнуть огненные блики, подняла руку и убрала прядь, и тут краем глаза заметила... нет, показалось, конечно, показалось... не было ничего особенного в воздухе над костром, разве что... Но тут Ааронн провел пальцами по её щеке, и воздух стал плотным, Иефа подумала, что теперь его можно резать ножом на ровные кубики, и можно, наверное, даже построить из этого воздуха стену или сложить очаг, но вот дышать – дышать этим воздухом нельзя. И как это возможно – защититься одновременно и от плотного воздуха, и от эльфа, Иефа не понимала. Защититься? Ааронн наклонялся всё ближе, а полуэльфка всё отстранялась и отодвигалась, пока её тело не выгнулось под совсем уж странным углом, и, кажется, Ааронна это здорово забавляло. Во всяком случае, он даже не пытался ей помочь. "Как это глупо! – мысленно взвыла Иефа. – Да почему же это так глупо?!"
– Иефа, – тихонько позвал Ааронн.
– А? – задушенно отозвалась полуэльфка.
– Сейчас произойдёт одно из двух: или я тебя наконец-то поцелую, или ты сначала упадешь, а потом уже я тебя наконец-то поцелую. Во втором случае будет чрезвычайно неловко.
– Или нам кто-то помешает! – выпалила Иефа.
– Кто?
– Я... я не знаю... – полуэльфка потёрла лоб, чувствуя, как начинает плескаться странно знакомая боль под лобной костью. – Что-то не так.
– Что не так? – друид довольно бесцеремонно обхватил барда за талию и резким рывком приблизил к себе. Иефу затрясло. – Не бойся. Ну, что с тобой? Это должно было произойти, ты же знаешь, ты тоже это чувствовала...
– Чёрт, да ничего я не чувствовала! – в отчаянии воскликнула Иефа и вскочила на ноги.
– Зачем ты отрицаешь очевидное? – Ааронн тоже поднялся и снова обнял взъерошенную полуэльфку. – Всё к этому шло. Не притворяйся, что не хочешь этого.
– Что-то не так! – Иефа вцепилась в рубаху эльфа и попыталась встряхнуть его – не вышло. – Ааронн, пожалуйста, послушай, что-то не так! Неужели ты не чувствуешь, не понимаешь, не видишь?! Ааронн!
– Я чувствую... – эльф взял лицо Иефы в ладони и прижался лбом к её лбу. – Я чувствую, что дальше так невозможно. И я понимаю... Я понимаю, что ты боишься и не доверяешь. И я вижу... Я вижу, как сильно ты хочешь поверить, что мы...
– Ааронн! – Иефа отчаянно рванулась из рук эльфа и в панике заметалась по лагерю, спотыкаясь о неподвижные тела Зулина и Стива. – Почему они спят?!
– Они устали, – раздосадованно пожал плечами проводник. – Ну, прекрати эту беготню, иди ко мне...
– Нет! – истерически выкрикнула Иефа и в ужасе схватилась за голову. Необъяснимый животный ужас гладил холодными липкими пальцами хребет. Как будто вот-вот, как будто что-то... – Я не знаю... Я с ума, наверное, схожу... Неужели ты правда не чувствуешь?! Что-то не так, будто из палочек домик построили, а потом одну палочку выдернули... Очень важную палочку, на которой всё держится! И это сразу не заметишь, не узнаешь, пока всё не рухнет тебе на голову – а оно рухнет, оно рухнет – в любую секунду!
– Иефа, это слишком образно – что на тебя рухнет? Небо? Прекрати паниковать из-за такой простой вещи, как поцелуй.
– Что-то забрали, украли, неужели ты не понимаешь?
– Нет, я не понимаю!
– Подожди, подожди, не злись... – Иефа жалобно посмотрела в гневное лицо друида и съежилась. – Я прошу тебя, я умоляю, просто поверь мне... Давай... давай сядем – и давай... может, получится найти это?
– Ты сумасшедшая.
– Да! Я прошу тебя, пожалуйста... Да, я сумасшедшая, только не злись, помоги мне, ладно? Мы с тобой сядем, там, где сидели, и я попытаюсь понять, хорошо? Только ты не мешай мне, не... – Иефа запнулась и с мольбой посмотрела на друида.
– Хорошо, я понял – не, – тяжко вздохнул Ааронн и вернулся на своё место у костра. – Не – так не. Что бы ты под этим ни подразумевала, я буду не – изо всех моих эльфских сил. Только успокойся, а то ты и правда смахиваешь на буйно помешанную.
– Да, – неуверенно кивнула Иефа и осторожно села рядом с Ааронном.
– Что теперь?
– Ты смотрел в огонь.
– Поправка: я обнимал тебя за плечи и смотрел в огонь.
– Да.
– И?
– Ты можешь... в смысле... не то, чтобы я тебе разрешала или не... разрешала. Я имею в виду – если тебе не сложно, и если ты не передумал мне помогать, я бы попросила тебя...
– О боги... – страдальчески закатил глаза эльф, обхватил барда за плечи и демонстративно уставился в огонь. – Дальше?
– Дальше я сказала, что, когда пела, думала о том рыцаре. А ты сказал, что разговоры о работе нужно отложить на утро...
– И я продолжаю настаивать на том, что это весьма мудрая мысль, – сварливо встрял эльф.
– Хорошо, да, мудрая... – Иефа сжала виски, крепко зажмурилась. Это было где-то здесь – в этом временном отрезке, между тем, что он собирался сделать после этих слов и её приступом паники. Где-то здесь что-то случилось. Или... не случилось? Очень мешала рука Ааронна на плече – она была такой странной, чуждой... неуместной. Как будто это должна была быть вообще не его рука, как будто Иефа грабила сейчас кого-то. "Да что со мной такое?! Это же Ааронн, я же..."
– Мне надоело, – Ааронн резко развернул Иефу к себе лицом. – Что за игры, в конце концов? Признай просто, что ты...
– Декорация! – шепотом воскликнула Иефа, на которую вдруг ушатом ледяной воды обрушилось ощущение страшной фальши.
– Что?
– Это декорация! Послушай, пожалуйста, послушай, я не сумасшедшая! Ты не можешь хотеть меня поцеловать, Ааронн, это ненормально, это абсолютно противоестественно!
– Почему?
– Потому что... Это должен быть кто-то другой. На моём месте. Кто-то другой. Или на твоём – кто-то другой! В любом случае, со мной или с тобой – но это другие, понимаешь? Неужели ты не понимаешь – боги, это же так ясно... И потом – я не хочу, понимаешь?
– Это неправда.
– Правда! Я не говорю, что вообще никогда, но... Я не хочу так, как будто между тем, когда я хотела и тем, когда я не хочу, прошло три жизни и ещё один насыщенный день, понимаешь? Я не хочу застарело, давно, а это абсурд, потому что еще когда ты нес меня на руках к костру, я думала, я – нет, я боялась думать, но оно бродило там, в голове, что, возможно, ты... и я... Поэтому я и говорю, что это где-то здесь, возле костра, оно случилось, пока мы разговаривали у костра, как будто вырезали целую эпоху, а мы не заметили... и потом, когда ты обнял меня, когда наклонился, когда...
– Так наклонился? – вкрадчиво спросил Ааронн и снова оказался очень близко. Иефа завороженно застыла. Какого цвета у него глаза? Под ложечкой ныло противно и тонко, и страх, этот мерзкий, липкий страх, от которого становятся ватными колени.
– Так... Сейчас... должно что-то произойти.
– Давно пора, – шепнул эльф, и оказалось, что его лицо заполнило собой небо, и теперь, куда не посмотри – везде встретишь глубокий, чуть насмешливый взгляд, и везде будут подрагивать в предвкушении улыбки уголки тонких губ, и... Рыжие отблески костра плясали на щеке, и темная прядь на лбу, мешает. Иефа осторожно, боясь спугнуть огненные блики, подняла руку и убрала прядь, и тут краем глаза заметила...
– Стой! Нет! Вот сейчас! Где оно?! Почему ничего не случилось?!– полуэльфка дёрнулась в сторону костра, но вдруг обнаружила, что Ааронн не просто сидит рядом, а крепко, очень крепко держит. – Пусти! Что ты делаешь?
– Как я уже говорил, мне надоело, – ядовито-любезным тоном пояснил Ааронн. – Ты окончательно свихнулась, так что... – он картинно вздохнул, – то, что ты собиралась мне дать, пока была в здравом уме, мне придётся взять самому.
– Что?! – едва выдохнула Иефа, не веря своим ушам. – Что ты сказал?!
Эльф криво ухмыльнулся и повалил барда на землю. Иефа охнула, больно стукнувшись затылком, и тут до неё дошло, что это не сон и не видение, и что он не шутит, он на самом деле собирается... что?!
– Стив! – её отчаянный крик должен был разнестись по ночному лесу, но он застрял в плотном воздухе, застрял и затих, так и не прозвучав как следует. – Стив, очнись! Стив! Тревога! Зулин! Помогите!
– Никто не поможет, – засмеялся Ааронн, увернулся от беспорядочных бардовских попыток сопротивляться и ударил Иефу по лицу – коротко и сильно. Голова полуэльфки беспомощно мотнулась в сторону, перед глазами поплыли огненные пятна, пошла носом кровь. Она не видела лица эльфа – оно пряталось за пляшущими оранжевыми кругами, но Иефа чуяла нутром – он улыбается.
– Стив! Стив! Зулин! На помощь! – звала она, вертясь ужом и вслепую отбиваясь от Ааронна. – Стиив!
– А знаешь, почему они не просыпаются? – Ааронн рванул на ней одежду, ворот рубахи затрещал. – Потому что они мертвы. Я убил их во сне. Зарезал, чтобы не мешали.
– Нет!
– Да. И что ты с этим сделаешь, а? Что ты можешь? Ты же никто, ничто, пустое место, вещь, подстилка, я поимею тебя, как положено поступать со всеми шлюхами-бастардами, а потом тоже прирежу и прикопаю под ближайшим деревцом. Так что заткнись и смирись.
– Я убью тебя... убью тебя... – задыхаясь, бормотала Иефа и боролась, боролась, как загнанный в угол дикий зверь, но всё было бесполезно. Медленно, вязко, как во сне, словно у взбесившегося эльфа было не две руки, а десять, и он держал её, как в тисках, и одновременно шарил по телу руками, и это было так мерзко, так невыносимо мерзко, что сердце заходилось в истерике и билось где-то в гортани.
– Да-да, конечно, убьёшь, как же, как же – ты ничего не умеешь, ни драться, ни колдовать... Хотя... может, ты надеешься победить меня магией? Это было бы даже забавно – а ну-ка, покажи, на что ты способна! Если удивишь меня, я, пожалуй, сохраню тебе жизнь.
– Нет! Нет!
– Ты не хочешь жить? Ни за что не поверю – ну, давай, повесели меня, скажи какое-нибудь из своих Слов! Смотри, я даже освобожу тебе одну руку... Ах ты, тварь! – Ааронн сгрёб в кулак Иефины пальцы, которыми она вцепилась ему в щёку, сгрёб, с силой сжал, и дернул под неестественным углом. Захрустели кости, Иефа зашлась криком. – Колдуй, сучка! Защищайся, мразь, иначе я тебя искалечу! Колдуй, или я не оставлю тебе ни одной целой кости! – эльф размахнулся и снова ударил Иефу по лицу, и снова, и снова. Иефа уже не била в ответ, а просто пыталась отползти, закрыться, но он сидел на ней верхом и лупил, куда доставал, без разбору. И кричал, чтобы она колдовала. Иефа слепла и глохла, и уже, кажется, вся превратилась сплошной кровоподтёк, и надо было, надо было послушать его и крикнуть Слово, пока еще хоть как-то шевелятся губы, но нельзя было использовать магию. Почему-то нельзя было – Иефа не помнила, почему, и не понимала, зачем это нужно обезумевшему друиду – но держалась из последних сил. А потом у в руках эльфа откуда-то взялся нож, и он принялся резать её, неглубоко и несмертельно, но безумно больно, выводя на измочаленном лице какие-то нехитрые кровавые узоры.
– На помощь! Кто-нибудь!
– Ты такая упрямая, такая непослушная. А что, если я выколю тебе глаз? А? Что ты думаешь?
– Помогите!
– Здесь больше никого нет, только ты и я, только ты и я, пичуга, – эльф снова засмеялся, и тут Иефа вдруг всё поняла. Она перестала сопротивляться и застыла, во все глаза глядя на Ааронна. – Ты в моей власти. Так что, сделаешь, что я хочу, или помрёшь мученической смертью?
– Помру, – ответила Иефа. Глова гудела, и лицо эльфа плыло и стиралось, но это было уже не важно. Чтобы понимать, ей больше не нужно было видеть. – Бей. Я не буду сопротивляться.
– Будешь! – яростно прошипел друид и вонзил нож в бардовское предплечье. – Будешь, и ещё как, – и он с усилием прокрутил лезвие в ране.
– Неееет! – простонала-прохрипела Иефа, корчась от боли. – Нет...
– Почему?! – в бессильной ярости выкрикнул Ааронн, резким движением выдернул нож и отшвырнул его прочь куда-то во тьму. – Тебе что, нравится?! Нравится, когда тебя пытают?! О, ну, так уж я доставлю тебе удовольствие, эльфийское ты ублюдочное отродье, не сомневайся!
