Текст книги "Казнить! Нельзя помиловать! (СИ)"

Автор книги: Александр Бочков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)

– Я пою этот блюз для тебя – моя любимая…

Зазвучала, вибрируя одна нота… За ней – чуть тише, вторая… Третья ещё тише и её вибрирующий негромкий звук растворился в тишине зала… Закончилась песня; отзвенели струны; смолкла мелодия… А в зале продолжала висеть тишина. Гости, казалось – перестали дышать.

– Невероятно… – словно грохот, прозвучал восхищённый шёпот… Я сам, отходя от исполнения, в которое я вложил все свои эмоции, чувства и умение, – открыл глаза и поднял голову. На меня уставился талантливый певец-денди… Гости, "разбуженные" возгласом, начали приходить в себя… Последней – пришла в себя именинница.

– Ты должен научить меня этому блюзу! – требовательно бросил – чуть ли не приказал "денди". Щас – только шнурки проглажу!

– Ну… – раз в меня никто ничем не кидает и не кричит – довольно терзать и мучить гитару – рискну спеть ещё одну песню – прежде чем откланяться и покинуть вас… – поделился своими планами с гостями, не обращая внимание на возмущение на лице певца… Прокашлялся… Снова – пальцы легли на струны и они отозвались тревожным перебором звуков, от которого стало несколько неуютно. Представлю гостям певицу Слава. И её хит – "Одиночество"… Спою – её голосом…

Каменная леди – ледяная сказка.

Вместо сердца камень – вместо чувства маска и что?

Больно всё равно… 

– повернулся к "Снежной королеве", во все глаза глядевшей на меня. А она то – вроде бы, как "оттаяла" – послушав мою песню, посвящённую имениннице…

Одинокой кошкой – вольным диким зверем.

Никогда не плачет – никому не верит и что?

Больно всё равно!

– выдохнул скорбно и ударив по струнам скорбно-агрессивно затянул припев:

Одиночество сволочь! Одиночество скука…

Я не чувствую сердца. Я не чувствую руку…

– провел глядя поверх гостей и снова – ЕЙ!

Я сама так решила. Тишина мне подруга…

Лучше б я согрешила – одиночество мука!

Мука… мука… мука… – обвёл взглядом дам…

И в объятьях страсти – укрощая львицу.

Знай, что она хочет – хочет покориться тебе!

Проиграть в игре…

– пропел властно – глядя в глаза той, которой я пою. И от имени которой пою – от "Снежной королевы"…

Я сама так решила – тишина мне подруга…

Лучше б я согрешила… Одиночество мука…

– пропел решительно и закончил негромко припев, опустив голову – Одиночество сука… Короткий проигрыш и… Поднял голову – в глазах тоска, печаль и слёзы… И голос – чуть не плача:

Я сама так решила… Я собою довольна…

Отчего же так плохо… Отчего же так больно…

– И взорвался яростным припевом:

Одиночество – Сволочь! Одиночество – Мука!

Я не чувствую сердца! Я не чувствую руку!

–И вложил всю боль и злость в слова куплета:

Я САМА дверь закрыла! Я собою ДОВОЛЬНА!

Отчего же так плохо? Отчего же так больно?!

– спрашивал я у "Снежной королевы" ответ, который она сама наверняка и не знала…

Одиночество – СВОЛОЧЬ! Одиночество – Скука!

Я не чувствую сердца! Я не чувствую руку!

– пел – выкрикивал, чуть не беснуясь:

Я ж САМА ТАК РЕШИЛА! Тишина мне подруга!

ЛУЧШЕ Б Я СОГРЕШИЛА! ОДИНОЧЕСТВО – МУКА! Мука! Мука…

– закончил припев и выдохнул яростно в лицо. ВСЕМ!

О Д И Н О Ч Е С Т В О – С У К А!!!

Встал; сунул гитару в руки ошарашенному мужчине, сидевшему рядом со мной и обратился к имениннице, сидевшей истуканом:

– Благодарю вас за приглашение. Всё было просто замечательно… А сейчас – разрешите вас покинуть – дел ещё много. И труба зовёт! Развернулся и вышел в абсолютной тишине в прихожую… Пока одевался – ко мне подошёл хозяин, а за ним – тихой мышкой – именинница:

– Михаил… – нерешительно промямлил хозяин – может останешься?

– Ну вы же знаете: делу время – потехе час… А я уже больше потратил на потеху! Перевёл взгляд на хозяйку торжества:

– Вы на меня не сердитесь, но когда труба зовёт – настоящий мужчина должен всё бросить и мчаться на зов трубы! Служба! – добавил с сожалением, разведя руками. И вышел из квартиры. Вышел навстречу своей горемычной судьбе, мною же и устроенной самим собой… И ведь говорил же атаману: Во всех своих бедах человек виноват только сам… Говорил же! А сам?! Дубина стоеросовая! Ну кто меня просил выпендриваться, да рисоваться перед женским полом? Пионерская зорька в одном месте заиграла? Вот и доигрался, хотя – выходя в осеннюю ночь, я пока ещё не предполагал – что ждёт меня впереди…

Через три дня меня посетила в гараже "Снежная королева"… Приехала на поезженной, хоть и ухоженной – явно не ей, легковушкой…

И сразу же взяла меня в "оборот" – настырно, даже требовательно. Мне бы обратить на это внимание… Попросила, но выглядело так, словно потребовала – улучшить её машину! А для уточнения того – что и как – повезла меня к себе… Ну – думал, она там мне что то покажет, расскажет, да предложит… Но как только мы вошли в квартиру и она закрыла дверь – на нас обеих, словно безумство нашло! Я впился в её губы – она неумело, но страстно ответила! Подхватил девушку на руки и понёс в спальню! Что было дальше и как – словно выпало из памяти: помню только что спросил – ты девственница? И услышал смущённое – Да… И, видимо – от этого и начал "пляски"…

Отвалившись на спину – отдыхал о "дел праведных", приходя в себя, когда надо мной нависло миленькое личико и я услышал вопрос, который меня вогнал в ступор – хоть и временный:

– Ты меня любишь? – серьёзным голосом спросила меня… – даже не знаю кем она мне сейчас приходится: партнёрша, случайная дамочка…

– Нет, конечно – само собой, вырвалось у меня – я даже не знаю как тебя зовут: какая тут может быть любовь?

– Значит обесчестил девушку, а теперь я тебе уже не нужна! – возмутилась моя… подруга… М… да… Что то мне это не нравится… Попробовал смягчить возникшее напряжение; "сгладить углы"…

– То, что между нами произошло – это страсть… А страсть – это как порох: вспыхнула и сгорела. Остался только пепел… Ты получила удовольствие; я получил удовольствие… И разошлись, или же решили продолжить отношения дальше… Но для продолжения отношений мне нужно хотя бы знать как тебя зовут… Фамилию и место работы с должностью можешь не называть – мне это не интересно…

– Меня зовут Екатерина. Фамилия – Малышева. Зам начальника отдела по труду в Наркомате машиностроения – отчеканила она, причём фамилию свою произнесла с гордостью, выделяя… Я на это не обратил внимание: ну Малышева; ну в Наркомате машиностроения… Вячеслав Малышев станет наркомом в 1939 году, а сейчас он – по моему – директор Коломенского машиностроительного завода… Так что это гордячка – вряд ли его дочь. Такие замами начальников отделов в таком возрасте не становятся! Хотя – может быть чьим то протеже… В общем – применил все свои умения; сгладил возникшее недоразумение и… – "понеслась манда по кочкам!" Культурно говоря – начался бурный роман, устраивающий и меня и Катю… И она довольно быстро училась всяким любовным штучкам, хотя – до встречи со мной была…….. Вот только я, с удивлением начал замечать, что на меня производится давление, с целью подчинения моей подруге по игрищам… Сначала робкое, почти незаметное – от встречи к встрече напор всё усиливался и усиливался! И как конечный результат – манипулирование мною через доступ к её телу: ведёшь себя правильно – получай доступ по полной программе! А если что то не так – ограничения. На усмотрение хозяйки тела… И по допуску и по времени… А "отмазка" классическая: болит голова… нет настроения… критические дни… не хочется… Тема эта – типичная для времён Советского Союза: после развала подобное прокатывало разве что уж с полными лопухами или зависимыми от женщины… Сначала такое забавляло; потом начало напрягать, а потом и раздражать. Но я не скандалил, думал – перебесится… А когда разузнал про мою пассию почти всё – понял: нет, не перебесится… Её отец – тот самый Малышев (будущий нарком) – недавно был назначен на должность директора Коломенского машиностроительного завода. Не самого мелкого в стране! А дочь устроил в Наркомат. Не по просьбе дочери – по просьбе-приказу жены… Властный, жёсткий, требовательный с подчинёнными – он был удивительно мягок с любимицей дочерью и любимой супругой, исполняя все их требования и прихоти. Типичный подкаблучник. По любви… Так что у дочери был наглядный пример перед глазами. И она тоже решила завести себе ручного пуделька… Тем более что был на эту должность кандидат – тот самый певец-денди… А тут я нарисовался: весь такой из себя! На фоне приручённого "пуделька", победа надо мной выглядела намного ценнее. Ну… – так мне показалось… Правильно показалось!

Есть мужчины с безграничной волей и терпением. Я к таким не отношусь… Последняя выходка моей "девушки" поставила заключительную точку в наших отношениях. С моей стороны! Приехал я вечером к любимой. День выдался тот ещё: и работу нужно было срочно сдавать; и клиент мне попался дотошный, да мелочный; и на душе, почему то – "кошки скребли"… В общем весь букет! Думал приеду; отдохну душой и телом: и милое щебетание послушаю и в постели с Катенькой покувыркаюсь… А Г А! Я только зашёл, как моя прелесть объявила мне: я хочу в ресторан! Ну: хочешь – поедем… Денежка, как раз есть… Помурыжила меня киса моя, наряжаясь и помчались мы на моём авто в ресторан. Да не какой либо – "Националь"! Попасть сложно, но можно… Сели, заказали… Отдыхаем: музыку с песнями слушаем; пищей ресторанной наслаждаемся; общением друг с другом… Как вдруг!

– Милый… Спой для меня что-нибудь… – заявила мне моя пассия. Твёрдо так заявила – решительно! Я попытался соскочить с темы: ну нет у меня настроения петь для неё сейчас, а тем более для этой кучи жующих, пьющих и о чём то говорящих…

– Прелесть моя… Купи гитару и я буду тебе вечерами – когда настроение будет, петь… Бесполезно – я не был услышан…

– Значит ты отказываешься меня порадовать? – начала закипать моя подруга – тебе, получается – трудно спеть для меня пару песен?!

– Не трудно, а нет желания петь. Здесь… – обозначил свою позицию. Миледи швырнула салфетку на стол; бросила властно – Расплатись! И проследовала к выходу из зала – в вестибюль… О как! Я, как воспитанный мужчина не стал заставлять себя ждать. В машине ехали молча: миледи держала паузу, а мне даже разговаривать резко расхотелось! Ловил, изредка, брошенные в мою сторону украдкой взгляды: ну когда же ты – чурбан бесчувственный, начнёшь выяснять отношения или мириться? А мне нельзя – я за дорогой слежу! Да и надоело уже всё это… Проводил до двери, а дальше – что то новенькое!

– Раз ты так себя ведёшь со мною – я тебя к СЕБЕ в квартиру не пущу! – выделила она слово …к Себе… – и пока ты не извинишься за своё недостойное поведение – не приходи и не звони мне. Понял! И захлопнула передо мной дверь! Мне даже – на несколько секунд, стало обидно. Со мной? Вот так?! За что?!! А потом – успокоился: и… всё, что не делается – все делается к лучшему. И…: наконец то отмучился – пусть это счастье достанется другому… Сел в машину и вижу: занавеска в зале чуть отогнута, а за ней силуэт. Хоть бы свет не включала – горе луковое… Вот так – успокоившимся и уехал к себе… Два дня телефон молчал; я новый заказ брать не спешил: лечил тишиной истрёпанные в лохмотья нервы! На третий день, к вечеру – зазвонил… Машинально – в глубоких раздумьях о вечном, взял трубку:

– Ну ты решился наконец на извинения? – услышал в трубке… Вот так: ни здрассте; ни как ты там без меня моё солнышко…

– Времени слишком мало прошло для принятия такого ответственного решения. Не собрался ещё с духом! – выпалил в трубку и положил. И понял – надо рвать когти из Москвы: достанет! Не мытьём так катанием: не отлучением от тела и ультиматумами, так слезами. А слёз я могу не выдержать – всегда был слаб на это женское оружие… И утром уехал в Тушино. Побыл там всего два дня – и там меня достало женское внимание: теперь уже Соловьёвой… Вернулся в столицу – в почтовом ящике конверт. Не стал даже доставать – взял денег; сменку под южный климат и укатил в Одессу. Нет – не на отдых у Чёрного моря – по делу! Время начала моей задуманной акции стремительно приближалось и мне нужно было узнать: когда пойдёт пароход или группа кораблей в Испанию? Узнал: на пароход, уходящий послезавтра я уже не успеваю, а вот на тот – что через пять дней – вполне… Уехал в Москву. В почтовом ящике – уже два письма. Оставил всё, как есть: забрал из тайника дома и в сарае то, что, что мне будет нужно и обратно – на поезд… Пожил, на съёмной квартире до отправления; "посетил" начальника Одесского НКВД, "убедив" его в том, чтобы он провёл с капитаном профилактическую беседу и зарезервировал за мной каюту и проник на пароход. И отплыл на нём в Испанию… А теперь вот – весь в раздумьях: как ты встретишь меня моя милая? Не моя бывшая пассия – конечно, а сама столица? Радостно? Безразлично или враждебно?!

…Ещё одно воспоминание перед сном: ночей то до прибытия в порт Одессы много, стало поводом к серьёзным раздумьям, даже намёткам плана на будущее! В середине августа в столице был организован Никитой Хрущёвым (Перельмутером) огромный митинг с целью обличения врагов народа и принятию к ним самых строгих мер вплоть до расстрела! Почуял иудей, что жареным запахло и выдвинул себя в первые ряды борцов с врагами народа. А может Каганович (Хрущёв был его выдвиженцем) подсказал линию поведения… Ярый борец с врагами народа так яростно обличал их; так гневно потрясал кулаками (только башмаком по трибуне не стучал – пока ещё…), что не почувствовал – в экстазе от пламенной речи обличителя, как к затылку осторожно прикоснулись чьи то пальцы… На очередном вдохе грудь так и осталась вздыбленной для принятия воздуха; лицо обличителя стало багроветь; глаза выпучились от неимоверного напряжения! Вскинутая вверх рука со сжатым кулаком бессильно рухнула вниз, а за ней и хозяин. Дёрнулся несколько раз и затих… Подбежали доктора… Другой оратор, с опаской, встал на место "павшего" борца, а карета скорой помощи увезла Хрущёва в больницу. Кремлёвскую больницу… Тут же были вызваны светила медицины, вынесшие нелицеприятный вердикт: Паралич правой половины тела в результате кровоизлияния в мозг… Лечить, конечно, будем, но положительного результата не гарантируем. И на больничной койке нашёл своё место "овощ", пострадавший на фронте непримиримой борьбы! И надежды на улучшение не было… А я вздохнул облегчённо: Не будет обличительного XXII съезда партии… Не будет помоев и грязи на товарища Сталина… Не будет одного из многих бестолковых членов военного совета Ставки… И генерального секретаря ЦК КПСС – печально известного кукурузника НЕ БУДЕТ!

Наконец – к радости и пассажиров и экипажа, пароход встал вечером на внешний рейд порта Одесса. За пассажирами пришёл разъездной катер, а экипаж остался на борту – ждать утра и пограничников. И я остался: не толкаться же мне в невидимости на узком катере среди пассажиров. Да ещё и с моим багажом. Всё, что мне помогало с относительным комфортом добраться до Родины – можно было бы и выбросить за борт, но на чём мне тогда ночевать эту ночь? Не вскрывать же какую-нибудь опустевшую каюту? Ещё спалюсь…

После таможенного досмотра корабль пришвартовался к разгрузочному пирсу. Я спустился по трапу на такую милую и родную землю. Она приветливо и ласково покачивалась подо мной. Пройдёт несколько дней и это покачивание уйдёт, а пока – меня ждёт железнодорожный вокзал… Вышел из ворот порта в невидимости; зашёл в закрытый закуток, а оттуда уже вышел видимый для всех. И для "водителя" кобылы тоже. Тот, не мудрствуя лукаво, зарядил пятерную цену – сошлись на двойной… При входе в зал ж/д вокзала, сержант встрепенулся, было – но тут же потерял ко мне интерес: бабушкины наработки работали просто замечательно! Сдал багаж в камеру хранения; зашёл к дежурному по вокзалу и вышел от него счастливым обладателем купейного билета. На верхнюю полку. Поездка до Москвы прошла обыденно: знакомиться я не лез; о себе не распространялся – пролежал всё время на своей полке… И попутчики тоже не горели желанием со мной общаться. Вот и ладушки… Наконец то поезд прибыл на Киевский вокзал…

Начало декабря, а Москва встретила меня осенней слякотью… То ли дождь прошёл; то ли разморозило – под ногами издевательски хлюпала серая жижа… Ноги промокли, не смотря на военные ботинки. Но вот наконец то я и дома! Вошёл в подъезд – открыл, всё таки почтовый ящик. Газеты и журналы я не выписывал; писать мне некому, да и адреса моего никто не знает – кроме сестрёнки… Не смотря на мою "закрытость" – в почтовом ящике аж пять писем! Не стал даже рассматривать от кого – сунул в карман – домой, в тепло и горячую ванну! После ванны; небольшого перекуса, уселся, наконец, в кресло; вытянул ноги в тёплых носках и таких же тёплых тапочках… Ну вот теперь можно и письмами заняться. Первым вскрыл письмо от сестрёнки. Так – понятно: скучаю, жду; почему не приезжаешь так долго? Разве долго? М…да… Почти три месяца отсутствовал в "родном" Тушино… А дальше… – видимо мелкая женская месть: приезжала в "спецуху" Настя Кораблёва и очень просила дать ей твой адрес… Уж так просила, так просила! Я и не выдержала – дала… Ты же ничего мне не говорил по поводу твоего адреса… Тем более для НАСТИ КОРАБЛЁВОЙ! Так… А кто ещё мне написал? Оооо… От Катерины аж три письма! Ну… – два было ещё до моего отъезда… Это на сладкое… А одно письмо – от Кораблёвой… Вскрыл. В начале – как обычно: ты и гад и такой-сякой… И вообще: если бы не её хорошее ко мне отношение – она бы забыла обо мне и всё! Но она добрая и не злопамятная – как некоторые, поэтому меня прощает и уведомляет: она поступила в 1й медицинский институт на факультет хирургии и если я захочу её увидеть – найду её там… И в конце: она такая хорошая, а я слепец – не могу увидеть в ней эти замечательные качества! Я читал и хохотал чуть не до слёз! А потом даже застыдился за себя – какой я бесчувственный чурбан! Секунд пять стыдился… И, наконец – с радостным настроением, вскрыл первое послание моей возлюбленной. Так… Ожидаемо… Если ты придёшь и повинишься – я всё прощу… А я – мерзавец: не пришёл! Тогда – второе письмо нужно открывать… Открыл. Упрёки; пятна разводов от слёз… И уведомление: Была не права… Страдаю… Прошу вернись – я всё прощу… И в конце письма – не оставляй меня любимый… Ну а что в третьем? Холодно – казённый тон: поскольку ты оказался бесчувственной сволочью и мерзавцем – встречи с ней больше не ищи, а при встрече – проходи мимо! А она найдёт себе спутника жизни получше чем я!!! Прочитал и… – даже ничего не ворохнулось: выжгла она своими закидонами во мне всё, что было светлого, доброго… Я даже пожалел её будущего спутника жизни – видимо того денди-певца. Хотя… такому может быть она как раз и пара: отец директор завода с перспективой… Хотя как знать: с раскручивающимся маховиком репрессий скоро не будешь уверен не только в своём завтрашнем будущем, а даже и сегодняшнее благополучие будет под постоянным вопросом! Что ж – очередная страничка моей шебутной жизни закончилась – можно её перевернуть. Тем более что у меня впереди – планов громадье! И не самое последнее – написать корректирующее письмо Сталину!

Утром направил свои стопы в родимое автохозяйство: нет – я не боялся, что меня уволят, просто нужно было войти в курс дел и влиться в свой привычный график работ – улучшение частных авто… Разузнать и… съездить на пару дней в Тушино: сестрёнка, может быть – на самом деле волнуется обо мне, а не об отсутствии щедрого братика… На работе директор мне вручил с десяток прямоугольников-визиток с номерами телефонов и фамилиями с указанием места работы и должности… Слаб человек, а небольшой начальник тем более. Директор было попытался наводящими вопросами узнать – где я пропадал столько времени, но одного взгляда было достаточно, чтобы перестать проявлять неуместное любопытство… Забрал визитки и уехал домой: планировать свои действия на ближайшие пару-тройку недель. И главное – напомнить иудеям – ГАВЕН жив и внимательно следит за их действиями. И спросит, и накажет: нерадивых или обнаглевших!

Клан Гавена – бывшего, входил по значимости в первую, решающую шестёрку кланов бывшей царской России, а ныне – Советского Союза. Был последним, но имел свою нишу в огромном объёме разворовывания богатств как Российской империи и Советского Союза так и советского народа. Финансовые вложения за границей… Насколько богатые – клан не афишировал, но всегда был готов помочь желающим. Естественно – за процент от сделки. Это и позволяло лидеру клана быть Гавеном. А ещё – свои люди на некоторых ключевых местах…

На торжественном мероприятии, посвящённом очередной годовщине создания ЧК, переименованного позднее в ОГПУ, а после – в НКВД, один из перепивших начальников отдела, кричал в восторге от великолепной, шикарной вечеринки:

Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое настоящее! Сослуживцы: а что – все свои, только ухмылялись да хлопали в ладоши, поддерживая такую насмешку и над советским строем, провозгласившим всеобщее равенство и на вождём всех трудящихся, позволяющим им праздновать это мероприятие с таким, поистине королевским, размахом… Радовались – но не долго… На утро – у многих перебравших обилье спиртных напитков жутко болела голова… А ещё через несколько дней – она заболела снова. От ужаса! "Несдержанного начальника супруга утром застала в постели в весьма "пикантном" состоянии: из перерезанной глотки высовывался уже порядком полиловевший язык! Те – кто об этом узнал, поняли простое и мудрое изречение, кстати – написанное на листе бумаги, приколотой к груди ножом. Тем самым, которым невоздержанному начальнику перехватили горло… Оно гласило: Скромность украшает. Глупость – тоже… И подпись… – Г А В Е Н… Те, кому надо – намёк поняли прекрасно…

Приехал в Тушино… Радость и слёзы сестрёнки… Даже не знаю – чего было больше! Они настолько часто заменялись друг другом, что я устал реагировать – только гладил по волосам прижавшуюся ко мне Наташку… Она и плакала и смеялась и взахлёб делилась новостями и событиями из своей личной жизни, но не было только одного – упрёков и вопросов, хотя в глазах их плескался целый океан! Наконец эмоции поутихли и зазвучала главная жалоба несчастного создания:

– Миша – ты повлияй, пожалуйста, на своих приятелей! Они совсем меня затерроризировали! На вопрос – что это значит пояснила: они не отпускают её за ворота "спецухи" одну! Не ругают; не выговаривают – навязывают ей своё общество! Над ней даже подружки уже смеются!

– И ты, конечно этим недовольна? Возмущаешься? – спросил я вполне серьёзным тоном. Сестрёнка уже набрала побольше воздуха в грудь, чтобы высказать мне всё по этому поводу, но тихо выпустила его из груди: почуяла, лисичка, что что то тут не то…

– А по заднице они тебя не шлёпали за твоё возмущение? – невинно поинтересовался я. Наташка возмутилась:

– Миша! И добавила на тон ниже – Но это же действительно неправильно: я вполне взрослая и сама знаю что мне можно а что нельзя…

– Это моё упущение… – с сожалением поведал сестрёнке… – Видимо нужно было разрешить такое. Особенно Колюне, с его тяжёлой лапой… И объяснил Наташке её неправоту. Мы живём не в идеальном государстве и Тушино – не столица: всякого сброда здесь хватает! И я не хочу, чтобы с моей сестрёнкой что то произошло. Нет – если она желает – я скажу, чтобы её не охраняли. Никто! Наташка яростно замотала головой и с вселенской горечью сказала:

– Ты, конечно, прав Мишенька… Но меня, после этого случая с Вайнбаумом в туалете, все ребята стороной обходят! И пококетничать не с кем… Ну не с Колюней же? Он вообще чурбан дубовый!

– Я, тебя, конечно, понимаю… – согласился я – но не о том ты думаешь… Хотя… – у вас, девушек… (хотел сказать – девок…, но к чему мне возмущение) одно на уме… Наташка было открыла рот, ответив что то вроде… – У вас тоже…, но воздержалась… А я продолжил:

– Ты вот что… Постарайся, как и я, закончить девятый и десятый класс экстерном. А на следующий год – в институт. Медицинский…

– Миша… – взволнованно возразила сестрёнка – да меня же туда не примут! Я же… – красноречиво замолчала она…

– Ты, главное – знания имей нужные: остальное моя забота! Да… – для поступления неплохо бы поработать в каком-нибудь морге – санитаркой… Наташка побледнела, услышав такое…

– А там – я попрошу: тебя научат и трупы резать и внутренности вынимать… Очень полезное качество для хирурга… М…да… – с моргом я, пожалуй, погорячился – будущий хирург позеленела: не дай бог прямо в машине выдаст мне то, что им давали на обед! Нет… – сдержалась, глядя на меня ошалевшими глазищами! Молодец – спасла себя от приобретения одной, не важной для женщин специальности – мытье машины. А пришлось бы мыть – если бы не сдержалась… Одарил сестрёнку подарками и отправил к подружкам: угощать и хвастаться! Обошёл, с подарками и директрису и старосту. Колюне с Алишером сказал – вечером встречаемся у истопника. И к Дергачёву… Посидели, поговорили о том, о сём… Он, так же как и сестрёнка, не стал узнавать причину столь долгого невнимания к ним: если надо – сам расскажу, а не надо – и пытать незачем… После обеда "тормознул" Алишера: нужно определиться с ним по его будущему…

– Алиш… – посоветоваться с тобой хочу… – начал, отведя его в сторону и встав так, чтобы никто не смог – даже по губам, понять – что я ему говорю. Парень напрягся – весь внимание!

– Видишь какое дело… – протянул задумчиво – был я в Ленинграде и выяснил: этот самый Зальцман действительно виноват в том, что арестовали твоего отца… Алишер стиснул зубы, почернел лицом!

– Не сам он написал донос, конечно… Но с его подачи – точно! Ему нужно наверх пробиваться, а изобретение твоего отца – очень этому способствует… Он уже сейчас – начальник цеха и метит на место директора завода – товарища Отца. Тоже, видимо, через донос…

– Я поеду в Ленинград и убью его! – выдохнул яростно Хафизов.

– Можно, конечно и так… – согласился я – я тебе помогу и ты лично убьёшь эту сволочь… Но у меня есть другое предложение…

– Какое?… – процедил, сквозь зубы, разъярённый Алишер…

– Ты отца с сестрой увидеть хочешь? Парень вздрогнул:

– Что для этого нужно сделать?! – дёрнулся ко мне Алишер – ты только скажи – я всё сделаю! И я поделился с ним своим планом…