Текст книги "Божества древних славян"

Автор книги: Александр Фаминцын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)

2. Как воинственный, храбрый юнак, как божественный витязь, в лице Святовита, Радегаста – Сварожича, Руиевита, Поревита, Яровита, бог солнца может быть сопоставлен с Девой, Dzewana (Dziewanna) поляков, которую Длугош, Вольский и др. объясняют именем Дианы (см. выше стр. 22), т. e. богини луны, также с Дзевоей белоруссов^[809]. Я упомянул уже выше о Деве, которая, по болгарскому представлению, в Иванов день ведет сбивающееся с пути солнце. Солнце же в этот день «держит в руках две сабли и вертит ими» – представление, соответствующее южному, палящему, воинственному характеру этого светила. Болгарская Дева в этом случае, вероятно, та же Самодива (= Самодева), о которой упомянуто выше (стр. 294).

3. Как бог похоти и плодородия, а отсюда и брака и веселья, и богатства, бог солнца принимает в народном сознании следующие образы:

а) Тур находит себе одноименную спутницу в лице Турицы.

б) Ерыл или Ярило (Ярун), Припекало (Бронтон), Купало, Радегаст, Святовит, Ясонь, специально согревающие и припекающие землю и вызывающие тем плодородие, кроме Купалы и Марены (Марыси, Марипы, Марзаны и пр.), о которых пока уже достаточно сказано выше, могут быть сопоставлены с малорусской и белорусской Лялей. В одной белорусской песне обращаются к ней в следующих выражениях:

Дай нам житцу,

Да пшаницу,

Ляля

, Ляля, наша Ляля!

В агародзе,

Сеножаце (т. e. на покосе), Ляля, Ляля, наша Ляля!

Ровны гряды,

Ровны зряды, Ляля, Ляля, наша Ляля!..

^[810]

Интересно, что у этрусков, которые вообще в области религиозных верований сделали немало заимствований от соседних народов, Луна называлась между прочим Lala^[811] – именем, опять буквально соответствующим нашей Ляле.

в) Лад, «бог женитвы», «бог веселия и всякого благополучия», и Радегаст, представляющий с некоторых сторон столь близкое сходство с Фрейром, богом брака и веселья (см. выше стр. 271, 272), бог света и радости, радетель о благе человечества, как бы Радýн, находят себе точно подходящую подругу: первый – в лице Лады, имя которой возглашается на брачных весельях, второй – в лице Радуницы, сияющей радостью богини красной весны, чествуемой на «красной горке»^[812]. Эту Радуницу, представительницу радостной весны, имеет несомненно в виду следующая народная песня, когда обращается к Веснe:

Весна, весна красная

,

Приди весна

с радостью

,

С радостью, с радостью

С великой милостью.

^[813]

Весну закликают, к матери Ладе обращаются с просьбою благославить это закликание:

Благослави,

Мати

,

Ой мати

Лада

, мати,

Весну закликати.

^[814]

Чехи спрашивают у Весны (lito), где она так долго была, она отвечает, что «у воды руки и ноги мыла»:

Lito, lito, lito, kdes tak dlouho bylo?

– U vody, u vody ruke nohy mylo.

^[815]

И вопрос и ответ вполне соответствуют приведенному выше (стр. 299) отрывку из весенней песни, обращаемой к весенней богине, в лице Марии. Весна (Uto) рождается, следовательно, из воды, как Афродита из морской пены.

г) Из приведенных выше (стр. 298) стихов Гомера и Гесиода мы видим, что Солнце (Ясион) и Земля (Деметра) вступают в любовную связь. Плодом этой связи является богатство и изобилие (Плутос). Точно так и славянский Ясонь – Ярило – Припекало и т.д., совокупляется с матерью-землей, рождающей изобилие плодов земных, которыми обусловливается благосостояние земледельца и садовода. В северных и средних широтах главное богатство народа составляют плоды полей. Представителем изобилия полевых произведений, составляющих народное богатство, подобно Плутосу, является уцелевший до наших дней в Белоруссии Спорыш, в честь которого в пору жатвы там поются особые «Спорышевые песни».

Название «Спорыш» родственно болгарскому слову спор (прилагат.: спорен), означающему изобилие, богатство (изобильный, богатый, ср. spora (чеш.) = умножение, sporo (польс.) = изобильно, спор (белорус.) = успех)^[816]. Слово «спор» соответстует греческому Πλούτος, каковым именем назывался у греков упомянутый выше сын Деметры и Ясиона, представитель богатства. Плутос и Спорыш, следовательно, суть синонимы. Это подтверждается и тем, что точно в том же смысле как Спорыш, величается в белорусских песнях и Добро (= изобилие, богатство). Привожу две песни в честь Спорыша и Добра:

а) Ходзиу

Спорыш

по вулице,

По вулице по широкой,

По мурауце по зеленой,

А нихто Спорыша у двор ня зовець.

Вышла, выехала Хвядориха:

«Ходзи, Спорыш, ко мне на двор,

Ко мне на двор, на чисовы стол.

Сядзь, Спорыш, на покуце (почетное место, под образом),

На покуце, да на зóлоце.

Пи, Спорыш, зялено вино.

Споры, Божа

, у моем гумне,

У моем гумне, у моем дворе:

На току вмолот, а в дзяжи подходь,

А в печи рост, а на столе сыццё

(довольство)».

б) Пошло

Добро

дорогою,

Дорогою широкою,

А хто добро пираймець,

К себе у гумно завернець?

Андрейка добро пираняу,

К сабе у гумно завернуу:

«Ко мне, добро, у мое гумно!

Мое гумно вяликоя,

Пираплеты высокие».

^[817]

Спорыш и Добро в этих песнях имеют одно и то же значение, совпадающее со значением Пильвита, бога изобилия и богатства литовских народов. Пильвит же, и по значению, и по имени своему, соответствует Плутосу (Πλούτος, Plutos = Pilvitos)^[818].

В других песнях, представляющих варианты только что приведенных, те же просьбы, посетить двор и гумно, обращаются к «Богу», под именем которого, несомненно, подразумевается тот же Спорыш; этого бога встречают с почтением, с обнаженной головой, просят прийти с изобильным урожаем:

Ишоу

Бог

дорогою,

А за ним наш пан идець,

У руках шапочку нясець

И до себе бога просиць:

«Да ко мне, божа, да ко мне,

Да з густыми снопами,

Да з частыми копами.

У мяне гумно вяликоя,

Пераплоты высокие,

Ёсь гдзе снопы стауляци,

Ёсь гдзе скирты класыи».

По словам белорусской же жатвенной песни,

Ходзил Бог по полю,

Поцерял корону.

Корону эту (очевидно, обрядный жатвенный венок, эмблему плодородия) находят и поднимают «жнейки»^[819]. Соответственно тому, у латышей в песнях упоминается о боге в венке из ржаных остий:

По полю ржи идет

Бог

,

У него шапка из ржаных остий.

^[820]

«Бог» в латышских песнях прогуливается и между селянами, работающими на гумне или на мельнице, как бы радуясь плодам своих благодеяний на пользу людей:

На гумне молотят молотильщики,

В жерновой избе мелят мельники;

Богу

понравилось

Прогуливаться промежу них.

^[821]

К тому же богу относится молитва:

Уроди,

Боже

, два колоса

На конце одной соломенки.

^[822]

На юге, где главное богатство народа составляют плодовые деревья и виноградники – словом, сады, вероятно, почитался специальный бог садов, имя которого, быть может, скрывается в известном нам ныне лишь в латинизованной форме названии древнеиталийского бога садов – Vertumnus, означающего как бы садовщика. (Ср. врт [серб.], vert [словин.], сад = вертоград русс.]).

4. Как бог-оракул, солнце олицетворяется в образах:

а) Радегаста-Сварожича и Святовита, славившихся своим оракулом в среде всех балтийских славян. Способы гадания, сходные с теми, которыми открывалась в названных святилищах воля богов (посредством жеребьев, хода коня, обрядного пирога [стр. 52-53]), до сих пор, в числе многих других, практикуются простым народом в разных славянских землях, в особенности

а) на святках, при встрече возродившегося солнца, Авсеня или Божича, и

б) во время купальского праздника, которым провожают исполнившее свое назначение и затем удаляющиееся солнце, в лице Купала (Яна-Ивана) – словом, в главнейшие моменты чествования солнечного божества.

Между многоразличными способами гадания наиболее видное место занимают гадания по искрам и пламени костров, факелов, лучин и т.п.,словом, гадания по огню, двойнику солнца, представителю его на земле, и с другой стороны – по произведениям лугов и полей (сену, соломе, хлебным зернам и пр.), в особенности гадания цветами, зеленью, венками, и притом преимущественно у колодезей, рек и источников (дома – у сосуда, наполненного водой) – одним словом, у вод, представительницей которых служит царица небесной влаги, в лице Коляды, Купалы и т.д. Я буду говорить об этих гаданиях при описании соответствующих праздников, теперь же достаточно будет назвать только несколько примеров.

Болгарские девушки, в канун нового года, гадают с песнями около медника (котла), наполненного водою, в которую бросают цветы (преимущественно васильки) и погружают ветвь грушевого дерева; весною же гадают венками, которые пускают по воде^[823]. Последний способ гадания пользуется повсеместно, в среде славян, распространенностью.

У словинов старики наблюдают за скачкáми молодежи через ивановские костры и, по известным приметам, предсказывают скачущим счастье или несчастье в будущем^[824].

Чешские девушки на святках приносят источникам или колодезям в дар кусочки от рождественской трапезы и вопрошают воду.о своей судьбе, или гадают посредством соломенных венков^[825]. В Ивановскую же ночь в старину кидали в воздух зажженные метлы и гадали по пламени их, вопрошая при этом «великого Бога св. Яна» о сроке жизни. (Ср. выше стр. 280, прим.).

О гадании малорусских девушек, пускающих по воде венки с прикрепленной к каждому из них горящей свечой, я говорил выше (стр. 185). В Малой и Белой Руси девушка Купайло, в качестве Фортуны, с завязанными глазами, раздает пляшущим вокруг нее подругам венки, определяющие судьбу их. Как и у словинов, гадают по скачкам, совершаемым попарно через горящий костер, а также по искрам, отделяющимся в это время от костра^[826] и т.п. Великорусские девушки гадают по лучинам, которые сначала мочат в реке, а потом зажигают дома на огне, или по лучине, которую зажигают обернувши ее льном; нередко орудием для гаданий служат сковороды, наполненные водой, гадают и по соломенкам и т.д.^[827]

Гадания производятся главным образом молодежью, преимущественно девушками, оттого первенствующим предметом гадания служит любовь, оракулу предпочтительно задаются вопросы, касающиеся женихов и замужества.

***

Соответственно указанному параллелизму поклонения представителям солнца и небесной влаги, как мужского и женского элементов главнейших небесных явлений, и связанные с главнейшими фазами солнцестояния народные празднества нередко обнаруживают эту двойственность: солнце и двойник его на земле – огонь служат по преимуществу предметом культа мужского, – дождевая и земная влага – женского населения. Такое распадение культов на мужские и женские ведет свое начало из глубокой древности: уже римские женщины не допускались к участию в жертвоприношениях и послежертвенных пирах в честь Геркулеса, в жертвоприношениях в честь Марса Сильвана; точно так мужчины исключены были из участия в культе богини Bona Dea (= Maia, италийской Лады)^[828]. Вспомним, что у латышей в Усинев день, в жертвоприношении петуха, в съедении его мяса, даже в приготовлении съедавшейся сообща, мужчинами и женщинами, в поле, трапезы принимали участие одни мужчины. При чествовании пруссами овинного огня (Gabjaugja) жертвенный петух варился хозяином дома в присутствии мужчин, по удалении женщин (см. выше стр. 118).

У западных славян распространен был обычай приносить в жертву богу солнца петухов, оставивший до недавнего времени во многих местах несомненные следы в играх мужчин, заключавшихся в посечении петуха (Hahnenschlag). «Крестовое» или «петушье» дерево в Древенском округе (см. стр. 198 и сл.), как эмблема солнца (Генниля), рубилось мужским населением; Юрьев день, праздник (солнечный) пастухов, также во многих местах имеет преимущественно характер мужского торжества. Наоборот, чествование воды и рождающейся из нее Весны и весенних богинь (Русалки, Лады, Ляли, Купалы) преимущественно предоставляется женщинам: Семик (Турипы, Русалия) – преимущественно женский праздник, женщины встречают «Матушку Весну» с жертвенным даром (пирогом у русских, круглым хлебцем у болгар), «крестовому» мужскому дереву противопоставляется в Древене «венечное» дерево, привозимое и воздвигаемое женщинами накануне Иванова дня. Девушки на Руси украшают цветами и лентами семицкую березку, угощаются под березкой яичницей и пирогами, – остаток древнего жертвоприношения, от которого уцелели воспоминания в семицких песнях:

 – Ты радуйся,

белая береза

!

К тебе

девки

идут,

К тебе красные идут,

С пирогами, со яичницей

,

Со драчонами

.

– Береза моя, березоныса,

Береза моя белая...

Близ тебя, березоныса,

Красны

девушки

В Семик поют.

Под тобой, березоныса,

Красны девушки

Венок плетут.

^[829]

У южных славян преимущественно девушки поют обрядные дождевые песни, исполняют «дождевые процессии».

Колядское и купальское торжества – общие, но и тут, особенно в купальских обрядах, мужчины более группируются около огня, женщины же – преимущественно у воды.

Распространенное повсеместно в среде славян, глубоко укоренившееся у них представление божества солнца в виде колеса (коло), коня, быка, козла, барана, самым наглядным образом выразилось в форме обрядных печений, приготовляемых к празднику возрождения солнца, т.е. нового года, считаемого или со времени начала прибавления дней, или со времени начала весны; празднование этих дней в христианстве перенесено главным образом на дни Рождества Христова и Пасхи. Рядом с солнцем, чествуется в виде печений и сопутствующая солнцу представительница небесной влаги. У славян южных и западных почти повсеместно пекутся к Рождеству колачи (калачи), как символическое изображение солнечного колеса, а у восточных славян, преимущественно в великорусских губерниях, пекутся, именно только перед Рождеством, козули и козурки, названные так, разумеется, в честь святочного козла (козы), а в Малой Руси: коровки (отсюда название каравай), ягнята (отсюда баранка), коники, которых дарят детям: «дядя, подавай козурку», или «тетушка, тетушка – подай нам козурку», – поют колядовщики во Владимирской губ.^[830] В Болгарии (в Свищове) к Пасхе пекут кравае, которые называются козоницы^[831], и соответствуют костромским козулям, изображающим ныне не коз, а коров^[832]. Накануне нового года у болгар пекут короваи (кравайчета), а к Пасхе – колачи и бабы (баницы)^[833]. У поляков пекутся бабы. В этих изображениях нельзя не узнать четы Солнца и Небесной Влаги: Хорса (коня) и Русалки (кобылки), Тура и Турицы, Авсеня (козла) и Коляды (козы, бабы).

Сделанный мною обзор главнейших видовых форм, в которых народная фантазия представляла себе и олицетворяла божество солнца у славян южных, западных и восточных, наглядно доказывает чрезвычайную популярность и распространенность культа солнца на всем протяжении славянских земель, преимущественно же в среде славян западных и восточных, наиболее нуждающихся в солнечном тепле и свете. Убедительным доказательством того же, по отношению к славянам западным (и юго-западным), может служить и беглый взгляд, брошенный в географический словарь Гофмана, где встречаем бесчисленные названия «солнечных» мест, ныне известных под немецкими названиями (Sonnenberg, Sonnenfeld и т.п.), в землях юго-западных и западных славян и соседних с ними. Приведу только несколько примеров. Sonnberg: в Богемии встречается 3 раза, в Каринтии – 4, в Австрии – 9, в Штирии – 8; Sonnenberg: в Богемии – 3, в Пруссии – 7, в Сакс. Мейнинге, Нассау, Тироли по l; Sonnleiten: в Австрии – 4, в Штирии – 4; Sonnenburg: в Пруссии – б, в Тироли – 2; кроме того, находим массу названий, каковы напр.: Sonnborn, Sonneberg, Sonneborn, Sonnefeld, Sonneck, Sonnecz, Sonnendorf, Sonnenfeld, Sonnencoppe, Sonnenried, Sonnenwald, Sonnenwabel, Sonnering и мног. друг., в местностях, ныне занимаемых славянами или прежде служивших им жилищем и тянущихся по направлению от Адриатического к Балтийскому морю.

Заключаю обзор свой словами, которыми Преллер в своей «Римской мифологии» начинает статью о Солнце (Sol)^[834]: «Несомненные следы древнего, широко распространенного почитания солнечного бога мы встретили уже в культе Януса, также в культах Вейовиса (Vejovis), Юпитера Анксура и Аполлона Соранского (1-го, 3-го и 4-го из названных богов мне не раз уже приходилось называть, вследствие близкого сходства их с божествами славянскими. – Ф.) и, насколько позволяют судить о том имеющиеся данные, именно сабиняне были преданы этой религии света. Так, им принадлежало и само название Sol (ср. славянские названия: Solnce, Сунце, Слънце, Slunce, Солнце и т.д. – Ф.), которое Варрон (L. L. V, 68) даже склонен производить из их языка; Sol называется и в числе богов Т. Тация (ib. V, 74, Dionys. H. II, 50). И второе название, которым в Италии обозначалось солнце и его сияющий блеск, было у сабинян туземным словом. Слово это сводится к корню aus, санскр. ush, латинск. иго, обозначающему в одно и то же время гореть и блестеть, оно у сабинян звучало Ausel». (ср. русск. Авсень – Усень, латышек. Усень. – Ф.)

Приведенные слова Преллера подтверждают не раз уже высказанное мною предположение о близком соотношении славянской мифологии с древнеиталийской, именно сабинской. Возможно ли признать случайными те указанные мною, многочисленные совпадения в именах древнесабинских и славянских божеств, которые, вместе с одинаковыми именами, имеют и тождественное, во многих отношениях, значение?

Бросим взгляд на встретившиеся нам до сих пор имена богов славянских и соответствующие им названия божеств древнеиталийских. Считаю нужным заметить, что нижеследующий список, впоследствии, с дальнейшим ходом предлагаемого исследования, еще значительно возрастет. Не могу не напомнить и тождества некоторых поименованных мною раньше (стр. 95 и сл.) древнесабинских и славянских слов, в особенности же полное тождество названий народов сабинского племени с именами многих народов и поколений славянских.

Имена божеств

славянские:

Святовит, «святой витязь», 4-головый, храбрый боец, возведенный в достоинство небесного Бога.

Дый, Дий

Свара[о] г

Солнце (слънце, slunce, sunce и пр.)

Авсень, Усень (Усинь)

Белбог (Белин, Дажьбог, и пр.)

Свара[о]жич

Яровит

Припекало

Радегаст – Фрейр

Хорс (Дажьбог)

Сим (Сем)

Ярило, Ерыл

Лада (Лад), представительница согласия (= лада)

Лада, добрая, благая Купала (Купало)

Марена (Марина, Мария, Марыся, Марзана и пр.)

Анна (Ганна)

Ляля

древнеиталийские:

Semo Sancus, Janus quadrifrons;

Hercules sanctus, Jovius;

Jupiter Sancus.

Diesplter.

So[au-ua]ras(-te), Sorag(-no).

Sol.

Ausel (Usil).

Mara (от mar – блестеть, сиять, белеть).

Apollo Soranus (-Siiaranus).

Garanus (gary-ярый).

Jupiter Anxur (άνξηραίνω – иссушиваю, припекаю).

Liber.

Horse (Marte).

Semo.

Hercules, Ήρυλλος, Erilus.

Concordia.

Bona Dea, Fauna (Faunus)

Cupra (Mars Cuprius).

Marica.

Anna Perenna.

Lala.

4. Св. Юрий в простонародном сознании

К популярнейшим, наиболее распространенным (даже отчасти и между мусульманами) христианским легендам принадлежит легенда о св. Георгии Победоносце, известном у славян преимущественно под именем СВ. ЮРИЯ, у русских, кроме того, под названием ЕГОРИЯ ХРАБРОГО. Г-н Кирпичников, подробно исследовавший вопрос об этой легенде, приходит к следующему заключению: «Имя Георгия, одного из сирийских... мучеников не Диоклетианова, а, вероятно, более раннего гонения, принадлежит истории; по неизвестным нам причинам, он выдвинулся из ряда других сомучеников и во время синкретизма привлек на себя часть культа персо-римского Митры. Это обстоятельство было причиной дальнейшего распространения его славы и дало направление не только развитию его культа, но и литературной обработке легенды. Приуроченный к годовому весеннему празднику, известному по всей Римской империи, Георгий сделался одним из популярнейших святых и в сознании полуязыческого народа принял на себя атрибуты нескольких солнечных божеств. Через тот же годовой праздник стал он в связь с быком и с плодоносными растениями и, так сказать, настоятельно требовал себе легенды, в которой играли бы роль оба факта... Эту легенду составил один из представителей малоразвитой массы, на удобренной обломками всех возможных религиозных представлений почве, в конце IV или в V веке».

Рассматривая далее вопрос о том, как сказание о чудесных подвигах св. Георгия привилось к новообращенным в христианство народным массам, г. Кирпичников говорит: «Боги языческие существуют не по случаю, не по прихоти жрецов, но в силу необходимости. Они должны существовать, потому что должны нести известные функции. Жизнь народа после принятия христианства не может измениться до того, чтоб эти функции исчезли; они должны продолжать свою жизнь, но перенесенные на другие имена. Гром гремел над язычником скандинавом и требовал себе объяснения: его объяснили битвой Тора с великанами. Гром гремит над христианином и также требует объяснения. Земледелец-язычник нуждался в специальном покровителе своего труда; в таком же положении был и новообращенный, не много поумневший от малопонятного ему обряда. Если язычество выработало известный, строго определенный и необходимый в домашнем обиходе тип и сложило про него мифы, этот тип и эти мифы не могут погибнуть сразу; они должны быть приурочены и приспособлены к новым именам. Разнообразные средства приспособления указаны еще Я. Гриммом в его «Мифологии»... Не всякий святой в одинаковой степени способен опопуляризоваться и принять на себя черты сданных в архив богов, – продолжает г. Кирпичников, – для этого необходимы некоторые внешние условия, во-первых, официальный широкий культ святого (часто зависящий в свою очередь от слияния его с языческими верованиями первохристианского народа), во-вторых, специальные черты в его легенде, чудесах, изображениях, и в-третьих, весьма видную роль играет время его празднования. Во всех этих отношениях великомученик Георгий, юный воин, победитель змея, находится в самых выгодных условиях, и нет ничего удивительного, что в одной немецкой географии Бехштейн указывает 190 городов, сел, местечек и мыс, получивших от него свое имя». Но кого заменил св. Георгий? На этот вопрос г. Кирпичников отвечает:

1) весьма основательным сетованием на шаткость и произвольность толкований главнейших, основных положений славянской мифологии, лишающую нас возможности дать положительный ответ на поставленный вопрос, и

2) приведением целого ряда обрядов, поговорок, примет и т.п., связанных с празднованием Юрьева дня.

Последние приводят автора к выводу, который он сам называет «слишком общим, безымянным»: «Св. Георгий, – говорит г. Кирпичников, – стал богом весны, покровителем земледелия, и особенно скотоводства, и при этом притянул к себе черты, вероятно, нескольких светлых и благодетельных человечеству божеств, которых мы точнее определить не в состоянии»^[835].

После приведенного выше очерка солнечных божеств славянских народов, нетрудно, кажется, дать на поставленный вопрос: «кого заменил св. Георгий?» несколько менее общий и уже не «безымянный» ответ.

Образ св. Георгия, издревле пользовавшегося у славян предпочтительным уважением, очевидно, соединил в себе все черты, которыми народная фантазия во времена язычества наделяла бога солнца: его чествуют как «бога с небес», как коня, как бога света или Белбога, как поборника злой силы, как бога весеннего плодородия и покровителя нив и стад, как покровителя охотников, наконец, как оракула и подателя женихов.

а) Св. Георгий – «бог с небес».

В лужицко-сербской песне к нему обращаются как к солнцу – «богу на небе» (ср. стр. 170):

Luby

božo z nebes

,

Luby svjaty Jurjo!

^[836]

(Милый боже с небес,

Милый святой Юрий!)

В одном из великорусских заговоров св. Георгий рисуется в блеске сияющего золотом солнечного бога: «Сходит Егорий с небес по золотой лестнице», сносит 300 стрел златоперых, 300 луков и 300 тетив златополосных^[837].

В белорусской песне читаем:

А Юрьява Мати,

Божа Милы,

По

небя

ходила,

З Юрьям говорила.

^[838]

Мораване называют Юрия «небесным ключником» (см. ниже пункт д.).

В описанном раньше (стр. 48-49) обряде болгар в честь св. Георгия, жертвенным животным служит белый ягненок. Я уже указывал раньше на то, что божественным представителям небесного света приносились у древних народов в жертву животные белой масти^[839]. Накануне дня св. Георгия, как накануне главнейших праздников солнца: низшего и высшего его стояния и при встрече весны, т.е. празднования победы солнца над зимним мраком и стужей (в христианстве – дни Рождества Христова, Иоанна Крестителя и Пасхи), в некоторых местах жгут костры, что у гуцулов и подгорян называется «Юрика палити»^[840]. В болгарской пасхальной песне Юрьев день называется «Великодень», т.е. именем, обозначающим обыкновенно светлое Христово воскресенье:

Де е дошел день Великден,

Ден Великден, ден Гюрговден.

^[841]

(Когда наступил Великий день (светлый праздник),

Великий день. Юрьев день.)

Мы видели раньше, что Юрьев день у латышей называется также Усиневым днем; Усинь же, между прочим, характеризуется в Усиневых песнях как отец утренней и вечерней зари, т.е. как солнце (см. выше стр. 260).

Считаю нелишним заметить, что Собота (Спишская) в Венгрии носит также название Georgenburg^[842], в чем проявляется сближение солнечного бога Сабация со св. Георгием (ср. стр. 190 пр. 1).

б) Св. Георгий – конь (Хорс).

Почитание бога солнца в виде «солнцева коня» (стр. 182, 208), перенесенное на св. Георгия, удержалось до наших дней в Белоруссии. Девушки в день этого святого (23 апреля) пляшут около коня, которого величают золотым, т.е. сияющим, блестящим как золото, и припевают:

Розыграйся

Юря коник

,

Залаценьки коник.

^[843]

Или,

Розыграйся

Юрья коник

,

Разбиу камень капыцейком...

^[844]

Аналогичное представление святого в виде солнцева коня мы встретили раньше у чехов, именующих волшебного (солнцева) коня именем Янек, очевидно, в честь св. Иоанна Крестителя, который заменил божество летнего, одряхлевшего солнца, как св. Юрий – заместил предпочтительно солнце весеннее. Юря-коник и Янек-конь относятся, следовательно, друг к другу, как белорусский Ярило к великорусскому.

В колядках болгарских, белорусских и малорусских «добр юнак», «славное паня», «славен козак», «Васильке», «гречный пан» похваляются конем, изображаемым в блестящих чертах, вероятно, заимствованных из представления о солнцевом коне: златогривый, среброкопытый, звездоокий, златоухий и т.п. конь, прославляемый в колядках, близко сходен с золотым Юрем-коником, даже мотив «разбиу камень капыцейком» повторяется во многих колядках. Приведу несколько примеров.

Болгарс.:

Пафалил ся добр юнак..,

Че са има добра

коня

Та подбъерже ясно слънце.

(Похвалился добрый молодец..,

Что имеет доброго коня

И перегонит ясное солнце.)

Всадник вступает в состязание с солнцем и действительно одерживает над ним победу^[845].

Белорусс.:

Славное паня (панич)

Хвалился конем

Перед королем,

Же, в тебе, короля

А нема такого коня:

Золотая грива,

Срибряны копытца

,

Шолковы хвостик;

Шелковы хвостик

Свит (след?) заметае,

Срибряны копытца

Камень секуць

,

Золотая гривка

От сонца гляне (лоснится...).

^[846]

Малорусс.:

 – Ой славен козак старый Павло

Хвалился конем перед королем.

Як я схочу, Дунай перескочу,

Як я схочу, весь лес потопчу,

Як я ехочу, море переплыву,

Море переплыву, ноги не вмочу,

Море переплыву, седельца не замочу,

Море переплыву, стремянечка не вмочу.

^[847]

 – (Василько хвалится перед королем:)

У мого коня

золота грива

,

Золота грива,

срибны копита

,

Срибны копита, шовковий хвостик,

Шовковий хвостик, очи тернови,

Очи тернови, вушка листови.

Золота фива – перси покрыла,

Срибны копита – каминь лупають,

Шовковий хвостик – слид замитае...

 – (Под сосной «громада людей», «гречный пан» ходит между ними и водит своего коня:)

А в того коня

звиздови очи

,

А в того коня

золотии вушки

,

А в того коня

шовковий хвостик

...

(Еще пример из колядки:)

А у мого коня

золота грива

,

Золота фива,

сребраний копит

,

Сребраний копит,

жемчужный хвостик

.

Золота грива ясно святила,

Сребраний копит камень рубае,

Жемчужний хвостик слид заметае.

^[848]

Блестящий, сияющий конь, воспеваемый в праздник рождения солнца, во время которого был обычай водить «бесовскую кобылку» или «всадника на белом коне», несомненно находится в связи с древним представлением о блестящем солнцевом коне – Хорсе, Сивке-златогривке, превратившемся в Булоруссии в Юря-коника, а у чехов – в коня-Янека. (Ср. также ниже, сходное изображение «храброго коня» в песне скопцов).

Прибавлю еще, что в Онеге и Онежском уезде св. Георгий называется «конским богом», и «Егорьев день» считается конским праздником. Лошадей в этот день приводят к церкви, священники служат молебны св. Георгию и кропят лошадей святой водой. Лошади пользуются в этот день самым лучшим кормом и гуляют по поскотине^[849]. В день св. Георгия и мазуры дают отдых своим лошадям^[850]. Св. Георгий в этом отношении совпадает с латышским Усинем (русс. Авсень), покровителем лошадей, называемым «конским Усинем», празднуемым, притом, в один день с Георгием, а именно 23 апреля (см. выше стр. 257, 259, 260).

в) Св. Георгий – Белбог или Дажьбог.

Характерным признаком св. Георгия служит, между прочим, его белый конь. Не раз было замечено выше, что белые кони посвящались именно богу солнца, как у древних азиатских ариев, так и у греков и древних славян. В одной из песен скопцов, отнесенной к лже-Христу их, «Искупителю Батюшке» (Селиванову), для изображения сего последнего автор песни, очевидно, воспользовался некоторыми чертами, которыми народная фантазия рисует св. Георгия как одного из наиболее почитаемых и популярнейших святых православной церкви. В этой песне особенно подробно описан конь, на котором едет славный всадник и которому даже дается один из главнейших эпитетов св. Георгия – «храбрый». Нельзя не узнать в нем изображения древнего «солнцева коня»:

Под ним («батюшкой»)

храбрый конь

:

Хорошо его конь убран,

Золотыми подковами подкован;

Уж и этот конь не прост:

У добра коня жемчужный хвост,

А гривушка позолоченная,

Крупным жемчугом унизанная;

В очах его камень Маргарит,

Из уст его огонь-пламень горит.

^[851]

В великорусском заговоре на удачную охоту читаем: «Егорий храбрый, садись на белого коня!» «Егорий храбрый на белом коне булатным копьем подпирается» – произносят в другом заговоре^[852]. «Ой ты гойеси, белой резвой конь» – восклицает сам св. Георгий в духовном стихе^[853]. Но не только конь его, а и сам святой, в качестве Белбога, представляется в заговорах весь белый, и все одеяние, все атрибуты его – также белого цвета: «На синем море белый камень, на белом камне белый человек в белом платье, свет Георгий Храбрый»^[854]. В малорусских заговорах встречаем подобные же описания святого: «Ехав Юрий на белом коне, белы губы, белы зубы, сам белый, в беле одягся, белым подперцався»^[855], или: «Стоит храбр Егорей, на сильном коне, сам бел, и кнут бел, и рукавицы белые, и борода белая»^[856]. Как Дажьбога (т.е. светлого бога), его называют «свет Георгий Храбрый» (см. выше), также «Егорий светло-храбрый»: руки у него в золоте, как у ведийского златорукого Савитара (стр. 75), как у златорукого Аполлона, он сияет, как испускающий огненные лучи Сурья, во лбу у него солнце, как у солнцева коня (стр. 180); вспомним также, что солнце называлось оком Агурамазды в Иране, оком Митры-Варуны в Индии. Светлосияющий образ св. Георгия рисуется в духовных стихах русских в следующих выражениях, напоминающих весьма сходное описание Ильи Пророка в болгарской народной песне (стр. 129):