Текст книги "Цветок камнеломки (СИ)"

Автор книги: Александр Шуваев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 53 страниц)

Батарейки емкостью в двадцать пять раз выше аналогичных по размеру .

"Ручные" алмазы.

Сомнительные, но при этом на диво эффективные лекарства для Третьего Мира.

Бронежилеты, выдерживающие пулю крупнокалиберного пулемета.

Каски.

"Вечная" обувь.

Приборы ночного видения.

"Пусковые" конденсаторы поодиночке и в батареях.

Пуленепробиваемое стекло на автомобили и не только.

Бритвы, которые имеют кромку шириной в десять молекул, и при этом действительно не тупятся.

Небьющаяся посуда.

Устройства для получения текстиля из макулатуры и растительных остатков, но при этом помещающиеся в чемодан.

Клеи для текстиля и клеи для металла, которые на самом деле клеями не были.

Бытовые электроприборы с "вечными" моторами по системе "полной массы".

…МПБ для отверточных производств на месте, – и всякое такое. По мелочи, но если чохом взять, то получится довольно прилично.

– Понятно. – Он обернулся, как будто другими глазами, вдруг увидав жирно блестящие каменные рельсы, по которым непрерывно ползут под разгрузку поезда, бесконечный ряд их платформ, на которых – контейнеры, контейнеры, контейнеры, поодаль, – еще скрытые крепежной сеткой, и те, что поближе, уже от нее свободные, бесконечный ряд грузовых причалов с подводными транспортниками под погрузкой, лес неприятно-хлипких с виду ферм мостовых кранов, – вот точно таких же, как эти, и каких-то других, все-таки целые города контейнеров при том, что работа велась, вроде бы, только с колес, – и мысленно присвистнул. Порт Тихий. Не самый большой и один из многих. Не разум даже, ненадежный и поверхностный, но – сами инстинкты представителя морского народа, для которого морская торговля, порты, – это все, сказали ему, наконец, достаточно. – И так у вас всегда?

Фраза получилась исключительная по своему идиотизму, он это понял сам, хотя собеседник воспринял его слова без малейшего непонимания, как так и надо:

– Семь дней в неделю и двадцать четыре часа в сутки. Бывает вообще зашиваемся.

– А вот скажите, – изделия класса "Б" и "В" вы тоже вывозите?

Всю доброжелательность Дмитрия Алексеевича будто сняло рукой. Глаза – буквально заледенели на внезапно отвердевшем лице, враз принявшем выражение Официальной Неприступности.

– У нас приличный порт. Кроме того, – я еще жить хочу.

– В смысле?

– А – убивают. Торгаши. Правило ихнее – знаете? Всех, кто торгует. Всех, кто способствует. Всех, кто знает, но не… сообщит, в общем. Всех, кто должен был уследить, но прозевал. И правильно. Были слухи, вроде баловались эстонцы, чехи, пшеки пробовали что-то такое, – но фактов не знаю. Рыбаки еще грешат вроде бы, – но попросту вроде бы, без Старших Классов… Оно, конечно, шила в мешке не утаишь, но всем настолько не нужна конкуренция, что, как правило, никому ничего не приходится объяснять… Хотя все ясно понимают, что это все только до поры – до времени.

– Мне вдруг пришло в голову, что я вижу самое большое количество контрабандного товара за всю историю. В самый раз для книги Гиннеса.

– Знаете – что? Это не мы во времена оны выдумали принципы Открытого Моря и Свободной Торговли. Англичане. Раньше, значит, хороши были, а теперь, когда другие оценили, – разонравились резко? Когда какое-нибудь правило перестает устраивать, его тут же отменяют, – тоже, кстати, английская практика. Вот только людям нужны наши товары, а мы – готовы им эти товары поставлять. В любом количестве, очень высокого качества и по смешны-ым ценам. В конце концов, – не наркотиками торгуем…

Ну, это, как раз, еще не факт. И если не вы, так другие, но дело же ведь не в том… И, как некогда, не так уж давно, и как это происходило в последнее время все чаще, воображение Майкла вдруг заработало и только что не пошло вразнос.

Пред внутренним взором его предстали десятки портов, явных и тайных, многотысячные армады транспортов, миллионы контейнеров, водопад, целое половодье товаров, готовых излиться на ничего не подозревающий мир… хотя откуда он сделал такой вывод? Исключительно из собственной наивности? Каждый рейс – тысячи тонн грузов под присмотром двадцати молодых негодяев, для которых ни один закон не писан, вполне достаточно, потому что управление – для идиотов, он видел, добился-таки, за полгода практики можно освоить вполне прилично, легче, чем управлять автомобилем в мегаполисе, и, в случае чего, – их не слишком-то жалко…

Очень скоро фирмы, не только не участвующие в этом производстве непосредственно, но и, что самое страшное, еще и не вложившие в этот поток ни единого собственного пенса, почувствуют это по-настоящему. Снижение объема продаж – убытки – повышение учетной ставки – вмешательство правительств – понижение учетной ставки – затруднения с выдачей кредитов – нажим на должников – уменьшение оборотных средств – снижение объема продаж… Цикл провернется пару раз, потом вступят новые контуры давным-давно известного механизма: прекращение платежей средними банками – отток вкладов – прекращение платежей крупными банками – волна банкротств… Но только еще на первой стадии тресты ткнут своих политиков носом в первопричину дестабилизации… а она будет продолжать действовать, никуда не денется, и начнутся санкции и протекционистские барьеры. Таможни станут военизированными службами, а их будут покупать, их будут контролировать, а контролеров будут покупать. У несговорчивых начнутся неприятности, в том числе со смертельным исходом. Потом, – очень вряд ли, но все-таки не исключенный вариант, – наступит некоторое временное облегчение, своего рода ремиссия, когда ход на основные рынки все-таки законопатят, грубо и бесцеремонно. Но продлится это недолго, потому что кроме основных рынков есть еще и гораздо большее количество не основных, а можно создать еще и совсем новые, доселе не существовавшие, давление станет более косвенным, опосредованным, но сохранится и снова начнет возрастать… Посредников разведе-отся! Как комаров, целые тучи. Богатых, хищных, беспринципных. Со времени Наполеона средств осуществления Континентальной Блокады, понятно, поприбавилось, вот только и средства ее прорыва тоже не стояли на месте, и Советский Союз вкупе с крепнущим лагерем Стран Социалистического Содружества существенно труднее блокировать, нежели Великобританию в 1800 году… Хотя и тогда вышло не сказать, чтоб очень…

А вот тогда кто-нибудь сформулирует общую, но покуда еще бесформенную мысль: ребят надо топить! Останавливать, – или, хм, заставлять всплыть, – досматривать и конфисковывать товар вместе с кораблем. Нет, то есть отдельные акции в таком роде возникнут еще на предыдущих этапах, – уже возникли, поди, – но в какой-то момент это станет системой и массовым действом… которое спустя самое малое время столкнется со столь же массовым и все более сильным противодействием, потому что останавливаться или всплывать, чтобы быть тут же обобранным до нитки, они не захотят. Как это называется? Правильно, этим самым словом. Война. Эти ребята, при всех своих достижениях остающиеся до умиления наивными в некоторых вопросах экономики и социологи, просто-напросто не представляют себе, во что ввязались… Оно собственно не удивительно, потому что судить они могли по одной только своей стране, где в памяти – только те времена, когда всего не хватало и ничего не было в достатке, и не могут себе представить, что другие – могут вовсе не обрадоваться внезапному изобилию непонятного происхождения барахла… Так что вопрос стоит не в том, предпримет ли Запад что-нибудь против них, или нет, а в том, хватит ли у вышеупомянутого Запада сил для эффективного противодействия. А не факт. Но вслух вяло спросил только:

– Скажите, а зачем им еще и валюта?

Комендант, услыхав подобное, только безнадежно вздохнул, как человек, волею судьбы вынужденный общаться со слабоумным:

– Вот слыхал я краем уха, что вы не наш, но поверил только теперь. Вы не только не наш, но и живете тут, скорее всего, недолго. Уже летом, поди, приехали? – Майкл – кивнул. – Оно и видно. А то знали бы, что такое здешняя зима на полгода. Мы существуем как народ потому только, что другие – не могут терпеть ежегодной климатической катастрофы, а мы – можем. Только это не значит, будто нам подобное нравится. Так что климат за границей покупать приходится, в теплых странах, которые потихоньку приучаются плевать на всякого рода требования и ультиматумы США и прочих… требователей… – Он с видимым расстройством замолчал, было видно что тема сия его расстраивает, а потом продолжил. – И такая еще вещь: сервис. Его у нас у нас ни за какие бабки не купишь, потому что, – вы же знаете здешние реалии, – ну кто пойдет в сферу обслуживания, на самом-то деле? В гостиницу, в мотель, в кафешку для отдыхающих? Кто захочет всерьез связываться с рестораном, и где найдет в него служащих? А у вас, – все про-осто. Плати, – и пожалуйста. Чувствуешь себя господином, чего дома лишен при всех переменах…А уж если дом себе построить в тех краях, так и вообще… А чай? А кофе? А фруктаж экзотический? Да, – а чистые? В них всегда нужда, сколько ни дай, никакого Норильска с Алтаем не хватит… Да что там говорить! Большие деньги нужны. Просто-таки огромные.

Так. Надо будет навести справки о строительстве в зоне самых знаменитых курортов. Конкретнее, – о строительстве помпезных дворцов на непонятные деньги.

– А не боитесь, что вас начнут попросту топить?

– А вы знаете, как выглядит операция по поиску даже одной малошумной подводной лодки в своих территориальных водах? Какие на это затрачиваются ресурсы? А если в чужих? А если лодок столько, что – во всех водах вообще, причем одновременно и все время? Если у вас нет возможности выделить даже по одному эсминцу на штуку, – это как? А если у нее скорость подводного хода – до сорока семи узлов? Кроме того, в открытом океане это еще и пиратство, и они имеют полное право оказывать сопротивление.

– Станции слежения последнего поколения…

– Станции слежения в нейтральных водах, – законная добыча каждого честного коммерсанта. А если воды, не дай Бог, чьи-нибудь, – то незаконная. Как они их находят, – не знаю, была какая-то негласная договоренность с начальством ВМФ, но зато очень хорошо представляю себе, что от них остается после воздействия двадцати килограммов хорошего флотского гармонита, – Майкла передернуло, – от акустики там, и от всего прочего… Так ведь и не обнаружишь. Они ж по-настоящему тихие, куда там "Лос-Анджелосам" и прочим "черным дырам", вы уж поверьте.

– Верю. Уж в это-то я верю.

– Эти русские такие дураки, такие, хвала Пресвятой Деве, дураки, что их даже обманывать стыдно, видит Бог. Непременно надо будет исповедаться этим же воскресеньем падре, потому что это, наверное, грех…

– Почему дураки-то?

– Даже не удосуживаются узнать, что здесь – по чем. Я покупаю у них товар в два, в три раза дешевле, чем продаю потом в Байе, и кофе продаю тоже по двойной цене. Клянусь Пресвятой Троицей, – на одно песо я навариваю – пять. Выгоднее, чем торговать порошком, и риску куда меньше…

– А фрукты?

– Что – фрукты?

– Как ты упаковывал бананы, не говоря уж о спелых авокадо и даже жабутикабе?

– Попросил, – и мои русские привезли мне машинку для вакуумной упаковки, и еще одну, – для азота. Следующим же рейсом, клянусь Пресвятой Троицей!

– Вот то-то и оно, – непонятно констатировал его собеседник, Серхио Гонсалес, по прозвищу "Толстяк", – а кто может сказать, что понадобится тебе в следующий раз?

Толстяк, понятное дело, худой, как щепка, и всегда-то был смурным типом, а уж Рамон-то знал его с самого детства, лет двадцать. Он, кстати, очень мало изменился с тех пор, такой же худой, желтый, в том же, кажется, синем хлопчатом комбинезоне, – и уж точно при тех же круглых очках с маленькими стеклами. Такой же смурной и так же невозможно понять, что он говорит.

– А какая разница? – Поддерживая традицию, не понял Рамон. – Что закажу, то и привезут, они такие прям честные, такие наивные.

– А такая разница, что ты скоро перестанешь понимать, как раньше-то обходился без ихних штучек. Как с телевизором. Сначала – приручат, а уж потом… – Серхио многозначительно завел глаза, на самом деле понятия не имея, какие ужасы собирается напророчить собеседнику, – потом уже поздно будет.

Что взять – смурной человек. Говорит непонятно, а сам – бестолочь последняя, ничего толком не умеет, ни на что толком не годен.

– Кстати, – а тебе не приходит в голову, что у них то же самое?

– Что – то же?

– А – продают тебе свой товар в три раза дороже, чем берут там у себя, а кофе – в три раза дороже продают у себя?

Такой поворот дела не приходил Рамону в голову и даже несколько испортил его превосходное и чуть возбужденное настроение. Все-таки вовсе бесполезный человек. Говорит – непонятно, а душу все-таки умудрится смутить.

– Как это? Я – в три, и они – в три, это будет… Это будет за кофе…

– В девять раз, – любезно подсказал Толстяк, – так что там, где ты навариваешь песо, они берут – два.

– Так это получается… получается, – Рамон, от неожиданности мысли не могущий вот так, сразу, сообразить, углубился в подсчеты, загибая пальцы и бормоча себе под нос, – получается, что это я теряю два песо из трех? Если б я продал у них – сам, а купил бы – на месте, и продал бы… Нет, наоборот… Слушай, – я совсем запутался. Вечно ты так.

– Ничего подобного. Ты только что сам понял, что куда лучше возить – самому и цены – устанавливать тоже самому. Все правильно, так что нигде ты не запутался.

– Так они не дураки все-таки?

– Дураки. Хотя бы потому что связались с тобой, вместо того, чтобы закупать кофе прямо на асиенде. Дураки, но все равно остаются не в накладе. Вот теперь прикинь, сколько б имел ты, умный. – Но тут же испортил впечатление от таких понятных, хороших слов, потому что продолжил все-таки непонятно. – Понял, что тебе надо будет заказать у твоих честных, наивных русских в следующий раз? Только ведь не привезут…

До Рамона вдруг дошло, и от одной этой мысли его прошиб холодный пот.

– Лодку ихнюю? – Хрипло проговорил он дошедшее. – Но столько мне и не потянуть…

– Это – да. Пока – да. А вот увязаться с ними, – так очень даже может быть, что и станет.

Что-то в душе восставало против этого непогрешимого умника, а потом, едкое, как желчь, вдруг выплеснулось в вечном и неотразимо-хамском:

– Если ты такой умный, – с замиранием сердца проговорил Рамон, – то что ж тогда не богатый?

И "Толстяк" непременно обиделся бы, как обижался всегда, и вдался бы в нелепые объяснения, которых от него не ждут, но их отвлекло появление нового персонажа. Джордж какой-то-там-еще появился в здешних местах не так давно, около года тому назад, но уже пообтерся, без обиды откликаясь на естественное "Гринго". Носил Гринго выцветшую клетчатую рубаху с закатанными рукавами, недешевые джинсы, висевшие на его костлявом заду, как на колу, глаза имел блекло-голубые и славился способностью пить, как губка. Впрочем, в запои он не впадал, и мог при желании не пить очень подолгу. Жизнь он вел, как и его соседи, достаточно скромную, только что не скудную, но почему-то чувствовалось, что деньги у него все-таки водятся.

– Рамон, – проговорил он, наконец, после неизбежных приветствий и разговора о ничего не значащих пустяках, – говорят, будто ты хорошо поднялся на делах с этими твоими русскими, а?

– Грех жаловаться, Гринго, грех жаловаться.

– И деньги хорошие, а?

– А какое тебе дело, а? В долю хочешь вступить, или, не дай Бог, отбить клиентов?

– Ни в коем случае, приятель. Последнее это дело, – зариться на чужой заработок. Спросить хочу… – он долго раскуривал большую кубинскую сигару, прежде чем продолжил, – они говорят, всякими такими штуками торгуют, а? Всякими полезными изобретениями?

– А ты, значит, хочешь приобрести? – Нехорошо обрадовался Рамон. – Так пожалуйста. В любой момент.

– Нет, говорю же, – спросить хочу.

– Ты ведь уже спросил.

– Ничего подобного, парень. Понятно, зачем покупаешь, но я тут познакомился с кое-какими образцами, и поэтому хочу спросить: продаешь-то зачем?

– Как это?

Два человека в один день, говорящие неизвестно – о чем, это, право же, было слишком много.

– Да вот так. Подобрать с умом наборчик, – и деньги вообще никогда не понадобятся. Это ж для себя вещи, а не на продажу ни на какую…

Глянув на собеседника и не встретив в его глазах даже тени понимания, Гринго только тяжело вздохнул.

– Ладно. Тогда у меня к тебе большая просьба. Когда твои русские друзья начнут строиться где-нибудь тут неподалеку, – замолви за меня словечко. Не подведу ни тебя, ни их.

– Да с чего ты взял, что они вообще собираются строиться?

– Сынок, – сиплым голосом ответствовал Гринго, возлагая на плечо Рамона жилистую, веснушчатую десницу, – если старый Джордж говорит, что какие-то там ублюдки собираются строиться, то скорее всего так оно и есть. Даже если они пока что сами об этом не догадываются.

Рамон – в гробу хотел бы видеть такого папашу, равно как и его руку у себя на плече, и не спустил бы кому другому, но тут стерпел. Было в этом самом Гринго что-то такое… Вызывающее опасение.

Констракшн бизнесс – во всем мире дело мало уступающее по доходности торговле наркотиками и оружием и почти столь же чистое. И сгореть на этом поприще можно почти таким же ярким пламенем. Валентайн "Бау" Росетт, вот уже больше года, как Джордж какой-то-там-еще "Гринго", знал это лучше кого бы то ни было, он сам был из таких – сгоревших, и счастье еще, что не до конца. Ну, – не до самого конца.

От прочих разных сгоревших на этом славном поприще его отличала такая мелочь, как действительное умение строить, в случае чего, хорошо, быстро и дешево. Ну, – относительно.

В смысле, – относительно дешево. А ублюдков, которые собираются строиться, он действительно чуял за версту, – и за месяц до того, как решение строиться действительно придет в ихние тупые головы. Он по всему чувствовал в этих русских торговцах огромные деньги и огромную перспективу. Да, идиоты. Телки, которых не обирает только ленивый. Но вот только сдается ему, что если они догадаются о том, что их кидают, жулику мало не покажется. Сам заречется и другие надолго запомнят. Да, не жалеют бабок, как будто не знают истинной ихней цены и силы, но и это может парадоксальным образом оказаться на пользу делу, с самого начала придав делу ореол масштаба. А если они, – да помогут ему подняться из нынешнего дерьма, – то он будет их с потрохами. Даже научит уму-разуму и не будет нагревать на каждом шагу. Ну, – почти не будет.

… Меньше всего пострадают, почти вовсе не пострадают страны третьего мира, самые, что ни на есть, слаборазвитые. Тем и вообще любые новации могут пойти на пользу, потому что хуже, чем есть, уже не будет. Ну, а все остальное полетит кверху задницей. Причем первыми стартуют даже не Европа и не США, где и сырье есть какое-никакое, и традиционные отросли промышленности развиты, и внутреннее потребление высокое: Восточная Азия. «Тигры» – в первую очередь, а Япония – только самую малость погодя. И ведь это ж только самое начало. Сейчас они вывозят старье, заваль, изделия класса "А", которых и производится-то для внутреннего потребления все меньше и меньше. Хотя, с другой стороны, надо сказать, – товар-то все опасный. Самый что ни на есть дестабилизирующий: перекрывает надолго сразу много первоочередных потребностей, так, что пострадают в какой-то мере даже топливные и электрические компании. Не говоря уж о прочем. Автомобили они, надо думать, будут толкать в открытую. Неудобные, грубые русские автомобили. Которые не ломаются, даже если на них въехать в стенку, проходят по любой местности, стоят – гроши, а ездить могут в конце концов на соломе, хворосте и листовом отпаде… А еще найдутся, ведь найдутся же предатели, которые начнут переделывать и делать удобными. Лепить всякие примочки для красоты. Можно пари заключить, что таких – будет больше, чем достаточно.

Так что врал Михаил. Врал, а скорее всего, – искренне заблуждался, когда говорил, что в стране почти исчезло массовое производство. Отстал от жизни, оно, может быть, и сходило на нет, но жизнь сделала очередной виток, и потребность в нем снова появилась. Для прорыва вовне. Помнится, он говорил тогда о неких "ювелирствующих", с явным оттенком пренебрежения, а Майкл не спросил поподробнее, решив почему-то, что это и так понятно… А потом нынешних неизбежно подопрет следующая генерация, которой они – будут мешать, и во все укромные уголки мира хлынут изделия следующей очереди, – здешние милые самолеты, "камбалы", медицинские комплексы, беспилотные летательные автоматы, атомные реакторы в секциях, сами по себе такие вот подводные лодки, атомные и не очень, вообще все эти автоматы высших функциональных классов, – и оружие, оружие, оружие… Комплексы по производству "протопита"! Да что там барахло с железяками, они сами пойдут на вывоз, где уже никто не сможет помешать им развернуться во-всю… Ну да, – а как иначе-то? Например, с медициной здешнего разлива. А все потому что русским приспичило удариться в туризм, причем приблизительно всей страной… А потом страны третьего мира насытятся всякими такими штуками, дешевая рабочая сила сначала станет не такой уж дешевой, а потом сделается редкой и остродефицитной. А потом они наплюют на все договоры и перестанут продавать на Запад сырье, а вот это уже будет не кризис, а необратимый крах всей экономики, направленной на извлечение прибыли. Вот тут-то то все и всяческие приличия будут отброшены, и тогда все начнется по-настоящему. Только кончится, наверное, скоро…

Он – встал, заложив руки за спину, расставив ноги и глядя с берега на рейд порта Тихий ничего не видящими глазами.

… Не зря, не зря тут стояло такое вот лето, потому что, очень может быть, это вообще самое последнее лето в истории. Скорее всего. Поразительно только, почему так поздно. Ну вот и все. Все элементы мозаики, наконец, сложились в целостное Представление. Такое, что не убавить и не прибавить, и остается только вернуться домой, собрать всех родных и постараться успеть получить удовольствие от последней осени.

… Как я полагаю, особенно успешному развитию процесса способствует то, что русские, при всем видимом и, – да, фактическом отличии, я бы сказал, архетипически близки всем этим людям и всем этим народам по менталитету. Все этические системы, сколько-нибудь соответствующие современности, привнесены в Россию извне, не были выработаны и выстраданы широкими народными массами, а оттого и являются весьма поверхностными. Если поскрести даже самого интеллектуального русского, обнаружится язычник, все так называемое «православие» которого в основном представляет собой род особенно развитой системы суеверия. Кроме всех этих суеверий и легко поднимающегося на поверхность комплекса родоплеменных отношений, русские являются язычниками, с характерным языческим прагматизмом, по-язычески же довольно примитивным и близоруким. В общем, – все то самое, что нужно для наилучшего понимания с азиатами, неграми и латиноамериканцами. Ваш человек находит совершенно естественным, когда видит в кресле высокопоставленного чиновника не политика и не клерка, а, сквозь все эти наносы, прямо главу большей или меньшей семьи, вожака большей или меньшей шайки более или менее лихих добытчиков, человека грубо прагматичного, – нет, вором-то он может быть и изощренным, – и лишенного даже следов глубинного идеализма. Западному человеку нужно долго учиться, подстраивать свою манеру поведения, держать в голове, что политики не так уж редко бывают продажными, – а русский прямо резонирует с подобными людьми. Поэтому англосаксы вырезали своих индейцев почти под корень, а вы – живете с татарами, башкирами, горцами, чукчами и орочами как так и надо. Но это обстоятельство стало по-настоящему важным только теперь, после того, как у вас появился ресурс. Вы отправляетесь в республику Банановую и предлагаете построить еще один порт, беретесь сделать электростанцию, туркомплекс или завод по производству джипов. Даете вожаку за контракт столько, что он возьмет, да еще с чистой совестью, потому что вы в последнее время научились выбирать такое, что действительно нужно, а главное, – понятно и очевидно. Не металлургический комбинат и не станкостроительный завод. За работу берутся символические деньги в долг, потому что вы можете себе это позволить, специалисты и так называемые работяги – строят себе благоустроенный поселок со всеми удобствами, успевают передружиться с местным населением и обзавестись местными любовницами, доктора, – это, надо признаться, да, прямо безобразие какое-то, даже уезжать страшно, ей-богу, – лечат всех желающих или же только нужных людей на вашем уровне, все хорошо и замечательно. Работа тем временем выполняется в кратчайшие сроки и с поразительным качеством. Создается постоянное представительство из специалистов. Это все вы пробовали делать и раньше, но только теперь усилия оказываются более, чем успешными, и это – только первый такт двигателя, потому что ваши специалисты, будучи государственными служащими, точно так же, как те, с кем они имеют дело, в не меньшей степени остаются членами своего клана, семьи и тому подобного, поэтому вслед за первым тактом следует второй.

Он состоит в том, что непременно имеется порт или крупный аэродром, которые строятся просто попутно, вроде бы как для удобства основного строительства, и вот там-то под официальным прикрытием начинает складываться система подпольной торговли. В таких масштабах, что порой возникают "черные таможни", за часть товара обеспечивающие настоящий режим наибольшего благоприятствования в торговле. Второй такт покрывает все издержки от первого. Год, полтора, и все силовые, товарные, инфраструктурные, информационные и финансовые потоки, – кстати, значительно выросшие, – оказываются замкнуты на вашу факторию. Возврат в исходное захолустное состояние становится сначала – нежелательным, потом – пугающим, а в конце концов – прямо невозможным, как возврат в утробу матери. И никто никого не эксплуатирует! Платят вполне прилично людям, которые согласились бы на вдесятеро меньшую сумму! Никто никому не тычет кулаком в рожу, называя китаезой либо же черножопым! Притворяясь последними лохами, – а отчасти и просто так, без особенного расчета, – им дозировано дают, – то, понятно, что считают нужным. Приезжие, как правило, – зрелые и молодые мужчины, угодив в сексуальный рай, разумеется, пускаются во все тяжкие, и через год кругом оказывается полным-полно помесят. Местные стервы даже специально норовят залететь от спеца, потому что папаша, – даст на прокорм что-нибудь такое, что и впрямь прокормит. А что ему, на самом-то деле? Такого рода колонии охраняются очень небольшим числом профессионалов из Союза, – и куда большим числом лиц, привлеченных из местного населения: продажные политики, продажные полицейские, главари наиболее влиятельных банд, наемные убийцы, и тому подобный контингент. Количество преступлений быстро идет на спад, – зачем, если можно иметь больше без всякого риска? Отморозков, до которых не доходит, кончают свои, с нечастой и охотно оказываемой помощью Большого Брата. Так же поступают со слишком умными, теми, которые понимают, что это – конец их владычеству, конец привычному образу жизни и вообще многому, многому другому. АВОСЬ – как провозглашенный и активно экспортируемый жизненный принцип! Вмешательство США и прочих великих держав, – открыто игнорируется, с их сторонниками на местах происходят все более крупные и нелепые неприятности… Надо признать, кое-что из того, что я узнал в этом плане, не поддается рациональному толкованию.

– Это – да. Молодец. Откуда взял?

– Вы помогли. – Довольно мрачно ответствовал Майкл. – Ничего не скрывали, вот я, в конце концов, и вычислил. Начал выяснять целенаправленно, так подтвердилось почти все, ряд деталей новых выплыли, – а общая картина такова.

– А выводы? Должны же быть из столь солидно проведенного экспериментального исследования сделаны столь же солидные выводы?

– Ну, если кратко… Вывод заключается в том, что, при отсутствии войны, в самые ближайшие годы предстоит радикальное изменение мирового порядка, в котором главенствующую роль будет принадлежать Советскому Союзу. Я, видите ли, тщательно проанализировал работу вышеуказанной двухтактно-четырехтактной схемы и пришел к выводу, что остановить этот двигатель без экстремальных мер нельзя. Увы. Таким образом, зная людскую натуру, следует предположить, что вслед за страшным, неслыханным экономическим кризисом, – да просто крахом! – будет война. Да, согласен, мягко говоря, – малоперспективная для той стороны, – но и этой мало не покажется. Разница состоит в том, что здесь, может быть, кто-нибудь выживет. Разумеется, – вместе с "мозаикой" и благодаря "мозаике".

– Надо думать, – эта очаровательная лекция представляет собой кальку того доклада, с которым ты собираешься выступить перед руководством? Будучи надлежащим образом сдобрена примерами, фактами и математическими выкладками?

– Ну, – более или менее.

– Ойй… И это – все?

– А что, я упустил что-нибудь существенное?

– Да, как бы это помягче сказать, – ка-апельку больше половины. Мы были бы счастливы при том объеме головной боли, который ты обозначил.

– Может быть, – голос Островитянина был полон кристаллизующегося от дикой концентрации яда, – просветишь?

– Начну издалека. В серьезных физико-математических формулировках случались слова, которые авторам казались совершенно однозначными и само собой разумеющимися. В теории множеств такой термин, его и не вводил-то никто специально, и определения не сыщешь, – "произвольное", "произвольный", причем под этим подразумевалось "любой". А это оказалось не так, потому что в каждом конкретном случае мыслимо вовсе не все, что угодно. В теореме Геделя, одной из главных в математической логике, это термин "одновременно", – она совершенно верна, если этот термин однозначен, но беда только в том, что "одновременность" – вещь вовсе не очевидная. В большинстве реальных случаев доказать строгую одновременность двух пространственно несовпадающих событий попросту невозможно.

– Какое отношение это имеет к…

Михаил поднял руку, давая знать, что как раз собирался переходить к этому.

– Дело в столь часто употребляемом в лекции термине "ваше". Или – "ваш", "ваши", – безразлично. В этих выкладках только и есть истинного, что мировой порядок меняется и в нем, действительно, кто-то будет доминировать. А вот с "вы", "Советским Союзом", и прочей мыслимой на данный момент конкретикой дело обстоит куда-а сложнее. Беда в том, что нет никакого определенного – "вы". Одно дело, – Иван Ильич, достигший своего непостижимого идеала, и совсе-ем другое – экс-композитор Постный, не к ночи будь помянут…