Текст книги "Мы вдвоем и он (ЛП)"

Автор книги: Александра Амбер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

– Дерьмо, эти яйца, похоже, стальные, – бормочет он себе под нос. Я кусаю губы, чтобы не засмеяться, но когда Бен заливается смехом, я больше не могу сдерживаться. Джей бесшумно смеется, его плечи содрогаются. Я смеюсь до слез, сгибаюсь на стуле, чувствуя себя сумасшедшей, так же, как и вся эта ситуация.

Я не имею понятия, как эти двое все себе представляли, но после завтрака мы вместе убирались на кухне, пока Бен рассказывал о своей работе в Сиэтле, как будто ничего не произошло. После мы перешли в гостиную. Мы с Беном расположились на диване, а Джей сел в кресло и вытянул ноги. Он выглядит как ленивый кот.

– Какие планы у тебя на будущее? Ты же не собираешься до конца своей жизни изобретать игры? – спрашивает Джей.

– Конечно. – Бен чешет за ухом и бросает Джею удивленный взгляд. – А что мне еще делать?

– А что с тобой? – говорю я. – Ты до конца жизни собираешься показывать дешевые фокусы?

– Ай. – Джей потирает подбородок, не отрывая своего взгляда от меня.

– А ты можешь что–нибудь другое предложить? Я еще ребенком мечтал стать волшебником, но не было достаточно навыков. – Бен улыбается Джею. Я закатываю глаза, когда Джей достает из кармана колоду карт.

– О, пожалуйста, – говорю я умоляюще. – Ты серьезно сейчас хочешь это делать? Мы не можем…

– Серьезно, Миа, мне нравится это, – говорит мой муж. Я с удивлением смотрю на него, потому что раньше этого не знала. Когда живешь с человеком семь лет, большинство из них в браке, кажется, что все друг о друге знаешь. Но сегодня мой муж удивляет меня каждую секунду. Он будто незнакомец, и я хочу об этом поговорить. Спросить его, что происходит, и о чем он думал? Но он просто кладет руку мне на плечо, как будто показывая этим Джею, кому я принадлежу. Потом Джей показывает нам фокус, в конце объясняя Бену, в чем заключается трюк.

Даже я удивлена, насколько, на самом деле, все просто, но как эффектно выглядит. Я бы в жизни не догадалась, что разгадка такая простая. А еще меньше я ожидала, или вообще думала, что вот так буду сидеть со своим мужем и мужчиной, с которым я ему изменила, в гостиной. В то время как Бен наклоняется над журнальным столиком и пытается повторить карточный фокус, Джей, вдруг, наклоняется надо мной, так близко, что я вся сжимаюсь.

– Смотри сюда, Бен, – говорит он, и мое сердце начинает трепыхаться, как у пойманной в клетку птички. Это странно.

– Джей, – шепчу я, чувствуя его дыхание на своем лице. Но он только улыбается, не отодвигаясь ни на сантиметр. Осторожно я бросаю взгляд на Бена, но он с нечитаемым выражением лица наблюдает за нами, как примерный ученик, и улыбается.

– Я знаю, что находится под этой футболкой, – шепчет Джей мне в ухо, поглаживая пальцами мои ключицы и ямочку между ними. Мои соски мгновенно твердеют, и я начинаю задыхаться.

– И вижу там… – и внезапно засовывает руку в вырез футболки, что я пищу от неожиданности, и достает оттуда розу и полураскрытым бутоном и сует мне под нос.

– Нет! Серьезно? Вау! – Бен встает и подходит, чтобы поближе рассмотреть розу. Прямо перед Джеем он наклоняется ко мне. Его дыхание опаляет мое лицо, наши взгляды встречаются, я вижу огонь в его глазах, и понимаю, о чем он сейчас думает. Я стремительно краснею.

– Как ты это сделал?

– Не думай, что я тебе все рассажу, – говорит Джей и хлопает Бена по плечу. – Жизнь потеряет смысл, если все тайны будут раскрыты.

Мое сердце выскакивает из груди оттого, что оба мужчины находятся так близко. Я вся горю. Их запах, их тепло, их крепкие, мужские тела – такие хорошо знакомые и родные, в то же время чужие и новые. Их присутствие, интимная близость, пробуждают во мне волну желания, потому что мне ясно, что представляет себе Бен. Эта мысль вгоняет меня в панику. Я торопливо встаю, чтобы прервать момент, выныривая из–под руки Джея.

– Кто–то еще хочет пить? – не оборачиваясь, спрашиваю я по пути на кухню. Но не получаю ответа. Встряхнув головой, я достаю воду из холодильника и пью прямо с бутылки, не взяв стакан. Бен это ненавидит. Но прежде чем я успеваю поставить бутылку назад, на мои бедра ложатся руки, которые меня разворачивают. Это Бен притягивает к себе и целует. Я застываю, но отвечаю ему на поцелуй: голодный, горячий, жаждущий, который ясно дает понять о его намерениях.

Я не открываю глаза, но чувствую, как в комнате появляется Джей. По моему телу проходит дрожь, когда я чувствую, как он обнимает меня сзади и прижимается к спине, в то время как мы продолжаем целоваться с Беном. С закрытыми глазами. Я начинаю пылать, потому что руки Джея не остаются долго неподвижными.

– О, Господи, как часто я об этом мечтал, – бормочет Бен у моих губ. Его эрекция упирается в мой живот.

Он мягко толкает меня в гостиную, не выпуская из своих объятий, пока я не упираюсь ногами о диван и падаю на него, как мешок с картошкой. Я не могу дышать. Не могу думать. Это чересчур дико, абсурдно, бессмысленно, чтобы быть правдой. На диване в маленькой квартирке в южном Кройдоне.

Но мы здесь, все втроем, в середине дня в понедельник перед Рождеством. Пылинки до сих пор танцуют в воздухе, Джей включил музыку и от первых аккордов песни Хамелеон, мое тело покрывается мурашками, и только мягкие поцелуи могут их прогнать. Как и все мысли в течение последующих часов…

Я просыпаюсь посреди ночи и понимаю, что лежу обнаженная, зажатая между двумя такими же обнаженными, как и я, мужскими телами. В комнате темно, потому что Бен задернул шторы. Мне жарко. Очень жарко. Мужчины возле меня излучают тепло, и все мое тело чувствует последствия того, чем мы вчера, вернее, полночи, занимались. От воспоминаний я краснею. Закусываю губу, чтобы не засмеяться и не разбудить этих двоих.

Джей глубоко и ровно дышит. Его лицо расслаблено, уголок его рта периодически подергивается, что выглядит очень мило. Одну руку он положил на меня, и эта рука чертовски тяжелая, та, на которой татуировка со звездопадом и широким кожаным браслетом на запястье. Потом я замечаю, что он потеет. Сильно потеет.

Я осторожно стаскиваю с него одеяло, пододеяльник насквозь мокрый. Господи! Бен лежит на животе с вытянутой рукой и согнутой в колене ногой. Другая его рука покоится у меня на ноге, такая же тяжелая, как и рука Джея. Я не знаю, получится ли у меня встать, не разбудив их, но мой мочевой пузырь требует этого. Медленно снимаю их руки со своего тела и ползу к подножью кровати.

Выйдя из ванны, я ударяюсь в крепкое тело.

– Бен? – шепчу я.

Мой муж заталкивает меня обратно в ванную и обнимает. Крепко. Потом целует меня. Его губы теплые, тело разгоряченное ото сна.

– Спасибо, мечта моя, – шепчет он и заправляет прядь волос за ухо.

Растерянно смотрю на него.

– Извини, если разбудила тебя.

Мы разговариваем тихо, потому что Джей спит. Наша маленькая ванная комната не подходящее место для романтического рандеву, но именно сейчас она идеальна. Пристанище. Бен – мое пристанище, это мне предельно ясно. Плевать, что произошло ночью.

– За что именно ты меня благодаришь? – удивленно поднимаю брови, глядя в его сине–серые глаза.

Бен усмехается.

– За вчера. И за сегодняшнюю ночь.

– Ты действительно этого хотел. Или нет? – спрашиваю я с колотящимся сердцем, и с облегчением выдыхаю, когда он кивает. Голосок внутри меня полночи шептал, что Бен это сделал ради меня. Но он ошибается. Или нет?

– Я не лишен фантазии, когда речь идет о сексе, как ты знаешь. Но эта фантазия преследовала меня на протяжении нескольких лет. И это было намного лучше, чем в моих мечтах. Господи, Миа, это было… Потрясающе.

– Почему ты никогда об этом не говорил? Мы бы… – я закусываю губу, потому что понимаю, что ничего не было бы. Если бы это был не Джей. Я не из фанатов свингер–клубов, секс–вечеринок или тройничка с незнакомцем, и Бен прекрасно знает об этом. Мне не нужно об этом говорить, он и так понимает меня без слов. Мне нравится общаться с ним взглядами на работе или в баре.

– Как будет дальше, Бен? Будем праздновать Рождество втроем? Я имею в виду, ты не находишь это странным?

Бен пожимает плечами.

– Почему нет? Я просто откажу моим родителям, и мы отпразднуем здесь. Только мы вдвоем… и он.

Я сдерживаюсь, чтобы не засмеяться.

– Ты готов отказаться от своих родителей? Ради Джея? Вау, я… не знала, что он тебе так нравится.

– Я люблю тебя, Миа. Больше всего на свете. Но я так же знаю, что ты любишь Джея тоже до сих пор. И он любит тебя, я в этом уверен. В этом у нас с ним много общего, правда? Почему мы не должны так делать, если мы втроем этого хотим? Что нас должно останавливать? Нравственность? Приличие? Воспитание? То, что мы по–другому не знаем? Это же бред!

Мой желудок снова сжимается. Я закусываю губу, не отрывая от него взгляд. Его глаза горят, он выглядит таким счастливым… От этого мне становится больно.

– Кроме того, ты меня обвинила в том, что я чересчур скучный. А Джей совсем наоборот. – Он улыбается.

– Эй, это было просто… Я не это имела в виду, – оправдываюсь я. Со стыдом вспоминаю нашу ссору.

– Но я именно так понял. И ты абсолютно права, я не упрекаю. Я абсолютно скучный и до чертиков правильный. Я знаю, что тебе не хватало такого плохиша, как Джей, поэтому я это и позволил. Так долго, пока все хорошо.

Я продолжаю жевать нижнюю губу и отвожу от него взгляд. Так долго, пока все хорошо… Как долго это может хорошо продолжаться? Я даю нам два–три дня. Максимум.

– Не стоит постоянно заморачиваться о завтрашнем дне, мечта моя, – шепчет Бен и притягивает меня к себе. Я чувствую биение его сердца у себя на виске. – Иначе пропустишь сегодняшний.

Я послушно киваю возле его груди.

– Наверно, ты прав. Не знаю. Это все так… сбивает с толку. Мне просто страшно.

– Отчего тебе страшно? – Бен целует меня в лоб.

– Тебя потерять, – шепчу я. – Того, что все пойдет наперекосяк.

– Этого не случится, обещаю. Я обещаю тебе, Миа. Ладно?

– Ладно.

– Эй, мы еще молоды. Мы должны жить так, как нам нравится. Быть взрослыми у нас достаточно времени, дай нам побыть еще детьми, – говорит он потом.

Смеясь, я выпрямляюсь.

– Такие слова и из твоего рта? Ты же ведь родился взрослым, – подмигиваю я. – Конечно, если верить твоей матери.

Его лицо мрачнеет.

– Думаю, это было не мое решение. Ты же знаешь моих родителей.

– Конечно. – Нежно глажу его по щеке. – Пойдем обратно в постель, – шепчу я и открываю дверь ванной. Маленькая полоска света падает на Джея, который лежит посреди кровати на животе с открытым ртом. Бен улыбается.

– Вправо или влево? – шепчет он.

Я хихикаю.

– Без разницы. Главное, чтобы я была посередине.

Бен отодвигает Джея в сторону и, когда я ложусь рядом, тот закидывает руку мне на живот и мурчит. Бен укладывается с другой стороны и еще раз жадно меня целует. Я закрываю глаза и понимаю, что все эти годы Джей стоял между нами. Я пыталась его забыть, но не получилось. В отличие от меня, Бен знал об этом. И все равно мне страшно.

***

– Джей, ты можешь ее просто загипнотизировать, и она, наконец, сделает то, что мы хотим.

– Эй! – я бросаю Бену в лицо полотенце, и он, смеясь, бросает мне его назад. – Вы совсем обнаглели!

– Обещаю, я буду ехать осторожно. С твоим мужем ничего не случится. – Джей смотрит на меня щенячьими глазками. Я раздраженно закатываю глаза.

– Закупки на Рождество мы всегда делали с Беном. И уборку тоже! У меня, правда, нет желания все это дерьмо делать самостоятельно.

– Пфф… – Джей отклоняется на стуле, сцепив руки за головой. Его улыбка такая дерзкая и самоуверенная, что мне становится жарко. – Вообще–то есть женские обязанности и мужские. И домашнее хозяйство, извини, женская обязанность.

От такого шовинизма я возмущенно упираю руки в бока.

– Джей Штерн! Если ты сейчас начнешь портить моего мужа, я вышвырну тебя прочь! И мне плевать, что завтра Рождество.

– Да ладно тебе, Миа, – Бен обнимает меня за талию. – Джею нужно домой взять несколько вещей, а на обратном пути мы сделаем покупки. Потому что… завтра Рождество. – Он потирается об меня носом, но я отклоняю голову назад.

– Джей может это сделать самостоятельно, – настаиваю я. – Кроме того, это бессмысленно – ехать за покупками на мотоцикле.

– У меня еще есть коляска, мы ее присоединим. Тогда это будет выгоднее, чем закупаться на такси. Пошли, Бен.

Джей опустошает свою чашку кофе, ставит ее на стол и встает. Потом подходит к нам, кладет одну руку на плечо моего мужа и наклоняется, чтобы меня поцеловать. Я до сих пор не знаю, как себя вести в сложившейся ситуации, в то время как Джей ведет себя так, как будто все нормально и само собой разумеющееся. Если честно, такое ощущение, что он собирается с нами жить. Всегда.

Горящий взгляд моего мужа все–таки переубеждает меня. Я прекрасно знаю, как он хочет покататься на Харлее, а поскольку я уже имела возможность это сделать, я не могу лишить его этого удовольствия.

– Ну ладно. Но один из вас потом позаботится о постельном белье, – говорю я. Джей пожимает плечами и направляется в прихожую, что не удивительно. В конце концов, я знаю, как выглядит его квартира.

После того, как эти двое уходят, я поверхностно убираюсь в комнатах, чищу ванную и кухню и звоню Бет. Я знаю, что это неправильно, но мне нужно с кем–то поговорить, иначе я сойду с ума. Джей когда–то говорил, что женщины должны что–то десять раз сказать вслух, прежде чем в это поверить. И сегодня, наконец, я поняла, что он этим имел в виду.

– Привет, детка! Соскучилась по мне? – Бет смеется в трубку.

– Я должна бы сказать, что да, соскучилась. Но нет. У меня нет времени, чтобы скучать в отпуске.

– Внимательно тебя слушаю. И почему мне кажется, что в этом замешан фокусник?

Я чувствую, как горит мое лицо, потому что меня застают врасплох. Я откашливаюсь, пытаясь потянуть время.

– Давай, Миа! Всем было понятно, что между вами что–то есть. Когда Бен возвращается из Сиэтла?

– Уже вернулся. Вчера. – Потом я рассказываю, что произошло в воскресенье. Она не перебивает, я даже иногда спрашиваю, слушает ли она меня еще. Я понимаю, что шокировала ее.

– Правда, я… Подожди, мне нужно присесть. Фух…

– Извини, – говорю я, не в силах выдавить даже улыбку. – Я не хотела тебя пугать или что-то в этом роде.

– Нет, все хорошо. Я бы в жизни не поверила, что ты на такое способна. Не ты! И как ты себя чувствуешь?

Потираю виски и смотрю в окно. Смеркается, и я начинаю волноваться. Надеюсь, Джей сдержал обещание и ехал осторожно!

– Честно, я не нахожу слов для всего… этого. Все чертовски запутано.

– Да, я тоже так думаю, – Бет снова смеется. – Но я рада за тебя, дорогая. Искренне. Я бы тоже с удовольствием… Я имею в виду, эй, он же сексуальный до неприличия. И обаятельный. И я балдею от его акцента.

– О, да, – соглашаюсь я. – И его руки. И у него есть пирсинг в соске, думаю, недавно его сделал. И он…

– Дерьмо, Миа, перестань меня мучить! Завтра Рождество, а ты надо мной издеваешься безбожно! – Бет театрально стонет в телефон.

– Извини. Больше ни слова о сексе, обещаю, – говорю я виновато и слышу возмущенный крик.

– Ты с ума сошла? Именно это я и хотела сейчас услышать! И в подробностях. Что вы делали? И как? Все вместе или вдвоем, а третий смотрел? Проклятье, мне нужно открыть окно. Мне стало жарко от этих мыслей.

Я вздыхаю.

– Забудь. Никаких подробностей. – Мне, кстати, тоже жарко, когда от воспоминаний электрический импульс проходит сквозь мое тело.

– Вот, блин. Кстати… Томас прислал мне рождественскую открытку. – Ее голос наполнен счастьем, что заставляет меня переживать.

– Я рада за тебя, очень, – говорю я осторожно. Больно осознавать, что она влезла в то, что не закончится добром. И открытка, думаю, была не больше, чем жестом вежливости, в конце концов, она его ассистентка, и Томас должен понимать, что делает. Но Бет видит в каждом дружеском приветствии нечто большее, и это продолжается уже больше года.

– Не придумывай больше, чем есть на самом деле, ладно?

– Под своим именем он написал ХХХ, Миа. Не знаю, как ты это интерпретируешь, но я прекрасно знаю, что это значит.

Я тихо вздыхаю.

– Бет, правда… зачем ты это начинаешь? Не мучай себя.

– Я не могу по–другому. Если человек влюблен, то ничего вокруг не замечает.

– Правда, – бормочу я. Я опять отвлекаюсь, и меня начинает мучать совесть.

– Если вдруг почувствуешь себя одиноко – просто приезжай, ладно? Ты можешь переночевать на диване. Наша квартира свободна от рождественского барахла, обещаю.

– Спасибо, дорогая. Но все в порядке. А тебе желаю повеселиться с твоими мужчинами!

Я кладу трубку и иду в спальню, чтобы застелить кровать. Но перед тем как снять постельное белье, я падаю на середину матраца и зарываюсь лицом в подушки. Кровать пахнет нами. Джеем, Беном и мной. Привычный запах мужа, который смешался с чужим запахом Джея, одновременно успокаивает и возбуждает меня. Закрыв глаза, я снова вижу вчерашние события. Они вызывают дрожь в моем теле, проходят током от головы до ног, зажигают и воспаляют меня. Бен сзади. Голова Джея между моих ног. Блеск его глаз, когда он на меня смотрит. Губы Бена на моих, такой горячий и более страстный поцелуй, чем обычно. Вздохнув, я поворачиваюсь в кровати, вдыхая запахи, впитывая в себя воспоминания, как будто я могу их там оставить навсегда. Есть такие воспоминания, которые хотелось бы запечатлеть навечно, и становится больно от мысли, что все равно их, рано или поздно, забудешь.

Джей настолько отличается в постели от Бена. Он доминирует, руководит, заботится обо мне, но также и эгоистичен, и требователен. Не может быть ни вопросов, ни дискуссий. Он просто делает и требует. И я позволяю вести себя, как в танце, позволяю заражать себя своей похотью, которая не знает стыда. Бен, наоборот, деликатный, спокойный и рассудительный. И предсказуемый. И только вчера он заразился так же, как и я.

От воспоминаний о том, какие грязные словечки шептал мой муж мне на ухо, я смеюсь. Такого я в жизни от него не слышала. Джей всегда грязно ругался во время секса, каждое второе слово должно было быть скрыто цензурой. А от Бена до вчерашнего вечера я слышала только стоны, иногда признания в любви шепотом. А вчера… Господи, мне жарко. Кстати, на улице уже темно, но от мужчин до сих пор ничего не слышно.

Я встаю, беспокойно набираю номер Бена, но телефон звонит на кухне. Он забыл его дома. То же самое и с Джеем. В какой–то момент, у меня возникает дикое желание порыться в его телефоне, но я заставляю себя этого не делать.

Нехорошие мысли съедают меня. Разрастаются внутри, несмотря на то, что я пытаюсь прогнать их прочь. Прошло четыре года, было Рождество, когда поздним вечером мне сообщили, что мои родители умерли. Вместе. Когда ехали ко мне. Даже если они никогда не говорили, что любят меня, даже если они не были самыми радушными и эмоциональными людьми на земле – я все равно их любила. И их утрата, с одного на другой момент, выбила почву у меня из–под ног. Я чувствовала себя одинокой и брошенной. Я плакала, кричала, отрицала, не хотела признавать случившееся.

Слезы наворачиваются на глаза, когда я вспоминаю, как запакованные подарки – дорогие сигары для отца и день в СПА–салоне для мамы – в ярости распаковываю обратно. Как ломаю на щепки новогоднюю елку, и разбиваю елочные игрушки о пол на мелкие осколки. Как Бен пытается меня успокоить, но не находит нужных слов.

Я до сих пор скучаю по родителям, даже когда давно уже выросла, несмотря на то, что они так внезапно ушли из моей жизни. Иногда я чувствую себя как дерево, которое вырвали с корнем, и оно пытается удержать равновесие, чтобы не упасть. Как чувствует себя Джей, который потерял мать, еще будучи ребенком, я могу только представить. Но сегодня, в отличие от прошлого, я понимаю его. Он просто не мог пустить новые корни, не после всего, что потом произошло.

Мое сознание рисует мне жуткую картину, что сейчас в дверь позвонит полиция и сообщит, что Бен и Джей разбились насмерть в мотоциклетной аварии. Мое сердце рвется из груди, когда я всматриваюсь в окно, прислонившись носом к холодному стеклу, и пытаюсь рассмотреть темную улицу.

Господи, пожалуйста… Если ты существуешь, не наказывай других людей за ошибки, совершенные мной.

Удаленные голоса будят меня. Смеющиеся. Сонно потираю глаза и смотрю на часы – Господи, я проспала два часа!

– Бен? – зову я, спрыгнув с кровати, и иду в гостиную, откуда доносятся мужские голоса.

– Где, к черту, вы так долго были?

– Привет, сладкая. Ты так сладко спала, что мы не захотели тебя будить, и начали сами… – Джей опускает руки. Над его головой висит ветка омелы, а мой муж занят тем, что вешает фиолетовую птицу на верхушку… новогодней елки. Я снова тру глаза, потому что не уверена, что до сих пор не сплю. Джей указывает на меня пальцем.

– Иди сюда.

Как в трансе, я подхожу к нему, и он, конечно же, целует меня. Чтобы меня окончательно очаровать.

– Оставайся стоять здесь весть вечер. И завтра целый день тоже.

– Да, правда. – Бен оценивает проделанную работу и включает гирлянду. В мгновение, вся комната освещается тысячью маленьких лампочек.

– Вау, они действительно хороши, эти светодиоды. Ты выспалась, мечта моя?

– В принципе, да, – отвечаю я, кивнув мужу. – Но, серьезно… что вы делаете?

– Рождество, – объясняет Джей. Он переоделся в темную рубашку, которая, на мой взгляд, чересчур расстегнута. В любом случае, от вида обнаженной груди Джея мой пульс ускоряется.

– Мы закупились по полной программе. Ближайшие дни мы можем полностью провести в постели. И в случае, если разгорится третья мировая война в это время, у нас не будет проблем с едой. – Бен подмигивает мне, и мои щеки снова загораются, потому что мысли зацепились за слово «кровать».

– Серьезно, я переживала, – я сощурила глаза, чтобы добавить серьезности моим словам. – Хотя бы один из вас должен был подумать о мобильном телефоне.

– Почему? Из–за мотоцикла? Да ладно тебе, Миа.

Джей кладет одну руку мне на плечо и ведет к дивану, пока Бен развешивает гирлянды и подключает их к электричеству, чтобы они горели.

– С уверенностью могу сказать, что я один из лучших водителей мотоцикла в мире.

Я фыркаю.

– Речь не об этом, Джей.

– Четыре года назад ее родители погибли в автокатастрофе, – вмешивается Бен, как будто я не могла сама об этом рассказать. Я зло смотрю на него. – И это было на Рождество. Или сразу после него. Но с тех пор…

– Ладно, сладкая, я понимаю. – Джей обнимает меня. – Мне очень жаль. Мне очень нравились твои родители.

– Я знаю. – Отмахиваюсь, пытаясь выглядеть беззаботной, но это буду не я. Мой живот снова стягивает в узел. – Обычно, я не такая трусиха, но с тех пор, как это случилось, у меня случаются приступы паники.

– Это абсолютно нормально. – Джей садится на диван и тащит меня с собой. Бен присоединяется к нам, садится с другой стороны от меня и кладет руку мне на бедро.

– Когда ты это говоришь… ты знаешь, это лучше, чем кто–либо другой, – говорю Джею уверенно. Он чешет нос и откидывается на спинку, раскинув руки в стороны.

– А что с твоими родителями? – спрашивает через меня Бен. – Миа всегда говорила только вскользь, но я не знаю, что на самом деле произошло.

Я закусываю нижнюю губу и ищу взгляд Джея, который устремился в окно. Мое сердце бьется чаще. Джею потребовалось много времени, чтобы пустить меня в свое прошлое. Он считал, что у меня будет преимущество, и я его брошу. Но с самого начала я понимала его лучше, чем он мог себе представить, так осталось и до сих пор. Тогда он был слишком молод, чтобы принять свои чувства. Расскажет ли он Бену? Это было бы невероятным доверием с его стороны. Я беру Бена за руку, переплетая пальцы, и вдруг Джей начинает говорить.

– Моя мать бросила отца, когда мне было два или три года. Я ее совсем не помню и знаю только то, что рассказывал отец про нее. А рассказывал он… ничего хорошего. – Тихо смеется.

– Мне жаль. – Бен подбадривающе кивает Джею. Елка, которая стоит в углу комнаты и мигает разноцветными огнями, раздражает меня, но это было желание Джея, украсить квартиру, согласно традиции. Он всегда любил Рождественские праздники. Это были единственные дни в году, когда отец оставлял его в покое. Рождественское спокойствие – именно так он называл эти двенадцать дней.

– Если верить моему отцу, то моя мать – это потаскуха, шлюха, наркозависимая, падшая женщина. Короче, женщина, которая трахается со всеми, кроме него. – Джей пожимает плечами. – Но это не значит, что отец не говорит так о других женщинах. О соседке, о моей учительнице, о маме моего единственного друга… о Миа.

Я тяжело сглатываю. Не знала об этом. Я видела его лишь однажды, и то, чуть не умерла от страха. Энтони Хопкинс в фильме «Молчание ягнят» показался мне комиком, по сравнению с отцом Джея.

– Он был копом и был перегружен работой и своей ролью отца. Но вместо того, чтобы поискать помощи, он просто перестал о нас заботиться. Если он не работал, он пил, а когда он пил, то срывал всю злость на нас. Мне было одиннадцать, когда я узнал, что не каждый ребенок избивается отцом. Я всегда думал, что это вполне нормально.

– Дерьмо. – Бен сжимает губы и сощуривает глаза.

– Я вспоминаю своего одноклассника, Джереми. Мне было шесть, и только начал ходить в школу, и он был моим другом первые недели. Первый друг в моей жизни. Тогда я его спросил, чем избивает его отец. Он уставился на меня и честно сказал: «Мой отец меня не бьет». Я ему не поверил. Так разозлился на него, что он чертов лжец, что отцы бьют всех. Я рыдал и кричал, а потом ударил его. По пути домой из школы я был так чертовски зол на него, потому что думал, что он врет мне. Просто не мог такого представить.

Ледяной душ стекает по моей спине. Я так сильно кусаю губу, что становится больно. Я знала, что его отец был подлецом и бил его, но ужасные подробности Джей умалчивал.

– И никто не замечал, что у вас происходит? Соседи, учителя, хоть кто–нибудь? – спрашивает Бен, нахмурив лоб.

– Конечно, замечали. Но мой отец был уважаемым человеком. Никто не мог представить, что отважный мужчина, который один воспитывает сына, потому что его наркозависимая жена сидит на игле, может причинить вред своим детям.

– Детям? – спрашивает Бен. – У тебя есть братья и сестры?

Джей меняется в лице, отчего волоски на моей шее встают дыбом. Он никогда ни о ком не рассказывал, и я была уверена, что он единственный ребенок в семье. В принципе, любую информацию о нем было трудно узнать. Каждый раз, когда я спрашивала о его жизни, он отдалялся. Но теперь…

– У меня был брат. Джефф. Он был на два года старше и был моим лучшим другом, – говорит он тихо, потом проводит руками по лицу и сгибается. Локти находятся на коленях, и он продолжает говорить, не глядя на нас. Я зарываюсь поглубже под руку Бена, но мне так хочется поддержать Джея, утешить его. Огромный ком в горле не дает мне дышать.

– Мой отец забил его до смерти, отчего загремел в тюрьму. А я в приют.

– О, Господи! – вскрикиваю я и закрываю рот рукой. Я вспоминаю короткую встречу с отцом Джея. Тогда я еще подумала, что он выглядит, как уголовник. Я особо не заморачивалась, даже когда Джей об этом говорил.

– Он до сих пор сидит в тюрьме. Уже восемнадцать лет. – Я слышу, как Джей приглушенно смеется. – Из–за того, что он постоянно взрывается, его срок продлевают, что хорошо. Его никогда не должны выпустить на свободу.

– Господи, Джей. Мне так жаль. – Бен протискивается между нами и кладет руку Джею на плечо. Я вижу, как он кивает, но не поворачивается к нам.

– Мне было одиннадцать, когда я попал в приют. Думаю, отец не хотел Джеффа убивать. Он, ослепленный, чересчур сильно его ударил, и тот слетел со ступенек, ударившись затылком об острый угол. Тяжелая черепно-мозговая травма, кома… и через три дня он умер. Я получил сообщение от сестры Агнес, одной из монахинь в детском доме. Дерьмо, как же я боялся этих женщин в черном одеянии и с платками на голове. И крестов, которые были повсюду. Я имею в виду, висит голый мужик на кресте, весь в крови – это же жутко! Отец не сильно признавал религию, и я был освобожден от этих уроков в школе, поэтому подобное было ново для меня. Но в этом приюте эти штуки висели повсюду, серьезно, их невозможно было избежать. Даже ночью. – Он разворачивается к нам и улыбается, но я вижу, что его глаза блестят.

– Джей, я не знала об этом, – шепчу я, освобождаясь от объятий Бена, и тяну Джея к себе. Он кладет подбородок мне на голову, прижимая к себе, и я чувствую тяжелую руку Бена на его плече.

– Та все нормально. Давайте не будем дальше об этом говорить? Я хочу забыть обо всем этом дерьме.

– Но не забудешь, – говорю я тихо. – Ты же это понимаешь?

Он молча кивает. Мы молчим несколько минут, потом Джей выпрямляется и чешет подбородок.

– Эй, черт возьми. Завтра ведь Рождество! У чувака с креста день рожденья, и потому что он умер ужасной смертью, мы должны этот день хорошо отпраздновать.

Я смеюсь.

– Ты невозможен.

Обеспокоенно смотрю на Джея, у него бледный и усталый вид. На улице гроза. Для этого времени года чересчур тепло, и снег сразу же тает. Дождь бьет в окно, и от ветра дрожит тонкое стекло.

– Я пытаюсь забыть. С легким багажом легче идти по жизни, – говорит Джей, подмигивая мне. Но боль с взгляда не так–то просто убрать. Она сидит так глубоко в нем, что я медленно понимаю, почему он такой, какой есть. Когда–то ставший взрослым мальчик, который эмоционально ближе к одиннадцатилетнему, чем к сегодняшнему тридцатилетнему. Наверно именно это и придает ему обаятельности. Когда он смеется, такое ощущение, что кто–то зажег Рождественские огни. Улыбка озаряет его лицо, вплоть до мельчайших морщинок. Для меня не было ничего красивее улыбки Джея, потому что в этот момент, когда он рядом, чувствуешь не что иное, как счастье.

Пока я готовлю на завтра индейку на кухне, мужчины играют в GTA. Джей притащил с собой свою дорожную сумку и мне строго запретил туда заглядывать. Из–за Рождества. Я отвечаю на несколько поздравлений в Фейсбуке, пока на плите готовится клюквенный соус, а из гостиной доносится мужской смех, и от этого в моем животе разливается тепло.

– Не переработайся, сладкая, – вдруг шепчет мне кто–то на ухо и обнимает за талию. Я оборачиваюсь и смеюсь.

– Не переживай. Я уже сто лет не готовила индейку, и завтра с результатом вам придется смириться. Давно уже не ем мясо.

– Вот, бл*дь, я не знал! Иначе мы бы купили что–нибудь другое! – Джей отпускает меня и садится на стул, положив локти на колени. – Бен не говорил, что ты вегетарианка.

– Не совсем вегетарианка. Я ем рыбу и прочее, но не мясо. Не страшно, – говорю я. – Знаю, насколько ты любитель мяса, и для Бена готовлю иногда.

– Ты делаешь клюквенный соус? – он поворачивается к плите и полной грудью вдыхает запах, исходящий из кастрюли.