Текст книги "Божества древних славян"

Автор книги: Александр Фаминцын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц)

В приведенном кратком очерке основ религиозного мировоззрения древних народов, я обратил предпочтительное внимание на главные, коренные черты их верований, в которых с очевидностью отражается первенствующее значение в народном сознании двух главнейших явлений природы: солнечного света и дождевой влаги, с дальнейшими специализациями качеств личных представителей, как этих, так и непосредственно связанных с ними, обусловливаемых ими, явлений. Я не коснулся, однако, еще нескольких весьма важных в религиозной жизни народов вопросов, именно отношения их к прочим светилам и явлениям небесным и их божественным представителям, к земле, огню, водам земным, к населяющим дома, поля, леса, воды духам, к различным представителям растительного и животного царств, к выдающимся из среды толпы витязям или богатырям, а равно и «вещим» людям, к усопшим предкам – «дедам», к загробной жизни вообще, наконец, к мрачным представителям подземного царства – преисподней. Всех этих вопросов, насколько рассмотрение их будет необходимо для уяснения религиозного мировоззрения славян, я коснусь в следующей, главной статье моего исследования, имеющей задачею начертание системы славянской мифологии.

IV. Система славянской мифологии

Глаголят ово суть боги небесние, а другие земние, а другие польстии, а другие воднии. (Из Слова и откровения св. Апостол, по рукоп. XVI в.).

Подробно древним грекам, и древние славяне состояли из множества отдельных племен и поколений, в среде которых, как и в среде отдельных греческих племен, основные, общие религиозные понятия должны были получать более или менее своеобразное развитие. Как в среде древних греков, так и у древних славян, те же самые главные божества, у разных племен, под влиянием различных условий жизни должны были получать несколько иной характер, иные эпитеты или даже совершенно новые названия. Оттого вперед можно сказать, что и между относительно немногочисленными именами славянских богов – многие будут только различными названиями одного и того же божества, следовательно, действительное число богов еще гораздо меньше, чем число известных их имен. С другой стороны, не следует упускать из виду, что древние славяне, как уже замечено было раньше, поклонялись преимущественно стихиям, вообще явлениям природы, которые, по народному представлению, нередко населялись духами или демонами, иногда даже олицетворялись в образе бога или богини, снабженных специальными качествами, названных специальными именами. Но и эти духи и боги в большинстве случаев, как у древних италийцев и литовских народов, не имели ни рода, ни племени, ни предков, ни потомков, лишь в самых редких случаях представляя, в именах своих, как бы намек на отношение отца к сыну, напр., Бог и Божич, Сварог и Сварожич, или супружеской четы, напр., Лад и Лада, водяник и водяница, черт и чертища и т.п., – это были по большей части бесплотные, более или менее туманные образы, жившие в воображении народа, боготворившиеся и почитавшиеся народом без истуканов или идолов, под открытым небом, в природных святилищах, или у домашнего очага (напр., огонь очага, овина, духи домовые, дворовые). В этом отношении славяне представляют опять общую черту со многими древними народами: персами, пелазгами, наконец италийцами, которые, как было замечено раньше (стр. 93), до VI в. до Р.Х., почитали богов своих без идолов. Идолы русские, о которых упоминает Нестор, возникли уже позже, вероятно под влиянием варягов^[320]. И в Киеве, и в Новгороде главнейшие идолы были воздвигнуты и ниспровергнуты в течение самого короткого периода времени, а потому поклонение им и не могло пустить в народе глубоких корней. Только у балтийских славян (и отчасти у соседних с ними поляков) мифология успела развиться и принять определенные, рельефные формы. «Мифологию свою они (балтийские славяне) сделали антропоморфическою, богослужение – принадлежностью касты жрецов, – замечает Гильфердинг. – Когда совершилось у балтийских славян это религиозное развитие, при господстве ли еще германцев в их земле, или во время независимости, определить невозможно; но везде, во всех свидетельствах, вера балтийских славян является уже вполне выработанною, установленною издревле: много раз средневековые повествователи говорят именно об ее божествах, обрядах и святилищах, что они старинные, давнишние, освященные временем. Также можно сказать положительно, что, хотя внешние обстоятельства и примеры чужих народов могли возбудить в балтийских славянах развитие языческой религии, однако самое развитие ее совершилось самобытно. Примеси чужих божеств в их верованиях не видно вовсе (а это вещь весьма обыкновенная в язычестве); своими силами, своим творчеством создали они себе новую религиозную систему»^[321]. Мы увидим ниже, что и эта «новая» религиозная система выросла и развилась из общей основы с религиями других арийских народов; что она представляет лишь одну из ветвей, отделившихся от общего всем этим религиям ствола, обнаруживающую непосредственную, тесную связь с последним.

При нижеследующей ближайшей характеристике и систематизации божеств древних славян мною обращено особенное внимание на тексты из народных песен, заклинаний и обрядных изречений; эти тексты, отражая в себе языческое мировоззрение народа, в немалой степени способствуют уразумению религиозного значения поименованных раньше предметов поклонения, засвидетельствованных историческими памятниками.

А. БОЖЕСТВА НЕБЕСНЫЕ

1. Единый верховный небесный бог. – Небо. – Христианский Бог.

У всех древних славян, как и у прочих народов арийского племени, находим понятие о божественном представителе неба, едином верховном боге, живущем на небесах, властвующем над всеми прочими. Небо, как источник необходимых для всего живущего факторов: света, с одной стороны, и влаги, с другой, проявляет благотворное свое действие в странах более северных, холодных, преимущественно в образе солнца; в странах более южных, жарких, – преимущественно в виде освежающей иссушенную зноем почву дождевой влаги. Точно так же, как у древних ариев образ бога небесного (Агурамазды, Варуны) до известной степени заслонялся образом Митры в Иране и Индры – в Индии, и у славян верховный небесный бог бледнел на западе и востоке перед богом солнца, на юге – перед дождящим богом-громовником, и понятие о нем нередко сливалось с представлением того или другого из названных богов, т.е. солнца или громовника.

Южные славяне

По свидетельству Прокопия (см. выше стр. 20), независимо от разных божеств, которым они поклонялись, признавали «единого бога, творца молнии». Очевидно, они преимущественно почитали в небесном боге способность проявлять свою милость в виде грозы, сопряженной с обильным излиянием дождевой влаги, столь необходимой в знойной полосе, занимаемой южными славянами. Очевидно, этот небесный бог представлялся им в том же приблизительно виде, как у греков Зевс, у римлян – Юпитер. Южные славяне, переступив Дунай, поселились в знойных широтах, где, под естественным влиянием климатических условий, за много веков раньше того возник и прославился на весь мир культ знаменитого «дождящего» Зевса Додонского. Здесь же, на юге, возник и до сего времени удерживается обычай, во время засухи прибегать к «дождевым процессиям» и обрядам, в основе своей напоминающим сходные обряды древних греков. В процессиях этих первую роль играет раздетая донага, окутанная живой зеленью девушка, дода или додола, которую поливают водой, в честь которой поют «додольские» песни, с тем, чтобы вызвать с неба столь долго ожидаемый, желанный дождь. (См. ниже ст.: «Небесная влага».)

Верховный небесный бог у южных славян носил общее всем славянским наречиям имя БОГ. (Ср. выше стр. 72, 73: bagha – добрые духи в Иране, Baga – один из представителей небесного света у индусов. Родственны с этим именем славянские названия бог, bog, buh и т.д.). Рождающееся в середине зимы (когда начинают прибавляться дни) солнце у южных славян называется «Божичем», т.е. сыном небесного бога. В Герцеговине и Боснии домохозяин в день Рождества Христова, рано утром (т.е. при восходе солнца), становится перед хижиной и восклицает: «Сјај Боже и Божићу!» такому-то и такому-то (перечисляются все домочадцы)^[322]. «Бог» в данном случае первоначально означал, очевидно, небо или небесного владыку, а «Божич» – его чадо, солнце. И самый праздник Рождества Христова у сербо-хорватов и словинов называется «Божич», а у болгар – «Божик». (Вспомним, что у литвинов солнце точно так же называлось чадом Божьим, именно «божеской дочкой»). В отрывке одной сербской рождественской песни, сообщенной Ганушем, упоминаются «старый Бадняк» и «молодой Божич»^[323]. Бадняк – громадное дубовое полено, повсеместно у южных славян сжигаемое накануне Рождества. Дуб (серб. грм, ср. гром), посвящаемый у всех народов верховному небесному владыке-громовнику (Зевсу, Юпитеру, Перкуну), служит в обряде сжигания бадняка эмблемой небесного бога, который возжигает свет возрождающегося в кратчайший день солнца. «Старый Бадняк» рождественской песни, чествуемый в рождественский сочельник жертвами и возлияниями, есть не кто иной, как этот верховный Бог, родивший «молодого Божича». Для того чтобы уяснить себе, каким воображали себе южные славяне этого Небесного Бога, «творца молнии», отца солнца – Божича, интересно прочесть величание заменившего в христианстве бога-громовника, пророка Ильи, напр., в одной болгарской народной песне:

…..

Боже Иленче

,

Сос ясно слънце на чело,

Сос месечина на г'рло,

Сос дребни звезде на снага

^[324]

.

(….. Боже Илья,

С ясным солнцем на челе,

С месяцем на горле,

С дробными звездами на теле.)

Такая характеристика пророка Илии, в образе неба, усеянного сияющими светилами, возможна была только в стране, где с образом громовника, замененного в данном случае Ильею, связывалось понятие о верховном представителе неба, всевышнем небесном боге. Пророк Илья в русских песнях и заговорах, как увидим ниже, характеризуется совершенно иначе, а именно всегда как специально грозовой бог, гремящий громом и мечущий огненные стрелы. Точно так и в Риг-Веде говорится, что Индра (также громовник, творец молнии, но в тоже время и верховный небесный бог) «покатил колесо Суpьи» (т.е. возжег и пустил в ход солнечное колесо)^[325].

Небесный бог назывался еще именем ДЫЯ (или Дия). Дый – наименование, на первый взгляд могущее показаться скорее литературным, чем народным, сходное с древнеарийским названием небесного бога, великого отца, Dyaus (см. выше стр. 67-68), греч. Ζεύς, рим. Deus; но еще ближе сходство названия Дыя с именем римского Diespiter (Dies-pater), под которым подразумевался верховный бог, дня (dies) и света, величавшийся в гимнах салийских – «светящим Юпитером», Jupiter lucetius^[326]. Имя Дыя мы встретили (стр. 41) в рукописи, носящей, по замечанию г. Тихонравова, следы южного, именно болгарского происхождения. Дый назван там наряду с первостепенными славянскими богами: Перуном, Хорсом и Трояном. В том же смысле латинское имя небесного бога встречаем и в чисто русских памятниках: в переписке Иоанна Грозного с Курбским, первый, между прочим, выражается так: «Предстатели называешь тленных человек, подобно Еллинскому Блядосяовию, яко же они равно Богу уподобляху Аполлона и Diа»^[327]. В том же, без сомнения, значении употреблено имя Дыя во вставке в славянский перевод Слова Григория Богослова: «ов Дыю жьрет»^[328]. В словаре Памвы Берынды (XVII в.) Ира (т.е. Гера) или Юнона называется: «жона Диева», т.е. Юпитера; в старинном азбуковнике (по списку XVI и XVII столетий) Дий называется богом еллинским; по словам того же азбуковника: «Идусы (иды) суть дни, в ниж римляне богу Дию жертву приношаху»^[329]. Известно, что иды, т.е. дни полнолуния в каждом месяце, были посвящены Юпитеру светящему (Jupiter lusetius = Diespiter)^[330]. Что Дый и Дий в старинных памятниках означают одного и того же языческого небесного бога, доказывается сличением сходных мест поучений св. отцов, где в соответствующих местах встречаются имена то Дыя, то Дия, напр.: «диева слоужения и кладения треб, критского учителя окааньнаго…» В другом месте: «не дыева се семена и краденья…» Еще в другой редакции имя Дыя является уже замененным именем дьявола: «дьяволя служения и кладения треб…»^[331]. Дьяволом, бесом в поучениях св. отцов нередко назывались вообще языческие божества, в противоположность Богу христианскому.

Западные славяне

Славяне балтийские, по словам Гельмольда, признавали, «что есть на небесах единый бог, властвующий над прочими». Он заботился, впрочем, по словам того же автора, только о небесном, прочие же боги исполняли возложенные на них обязанности и, происходя из крови верховного бога, почитаемы были тем выше, чем ближе стояли к этому богу богов. В другом месте своей летописи Гельмольд говорит, что между многоразличными богами славян (речь, конечно, идет о славянах балтийских) главнейший был бог руян, СВЯТОВИТ, знаменитый своим оракулом, – божество, в сравнении с которым все прочие божества называются лишь полубогами, которое пользовалось предпочтительным уважением со стороны всех (балтийских) славян. Наконец, в третьем месте, Гельмольд Святовита прямо называет богом богов^[332]. Из этих слов летописца заключаем, что Святовит и был вышеупомянутый верховный небесный бог балтийских славян. Описанный выше (стр. 52-53) обряд служения Святовиту в Арконском храме, по окончании жатвы, доказывает, что небесный бог этот принимал участие в делах людских, следовательно, не заботился исключительно об одном лишь «небесном», но это кажущееся противоречие может быть объяснено тем, что Святовит, как бог неба и небесного света, в то же самое время олицетворяя собою дневной, солнечный свет, получил в глазах народа преимущественно солнечную природу, подобно тому как верховный владыка южных славян преимущественно является представителем грозы и грозовых ливней. Бог же солнца принимал самое деятельное участие во всех делах людских.

Предположение, что Святовит представлял собою именно верховного небесного бога, подтверждается и самым названием его, если сличить его с наименованиями небесного бога других, древних, народов: Агурамазда, «величайший из богов», в Авесте нередко получает эпитет Çpenta-mainyu, т.е. святое (доброе) мыслящий. Соответствующий ему древний сабинский Sancus, т.е. святой, по объяснению Иоанна Лидийского, означал небо. Марциан также признает в нем небесного бога. В Игувинских таблицах Юпитер называется именем Sancus, в качестве верховного бога света и верности^[333]. Имя Святовита есть как бы перевод характерных эпитетов Çpenta-mainyu и Sancus. Мы видели, что, по свидетельству Гельмольда (стр. 26), славяне призывали доброго («доброе мыслящего») и злого богов, из которых последний назывался Чернобогом^[334]; нельзя не видеть в Святовите, в противоположность Чернобогу, – бога «святое или благое мыслящего» и высшего доброго бога, которого естественно было бы назвать Белбогом, т.е. богом светлого неба (Дыем = Diespiter), в противоположность Чернобогу, владыке мрачной преисподней. Идея о двух противоположных началах: добром и злом, олицетворявшаяся в лице двух владык; добра и зла (разумеется, по отношению к человеку), словом: доброго и злого бога, Белбога и Чернобога, присуща всем славянским народам: «до зла бога с милим богом», говорят сербы^[335]. Полагаю, что, не называя имени Белбога, Гельмольд тем самым как бы косвенно указал на тождество с ним Святовита, так как он тотчас вслед за тем упоминает о нем как о верховном боге, в сравнении с которым все прочие божества считались полубогами. В земле лужицких сербов, близ Будишина, есть гора Чернобог, а подле нее другая – Белбог; у окрестных жителей сохранилось о них предание как о местах языческого богослужения^[336]. Веlbоg – название бывшего монастыря близ Трептова, у устья Реги в Померании, на холме, названном в памятнике 1208 г. Belbuc, позже: Bealbug, Belbuk, Beibog^[337]. В землях других западных славян также встречаются сходные географические названия, напр., Бялобоже и Бялобожница в Польше, Belbozice в Чехии, Belboznicja в Галиции^[338]. Названия местностей, произведенные от имени «Белбог», подтверждают предположение, весьма естественное и вероятное, о существовании в старину, в среде славян, названия Белбог для высшего доброго бога, который, однако, у балтийских славян получил преобладающее название Святовита. В пользу предположения моего, что Святовит действительно почитался верховным небесным богом, свидетельствует и вид истукана его, стоявшего в Арконском храме, на острове Руяне: он был изображен с четырьмя головами, смотревшими в четыре различные стороны (см. выше стр. 27), точно так же, как высшие индийские небесные боги: Варуна, воображавшийся, а впоследствии и Брама, «душа мира», изображавшийся с четырьмя лицами, которые обращены были на все четыре страны света (стр. 73, пр. 2), наконец, как древнеиталийский четырехлицый Янус, которого одни признавали за «бога богов» (в салийском гимне, также у Макробия), другие за «вселенную», за «бога неба» (Варрон), третьи за представителя «вечного небесного движения» (Макробий); четыре лица Януса указывали «на четыре страны света» (блаж. Августин)^[339], Изображения четырехлицего Януса, по которым можно составить себе приблизительное понятие о четырехголовом или четырехлицем Святовите, встречаются у Монфокона^[340]. Святовит пользовался таким высоким уважением у балтийских славян, что жрец Арконского храма, где стоял истукан этого бога, входя в храм, запасался дыханием вне его стен, не осмеливаясь дышать в самом святилище (см. выше стр. 52). Эту характерную черту встречаем и в религии Агурамазды: по предписанию Авесты, жрец, приближаясь к священному огню, победителю тьмы и злых духов, «сыну Агурамазды», почитавшемуся с не меньшим благоговением, чем небесный отец его, должен был надевать себе на рот особенную повязку (paitidana), чтобы не осквернить огня нечистым дыханием^[341]. Между боевыми значками, составлявшими принадлежность святилища Святовита Арконского, по свидетельству Саксона, были и орлы (см. выше стр. 28). В этом отношении арконский бог опять представляет сходство с верховным небесным богом греков и римлян: у алтаря Зевса Ликейского, по свидетельству Павсания, воздвигнуто было два столба, на которых стояли позолоченные орлы^[342]. Юпитеру у римлян был посвящен орел. В честь Санкуса была названа птица, служившая авгурам для гаданий, avis sangualis, впоследствии отождествленная с ossifraga, т.е. козодоем, из породы орлов.

Необходимо сделать небольшое отступление. Каждый народ имеет своих героев, витязей, богатырей, представляющих идеал народного могущества и силы. У народа, обладавшего наиболее живым воображением, а именно у греков, создался образ народного героя, прославившегося на весь мир, – то был Геракл, сын Зевса и Алкмены. Главнейшие черты этого витязя описаны уже Гомером и Гесиодом, – здесь он является истинно греческим героем, в греческом одеянии и вооружении, вполне греком по характеру. Но, со временем, к этому образу стали постепенно примешиваться новые черты, поле его деятельности расширялось далеко за пределы Греции, до крайнего запада Европы; относящиеся к нему сказания обогащались все новыми чертами и эпизодами, -сам герой утрачивал первоначальный, чисто греческий свой характер. В состав сказаний о Геракле входили даже элементы египетские и финикийские. Народный герой, преимущественно в восточных сказаниях, уподоблялся солнцу – грозному, победоносному воителю. В числе подвигов Геракла называются разные трудные, возлагавшиеся на него работы. Число этих работ в некоторых сказаниях (напр., аргивском) определялось цифрою 12, сообразно с представлением о Геракле-солнце, проходящем через 12 знаков зодиака, т.е. 12 месяцев в году. Не останавливаясь на геройских подвигах Геракла, напомню только, что, когда постигла его смерть, он не низошел в преисподнюю, как прочие смертные (в царстве мертвых Одиссей видит только тело великого героя), но был принят на Олимп в среду бессмертных богов, где и сочетался с прекрасной богиней молодости, Гебой. Такое причисление к лику богов, обожествление или «апофеоз», составляет черту, общую сказаниям о народных героях разных народов. Имя Геракла греки давали и главнейшим народным героям иноземным; оттого, независимо от огромного числа данных греческому герою, в пределах его отечества, эпитетов или видовых наименований, соответствующих разнообразным его качествам и разновидным местным о нем сказаниям, сделались известны Гераклы египетский, финикийский, персидский, лидийский и т.д., в том числе и италийский, носящий заимствованное от греков название Геркулес, которое дано древнеиталийскому народному герою Гарану (Garanus). К подвигам Гарана-Геркулеса прежде всего принадлежит поражение жившего в подземелье чудовищного разбойника Кака (Cacus), врага местного населения. Совершив этот подвиг, Геркулес воздвигает отцу своему, Юпитеру, небесному богу, алтарь, на котором жертвует ему одного из похищенных у него Каком, теперь взятых им обратно, быков. Затем Эвандр со своими людьми, надев лавровые венки на голову^[343], приветствуют победителя и спасителя от страшного врага. Эвандр провозглашает и чтит Геркулеса как бога, который в свою очередь угощает всех римлян мясом от своих волов и десятиною от своей до бычи и устанавливает порядок богослужения, которым люди должны его чествовать. Как у греческого Геракла, так и у римского Геркулеса, один из главнейших атрибутов божественного героя составляет, кроме палицы, огромный рог или чаша. В честь его, как бога плодородия полей и стад, как умножителя имущества и подателя особенного благополучия, устраивались празднества: обыкновенное, ежегодное, 12 августа, и чрезвычайные, в разных случаях; ему приносились обильные обетные дары. Служение ему состояло в том, что городской претор закалал молодого бычка или телицу и потом делал возлияние вина из рога, по преданию принадлежавшего самому богу и хранившегося, как святыня, в принадлежавшем ему храме. Вероятно, в воспоминание того, что Геркулес во время земного странствования своего поглощал пищу в громадном размере (Геракл, между прочим, назывался у греков βουφράγος, т.е. съедающий быка), в состав торжества в честь его обязательно входило жертвенное пиршество, с неумеренным употреблением пищи и питья. Геркулесу приносились жертвы перед отправлением в путь, ему жертвовалась десятая часть военной добычи, и такая жертва опять обязательно сопровождалась пиршеством. Культ Геркулеса слился у римлян с культом Санкуса (в древнейшем значении бывшего богом неба), он сам получал эпитет «святой», «святой отец» (Sanctus, Sanctus Pater), он получал даже эпитет «небесный», как, напр., в одной древней надписи – «Herclo Jovio» (Jovius – небесный). В то же время солнечная природа его выразилась в эпитете «непобежденный», invictus, обыкновенно даваемом солнцу^[344].

Мы видим, что древнеиталийский народный герой в своем апофеозе заключает в себе черты бога плододавца и вообще бога солнца, даже бога небесного, а самый культ его представляет поразительное сходство с культом Святовита Арконского (ср. выше стр. 52-54): обыкновенный праздник Геркулеса отправляется в середине августа, праздник Святовита – после жатвы, т.е. в тоже самое вpeмя; у обоих к главнейшим атрибутам принадлежит рог, из которого в первом случае городской претор, во втором – верховный жрец делает возлияние в честь бога; у Геркулеса оружием служит громадная палица, у Святовита – громадный меч: этим оружием оба разят врагов страны, в которой живут; в честь Геркулеса делаются приношения при отправлении в путь, к Святовитову коню обращаются за советом, отправляясь в поход или в морское плавание; и Геркулесу и Святовиту предлагаются обетные дары и известная доля военной добычи; к культу обоих принадлежит обязательно жертвенная трапеза с обязательным чрезмерным потреблением пищи и пития. Вспомним, что послежертвенное пиршество в праздник Святовита совершалось «именем веры», «неумеренность» на этом пиршестве признавалась «добродетелью, а воздержание – стыдом». Обоим богам, наконец, посвящены были храмы в разных местах италийских и славянских (у Балтийского моря) земель. Только у Святовита солнечная природа выразилась рельефнее (вспомним белого коня, оракула, 300 вооруженных всадников); кроме того, как бог богов, как верховный владыка небесный, он характеризуется изображенными в его святилище орлами; он, сам, по древнеиндийской традиции, снабжен четырьмя головами, обозревающими все четыре страны света; в честь его ежегодно закапается христианин; жилище его так свято, что даже верховный жрец, по словам Гельмольда^[345], пользовавшийся большим почетом, чем князь, не осмеливался дышать в нем, когда выметал его перед наступавшим годовым торжеством. Святовитово знамя, в руках руян, давало им право касаться всего, человеческого и божеского, все громить и разорять; Святовитов конь решал важнейшие общественные внешние дела; Святовитов рог указывал на будущий урожай, давал знамение и предупреждал народ в случае грозившего ему в будущем голода. Все народы и поколения славян, жившие на Балтийском поморье, посылали в Аркону за оракулом, принося верховному богу тучные жертвы. Кто же был после всего сказанного великий Арконский бог, как не такой же Геркулес, представитель народной доблести и силы, охранитель и благодетель народа, возведенный в высшее божеское достоинство, народный герой, святой витязь = Святовит? Окончание имени бога -вит у летописцев, упоминающих о нем, нередко пишется vitus, witzилиwiz. После приведенного сравнения Святовита с италийским божественным героем, нельзя не признать слова vitus, witz или wiz за славянское слово – витязь. Независимо от свидетельства Гельмольда о небесной природе Святовита, верховного бога, бога богов, она выражается и в названии, которое дает ему один из списков Книтлинг-саги, где он именуется Svaraviz, т.е. небесный витязь (svar, svarga [санскр.] = небо) – именем, опять вполне соответствующим «Небесному Геркулесу» древней надписи. Сама идея о небесном верховном боге, разумеется, жила в народе еще раньше создания образа Святовита в том виде, в каком он известен нам по описанию Саксона Грамматика. Здесь образ верховного бога небесного уже в сильной степени заслонился образом солнцеподобного обожествленного витязя, которого можно было бы назвать Геркулесом Арконским. В этом факте нельзя не признать опять естественного влияния климатических условий: на юге бог – «творец молнии», «старый бадняк», – вступил в права верховного небесного бога, а здесь, в широтах северных, такая же первенствующая роль естественно выпала на долю солнца, в образе народного «святого витязя».

Определив, таким образом, природу Святовита Арконского, по его наиболее характерным признакам, взглянем на позднейшие о нем свидетельства писателей. Экгард («Monum. Jutreboc», 57) утверждает, что славяне почитали солнце под именем Святовита («Slavi omnino Sоlem sub nomine Suantowiti colueruut»). Стредовский (Sacra Мог. Hist. 43) отождествляет его с солнечными богами, Яровитом и Поревитом («Svantovitus, qui etiam apud alios, mutato nonnihil dialecte, Serovitus, Herovitus, Borevitus est nominatus»)^[346]. Такой же приблизительно смысл имеет приведенное ниже толкование Святовита, в древнечешских глоссах, именами ратных (в первоначальном значении своем – солнечных) богов Ареса и Маворса. Преобладание в Святовите солнечной природы над специально-небесною (выражающеюся в эпитетах «бог богов», «святой», в 4 головах, орлах, вообще в первенствующем значении Святовита перед всеми прочими богами Балтийского поморья) обращало на себя преимущественно внимание позднейших писателей, опускавших из виду первоначальную, основную природу Святовита, как небесного бога. Апофеоз народного витязя, возведение его в достоинство бога богов, в среде славянского племени, вообще отличающегося миролюбивым нравом, сравнительно с воинственными соседями своими германцами и скандинавами, нище нельзя было встретить естественнее, чем у славян балтийских, приходивших и с теми и другими в наиболее частые столкновения, а из них в особенности у руян, отличавшихся, наравне с велетами, преимущественно своим геройским, неустрашимым нравом^[347].

В том, что имя «Святовит» означает не что иное, как святой витязь, окончательно убеждает нас сравнение арконского бога с одноименным ему древнесабинским Санкусом. Санкус, которого, как мы видели выше (стр. 131), в основном, первоначальном его значении древние писатели признавали за «небо», за «небесного бога», Санкус, именем которого Игувинские таблицы называют Юпитера, в качестве бога света и верности (Sancus = Dius fidius), – этот древний Санкус в Риме известен под именем Semo Sancus, т.е. полубог, обоготворенный герой, божественный витязь Санкус. Варрон же приводит мнение Элия, что «Санкус на сабинском языке означает то же, что Геркулес – на греческом»^[348]. Итак, аналогия полная: Semo Sancus – Геркулес Сабинский, Святовит – Геркулес Арконский.

Имя Святовита оставило следы в разных географических названиях; так, в Померании встречаем названия местностей: Swantewitz (ныне Wantewitz), Smantewitz (= Swantewitz?), а на группе Руянских островов – главном центре культа Святовита – целую серию названий святых мест (святой – характерный эпитет Святовита = Sancus): Swantewostrae (святой остров), Swante grad, Swante kam, Swante gore (ныне Swantow), Swantich, на Волыне – Swantust, в Померании – Swanthusz, Swantow^[349].

Саксон Грамматик говорит, что Святовит имел храмы в очень многих других местах, не называя, однако, этих мест. Прежде всего можно предполагать существование храмов названного бога в только что поименованных местностях, носящих имя бога; кроме того, в местности, упоминаемой в Поморском памятнике 1277 г. – Swarawiz (вероятно, нынешний Schwarfs близ Ростока)^[350]. Может быть, с культом Святовита находятся в связи названия местностей в нынешнем герцогстве Мекленбургском, производные от кобь, кобник, каковы, напр., Kuppentin и Cobandmerhagen, называемые в актах XIII в. – Cobendin и Cobendinerhagen^[351]: именем Cupencus (= кобник) у сабинов назывался жрец Санкуса, очевидно, близкородственного Святовиту. Не назывались ли словом кобник, свойственным древнеславянскому языку, и жрецы Святовита? Себастиан Манн, описывая город Гайн в Мейсенской области, замечает, что, по преданию, в этой местности, когда она еще принадлежала вендским сербам, высоко почитался Святовит^[352]. – В Московском историческом музее ныне хранится гипсовый слепок с четырехлицего истукана, принадлежащего обществу наук в Кракове, признаваемого некоторыми за идола Святовита^[353].