Текст книги "Мы вдвоем и он (ЛП)"
Автор книги: Александра Амбер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)
Я пожимаю плечами.
– Какая разница?
Бет стонет.
– Пресвятая Матерь Божья. А я всегда думала, что ты скучная.
– Эй, – наигранно возмущаюсь я и толкаю ее в сторону. Бет смеется. Мне больно видеть ее такой. Такой беззаботной. Когда я думаю о том, что мне нужно будет поговорить с ней о Томе, мне становится плохо. Я не хочу разбивать ей сердце. Почему он сам этого не сделает? Это ведь его проблема, не моя. Тоненький карандаш ломается между моими пальцами, как соломинка.
– Когда? Я имею в виду, на каком ты сейчас сроке? – Бет пялится на мой живот.
– Я еще не была у врача. Наверно, несколько недель, я не знаю.
– Ох. Ну ладно. Ты же знаешь, что первые три месяца...
– Да, спасибо, – я спешно киваю. – Все знаю. Поэтому было бы действительно неплохо, если бы ты как-нибудь держала это в себе. Пожалуйста? – я наклоняю голову и бросаю Бет умоляющий взгляд.
– Ну конечно. Твоя тайна останется со мной. – Он сжимает мое плечо. – Я буду крестной? О, Господи, пожалуйста! Надеюсь, он от Джея. Я имею в виду, не то, чтобы Бен плохо выглядел, но Джей просто...
– Бет, пожалуйста. – Я прикладываю палец к губам и она закрывает рот. Прости, продолжает она едва слышно, прежде чем встает и берет свой кофе.
– И, пожалуйста, поговори с Томом, – добавляю я, не глядя на нее. Я снова открываю свой браузер и начинаю стучать по клавиатуре, как будто не в состоянии дождаться окончания разговора.
– Почему? Что он хотел от тебя?
– Пожалуйста, просто поговори с ним, ладно? Я не уверена, что он... что у вас все в порядке.
Бет бросает на меня взгляд. Она хмурит лоб, и на секунду на ее беззаботном лице мелькает эмоция, которая напоминает мне страх. Потом она снова смеется, отбрасывает темные локоны на спину и исчезает на своем рабочем месте. Я кусаю ногти, пока загружается мой поиск в Google.
Один мужчина из Лондона, с таким же диагнозом, как у Джея, отправляет мне адрес частной клиники, где делают особый способ облучения, и опухоль лечится медикаментами, которые находятся в стадии тестирования в США и пока не известны побочные эффекты.
«Но серьезно, Миа», – пишет он, – «если больше некуда идти, какие побочные эффекты могут быть хуже смерти?»
Я сухо сглатываю, когда читаю его слова, потому что он прав. Конечно, он прав. Лечение не будет оплачено страховкой, а сколько такое может стоить? Как минимум поездка в клинику должна оплатиться.
В конце концов, я набираю указанный номер и мне удается договориться о приеме на следующей неделе. Надежда согревает мне сердце, но понимаю, что с этим нужно быть осторожной. Этот мужчина – Гарри – живет уже восемнадцать месяцев с его диагнозом, несмотря на то, что врачи давали ему всего полгода. Надежда ведь оправдана? Теперь я должна переубедить Джея, чтобы он согласился на лечение. И боюсь, что с этой задачей мне будет справиться сложнее, чем переубедить Бет наконец забыть Тома...
– Прекрасная идея, Джей. – Я отодвигаю меню, состоящее всего из одного листа, и при этом закатываю глаза.
Джей смеется.
– Прости, сладкая. Я забыл. Честно!
– Ты забыл, что я не ем мясо? – спрашиваю, мотая головой.
Бен осматривается в старом гараже для поездов, который забит до отказа посетителями, несмотря на то, что в этом дурацком меню есть на выбор только два блюда. Курица и стейки. Единственный выбор, что предоставляется – это размер стейка.
– А мне здесь нравится, – говорит Бен и сжимает мою руку. – Ты можешь попробовать заказать здесь только салат, но порцию побольше. И немного картофеля фри.
– Эй, я правда забыл, – настаивает Джей, глядя на меня. – Ты мне веришь?
– Нет, – отвечаю. – Я видела, как ты искал в Google о необходимости железа для беременных, и это все твоя уловка.
Джей так широко улыбается, что я стону и закатываю глаза.
– Серьезно? Никто не говорит, что если будущая мать вегетарианка, это опасно для жизни ребенка! Добро пожаловать в двадцать первый век. Для таких случаев существуют таблетки.
– Да что ты говоришь? Я разбираюсь в таблетках. – Джей бросает меню на стол и скрещивает руки на груди.
– Извини, – тихо произношу я. – Правда. Я просто...
– Да ладно. Мне стоило труда заказать здесь столик. Ты же видишь, что тут творится.
Над нашими головами висит огромных размеров стеклянный ящик, в котором находится чучело коровы с чучелом курицы на спине. И мне плевать, что это изображение искусства принадлежит Дамиену Хирсту. Наверняка такое заведение может выжить только в городе, подобному Лондону. Кроме того, сквозь щели в стенах и потолке свистит ветер. Если честно, уютный вечер я представляла себе по-другому.
– Уже выбрали? – уточняет чересчур молодой официант в футболке, что залита жирными пятнами, и достает блокнот. Для чего он ему нужен, учитывая такое скудное меню, мне не понять. Бен обьясняет мою дилемму.
– Без проблем. Я сделаю большую порцию салата с картошкой фри и фрукты. Хорошо?
– Да, спасибо, – говорю я, заказываю безалкогольное пиво и жду, пока парень исчезает в толпе. Бен говорит о работе, я рассказываю о Томе и Бет и спрашиваю мужчин, что мне делать. Бен советует не вмешиваться, в то время как Джей уверен в том, что я должна поговорить с Бет. В конце концов, я все также сбита с толку, как и прежде, и радуюсь, когда официант ставит передо мной тарелку, полную зелени.
– Видишь, как здорово я питаюсь? Ребенок будет рад этому, – киваю я Джею, который так гордо смотрит на свой XXL-стейк, как будто он сам его приготовил. Совершенно ясно, что это заведение чисто для мужчин. Но картошка отличная, и я могу с этим смириться.
После еды мы идем в бар в Шордиче до тех пор, пока я не устаю и не хочу домой. Странно, но мне сегодня хочется поехать в квартиру в Хакни, возможно потому, что не была там целую неделю. Бен старается поддерживать хорошее настроение, но я вижу насквозь, о чем он думает.
Ламинат в коридоре ветхий и надломлен во многих местах, и сразу заметно, что впервые за последнее время Джей сегодня убирался. Запах старой пыли висит в воздухе. Но мой педантичный муж не обращает на это внимания до тех пор, пока мы входим в гостиную, и он видит фонотеку Пита.
– Можно? – спрашивает он. Джей кивает. Пока Бен роется в миллионе виниловых пластинок, я исчезаю на кухне с Джеем.
– Безалкогольное шампанское. – Джей с гордостью достает бутылку из холодильника, а я смеюсь.
– Это было необязательно, – говорю я, пока Джей открывает бутылку и достает три бокала. Когда мы сидим на маленьком диване в гостиной и пьем напиток, я собираю всю волю в кулак и поднимаю тему, которую мы избегали весь вечер.
– Джей, я сегодня переписывалась с одним мужчиной, у которого тоже глиобластома. Он лечился в нескольких частных клиниках Лондона, проходил химио и радиотерапию, и принимал еще один препарат, который еще не выпустили на рынке. Но он живет с этой штукой уже восемнадцать месяцев и я...
– Прекрати, Миа. – Джей морщится и мотает головой. – Прошу, перестань.
– Почему ты не хочешь хотя бы попробовать? – я так резко ставлю бокал на стеклянный столик, что по комнате проносится звон. – В чем твоя проблема, Джей? Дело не в храбрости. И это не особо круто, что ты там делаешь, поверь.
Джей закрывает глаза, откидываясь на диван.
– Я не хочу говорить об этом.
– Это твоя проблема, не моя. Я хочу поговорить об этом, – настаиваю я.
– Но если он не... – начинает Бен, но я продолжаю дальше. Слова вылетают из моего рта.
– Я не уйду отсюда, пока мы это не обсудим. Я вообще-то беременна, идиот, и шансы, что отец ты – пятьдесят на пятьдесят.
– Эмм... – подмигивает Джей. – Шансы, что я доживу до рождения этого ребенка еще меньше, чем шанс выиграть в лотерею.
Мои глаза начинает печь.
– Это потому, что ты ничего не делаешь! Если ты и дальше будешь просто сидеть тут и ничего не делать, рак выиграет. Что с тобой? Почему ты не хочешь бороться? Такого я от тебя не ожидала.
– Миа, перестань. – Бен сжимает мою руку. – Ты не можешь его принуждать.
– Нет, я знаю. – Свободной рукой смахиваю слезы и зло смотрю на Джея. – К сожалению, нет. Иначе я бы так сделала, поверь. Потому, что это чертовски эгоистично, что он там делает.
– Эй, я вообще-то здесь. И, проклятье, это невежливо разговаривать о человеке в третьем лице, если он сидит перед тобой, – говорит Джей и встает. Он исчезает на кухне и возвращается оттуда с бутылкой виски.
– Я не хочу прозябать в какой-то долбаной больнице как смертельно больной, Миа. Ты этого не понимаешь? Так долго, пока я владею... Так долго, пока чертов рак не владеет мной, я могу делать то, что хочу. А что именно я хочу – так это делать, что хочу. И не с чертовой лысиной блевать на больничной койке и трепать нервы окружающим.
– Ты не треплешь нам нервы только потому что ты болен, Джей! Ты треплешь нервы тем, что сдаешься, не пытаясь бороться.
Он наливает себе чересчур много виски и делает большой глоток. Широкое кольцо на его пальце стучит о стакан, когда он вертит его в руках.
– Я знаю, что делаю. Поверь.
– Ты такой чертовски упрямый, – рычу я. Желание сделать глоток виски растет во мне, но я терплю.
Джей берет свою сумку и достает оттуда помятую упаковку, потом достает сигарету и подносит зажигалку. В ужасе я вырываю сигарету у него из губ, и он таращится на меня, с зажженной зажигалкой в руках.
– Миа...
– Ты сейчас серьезно? – со злостью кромсаю сигарету, позволяя табаку падать на диван. – Ты совсем с ума сошел? У тебя рак и ты все равно куришь дальше?
Джей смеется.
– Прости, но... Чего еще сейчас мне стоит бояться? Отравления дымом? Рак легких? Добро пожаловать, дружок. Твоя агрессивная кузина пришла намного раньше, поэтому стань в очередь, чтобы доконать меня.
Мои глаза горят.
– Ты не можешь так думать. То, что делаешь, это абсурд.
– Эй, – Джей кладет зажигалку и пачку сигарет назад в сумку и обнимает меня. – Прекрати, Миа. Мы не можем вести себя так, будто ничего не случилось? Так, как раньше?
Я ухожу от его обьятий и скрещиваю руки на груди.
– Нет, не можем. Потому что сейчас не так, как раньше. И тебе это известно. У тебя не насморк, или что-то вроде того, Джей. У тебя...
Я прикусываю нижнюю губу. Мне до сих пор сложно это выговорить вслух. Призрак еще не растерял свои впечатляющие навыки наводить ужас, с тех пор как я изучила дело со всех сторон и знаю об этом все. Даже наоборот, если судить трезво, стало в тысячу раз страшнее, чем до этого.
– У меня опухоль мозга. И? Я не хочу быть одним из тех людей, которые делают татуировку на лбу с этой штукой и гордо бегают вокруг с этим. Посмотрите, у меня рак мозга! Я умру от этого, вы, несчастные червяки! Я избранный. Один из миллиона! Меня нашли, наконец-то. Об этом мечтает каждый, быть найденным. Или нет? Я выигравший рак, уже на пути к моей последней речи с благодарностями. А теперь посмотрите на себя, на себя и ваши маленькие улыбки, мелкие переживания. У вас болит живот? Голова? Плохие отношения с боссом? Ссора с женой? Нехватка денег? Я смеюсь с вас, вы убогие людишки, потому что у меня рак, и я, в отличие от вас, знаю наверняка, когда сдохну от этого. А вы должны бояться смерти каждый день. При каждом шаге по улице, при каждом путешествии на самолете, при каждой автомобильной поездке это может с вами случиться. А я? Мне плевать, потому что с каждым днем я на шаг ближе к дню своей смерти. Я вижу ее каждый день в зеркале, когда бреюсь.
– Джей... – теперь я плачу. Слезы неконтролированно текут из моих глаз, и в этот раз я позволяю ему окружить меня объятиями. Его тело потрясывает напротив моего.
– Я ненавижу, когда ты так говоришь, – шепчу я, прижавшись лицом к его груди. – Прошу, прекрати.
– Прости, сладкая. – Его голос подавлен. – Просто мне иногда чертовски страшно.
– Понимаю. Я бы тоже боялась смерти.
– Я не боюсь смерти, Миа. – Он слегка отклоняется, чтобы посмотреть на меня. Я громко шмыгаю носом, но мне плевать. – Мне страшно умирать. Я боюсь боли. Всего того дерьма, что произойдет до этого. Боюсь, стать овощем, за которым нужен будет уход. И да, я знаю, что говорю сейчас как киска.
– О, Господи, Джей, – говорю я и глажу его по щеке. Под моей рукой подрагивает мышца. – Я буду рядом. Обещаю. Мы будем с тобой и... Я пойду с тобой в хоспис, если хочешь. Сегодня есть возможность...
– Дерьмо, нет. Ни в коем случае. – Он мотает головой и отстраняется от меня. – Это даже не обсуждается, Миа. Можем ли мы уже прекратить говорить о моей смерти? Все это угнетает меня.
– Только тогда, когда ты пообещаешь бросить курить, – в конце концов озвучиваю я. – Серьезно, Джей.
Он закатывает глаза.
– Кое-что другое... Если ты перестанешь говорить о раке и моей смерти, я пойду к этому странному врачу и выслушаю все, что он мне скажет. Есть ли еще что-то, что можно сделать.
Улыбка расцветает на моем лице. Сердце же мое плавится.
– Обещаешь? – спрашиваю я, беру его за руку, крепко сжимая. – Правда, обещаешь?
– Мы договорились? – Джей подмигивает мне, и в эту секунду он снова выглядит таким жизнерадостным, таким здоровым и уверенным в себе, что мне не верится, что он так серьезно болен. Никто бы не догадался, я уверена. Я поворачиваюсь к Бену, который кивает улыбаясь. Он выглядит гордым, я тоже горжусь. Собой. Потому что я смогла пробиться сквозь эту упрямую голову.
– Договорились, – радостно восклицаю я. Мы пожимаем руки, пристально глядя друг другу в глаза. И я осмеливаюсь порадоваться, тихо, молча, внутри себя, даже если Джей запрещает надеяться.
Единственное, что никогда не умрет – это надежда. Без нее невозможно прожить ни единого дня в этом жестоком мире.
Пальцы Джея ледяные и влажные, но я все равно держу его за руку, когда мы сидим в современно декорированном коридоре частной клиники перед закрытой дверью и ждем, когда доктор Мартин пригласит нас внутрь.
– Это полный бред, – не прекращая ворчит Джей. – Я должен был уйти отсюда. Что за хрень?
– Перестань, Джей. Ты обещал! Кроме того... Давай подождем того, что скажет врач, а потом ты всегда сможешь решить иначе. Возможно, у него есть даже хорошие новости.
– Миа...
Джей мотает головой, потом высвобождает свои пальцы из моих ладоней. И закрывает руками лицо, так сильно согнувшись, как будто хочет завязать шнурки. Мое сердце бешено колотится о грудную клетку, что я рада, что мы находимся в больнице. В случае инфаркта или чего-то подобного, мне хотя бы смогут своевременно оказать помощь.
– Мистер Штерн?
Мы одновременно смотрим вверх, когда женский голос произносит его имя. Женщина в белом халате приблизительно того же возраста, как была бы сейчас моя мама. Уже не молода, но до старости еще далеко. Она мягко улыбается, когда, встрепенувшись, Джей встает, и подбадривающе кивает ему.
– Пойдемте. Доктор Мартин готов вас принять. – Я беру Джея за руку и следую за ним. Она бросает на меня взгляд и в шаге от двери останавливает меня. Джей так же останавливается, нахмурив лоб.
– Простите, а вы..?
– Его жена, – вру я, не моргнув глазом. – Миссис Штерн.
– О... Прошу прощения. Я не знала, что вы женаты. – Ее щеки слегка краснеют, потом она открывает дверь, и мы входим внутрь.
Я не знаю, как представляла себе рабочий кабинет врача, который зарабатывает себе на хлеб тем, что сообщает людям о грядущей смерти. Возможно, ожидала увидеть кресты с распятием на стенах. Или макеты черепов на полках. Но комната выглядит как библиотека с деревянными стеллажами до потолка, забитыми толстыми книгами. А доктор Мартин не больше меня, у него круглые красные щеки, как у Купидона. Он носит очки в серебристой оправе и полностью седой, даже несмотря на то, что, судя по его лицу, ему не дашь больше пятидесяти. Под синим халатом на нем свободные джинсы и свитер.
– Присаживайтесь, мистер Штерн, миссис Штерн.
Я киваю. От этой маленькой лжи мне уже не стыдно. Как подруга Джея я не смогла бы сейчас стоять рядом, поэтому придется жить с этим вынужденным враньем. Мы садимся на деревянных стульях за столом. Мой взгляд опускается на папку с анализами. На этикетке указано имя Джей Штерн, и здесь не может быть совпадений. Врач разложил перед собой рентгеновские снимки и предыдущие анализы. Также новые снимки с сегодняшнего МРТ. От этого вида у меня мурашки по коже. Моя рука так сильно дрожит, что я с трудом могу крепко держать Джея, но я заставляю себя.
– Я сравнил новые снимки с теми, что были сделаны коллегами из Лас Вегаса, – начинает врач. Он слегка наклоняется, в чем нет необходимости. Наше внимание и так всецело приковано к нему. – К сожалению, должен сообщить, что за последние месяцы опухоль сильно выросла. Это означает, что мы имеем дело с очень агрессивной глиобластомой, как и предполагал коллега из США после операции. Мне жаль, что я не могу сказать вам ничего утешительного.
Мое сердце пропускает несколько ударов. Поскольку Джей ничего не отвечает, а просто таращится на стол, говорю я.
– Что это означает для нас? – мой голос охрип.
– Возможно, нам нужно сократить наши последние прогнозы. Я имею в виду, время, которое осталось. Ваши жалобы усилились в последнее время? – доктор Мартин отклоняется назад и снимает очки. Потом потирает глаза.
– Немного, – отвечает Джей и я бросаю на него косой взгляд. Понятно, что он не будет постоянно жаловаться о том, насколько ему плохо. Но то, что он совершенно не рассказывает о своем самочувствии, ранит меня. – Появились некоторые новые симптомы, но о них меня предупреждали врачи из Вегаса. Ухудшение зрения, усиливающиеся мигрени и частые судороги...
Я впиваюсь ногтями в его руку, но он не реагирует, даже если это причиняет боль. Я ощущаю мою грудную клетку так, будто на ней сидит слон.
– Да, я так и думал. Мы можем постепенно увеличить дозу медикаментов, чтобы снизить симптомы. Но больше нам ничего не остается, если вы отказываетесь от остального лечения.
– Но ведь можно еще что-то сделать? – говорю я, местами уверенным голосом. – Что-то ведь должно быть?
– Опухоль сидит глубоко в мозге. Как вы уже знаете, удаление невозможно. Или же только с последствиями, которые я, как врач, не могу предсказать.
– Какими последствиями?
– Миа, оставь это, – тихо говорит Джей.
– При эктомии нам нужно будет удалить много тканей, что ожидается отказ многих мозговых функций. Полный паралич, потеря речи, даже искусственная вентиляция легких или подключение к аппарату жизнеобеспечения... И это не просто риск, а большая вероятность при такой операции. Даже биопсия, которую сделал врач в Лас Вегасе не прошла без последствий. Но удаление опухоли при ее размере и местоположении невозможно.
– Спасибо, – говорю безжизненным голосом. – Значит, это не рассматривается. Но какие еще варианты? Химия? Облучение? Медикаменты? Хоть что-нибудь?
– Ну, с химиотерапией и облучением возможно мы сможем замедлить рост опухоли. Нереально надеяться на то, что с одними медикаментами рак полностью исчезнет. Для этого он очень большой и пророс в большое количество тканей в обеих частях головного мозга. Но мы попытаемся при помощи химиотерапии и одновременно облучения уменьшить его рост и таким образом продлить немного жизнь мистеру Штерну.
Немного. Звучит не очень хорошо, но не безнадежно. Немного может превратиться во много.
– На сколько?
Мое сердце прыгает как теннисный мячик туда-сюда. Я сжимаю пальцы Джея, так сильно, что побелели костяшки моих собственных, и я, наверняка, причиняю ему боль. Но он не издает ни звука.
– К сожалению, это невозможно предсказать. Несколько месяцев, возможно год, в лучшем случае два, таковы примерно мои прогнозы. Конечно, может быть и такое, что опухоль не будет реагировать на медикаменты. Или придется прервать лечение из-за побочных эффектов. – Доктор Мартин пожимает плечами и снова надевает очки.
– Вы вообще врач или букмекер? – вдруг говорит Джей. Его губы побледнели, а ноздри зло раздуваются.
Врач тихо смеется.
– Мне очень жаль, мистер Штерн. Но на самом деле лечение такого рода опухоли выглядит больше как лотерея, чем наука. Мы можем только попробовать и ждать. Я бы с удовольствием сообщил вам новости получше, но, к сожалению... – доктор Мартин поднимает обе руки и позволяет им упасть. Темно-синяя ручка Монблан падает со стола. Он ее не поднимает.
– Какова стоимость лечения, если мы будем проводить его здесь? – в конце концов спрашиваю я. Джей поворачивается ко мне, выпучив глаза. Потом сощуривается, вскакивает со стула и спешно идет к двери.
– Это даже не обсуждается, Миа!
– Сколько стоит пройти лечение? – переспрашиваю я, не обращая внимания на Джея. Мой пульс растет.
– Мы предлагаем гамма облучение, которое возможно только в нескольких клиниках. В Лондоне мы единственные. Насколько это облучение эффективнее обычного еще полностью не изучено, но результаты говорят сами за себя. Кроме того, так будет больше сохранено здоровых тканей. Но все же результаты лечения злокачественных глиобластом не такие утешительные, как доброкачественных опухолей. Это нужно учитывать, принимая решение, я не хочу давать вам ложных надежд. Химиотерапию вы можете провести в любой из клиник Лондона, стоимость которой полностью покроет Национальный Центр Здоровья. Нет необходимости, чтобы мы...
– Я хочу знать сколько это стоит, доктор Мартин, – спокойно произношу я, несмотря на то, что во мне бушует ураган да так, что аж самой страшно. Джей ходит позади, как тигр, загнанный в клетку, но я игнорирую его. Его отчаяние больно ранит меня, хочется рыдать навзрыд. Но я должна быть сильной. Взять ситуацию в свои руки.
– Один сеанс облучения стоит пятнадцать тысяч фунтов. Если опухоль среагирует хорошо, через несколько месяцев можно будет повторить, чтобы закрепить положительный результат. Бывают случаи, что пациенты после года облучения проживали до пяти лет. К этому идет химиотерапия приблизительно за десять тысяч и Авастин, что мы будем параллельно вводить.
Шум, подобный грому, перебивает врача, и я в ужасе оборачиваюсь. Джей стоит у двери с закрытыми глазами и потирает свое запястье. Видимо, он ударил кулаком дверь. Мои глаза печет, будто туда налили мыла, но я проглатываю слезы. Я должна сейчас быть сильной.
– Мы попытаемся, – говорю я в конце концов, игнорируя ворчание позади меня. – Я...
Врач наклоняет голову и мягко улыбается. Я тяжело сглатываю, прежде чем продолжить.
– Я беременна. И я очень хочу, чтобы Джей увидел ребенка, прежде чем он...
Комок в моем горле лопается, и фонтан слез начинает литься из моих глаз. Врач рутинно берет коробку с носовыми платками и толкает ее по столу в моем направлении. Джей приседает передо мной, кладет руки на мои колени и ищет мой взгляд.
– Сокровище, – шепчет он.
Я не могу посмотреть на него. Все размывается из-за пелены слез.
– Несколько месяцев, Джей, пожалуйста! Даже если это всего лишь пара месяцев, но это время. Такое чертовски ценное время.
– Сладкая... – он кладет голову на мои бедра, а я глажу его волосы.
– У меня нет таких денег, – бормочет он в мои ноги.
– У меня есть деньги, – отвечаю твердым голосом. – Мы возьмем из наших сбережений, этого хватит. Когда мы можем прийти? – я поднимаю голову и смотрю на доктора Мартина.
– Пожалуйста, миссис Штерн. Поговорите спокойно обо всем дома и сообщите о том, что решите. Такие вопросы на скорую руку не решаются. Позвоните и мы сможем назначить прием как можно раньше. Что касается химиотерапии, мы можем начать ее в любой момент. Из-за вида опухоли медикаменты будут выдаваться в таблетках, так что нет необходимости в длительной подготовке. Облучение требует предварительного осмотра и сбора анализов, так что нам нужно назначить дату приема. Но в течение следующих трех– четырех недель мы сможем без проблем это сделать.
– Хорошо. – Я встаю и тяну за собой Джея. Его губы потеряли всякий цвет, но щеки и глаза покраснели. Чувствую себя так, будто играю роль в фильме ужасов, когда Джей с опущенной головой покидает комнату, с силой хлопая дверью.
– Простите, пожалуйста, – адресую извинения приветливому врачу, потому что мне стыдно за поведение Джея.
– Без проблем, я привык. Мои диагнозы в основном неутешительные, и я, конечно же, понимаю подобные реакции. – Доктор выходит из-за стола. – Подумайте в спокойной обстановке еще раз, миссис... Штерн. Я не хочу сказать, чтобы вы не торопились, но...
– У вас уже были такие случаи? Чтобы кто-то абсолютно не хотел лечиться? – спрашиваю я.
Доктор Мартин мотает головой.
– Вообще– то нет. Я постоянно слышу о своей профессии, что именно люди думают. Никакого лечения, лучше уж наслаждаться последними месяцами жизни. Но на самом деле никто еще так не делал. В конце каждый цепляется за жизнь и делает все возможное, чтобы продлить ее еще ненадолго. Поэтому я должен признать, что уважаю реакцию вашего мужа, даже если понимаю, насколько тяжело вам приходится, как его жене. Не поймите меня неправильно, я не одобряю это решение, абсолютно нет. Но оно... храброе.
Тон, которым он сказал "жена", дал понять, что мы давно разоблачены в нашей лжи. Я признательна ему, что он все– равно дал всю необходимую информацию, как будто я действительно являлась миссис Штерн.
– Спасибо, доктор Мартин, – говорю я, и протягиваю ему руку. – Мне не нужно больше ни о чем думать. Мы будем лечиться. Определенно.
На улице меня встречает теплый весенний воздух, но несмотря на это я леденею, когда вижу перед дверью курящего Джея. Он рвет на себе волосы, пока не видит меня и не подходит ближе.
– Миа, я не буду этого делать.
Я засовываю руки в карманы и с опущенной головой направляюсь в сторону метро, не обращая на него внимания.
– Миа! Проклятье! – Джей зовет меня, его кожаная подошва скрипит на асфальте.
– Дискуссии исключены, – говорю я и внезапно останавливаюсь, что он почти врезается в меня. – По крайней мере не с тобой. – Я поворачиваюсь к нему и тыкаю пальцем ему в грудь. – Забудь об этом, ладно? Никаких дискуссий! Ты просто будешь делать то, что я требую от тебя. Теперь слово за мной.
Он саркастично смеется.
– В мечтах, сладкая. Только в твоих мечтах.
– Я серьезно. Я даже очень серьезно.
Я беру его руку и кладу себе не живот. Конечно, еще невозможно ничего почувствовать, ребенок еще такой крохотный, и не может никак дать о себе знать. Но я чувствую это... движение в моем животе, когда смотрю в темные глаза. Я вижу там страх. Неизмеримый черный страх, от которого становится не по себе.
– Здесь... здесь твой ребенок, Джей! Ты ему или ей должен. И мне тоже! Даже если это всего лишь намек на шанс продлить твою жизнь, сделай это. Пожалуйста! Для меня. Для всех нас.
Он тяжело сглатывает. Его взгляд опускается вниз, на наши переплетенные руки. Потом он смотрит мне в глаза.
– Ты не имеешь понятия, Миа. Я не просто принимаю на несколько таблеток больше и живу дольше. Я буду болен. Действительно болен, не так как сейчас. Конечно, возможно, мне будет дано еще пару месяцев, но какой ценой? Прошу тебя!
– Я буду заботиться о тебе. Я возьму больничный, в конце концов, я беременна, так что не будет никаких проблем. И потом я буду с тобой, пока... пока не родится ребенок… – Нет. Конечно, я не буду говорить об этом вслух. Никогда. Такое ощущение, что пока я не скажу этого, оно не произойдет.
– И ты же слышал, что сказал доктор Мартин! Бывали случаи, когда после облучения пациенты жили несколько лет, несмотря на опухоль! Годы, Джей!
– Только не питай иллюзий и ложных надежд. – Джей отпускает мою руку. Его руки обессиленно падают вниз. – Ничего хорошего из этого не выйдет. Я не могу...
– Я не буду, – спешно перебиваю его, и снова мне не стыдно за мою ложь. Какова цена жизни без надежды? Пустота. И это идет не от меня, а от Джея. – Обещаю. Но я хочу этого. Мне больше ничего от тебя не нужно, Джей. Это мое единственное желание. Пожалуйста!
Джей мотает головой, его глаза опустошены.
– Это не обсуждается. Абсолютно. Ты не будешь тратить свои сбережения на это дерьмо. Вы копите на дом в Ричмонде! Кроме того, Бен тоже имеет право голоса, ты не решаешь это сама. А я говорю – нет. Никогда.
Потом отворачивается от меня и большими шагами идет по улице. Я медленно следую за ним, в размышлениях жуя нижнюю губу. Почему этот мужчина обязательно должен быть таким упрямым?
Воздух можно разрезать ножом, когда мы после обеда входим в квартиру в Кройдоне. Мы много не разговариваем. Джей сидит в гостиной и рисует или играет на гитаре, пока я убираюсь, чтобы хоть чем-нибудь себя занять. Тайком я проверяю наш счет и понимаю, что мы хоть и не свободно, но можем себе позволить лечение. Потом я пишу Бену сообщение, чтобы он подготовился к разговору сегодня вечером.
После того, как мой муж вернулся домой, мы сразу же садимся втроем на кухне. Вместо нормального ужина у нас сухой хлеб с соусом, который я нашла на дне нашего холодильника. Мужчины пьют пиво. В моей сумке спрятаны УЗИ снимки нашей звездочки. Она еще крохотная и на моем сроке невозможно сказать, бьется ли ее сердце. Но моя врач меня успокоила, сказав, что еще слишком рано. По моим подсчетам, это должно было случиться после Рождества или на Новый Год. Такое ощущение, что два месяца прошло как несколько дней, потому что так много всего случилось. Если живешь в счастье, время летит незаметно. В следующий раз я возьму с собой обоих мужчин, в надежде, что при виде бьющегося сердечка на экране УЗИ аппарата, решение Джея укрепится.
– Конечно, мы это сделаем. – Бен так же категоричен, как и я. Я сжимаю его руку и бросаю полный любви взгляд, он отвечает мне тем же. Мое сердце растет, несмотря на то, что Джей постоянно вскакивает и бегает по кухне, как будто она больше, чем девять квадратных метров.
– Джей, послушай. Миа обязательно хочет, чтобы ты дожил до рождения ребенка. Без этого лечения шансы... насколько дерьмовые? Меньше одного процента?
Джей стискивает челюсти. Его глаза щурятся и он постоянно сжимает руки в кулаки.
– Хуже, – рычит он. – Но все равно последние месяцы я буду жить, а не лежать в какой-то долбаной клинике.
– Это одно единственное облучение, Джей, – говорю я ему. – Ты же был там, когда доктор Мартин это обьяснял. Одно единственное!
– Ты забываешь о множестве обследованиях, которые нахрен никому не нужны, Миа. И химиотерапия. И медикаменты с многочисленными побочными эффектами. Я не хочу здесь валяться как восьмидесятилетний старик, с болезнью Паркинсона, и вздрагивать от судорог, которому ты будешь подтирать зад и убирать его рвоту. – Джей снова вскакивает и кусает кулаки.
– Джей! – отчаянно машу головой. – Это всего несколько дней. Максимум недель. Но взамен ты получишь несколько месяцев жизни. Достойная плата!
Он не отвечает, вместо этого подходит к окну, опирается об оконные рамы руками и прислоняется лбом к стеклу. Его глаза закрыты, и я вижу, как его тело дрожит. Я хочу подойти к нему и обнять, но что-то внутри меня останавливает.
